Текст книги "Потерянная Душа"

Автор книги: Рэйчел Винсент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Я могла только кивнуть. Секунду спустя Паул ушел. Я осталась одна. Снова.

Снаружи донесся ровный металлический грохот тележки, толкаемой по коридору. Туфли скрипели по полу. И где-то рядом кто-то громко и драматично рыдал. Я смотрела на свои ноги, не решаясь чего-либо коснуться, опасаясь, что это может сделать все понятным. Сделать это реальным.

Я сумасшедшая?

Я все еще стояла так, как идиотка, когда дверь открылась и вошла женщина в бледно-розовом халате, держа папку и ручку. На пейдже ее имя: Нэнси Бриггс, Медсестра.

– Привет, Кайли, как ты себя чувствуешь? – ее улыбка была широкой и дружелюбной, но чувствовалось что-то... сдержанное. Как будто она точно знала, сколько дружелюбия в нее вложить. Как показаться дружелюбной без приглашения к беседе.

Я уже соскучилась по Паулу.

– Смущенно и тоскливо. – Я схватила край полки одной рукой, желая, чтобы она растаяла под моей ладонью. Растворилась в плохой сон, от которого я точно очнусь с минуты на минуту.

– Ну, давай посмотрим, могу ли я исправить хотя бы первую половину этого. – Улыбка медсестры еще больше выросла, но не потеплела. – В зале есть телефон. Сейчас кто-то по нему разговаривает, но когда он будет свободен, ты сможешь использовать его. Только местные номера, законных опекунов. Скажи человеку за стойкой регистрации кому хочешь позвонить, и он соединит вас.

Онемев, я могла только моргать. Это была не больница, это была тюрьма.

Я постучала по карману, ища телефон. Он исчез. Новая паника взорвалась в моей груди, и я засунула руку в другой карман. Кредитная карта тети Вэл исчезла. Она убьет меня, если я ее потеряю!

– Где мои вещи? – потребовала я, пытаясь остановить слезы, стереть эту мысль. – У меня был телефон, блеск для губ, и двадцать долларов. Еще кредитная карта моей тети.

Улыбка Нэнси немного потеплела, либо из-за моих слез, либо она боялась, что они усилятся.

– Мы держим все личные вещи взаперти, пока вас не выпишут. Все кроме кредитной карты. Ваша тетя забрала ее, когда она уходила от вас вчера ночью.

– Тетя Вэл была здесь? – я вытерла руками глаза, но они снова заполнились слезами. Ели она была здесь, то почему не забрала меня домой?

– Она ехала с тобой в машине скорой помощи.

Скорая помощь. Выпишут. Взаперти. Эти слова снова и снова звучали у меня в голове, наводя страх и замешательство.

– Сколько сейчас времени?

– 11.30. Ланч подадут через полчаса. Ты можешь поесть в столовой, это дальше по коридору и налево. Завтрак в семь часов. А обед в шесть. – Она потянулась к левой стороне комнаты, взялась за ручку и толкнула дверь, я ее не заметила, открывая высокий, белый промышленный туалет и душевую кабину. – Ты можешь принять душ, когда захочешь. Только сначала подойди к стойке медсестры за туалетными принадлежностями.

– Туалетными принадлежностями? – мои глаза расширились, а внутренности онемели. Это не реально. Этого не может быть.

– Мы выдаем мыло и шампунь по мере необходимости. Если ты хочешь побриться, тебя проконтролирует санитар. – Я моргнула, не понимая, но она продолжила. – У тебя сеанс с группой по управлению гнева в девять, еще сеанс о борьбе с депрессией в одиннадцать, и этим вечером встреча о Симптомах психических заболеваний. Хорошо начать с этого.

Она терпеливо улыбнулась, будто ожидала, что я ее поблагодарю за информацию, но я только смотрела на пустую полку. Весь ее брифинг не имеет никакого значения для меня. Я очень скоро выберусь, точно, и единственная группа, которая меня интересовала, это члены моей семьи, которые это все допустили.

