Текст книги "Когда к нам приплывут киты (СИ)"

Автор книги: Ричард Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

  – А где тот, что был?.. – не удержавшись буркнул Вовка уже ступив из атриума на твёрдую поверхность палубы.

  – Кордоба? Так он на очередной вахте, сидит в штурманской с экзоператорами пасьянсы финишного коридора раскладывает, – ответил дружелюбно провожатый. Он отрешённо смотрел на нас решив в конце концов продолжить путь к экиперовочной. – Чего вам– то беспокоиться – потратили время, прокатились с ветерком и ушли себе восвояси. Так что – адью! – по– офицерски кивнув, оставив нас у раскрытой двери раздевалки, он удалился.

  Наш вылет ничем примечательным не обозначился. Те же переговоры с диспетчерами, но уже Марса – Главного и с дежурным оператором «Алтая», старающегося как можно быстрее и вежливо выпроводить навязанных пассажиров. Только вот сам отлёт с борта гиперсветовика начался с непонятной и довольно странной для меня Вовкиной фразы. Уже после того как мы с ним умостились в своих ложементах, он отстранённо и задумчиво посмотрел перед собой зачем-то намеренно оттягивая предстартовую. Затем многозначительно произнёс:

  – Всё это как – то непонятно...

  – Что именно, Володя? – спросил я.

  – Да так...Вот это, – многозначительно бросил он в ответ указав подбородком вверх. И тут же подключил шаговый режим амортизационной системе катера. – Ну что, полетели?..

  Машина приподнялась, ступоходы выдали надсадный вздох сработавшей пневматики и напряжённо загудев сервомоторами «Волна» зашагала к сияющей алмазной россыпью звёзд черноте выхода. Геккоринги гулко лязгали по покрытию палубы методично отлипая от покрытия. Уже у самой кромки Северцев начал подъём на минимальной тяге маневровых дав тем самым плавный старт флаингу и постепенно отдаляясь от рейдера.

  Мне тогда показалось, что своим многозначением он имел ввиду наш весьма экзотический транзитный транспорт, что само по себе было бы логичным. Но истину я понял намного позже, что всё произошедшее не так уж просто и однозначно. И Северцев говорил о совершенно ином. Стоит хоть немного его знать – Володька таким серьёзным почти никогда не бывает...

  Марс встретил нас угрожающим прогнозом о пылевой буре и откровенным недоумением местного диспетчера о появлении в навигационном секторе неизвестного малотоннажного транспорта. Огромная, испещрённая оспинами кратеров и морщинами ущелий, сфера цвета поблёкшей паприки стояла перед блистером нашей «Волны» изгибающейся стенной. Если же судить по визингу, то катер носом будто упирался в Марс, совершенно отвесно падая вниз прямо к поверхности.

  Необходимые данные о экспедиционном лагере ИКИ нам выдали на курсовую. Это оказался район около Земли Аравии, небольшой отрезок марсианской пустыни около низкой возвышенности одиноко торчавшей среди бурых песков. Так что Володьке пришлось корректировать вектор направления небольшими импульсами маневровых, чтоб выправить курс в сторону северного полушария, к Ацидалийской равнине. Оставив в стороне по левому борту глубокий шрам долины Маринер мы постепенно стали снижаться к живописному полотну планеты.

  Ориентируясь по флай – карте на мониторе курсовой и позиционным данным предоставленным с операторской МГ-02, Северцев без труда сманеврировав начал снижение к поверхности. Конечно же, профессиональных навыков пилотирования различных типов космкатеров ему было не занимать, это я знал и на собственном опыте непосредственно проведя вместе с ним не один вылет. Но вот справиться с обычным спуском в весьма жиденькой атмосфере для него оказалось задачей не из простых. Володька, дёргая гашетки управления сквозь зубы шипел и смачно ругал на чём свет стоит наш внеплановый рейд и общего шефа, Феликса Гамова, его недальновидность и экономность. Как оказалось, наша малогабаритная остроносая «Волна» по лётным характеристикам была слабо приспособлена для полётов в атмосферных условиях. Нарастающие перегрузки всё сильнее вдавливали нас в пилотские кресла, а слабенькая защита гермокостюмов лишь казалась совершенно излишней в данный момент. Справиться с тошнотой и тяжестью кое как помогала лишь кислородная маска, словно прилипшая к лицу и невыносимо давившая на скулы.

