Текст книги "Торговец плотью [= Торговец живым товаром]"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Последующие дни Тони как бы плыл по течению; его раздражали любые пустяки, все и вся вызывало у него гнев. Его мало занимал бизнес, он ругал себя и все равно постоянно возвращался мыслями к Бетти. Его угнетали воспоминания о ней, но он был бессилен от них отделаться. До чего дошло: что бы он ни делал, а все как бы примерял, что сказала бы и подумала об этом Бетти. Никогда прежде он не руководствовался какой-либо нормой, каким-либо моральным принципом, кроме собственного желания; сейчас же ему стали чрезвычайно важны слова и высказывания Бетти, ее взгляд и мнения. Даже о вещах, которые шокировали или озадачивали ее, он думал с умилением. Как если бы Бетти сама стала неким мерилом, с которым Тони теперь сверял каждый свой поступок.

Он ждал от себя подобное признание, но вынужден был согласиться, что да, влюблен, как мальчишка. Он пробыл в Сан-Франциско несколько дней, автоматически исполняя свои повседневные обязанности, впадая при этом то в глубокую меланхолию, то в буйную ярость, непрестанно видя перед собой образ Бетти, преследовавший его как болезненное наваждение.

Тони представлял себя только рядом с ней, хотел и жаждал близости с ней. Понимал, что ему просто необходимо увидеть ее как можно скорее, хотя бы еще разок, хотя бы одним глазком, рассказать ей о своих терзаниях, похожих на горячечный бред.

Как-то ранним вечером, плюнув на все, Тони улизнул из Сан-Франциско, отдавая себе отчет в том, что действует опрометчиво, неблагоразумно, так, как не имеет права поступать. Но и обуздать себя было выше его сил. Его обуревало ощущение, что, промайся он здесь еще хоть какое-то время, просто-напросто спятит, станет кидаться на людей и вообще наделает несусветных глупостей. Ему немедленно, неотложно, необходимо было решить, что делать с Бетти, а уж потом заботиться о своей работе и даже о жизни. Никого ни о чем не предупредив, он бросил все к черту и – была не была – умчался к ней.

Они с Бетти сидели в гостиной одни – ее родителей, к счастью, не оказалось дома. К ней они приехали прямо из магазина, где он застал ее, и теперь вновь, как в минувший его приезд в Напу, не знал, с чего начать разговор. Увидев ее, он почувствовал слабость и волнение, был безумно рад видеть ее, быть с ней, но чертов язык словно онемел, он не мог сказать ей то, что волнами накатывало из глубины сердца.

Наконец слова пришли, самые простые и нужные. Он сказал:

– Я просто не могу забыть тебя. Каждую минуту я только и думаю что о тебе, о том, что мы должны быть вместе. Представляешь?

– Тони, – ответила Бетти, – каждый раз, когда ты уезжал, я надеялась, что это уже навсегда. Однако, мне кажется, я бы умерла, если бы ты не вернулся.

Тони повернулся к ней, взял ее за руки и пристально посмотрел в ее потемневшие от волнения голубые глаза, скользнул взглядом по ее нежному профилю, пухлым и таким милым губам.

– Бетти, в прошлый раз я говорил, что схожу с ума по тебе. На самом деле все гораздо сложнее – хуже ли лучше. Боюсь, что я люблю тебя. В Сан-Франциско без тебя у меня ум за разум заходит. Я… Бетти, я готов, я хочу жениться на тебе.

Она судорожно сжала его руки, вся напряглась.

– Так что скажешь? Я хочу жениться на тебе. Ты слышишь?

– Да, Тони, но… – Бетти не договорила.

– Но что? Разве ты не хочешь выйти за меня замуж? – Тони бил озноб – похоже, он и вправду впал в лихорадочное состояние, его непроизвольно колотила дрожь. – Ты ведь выйдешь за меня, Бетти?

Он видел, как она мучительно колеблется, борясь с собой, Тони нервничал, все ждал и… не понимал, что с ней. Непривыкший копаться в душевных тонкостях, он и не предполагал каких-либо сомнений с ее стороны, принимая в расчет лишь собственные чувства и считая определяющим лишь собственное мужественное намерение жениться на ней. Внезапно Тони испугался, сообразив, что слишком сильно сжимает ее руки, причиняя ей боль, отпустил и выжидательно глянул на нее:

– Ну? Что?