– Номера мальчиков в противоположном крыле, с другой стороны столовой. Девушки не допускаются туда и наоборот. Посещения проводятся с семи до девяти. Отбой в десять тридцать. Кто-нибудь будет проверять тебя каждые пятнадцать минут, когда ты находишься вне зоны видимости медсестер. – Она снова замолчала, я и заставила себя ответить на ее беспристрастный взгляд. – У тебя есть еще вопросы?

Слезы полились из глаз, я не стала их стирать.

– Почему я здесь?

– Задай этот вопрос своему врачу. – Она взглянула на бланк. – Доктор Нельсон. Он делает обходы после ланча каждые понедельники и пятницы. Ну, ты увидишь его завтра. – Она заколебалась, и в этот раз положила папку на полку, прикрепленную к шлакобетонной стене. – Как твоя шея? Мы ее не пристегивали, но промыли раны...

Раны? Моя правая рука полетела к шее, и я вздрогнула, как болезненно коснулась пальцами кожи. И как... неприятно. Мое сердце колотилось, я бросилась в ванную. Маленькое алюминиевое зеркало над раковиной показало, что то небольшое количество туши, которое я наложила вчера, было размыто под глазами. Бледная кожа, безнадежно спутанные волосы.

Я подняла подбородок и повернулась под углом к свету. Мой вскрик прозвучал глухо в маленькой комнате. Моя шея была покрыта коркой кровавых царапин.

И вдруг я вспомнила боль в шее. Влажные, липкие пальцы.

Моя правая рука задрожала, когда я поняла ее к свету. Темная жидкость зацепилась за кутикулы. Кровь. Я сама это с собой сделала, пытаясь остановить крик.

Не удивительно, что они считают меня сумасшедшей.

Может быть они правы.

* * *

Медсестра сказала, что я не должна закрывать дверь, но я закрыла ее, пока я была в душе, и снова, когда я выходила из ванной, потому что она оставила ее открытой после одного из пятнадцатиминутных просмотров.

Они боятся, что я убью себя? Если так, то я постараюсь сделать это более креативным самоубийством. Единственными вещами, которые не были прибиты к полу или привинчены к стене, были полотенце на полке над туалетом и мыльница на раковине. В конце концов, моя гордость победила тщеславие, и я умыла голову и тело мылом для рук, а не нищенствовала на предметах гигиены от людей, которых я даже не видела.

После душа, я обнаружила чистый комплект фиолетовых щеток на кровати, правда, придется ходить без нижнего белья, пока кто-нибудь мне не выдаст чистую одежду. Медсестра Нэнси сказала, что тетя Вэл должна была привести их, но когда и если она приезжала, то не хотела оставлять их никому кроме меня.

Чистая и одетая (хоть и не полностью, но вполне сойдет), я задержалась перед дверью на три минуты, приводя нервы в порядок. Пропустив завтрак и обед, я была ужасно голодной, но не слишком стремилась к общению. Наконец, после двух неудачных попыток, я откинула волосы с лица и открыла дверь.

Мои кроссовки без шнурков скрипели в пустом коридоре, и я медленно прошла на звон столовых приборов, резко понимая, что пока я слышала пару тихих голосов, на самом деле никакого разговора не было. Большинство дверей были открытыми, показывая одинаковые комнаты. Единственная разница между ними это личные вещи жильцов. Одежда на открытых полках, фотографии приклеенные на стены.

В середине коридора в комнате, почти такой же пустой, как моя, на кровати сидела девушка года на два младше меня и разговаривала сама с собой. Не бормоча себе поднос, напоминая и пытаясь запомнить что-то важное. Она говорила сама с собой, в полный голос.

Когда я повернула за угол, я услышала еще один голос, такой же, как и до кафетерия. Пять круглых столов стояли в большой комнате, наполненной людьми, вполне нормальными на вид, в джинсах и футболках. На дальней стене над их головами был прикреплен маленький телевизор, показывающий мультфильм про Губку Боба.

– Подносы на тележках.

Я подпрыгнула, потом повернулась и увидела другую женщину, – на этой был халат клюквенного цвета, – сидящую возле двери на стуле, какие ставят в комнате ожиданий. На ее пейдже написано: Джулия Силливан, Специалист по психическим заболеваниям.

– Найдите один с вашим именем и присаживайтесь.

