Текст книги "Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917"

Автор книги: Ричард Пайпс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

Такого противоборства власть имущих и общества в период войны, как в России, нигде более не наблюдалось. И это весьма пагубно отразилось при мобилизации сил на внутреннем фронте. Непреодолимая неприязнь, с какой смотрели друг на друга лидеры деловых и политических кругов и бюрократия, препятствовала их взаимодействию. Бюрократия была убеждена – и не без основания, – что политики, воспользовавшись войной, хотят завладеть всем политическим аппаратом. Оппозиционные политики, со своей стороны, верили, – и тоже имея на это достаточно оснований, – что в стремлении любой ценой сохранить власть бюрократы не остановятся и перед поражением на фронте, а в случае же победы неминуемо ликвидируют конституционный строй и восстановят монархию.

Об этом противоборстве свидетельствует эпизод, произошедший летом 1915 года в разгар кризиса в Польше. Как мы подробнее расскажем ниже, в ответ на неудачи на театре военных действий, вызванные, как полагали, нехваткой боеприпасов и иной амуниции, деловые круги с одобрения правительства попытались организовать производство военного снаряжения на частных предприятиях. Вдохновителем этих мероприятий был Гучков. Не чуждый политических амбиций, Гучков уже не раз проявлял себя как истинный патриот. В августе он получил приглашение – первое и, как оказалось, последнее – принять участие в обсуждении в кабинете министров роли частного предпринимательства в военных усилиях. Вот как описывает происходившее один из участников этой встречи: «Все чувствовали себя как-то неловко, натянуто. У Гучкова был такой вид, будто он попал в стан разбойников и находится под давлением угрозы злых козней… В конце концов обсуждение было скомкано и все как бы спешили отделаться от не особенно приятного свидания»³⁷.

В авангарде тех сил, которые противились попыткам Думы и военно-промышленного комитета принять участие в военных усилиях России, выступал двор и прежде всего императрица со своими верными слугами, из которых на первом месте были премьер-министр Горемыкин и генерал Сухомлинов. Когда в апреле 1915 года, в начале немецкого наступления, Гучков в сопровождении нескольких депутатов Думы отправился в расположенную в Могилеве Ставку главнокомандующего, чтобы ознакомиться с положением на фронте, Сухомлинов записал в дневнике: «А.И.Гучков основательно запускает свои лапы в армию. В Ставке не могут этого не знать и никаких мер против этого не принимают, не придавая никакого, очевидно, значения экскурсиям Гучкова и членов Государственной думы. По-моему, это может создать очень опасное положение для существующего государственного нашего строя»³⁸. Некоторые из самых крайних представителей бюрократии доходили до утверждения, будто «враги на домашнем фронте» (то есть политические оппоненты) представляют большую опасность для России, чем враги на полях сражений. Такую «войну на два фронта» Россия была не в состоянии вести.

На общем фоне воодушевления, с каким войну встретила интеллигенция, немногие из них понимали, что политически Россия к войне не приспособлена. С первых дней военных действий литературная братия, охваченная патриотическим порывом, приветствовала войну и мечтала о победе³⁹. Из государственных деятелей, похоже, лишь немногие, самые искушенные, понимали, какую неминуемую опасность таит в себе война для страны с такой хрупкой политической структурой, для страны, столь незащищенной перед внешним обидчиком и так нуждающейся в сильной армии для поддержания внутреннего порядка. Одним из немногих трезвых политиков был С.Ю.Витте, который указывал, что Россия не может позволить себе военного поражения, потому что армия – оплот режима. Он так настойчиво добивался русско-германского согласия, что навлек на себя подозрения в измене⁴⁰. Столыпин тоже выступал за изоляционистский курс во внешней политике, чтобы дать России время провести в жизнь программу его реформ; то же можно сказать и о Коковцове⁴¹.

