Текст книги "Потерянная Душа"
Автор книги: Рэйчел Винсент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Несколько минут спустя загудел главный вход, как только распахнулись двери. Сотрудница женского пола поспешил от станции медсестер, когда человек в зеленой форме ступил на лестницу, выдвигая худую, устало выглядящую девочку в инвалидном кресле. На ней были одеты джинсы и фиолетовый топ, а ее длинные бледные волосы накрыли большую часть ее лица. Ее руки лежали на коленях, перевязанные бинтами от кистей до локтей.
– Вот ее рубашка. – Мужчина в зеленом протянул помощнице толстый пластиковый пакет с логотипом Арлингтон Мемориал. – На твоем месте я бы это выбросил. Не думаю, что весь порошок мира смог бы отстирать всю эту кровь.
Справа от меня Лидия вздрогнула и, взглянув на нее поближе, я увидела, что ее лоб сморщился от явной боли. Когда помощница катила новенькую через общую зону, Лидия замерла позади меня, так сильно стиснула подлокотники кресла, что у нее стали видны сухожилия.
– Все нормально? – прошептала я, когда кресло со скрипом катилось в сторону женского коридора.
Лидия покачала головой, но глаза не открыла.
– Больно?
Она опять покачала головой, и я поняла, что она была младше, чем мне сначала показалось. Самое большее четырнадцать. Слишком юная, чтобы застрять в Лейкмоде, неважно, что с ней было не так.
– Хочешь, я позову кого-нибудь? – я начала подниматься, но она так внезапно схватила мою руку, что я дернулась от удивления. Она была намного сильнее, чем выглядела. И быстрее.
Лидия покачала головой, отвечая на мой взгляд одними зелеными глазоми, ярко блестящими от боли. Потом она встала и напряженно пошла по коридору, одной рукой держась за живот. Минуту спустя ее дверь тихо закрылась.
* * *
Остаток дня был расплывшимся пятном из наполовину съеденной пищи, размытых взглядов и чрезмерного количества аккуратных кусочков паззлов. После завтрака медсестра Нэнси, вернувшись на дежурство, стояла на моем пороге и спрашивала кучу бессмысленных агрессивных вопросов. Но к тому времени, я уже была раздражена пятнадцатиминутными проверками, и сверх разочарована недостатком уединения.
Медсестра Нэнси:
– У вас сегодня была дефекация?
Я:
– Без комментариев.
Медсестра Нэнси:
– Вам все еще хочется причинить себе вред?
Я:
– Никогда не хотелось. Мне больше нравится баловать себя.
Потом терапевт по имени Черити Стивенс проводила меня в комнату с длинным окном с видом на пост медсестер, чтобы спросить меня, почему я пыталась разодрать себе горло и почему кричала достаточно долго, чтобы разбудить мертвого.
Я была практически уверена, что мой крик на самом деле не смог бы разбудить мертвого, но она выглядела недовольной, когда я так ей и сказала. И не убежденной, когда я настаивала, что не пыталась причинить себе вред.
Стивенс погрузила свое тощее тельце в кресло напротив меня.
– Кейли, ты знаешь, почему ты здесь?
– Да. Потому что двери заперты.
Ни улыбки.
– Почему ты кричала?
Я поджала ноги под себя, разминая правую, используя свое право хранить молчание. Не было ни единого способа ответить на вопрос так, чтобы не выглядеть сумасшедшей.
– Кейли? – Стивенс сидела в ожидании, положив руки на колени. Я получила все ее пристальное внимание, хотела я того или нет.
– Я... кажется, я что-то видела. Но ничего не было. Обычные тени.
– Ты видела тени. – Но ее утверждение звучало больше как вопрос.
– Да. Знаете, такие места, где нет света. – Больше похоже на психбольницу...
– Что было в тех тенях, что заставило тебя кричать? – Стивенс уставилась мне в глаза, а я смотрела на ее извилистые строчки.
Они не должны были быть там. Они были обернуты вокруг ребенка в коляске, но не касались других. Они двигались. Сделай выбор... Но слишком много правды только поможет заработать мне больший срок за запертыми дверями.
