Текст книги "История вашего будущего. Что технологии сделают с вашей работой и жизнью"
Автор книги: Ричард Сасскинд
Жанр:
Экономика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
На первой странице одной из лучших книг по этой теме «Система профессий» (The System of Professions) Эндрю Эбботт ставит вопрос, которые многие считают ключевым в теоретическом исследовании профессий: «Почему должны быть деятельностные группы, контролирующие получение и применение различных областей знаний?»[45]45
Abbott, The System of Professions, 1.
[Закрыть]
Рядовой наблюдатель может удивиться, в чем же состоит дилемма. Разве не очевидно, что профессионалы знают и делают то, что обычные люди не могут, а мы им за это платим соответствующим образом? Согласно этой точке зрения, профессии – это лишь практичное средство, учитывая, что люди просто не могут знать всего сами и делать все самостоятельно. Если ломается машина или течет топливо, мы звоним специалисту. Аналогично мы обращаемся к врачу, юристу или бухгалтеру не потому, что вынуждены так поступать по закону, а потому что обстоятельства и наше невежество таковы, что мы хотим задействовать знания специалистов. Это кажется разумным объяснением, но существует множество альтернативных теорий. (Читателей, которых не интересуют теории, приглашаю перейти к секции 1.6.)
Альтернативные теории
В более ранних работах по профессиям отсутствие баланса или «асимметрия» знаний являлись основным предметом интереса. Фокус был на том, как профессии справляются с неравным распределением знаний в обществе[46]46
См. Abbott, The System of Professions, 86–87: «Для Парсонса профессиональная власть над клиентами была необходима для успешного предоставления услуг и не предотвращала других профессиональных проявлений власти. Она была основана на экспертных знаниях, была гарантирована профессиональным контролем и была уравновешена доверием между профессионалом и клиентом».
[Закрыть]. При этом другие ранние теоретики были менее увлечены отсутствием баланса при распределении знаний и более – другими важными ролями, которые, по их мнению, выполняли профессии. Некоторые отмечали укрепление моральных устоев общества. Сторонники этого мнения утверждали, что профессии, единственные в своем роде, защищают и способствуют формированию достойных восхищения ценностей и положительных мотивов. Например, они ставят «благополучие клиента» выше «собственных интересов»[47]47
Marshall, ‘The Recent History of Professionalism in Relation to Social Structure and Social Policy’, 331–332.
[Закрыть], предоставляют «индивидуализированные», а не «шаблонные» услуги[48]48
Paul Halmos, ‘The Personal Service Society’, British Journal of Sociology, 18 (1967), 13. На самом деле, Халмош делит профессии на те, которые предоставляют «индивидуализированные» услуги, и тех, которые предоставляют «шаблонные».
[Закрыть], предпочитают «принципы коллективного» ориентации на индивидуума[49]49
Talcott Parsons, The Social System (1951), ch. 2.
[Закрыть], чувствуют «гордость за предоставленную услугу» вместо «интереса от возможности получить индивидуальную прибыль»[50]50
Alexander CarrSaunders and Paul Wilson, The Professions (1933), 471, quoted in Geoff Mungham and Philip Thomas, ‘Solicitors and Clients: Altruism or SelfInterest?’ in The Sociology of the Professions, ed. Robert Dingwall and Philip Lewis (1983), 136.
[Закрыть] и стремятся к развитию «функционального» общества, а не «общества потребления»[51]51
Richard Tawney, The Acquisitive Society (1921), 35.
[Закрыть]. Они надеялись, что данные ценности и мотивы могут передаться от профессий широким массам. Эти идеи напоминают ранее затронутые в работах социолога-теоретика Эмиля Дюркгейма темы:
«То, что мы, в частности, наблюдаем в профессиональных объединениях, – это моральную силу, способную к сдерживанию индивидуального эгоизма, воспитанию среди работников более интенсивного чувства солидарности и предотвращению применения закона сильнейших в индустриальных и коммерческих взаимоотношениях»[52]52
Émile Durkheim, The Division of Labor in Society (1997), p. XXXIX. Как отметил Ларсон, концепция «профессий» Дюркгейма шире используемой в этой книге (возможно, «занятость» является более подходящим словом для перевода используемого Дюркгеймом французского слова profession). Тем не менее сходства между его идеями и мыслями более поздних теоретиков очевидны. Эти идеи появятся вновь в работе Дюркгейма On Suicide, посвященной размышлениям на тему того, как уменьшить растущие случаи суицида в Европе, где он предлагает профессии как лекарство, объясняя, почему они являются лучшим способом «пробуждения нашей моральной чувствительности». См. Émile Durkheim, On Suicide (2006), esp. bk. 3, ch. 3.