Я взяла поднос с табличкой Кейли Кавано со второй полки и оглянулась, куда бы сесть. Пустых столов не было – за большинством сидело два-три человека – все ели в тишине, не считая звуков чавканья и царапанья серебром пластиковых подносов.

По краям комнаты стояли ряды жестких стульев и маленьких диванов с бледно-зелеными виниловыми подушками, и одна девочка сидела на таком с подносом на коленях. Она ткнула кусок мяса вилкой, но казалась более заинтересованной в составлении узора, чем в еде.

Я нашла стол и ела в тишине, с трудом проглотив половину сухого мяса и черствого рулета – я подняла глаза и встретилась взглядом с той девочкой на краю комнаты. Она смотрела на меня со странным командным видом, будто я была жуком, ползущим по тротуару перед ней. Я мимоходом подумала, не была ли она из тех, кто давит муравьев. Удивительно, что она делает в Лейкмонте?

Но я быстро отбросила эту мысль – я не хотела знать. Мне не хочется знать почему они все здесь. Как я понимаю, они все здесь заперты по одной и той же причине: они сумасшедшие.

«О, а ты яркое исключение, да?», – какой-то предательский голос спросил глубоко в моей голове. «Девушка, которая видит не существующие вещи и не может остановить крик. Которая пытается захлопнуть свое горло посреди торгового центра. Да уж, вменяемая».

И, вдруг, мне что-то расхотелось есть. Но Мясная Девочка – Лидия Транер (так написано на ее подносе) – все еще смотрела на меня, поникшие черные волосы падали, закрывая половину лица и открывая один бледно-зеленый глаз. Мой ответный взгляд не беспокоил ее и не побудил познакомиться со мной. Она просто смотрела на меня так, как будто если отвернется, я могу вскочить и начать танцевать ча-ча-ча.

Но кто-то другой прошел между нами и привлек ее внимание, как катящейся клубок ниток перед кошкой. Пристальный взгляд Лидии следовал за высокой, крупной девочкой, когда она несла пустой поднос к телеге.

– Мэнди, где твоя вилка? – Джуди, работница психиатрической больницы, спросила, стоя, таким образом, что бы она могла видеть поднос девочки. Она держалась так напряженно, что это начало меня нервировать. Как будто она думала, что Мэнди наклонится вперед и укусит ее.

Мэнди с грохотом от серебра поставила свой поднос на телегу, затем засунула одну руку за пояс своих джинсов и вытащила вилку. Если бы у меня было хотя бы немного аппетита, то он бы точно пропал. Мэнди бросила вилку на свой поднос, послала помощнику высокомерный взгляд, развернулась на носках и пошла в другую большую общую зону через зал.

Лидия все еще наблюдала за Мэнди, но теперь ее черты превратились в напряженную гримасу, и одной рукой она сжимала свой живот.

Я посмотрела на ее поднос, считая посуду. Она проглотила свой нож, или выкинула что-нибудь такое же глупое, как и это, в то время когда внимание Джуди было занято мисс Вилка-В-Трусах? Нет, все серебро было на месте, и я не могла видеть причину огорченного взгляда Лидии.

Я выползла из-за стола, встала и вернула поднос, отчиталась за все приборы, потом бегом вернулась в комнату, не поднимая взгляд, пока не закрыла за собой дверь.

* * *

– Алло?

– Тетя Вэл? – Я теребила старомодный, вьющийся телефонный шнур вокруг указательного пальца и сидела искривленная на твердом пластмассовом стуле, что стоял перед стеной. Это все возможное личное пространство, которое я могу получить в середине прихожей.

Весь мой мир сосредоточился на телефоне.

– Кейли! – Моя тетя казалась светящейся и радостной, и я даже знала, не видя ее, что ее волосы будут отлично уложены, и она опытно накрашена, даже притом, что она нигде не должна быть на выходных.

Разве что она приедет и заберет меня. Пожалуйста, позволь ей приехать и забрать меня…

– Как ты чувствуешь себя, любимая? – продолжила Тетя Вэл, с щепкой беспокойства, вдавливающейся в ее непроницаемую броню хорошего настроения.

– Супер. Мне намного лучше. Приедь за мной. Я готова вернуться домой.

