Текст книги "Когда к нам приплывут киты (СИ)"

Автор книги: Ричард Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

   КОГДА К НАМ ПРИПЛЫВУТ КИТЫ

  Сергею Павлову и Леониду Панасенко

   Если что – то я забуду,

   Вряд ли звёзды примут нас.

   Р. Рождественский

   «Ночь прошла».

  "Утро медленно сгоняет сон...

  Сегодняшний день обещает быть привычно однообразным и относительно спокойным. И если не брать в расчёт того, что для меня он выпадает на полагающийся по штатному регламенту выходной, то я не стал сразу вскакивать с постели решив поваляться ещё с часик балуя себя ленцой и сладкой истомой. Признаюсь честно, мне не столь уж привычно вставать в ранний час, как это принято в обычном распорядке многих рабочих посёлковых миссий на дальних планетоидах. Работа в них всегда требует постоянной отдачи, вот потому и необходима та самая строгость дисциплины вахтовых бригад. Для меня же это всё кажется пережитком прошлых эпох, когда на ряду с монашеской строгостью и казарменным порядком сосуществует внутренняя коллективная расхлябанность. И многие из тех кто, вынужденно ютятся в этих компоновочных муравейниках во множестве разбросанных по планетам и лунам всего осваиваемого Экстерра Системы скорее всего согласится со мной.

  Точно таким же был и наш гермопосёлк «Южный» на Ганимеде, расположенный совсем не далеко от местной столицы Пунт, растянувшейся неровной лужей в одноимённом кратере. Хотя, «недалеко», это лишь относительное понятие по – нашему, местному представлению – всего чуть более трёхсот километров. Вот добывающий комплекс СТ-3, который обслуживают наши ребята, тот прилепился почти рядом с посёлком. И добраться до него на краулере с черепашьей скоростью можно за каких – то полтора часа. Медленно – возможно, но зато, надёжно и доступно с регулярной периодичностью каждые два стандартных дня при смене очередной бригадой буровиков. Здесь всё предельно просто, если не стараться усложнять самому себе жизнь и не впадать в депрессию.

  Сгоняя последние остатки сна бодрящим потягиванием и удовлетворённо этому улыбаясь, я слез с кровати. Здесь, на Ганимеде, рядом с гигантским оранжевым куполом великого Юпитера, приятно чувствовать себя немного лёгким и бодрым, чем на Земле. Когда прибываешь сюда впервые, в тебе просыпается то, что кажется уже исчезло и давно покинуло твою жизнь. Ребячество и переполняющая энергия, по началу захлёстывают, почти каждого новоиспечённого аборигена. Это что– то сродни получасовой экскурсионной прогулки по Луне туристов с Земли, впервые получивших долгожданную Визу на выход в Экстерр, и забавляющих себя умопомрачительными прыжками в Море Облаков. Именно тогда, после обычного притяжения и комфорта атмосферного дна, ощутив по-настоящему близость космоса ты, с поразительной наивностью, приходишь в неистовый восторг. И начинаешь радоваться, словно ребёнок, совершенно заурядным вещам, лицезрея сквозь стекло гермошлема откровенно банальную сотникилометровую змею тектонического сброса Прямая стена с бесшумно сползающими от твоего слабого прикосновения пыльных потоков. В мирах же крупных планет Дальнего Экстерра всё совершенно по-иному. Работа налагает ответственность, а чуждая обстановка и отдалённость от обжитых территорий вынуждает к осмотрительности, и само собой – осторожности. Ведь вся надежда на спасение в случаи возникновения нештатки лишь одна – на самого себя.

  Не стараясь особо задумываться о чём-то определённом и стараясь отогнать надоевшие воспоминания о прошлом, я прошёл в душ и стал под упругие струи воды. Назойливой мухой вновь забились мысли о вчерашнем разговоре с гляциологом буровой, да ещё на повышенных тонах. Это заставило меня простоять в кабинке чуть дольше обычного, сгоняя негатив и злость. Ведь проблема, которую пытался преподнести Алдан Курбатов, как особо насущную и первостепенную, не требовала столь пристального внимания. К чему тогда всё это?..