– Тони, я люблю тебя, – тихо заговорила она. – И я хочу выйти за тебя, честно. Но… я не могу быть с тобой… не знаю даже, как тебе объяснить… – Помолчав, она торопливо добавила: – Я думаю… тебе придется заняться чем-то другим, подыскать себе иную работу. Нормальную. Ты же знаешь, как я отношусь к твоим делам, и не могу с собой ничего поделать.

– Да что ты взяла себе в голову? Послушай, просто мы по-разному воспринимаем какие-то вещи, Бетти. Ну и что? В моих делах нет ничего такого страшного. Сама убедишься, уверяю тебя.

Бетти пожала плечами – вся ее поза вызывала сомнение и недоверие. Тони заговорил, захлебываясь, давясь словами:

– Я никого не заставляю делать ничего такого, чего они сами не хотели бы, поверь мне. Я всего лишь управляющий, руковожу бизнесом, и только. Я уже, не хвалюсь, добился важного положения, а пойду еще выше. Я зарабатываю достаточно, чтобы ты имела все, что ни пожелаешь… – Тони глубоко вдохнул и решительно подытожил: – Как бы то ни было, ты должна стать моей женой.

– Нет, Тони. Хочу, но не выйду за тебя, если ты… не оставишь свое ремесло, ты же напористый, не глупый, найди какую-нибудь работу, как все нормальные люди…

– Перестань, – бросил он, еле сдерживая подступающий гнев. – Ты хочешь, чтобы я стал замызганной рабочей лошадкой, чтобы я отправлялся в контору рано утром и получал пятьдесят баксов в неделю? Чем, черт возьми, я должен, по-твоему, заняться? Продажей поздравительных открыток? Мойкой посуды? Или чисткой обуви? Ты прекрасно знаешь, я не смогу делать ничего подобного. Я только-только выбиваюсь наверх, у меня отличное начало карьеры. Я стану большим человеком, милая, это правда. Мы разбогатеем. И я хочу разделить свой успех с тобой, и только с тобой, дорогая.

– Тони, как тебе втолковать? Я не могу выйти за тебя, пока ты… пока ты делаешь деньги на… ну, зарабатываешь таким противным, грязным делом.

– Грязным? Ты сбрендила, подруга? Послушай, черт побери! Ты знаешь, что я не могу бросить начатое. Когда ты, наконец, повзрослеешь?

– Не говори так, Тони. Я люблю тебя, но мне не нравится то, чем ты занимаешься. Я этого в себе не преодолею и не потерплю.

Тони задохнулся, вытаращился на нее, поигрывая желваками, потом спросил:

– Бетти, скажи, ты хочешь выйти за меня?

– Да, Тони, если…

– Никаких «если»! Я имею в виду, прямо сейчас. За такого, какой я есть? И такая, какая ты есть? Давай поженимся без всякого там дурацкого хныканья по поводу того, что хорошо и что плохо, что грязно и что чисто. Прямо сию минуту.

– Я не могу, Тони. Я…

Тони вскочил на ноги – выдержка явно изменяла ему.

– Тебе не нужен мужчина, Бетти. Тебе нужен слизняк, комок глины, нечто такое, из чего ты могла бы лепить то, что твоей душе будет угодно. Завтра тебе в голову придет другая идея, и ты начнешь сотворять нечто совсем иное. Ты хочешь заполучить не человека, а куклу – без мозгов, без воли, без яиц.

Тони стоял, сжимая кулаки, глядя на нее сверху вниз, сознавая, что не сможет жить своей привычной жизнью и одновременно иметь при себе Бетти, не сможет сломать себя, стать другим даже ради нее. Боль, досада, гнев жгли его изнутри.

Господи, какая же это мука – любить ее!

– Тони, возьми себя в руки, не надо сердиться, – умоляюще попросила Бетти.

– Не надо сердиться?! – взорвался Тони. – Чего ты хочешь от меня? Чтобы я перевернулся? Сальто-мортале, да? Я прошу твоей руки, но, оказывается, я недостаточно джентльмен для тебя, я всего лишь грязный подонок. Словно одним своим появлением здесь я грязню вашу долбанную Напу. Да мне самому тошно от тебя, чистюля!