Как ты могла позволить им привести меня сюда? Как ты могла оставить меня? Она никогда не оставила бы свою собственную дочь в таком месте. Независимо от того, что сделала Софи, тетя Вэл отвезет ее домой, сделает чашку горячего чая, и лично разберется с проблемой.

Но я не могла сказать это. Моя мать умерла, и у меня не осталось никого, кроме тети Вэл и дяди Брендона, после того, как мой отец переехал в Ирландию, когда мне было три года; поэтому я не могла выразить чувство душераздирающего предательства, извивающееся как виноградная лоза и душащего меня изнутри. По крайней мере, не без слез, а из-за них я могла показаться неуравновешенной, что дало бы им повод держать меня здесь. И дать тете Вэл причину собрать мои вещи и бежать.

– Гм... я как раз собиралась ехать к тебе. Ты уже встречалась с доктором? Думаешь, я смогу поговорить с ним?

– Да, конечно. Я имею в виду, это то, для чего он здесь, правильно?

Согласно медсестре Нэнси, доктор не делал обход по выходным, но если я расскажу тете Вэл, то она будет ждать официальных приемных часов. Доктор или нет, я была уверенна, что она отвезет меня домой, как только увидит меня. Как только она взглянет на это место, и на меня. Мы, может, и не были ближайшими родственниками, но она вырастила меня. Она же не могла уйти во второй раз, правильно?

Где-то рядом с общим помещением громовой мужской голос объявил, что начинались занятия по управлению гневом, а потом настоятельно предложил кому-то по имени Брент посетить их.

Я приложила лоб к холодным шлакобетонным блокам и попыталась заблокировать все это, но каждый раз, когда я открывала глаза, каждый раз, когда я даже делала леденящий, стерильно чистый вдох, я вспоминала, где я находилась. И что я не могла уехать.

– Ладно. Я привезу для тебя кое-какие вещи, – мягко сказала тетя мне в ухо.

Что? Мне захотелось плакать.

– Нет. Тетя Вэл, я не нуждаюсь в вещах. Мне нужно уехать.

Она вздохнула, звуча почти настолько же расстроенной, как и я.

– Я понимаю, но это по воле твоего доктора, и если он не разрешит... или что-нибудь подобное, разве ты не чувствовала бы себя лучше с новой сменой белья?

– Возможно.

Но правда была в том, что я не собиралась чувствовать себя немного лучше, пока психушка не стала бы отдаленным, неприятным воспоминанием вместо моего текущего бодрствующего кошмара.

– Они не позволят тебе иметь что-либо кроме одежды и книг. Ты хочешь почитать что-нибудь?

Все, что я хотела прочитать – это плакат с другой стороны запертой двери станции медсестер. Той, через которую пришлось бы пробираться, чтобы улизнуть.

– Эм, у меня на следующей неделе письменная работа. Ты могла бы захватить «Дивный новый мир», он на моей тумбочке? – Видишь? Я не сумасшедшая. Я ответственная и фокусируюсь на школьных заданиях. Не хочешь забирать меня домой, то тогда как я смогу соответствовать своему потенциалу?

Тетя Вэл затихла на мгновение, и это было неприятным чувством в основании моего раздувшегося живота.

– Кайли, я не думаю, что тебе следует сейчас беспокоиться о домашних заданиях. Мы можем сказать в школе, что у тебя грипп.

Шаркающие шаги прошли мимо меня, направляясь на групповые занятия. Я вставила палец в ухо, пытаясь заблокировать все это.

– Грипп? Тоесть взять, как бы, неделю отпуска из-за гриппа? – я не буду скучать по школе. Я не буду скучать ни по чему, если она сегодня отвезет меня домой!

Моя тетя вздохнула, и страх проскользнул по моим кишкам, собираясь в кучу прибивающую меня к стулу.

– Я только пытаюсь дать тебе время, прийти в норму. И это не ложь. Ты можешь сказать мне, как ты сейчас себя чувствуешь на все сто процентов...

– Естественно, ведь они ввели достаточное количество дерьма чтобы усыпить слона! – и у меня в горле пересохло, чтобы доказать это.