  Хватит, сегодня думаю только об отдыхе!

  Сейчас остро необходимо порадовать себя лёгким завтраком и разгоняя вновь набегающую нервозность постараться приготовиться к хорошему отдыху, ведь день только начинается. Вполне возможно подошёл бы вояж в столицу – пошататься среди толпы людей, узнавая старые лица и встречая совершенно незнакомые. Кто знает, что меня может ожидать, какая немыслимая случайность способна изменить моё упорно стойкое положение холостяка, простого сотрудника одной из социальных служб на провинциальном планетоиде. Подобная минорность во мне была скорее всего порождена воспоминаниями того, что произошло уже более года назад и тоскливо бередило душу о произошедшем до сих пор.

   Жизнь каждого, как водиться, складывается не из безликой последовательности событий протяжённых во времени, а из той эмоциональной насыщенности, которая приукрашает их. Теперь я могу это ясно для себя утверждать. Но ещё тогда всё было совершенно иначе...

  Вот именно в такой период, когда яркий цвет жизнь начинает превращаться в серую будничность, попали и мы с Виолеттой. Решение оставаться и далее на поселковой станции принималось мною спонтанно, основываясь на обычной привычной обустроенности. Тогда комфорт и бытовая стабильность мне были по душе. Но, как тогда оказалось, подобное ощущение диктовалось во мне отнюдь не разумностью, а обычной слепотой моего эгоизма. В наших с Виолой отношениях именно здесь и начала образовываться пустота, причин которой я и не старался особо искать.

  Счастливые месяцы наполненные улыбками, сладкими объятиями и долгими ночами любви истаяли весьма быстро. По – девичьи, слёзно и молчаливо распрощавшись со мной в зале наземного терминала, она с радостным нетерпением покинула гермопосёлок не желая продолжать наскучившей ей провинциальный роман. Стук каблучков её новомодных босоножек гулко отдающийся в коридоре полупустого порта, надоедающим стаккато ещё долго преследовал меня.

  Ещё тогда, в самом разгаре наших отношений прилетев по моей просьбе на Ганимед, в наше дальнее поселковое обиталище, она старалась быть преданной и любящей пытаясь соответствовать романтическому статусу молодой жены. Но постепенно начинала понимать, что эта роль ей удаётся лишь с особым трудом. Ведь променять шумный и величественный флагманский терминал «Корона», вертящийся на либрационной орбите между Землёй и Венерой, на дальнее захолустье для взбалмошной девушки было продиктовано скорее всего фееричностью надуманных романтических мечтаний.

  Не прошло и полугода нашего семейного счастья среди узких модулей «Южного» и затвердевших аммиачных снегов Ганимеда, как одним обычным днём Виола напросилась в транзитные пассажиры совершенно ошарашив меня своей внезапностью и назревающим фактом отбытия. Вместе с зафрахтованным для обеспечения посёлка дежурным транспортом «Валдай», она с необычной поспешностью покинула не только надоевший планетоид, но и мою, ставшую для неё безынтересной, жизнь. В память о пылавшем, ещё совсем недавно, безумии чувств, мне досталось всего лишь пара фото и постепенно тающие образы любимой в приходящих от усталости и пережитых эмоций, снах. Приходилось это принимать со смирением обречённого на одиночество Робинзона.

  Наваливающаяся депрессия и тягостная вина нашего разрыва всё чаще стали порождать во мне безразличие к окружающему. И то, что когда-то меня пугало и мешало быть совершенно нормальным, вновь стало довлеть надо мной. Картины ночных видений оказались тому первыми признаками: размытые, вязкие, но с определённо особым цветом, к которому у меня выработалось отвращение. И те мимолётные промежутки «отклонения», возникающие вдруг, спонтанно, вводили в неописуемый ужас, заставляя вспоминать способы контроля, забытые ещё в детстве.