Предполагалось, что я учусь контролировать приступы страха, не выбалтывая их причину.
– Они были... страшными.
Ну вот. Смутно, но правдиво.
– Эмммм. – Она скрестила ноги в темно-синей юбке-карандаше и кивнула, будто я сказала что-то правильно. – Понятно...
Но ей совсем не было понятно. А я не могла объяснить так, чтобы спасти свою жизнь. Или свое психическое здоровье, по-видимому.
* * *
После обеда пришел доктор потыкать и погонять меня с целым списком вопросов о моей медистории. Если верить моим тете и дяде, он был тем, кто действительно мог мне помочь. Но после моего сеанса у терапевта я была настроена скептически, и его вступительные строки не сильно помогли.
Доктор Нельсон:
– Вы в настоящее время принимаете какие-либо медикаменты?
Я:
– Только те, которыми вы, ребята, накачали меня вчера.
Доктор Нельсон:
– У вас в семье были больные диабетом, раком или катарактой?
Я:
– Понятия не имею. Мой отец не пригоден для опросов. Но я могу спросить дядю, когда он придет сегодня вечером.
Доктор Нельсон:
– У вас были ожирение, астма, цирроз печени, гепатит, ВИЧ, мигрени, хронические боли, артриты или позвоночные проблемы?
Я:
– Вы серьезно?
Доктор Нельсон:
– У вас в семье были случаи психической нестабильности?
Я:
– Да. Моя сестра думает, что ей двадцать один. Моя тетя думает, что ей восемнадцать. Я считаю их обеих психически нестабильными.
Доктор Нельсон:
– Вы сейчас или когда-либо раньше были зависимы от кофеина, алкоголя, никотина, кокаина, амфетаминов или опиатов?
Я:
– О да. От всего этого. А чем еще заняться в школе? Вообще-то, я бы хотела получить свою заначку обратно у вашего наемного копа, когда выберусь отсюда.
Наконец, он поднял глаза от файла на своих коленях и посмотрел на меня.
– Знаете, вы себе не помогаете. Самый быстрый способ для вас выйти отсюда, это сотрудничать. Помочь мне помочь тебе.
Я вздохнула, глядя на отражение, блестящее на его немаленькой лысине.
– Знаю. Но вы вроде как должны помочь мне избавиться от приступов паники, так? Но ничего из этой ерунды, – я кивнула на файл, который в тайне отчаялась прочитать, – не связано с тем, почему я здесь.
Врач нахмурился, еще больше сжав губы.
– К сожалению, всегда должна быть проведена подготовительная беседа. Иногда рекреационное использование наркотиков может вызвать похожие симптомы, и мне надо их исключить прежде, чем мы продолжим. Так что, пожалуйста, ответьте на вопрос?
– Хорошо. – Если он и в правду может мне помочь, то готова сотрудничать, а потом выйти отсюда. Быстренько и миленько. – Я пью Колу, как и любой другой подросток на планете. – Я заколебалась, спрашивая себя, сколько из всего этого он передаст тете и дяде. – И один раз выпила полбутылки пива. За лето. У нас была только одна бутылка, и мы и Эм разделили ее.
– Все?
– Да.
Не уверена, был ли он доволен моими ответами или тайно высмеивал мою чересчур серьезную несовершеннолетнюю жизнь.
– Ладно...
Доктор Нельсон еще что-то начиркал в файле и потом быстро перелистал его на главную страницу, так быстро, что я не смогла прочитать что.
– Следующие вопросы более определенно указывают на твои проблемы. Если ты не будешь отвечать честно, то ты навредишь нам обоим. Поняла?
– Конечно. – Какая разница.
– Ты когда-нибудь верила в то, что у тебя есть супер способности? К примеру, как контроль над погодой?
Я вслух рассмеялась. Ничего не могла с собой поделать. Если это симптом безумия, то я, в конце концов, была нормальной, может быть.
– Нет, я не думаю, что могу контролировать погоду. Или что я могу летать, или изменять земную орбиту вокруг солнца. Никаких супер способностей.
Доктор Нельсон просто кивнул, потом снова посмотрел в файл.