– И насколько мы знаем, ты действительно могла бы слечь с небольшим гриппом. Я слышала, как ты чихала несколько дней назад, – закончила она, и я закатила глаза.

– Они не запирают людей с гриппом, тетя Вэл. – Нет, конечно, если это не птичий грипп или грипп конца света Стивена Кинга.

– Я знаю. Послушай, я скоро буду там и тогда мы обо всем поговорим.

– Как дядя Брендон?

Еще одна пауза. Иногда это значит, что тетя Вэл скажет что-то, чего говорить нельзя.

– Он позвал Софи пообедать и все ей объяснить. Это было тяжело для нас обоих, Кейли.

А для меня как будто легко?

– Мы вдвоем приедем к тебе сегодня.

Я уеду отсюда, даже если мне придется опуститься на колени и просить ее увести меня домой. Если мне придется еще раз проснуться здесь, то я сойду с ума. Полагаю, что я уже сошла с ума.

– Обещаешь? – я с девяти лет не просила ее пообещать мне что-либо.

– Конечно. Мы просто хотим помочь тебе, Кайли.

Но, так или иначе, меня это не очень-то утешает.

* * *

Я ждала в общей зоне, упрямо сопротивляясь мозаикам и кроссвордам, сложенным на полке в углу. Я не пробуду здесь достаточно долго, для того чтобы закончить любой из них. Вместо этого я уставилась в телевизор, желая увидеть, по крайней мере, хорошие мультики. Но даже если здесь и был пульт, я понятия не имела, где его найти.

Началась реклама и мое внимание блуждало по комнате, несмотря на то, что я прилагала все усилия на то, чтобы не обращать внимания на остальных пациентов. Лидия сидела на другом конце комнаты напротив меня и даже не пыталась делать вид, что смотрит телевизор. Она смотрела на меня.

Я смотрела на нее. Она не улыбалась. Не разговаривала. Она просто смотрела, причем не несосредоточенным взглядом, который был, очевидно, всем, на что способны здешние постояльцы. Лидия фактически изучала меня, как будто искала чего-то. Что? Я была без понятия.

– Странная, не так ли? – Мэнди шлепнулась на стул слева от меня, воздух прошипел из подушки. – Пусть она смотрит.

Я глянула через комнату на Лидию, и поймала ее взгляд.

– Не более странная, чем все остальные. – И, честно говоря, меня не привлекали ни ведение беседы или даже дружба с кем-то, кто прячет вилки в штанах.

– Она под опекой суда. – Мэнди укусила уже полусъеденную шоколадку, и продолжила с набитым ртом. – Никогда не говорит. Если ты спросишь меня, она самая странная здесь.

У меня были серьезные сомнения насчет этого.

– Почему ты здесь? – ее взгляд путешествовал по моему лицу. – Дай угадаю. Ты или маниакально депрессивный тип, или страдаешь отсутствием аппетита.

Я просто вскипела, но гордилась тем, как спокойно прозвучал мой ответ.

– Я тоже не хочу об этом говорить.

Она уставилась на меня в течение секунды, затем взорвалась резким, лающим смехом.

– Мэнди, почему бы тебе что-нибудь не пособирать? – прозвучал знакомый голос, я скользнула взглядом вверх и нашла Паула, стоящего в дверном проеме. Он держал...

Мой чемодан!

Я спрыгнула с кресла, и он передал мне мою сумку на колесиках.

– Я подумал, что это заставит тебя улыбнуться.

Фактически, я была странно взволнована и освобождена. Если я буду заперта, то хотя бы не буду такой несчастной с моей собственной одеждой. Но потом мой энтузиазм угас, как сожженная луковица, когда я осознала что значит этот чемодан. Тетя Вэл оставила мои вещи и даже не увиделась со мной.

Она снова покинула меня.

Я взяла сумку и возвратилась в свою комнату, где поставила чемодан на пол около кровати, нераскрывая. Паул последовал за мной, но остановился в дверном проеме. Я упала на кровать, сдерживая слезы, забыв про чемодан, несмотря на то, что грубые края белья натирали мне где не надо.