  Свою первую «встречу» с этим, я хорошо помнил, как внезапное столкновение с неведомым, и потому начинал готовился к худшему. Казалось, будто всё ушло в прошлое вместе с возрастом. И все те юношеские переживания и страхи относительно своей особенности, я смог в конце концов перерасти и основательно забыть. Теперь же, с огромными усилиями задавленный «талант» вновь пытался проявить себя. И этим я был как весьма впечатлён, так и особо встревожен...

  Резкий звук интеркома поймал меня уже вытирающимся около окна с видом на нашу буровую. Накинув на себя полотенце, я недовольно разрешил доступ гостю:

  – Да! Слушаю?!

  – Чего кричишь? – донесся знакомый голос из динамиков комма.

  – А – а, – протянул я, – это ты. – С экрана на меня пялился наш главный администратор Феликса Гамова. Его окладистая борода своей ухоженной основательностью явно подчёркивала его статус. – Не слишком ли рано для визита? Или опять должна произойти незапланированная случайность? Ведь всё у нас по регламенту: и аварии, и авралы...

  – Язвишь? – Феликс сжал губы так, что они полностью скрылись в бороде. – Ещё только утро, а ты уже недоволен.

  – Не правда, – парировал я с наигранным оптимизмом. – Есть одна точная и проверенная примета: начальство беспокоиться о тебе в выходной – знать день пойдёт прахом!

  – Сам подметил? Смотри, чтоб Курбатов об этом не прослышал. А то придётся тебе весь выходной провести на вылазке.

  Недовольно закачав головой я посмотрел в сторону комма.

  – Уже нажаловался?!

  – Почти... – с натянутой улыбкой произнёс Феликс. А я опять начал прокручивать в голове вчерашний разговор с пожилым гляциологом.

  – Только не говори в очередной раз, что он прав. Мне уже его щепетильность и принципиальность в теоретических выкладках становятся поперёк горла. И не только мне одному. – Я удручённо махнул рукой. – Ладно, так что там опять?

  – Особого ничего, – произнёс медленно Гамов, – если не брать во внимание, что МГ– 02 выдал депешу с просьбой о содействии.

  – Это где? – совершенно небрежно осведомился я. – Феликс, ты же прекрасно знаешь, моё отношение к односложным названиям технического характера.

  Если говорить на чистоту, я и не старался представить, место расположения пресловутой аббревиатуры.

  – Ты неисправимо упрям, – ответил он, опуская взгляд. – Уже давно стоило привыкнуть. За два – то года...

  – Предполагаешь, что я останусь ещё на один срок? – бросил я и направился через каюту к вещевой нише, стараясь не обращать на бурчание Гамова никакого внимания. – Нет уж, хватит! Думаю, что ещё месяц – два и будет вполне достаточно.

  Лукавил ли я сейчас? Только перед самим собой. Врал ли? Если говорить честно, то скорее всего – да. Шансы найти интересное и перспективное новое место для работы экзосоциологом в разведанном, но малоосвоенном Экстерре Системы, были не столь велики. А тем более такой личности, как я подверженного хандре и бесконтрольной рефлексии. Понимая это, мне всё же приходилось стараться держать себя на уровне и надеяться в скором будущем сменить обстановку на что – то иное, более занимательное, чем однообразный вид оранжево – сизой громады Юпитера и перечёркивающий его ажурный росчерк буровой за окном моего модуля.

  Да и что делать в этой периферии изученного космоса зрелому человеку в геолого – добывающей партии с подобной профессией? Не внутренние же конфликты решать, на самом деле, заведомо становясь эдаким а – ля Фрейдом с пресловутой кушеткой и допотопным психоанализом.