– Тони, пожалуйста, уймись, ты не знаешь, что…

– Я знаю, что напрасно потерял массу времени, связавшись с тобой. Господи боже мой, ты же не можешь глянуть дальше своего мертвого и вонючего городишки. Тебе место в монастыре, где ты ласкала бы сама себя и думала прекрасные думы о рае небесном. Или в музее среди ерундовых экспонатов.

– Тони, перестань! Я не потерплю таких разговоров!

– Ах не потерпишь? Так какого рожна тебе надо? Чтобы я пообещал тебе: поедем со мной, и я вступлю в Армию спасения и буду наставлять на путь истинный сопливых грешников? Что я буду зачитываться Библией и мы на ночь расположимся в отдельных кроватях и даже в разных комнатах? Черт, в разных домах! В кварталах?.. Ну что ж, детка, я сгину, и на этот раз можешь быть спокойна – я не вернусь.

Бетти встала, подошла к нему, положила руки ему на плечи:

– Тони, неужели ты не можешь ничего понять? Неужели не хочешь хотя бы попытаться задуматься над тем, что я хочу сказать, попробовать прислушаться к моей точке зрения? Я не смогу прожить всю жизнь с мужчиной, который…

– Оставим это, – резко бросил Тони. – Только не читай мне проповедей. Послушай, миленькая, ты все путаешь. Ты такая холодная на вид, что я был бы в восторге, если бы ты хоть чуть-чуть оттаяла. Я был прав – ты обалденная. Ты бы с успехом отмыла бы меня в одном из моих борделей.

Бетти уронила руки, побледнела, отстранившись от него.

Тони заметил боль и слезы в ее глазах, горькие складки, исказившие ее рот. Глаза видели, а натура бунтовала: поскольку Бетти причинила ему боль и привела в ярость, он испытал извращенное желание причинить ей еще большую муку, сознавая, что должен отрезать по живому, отделаться от нее раз и навсегда, бесповоротно. Иначе придется жить как на раскаленной сковородке – в неизбывной и нестерпимой муке, которая ломала и корежила его все последние дни.

Свирепо глядя на нее, Тони злобно цедил:

– Тебя шокирует мой образ жизни, крошка? А не должен бы. Я никогда не скрывал, что из себя представляю. Я всего лишь крупный сводник, милочка, честный продавец плоти и полагал, что смогу заполучить для этой цели и тебя. Ведь я уже отправил парочку твоих радостных подружек в бордели – Руф и Джун. Ты, должно быть, соскучилась по ним. Но ты безнадежна. Я, хоть и тугодум, сообразил-таки, что к чему. Так что конец – делу венец. – Тони задохнулся, смолк, пробежал взглядом вверх и вниз по ее телу. – Да, я мог бы многое сделать для тебя, детка. Еще двадцать девочек, таких, как ты, – и я позволил бы себе уйти на пенсию.

Ее сжатые в ниточку алые губы резко выделялись на побелевшем лице. Бетти размахнулась и попыталась дать ему пощечину, но Тони перехватил и сжал ее руку. Она сверлила его широко раскрытыми сверкавшими глазами, судорожно, бурно дышала приоткрытым ртом.

Несколько долгих секунд они мерили друг друга взглядами, не издавая ни звука, сознавая, что видятся в последний раз, потом Тони отпустил ее руку, круто повернулся на каблуках и ушел.

Тони повернул ключ в замке и вошел в свою квартиру, едва ли сознавая, зачем он вернулся. У него было такое ощущение, словно часть его уже умерла. Более того, ему в голову пришла сумасшедшая мысль, будто что-то внутри его отмерло и разлагается, а вскоре смрад гниения достигнет горла и ноздрей и вызовет рвоту. Он увидел торопливо семенящую к нему Марию. Из-за ее плеча он разглядел кого-то, сидящего на кремовом диване, – Анджело, мать его.

Тони тряхнул головой, будто прогоняя пелену перед глазами. Слишком много мыслей перемешалось в его издерганном мозгу. Мария что-то лепетала, но он не слушал ее, уставившись на Анджело.

– Что ты здесь делаешь? – прорычал Тони, не замечая, что обращается к боссу на «ты».

Анджело вскочил с дивана:

– Где, черт побери, ты пропадал, Ромеро? Уже первый час.

– Ну и что? Да, первый. Что дальше? Я спросил, что ты здесь делаешь?

– Это же очевидно, Ромеро, разве нет? Я пытался найти тебя. И следи за собой, когда разговариваешь со мной!