[Закрыть].
Другие теоретики полагали, что профессии могут способствовать социальному порядку и политической стабильности. Толкотт Парсонс писал, что профессии являются «механизмами социального контроля»: они «социализируют»… приводят их (молодое поколение) обратно в социум, когда они показывают девиантное поведение[53]53
Talcott Parsons, Essays in Sociological Theory (1964), 382 (original emphasis).
[Закрыть]. В 1933 году Александр Карр-Сондерс и Пол Уилсон заявляли, что профессии являются «стабильными элементами общества», отмечая:
«Старая формула давит на них; они наследуют, сохраняют и передают традицию. Они знают, что ничего нельзя достигнуть в их сфере разрушением или революцией, и перекладывают этот подход на другие сферы. Профессиональные ассоциации являются стабилизирующими элементами в обществе. Они порождают жизненные модели, привычки мышления и стандарты принятия решений, что придает им свойства центров сопротивления грубым силам, которые угрожают стабильной и мирной эволюции»[54]54
Carr-Saunders and Wilson, The Professions, 497.
[Закрыть].
Здесь снова видны сходства с идеями Дюркгейма, который пишет, что путем укрепления «профессиональных групп и корпораций» в обществе «вся ширина социального полотна, угрозы которому ослабеют, будет скреплена накрепко и станет сильнее»[55]55
Durkheim, On Suicide, 426.
[Закрыть].
Теоретики такого плана, обеспокоенные различными функциями профессий, – или корректировкой дисбаланса при распределении знаний, или укреплением моральных устоев в обществе, или удержанием социального порядка, – известны как функционалисты. Часто социологи отмечают, что функционалисты обнаружили сходства роли профессий в нашем обществе с ролью отдельных органов в функционировании наших тел: каждый выполняет конкретную функцию, вносит вклад в здоровье целого и является необходимым, в своем роде незаменимым элементом.
Другая группа теоретиков занималась больше вопросами отличительных характеристик профессий, чем их отдельными функциями. Подобно зоологам, пытающимся определить и классифицировать различные типы животных и растений, эти социологи фокусировались на тщательном документировании характерных черт профессий, составляя всесторонние чек-листы важных характеристик и определяющих черт профессий, организуя эти субъекты в таксономии. Эти теоретики широко известны как трейтисты[56]56
От англ traitist (trait – характерная черта) – последователи «теории черт». Примеч. пер.
[Закрыть]. Тем не менее, хотя их мысли оказали влияние на огромное количество работ на тему профессий – конкурирующие списки определяющих черт рассеяны в литературе, – их коллективные усилия являются в лучшем случае незавершенными. Проблема состоит в том, что почти нет аргументов о том, какими являются определяющие черты. Социолог Теренс Джонсон, резюмируя их усилия в начале 1970-х (когда энтузиазм к сбору характеристик приближался к пику), иронично отметил, что «результатом [их работы] стал настолько глубокий хаос, что нет тех, кто бы не согласился с наличием хаоса»[57]57
Terence Johnson, Professions and Power (1972), 22.
[Закрыть]. Современник Джонсона и тоже социолог Джеффри Миллерсон изучил к тому времени работы двадцати одного теоретика и обнаружил двадцать три определяющие черты профессий, но не нашел ни одной, с которой бы согласились все авторы[58]58
Geoffrey Millerson, ‘Dilemmas of Professionalism’, New Society, 4 июня 1964, quoted in Johnson, Professions and Power, 23.
[Закрыть].