Однако красноречивее всех мрачные предчувствия высших сановников выразил П.Н.Дурново, одно время занимавший пост директора департамента полиции, а затем министра внутренних дел. В феврале 1914 года Дурново подал царю меморандум об опасностях войны для России. Этот документ, обнаруженный и опубликованный после революции, так точно предсказывает ход грядущих событий, что, не будь столь несомненно его происхождение, можно было бы заподозрить позднейшую подделку. По прогнозам Дурново, если военные действия станут складываться неудачно, «социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна». И начнется эта революция, по его мнению, с того, что все слои общества станут винить в неудачах правительство. Думские политики воспользуются жалким положением правительства, чтобы взбудоражить массы. Лояльность армии будет подорвана тем, что на место павших в боях кадровых офицеров придут гражданские новобранцы, у которых не будет ни авторитета, ни желания воспрепятствовать бегству переодетых в солдатскую форму вчерашних крестьян домой, боящихся прозевать раздел земли. В наступившем смятении оппозиционные партии, которые, согласно Дурново, не имеют поддержки в массах, не смогут завладеть властью, и «Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой трудно предвидеть»⁴².

* * *

С самого начала военных действий французы беспрестанно призывали русских выступить против Германии. Германское наступление в Бельгии велось на гораздо более широком фронте и большими силами, чем предполагали французы. И теперь Франция оказалась в очень опасном положении, усугублявшемся тем, что их наступление на германский центр – ключевой момент Плана XVTI – почти не продвигалось.

Мобилизация в России закончилась, как и намечалось, в первых числах ноября⁴³. Николай II желал сам повести свою армию в бой, но дал себя переубедить Совету министров (по крайней мере на ближайшее время), вняв доводу, что военные поражения подорвут его престиж⁴⁴. Так как по традиции высшее командование армии вручалось члену царской фамилии, учитывая почти все самодержавные права, которыми наделяется Главнокомандующий в зоне военных действий, этот пост занял дядя царя, вел. кн. Николай Николаевич. Его назначение было воспринято с некоторым удивлением, так как, хотя он и обучался в Академии Генерального штаба и пользовался популярностью у военных, но в разработке стратегических планов не участвовал. И тем не менее в данных обстоятельствах это был, без сомнения, лучший выбор⁴⁵. Николай Николаевич – один из немногих членов царской семьи, к кому общественное мнение было благосклонно: в обществе полагали, что именно он убедил царя подписать Октябрьский манифест. Но его популярность снискала ему и врагов при дворе, и прежде всего в лице самой императрицы, видевшей в нем претендента на престол.

По соглашению с Францией Россия развернула на северо-западе две армии. 1-я армия, под командованием генерала Пауля-Георга Карловича фон Ренненкампфа, балтийского немца, располагалась на территории Виленского военного округа. 2-я армия, под командованием генерала А.В.Самсонова, стояла под Варшавой. Ренненкампф участвовал в русско-японской войне в качестве командира дивизии и никогда не командовал более крупным воинским соединением. У Самсонова вообще не было боевого опыта.

Относительно стратегических планов России источники не дают четкой картины, однако, судя по ходу проведения операций, можно предположить, что первоначально планировалось одновременное наступление на Германию и Австрию в направлении Берлина и Вены. По мнению историка, исследовавшего архивные материалы, Россия изменила свои планы в последнюю минуту по настоянию французов с тем, чтобы развернуть немедленное наступление против немцев в Восточной Пруссии. Наспех организованная восточно-прусская кампания должна была предотвратить угрозу флангового обхода русских войск, продвигающихся на запад в Польше и Галиции⁴⁶. Согласно новому стратегическому плану, 1-я армия должна была вторгнуться в Восточную Пруссию с востока и блокировать основную массу развернутых там немецких войск, в то время как 2-й армии, действующей с юга в направлении Алленштейна, надлежало отрезать их от Германии. Выполнив эту задачу, Ренненкампфу и Самсонову следовало, соединив свои силы, повести наступление на Берлин. Обе русские армии имели существенный численный перевес (в полтора раза). Превосходство это, однако, скрадывалось тем обстоятельством, что местность, на которой предстояло вести боевые действия – край лесов и озер, – была более приспособлена для оборонительных действий. Россия начала наступление на 14-й день мобилизации, на день раньше, чем было обещано французам. Это был бравый поход в лучших суворовских традициях, о котором начальник штаба армии Самсонова отозвался как об «авантюре»⁴⁷. Поначалу действия русской армии были весьма успешными. Войска продвигались так стремительно, что передовые части оторвались от материального обеспечения. Не имея времени устанавливать телефонную связь, командиры использовали рации, как правило, не зашифровывая сообщений. Немцы перехватывали эти переговоры и, получая таким образом полную картину диспозиции и передвижений русских войск, весьма умело этим пользовались. Обе русские армии действовали независимо, каждая мечтала о лаврах победителя для себя.