  Оплавив себе днище при торможении машина всё ещё продолжала нестись с бешенной скоростью к поверхности. Прилаживая всё своё умение пилота Северцев старался совладать с теряющим устойчивость полёта флаингом. Покрывшейся испариной от затрачиваемых усилий сморщенный лоб и вздувшиеся на шее вены лишь сильнее подчёркивали напряжённость и опасность складывающейся ситуации. Преодолевая нарастающую перегрузку Володька с рыком и мычанием пытался выводить «Волну» из гиперзвукового уровня тратя драгоценное топливные литры на торможение, вытягивая скорость до уровня приблизительно в полтора маха.

  Машину ещё трясло, но уже не столь сильно, словно внешние силы перестало интересовать наше внезапное вторжение в пределы красной планеты. Теперь всё становилось на свои привычные места и это немного ободряло повеселевшего Володьку. Он со спокойной методичностью отстегнул кислородную маску, оставив болтаться на втором замке и посмотрев на меня с ехидцей ударил по шлему закрыв его прозрачным щитком.

  – Всё Сашка, готовься!..

  Моего внимания лишь хватило на то, чтоб выхватить застывшие на табло зеленоватые числа мерно отчитывавшие наше привычное посёлковое время. После этого последовал неимоверный толчок и поражающая встряска. Потом – громкий хлопок и затухающий звук останавливающихся двигателей. Последней моей мыслю почему – то оказалось та, что до прибытие в лагерь культорологов оставалось ещё... достаточно. Около шести часов целой вечности...

  ...Ещё полтора часа мы с Володькой вышагивали по песчаному плато погрязая в зыбучей почве по самые щиколотки. С весьма слабой надеждой я часто осматривал горизонт по курсу в долгожданном появлении краулера, посланного нам в помощь. Поднимающийся ветер, который набирал силу с каждой минутой, толкал в спину всё сильнее нагоняя пыль и песок перед нами и превращая путь в непроходимую местность. Необходимой потребностью оставалось во что бы то ни стало идти в выбранном направлении и отчаянно надеяться, что вездеход успеет прийти вовремя.

  Связь после приземления с базовым лагерем под дивным названием «Барсум» удалось установить не сразу. Интенсивные помехи радиочастот создавала рвущаяся в наш район буря, грозящая в ближайшее время засыпать всё тоннами пыли и песка. Координаты и вектор направления движения были переданы мной несколько раз. К тому же были включены радио– и проблесковые маяки на наших «Тушканах» на случай потери связи. Но вот голос оттуда, на той стороне эфира, мне показался странным: рваный, повторяющий фразы радиоконтакта, с натужностью и мелодичным трепетом. Как будто это волнение мне было уже знакомо...

  Посадка оказалась весьма удручающей и безумной. Но что самое главное – удачной и удивительно везучей. Для меня лично это были не пустые слова, а констатация навыков пилота, способного работать в различных условиях. Своё одобрение я молча продемонстрировал похлопав Вовку по плечу. Северцев же реагировал на всё по – своему. Даже спустя долгого получасового молчания, он оставался пристёгнутым к ложементу восседая застывшей статуей и с задумчивым видом. На мои призывы и просьбы он не желал реагировать. Даже после того, когда была получена сводка о штормовом предупреждении в семь с половиной тысяч Ньютонов Володька всё ещё восседал в кресле пытаясь собраться с мыслями. Вытащит его наружу удалось лишь уговорами, что высланный марсоход, который должен доставит нас в лагерь уже должно быть рыскает по пустыне в поиске двух несознательных пострадальцев.