Тони перевел взгляд с Анджело на Марию и обратно – они оба показались ему растрепанными.

– Верно, – Тони обнажил зубы, – достаточно очевидно. Даже не знаю, чего это мне взбрело в голову спрашивать. Теперь я правильно излагаю мысль?

На лице Анджело появилось жесткое выражение.

– Я хочу потолковать с тобой, Ромеро. Через полчаса жду тебя в конторе.

– Обязательно. А сейчас катись отсюда, Анджело.

Анджело в недоумении посмотрел на Тони:

– Как? Что ты вякаешь?

– Катись. Убирайся. – Тони расхохотался. – Не понял? Катись!

Анджело никак не мог врубиться. Видимо, ушам своим не верил. Уголки его рта опустились, еще некоторое время он сверлил Тони взглядом, потом рывком распахнул дверь и, выйдя, с грохотом захлопнул ее за собой.

Тони повернулся к Марии:

– Я же предупреждал тебя, что не желаю видеть здесь этого ублюдка.

– Ты потерял голову! Почему ты разговаривал с ним в таком тоне? Он пришел расспросить о тебе.

– Ну, разумеется. Посмотри на себя в зеркало, золотце. У тебя вся краска смазана. Как тебя только не вырвало от этого типа?

– Ты не хочешь выслушать меня? Он пришел к тебе. Я рассказывала тебе, что сюда пытается внедриться мафия с Востока. Ну вот, Анджело что-то задумал. Поэтому ему так не терпелось встретиться с тобой.

Тони припомнил, что Вилли Файф тоже заикнулся о появлении Синдиката. Слухи об этом носились в воздухе довольно давно, и дела, видимо, продвинулись уже далеко.

– Так что там с Синдикатом? – переспросил Тони.

– Я не в курсе. Анджело расскажет тебе. Вроде бы что-то должно решиться уже сейчас. Если бы ты находился здесь, не возникло бы никаких проблем. Анджело собирается потолковать с ними сегодня ночью.

– Он не мог, что ли, прислать сюда одного из своих холуев? Почему он приперся сам? Вы тут резвились с ним, а, детка?

– Ну ты даешь, Тони. Ты думаешь, я не сообразила, куда ты подевался? После того, как ты вел себя по возвращении, последняя дурочка поняла бы. Ты поехал к своей девке, кем бы она ни была!

– Не к «своей девке», а к Бетти, золотце. – Тони снова рассмеялся. – Мы с тобой великолепная парочка. Пока я беседовал с девушкой, едва выбравшейся из колыбели, ты резвилась в койке с недоноском Анджело.

– Не резвилась я с ним ни в какой койке.

– Ну что ж, сегодня ночью вам это не удалось, – презрительно отозвался Тони. – Не успели.

– Да тебе плевать, если даже я пересплю с конем. Даже не знаю, что сказать. Ты перестал быть Тони Ромеро. Ты сам не свой. И таким ты мне совсем не нравишься.

– Я себе нравлюсь, а ты заткнись.

Тони направился к бару и налил себе солидную порцию.

Мария подошла к нему:

– Тони, послушай меня. Я давно уже предупреждала тебя, что ты увязаешь слишком глубоко, что ты не сможешь выбраться из дерьма, если будешь продолжать в том же духе. А теперь в дело ввязывается Синдикат. Боюсь, тебе придется несладко, гадать трудно. Но тебе следует поубавить пылу. А так разговаривать с Анджело… Ты не можешь себе этого позволить, Тони. Тебе нужно вести себя потише, особенно с появлением тех людей.

– Я велел тебе заткнуться. У меня все о’кей, и я добьюсь, чего желаю. А твой Анджело меня совершенно не колышет.

– Он, наверное, встретится сегодня ночью с людьми Синдиката. Тебя это тоже не колышет? С ними шутки плохи.

– Ну что ж, я тоже пообщаюсь с ними. Не только Анджело может толковать с приезжими, верно? А может мне вообще побеседовать с ними вместо него?

Мария, изумленная, глянула на него:

– Что ты мелешь? Не болтай глупостей, Тони. Да что с тобой? Ты сходишь с ума или у тебя просто крыша поехала? Попомни меня, ты зашел слишком далеко.

Тони сделал большой глоток из стакана, не обращая внимания на Марию. Все, она его уже достала, постоянно придираясь и отчитывая, как сварливая жена.