– Было ли когда-нибудь такое, что люди стремились достать тебя?
Ощутив на секунду облегчение, я переместилась на одно бедро, упершись локтем на ручку кресла.
– Гм... я вполне уверенна, что мой учитель химии ненавидит меня, но т.к. она ненавидит всех, поэтому я не принимаю это за личное.
Очередная писанина.
– Ты когда-нибудь слышала голоса, которых не слышали другие?
– Неа. – Этот был легким.
Доктор Нельсон почесал лысину короткими, опрятными ногтями.
– Твоя семья или друзья когда-нибудь говорили, что твои утверждения необычны?
– Имеете в виду, говорю ли я что-нибудь бессмысленное? – спросила я, и он кивнул, ничуть не выглядя настолько изумленным своим вопросом, какой была я. – Только на уроке французского.
– Ты когда-нибудь видела вещи, которые не видели другие?
Мое сердце упало в пятки, а улыбка растаяла как мороженое в августе.
– Кейли?
Я скрестила руки на груди и попыталась проигнорировать страх, крутящийся внутри меня, как память о том темном тумане.
– Ладно, слушайте, если я отвечу честно, это прозвучит, будто я чокнутая. Но факт в том, я знаю, это означает, что я не сумасшедшая, правильно?
Доктор Нельсон поднял тонкие серые брови.
– Чокнутая – это не диагноз и не термин, который мы тут используем.
– Но вы понимаете, что я имею ввиду, правильно?
Вместо ответа он скрестил ноги в коленях и отклонился в кресле.
– Давай поговорим о твоих приступах страха. Что вызвало тот в торговом центре?
Я закрыла глаза. Он не сможет помочь, если ты соврешь. Но не было и гарантии, что он может помочь, если я скажу правду. Это ни к чему не приведет.
– Я видела ребенка в коляске, и у меня появилось жуткое чувство, что... что он должен был умереть.
Доктор Нельсон нахмурился, держа карандаш над моим файлом.
– Почему ты думала, что он должен был умереть?
Я пожала плечами и несчастно посмотрела на свои руки на коленях.
– Не знаю. Это просто было очень сильное чувство. Как иногда, когда вы чувствуете, что кто-то смотрит на вас. Или стоит за спиной.
Он несколько секунд сидел тихо, только скрипел ручкой по бумаге. Потом поднял глаза.
– Так что ты видела, чего никто не видел?
Ах, ну да. Исходный вопрос.
– Тени.
– Ты видела тени? Откуда ты знаешь, что больше их никто не видел?
– Потому что если бы кто-нибудь видел, я бы не была центром внимания. – Даже с моим мозгоразрывающим визгом. – Я видела тени, окружающие ребенка в коляске, но не касающиеся никого другого. – Я начала рассказывать остальное. О тумане и том, что крутилось и корчилось в нем. Но тут хмурый взгляд доктора Нельсона расплылся в вид терпеливого покровителя – снисходительное выражение, которое я часто видела за два дня в Лейксайд. Он думал, я была чокнутой.
– Кейли, ты описываешь иллюзии и галлюцинации. Теперь, если ты действительно не принимаешь наркотики, и твой анализ крови подтвердит это, имеется несколько других причин для таких симптомов...
– Например? – спросила я. Мой пульс громко стучал в горле, и я так сжала зубы, что челюсть заболела.
– Ну, еще рано говорить, что после...
– Скажите. Пожалуйста. Если вы собираетесь сказать мне, что я сумасшедшая, по крайней мере скажите, какого типа.
Доктор Нельсон вздохнул и захлопнул файл.
– Твои симптомы могут быть последствиями депрессии или даже сильной тревоги...
Но было что-то, чего он не договаривал. Я видела это по глазам, и мой желудок начал пульсировать.
– Что еще?
– Это может быть какая-то форма шизофрении, но это и правда преждевременно. Нам нужно сделать больше тестов...
Но я его больше не слушала. Он положил мою жизнь на дробильный станок одним этим словом, и бросил все мое будущее в суровую бурю неуверенности. Невозможности. Если я была сумасшедшей, то как я могу стать кем-нибудь еще? Никак.