  Катапультирования не задействовали – Северцев прекрасно знал эту машину поселкового гаражного табуна и относился словно к домашнему питомцу. Потому весьма старался спасти и нас, и любимый флаинг. «Волна» снизив скорость до звукового барьера всё ещё пикировала слишком быстро. Всё оставшееся топливо в посадочных двигателях ушло на тангожирование и контакт с землёй. Флаинг не выдержал испытаний марсирования и, – ура профессионализму Северцева! – проскакав будто кузнечик несколько сот метров и переломав ступоходы грохнулся на брюхо и заскользив зарылся в ближайший бархан. Весь блистер, как, впрочем, и основная часть фюзеляжа были погребены под песком. Так что надеяться на открытие шлюзовой двери не имело никакого смысла. Вот тогда – то и пришлось включить АСС (аварийная система спасения на катерах всех классов). Сработавшие пиропатроны выкинули фонарь кабины и кресла дав нам прекрасную возможность вылезти наружу.

  Уже сидя в краулере, я силился привести свои чувства в порядок. Вовка заметно приободрился попав в знакомую обстановку. Теперь он был более разговорчив в сравнении со мной, задумчивым и молчаливым. Наш водитель спасательного «Пони» сверяясь лишь с курсовой во всю болтал с Северцевым, совершенно не обращая внимание на песчаное безумие, которое абсолютно полностью превратило марсианский полдень в кромешную непроглядную тьму.

  – Останавливаться нам не стоит. Легче идти против галса, прямиком на бурю, чем пытаться пережидать и быть засыпанными. Уже так было, и не раз, – водитель пытался перекричать дробный шум за бортом. – Опыт и логика всегда спасают.

  Он полностью развернулся в салон с вскинутым специально для меня одобряющем жестом «ОК`!». В полутьме я смог различить его широченную улыбку с сияющими словно фосфор зубами на запыленном лице. Внутри «Пони», как ласково прозвали машину партия изыскателей, пахло соляркой, горячим угаром работающего двигателя и металлом. Всё это до боли напомнило мне нашу СТ – 3 с её неистребимым беспорядком в рабочих модулях: с грязной ветошью, обломками использованных буров, мотками гнутой проволоки и постоянно замасленными лебёдочными тросами. А вот запах был весьма схож. И теперь сразу стало как – то уютно по – домашнему и спокойно.

  – И часто у вас так штормит? – Володька пытался разглядеть сквозь боковое стекло хоть что – нибудь.

  – Теперь – да, – с сожалением в голосе ответил водитель. Покачиваясь в такт с ползущей по ухабам машиной он на время замолк. – Метеорологи говорят, что ещё до начала экоформирования, начатого пока только в южном полушарии, погода была не столь интенсивна и непредсказуема. Прогнозирование имело весьма высокий коэффициент. Сейчас же чуть ли не каждые пять солов происходит подобные бури. И совсем не ясно, когда наш Марс успокоится свыкаясь с новыми изменениями, всё бунтует невпопад, когда ему вздумается. Уже начали появляться затяжные бураны. Сугробы нагоняет по пояс. Так что приходится терпеть.

  – А мы вот как раз к снегу весьма привыкшие. Верно, Санька?

  Я лишь молча кивнул, пытаясь выдать из себя смиренное согласие. Сейчас меня занимала странная особенность собственной памяти заставлявшей помнить не должные существовать события, ясно фиксировать то, чего никак не могло соотносится с произошедшей реальностью. Прошлое раздваивалось оставляя сознанию выбирать, где была истинность, а что становилось лишь воображением шизофрении, картинками фантазии порождённой стрессом не совсем удачной посадки и такими будто бы знакомыми дифтонгами голоса оператора «Барсума».