  – Торопишься? Посмотрим ещё, что время покажет, – Гамов посуровел. – Запомни, уговоров остаться на буровой однозначно не будет. Да, сейчас положение на «Южном» весьма не завидное. Но в скором времени может всё поменяться. Сам же знаешь, как это бывает. Пример тому перспективные новшества у соседей на Сатурне. Там дела уже движутся полным ходом. А вспомни, ещё несколько лет назад как там было, сплошь закидывания зондов в щель Кассини, да скучные посиделки геологоразведки на Япете. Теперь вот интенсивно налаживают монтаж ГТП – терминала «Терра». Значит и здесь всё скоро будет кипеть. Так что пока ты тут, будь добр не выбывать из звена. Всё может случиться...

  «И зачем я вам сдался, бесперспективный психолог на мало значимой буровой?», – мелькнула вдруг мысль.

  Фразу Гамова легко можно было продолжить заведомо, зная банальный финал.

  – Пусть так, но на сегодня все дела побоку. У меня законный выходной. Так что, всякие просьбы о заменах и внезапной помощи стоит позабыть.

   Видеть его реакции я не мог, так как был занят выбором облачения, чтоб презентабельно выглядеть, появившись в залах и широченных коридорах полиса.

  – Дело весьма срочное и особо важное.

  – Гамов, не старайся. Я уже вылетаю в столицу ближайшим катером.

  – Не слишком ли ты самоуверен, Лемешев?! – в голосе Феликса появились жёсткие ноты. – Напомни мне, кто сегодня «извозчик»?!

  – Северцев, верхом на своём «Джейране», – я озадаченно и с некоторой настороженностью посмотрел в сторону экрана комма. – А в чём дело, есть какие – то изменения?

  – «Джейран» с Пунтом отменяется. Северцев остаётся с тобой. Пойдёте на «Волне», – быстро ответил Гамов. – И скидывай свой пижонский наряд, обряжайся в рабочий комб, лучше всего в «Тушкан».

  – А может сразу в скафандр?! – начинал злиться я. – Мне совершенно не хочется рыскать часами по Ганимеду в поисках упавшего зонда у чёрта на куличках.

  – Этого и не будет, – холодно смотрел Феликс с экрана. – Отправитесь на Марс, в исследовательский лагерь ИКИ в Кидонии.

  Мне вначале показалось, что я ослышался. И видимо, мой застывший от удивления вид немного рассмешил Гамова. Вообще – то, как руководитель разношёрстного коллектива и хозяйственный начальник нашей буровой, он был вполне прекрасным и сговорчивым человеком. Но вот его вымученная привычка делать многозначительные паузы в беседах с подчинёнными заставляла меня строить различные предположения психологического плана.

  – Просьба озвучена, как «неукоснительный к исполнению» приказ. Пришла всего чуть менее двух часов назад со второго стационара Марс – Главный. Связисты с «Южного» передали. Меня порядком такие внезапные распоряжения тоже не радуют.

  «Ещё бы, ведь не тебе же их выполнять пересекая по чей – то прихоти почти чуть ли ни одну треть основного пути до Земли.», – в сердцах негодовал я.

  – А зачем там необходим Володька? На Марсе своих пилотов с лихвой хватает, – стараясь успокоиться я бухнулся на кровать. – Да и социологов предостаточно, чтоб не гонять персонал с Ганимеда через пол Системы...

  – Всё верно. Только в понимании администрации Института культурологических исследований многое сводится не просто к научной необходимости, а к обычной рутине. Им понадобился не столько профессионал в определённой отрасли, сколько...

  Вдруг прервав свою речь Феликс задумчиво начал оглаживать бороду, будто подозревая подвох. Подобная пауза озадачила меня. Отчего– то мысли стали сползать в совершенно иную сторону, полную нелогичности и подозрений. Странные домыслы и предположения тут же начали возникать во мне по поводу своих определённых «способностей» и того, что об этом каким – то образом мог узнать Гамов. Я начал в сумасшедшем порядке перебирать те единичные случаи, когда кто – то из парней нашей буровой вполне мог стать свидетелем моих спонтанных проявлений дисперсии и с определённой уверенностью способен был только вспомнить Северцева. Неужели он о чём-то догадался и рассказал?..