Наступление русских вызвало замешательство у немцев. Командующий войсками в Восточной Пруссии генерал Фридрих фон Притвиц впал в панику и стал настаивать на отступлении к западному берегу Вислы, что означало сдачу Восточной Пруссии. В Берлине опасались неблагоприятного воздействия такого отступления на моральный дух армии и были немало обеспокоены текущим с востока потоком беженцев, и потому советам Притвица не вняли. Его сместили, а на его место поставили отставного шестидесятисемилетнего генерала Пауля фон Гинденбурга, Гинденбург прибыл на Восточный фронт 23 августа вместе со своим начальником штаба Эрихом Людендорфом. Новое командование сумело возродить поколебленный боевой дух 8-й армии и выработать план захвата в мешок армии Самсонова.

Самсонов двигался без оглядки в направлении Алленштейна, рассеивая войска среди Мазурских болот и теряя связь с частями Ренненкампфа, действовавшими под Кенигсбергом. Рассчитывая на русскую бесшабашность, Людендорф решил пойти на риск. Он втайне снял большинство сил, действовавших против Ренненкампфа, оставив подступы к Кенигсбергу практически без защиты, и отправил их в щель, образовавшуюся между двумя русскими армиями. В результате армия Самсонова оказалась отрезанной. Если бы Реннен-кампф осознал, что произошло, он мог бы, перейдя в наступление, разгромить левый фланг немцев и нанести врагу сокрушительный удар. Но Людендорф, решив рискнуть, понадеялся, что Ренненкампф не предпримет решительных действий, и не ошибся. 28 августа немцы предприняли контрнаступление против армии Самсонова, зажав ее среди озер и болот. Эта операция, в каком-то смысле самая решительная в первой мировой войне, была завершена в четыре дня: 31 августа 2-я русская армия, или то, что от нее осталось, капитулировала. Русские потеряли убитыми и ранеными 70 тыс. человек, в плен было захвачено 100 тыс., потери немцев составили лишь 15 тыс. человек. Не вынеся позорного поражения, генерал Самсонов застрелился. Теперь подошла очередь армии Ренненкампфа. 9 сентября, усилив свои войска свежими частями, снятыми с Западного фронта, Гинденбург выступил против 1-й армии русских, вынудив ее покинуть Восточную Пруссию. В этой операции русские потеряли еще 60 тыс. человек. [В начале 1918 года Ренненкампф, оказавший помощь генералу Корнилову, был схвачен большевиками под Таганрогом. По сообщениям газет того времени, его жестоко пытали и затем расстреляли (см., напр.: Новая жизнь. 1918.4 мая. № 83 (298). С. 3)].

Поразительным феноменом, сопровождавшим разгром в Восточной Пруссии, была беспечная реакция русской элиты – этакое безразличие, считавшееся в высших аристократических сферах признаком хорошего тона. Вел. кн. Николай Николаевич казался ничуть не обескураженным потерей всего за две недели боевых действий целой армии и почти четверти миллиона солдат. Когда французский представитель в Ставке выразил соболезнование по поводу русских потерь, он ответил: «Мы счастливы принести такие жертвы нашим союзникам». Однако Нокс, пересказавший этот эпизод, считал, что русскими двигало не столько чувство ответственности перед союзниками, сколько безответственность: они вели себя словно «большие бесстрашные дети, которые не раздумывая, как полусонные, угодили в осиное гнездо»⁴⁸.

Многие участники событий и историки утверждали, что погибельная для России восточно-прусская кампания была актом высшего самопожертвования, который, вынудив немцев в критический момент снять войска с Западного фронта, сорвал план Шлиффена и дал возможность маршалу Жоф-фру предпринять спасительное для Франции контрнаступление на Марне. Такую оценку событий можно встретить и у немцев, и у французов. Начальник германского генерального штаба Эрих фон Фалькенгайн полагал, что «едва ли можно преувеличить пагубные последствия переброски войск с Западного фронта. [Давая оценку взглядам Фалькенгайна, следует, однако, помнить: будучи убежденным в том, что Германия может одержать победу только на западе, он упорно противился наступательным операциям на русском фронте. И его мемуары едва ли можно счесть беспристрастными по отношению к Гинденбургу, который в августе 1916 года сменил его на посту начальника штаба.]. Мольтке, предшественник Фалькенгайна на посту начальника штаба, и маршал Жоффр, возглавлявший французский генеральный штаб, тоже придавали большое значение августовскому наступлению русских войск, как способствовавшему срыву плана Шлиффена⁴⁹.