  Полный контроля над фантомной дисперсией для меня навсегда остался недостижим. Впадая в некоторую удушающую каталепсию я из – за странной своей особенности выбирал пассивную роль стороннего наблюдателя. Приступы разделения происходили либо во время сна, или возникали в следствии стрессового переутомления. Именно в эти моменты мир и время буквально становились инертными и застывшими, вталкивая меня в сознание дубля, особого образования что – то вроде второго Я. Первые впечатления от видений столь сенситивно реальных картин невообразимого, ощущать и чувствовать их как настоящие, даже на физиологическом уровне, немного забавляли меня. Но ясное осознавание одновременной двойственности или множественности разделений, с пониманием, где ты есть – действуешь – живёшь настоящий начинало всё переплетать путая чёткость понимания реальности. И каждый раз пугать потерять ясный рассудок нормального человека, а где – то даже и не вернуться в свою обыденность вовсе. Конечно же, фантомная дисперсия при необходимой концентрации и практике могла бы сослужить мне определённую службу имей я хоть толику желания и цель. Но становиться на роль Святого Августина спонтанно оказываясь в нескольких местах одновременно мне никак не хотелось. Тем более, что я и сам не знал где появлялся. А те процессы, которые сопутствовали и наступали после разделения ничего хорошего не приносили. Вот как теперь, после аварийной примарсовки. И я уже вполне осознанно и с огорчением начинал подозревать, что тот непонятный получасовой ступор Володьки был продиктован не только нашей аварией, но и ещё чем– то не столь определённым и объяснимым. Наверняка он мог стать случайным свидетелем загадочного феномена пресловутой дисперсии.

  И то, что должно было произойти далее теперь я знал с потрясающей очевидностью, но совершенно не желал верить и настойчиво отказывался от неотвратимости свершаемого.

  Как странно, что люди всегда бояться будущего. Строя долгосрочные планы своей жизни они видят её в красочном фееричном цвете, при этом совершенно отвергая то, что весьма существенно, что и является истинным результатом. Присутствующая в нём сила всего лишь одна – страх, действительный страх того, что желаемое не сбывается, а логические предположения неизбежного могут оказаться совершенно абсурдными. Подобными размышлениями я старался успокоиться старательно уверяя себя в том, что фактор разделения лишь навеянность моего разума, суть детских страхов, окостеневших как патологическая особенность второго поколения соляриев (люди родившиеся вне Земли). Но кажется это помогал лишь чуть-чуть. Хватало только на то, чтоб пытаться удерживать перед собой объективно произошедшее прошлое уверяя, что это и есть действительность.

  Базовый лагерь открылся нам в тот самый момент, когда пылевая тьма стала рассеиваться, а сама буря уноситься всё дальше, оставляя живописный вид песчаного моря с покатыми горбами невысоких барханов – волн. Столбы смертоносных смерчей змеевидно изгибались опадая то вниз к самой земле, то вновь хлёстко вскидываясь к прозрачному небу, словно кусая его. Горизонт подсвечивало вечернее солнце так, что вся пейзажность уходящего ненастья открывалась в прекрасном обзоре.

  Всего два небольших модуля хозяйственных построек, сторожевая шестиметровая вышка с метеорологическим оборудованием, приземистый ангар для одноместного разведывательного «Ската» и огромнейший надувной пятисотметровый купол над местом раскопок, который поддерживал привычную для землян атмосферу. Вот и всё, как в нескольких словах можно было описать открывшейся нам «Барсум», базовый лагерь экспедиции Института. По – видимому, во избежание погодных эксцессов все жилые постройки были перенесены под сам купол, что впрочем так и оказалось.