– Когда я смогу пойти домой? – Это темное, тошное чувство в животе выбивалось из-под контроля, и все, чего я хотела в тот момент, это свернуться калачиком в своей кровати и уснуть. На очень долгое время.
– Как только мы установим определенный диагноз и сбалансируем прием лекарств...
– Когда?
– Две недели, по меньшей мере.
Я встала и была почти сбита с ног одолевшей меня безнадежностью. Останутся ли у меня какие-нибудь друзья, если это закончится? Буду ли я теперь той чокнутой девчонкой в школе? Той, о которой все шепчутся? Вернусь ли я вообще когда-нибудь в школу?
Если я действительно сумасшедшая, было ли это важно?
* * *
Мои следующие четыре дня в Лейксайде заставили фразу «скучно до смерти» казаться определенно возможной. Если бы не записка от Эммы, которую передал дядя Брендон, я могла бы совсем сдаться. Но услышав о ней, зная, что она не забыла обо мне – или не сказала никому, где я нахожусь – внесло релевантность в мою жизнь вне Лейксайда. Все вновь обрело значение.
Эм все еще планировала унизить Тоби в эти выходные, и скрестив пальцы ожидала, что я вернусь в школу к этому времени, чтобы все увидеть. И в том случае, если я не успею вернуться, она планирует транслировать его падение на Ю-тьюб1, только для меня.
Это стало моей новой целью. Делать и говорит все необходимое для того, чтобы выйти. Чтобы вернуться в школу и обратно к моей жизни.
Медсестра Нэнси начинала каждое утро с тех же двух вопросов и добросовестно записывала мои ответы на карточку. Я видела доктора Нельсона каждый день по несколько минут, но его, казалось, больше волновали побочные эффекты лекарств, которые он предписано, а не их действие. На мой взгляд, тот факт, что у меня больше не случались приступы крика, было полное совпадение, а не результат таблеток, которые они заставили меня принять.
И таблетки...
Я с самого начала решила не спрашивать от чего они были. Я не хотела знать. Но я не могла игнорировать побочные эффекты. Я все время чувствовала слабость, и половину первых двух дней проспала.
В следующий раз, когда пришли мои тетя и дядя, они принесли две пары моих джинсов и «О дивный новый мир», и следующий день я провела, читая его во время бодрствования. В тот вечер, Паул дал мне шариковую ручку и блокнот, и я начала писать обычное письмо, отчаянно скучая по ноутбуку, который мой отец прислал на мой последний день рождения.
На пятый вечер моего пребывания в Ле-Ле-Лэнд, мои тетя с дядей и я сидели на диване в общей зоне. Тетя Вэл бесконечно лепетала о рутине в танцевальной команде Софи и о многих раундах дискуссий со спонсором команды насчет новой формы: Комбинезоны или отдельные джемперы с шортами.
Меня лично не волновало, даже если Софи будет танцевать в обнаженном виде. В самом деле, когда-нибудь жизненный опыт может для нее открыть некоторые интересные возможности для карьеры. Но я слушала, независимо от того насколько скучна была история тети Вэл, но все это происходило в реальном мире, а я пропускала в реальном мире больше, чем когда-либо что-нибудь в своей жизни.
В середине подробного описания комбинезона несколько одновременных статических вспышки привлекли мое внимание к палате медсестер. Я не могла разобрать слова, раздающиеся из рации, но очевидно происходило что-то необычное.
Спустя несколько мгновений, где-то за пределами палаты медсестер крик разорвал больничную тишину, и у главного входа возникла суета. Затем дверь распахнулась, и в дверь вошли двое больших мужчин, ведя парня примерно моего возраста, крепко держа его за руки. Он отказался идти, так что его босые ноги волоклись по полу позади него.
Новый мальчик был худым и долговязым и разрываясь кричал, хотя я не могла понять ни слова. Он был полностью обнажен и пытался сбросить наспех накинутое на плечи одеяло.
Тетя Вэл вскочила на своих высоких каблуках, как и ожидалось, в шоке. Ее рот раскрылся в удивлении, а руки безвольно повисли по бокам. Дядя Брендон нахмурился, и кому-то мог казаться парализованным. И все пациенты секции высыпались из своих комнат, чтобы рассмотреть беспорядок.