  – Особо не переживай, – продолжил Феликс, видимо заметив мою реакцию. – Как оказалось на Марсе днём с огнём не сыскать социологов со специализацией анализа внеземельных экосистем. К тому же ещё знакомый с принципами работы архивариуса.

  – Кого?! – спросил я.

  – Человека способного отобрать материалы и систематизировать записи имеющиеся на базе.

  – Но ведь это же работа для простого корда, любой компьютер с этим справиться легко и быстро. Да и подобное совершенно не в моих навыках работы.

  – Запрос составлен с определёнными требованиями. Ты и Северцев пока совершенно не заняты в работах обусловленных дежурным регламентом. Ближе никого нет. Земля и терминалы находятся в максимальном афелии по отношению к Марсу, а Ганимед в относительно минимальной фазе. К тому же обычного специалиста по адаптивности земной социокультуры к иным экосистемам у них на Марсе по непонятным причинам попросту не оказалось. – Феликс то ли озадаченно, то ли виновато, опустил глаза. – Так что поспеши собрать вещи.

  Каким – то седьмым чувством я предполагал во всём этом некоторый подвох, который мог обернуться для нас с Володькой авральной задачей со множеством неизвестных.

  – Хорошенькая же выйдет прогулка. Можно уложиться в целый отпуск. – И это только около трёх недель в одну сторону, проведённых в ожидании финиша на стандартной «линейке». Но если же попытаться высчитать свободное окно для прибытия «Валдая», то в пределах марсианского Феротерра мы с Северцевым окажемся недельки на полторы раньше. – Может быть дашь им «Отбой!»?

  Моргнув глазами Феликс опустил головой.

  – Сожалею, но никак не получится. В течении двадцати стандартных часов вы должны быть на месте. И не старайся меня спрашивать: как да почему? Всё очень просто: тебя с Володькой подхватит идущий с Титана экспериментальный ГПК «Алтай». И сегодня же транзитом сбросит на локалку уже на Марсе. Вопросы?

  – Это ещё что? – выпалил я от удивления приподняв левую бровь.

  – Про гиперволновую транспозитацию слыхал? Вижу, что вряд ли. Сей зверь абсолютно новый, но перспективный. И если не врут, то уже в ближайшее десятилетие человечество семимильными шагами прошествует к звёздам. Не зря же стройку века с терминалом затеяли у Сатурна. Так что, если выпадет свободная минутка на досуге, развлеки себя ещё и информационными бюлетнями Космофлота. А сейчас времени на сборы у тебе осталось не более часа.

  И экран погас.

  Благо Гамову хватило ума не посоветовать мне знакомиться с основами квантовой физики.

  Вот так всегда и выходит: просьбы вышестоящих обсуждаются вдоль и в поперек, но исполняются неукоснительно.

  Собирать вещь-кейс я начал медленно, находясь в совершеннейшем ступоре. Тысяча двести минут совершенно иной, непонятной для меня жизни. Скоротечной и волнующей, зато интригующей и увлекательно маленькой. Много ли это, чтоб стать частью большой истории? Занимательно ли, чтоб остаться в человеческой памяти хотя бы одного человека?

  И именно в этот момент вдруг началось то, что давно для меня стало лишь пугающим воспоминанием детства...

  Мало кто из медиков и биологов ожидал чего – то подобного. Ещё в самом начале эры освоения космоса выдвигались скромные предположения о эволюционном изменении всего вида хомо сапиенс, основываясь на его главном принципе – приспособлению к внешним условиям. Особенно актуально специалистов это беспокоило при широком развитии орбитальных поселений и начале освоения планет Ближнего Экстерра Системы. Но особо выраженных и явных трансформаций, пока, не наблюдалось. А ведь процесс приспособления самого человека и его генома к совершенно новым условиям чужого экопространства адаптированного для проживания и обыденной жизни всё же происходил, пусть и с едва заметным проявлением. И мало кто из обычных людей, работавших на внеземельных объектах и на спутниках и планетах освоенного Пространства после возвращения на Землю задумывался о причинах своих недугов с весьма странной диагностикой возникших спустя время. О локальных поселянах, всё более заполнявших поверхностно изученный Экстерр Системы не стоило и упоминать. Информационные бюлетни Всемирной организации здравоохранения ограничивалась пока лишь простыми сводками и статистическими данными считая их показателем стабильности и чёткого следования самим человечеством, поставленным перед собой планам освоения космоса.