  Выбежавший на встречу вяло ползущей «Пони» человек призывно замахал руками требуя остановки. Взобравшись на высокую платформу краулера он постучал в окно водителя и срывающимся голосом сквозь дыхательную маску приказал немедленно отправиться в сторону некоего Города и резерв – партии находящейся там. Водитель оказался не столь сговорчивым и махнув рукой потребовал обеда, часового отдыха и дозаправки. Нас же с Северцевым высадили у самого аппендицита шлюзового входа и с широкими грузовыми воротами. А тот кто так был взволнован приездом вездехода проводил нас к месту назначения. Это оказался один из членов рабочей группы Института и администратор археологической партии, специалист по палеоконтактной археологии, Уильям Ковач. Выглядел он весьма комично в накинутом по верх рабочего комба в затёртый полушубок. Весь этот его экстравагантный образ дополнял гермошлем, будто совершенно чуждым предметом присутствовавший на нём как– то весьма некстати. Он пригласил нас идти за ним к шлюзу, а за тем с особым проворством открыл люк перехода. Как само собой разумеется Ковач вызвался стать нашим провожатым. Его несколько удивило скорое прибытие гостей:

  – Весьма впечатляюще! – сказал он. – Мы надеялись, что вы прибудете максимум через два сола, беря во внимание прогнозы на ближайшую неделю.

  Вовка озадаченно смотрел на меня.

  – Наверное здесь что – то не так, – медленно произнёс я. – Запрос на экзосоциолога и пилота давал «Марс Главный». И с особыми требованиями он поступил на Ганимед.

  – При чём здесь Ганимед? – никак не понимал Ковач. – Это Марс, а не стационар в дальнем Экстерре. Кому нужны такие сложности и лишние затраты?

  – Так мы же прибыли именно оттуда, – прервал его Северцев.

  – Шутите? – скорее резюмировал, чем спросил Ковач и взялся за ручку внутренней двери шлюза. Давление стабилизировалось и теперь мы могли свободно войти под купол. – Слишком серьёзно и просто, – сморщил он лоб. – Ведь при нынешних возможностях космофлота подобные путешествия за пару часов весьма сомнительны, согласитесь?

  – Как сказать, – тут же многозначительно бросил я вспоминая нашу внезапную переброску на «Алтае».

  – А у вас что, есть веские аргументы утверждать обратное?!

  – Пока особо нет, – я с осторожностью подбирал слова стараясь не слишком афишировать пункт приписки. – Но от произошедшего факта не стоит отворачиваться.

  – И всё же, позвольте мне сомневаться в ваших словах, – ответил археолог. – И не реагировать на ваш... юмор.

  На этом разговор и закончился. Картина открывшаяся внизу оказалась довольно живописной и хорошо освещённой подкупольными фонарями. Перекопанная чаша небольшого кратера, в которой расположилось несколько малочисленных групп археологов и учёных там и тут проводящих свои работы, напоминала видом более работу дождевых червей с вывернутыми коническими вывалами грунта. Огороженные яркими лентами места раскопок небольшими островками заполняли весь котлован. Пройдя с десяток метров мы остановились засмотревшись происходящим.

  – Нам не сюда, – заторопил провожатый, на ходу снимая гермошлем. – А вон к тому корпусу, – и указал на привычный металлопластиковый ангар с светящимися изнутри широкими окнами. – Там и есть наш инфо – центр, с материалами и вносимыми записями. В торце имеется столовая и раздевалка. Пока отобедайте, а я тем временем подготовлю помощников и чуть позже познакомлю вас, чтоб ввести в курс дела.

  Дальше всё пошло как – то всё обыденно и привычно: переодевание, стандартная трапеза, неуютность чужой обстановки, брюзжание Северцева и мои впечатления навеянные тягостным ожиданием чего – то непонятного.

  Через полчаса вернувшийся Уильям Ковач, всё ещё весьма сомневающийся в нашей логичности и рассудительности. Это явно отражалось в его неоднозначно сожалеющей мине на запылённом лице. Теперь он был не один, сопровождая молодую женщину в рабочем комбинезоне и накинутой куртке болотного цвета. Совершенно флегматично Уильям познакомил нас. Женщина была экспертом по информационной аналитике в археологической группе и отвечала за сбор материала, так что иметь дело необходимо было непосредственно с ней.

  «Так вот оказывается кто был с нами на связи. Отчего я не на столько удивлён всём этим...», – с сожалением подумалось мне.