Существует, впрочем, и противоположное мнение, быть может, более обоснованное, – что провал плана Шлиффена был вызван не столько переводом дивизий на восток, сколько такими факторами, как усталость германских войск, продвигавшихся через Бельгию, перегрузка транспорта и непредвиденное появление английских экспедиционных войск. План Шлиффена, не предусматривавший такого оборота событий, был признан нереалистичным. Генералу Александру фон Клуку, командующему германской 1-й армией, действовавшей в Бельгийской кампании на крайне правом фланге, в чью задачу входило окружить Париж, не оставалось ничего другого, как развернуть свои войска по другой, более короткой оси, которая проходила не южнее, как предполагалось, а севернее французской столицы. Этот маневр, не имевший никакого отношения к сражениям, проходившим в тот момент в Восточной Пруссии, принес спасение Парижу и сделал возможным контрнаступление на Марне. [Следует также помнить, что Гинденбург и Людендорф разгромили 2-ю армию русских, не имея подкрепления с Западного фронта. Такое подкрепление прибыло лишь к тому моменту, когда встала задача вытеснить из Восточной Пруссии 1-ю русскую армию.].

Победа в Восточной Пруссии обусловила мощный подъем боевого духа германской армии, которая не только нанесла сильный урон русской армии и спасла свое отечество от вторжения, но и сумела с меньшими силами и ценой сравнительно незначительных потерь остановить безудержное движение русских войск. В виде жеста, символизирующего отмщение за поражение, которое у городка Танненберг пять веков тому назад потерпели от рук литовцев и поляков тевтонские рыцари, немцы нынешнюю победу окрестили «битвой при Танненберге».

Но на русскую армию это поражение не произвело тягостного впечатления, потому что в какой-то мере горечь поражения скрашивали победы, одержанные над австрийцами. В середине августа русские войска прорвали фронт в Галиции, повергнув австрийцев в беспорядочное отступление. В конце месяца, в то самое время, когда армия Самсонова совершала безудержный бросок, войска Юго-Западного фронта приблизились к столице Галиции городу Львову, который и заняли 3 сентября. Они захватили пленными 100 тыс. человек и 400 артиллерийских орудий, всего из строя была выведена треть австрийской армии. Вскоре передовые отряды русской кавалерии перешли Карпаты, производя разведку на Верхнедунайской равнине, в то время как основные силы приблизились к Кракову и угрожали Силезии.

Русские победы над австрийцами, представляя угрозу Германии с тыла, несколько омрачили торжество немцев. В начале сентября, внимая просьбам австрийцев, германское верховное командование спешно сформировало свежую, 9-ю армию, которая под командованием Гинденбурга должна была атаковать Варшаву и угрожать с севера русским силам в Галиции.

В последующие семь месяцев на Восточном фронте с переменным успехом шли интенсивные бои, не приводившие к каким-либо знаменательным результатам, так как ни у одной из сторон не было достаточно сил, чтобы одержать решительный перевес. Наступление Гинденбурга на Варшаву было остановлено благодаря храбрости русских и нерешительности австрийцев. Русские, в свою очередь, оказались неспособны внедриться в Силезию из-за угрозы по флангу с севера, тогда как у Германии недоставало сил заставить их удалиться из Галиции. К концу зимы 1914/1915 годов положение на Восточном фронте вполне стабилизировалось.

Именно в это время русские войска стали испытывать недостатки снабжения. Уже в конце 1914 года половина пополнения, прибывающего на фронт, не имела винтовок⁵⁰. В большом сражении вблизи польского города Прасныш в феврале 1915 года русские солдаты бились с немцами буквально голыми руками: «Бой шел в условиях, едва ли сравнимых с чем-либо в истории современной войны. Россия, оказавшаяся в крайне стесненном положении из-за нехватки оружия и боеприпасов, не могла экипировать массы обученных и подготовленных солдат, и вошло в обыкновение держать на задах боевых действий невооруженные войска, которыми можно было бы заполнять бреши от потерь, воспользовавшись оружием убитых. Под Праснышем люди были брошены на линию огня без винтовок, вооруженные только ножом-штыком в одной руке и гранатой в другой. То есть биться, и биться отчаянно, предстояло им в самом тесном бою. Русским необходимо было любой ценой пробраться к позициям неприятеля на расстояние, с которого можно было швырнуть фанату, а затем броситься врукопашную. Это была война одержимых, вызов всем современным правилам, возвращением к временам первобытных баталий»⁵¹.