Я осталась на диване, парализованная ужасом не только из-за того, что увидела, но из-за того, что вспомнила. И я выглядела так, когда санитары привязали меня к постели? И мои глаза были настолько яркими и устремленными в никуда? Мои конечности так же вышли из-под контроля?
Я была одета, конечно, но это было бы не так, если бы мой следующий приступ паники произошел бы в душе. Потащат ли они меня голой и привяжут ли меня к другой кровати?
Пока я смотрела, завороженная и испуганная, санитары протянули новичка через половину секции, дядя Брендон дернул тетю Вэл в один из углов теперь почти пустой комнаты. Он взглянул на меня, но я сделал вид, что не замечаю, зная, что он не хочет, чтобы я слышать то, что он хочет сказать.
– Мы поступили неправильно, Вэл. Она не должна быть здесь, – прошептал он яростно, и глубоко в душе мне стало веселее. Шизофрения или нет – диагноз еще не был подтвержден – но я не принадлежала Лейксайду. У меня не было сомнений.
Краем зрения я увидела как моя тетя скрестила руки на узкой груди.
– Доктор Нельсон не позволит ей выйти, пока...
– Я могу изменить его мнение.
Если кто и может, то это дядя Брендон. Он может продавать воду рыбе.
Один из санитаров отпустить руку пациента, чтобы поправить одеяло, и новый парень толкнул его назад, а затем попытались высвободиться из хватки другого санитара, теперь из его уст лился случайный поток проклятий.
– Он не работает сегодня вечером, – прошептала тетя Вэл, нервно смотря на драку. – Ты не сможешь связаться с ним до завтра.
Хмурость моего дяди усилилась.
– Первым делом с утра я позвоню ему. Это будет ее последняя ночь здесь, если я могу ее вызволить.
Если бы я не боялась привлечь внимание к тому, что подслушиваю, я бы вскочила и повеселела.
– Если у нее не будет другого... приступа между сейчас и потом, – сказала тетя Вэл, эффективно надвинув дождливую тучу над моим парадом.
И вот тогда я заметила Лидию, свернувшуюся калачиком в кресле в глубине комнаты, с лицом искаженным от боли, смотрящую на нас троих, а не на драку. Она делала все усилия, чтобы скрыть, что подслушивает, и даже послала мне тонкую, грустную улыбку, когда увидела, что я заметила ее.
Когда санитары схватили нового парня под контроль и спокойно ввели в закрытое помещение, мои тетя и дядя быстро распрощались. И на этот раз, когда дверь за ними закрылась, мой обычный горький ручей одиночества и отчаяния был разбавлен тонкой, сладкой лентой надежды.
На расстоянии восьми часов и телефонного звонка была свобода. Я бы отпраздновала вместе с дизайнером блестящего спортивного костюма.
* * *
Следующее утро отметило мой седьмой день в Лейксайде, и моя первая мысль была, что я официально пропустила свой танец возвращения домой. Но трудно было быть сильно расстроенной, поскольку моя вторая мысль была, что я буду спать в своей постели уже этой ночью. Одно знание того, что я выйду, заставляло все остальное выглядеть немного ярче.
Может быть, я не была сумасшедшей, в конце концов. Может быть, я просто была склонна к приступам паники, и таблетки предписанные доком, может, держат это под контролем. Может быть, я смогу жить нормальную жизнь – однажды оставив Лейксайд позади себя.
Я проснулась на рассвете и уже наполовину закончила паззл из пятисот кусочков до того как медсестра Нэнси пришла в общую комнату, чтобы спросить о моем здоровье и самоубийственных порывах. Я даже немного улыбнулась, когда в ответ предложила куда ей засунуть свои табличку с записями.
У остальных сотрудников, казалось бы, мое внезапное хорошее настроение вызывало тревогу, и, клянусь, они посматривали на меня чаще, чем обычно. Что было бессмысленно, потому что все, что я делала, это работала над паззлом и смотрела в окно, скучая по свежему воздуху. И по пончикам. У меня появилось страстное желание съесть пончик, только потому, что я не могла их получить.