Эксклюзивность и сговор
Для большинства социологов, которые подвергли профессии тщательному исследованию, тем не менее было что-то более ценное, чем изучение их функций и характеристик. Вместо этого, и с разных углов зрения, основной областью интереса стала эксклюзивность профессий. Совместная увлеченность социологов заключалась в стремлении ответить на вопрос, почему и как профессии смогли изолировать и оградить массивное пространство знаний и соответствующих услуг таким образом, что другие (не профессионалы) оказались лишены возможности вовлечения, кроме как в роли получателя услуг. На самом деле эта характеристика великого договора является больше, чем областью увлеченности теоретиков. Здесь также прослеживаются следы негодования. Дональд Шён, заявляя, что «договор приближается к расторжению», требует объяснений того, «почему мы должны продолжать предоставлять им [профессиям] исключительные права и привилегии?»[59]59
Schön, Educating the Reflective Practitioner, 7.
[Закрыть]. Социолог Кит Макдональд задается вопросом: «Как подобные профессии умудрились убедить общество предоставить им привилегированное положение?»[60]60
Macdonald, The Sociology of the Professions, p. XII.
[Закрыть]
Эти авторы обнаружили, что повторяют идею другого теоретика классической социологии, Макса Вебера, социального «закрытия». Вебер предложил раннее и влиятельное обоснование того, как и почему определенные группы сблизились для «установления правового порядка, ограничивающего конкуренцию через формальные монополии»[61]61
Max Weber, Economy and Society (1978), 342.
[Закрыть]. В контексте профессий он четко отметил, что «каждая бюрократическая структура стремится увеличить преимущество информированных профессионалов, сохраняя их знания и намерения в секрете»[62]62
Max Weber, ‘Bureaucracy’, in Max Weber: Essays in Sociology, ed. Hans Heinrich Gerth and Charles Wright Mills (1947), 233.
[Закрыть].
Теоретики предложили множество обоснований этой эксклюзивности. Некоторые заявили, что она является следствием классовой системы, элитизма или коллективного инстинкта самосохранения. Другие увидели в ней естественное следствие экономического прогресса. Социолог и бывший президент Американской социологической ассоциации Уильям Гуд заявил, что «общества в процессе индустриализации – это общества в процессе профессионализации»[63]63
William Goode, ‘Encroachment, Charlatanism and the Emerging Profession: Psychology, Sociology, and Medicine’, American Sociological Review, 25: 6 (1960), 902.
[Закрыть]. По его мнению, по этой причине тенденция к «профессионализации» неизбежна[64]64
См e. g. Wilensky, ‘The Professionalization of Everyone?’, 137–158.
[Закрыть].
При этом другие социологи увидели в росте эксклюзивности более губительную тенденцию. Наиболее объемный современный труд на тему эксклюзивности The Rise of Professionalism архимонополиста Магали Ларсон написан в этом духе[65]65
Magali Larson, The Rise of Professionalism (2013).
[Закрыть]. По ее мнению, профессии не только наслаждаются монополией на экономическую деятельность, которую Ларсон называет «рыночной монополией», но также – на статус и привилегии – «социальной монополией»[66]66
Larson, The Rise of Professionalism, 5–6.
[Закрыть]. При этом Ларсон отмечает, что профессии не просто радуются статусу и престижу, но, отмечая собственную работу, они активно манипулируют нашими идеями о статусе и престиже, чтобы те находили отражение в их деятельности. Идея того, что власть профессий выходит за пределы рынка, широко распространена среди социологов. Эверетт Хьюз высказал аналогичную точку зрения несколькими годами ранее Ларсон:
«Профессии, возможно, в большей степени, чем другие типы занятости, требуют широкий правовой, моральный и интеллектуальный мандат. Не только практики, которые благодаря принятию в узкий круг профессии индивидуально пользуются лицензией на осуществление деятельности, другим недоступной, но сообща они позволяют себе указывать обществу, что хорошо и правильно в широких и жизненно значимых аспектах жизни»[67]67
Everett Hughes, ‘The Study of Occupations’, 447.
[Закрыть].
Другие были еще более бескомпромиссны в своих исследованиях эксклюзивности. Эта группа может быть громко названа «теоретиками заговора», и они могли похвастаться тем, что драматург и критик Джордж Бернард Шоу был их наиболее знаменитым амбассадором. Высказывание Шоу о том, что «всякая профессия – это заговор против непосвященного», стало их девизом[68]68
George Bernard Shaw, The Doctor’s Dilemma (1954), 16.