Русские выиграли эту битву, что позволило остановить наступление немцев на Варшаву. Но их потери в первые пять месяцев были ошеломительны: к декабрю 1914 года потеряно убитыми, ранеными, без вести пропавшими и взятыми в плен (более всего последних) 1,2 млн. человек, и среди них большое число обер-офицеров и унтер-офицеров, для которых не было готовой замены. В октябре 1914 года и, снова, в феврале 1915-го в армию было призвано 700 тыс. новобранцев – юношей, которым было чуть больше двадцати. После четырехнедельной подготовки они были брошены на фронт. Пока еще для резервистов более старшего возраста пора не подошла⁵².

Русская армия держала в тылу крупные резервы. При этом пользовались весьма дешевым и удобным приемом, обернувшимся, однако, весьма бедственными последствиями. Если какая-то часть призванных резервистов была расквартирована и обучалась в прифронтовой полосе, то большинство – добрых три четверти – размещались в больших городах, в казармах тех, ныне отправленных на фронт полков, пополнением к которым они были приписаны. Это не вызывало проблем, пока режим был крепок, но позднее, в начале 1917 года, эти городские резервные гарнизоны, скопища угрюмых ополченцев, стали основным рассадником революционных настроений.

После многих месяцев ожесточенных сражений Россия пожелала гарантий, что за принесенные ею жертвы она получит компенсацию: прежде всего Россия рассчитывала, что ей отойдут Константинополь и Черноморские проливы – вожделенные цели ее внешней политики еще с XVIII века. Выставить эти требования Россию побудили действия англичан против Турции в Галлиполи, имевшие целью установить морское сообщение с Россией. Казалось бы, можно было только приветствовать эту операцию англичан, способную прорвать блокаду России, и поддержать ее, как было обещано, однако в России обеспокоились относительно замыслов англичан в этом регионе. 4 марта 1915 года (н. с.) министр иностранных дел Сазонов направил французскому и британскому правительству ноту, в которой Россия в качестве вознаграждения предъявляла свои права на Константинополь и проливы. Союзники вынужденно пошли на эти условия, опасаясь, что Россия может подписать сепаратный мир с Германией и ограничиться военными действиями против Турции. Год спустя в секретном договоре Сайкса – Пико между Францией и Англией относительно раздела Оттоманской империи России отводились, помимо уже оговоренных, большие территории в восточной и северовосточной Анатолии.

* * *

Анализируя ситуацию, сложившуюся на фронтах после трех месяцев сражений, германское верховное командование не видело радужных перспектив для своей армии. Великий стратегический план Шлиффена провалился; Западный фронт стабилизировался, и ни одна из сторон не в силах была добиться существенного перевеса. На скорую победу рассчитывать не приходилось. Для Германии вполне реальной стала опасность ведения затяжной войны на два фронта, чего немецкие генералы так тщательно пытались избежать. Фон Мольтке-младший, начальник Генерального штаба с начала войны, уже в первых числах сентября 1914 года пришел к выводу, что война Германией проиграна⁵³.

Последнюю надежду на победу мог дать выход из войны России. Мольтке выразил мнение, возобладавшее в Германии к концу 1914 года, что развязку нужно искать на Восточном фронте, так как Францию не склонить к миру до тех пор, пока не отступит Россия, но едва лишь Россия будет разбита, Франция сама запросит мира. «Наше общее военное положение сейчас столь критично, – писал он кайзеру в январе 1915 года, – что лишь полный и окончательный успех на востоке может спасти его»⁵⁴. Дополнительный аргумент в пользу развертывания крупной операции на востоке состоял в том, что таким образом можно было бы предотвратить выход из войны деморализованной Австрии, грозивший оставить незащищенными перед русским вторжением южные границы Германии.

