Текст книги "Рожденная водой"

Автор книги: Рейчел Уорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ты мне так и не рассказала про свой день, – быстро говорит он.

Предвидя его реакцию, я все-таки рассказываю и про обмороки, и про путь домой.

– Присядь, Ник. Отдохни. Что-то ты бледная.

– Ты это говоришь только потому, что узнал про обмороки. Но я сознания не теряла. Я прекрасно себя чувствую.

– При такой безумной жаре администрация должна закрыть школу. Это небезопасно для учащихся.

– Пап, я же сказала: со мной все в порядке. Мир не может залечь на бок и ждать, когда пройдет жара.

– Я говорил не об этом.

– Об этом, папочка…

– Нет. Я всего лишь… всего лишь хочу, чтобы ты была в безопасности.

– Папа, сколько можно? Я такой же человек, как и все остальные. Невозможно обезопасить себя на сто процентов. Я не могу всю жизнь проторчать дома, закутавшись в одеяло.

Вдруг вспоминаю свои разговоры с родителями, предшествующие началу занятий по плаванию. Отец находил десятки причин, чтобы я не переступала порог бассейна: от соображений безопасности до лишних расходов в семейном бюджете.

– Прости, папа. Я тебя понимаю.

Он не смотрит мне в глаза, разглядывает свою ладонь, будто заметил на ней что-то интересное.

– Все нормально. Я не буду тебе докучать… Просто ты мне очень дорога.

– Знаю.

У отца такой потерянный вид. Я отставляю стакан, подхожу и крепко его обнимаю.

– Пап, я тебя люблю.

– И я тебя, принцесса.

На жаре не очень-то пообнимаешься. Но мы прижимаемся друг к другу минуту или две, и никто из нас не решается первым разомкнуть руки.

– А мне можно к вам присоединиться?

В дверях стоит мама. На ней футболка и шорты, в которых она спит. Должно быть, только что проснулась. Через час начинается ее смена в больнице.

– Ник, девочка, что-то ты сегодня бледная. Хорошо себя чувствуешь? Ничего не случилось?

От мамы не отговоришься никакими «нормально». Я подвергаюсь полному медицинскому осмотру. Мама проверяет мой пульс, измеряет температуру и трогает за ушами.

– Ты не забываешь пить много воды?

– Нет.

– Выпей еще стакан. Организм легко обезвоживается.

– Обязательно выпью. Чуть позже.

– Посиди. Или лучше полежи. Нельзя перенапрягаться. Вечернюю тренировку можешь пропустить.

– Не могу. Скоро начнется отбор в команду.

– Всего одну тренировку.

В кармане пиликнул мобильник. Опять сообщение. Конечно же, от Гарри. Надеюсь, родители не заметили моего покрасневшего лица, мне кажется, я вся горю. Но, как бы мама ни протестовала, вечером я буду в бассейне.

– Сейчас для нас важна каждая тренировка. Пропустишь одну – потеряешь форму.

Мама вздыхает:

– Твое здоровье, Ник, тоже важно. Не хочу, чтобы «скорая» привезла в приемный покой мою дочь.

– Мама, да что вы оба так волнуетесь? Если в бассейне я почувствую недомогание, сразу остановлюсь.

– А сейчас полежи на диване. Я приготовлю тебе поесть и налью сока.

Я плюхаюсь на диван и включаю телик. Мисти пытается устроиться сверху, но дополнительная печка в такую жару мне не нужна. Осторожно спихиваю ее. Колли со вздохом укладывается на ковер, не слишком далеко от дивана. Она рассчитывает, что за ушами я ее обязательно почешу. Показывают игры Уимблдонского чемпионата по теннису. Сквозь стук мячей и возгласы болельщиков слышу разговор родителей.

– Сарита, ты видела утонувшую девочку? Ее, кажется, к вам в Сент-Маргарет привезли, – интересуется отец.

– Какую девочку?

– Самми Ша. Утонула в озере Терли.

– Впервые слышу.

– Ладно.

Они ненадолго умолкают, потом мама говорит:

– Кларк, это было семнадцать лет назад. Пора отпустить прошлое.

– Не могу.

– Ты себе же делаешь хуже.

– Не могу это выбросить из головы. Не знаю, сумею ли вообще когда-нибудь забыть.

Комната плавает в липкой жаре, но меня вдруг пробирает озноб.

Глава 3

– Учтите, я не могу орать подсказки на весь бассейн. Понимание должно приходить к вам изнутри. Разговаривайте с собой в воде. Будьте сами себе тренерами.

Такие беседы Клайв называет «разогревом». Эту он устроил перед финальным заплывом сегодняшней тренировки. Мы стоим на мостиках, а он расхаживает перед нами. Его прекрасно слышно, но даже сейчас он выкрикивает слова, и выложенные плиткой стены бассейна откликаются эхом.