  – Знакомьтесь, вот этот прекрасный профессионал и самый привлекательный работник нашего лагеря, Виолетта Талаева. Будет вам в помощь и разъяснит все нюансы. Прошу не обижать.

  – Не беспокойтесь, – ответил Вовка с явной иронией. – Мы постараемся...

  – Надеюсь, – Ковач странно оглядел нас троих. Закивав головой он удалился. Да и Северцев, тут же ретировался под предлогом проведения осмотра грузового модуля. Хотя, как знать...

  – Не ожидал тебя здесь увидеть, – еле проговорил я ощущая давящий ком в горле. Смотреть куда – то в сторону оказывалось куда как легче, чем в глаза друг другу.

  – Я тоже, – ответила Виола.

  Пришлось чуть откашляться чтоб задать следующий вопрос:

  – Давно здесь?

  – Уже с полгода. Вот, приехала поработать...

  – Одна? – я с усилием взглянул на неё.

  – Здесь – да, – односложно ответила Виола. – Пока...

  Разговор явно не клеился. Да и мы оба совершенно не были к нему готовы.

  С некоторым интересом я всё же старался не отрывать взгляда от знакомых черт её лица и фигуры чуть пополневшей, но от того не потерявшей привлекательности.

  – Ты сейчас где обитаешь, – засунув руки в карманы своей куртки Виола словно приобрела некую решимость, – всё там же, на «Южном»? А тут каким ветром?! – слишком наигранно удивилась она.

  – По вызову от вас. Сорока на хвосте принесла, что в «Барсуме» понадобился архивариус, – съязвил я.

  – Ну что ж, – Виолетта приосанилась и собралась было идти, – теперь только остаётся ввести тебя в суть самой работы и показать объёмы. От тебя, как экзосоциолога, понадобятся ещё и консультационные советы. Так что будь готов. А вот после, когда закончишь, вещественные артефакты и информационные данные загрузим в капсулу и отправим с вами на Фобос. – Чуть улыбнувшись, добавила: – Не беспокойся, так уж вышло, что у нас пилот без особых навыков, любитель. Сам доцент, а по совместительству и хобби – лётчик. Потому мы и просили прислать двоих, чтоб второй был профессиональным «наездником». Накопилось очень много материала и то, что уже описано необходимо будет доставить на станцию Института на спутнике, около Обелиска.

  – Всё очень просто, – ответил я направляясь за ней, – и предельно ясно.

  Мы шли быстро, Виолета впереди, я словно обречённый и виноватый в чём – то, сзади. Понимание происходящего стёрлось для меня фиксируясь только тем моментом, что происходило сейчас. А сейчас я просто жил и видел её, ту, которая совсем ещё недавно мне была дорога. Спускаясь в котлован, в котором проходили раскопки я вдруг остановился:

  – Виола?..

  – Не надо, Саша. – Она так и стояла не поворачиваясь, спиной ко мне. – Я не хочу вновь повторения того, что было.

  – Мне только хотелось узнать, почему, – я запнулся, – почему ты...

  – Ушла? – Повернувшись Виола вскинула голову и с каким – то надрывом и притворной улыбкой продолжила: – Неужели ты так тогда ничего и не понял? Я хотела... – она вдруг замолчала. Затем собравшись тут же продолжила: – Я боялась, что у нас будет ребёнок. Такой же как ты, со всеми этими... странностями. А я не желаю этого, понимаешь?! Не – хо – чу! – громко произнесла Виола. – Мне нужен нормальный...

  Я молчал тягостно ожидая, что она скажет дальше.

  – Кто?! – наконец вырвалось у меня.

  Она не ответила. Только закрыв лицо руками и успокоившись тихо проговорила:

  – Вот как сегодня.

  С непониманием и сомнением я смотрел на неё:

  – Что, сегодня?

  – Я видела тебя. Может быть во сне, а может быть... И не я одна. А то, что у нас в лагере два информационных корда вышла из строя виной тому...