– Она не могла остаться, – сказал Паул. Похоже, мои эмоции были также прозрачны, как и стеклянные окна. Но разве мой врач не обрадовался бы? – Часы для посещений не начинаются до семи.

– Мне все равно. – Если бы она хотела меня увидеть, то она бы меня увидела, хоть даже на одну минутку. Упорство моей тети было легендарным.

– Эй, не позволяй этому месту добираться до тебя, хорошо? Я видел, что много детей теряет свои души здесь, и я не хотел бы увидеть, что это происходит и с тобой. – Он наклонил голову, пытаясь установить зрительный контакт, но я только кивала, уставившись на пол. – Твои тетя и дядя вернутся сегодня вечером.

Да, но это не означает, что они заберут меня домой. Это вообще ничего не значит.

* * *

Когда Паул ушел, я положила свой чемодан на кровать и расстегнула молнию, нетерпеливая к жажде носить, видеть, чувствовать запах чего-то знакомого. После только нескольких часов в Лейкмоде мне уже было страшно потерять саму себя. Страшно раствориться в тусклых взглядах, медленных шагах и пустых лестницах вокруг меня. Я нуждалась в чем-то из моей реальной жизни, из моего мира не внутри этой комнаты, что поможет мне держаться за себя. Так я была абсолютно неподготовлена к содержимому моей сумки.

Ничего из этого не было моим. У одежды все еще были ценники, свисающие с поясов и воротников.

Борясь с новыми слезами, я вытащила из чемодана пару мягких розовых спортивных штанов с широким собранным поясом и вычурным узором из цветов, вышитым на одном бедре. Спереди были две дырки для шнурка. Он был отрезан и удален, чтобы я не могла повеситься. В чемодане был подходящий топ и целый набор одежды, которой я никогда раньше не видела. Они были все дорогими, и удобными, и отлично скомплектованными.

Что это, психо-шик? Что было не так с моими собственными джинсами и футболками?

Правда была в том, что это ее собственный искривленный способ, каким Тетя Вэл, вероятно, пыталась приободрить меня новой одеждой. С Софи это, возможно, сработало бы, но как она могла не понять, что это не сработает со мной?

Вдруг после разгневанных слов, я разделась и бросила заимствованных шмотки в кучу в углу комнаты, а затем, вскрыв пяти-комплектную пачку белья, схватила первую пару. Потом я порылась в сумке в поисках чего-нибудь, что не выглядело бы в стиле Марты Стюарт под домашним арестом. Лучшее, что я нашла это фиолетовый костюм для бега на самом дне кучи. Я его одевала только однажды, я осознала, как ткань сверкает на свету.

Великолепно. Я психованная и блестящая. И в сумке ничего другого не было. Никаких книг и никаких паззлов. Не было даже какого-нибудь бесполезного журнала Софи. С сердитым вздохом, я потопала в нижний холл в поисках какой-нибудь книжки и тихого угла, избегая Паула или любого другого из помощников, чтобы не пришлось комментировать эпическое бедствие моего гардероба.

* * *

После ужина, Тетя Вэл и Дядя Брендон прошли через дверь рядом со станцией медсестер, оба с пустыми руками; они должны были вывернуть свои карманы и передать кошелек Тети Вэл охраннику. Таким образом, у меня не было бы соблазна убить кого-нибудь с помощью ее блеска для губ и пачки бумажных салфеток.

Видеть их там было все равно, что видеть своего отца, приезжавшего домой на Рождество. Часть меня была так зла на них, за то, что оставили меня здесь, что мне хотелось орать до хрипоты или совсем их игнорировать. Что угодно, что причинило бы им такую же боль, как они мне. Я хотела, чтобы им было страшно и одиноко, чтобы у них не было даже такого удобства, как собственная одежда.

Но другая часть меня хотела обнять их так сильно, что я уже практически чувствовала руки вокруг себя. Я хотела почувствовать на них запах внешнего мира. Мыло, которое не выдавали в крошечных бумажных пачках без запаха. Еду, которую не давали на именных, тяжелых пластиковых подносах. Шампунь, который не нужно было заказывать у стойки медсестры, а потом отдавать вместе с чувством собственного достоинства.

В конце концов, я могла только стоять там и смотреть, ожидая, когда они сделают первый шаг.