– Я все сказал. И хочу видеть потрясающие результаты у каждой из вас. Хочу видеть вашу преданность плаванию.

Я поворачиваюсь, делаю шажок вперед и пальцами ног ощущаю край мостика. Жара за стенами бассейна, странное поведение отца, утонувшая сверстница и даже Гарри, наблюдающий за мной со спасательского насеста, – все отходит на задний план. Есть лишь короткий миг, предшествующий старту, мостик под ногами, вода, ждущая меня, и воздух, отделяющий от воды.

– На старт… Внимание… Марш!

Свисток Клайва срывает нас с места. Он еще звучит в ушах, а я уже лечу вниз. Слышится знакомый шумный плеск. Я прорезаю поверхность воды и погружаюсь в любимую стихию.

Для меня это лучшая часть тренировки. В заплыве не нужно обгонять других девчонок. Задача совсем другая: показать лучшее время, чем прежде. Побить свой же рекорд. Но тот факт, что я плыву не одна, накачивает меня адреналином. Конечно же, я хочу обогнать всех и прийти к финишу первой.

Говорить с собой в воде. Быть тренером самой себе.

Ты можешь. Ты можешь. Я слышу свой голос. Он непрерывно звучит в голове, подстегивая и ободряя.

Сквозь овальные стекла очков мне видна цепь синих плиток, вытянувшаяся в бирюзовой воде. Она – как дорожка на дне, чьи очертания слегка искажены водой.

Вперед. Не сбавлять темпа.

Я выныриваю, и в уши бьет лавина звуков. Плеск, крики. В бассейне все это звучит по-особому.

Делаю шесть быстрых гребков под водой и снова высовываю голову. Обнаруживаю, что Кристи меня обгоняет. Ее ноги равномерно шлепают по воде, брызгая в лицо. И не только в мое. Мне мешают чужие плески, я не хочу плыть следом, как будто после Кристи вода становится… второсортной. Хочу вырваться вперед. Обогнать ее.

Ты это можешь.

Напрягаю мышцы, стараясь увеличить скорость. Руки одеревенели, стали похожи на весла. Молочу ими по воде, ноги двигаются все быстрее.

Вперед. Вперед.

Высовываю голову за очередной порцией воздуха. Кристи отрывается от меня. Или она тоже увеличила скорость, или я сбавила свою.

Нет! Так не должно быть!

До поворота совсем немного. Набираю побольше воздуха, делаю пару широких взмахов и вырываюсь вперед, кувыркаюсь в воде. Мои ноги касаются спины, и я отталкиваюсь от стенки бассейна.

Мне не хватает воздуха. Я вынуждена все чаще высовывать голову. Стремясь это компенсировать, увеличиваю скорость гребков. Руки и ноги гудят от напряжения. Я двигаюсь как плавательная машина, как робот. Мышцы деревенеют все сильнее.

Плыви. Плыви во что бы то ни стало.

Ритм дыхания совсем сбивается. Я вынуждена высовывать голову после каждого третьего гребка, затем после каждого второго. Такое ощущение, что воздух совершенно не задерживается в легких, свистит в дыхательных путях и куда-то исчезает. Я вынуждена дышать чаще.

Разрыв между мной и Кристи увеличивается, и ее всплески мне больше не мешают.

Ты позволила ей обойти тебя! Идиотка! Лузерша несчастная!

Я настолько поглощена разговором с собой и настолько сердита на свое неподатливое тело, что стенка бассейна становится для меня полной неожиданностью. Пальцы ударяются о плитку. Торопливо упираюсь руками в стенку, чтобы не удариться головой. Глотаю воздух, а вместе с ним и воду. Она попадает не в то горло. Я кашляю и отплевываюсь, выставляя себя круглой дурой, впервые попавшей в бассейн. Девчонки уже лежат на спинке, слегка дрыгают ногами, восстанавливают дыхание и сердечный ритм. Наслаждаются покоем.

У меня дерет в горле. Чертова вода так и лезет в дыхательные пути. Снова пытаюсь вдохнуть, выкашливаю воду, а заодно и комок слизи. Хорошо хоть отвернулась.

– Что случилось?

Поворачиваюсь и вижу Клайва. Он сидит на корточках у кромки воды, сжимая в руках секундомер и пюпитр. Я даже не посмотрела свое время заплыва. Не до того было.

Сдвигаю очки на лоб.

– Сама не знаю, – отвечаю я Клайву. – Пыталась говорить с собой и только все испортила. Потом увидела, что Кристи меня обгоняет. Стало досадно. Я рассердилась. Дальше все пошло наперекосяк. Дыхание сбилось, руки и ноги гудят до сих пор. В общем, провалила заплыв. Не получилось у меня. Не получилось, хоть тресни.