  – Прекрати, мы только что прибыли к вам всего час назад и никак...– я осёкся понимая, что зря оправдываюсь.

  – Не знаю. Просто то, что было тогда... Впрочем, прости, но мне совершенно не хочется этого вспоминать. Давай останемся на этом, что есть.

  – Хорошо, – подчинился я. – Тогда показывай, что тут у вас.

  И мы продолжили спуск.

  А что же у нас оставалось общего? Память о прошедших чувствах, разочарование о потраченном времени и невыполненных надеждах или горечь утраты, только у меня любимой, а у неё, получеловека – полу-непонятно-кто, диспера с особыми пугающими странностями способного ощущать незримое для других и находиться сразу в нескольких реалиях будущего, но совершенно не выбирать его, а только следовать. Кто в таком случае решал за меня выведя в такой болевой сегмент времени, где Виолетта решала уйти? Почему были отметены другие, лучшие на мой взгляд альтернативы? И как пробиться к тому, чтоб попадать лишь в зачётное для себя грядущее?

  Быть солярием и постараться смириться с этой ношей недоличности, некой переходной формы от обычного человека к человеку новой генерации, воспринимающего космос и весь Экстерр, как свой родной дом. Вот что, наверное, необходимо было понять мне сейчас.

  Направляясь вслед за Виолой я вдруг с сомнением начинал задумываться о том, какое именно будущее мне привиделось в тот самый момент, когда мы втиснутые в узкие пилот – ложементы «Волны» грохнулись на Марс. И был ли Северцев единственным свидетелем моего «разделения»? А как же претензии Виолы и упоминание о неполадках в инфо – кордах «Барсума»? Обо всём этом я мог только сожалеть и продолжать страшиться самого себя...

  ... Вот так, совершенно нежданно пролетел мой выходной, наполненный ожившими воспоминаниями и потрясениями, которые никак не желали оканчиваться.".

  Человек в бело – голубой форме медицинской службы озадаченно погладил затылок и встал из глубокого кресла. Возникшие после рассказа вопросы не давали четко сосредоточится на чём – то определённом, ставя с каждым разом всё новые задачи.

  – Ладно, – протяжно произнёс ведущий. – Так что же произошло на самом деле?

  Громко вдохнув Ковач задумчиво поднял к потолку глаза, а после как – то быстро оживился. Не ожидая разрешения он вытащил сигарету методично разминая её пальцами.

  – Дело всё в том, – он облегчённо выпустил сизую струю дыма, – что ещё на начальном этапе изучения феротерра Марса выдвигались теории о искусственном происхождении его спутников, а в особенности Фобоса. Это пытались доказывать, как расчётами орбиты самого спутника и предположительных траекторий поведения пустотелых объектов рядом со сверхмассами, так и исследованиями на поверхности Фобоса.

  Собеседник скучающе смотрел на Уильяма наслаждающегося то ли процессом курения, то ли собственным славословием.

  – Институт ксенологических исследований несколько лет назад начал детальное изучение этого занимательного объекта. На его поверхности был обнаружен весьма примечательный артефакт – каменная колонна треугольного сечения высотой чуть более ста метров. Ну и как само собой разумеющееся, руководство ИКИ не могло пройти мимо такого странного образования с примечательно идеальной формы. Высадив там свой десант, мы установили первичную базу и стали изучать.

  – Долго? – человек подойдя к столу взял стакан воды и сделал глоток.

  – Относительно. – Докуривая сигарету Ковач немного оживился. – Если смотреть в разрезе изучения и исследовании Системы, то весьма... Хотя, – он повернулся к собеседнику, – восемь лет, это долго?!

  – Послушайте, Уильям, нас интересует совсем не то, о чём вы сейчас говорите.