Дядя Брендон начал первым. Может быть, он не мог сопротивляться нашим текущим кровным связям (я и тетя Вэл не были родственниками по крови и вообще ими были только из-за брачных уз). В любом случае, дядя Брендон обнял меня так, как будто может больше не увидеть меня снова, и мое сердце из-за этой мысли пропустило удар в панике. Потом я отступила в сторону и похоронила лицо в его рубашке, пахнущей его лосьоном после бритья и любыми весенними ароматизированными листьями тети Вэл.

– Как ты, милая? – спросил он, когда я наконец-то отстранилась, что я смогла увидеть его лицо, грубое от вечерней щетины.

– Если я еще не сумасшедшая, то буду после одного дня, проведенного здесь. Вы должны забрать меня домой. Пожалуйста.

Тетя с дядей обменялись хмурым взглядом, и мой желудок упал куда-то на уровне моих коленей.

– Что?

– Давайте присядем.

Каблуки тети Вэл цокали на всем пути до общей комнаты, где она оглянулась и выглядела так, будто хотела отказаться от своего предложения. Несколько пациентов сидели, уставившись в телевизор, большинство смотрело с полубезумным видом. Еще двое собирали паззлы, а один худой парень, которого я еле видела, спорил с родителями в дальнем углу.

– Пошли. – Я повернулась в направлении женского коридора, ожидая, что они пойдут за мной. – У меня нет соседки. – В комнате я упала на кровать, поджав ноги под себя, и дядя Брендон сел рядом. Тетя Вэл неохотно села на край единственного стула. – В чем дело? – спросила я, когда они посмотрели на меня.

– Помимо очевидного. – Заговорил первым дядя Брендон. – Кейли, тебя не отпустили. Мы не можем забрать тебя домой, пока доктор тебя не осмотрит.

– Почему нет? – я до боли сжала челюсти. Я смяла руками одеяло. Я чувствовала, как свобода ускользает от меня, как вода сквозь пальцы.

– Потому что ты пыталась разодрать себе горло посреди Сирс. – нахмурилась тетя Вэл, как будто это было очевидно.

– Это не... – я остановилась, глотая слезы. – Я не знала, что делаю. Я просто пыталась перестать кричать.

– Я знаю, милая. – Она наклонилась, озабоченно хмурясь. – В этом и проблема. Ты могла непреднамеренно навредить себе. Не понимая, что делаешь.

– Но я... – но я не могла с этим поспорить. Если бы я могла это остановить, я бы это сделала. Но отдых в Лейксайде не улучшил бы ситуацию.

Мой дядя вздохнул.

– Знаю, что это... неприятно, но тебе нужна помощь.

– Неприятно? – это звучало, как прямая цитата тети Вэл. Я до боли сжала подножку кровати. – Я не сумасшедшая. Нет. – И может, если я буду и дальше так говорить, один из нас действительно в это поверят.

– Знаю, – мягко сказал дядя, и я с удивлением посмотрела на него. Его глаза были закрыты, он сделал несколько глубоких вдохов, будто готовя себя к чему-то, что он не хотел делать. Он был готов расплакаться. Или врезать по чему-нибудь. По мне, так лучше второе.

Тетя Вэл застыла в кресле, осторожно глядя на своего мужа, будто мысленно приказывая ему что-то сделать. Или не делать.

Когда дядя Брендон, наконец, открыл глаза, у него был твердый взгляд. Напряженный.

– Кейли, я знаю, что ты не хотела причинить себе вреда, и что ты не сумасшедшая. – он выглядел таким убежденным, что я почти поверила ему. Меня охватило облегчение, будто первое дуновение кондиционера в жаркий день. Но оно быстро было поглощено сомнением. Был бы он так уверен, если б знал, что я видела? – Нужно, чтобы ты попыталась, хорошо? – его взгляд умолял меня. Отчаянно. – Здесь они могут научить тебя, как с этим справляться. Как успокоить себя и... сдержаться. Мы с Вэл... Мы не знаем, как с этим справиться.

Нет! Я моргнула сквозь слезы, не желая проливать их. Они собирались запереть меня здесь!

Дядя Брендон сжал мою руку.