[Закрыть]. Для таких мыслителей и активистов мертвая хватка профессий вокруг знаний отражает больше, чем просто грубую жажду власти, богатства, престижа, классового превосходства, эксклюзивности или инстинкта самосохранения, а является коварной и согласованной программой введения в заблуждение: сознательными и систематическими действиями для мистификации и утаивания, с целью удержания того, что было названо «тиранией» экспертов[69]69
Jethro Lieberman, The Tyranny of the Experts (1970).
[Закрыть]. Стэнли Фиш, теоретик в области права и литературы, выразил это следующим образом:
«Профессионализм маскирует свое темное лицо, лицо манипуляции и самовозвеличивания… и означает деятельность небольшой и самопровозглашенной группы, которая находится в заговоре против непосвященного большинства, претендуя на превосходство, основываясь ни на чем большем, чем на запутанной терминологии и захвате механизмов производства и дистрибуции»[70]70
Stanley Fish, Doing What Comes Naturally (1989), 200–201.
[Закрыть].
Возможно, среди приверженцев теории заговора профессий более всего был исполнен энтузиазмом социополитический философ Иван Иллич, который считал профессии «калечащими» и говорил о распространенном «социальном принятии иллюзии профессионального всеведения и всеобъемлющей компетенции»[71]71
См. Illich, ‘Disabling Professions’, 11–12.
[Закрыть]. По мнению Иллича, «профессионалы утверждают, что обладают секретными знаниями о человеческой природе, знаниями, которыми только они вправе распоряжаться»[72]72
См. Illich, ‘Disabling Professions’, 19.
[Закрыть]. Далее он также предполагает, что «в любой области, где только можно представить себе потребности людей, эти новые профессии – доминирующие, авторитарные, монополистические, легализованные и в то же время обессиливающие и успешно калечащие личности – стали исключительными экспертами по вопросам общественного блага»[73]73
См. Illich, ‘Disabling Professions’, 19–20. В этом контексте в качестве одного из антидотов от профессий предлагаются «контрпрофессионалы». Как писал Дональд Шён, это «адвокаты и оппоненты, способные эффективно противостоять профессионально организованному подрыву общественных интересов и прав клиентов»: Schön, The Reflective Practitioner, 340.
[Закрыть].
Несмотря на то что среди приверженцев теории заговора сложно не почувствовать признаки паранойи, они бросают нам вызов, как и другие теоретики, заставляя спросить, действуют ли профессии как посредники в качестве доброжелательных хранителей знаний, в которых достигли мастерства, или же на самом деле являются ревнивыми стражами этих знаний. Лексика теоретиков может быть туманной, но нам не остается сомнений в большом влиянии и доминировании профессий.
Влияние Карла Маркса
Значительная доля теоретизации профессий спрятана в терминологии и идеях Карла Маркса и его последователей – марксистов. Мы считаем эту часть анализа формирующей, если не как четвертую школу мысли, то как минимум достойным описания трендом. Возможно, это предает политические предубеждения этих ученых, однако в любом случае явный энтузиазм по отношению к марксизму придал форму общим темам, которые теоретики выбрали для изучения. Например, повторяющийся критический интерес к влиянию «капитализма» на профессии. Ученые с сожалением отмечали снижение количества самозанятых, независимых профессионалов в XIX веке и рост нанятых работников. Используя терминологию марксизма, они называли это «пролетаризацией» профессиональной занятости[74]74
Macdonald, The Sociology of the Professions, 22.
[Закрыть]. По утверждению теоретиков, дальнейшее губительное влияние развития капитализма заключалось в том, что прибыль стала доминирующим мотивом профессиональных организаций. Традиционные ценности и мотивы, упомянутые ранее, были подорваны. Социолог Эллиот Краузе обозначил основные характеристики этого конкретного перехода:
«Профессиональная деятельность может быть прибыльна, если она организована в капиталистической форме, которая больше не ставит на первое место интересы нуждающегося в услуге. Этот тренд кажется ведущим при переопределении профессии: от чего-то особенного до просто одного из способов заработка»[75]75
Elliott Krause, Death of the Guilds (1996), p. IX.
[Закрыть].