  – Но это имеет же непосредственное отношение к делу, – совершенно откровенно перебил собеседника Ковач. – Вы всё сразу поймёте после моих объяснений. Так вот, – продолжил он, – попытка раскопок и первичного осмотра не была возможна из– за непонятного воздействия особого излучения проявляющегося в радиусе пятидесяти километров вокруг Обелиска. Это так условно был назван нами объект. Но по некоторым расчётам, сделанным нашими специалистами, вектор направления с особой периодичностью осевого вращения Фобоса совпадал с определённой местностью на поверхности самого Марса. Прецессия в 21 градус указывала на Ацидалийскую равнину, а конкретней, район известный как Кидония.

  – Занятно, – мужчина вернулся обратно и сел в кресло. – Вам видимо импонирует амплуа лектора – весьма любите долгие истории.

  – Вполне возможно, – удовлетворённо кивнул Ковач. – Я прекрасно понимаю ваш сарказм и нетерпение, но осталось совсем немного. – Он выпустил облако сизого дыма и опустив голову и взялся за подбородок. – Обозначив локальные точки на планете, мы начали проводить там планомерные раскопки, стараясь хоть этим компенсировать наше бессилие на спутнике. Да, определённые подвижки были, интересные находки. Но особо потрясающего, дельного никак не появлялось. Оставалась лишь надежда на особый случай или сумасшедшую удачу, а может быть и какое – нибудь чудо. И это не заставило себя ждать: на восемьдесят второй Сол раскопок были найдены некоторые сегменты полированного камня с оригинальной резьбой и графикой, которые должны были составлять некую правильную геометрическую форму. Что именно это было я с особой ясностью сказать не берусь. Скорее всего что – то сродни сложной технической конструкции. И очень походило на то, что это могли оказаться некоторые составные части уже знакомого нам Обелиска.

  Уильям взял свой стакан и немного отпил воды. После прокашлявшись продолжил:

  – Накопленный археологический материал требовал определённой оценки и аналитических выкладок. Вот потому из Аресграда вызвали специалиста по экзосоциологии, вместе с пилотом, способным управиться со старым посадочным модулем для доставки материалов на Фобос. Ну а дальше вы уже в курсе: груз с образцами, описью и докладными записками погрузили в модуль и отправили к месту назначения.

  – Уильям, а почему вы молчите о самой работе в лагере Владимира Северцева и Александра Лемешева?

  – А говорить то и не о чем, – встрепенувшись ответил Ковач. – Они провели у нас три с половиной Сола, каждый занимаясь своим делом: Северцев проверкой оборудования модуля и его загрузкой, а Лемешев консультативными выкладками и систематизацией и отбором материала. Только вот я одного не могу понять, – он с особым тщанием затушил сигарету, – к чему вся эта канитель с визитом вежливости в ваше ведомство? Что именно в произошедшей трагедии имеющей прямое отношение к юрисдикции Управления Космофлота и нашего Института могло заинтересовать Организацию Здравохранения? Ведь выяснения технических подробностей происшествия совершенно не имеют к вам отношения.

  – Не спешите, Ковач, – остановил его собеседник. – Я немного помогу вам... Вот, – он включил экран виго и над столом появилась объёмное изображение, – это фото взятые нам из докладной записки к комиссии Высшего Совета. Узнаёте?!

  – Отчасти, – Уильям щурился пытаясь что – то разглядеть в изображении. – Это предположительная модель находки, доработанный рисунок...

  – Совершенно верно, именно тот самый артефакт, о котором вы мне только что рассказали. Физики УКФ (управление Космического флота) проведя поверхностные расчёты выдвинули гипотезу о реликтовом сооружении гиперволновой транспозитации, которое могло существовать на Марсе ещё до появления людей на Земле. И вот именно этот эффект, который научный и инженерный отделы космопланирования в Высшем Совете пытаются изучать и использовать в целях покорения и исследования Дальнего космоса, был спонтанно произведён с поверхности Марса в тот самый день, когда исчезли Лемешев с Северцевым.

  – Я как – то не могу понять, к чему вы клоните? – Ковач растеряно начал искать в карманах пачку сигарет.