В силу всех этих соображений верховное командование Германии в конце 1914 года по настоянию Гинденбурга и Людендорфа, но вопреки советам Фалькенгайна решило предпринять в начале весны следующего года массированное наступление на позиции русских войск, чтобы, разгромив их, вынудить Россию запросить мира. Германским войскам на западе было приказано окопаться – это положило начало той неподвижной окопной войне, которая возобладала здесь в последующие три года. Слаженно, с соблюдением строжайшей тайны, немцы стали переводить готовые и новосформированные дивизии на восток. До наступления весны они сосредоточили к югу от Кракова втайне от неприятеля 11-ю армию генерала Августа фон Макензена, состоявшую из десяти пехотных дивизий и одной кавалерийской. В последующие месяцы эта армия была еще более укреплена, а в сентябре 1915 года уже более двух третей немецких дивизий (65 из 90) были сосредоточены на Восточном фронте. В апреле немцам удалось создать значительный численный перевес и подавляющее преимущество в тяжелой артиллерии (40 германских орудий против одного русского). Стратегический план предусматривал захват русских войск в гигантские клещи: Макензен при поддержке 4-й австрийской армии должен был атаковать русские войска на северо-восток, тогда как германской 12-й армии предписывалось ударить в юго-восточном направлении из Померании. Соединившись, обе армии должны были взять в кольцо четыре русские армии, а также захватить Варшаву⁵⁵.

Русским нечем было ответить на эту угрозу. Войска были обессилены. Не хватало тяжелой артиллерии, снарядов оставалось всего на два залпа. Плохо было с ружьями и сапогами. Оказавшись в столь плачевном состоянии перед наступлением противника, русские стали искать укрытия в неглубоких окопах, которые, конечно, не могли защитить от тяжелой немецкой артиллерии.

Немецкое наступление, к полной неожиданности противника, началось 15(28) апреля с ураганного артиллерийского огня, не смолкавшего несколько дней; это был первый столь плотный артобстрел, повторившийся затем с еще большей силой в следующем году при Вердене и на Сомме. Как выразился Бернард Парес, русские были «подавлены металлом», который выбивал их из импровизированных окопов. Когда орудия смолкли, германская пехота при поддержке австрийцев ударила по русским и обратила их в бегство на восток. Все это время, как и в течение всей кампании 1915 года, русские продолжали поддерживать радиосвязь в открытую, что, пользуясь мягкой оценкой Фалькенгайна, придавало войне на востоке «более простой характер, чем на западе»⁵⁶. 9(22) июня немецкие войска отбили Львов и приблизились к Варшаве. Из Польши и Галиции на пораженную русскую публику, ожидавшую в 1915 году решительных действий союзников, одно за другим обваливались сообщения о все новых поражениях.

Однако впереди маячили еще худшие беды. По донесениям разведки, германские войска в Померании и Восточной Пруссии готовились к нападению. Действительно, 30 июня (13 июля) 12-я армия немцев двинулась на сближение с наступающей армией Макензена. Клещи готовы были сомкнуться. Прекрасно представляя себе надвигающуюся опасность, вел. кн. Николай Николаевич и его штаб пребывали в нерешительности. Со стратегической точки зрения не было иного выхода, как немедленно отступить из центральной Польши. Политически, однако, это был наиболее неприятный и даже опасный исход, если учесть впечатление, которое произведет на русское общество такое отступление. В конце концов стратегические соображения возобладали. 9(22) июля русские войска начали отступать по всему фронту, оставляя центральную Польшу, но избегая тем самым опасности попасть в приготовленную им ловушку. Польские крепости, с таким трудом возводившиеся и сосредоточившие существенную часть русской тяжелой артиллерии, стали одна за одной сдаваться врагу, подчас даже без боя.

Немцы продолжали продвигаться на восток, встречая на своем пути очень слабое сопротивление. Наступательные операции они приостановили к концу сентября, выровняв к этому времени фронт почти по прямой линии, идущей с севера на юг от Рижского залива до румынской границы. Вся Польша, а также Литва и значительная часть Латвии оказались в их руках. Немцы окончательно отвели от своей территории угрозу русского вторжения.