  Первые признаки непонятных для меня странностей начали возникать ещё в раннем детстве. Родители были обычными служащими космофлота получившие Визы на выход в Экстерр и работая в основном, либо на стационарах в Феротерре Луны, либо в гермополисах Марса и Меркурия. И вся их семейная идиллия в профессиональных сферах как – то получалась полным диссонансом друг к другу, закидывая каждого из них в различные уголки осваиваемого пространства. И лишь только единожды им повезло сойтись вместе, даже отнюдь не в отпускное время – это попав в состав Четвёртой комплексной экспедиции на Венеру. Мать тогда была универсальным специалистом по охладительным установкам, отец же занимался дистанционным монтажом сложных конструкций в условиях невесомости.

  Администрация Космофлота поставила тогда жёсткую и однозначно непосильную задачу: создание основательного плацдарма для начала планомерного завоевания и освоения непокорной планеты. Человечество справилось и с этим вызовом. Но спустя несколько лет после триумфальной победы Четвёртой экспедиции, некоторые медикологи стали отмечать особую тенденцию заболеваний у штатных служащих заполонивших новый добывающий комплекс «Афродита», находящийся непосредственно в самом сердце долины Живых огней. Именно там ранее базировался лагерь с работниками прорыва для возведения Комплекса. И именно там проработали около трёх месяцев семейная пара молодожёнов совершенно не осознавая того, что их жизнь вскоре наполниться не только детским голоском, но и непонятными психологическими странностями личного характера своего сознания. А изменениями в организме откликнуться латентной патологией в их ребёнке. Долина же сама по себе отличалась тем, что была особым источником весьма частых сухих гроз буквально порождая сонм роёв различного рода плазмойдов шаровых молний, спасением от которых служили небольшие поля утыканные спицами громоотводов.

  Из навеянной и спонтанной задумчивости меня вырвал взволнованный голос Володьки Северцева, пилотировавшего флаинг типа «Волна» к транзитному рейдеру «Алтай». Воззрившись с удивлением на курсовой экран, он с восхищением присвистнул.

  – Сашка, – окликнул он меня, – ты когда – нибудь видел что – то подобное?! Весьма впечатляет!

  Да, сам абрис корпуса экспериментального гиперсветовика непроизвольно будоражил и одновременно заставлял восторгаться собой любого: и того, кто впервые сталкивался с ним, и тех, кто уже не единожды обозревал вычурный экстерьер странной гиганской конструкции. Только вот особой эстетики во всём внешнем виде новоиспечённого флагмана Космофлота я как – то особо не примечал. Да, десантный рейдер «Алтай» класса ГПК – СДД (гиперпозитационный корабль для Сверхдальнего Экстерра) выглядел величественно и значимо, напоминая более массивную связку двух ажурных пучков энергоэмитеррных преобразователей. Носовой тубус в несколько сот метров длиной и радиусом чуть более пятидесяти создавая особое плазменно – индукционное поле волновым разрядом разрывал нерушимую ткань вакуума, а кормовой, вполовину меньший своего собрата импульсно выстреливая вталкивал всю конструкцию в так называемое над-пространство и удерживал корабль там. Сам же «Алтай», его технический фюзеляж с бытовыми, рабочими и жилыми ярусами представлял собой некую спайку сглаженных и не имеющих прямых углов и линий особых корпусов, словно результат бурного процесса симметричного пенообразования. По мнению физиков, подобные обводы должны были снизить возникновения энергетических завихрений. На фоне громадных конструкций гиперпозитации именно эта часть рейдера выглядела совершенно незначительной, словно смещённая сцепная ось гиперсветовой телеги.