После завтрака, я собрала все свои вещи. Даже глупый блестящий спортивный костюм и пару пушистых носков. Мой экземпляр «О дивный новый мир», и мое рукописное тысячи-пятьсот-двадцати-двух-словное эссе, каждое слово сосчитано, просто чтобы убедиться. Три раза.
Я была готова идти.
Медсестра Нэнси отметила мои упакованные вещи и аккуратно застеленную кровать поднятой бровью, но ничего не сказала, в то время как меня проверяла.
К обеду, я неудержимо заерзала. Я постучала вилкой по столу и уставилась в окно, наблюдая за видимой частью автомобильной стоянка для моего дяди. Или моей тети. Каждый раз, когда я поднимала глаза, замечала Лидию, смотрящую на меня с молчаливой хмуростью на лице, а теперь еще и с постоянной гримасой боли. То, что было в ней не так, становилось все хуже; она завоевала мою симпатию. И я не мог прекратить удивляться, почему они не дали ей более сильное обезболивающее. Или давали ли они ей вообще что-нибудь.
После обеда я работала над паззлом уже почти час, когда грохот в крыле мальчиков, повторился, и испуганные санитары помчались в том направлении. Когда они побежали, знакомая мрачная паника охватила меня, сжимая грудь, словно кулаком, так, что я не могла дышать.
Отчаяние поселилось во мне, горькое и отрезвляющее. Нет! Не опять! Я выхожу сегодня...
Нет, если ты закричишь снова. Нет, если они должны будут пристегнуть меня к кровати. Нет, если они должны будут накачать меня таким количеством лекарства, что я просплю в течение следующих пятнадцати часов.
Мое сердце перекачивается кровь так быстро, что закружилась голова. Я осталась сидеть на своем месте, в то время как другие пациенты потихоньку подбирались к широкому дверному проему. Крик еще не вырвался. Возможно, если я останусь спокойной, он не вырвется. Может быть, я смогу контролировать его на этот раз. Может быть, сработают таблетки.
Внизу в зале, что-то глухо стукнулось о стену, и темная паника расцвела во мне, в результате чего мое сердце наполнилось тяжелым горем, которого я не понимала.
Лидия встала с кресла спиной к крылу мальчиков. Ее глаза были закрыты, и она вздрагивала. Пока я, застыв, смотрела, она упала вперед, согнувшись пополам. Ее колени врезались в виниловые плитки. Она уперлась одной рукой об пол – другую прижав к очевидно разрываемому от боли животу – и тихо вскрикнула. Но никто не услышал ее из-за разносящегося по коридору звука раскалывающегося дерева. Никто, кроме меня.
Я хотела помочь ей, но я боялась пошевелиться. Крик возрастал во мне сейчас, пробивая себе путь наружу. Мое горло напряглось. Я схватилась руками за стул, мои пальцы побелели от напряжения. Таблетки не сработали. Означает ли это, что мои приступы паники не было ни шизофрении, ни беспокойством?
С широко раскрытыми глазами, я смотрела, как Лидия поднимается, опираясь о край стола, чтобы удержаться. Одну руку прижав к животу, свободную руку она протянула ко мне, слезы стоят в ее глазах.
– Давай, – прошептала она, затем хрипло сглотнула. – Если ты хочешь выбраться, пойдем со мной сейчас.
Если бы я не сдерживала свой крик, я бы задохнулась от удивления. Она может говорить?
Я сделала глубокий вдох через нос, а затем отпустила стул и вложила свою руку в ее. Лидия потянула меня с удивительной силой, и я последовала за ней через всю комнату, мимо группы пациентов, вниз в зал девочек, а все остальные смотрели в противоположном направлении. Она остановилась на полпути вниз, снова согнувшись от боли, в то время как ужасающая визг разорвал воздух с другой стороны коридора.
– Это Тайлер, – выдохнула она, когда я подняла ее и свободную руку, сжав в кулак, прижала к сжатым губам, физически сдерживают крик. – Новый парень. Ему так больно, но я не могу принять так много...