– И если у тебя будет еще один приступ паники, я хочу, чтобы ты пошла к себе в комнату и сконцентрировалась на том, чтобы не кричать. Делай что угодно, чтобы сопротивляться этому, хорошо?

Онемев, я могла только смотреть. Потребовалось собраться, чтобы дышать. Они действительно не собирались забрать меня домой!

– Кейли? – позвал дядя, и я возненавидела его обеспокоенный вид. Он, очевидно, считал меня очень хрупкой.

– Я постараюсь.

Мои дядя и тетя знали, что мои приступы страха всегда были вызваны кем-то другим. Кем-то, кого я никогда не встречала. Но они не знали об отвратительной уверенности, которая приходит вместе со страхом. Или о жутких галлюцинациях, которые я видела в торговом центре. Я всегда боялась, что если расскажу об этом, они согласятся с доктором Нельсоном, втроем засунут меня обратно в смирительную кровать и свяжут ремнями.

– Попытайся. – Дядя Брендон сосредоточенно взглянул на меня, его зеленые глаза как-то засветились даже в тусклом верхнем освещении. – Потому что если ты опять начнешь кричать, они так накачают тебя антидепрессантами и успокоительными, что ты своего имени не вспомнишь.

Успокоительными? Они и, правда, думали, что я психованная?

– И Кейли...

Я взглянула на тетю Вэл и была удивлена, увидев брешь в ее броне из неустанного оптимизма. Она выглядела бледной, потрясенной, и морщинки на ее лбу были как никогда заметными. Если кто-то показал ей зеркало в этот момент, она наверно легко стала бы моей соседкой по комнате в психушке.

– Если будет выглядеть, что ты можешь навредить себе еще раз, – ее взгляд остановился на царапинах на моей шее, и я немедленно прикрыла их рукой, – тебя опять привяжут к столу. – Ее голос сорвался, и она вытащила платок из сумочки, чтобы промокнуть слезы, прежде чем они смажут ее макияж. – И я не думаю, что кто-то из нас сможет видеть тебя в таком состоянии.

* * *

Я проснулась утром в четыре часа и не могла снова заснуть. После полуторачасового смотрения в потолок, игнорирования медсестры, приходившей проверять меня каждые пятнадцать минут, я оделась и спустилась вниз в холл, ища какой-нибудь журнал, я начала день. К моему удивлению, Лидия сидела на кушетке в гостиной в общей зоне.

– Ты рано встала. – Я без приглашения села рядом с ней. В углу играло телевидение, включены новости, но их никто не смотрел. Как я понимала, другие пациенты еще не встали. Солнце тоже.

Лидия наблюдала за мной точно так же, как и вчера, умеренно интересуясь, без удивления и в почти полном отрешении. На одну долгую минуту наши взгляды встретились, никто не моргал. В каком-то роде это был вызов, когда я дала ей шанс заговорить. У нее есть, что сказать. Я была уверена в этом.

Но она ничего не сказала.

– Не спиться, да? – В любое другое время, я бы не любопытствовала (в конце концов, не слишком-то хочется, чтобы все тыкали в твою предполагаемую умственную неустойчивость), но она помногу часов в день за мной шпионила. Как будто хотела что-то сказать.

Лидия покачала головой, прядь черных волос упала ей на лицо. Она откинула их за ухо, ее губы не двинулись.

– Почему нет?

Она только смотрела на меня, прямо в глаза, как будто они очаровывали ее. Как будто она видела что-то, чего никто другой увидеть не мог.

Я уже хотела спросить, что она увидела, но остановилась, увидев фиолетовое пятно на другой стороне комнаты. Высокая медсестра в халате цвета баклажана с папкой в руке проверяла нас. Уже прошло пятнадцать минут? Но прежде, чем она могла продолжить идти по списку, Паул появился в дверном проеме.

– Эй, они уже послали одного в Е. Р.

– Уже? – помощница женского пола посмотрела на часы.

– Ага. Она устойчива, но нуждается в пространстве. – Оба сотрудника исчезли в нижнем зале, и я повернулась, чтобы посмотреть на лицо Лидии, которая стала еще более бледной, чем раньше.