Далее Краузе с сожалением отмечает:
«Поражение положительных ценностей гильдий – коллегиальности, следования интересам группы, движение по пути высокой профессиональной этики, нежели стремление к прибыли, – которые уничтожили различия между профессионалами и представителями другой занятости, оставив их таким образом вместе с наемными работниками среднего уровня капиталистического строя»[76]76
Krause, Death of the Guilds, 281. Краузе обсуждает идеи Вебера в приведенной цитате. См. также Hughes, Men and Their Work, 131–132.
[Закрыть].
Тем не менее важно не пренебрегать этими работами. Если отбросить в сторону марксистский обскурантизм, задача изучения того, как мотивы профессий могли меняться со временем, является значительной. Муха на стене лидирующих аудиторских, консалтинговых и юридических фирм обнаружила бы огромное значение, которое придается в фирмах финансовым показателям. Касаясь принципа конфликта интересов, например, тот часто предается в пользу большего интереса к прибыльности, чем к предоставлению действительно независимых рекомендаций клиентам[77]77
Сравните это с предложением о том, что «профессионалы должны быть особенно чувствительны к опасностям, окружающим конфликты интересов»: John Coffee, Gatekeepers (2006), 365.
[Закрыть]. Сейчас многие партнеры профессиональных фирм настаивают, что они управляют бизнесом, прибыль на каждого партнера является основным показателем успеха, а количество рабочих часов является основанием для расчета вознаграждений работникам. Когда прибыль превыше клиентов, системы мотивации и вознаграждений профессиональных компаний предпочитают наличные культуре, и когда соблюдение этики снисходит до проставления галочек, тогда великий договор выглядит морально устаревшим[78]78
Более того, можно говорить о том, что в данном случае Лоуренс Лессиг определяет как институциональную «коррупцию» в некоторых профессиях. См. Lawrence Lessig, Republic, Lost (2011), 16–17.
[Закрыть].
В 1939 году социолог Томас Хамфри Маршалл написал: «Профессионал, как говорится, не работает только для оплаты своих услуг: ему платят, чтобы он мог работать»[79]79
Marshall, ‘The Recent History of Professionalism in Relation to Social Structure and Social Policy’, 325.
[Закрыть]. Тот факт, что сегодняшние профессионалы вынуждены прочесть это предложение несколько раз, чтобы понять его смысл, показывает, как далеко мы отклонились от ранних идеалов о профессиях. Мы вернемся к вопросу изменяющихся ценностей и мотивов в главе 6.
Возвращаясь к великому договору
Выше мы перечислили различные теории о профессиях, многие из которых оказали влияние на нас при написании этой книги. Несмотря на то что большинство утверждений довольно спорны и что у нас есть альтернативная точка зрения, представленная на последующих страницах, мы присоединяемся к их заинтересованности в вопросе о том, почему люди терпят профессии, а иными словами, продолжают следовать великому договору. Для нас наиболее убедительный ответ не является особенно сложным и состоит из двух частей. Во-первых, профессии сами по себе обычно не хотят меняться и поэтому сопротивляются реформам и революциям. Во-вторых, до настоящего момента не было предложено достойной альтернативы тому, что они могут предложить, конкурирующего устройства взамен статус-кво[80]80
См. Abbott, The System of Professions, 324.
[Закрыть]. Для Эндрю Эббота второй аргумент соотносится с более фундаментальным вопросом «Как мы структурируем и контролируем области экспертной компетенции в обществе?»[81]81
Abbott, The System of Professions, 315.
[Закрыть] Согласно его мнению:
«Профессионализм стал основным путем модернизации областей экспертной компетенции в индустриальных обществах. Но, несмотря на то, что мы иногда это забываем, существует множество альтернатив: единая область экспертной компетенции императорских гражданских служб, народные практики различных религиозных групп, популярное распространение экспертных свойств с применением микропроцессоров… – экспертные знания также индустриализованы в товарах общего потребления и организациях. Из вопроса, почему общество вкладывает свои знания в профессии, вытекает еще два: почему в социуме есть своего рода гарантированные эксперты и зачем они передают экспертные знания людям, а не внедряют их в вещи или правила»[82]82
Abbott, The System of Professions, 323.
[Закрыть].