Я не понимала, что она имеет в виду, но не могла спросить. Я могу только тянуть ее вперед, двигаясь как можно дальше как для ее выгоды, так и для моей. Все, что было не так с ней, каким-то образом было связаны с Тайлером, поэтому, безусловно, расстояние было полезно как ей, так и мне.
В конце коридора мы ввалились в мою комнату, в то время как крик стал громче. Лидия захлопнула дверь ногой. Мои глаза слезились. Глубокие причитания начались глубоко в моем горле, и я не могла их остановить. Все, что я могла сделать, это держать рот закрытым и надеяться на лучшее.
Лидия упала на мою кровать и протянула руки ко мне, сейчас ее лицо было бледным и влажным от пота, несмотря на кондиционер.
– Скорее, – сказала она, но как только я сделала шаг вперед, страшная серость ворвались в комнату из ниоткуда. Отовсюду. Это произошло внезапно, она смывала все цвета, сгущаясь с каждой секундой, высокий визг просочился из моего горла.
Я вскарабкалась на кровать рядом с ней, и воспользовалась своей рубашкой, чтобы вытереть слезы с лица. Это было настоящим! Туман был настоящим! Но осознание этого принесло с собой истинный ужас. Если это не галлюцинация, то что, черт возьми, происходит?
– Дай мне свои руки. – Лидия ахнула и согнулась от боли. Когда она подняла взгляд, я свободной рукой схватила ее за руку, а другой закрывала свой рот. – Обычно я стараюсь заблокировать их, – шептала она, отбрасывая липкие каштановые волосы с лица. – Но у меня нет сил для этого прямо сейчас. Это место пропитано болью...
Заблокировать что? Что, черт возьми, происходит? Неопределенность разрасталась в животе достаточно быстро, чтобы конкурировать с темным страхом моего неконтролируемого причитания. Что она говорит? Неудивительно, что она не говорила.
Лидия закрыла глаза, борясь с волной боли, затем она открыла глаза, и ее голос стал таким мягким, что мне пришлось напрягаться, чтобы услышать его.
– Я могу позволить боли струиться естественно – что проще всего для нас обоих. Или я могу взять ее у тебя. Такой способ быстрее, но иногда я забираю слишком много. Больше, чем просто боль. – Она снова вздрогнула, и ее взгляд переместился к чему-то за моим плечом, как если бы она могла видеть через стены, отделяющие нас от Тайлера. – И я не могу вернуть ее обратно. Но в любом случае, это легче, если я прикасаюсь к тебе.
Она молча ждала, но я могла только пожать плечами и отрицательно покачать головой, чтобы продемонстрировать замешательство, мои губы были все еще вплотную запечатаны, чтобы сдержать крик рвущийся изнутри.
– Закрой глаза и позволь боли течь, – сказала она, и я повиновалась, потому что я не знала что делать.
Вдруг моя рука почувствовала и жар, и холод, как будто у меня была лихорадка и озноб в то же время. Пальцы Лидии дрожали в моих, и я открыл глаза, чтобы увидеть, что она содрогается всем телом. Я попыталась вытянуть мою руку, но она ударила ее другой ладонью, держа меня крепко, даже когда ее зубы начали стучать.
– Д-держи глаза з-з-закрытыми, – заикалась она. – Н-н-неважно что произойдет.
Испугавшись, я закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы держать мою челюсть закрытой. Чтобы не видеть туман в глубине моего сознания. Чтобы не чувствовать гущу текущей агонии и отчаяния проходящую через меня.
И медленно, очень медленно, паника началась отступать. Сначало это происходило постепенно, но затем словно несогласованная лента звука просачивалась через меня, утончаясь в хрупкие, как человеческий волос, нити. Хотя паники еще была внутри меня, но сейчас она была слабее, и блаженно управляемая благодаря всему, что она делала.
Я осмелилась взглянуть на Лидию, ее глаза были закрыты, лицо искажено болью, на лбу блестел пот. Ее свободная рука схватила в горсть мешковатую футболку, прижимая ее к животу, словно она была ранена. Но не было ни крови, ни какого любо другого намека на рану, я внимательно рассмотрела, чтобы убедиться.