– Тони, еще не все потеряно, – заговорила с надеждой Мария. – Мы можем уехать куда-нибудь и…

Тони взревел:

– Хватит трепаться об отъезде. Я часть этого дела и остаюсь здесь.

Мария, легко прикоснувшись к его руке, принялась упрашивать его остановиться, пока с ним ничего не случилось, пока он еще жив. Тони не слушал, отдавшись нарастающей ярости, молча следил за ее шевелящимся ртом. Она говорила примерно то же самое, что и Бетти, – рассусоливала бабские глупости, дурацкие попытки повлиять на него, сделать его таким, каким он никогда не станет. Глядя, как открывается и закрывается рот Марии, Тони едва слышал, что она говорит, но чувствовал, как все в нем дрожит от нарастающего бешенства.

– Я пыталась объяснить тебе, – говорила тем временем Мария. – Но боюсь, ты ведешь себя как невменяемый, как если бы…

Тони размахнулся и ударил ее тыльной стороной сжатой в кулак руки по губам. Мария пошатнулась, рухнула на пол, на ее губах выступила кровь. Тони шагнул к ней и громко крикнул:

– Я велел тебе закрыть рот! Я запретил тебе вякать! Теперь ты замолчишь, наконец?

Мария провела ладонью по губам, не спуская с него глаз, медленно поднялась на ноги и проронила:

– Все кончено, Тони. Спасибо. Я ухожу.

– Вот и прекрасно. Убирайся. Катись колбаской. Может, еще догонишь Анджело. Этого гребаного выродка. Я должен был проучить и его. Ничего, доберусь и до его морды.

Мария открыла шкаф и принялась лихорадочно снимать одежду с вешалок. Тони подошел к ней, рявкнул:

– Если уходишь, то немедленно, сейчас же! Как есть, детка. Давай, давай, вали отсюда!

Она уронила одежду на ковер, заторопилась к двери и ушла.

Тони подошел к бару и допил свой бурбон, затем швырнул стакан через всю комнату в дальнюю стену – брызнувшие осколки отозвались похоронным звоном – и в отчаянии обхватил голову руками. Забористо выругавшись, он оглядел опустевшую квартиру.

Все полетело к чертям собачьим, вроде этого стакана. И ему еще предстояла встреча с Анджело – какая-то там чертова заваруха с этим чертовым Синдикатом. Тони прошел в спальню и приладил сбрую с «магнумом». В баре нацедил себе еще стаканчик, опрокинул его и вышел из квартиры.

Глава 15

Анджело срезал сигару и вставил ее в свой кривой рот.

Глянув на Тони, он чиркнул спичкой и подержал ее у другого конца сигары. Между двумя затяжками миролюбиво обронил:

– Нам ни к чему ссориться, Тони. Я понимаю, у человека иной раз нервы сдают. Бывает, этого и следовало ожидать.

Анджело вынул сигару изо рта и угрюмо уставился на нее.

Тони бросил взгляд на Фрейма и Рока, сидевших на креслах у дальней стены, – Фрейм закинул ногу на подлокотник, а более грузный Рок развалился с удобствами, вытянув во всю длину ноги.

Анджело глянул на Тони, сухо кивнул:

– Садись.

Тони сел в «свое» кресло и подождал, что еще скажет Анджело. Тот был внешне приветлив, словно и не таил на него зла за сцену, которую Тони устроил в своей квартире. Тони почувствовал облегчение. Он был тогда на таком взводе, в такой ярости, в таком раздражении чувств, что действительно позволил себе говорить с Анджело недопустимо дерзко, но вроде бы все обошлось.

– Ты – мой помощник номер один, Тони, – заговорил Анджело. – Мы просто не можем позволить себе бить горшки и рвать отношения между нами. Согласен?

– Конечно же. У меня были кое-какие неприятности, Анджело. Сорвался. Теперь вроде бы все улажено.

– Рад слышать. Я понимаю, ты испытал чрезмерное напряжение, Тони. Мало что ускользает от моего внимания.

Что-то уж больно приторно сладкий у него голос, встревожился Тони. Слишком ласковый и вкрадчивый. Анджело, казалось, начисто выбросил из головы стычку у Тони дома.

А босс тем временем продолжал:

– Вскоре, Тони, здесь появятся два мужика из Чикаго. Они примут участие в операции. Это обусловит некоторые перемены, но и освободит нас от части забот.