Для нас это наиважнейший отрывок. Он ставит экспертные знания в сердце профессий и подчеркивает, что есть другие варианты предоставления специальных знаний обществу. Важно, что Эбботт также видит потенциал в «микропроцессорах» как одной из альтернатив. Однако он был скорее исключением в среде теоретиков профессий, признавая возможную релевантность информационных технологий. Примечательно, что в работах его современников о роли, которую технологии могут сыграть в трансформации профессий, почти не упоминается[83]83
Существует несколько ссылок. Например, Paul Halmos, The Personal Service Society (1970), 9–10, на тему «автоматизации», William Scott, ‘Lords of the Dance: Professionals as Institutional Agents’, Organization Studies, 29: 2 (2008), 230, на тему «механизации и рутинизации». Но литература может быть очень пренебрежительной. См., например, MacDonald, The Sociology of the Professions, 62, где возможность того, что искусственный интеллект может играть роль в профессиях, описывается как немыслимая.
[Закрыть]. Не потребовалось бы много воображения в 1980-х годах, – когда аудиторы и управленческие консультанты уже использовали «микропроцессоры», а существенная часть работы в налогообложении и праве проводилась при поддержке систем принятия решений и экспертных систем, – чтобы предположить, что работа профессионалов может претерпеть изменения под воздействием технологий. Аналогично в начале 1990-х, когда была создана Всемирная паутина (World Wide Web), ученые-социологи, занимающиеся профессиями, должны были почувствовать релевантность этого зарождающегося направления. Пренебрежение технологиями является фундаментальным упущением академической литературы. Одна из целей книги – исправить это упущение.
В любом случае пришло время переключить наше внимание с прошлого и задать вопрос об актуальности великого договора в XXI веке. Опираясь на теоретические работы, которые мы привели ранее в этой главе, и на основе нашего опыта за годы работы в праве, мы предполагаем, что существуют четыре вопроса, которые следует задать и на которые следует ответить.
В первую очередь, могут ли быть принципиально новые варианты организации профессиональной работы: способы, которые были бы более доступны, дешевле и, возможно, способствовали росту качества больше, чем традиционные подходы? Мы полагаем, что в основанном на технологиях интернет-обществе должен быть потенциал для создания как минимум нескольких типов знания и опыта экспертов, доступных на другой основе. И большая часть этой книги посвящена представлению альтернатив существующей установке.
Во-вторых, даже если согласимся, по крайней мере на данный момент, что для людей профессиональная деятельность неотъемлема, означает ли это, что вся осуществляемая сейчас профессионалами деятельность, может выполняться только получившими лицензию экспертами? Если мы разобьем профессиональную деятельность на более простые задачи, становится очевидно, что многое из того, что сейчас преподносится под эгидой профессиональных услуг, на самом деле рутинная и повторяющаяся работа. Сложно объяснить, почему только экспертам разрешено заниматься этой деятельностью. Далее мы развиваем этот аргумент в разных частях книги (особенно в главах 3 и 5) и предполагаем, что новое распределение труда может и должно появиться.
Третий вопрос следует из второго, и нет дипломатичного способа его задать. Поэтому спросим напрямую: до какой степени мы на самом деле доверяем профессионалам, если предположить, что их услуги могут предоставляться иначе или что часть их работы может быть передана непрофессионалам? Если мы оставляем задачу перестройки рабочих мест профессионалам, сравнимо ли это с просьбой кроликам охранять капусту? Популярное подозрение увеличивается благодаря тому факту, что профессионалы часто саморегулируемы, и складывается впечатление, что только они могут осуществлять реформы и трансформацию в своей деятельности. Чудесным образом Аристотель заметил, что «лучше судит о пиршестве гость, а не повар»[84]84
Aristotle, Politics, part XI, at http://classics.mit.edu/Aristotle/politics.3.three.html (доступ 28 марта 2015). Профессор права Джетро Либерман выразился аналогично: «Время ереси прошло. Эксперт – не тот, кто должен определять свою работу и оценивать, как хорошо она выполнена». См. Lieberman, The Tyranny of the Experts, 275.
[Закрыть]. Будущее профессий слишком важно, чтобы оставлять его их членам. Другие, и далеко не в последнюю очередь, получатели профессиональных услуг входят в круг заинтересованных лиц и должны иметь право вносить свой вклад в обсуждение будущего.
В-четвертых, работает ли на самом деле великий договор? Выполняют ли наши профессии поставленные цели? Служат ли они на благо обществу? Мы посвящаем следующую секцию ответу на четвертый вопрос.