От досады ударяю ладонью по воде. Фонтан брызг заставляет Клайва отпрыгнуть подальше.

– Эй, уймись! – кричит он, и я понимаю, что хватила через край.

Не могу смириться с поражением. Тренер может говорить что угодно, это не имеет значения. Я уже отругала себя последними словами. Нагибаюсь над водой. Жаль, здесь мелко, а то бы погрузилась на дно и лежала бы, зная, что от макушки до поверхности еще целый метр воды. Вместо этого складываю ноги перед собой и сажусь на плитки. Злость сменилась жалостью к себе. Очки защищают глаза от хлорированной воды, но сейчас они на лбу, и вода щиплет глаза. Зато не видно слез.

Оглядываюсь по сторонам. Девчонки продолжают нежиться на спине. Черные плавательные костюмы, бледные руки и ноги. Вся растительность на ногах тщательно выбрита. У меня узкие бедра, икроножные мышцы едва выступают наружу. Я с детства была худышкой. Такой и осталась. Но сейчас я сильнее, да и фигурой больше похожа на женщину. Мне это нравится.

Срываю с себя очки, потом купальную шапочку. У меня сегодня был скверный день. Очень скверный. А ведь я уже привыкла считать себя пловчихой. Если отобрать у меня плавание, если не пускать в бассейн, что вообще от меня останется?

Мои волосы убраны в косу. Тяну за эластичную резинку, которая их держала. Освобождаю гриву, провожу по ней пальцами, распрямляю, пока прическа снова не становится русалочьей. Встряхиваю головой, волосы послушно рассыпаются по спине, успокаивая.

Это мое место. Я здесь не случайный человек. Сегодня у меня дрянные результаты, но всего лишь в одном заплыве. И только на тренировке. Я ничего не проиграла. Просто в следующий раз должна показать, на что способна.

Я отталкиваюсь от дна и выбираюсь из воды.

Клайв уже здесь, хмурится:

– Твое счастье, что тренировка закончилась, а не то я бы просто вытурил тебя.

– Извините. Мне очень хочется победить.

Его лицо теплеет.

– Я понимаю. Всякое бывает. Ты победишь. Поверь мне, Никола, ты победишь, но только не таким способом.

Я смотрю на галерею. Отец собирает вещи. Даже издали чувствую грозовые тучи, сгущающиеся в его душе. Меня ждет малоприятная поездка домой.

Тащусь в раздевалку, не собираясь нагонять девчонок. Краешком глаза вижу, что Гарри спускается со своего насеста. Головы к нему я не поворачиваю, но замедляю шаг, украдкой слежу за ним. Он идет ко мне вдоль боковой стены бассейна. На углу мы встречаемся.

– Привет, – окликает он.

Я поднимаю голову, делая вид, что только сейчас его заметила.

– А, привет.

– Смотрю, ты сегодня решила показать характер.

Я морщусь и краснею.

– Ты чего? – удивляется он. – Мне это нравится. Нравится, когда есть немного… страсти.

Последнее слово он произносит таким тоном, будто оно самое грязное и непристойное в английском языке. Лицо у меня сейчас наверняка ярко-красное.

Не знаю, что ответить.

– Ладно. Мне… в общем… мне надо идти.

Гарри смеется и пытается загородить дорогу. Конечно, это шутка. Он отступает. Я прохожу мимо, проклиная свою неуклюжесть. Почему я не ответила какой-нибудь остроумной фразой? Могла бы сказать: «Еще бы тебе не понравилось!» – и он бы подумал, что я раскованная, сексапильная девица, а не глупый ребенок, бормочущий невнятную чушь. Умею же я все испортить.

Обнаруживаю, что костюм задрался, приобнажив ягодицы. Может, не трогать до раздевалки? Не могу. Оправляю эластичную ткань, возвращая ее на место. Слышу одобрительный свист Гарри. Держу пари, он думает, я сделала это нарочно. Во всяком случае, он еще раз посмотрел в мою сторону.

– Что у тебя стряслось?

Отцовские пальцы впились в рычаг скоростей. Даже костяшки побелели.

– Сама не знаю. Наверное, хотела показать лучшее время. Не рассчитала силы, а когда увидела, что отстаю от других, малость запаниковала.

– Сегодня ты покрыла дистанцию на полторы секунды позже, чем в прошлый раз.

– Да, папа. Я показала отвратительное время. Но это всего лишь один заплыв. Один неудачный заплыв.

Я устала. Хочу есть и не желаю выслушивать отцовскую критику. Особенно на голодный желудок.

– Тебе сегодня вообще не следовало тренироваться. Мы с мамой были правы.

– Думаешь, твои слова что-то изменят? Мои результаты они точно не улучшат. У меня сегодня был дрянной день. Только и всего. Дрянной день.