  В конце концов оторвав свой взгляд от экрана, я заворожённо воззрился на сияющий блистер. В бескрайней черноте космоса закрывая собой россыпь мелких звёзд и подсвеченный слепящим блеском далёкого Солнца рейдер пока ещё слабо чем мог быть отличим от орбитального стационара «Вершина», прытко скатывающегося за горизонт Ганимеда. Яркая звездочка новоявленного спутника весьма постепенно начинала приобретать свои чёткие рукотворные очертания. Оставалось теперь только со скукой ждать, когда наконец после обычного маневрирования Северцев виртуозно загонит флаинг в вакуум – створ причальной палубы «Алтая».

  – Как они только на нём летают? – проговорил я, пытаясь понять фантазию конструкторов и инженеров нового флагманского рейдера.

  – Тёмный ты человек, Лемешев. Запомни, неуч, на кораблях во все века всегда только ходили.

  – Однако, – я повернулся к Вовке видя в его глазах детский восторг от увиденного, – это совершенно не меняет сути. Ты только посмотри на эту допотопную конструкцию – карусель ей Богу!

  – Борт 6417?! Борт 6417?! – прозвучало официозом из динамиков внешней связи. – Здесь рейдер «Алтай» транзитного спец назначения, регистрационные данные... – и далее последовала продолжительная череда цифр. – Терминатор у вас на левом траверзе в четырёхстах километрах. Гасите осевую сближения до пяти единиц. На финише вас подхватят наши экзоператоры. Для более точного тангажа включены корабельные маяки наведения. Ориентировка по телеметрии судна. Надеюсь – не промахнётесь?

  – Понял вас, «Алтай»! – отрапортовал Вовка. – Ждите с минуты на минуту. – Хмыкнув и пожевав недовольно губами Северцев на время умолк. – Видал, – буркнул он после натужной паузы, – кем эта элита флота себя возомнила? Тоже мне, фавориты Пространства! «Надеюсь – не промахнётесь?». Чтоб вам!.. – он не договорил и лишь со зло хмыкнув убавил мощности двигателям машины.

  Мои чувства в данный момент молчали, но память всё настойчивей возвращала в детство, самое изначалье того, что вновь нахлынуло на меня сегодня. Ещё тогда это нечто неосознанное, совершенно неясное, не сформировавшееся в понимании, начало проявляться у меня в возрасте шести – семи лет. Возникая совершенно спонтанно оно вырывало из увлекательных картин феерических снов и странным накатом вибрирующих волн заставляло испуганный мозг воспринимать лишь образ реальности, которая буквально пульсировала. Всё выглядело таким, будто мир став плотным пытался тебя раздавить. Конечно же, позже, уже со временем, я кое – как смог совладать с подобными «волнами» и «обвалами» первичной фазы, когда мир будто дышал, наваливаясь на тебя и принуждая каменеть не только от ужаса, но и от гипоксии. Хотя с психологической каталепсией и порождаемые ею жуткими фантазиями своего мозга, с острой нехваткой воздуха во время приступа, когда сердце буквально рвалось из груди, я кое как всё же научился справляться. Но вот допустить мысль о возможности принятия того, что происходило далее, совершенно не поддавалось моей логичности...

  Мириады звёзд, огромный ярко – оранжевый мяч Юпитера с вмятиной Большого вихрящегося пятна уплывающий влево и ослепительный, словно оконтурованный фонарик Солнца справа сопутствовали нашему маршруту. «Алтай» стал возникать весьма быстро, вырастая в размерах буквально на глазах – определение расстояние в космосе для невооружённого глазомера дело весьма относительное. Раскрывающийся, словно растянутая улыбка, зев вакуум – палубы стал заметен лишь на минимальном подходе, где – то с несколько сот метров: массивная переборка ушла вверх в корпус, раскрыв сияющее жёлтым светом внутренней иллюминации нутро корабля. Спустя пять минут Вовка спокойно и ювелирно опустил флаинг на металлопластиковую палубу и методично, один за другим стал выключать приборы. Катер натужно ещё гудел остывающими двигателями и вздыхал пневматическими компенсаторами замерших ступоходов. Оставалось теперь дождаться заполнения рабочего помещения воздухом и долгожданного разрешение на выход. Мельком обозрев приборную доску я смог всё же найти в световой мишуре небольшое табло хронометра. До высадки на орбиту четвёртой планеты оставалось около восемнадцати часов.