Как-то она смогла отвести панику от меня, и это заставило ее почувствовать себя хуже. И как бы сильно я не хотела выбраться из Лейксайда, я не желала получить свою свободу за ее счет.
Я все еще не могла говорить, поэтому я попытался вытащить мою руку, но глаза Лидии открытой с первым же рывком.
– Нет! – Она вцепилась в мои пальцы, слезы стояли в глазах. – Я не могу остановить это, и борьба делает только больнее.
Боль не убьет меня, но, только взглянув, можно понять то, что она делает, может убить ее. Я дернула еще раз, и она тяжело сглотнула, потом резко покачала головой.
– Мне больно, Кейли. Если вы отпустишь, мне будет больнее.
Она врала. Я могла видеть это в ее глазах. Она слышала моих тетю и дядю и знала, что если у меня будет другой приступ, дядя Брендон не сможет меня вытащить отсюда. Лидия легла так, чтобы я не могла вырваться, даже если она делала себя хуже – может быть, убивая себя – с каждой частичкой паники взятой от меня.
Сначала я позволила ей, потому что она, казалось, решили сделать это. У нее, очевидно, были свои причины, даже если я их не понимала. Но, когда чувство вины стало слишком большим, я снова попытался вырваться, она сжала мою руку так сильно, что причинила боль.
– Она достигает вершины... – прошептала она, и я напрасно искал в ее глазах перевода. Я все еще не знала, о чем она говорит. – Она сдвигается. Боль Тайлера закончится, и начнется твоя.
Начнется? Потому что это все была веселая игра и до сих пор...
Но прежде, чем я смогла закончить эту мысль, руки Лидии обмякли в моих, и она расслабилась так внезапно, что казалось, будто из нее выкачали воздух. На долю секунды она улыбнулась, очевидно, без боли, и я начал думать, что все закончилось.
– Он ушел, – сказала Лидия тихо.
Затем паника действительно ударила меня.
То, что я чувствовал раньше, был только предварительный просмотр. А это было главное событие. Настоящая сделка. Как в торговом центре.
Тоска взорвалась во мне, шок для всей моей системы. Мои легкие болели. Мое горло горело. Слезы лились из моих глаз. Крик взорвался в моей голове так быстро и энергично, что я не успела даже подумать.
Я не могла сдержать его внутри. Причитания начались снова, более сильные, чем когда-либо, и мои челюсти – уже болящие от напряжения – не могли противостоять новому давлению.
– Отдай мне это... – сказала Лидия, и я открыла глаза, чтобы увидеть, что она смотрит на меня с серьезным выражением лица. Она выглядела немного лучше. Немного сильнее. Не такая бледная. Но если она возьмет больше моей боли, она снова ослабнет. Быстро и сильно.
К сожалению, я была не способна сосредоточиться на этом. Я не знала, дать ли ей чего она хочет, а тем более, как это сделать. Я могла только одолевать крик, вырывающийся из меня как электроэнергия, и надеяться, что он не вырвется.
Но этого не будет. Причитания усилились. Они сгущались, пока я не подумала, что задохнусь. Мои зубы выбивали дробь под неустанным натиском, и я дрожала, как мне было холодно. Я не могла удержать его.
Но я не могла позволить этому произойти.
– Слишком много. Это слишком медленно, – Лидия стонала. Она была напряженна, словно любое маленькое движения приносило боль. Ее руки вновь задрожали, и ее лицо превратилось в непрерывную гримасу. – Мне жаль. Я должна принять ее.
Что? Что это значит? Ее боль была очевидна, и она хотела больше? Я вытащил свою руку, но она вновь схватила ее в тот момент, как мой рот распахнулся. Я не могла больше бороться с этим.
Крик взорвался в моем горле с мучительным взрывом боли, словно меня рвало гвоздями. Но не было ни звука.
В мгновение, когда я начала кричать – до того как звук мог быть услышанными – его засосало обратно внутрь меня, втащив глубоко в кишки. Мой рот захлопнулся. Эти гвозди, измельчающие горло, снова потянулись вниз. Он вбегал внутрь меня, мой неслыханный визг, неуклонно вытаскиваемый из меня, и в...