– В каком смысле?

– Дело будет расширено – сеть их публичных домов охватывает всю страну, так что нам будет обеспечен регулярный приток новых кадров. Этой стороной дела займутся они. Увеличатся и наши общие доходы, и, значит, наши интересы не пострадают.

– В том числе и мои?

– Разумеется, Тони.

– А чем буду я заниматься при новом раскладе?

– Тем же, чем и сейчас. Однако… – Анджело умолк, подумал. И продолжил: – Как я уже говорил, ты испытал значительные перегрузки. Полагаю, тебе не помешает дополнительный небольшой отдых.

Тони не понравился такой поворот в разговоре. Угадывался тут какой-то скрытый от него смысл. И он возразил:

– Я только что из продолжительного отпуска. Из слишком даже длительного. И сейчас я в полном порядке.

– Позволь уж судить об этом мне, Тони. – Голос Анджело зазвучал чуть жестче. – Я тут пораскинул умишком и подыскал тебе другую работенку. Помнишь тот ночной клуб, о котором ты как-то говорил? Ну, который прикрыли?

Тони припомнил: когда он присматривал дом для обслуживания людей со странностями, то заглянул и в тот ночной клуб и решил, что из него может получиться недурное заведение – со столами внизу и постелями наверху. Находился он, правда, далековато, за городом.

– Еще бы, – ответил он, – я помню его.

– Так вот, я решил запустить его на полную катушку. Поручу его тебе, Тони, – месяца на три-четыре, понял? Пока не наладишь как следует дело, а тогда вернешься к управлению моими веселыми домами. К тому времени мы определимся с деталями нашего сотрудничества с деятелями из Чикаго. Ну, как тебе идея?

– Пожалуй, годится, – осторожно ответил Тони.

– Я тоже так думаю. Фрейм и Рок, – Анджело кивнул в сторону телохранителей, – помогут тебе… будут под твоим началом. Я уже договорился с ними. Сегодня же ночью вы можете поехать туда и прикинуть, какой объем работ предстоит. Я хотел бы открыть новое заведение как можно быстрее. Может, уже завтра пошлешь туда плотников и маляров? Время – деньги.

Он почувствовал, как у него немеют губы.

– Обязательно, – проронил Тони. «Господи, какой же я олух, как я сразу не врубился? Слушаю, уши развесил».

– Ну вот и прекрасно, Тони, – снова зажурчал голосок Анджело. – Я хотел, чтобы ты занялся этим еще вчера, потому и поспешил найти тебя. Сегодня же ночью осмотри все помещения, прикинь, что, как, когда, а утром доложишь мне. Так что командуй.

– Отлично, – покорно мотнул головой Тони.

Где-то в затылке у него образовался кусок льда. Все стало предельно ясно: они собираются избавиться от него. Эдак простенько. Не мудрствуя лукаво вывезут за город и пришьют Тони Ромеро. Он ухитрился беззаботно улыбнуться:

– Стоящее дело, Анджело. Перемена занятия безусловно пойдет мне на пользу.

Фрейм и Рок поднялись со своих кресел, а Анджело добавил:

– Пока все на сегодня. Позвони мне завтра, обязательно.

– Конечно, Анджело. – Тони тоже встал. – Всегда мечтал принарядиться в смокинг и приглядывать за гостями. Пошли, парни.

Рок сам вел свою машину – его плечо явно зажило после недавнего ранения. Фрейм примостился вместе с Тони на заднем сиденье. Они уже находились на полпути к ночному клубу. Тони прекрасно помнил его: просторное здание с заколоченными досками окнами и дверями, по соседству ни одного селения, вокруг много деревьев и кустов, с шоссе к парадному подъезду вела извилистая подъездная дорожка. Подходящее местечко для того, что должно было случиться, – кругом ни души.

У Тони вспотели ладони. Всю дорогу Фрейм хохмил, отпускал дурацкие шуточки и сам же хохотал над ними. Одним словом, царила атмосфера непринужденного веселого товарищества и братства – сплошные приколы и непристойности едущей за город компании. Уже в кабинете Анджело Тони догадался о цели ночной загородной прогулки, а сейчас неестественное веселье и непрерывная болтовня исполнителей приговора окончательно убедили, что он прав. Сукин сын Анджело хладнокровно распорядился его судьбой после того, как Тони потерял голову и осмелился выгнать его из своего дома. Плюс тот факт, что Тони слинял накануне вечером, не сказавшись, бросив все дела в городе? А может, Анджело просто сыт им по горло и даже побаивается его, как вероятного конкурента, либо в Тони вообще отпала нужда теперь, когда к операции подключается общенациональный Синдикат?