  Уж как-то сомнительно!

  Мне всё ещё никак не верилось в то, что уже сегодня мы сможем попирать своими ногами сыпучие пески Марса.

  В экипировочную нас проводили лишь люминесцентные указатели, которые своей кричащей величиной выделялись на фоне множества предостерегающих транспарантов. И только после того как мы начали натягивать обычные комбы из своих кейсов вместо скинутых «Тушканов» в раздевалку вошёл поджарый молодец в зелёно – синей корабельной форме облепленный разного рода нашивками косменов будто скаутскими значками. Крупный треугольник «Альбатроса» на груди говорил о заслуженном статусе того, кто с видимым высокомерием носил его. Несколько шевронов на рукавах и лацканах комба, многоцветный круг на левом нагрудном кармане с изгибающейся молнией соединявшей стилизованную звезду с абстрактной бесконечностью обозначали принадлежность к определённой службе. Скрестив за спиной руки пришедший со скептической ухмылкой смотрел на нас.

  – Ну что, сориентировались? Вот и прекрасно. Теперь без особых задержек – за мной! Необходимо успеть ещё запаковать вас в противоперегруз. Резерв – пятнадцать минут. Вперёд!

  И не принимая никаких возражений тут же ушёл. Ну а мы с Володькой, как могли обуваясь и застёгиваясь на ходу последовали за нашим провожатым. Заметив его в последний момент вскакивающим в атриумную шахту, я всё же немного опешил, но подгоняемый временем и Северцовым последовал полученному примеру. Полёт вверх длился довольно скудно и просто: нас в течении пяти секунд вынесло на бытовой ярус «Алтая», где около релингов ограждения атриума уже поджидал космен-скаут. Одобрительно кивнув, то ли нашей находчивости, то ли оперативности, он направился по совершенно пустому коридору не пытаясь ни обсуждать, ни объяснять что – либо.

  Всё происходило уж как – то всё очень быстро. Попав в медицинский отсек, нас с Володькой перепоручили в руки двух медикологов, которые всадили нам несколько уколов и начали улаживать в весьма своеобразные капсулы противоперегрузочной системы. Пояснялось это просто: дескать, рейдер с подобной функциональностью накапливает во время перемещения в суб – пространстве определённый избыточный энергопотенциал, который снимается через проводники и сверхизоляторы постепенно перегоняясь в аккумуляторный отсек. Нахождение в самом же сопредельном пространстве он весьма вредоносно воздействует на живые организмы и может вызывать необратимые последствия. Вот потому проникновение в гипер весь экипаж проводит в капсулах противоперегрузки с особыми изоляционными свойствами. Что ж, пришлось подчиняться...

  Происходящее далее можно описать как короткий сон, от которого трудно избавиться, проваливаясь в него вновь и вновь. Громкий гудок корабельной сирены о готовности к переходу в суб – пространство въедался в меня, когда уже люльку закрывали и тягучим звуком надоедливого комара оставался до самого пробуждения.

  Приходить в себя после проведённого в капсуле времени было тяжело и непривычно. Всё ещё сонных и плохо осознающих происходящее, нас освежили бодрящим напитком и отлепив дерматоды приказали одеваться. Немного путаясь в личных комбинезонах и позёвывая мы с Северцевым в течении пяти минут оказались в знакомом коридоре. Сопровождал теперь уже обратным путём совершенно другой представитель команды гиперсветовика.