Русским 1915 год принес одни лишь бедствия, и не только на театре военных действий, но и в политической сфере. Пагубно сказались события года и на психологическом климате. Россия утратила богатые земли, уже более века находившиеся под русским владычеством, а также недавно завоеванную Галицию. Двадцать три миллиона подданных русского царя – 13 % населения Российской империи – оказались под оккупацией. Поражения подорвали моральный дух русских войск. У солдат, храбро сражавшихся с неприятелем прошлой осенью и зимой, теперь сложилось представление о немцах как о непобедимом враге: один вид немецкой каски сеял панику в русском строю. Немцы, как говорили, «способны на все»⁵⁷. Одним из последствий ощущения безнадежности, охватившего русскую армию в 1915 году, была готовность, с какой россияне стали сдаваться в плен. В 1915 году немцы и австрийцы взяли в плен более миллиона русских, которых отправили в тыл и заставили работать на своих полях. В русских войсках появились признаки деморализации. Чтобы как-то умилостивить солдат, генерал Янушкевич безуспешно пытался убедить правительство в необходимости издать указ, согласно которому каждый ветеран войны после победы мог рассчитывать на надел земли в 10 десятин. Среди офицеров раздавались голоса недовольства по поводу того, что Франция и Англия не смогли помочь России отвлекающими операциями, как это делала Россия ради них за год до этого.

Старой русской армии уже более не существовало. К осени 1915 года численность войск на линии фронта была сокращена на две трети в сравнении с тем, что было в начале военных действий, – то есть оставалось самое большее 870 тыс. человек. Почти не сохранилось старых кадров русской армии 1914 года, в том числе большинства штаб-офицерского состава; не сохранилось и большей части обученных резервистов. Теперь возникла необходимость отправлять на фронт запасных второго разряда и ополченцев, то есть людей уже гораздо более пожилого возраста, подчас не получивших никакой военной подготовки.

И все же можно утверждать, что блестящая победа немцев в 1915 году привела к поражению Германии в 1918-м. Наступление 1915 года на Восточном фронте имело двойную цель: разгромить вражескую армию в Польше и заставить Россию выйти из войны. Ни та, ни другая цель не была достигнута. Русские умудрились увести свои войска из центральной Польши и не просили мира. Германское верховное командование, извлекая уроки из кампании 1915 года, пришло к выводу, что при готовности русских безгранично жертвовать людьми и территорией окончательную победу над ними одержать никогда не удастся⁵⁸. Этот вывод заставил Германию нащупывать возможности мирного договора с Петроградом⁵⁹. Кроме того, кампания 1915 года дала англичанам передышку, необходимую для проведения широкой мобилизации и перевода своей промышленности на военные рельсы. Когда в начале 1916 года немцы возобновили военные действия на западе, они увидели, что их противники сумели изрядно подготовиться. При всех блестящих боевых успехах, достигнутых в кампании 1915 года, в целом ее все же приходится признать крупным стратегическим поражением – поскольку кампания так и не достигла своих непосредственных целей и в ходе ее было упущено драгоценное время. И вместе с тем великое поражение России в 1915 году можно считать и величайшим, хоть и невольным ее вкладом в конечную победу союзников.

* * *

Простые граждане, однако, редко мыслят военно-стратегическими категориями. Русским людям было достаточно знать, что их армия потерпела унизительное поражение, одно из самых тяжелых, если не самое сокрушительное в новейшее время. Пресса потчевала публику нескончаемыми рассказами о несчастьях, постигших русскую армию. Полгода (с момента начала апрельской операции немцев и до ее окончания) росло негодование населения, находившее выход прежде всего в поисках виновных. Однако когда стали широко известны масштабы поражения, громче зазвучали голоса, требовавшие перемен в политическом руководстве страны. К июню 1915 года дух единения во имя общей цели, сблизивший правительство с оппозицией в первые месяцы войны, иссяк, уступив место еще более резким взаимным упрекам и враждебности, чем даже в аналогичной ситуации 1904–1905 годов, когда Россия терпела поражение от японцев. Военные историки заметили, что во время войны деморализация и паника обычно зарождаются не на фронте, а в тылу, среди мирного населения, склонного преувеличивать и поражения и победы⁶⁰. Так было и в России. Были предприняты меры к эвакуации из Риги и Киева, и правительство обсуждало возможность эвакуации даже из Петрограда⁶¹. В мае 1915 года по Москве прокатился ужасный антигерманский погром – громили магазины и конторы, на вывесках которых значились немецкие имена владельцев. Немецкая речь на улице могла стоить говорящему жизни.