Тони прикусил губу, напряженно размышляя. Есть и еще один немаловажный повод – Мария. Тони ударил ее и вышвырнул из дому. И она догадалась о Бетти – если чего и не знала, то он сболтнул. И вообще распустил язык, расхвастался, что, дескать, и сам столкуется с чикагскими парнями не хуже Анджело, да и с самим бугром посчитается. Эта сучка наверняка связалась с Анджело и сообщила, что Тони становится неуправляемым, выходит из-под контроля и даже замышляет, угрожает достать его самого. Это-то, надо полагать, переполнило чашу терпения маленького ублюдка, к тому же он вроде неровно дышит к Марии. Кто знает, насколько они сблизились за последний месяц-два. Отделавшись же от Тони, Анджело развяжет себе руки. Да, вероятно, так все оно и выстраивается.

Тони отмахнулся от тревожных мыслей и попытался сосредоточиться на том, что говорит Фрейм. Надо как-то выбираться из сложившейся хреновой ситуации. «Слава богу, моя пушка при мне. Но я слишком напряжен, нужно расслабиться, подладиться под их игру».

Тем временем Фрейм разглагольствовал:

– Мы еще сходим на одну из таких вечеринок, Тони, дружище.

Перед этим он вспоминал званый чай на Благородном холме, на котором побывал еще до того, как Тони взял в свои руки район Элтери.

– Всенепременно, – поддакнул Тони. – Я здорово тогда развлекся. А почему бы нам не собраться на днях и не поиграть в покер? А, мужики?

Фрейм с Роком не удержались и захихикали. Казалось, они были рады любому поводу позубоскалить.

– Забойная идея, – немедленно откликнулся Фрейм. – И этот клуб самое подходящее место для игры – там практически все уже для нас подготовлено.

– Кстати, мы ведь собираемся осмотреть здание, – решил уточнить Тони. – А свет-то там есть?

– Конечно. Как же иначе мы выполнили бы нашу задачу?

И опять Фрейм и Рок довольно хохотнули.

Через минуту Рок свернул на ухабистую подъездную дорожку. Буйно разросшиеся сорняки скрывали подступы к едва различимому в лунном свете пустому зданию. Свет фар скользнул по фасаду клуба, выхватив из темноты выцветшую и облупившуюся краску. Машина остановилась, Рок врубил свет. И Тони явственно услышал зловещее подвывание ветра.

– Ну, пошли, – сказал Фрейм.

Тони колебался какую-то секунду, затем выбрался из машины, сжимая правой рукой рукоятку «магнума». Он предполагал, что убийцы вряд ли предпримут что-либо на улице, дождутся, пока все они войдут в клуб. Парадный вход был лишь в нескольких ярдах от них, и Тони последовал за уверенно шагавшим Фреймом. За спиной Тони Рок звонко щелкнул дверцей машины и поспешил за ними. Тони сжал рукоятку пушки и вынул ее из кобуры. У него мурашки забегали по коже – в эту самую секунду Рок запросто мог продырявить ему спину. Фрейм находился прямо перед ним, и Тони приблизился к нему вплотную. Тот достал из кармана ключ и отпер дверь:

– Проходи, Тони, я включу освещение.

Тони быстро проскользнул в отдающую плесенью темноту. Все должно произойти в ближайшие секунды – если он не ошибается. Тони стремительно двигался в темноте в глубь помещения, ожидая вспышки света. Если ничего страшного и не готовилось, все равно кому-то могло не поздоровиться.

Тони с силой сжимал в руке «магнум», нацелив его в сторону входной двери, готовый выстрелить, как только зажжется свет. Страх сжимал его внутренности, пульс прыгал и, казалось, грохотал в тишине.

Вспыхнули лампы. Тони сразу увидел Фрейма, стоявшего справа от двери, – одна рука на выключателе, другая поднимает пушку. Рок, прищурясь, чуть наклонившись вперед, тоже сжимал в руках крупнокалиберный армейский пистолет; как только помещение осветилось, он начал наводить его на Тони.

Тони выстрелил спустя секунду после того, как Фрейм щелкнул выключателем. Он повернулся в сторону Рока и стал нажимать на спусковой крючок прежде, чем успел прицелиться, и продолжал стрелять, когда его ствол уже смотрел прямо в грузное и приземистое тело Рока. Треск выстрелов отдавался гулким эхом в просторном помещении. Рок покачнулся. Грохнула еще одна пушка, и пуля располосовала щеку Тони. Краем глаза он увидел Фрейма в прыжке, с искаженной криком пастью.

Тони различал все в каком-то смазанном, переменчивом, почти нереальном виде. Его мозг функционировал спокойно, с несвойственной его горячей натуре холодной рассудительностью, как если бы принадлежал не Тони, а некоему роботу, действовавшему в заданном автоматическом режиме. Он успел заметить падающего Рока и перевел взгляд на Фрейма – тот шарахнулся в сторону, продолжая целиться; из ствола его пистолета вырвалось пламя, а Тони мгновенно направил ствол своего «магнума» на быстро двигавшуюся вдоль стены фигуру и стал раз за разом нажимать на спусковой крючок. Фрейм пошатнулся, сделал два неверных шага, опустился на колени и тут же растянулся на полу, уронив пистолет.

Рок лежал ничком, не двигаясь. Фрейм шевельнулся, судорожно глотнул воздух, попытался встать. Тони тупо, с отвисшей челюстью переводил взгляд с одного на другого, едва сознавая, что всего лишь какая-то доля секунды и немножко везения спасли его от неминуемой смерти в поединке с опытными головорезами. Итак, все кончено. Или почти кончено.

Тони проверил «магнум» – осталось еще два неиспользованных патрона. Он подошел к Фрейму, схватил его за воротник, рывком поднял и посадил, прислонив спиной к стене:

– Ладно, ублюдок, говори, сколько вас всего? Что вам приказал Анджело?

На губах Фрейма запузырилась кровь. Он качнул головой, что-то пробормотал. Тони оставил полутруп на минутку, поднял его пистолет и шагнул к Року. Тот был мертв. Одна из пуль Тони пробила череп рядом с левым глазом и разворотила мозг.

Тони вернулся к Фрейму.

– Врача, – прохрипел тот, его глаза заволокла пелена болевого шока.

– Да, конечно, я вызову к тебе врача, Фрейм, даже окажу первую помощь – после того, как ты расколешься!

Фрейм мазнул кровь на подбородке, зажмурился, скривившись, затем широко раскрыл залитые страхом, как бельмами, глаза.

– Только мы с Роком. Анджело велел разделаться с тобой. Господи, врача! Я истекаю кровью. Как же больно!

– Потерпишь. Сначала скажи почему. – Тони снова подумал о Марии, о том, что она могла позвонить Анджело и предупредить о диких задумках Тони. Ему думалось с трудом – он ощущал странное покалывание во всем теле, словно в его крови бродил какой-то пьянящий наркотик. – Так почему, Фрейм? Быстро говори! Анджело как-то объяснил свой приказ?

Фрейм замотал головой, его обвисшие бескровные губы обнажили гнилые зубы.

– Ничего он не объяснил. Клянусь. О господи. Просто велел замочить тебя, и все.

Тони приподнял «магнум» и прицелился в лоб Фрейма:

– Подонок, не лги мне. Анджело должен был сказать что-то. Ему кто-то звонил? Что там с чикагскими мальчиками? Это как-то связано с ними?

– Не знаю! Клянусь, не знаю. – Фрейм попытался отвести голову от упершегося в лоб дула, не скрывая охватившего его ужаса. Он откинул голову примерно на дюйм, рухнул плашмя на пол, из уголка его рта заструилась алая кровь. – Не знаю. Жизнью клянусь. Тони, пожалуйста… Господи, позови мне врача.

Тони поверил Фрейму, поверил тому, что он не знает больше того, что говорит.

– Успокойся, парень, – сказал он, удивляясь своему хладнокровию, – я вызову тебе врача.

Шагнув к Фрейму и нагнувшись над его распростертой фигурой, он приставил ствол к его лбу. Фрейм успел сообразить, что сейчас должно произойти, и глаза у него поползли из орбит, но немая сцена продолжалась лишь мгновение.