Жаль, нельзя открыть дверцу и выскочить из машины. Не хочу быть мишенью для отцовского недовольства. И допроса с пристрастием тоже не желаю.

Опускаю защитный козырек, но вечернее солнце висит низко, светит все еще ярко, режет глаза. Никакого намека на прохладу. В машине открыты все окна, но задувающий ветер лишь добавляет жара.

– Пап, ты бы починил кондиционер, – прошу я.

Отец вздыхает:

– Похоже, мы скоро вообще останемся без машины. Завтра дам объявление о ее продаже.

– Завтра?

– Нет работы, нет машины. Нам ее не потянуть.

У него, как всегда, включено радио. Круглосуточный канал новостей.

– …посмертное вскрытие тела несовершеннолетней Самми Ша подтвердило, что она утонула. Полиция сегодня заявила об отсутствии подозрительных обстоятельств, поэтому данная смерть отнесена к категории несчастных случаев с трагическим исходом…

Отец скептически усмехается и качает головой. Мы почти дома. Осталось проехать пару улиц. На тротуаре играют мальчишки, не подростки, на вид им лет десять-двенадцать. Устроили водяную войну, стреляют друг в друга из мощных водяных пистолетов. Пожалуй, это даже водяные автоматы! Игроки прячутся в садиках, пригибаются за стенами. Дав водяную очередь, исчезают. Мы подъезжаем ближе. Один мальчишка – помладше других, в промокшей футболке – отчаянно ищет, где бы спрятаться. Он бежит по тротуару вровень с нашей машиной и орет так, словно по нему палят из огнеметов. Нападающие тоже успели переместиться и теперь выскакивают из-за кустов, атакуют мальчишку с обеих сторон. Серебристые струи хлещут из стволов их пистолетов по мокрому мальчишке. По нам тоже.

Бывает, видишь, чтó тебя ждет, но все равно испытываешь шок. Сейчас именно такой момент. Струя ударяет мне в щеку, и я вскрикиваю. Вода на удивление холодная. Она расплескивается, попадает на приборную доску, защитный козырек и мою одежду.

Отец мгновенно тормозит. Задет лишь верх его плеча, но папа пригибается, чтобы получше рассмотреть нападающего. И тут же второй стрелок попадает ему в левый глаз.

Скрежет горячей резины на горячем асфальте. Передние колеса машины замерли, но задние еще двигаются. На миг возникает ощущение, что ты на балу в сказочном царстве. Это ощущение не завораживает. Наоборот, вызывает легкую тошноту, поскольку ты кружишься в одну сторону, а мир – в другую.

Я вцепляюсь в приборную доску, вскрикиваю и хватаю ртом воздух. Отец ревет, словно раненый лось. Машина останавливается по диагонали, перегородив проезжую часть.

Я разжимаю руки и успокаиваюсь. Отец тоже сидит тихо. Наверное, последствия чужой войны преодолены. Сейчас мы с папой глубоко подышим и поедем дальше. Но нет, это еще не конец.

В глазах отца зарождается гнев, и я замираю от страха. Это не вспышка раздражения, а холодная ярость. Таким я никогда его не видела. Он рывком распахивает дверцу.

– Нет, папа! Не надо!

Отец молнией обегает машину спереди. Он не пытается поймать водных стрелков, хватает за шиворот их жертву и со злостью сминает в большом кулаке мокрую ткань футболки. Я боюсь, что он сломает мальчишке шею.

– Папа, прекрати!

Одной рукой отец поднимает мальчишку в воздух. Оба стрелка смотрят, разинув рты. Водяные пистолеты опущены.

– Что за идиотская игра? Здесь дорога, по которой ездят машины! Как ты…

Отец кричит в лицо мальчишке, потом разворачивает его, чтобы тот видел дорогу. Я по-прежнему сижу в салоне. Задрав голову, я вижу перекошенную болью и страхом детскую мордаху.

– Папа, ты видишь, что у него нет пистолета? Это не он стрелял по нам! – кричу я. – Пожалуйста, отпусти его!

Отец меня не слушает. Я вылезаю наружу, подбегаю к мальчишке и хватаю за подмышки, чтобы ему было не так больно висеть.

– Отойди от него! – орет на меня отец. – Я сейчас с ним разберусь!

– Нет, папа, это ты отойди от него. Он не стрелял по нам. Он не сделал нам ничего плохого.

В уголках мальчишечьих глаз блестят слезы. На шортах появляется темное пятно, по ногам течет струйка. Мальчишка со страху обмочился.

– Папа, отпусти его. Ты меня пугаешь…

– Отпустите его.

Я оборачиваюсь на голос.

Говорит один из стрелков. Ему не больше двенадцати, но его голос звучит спокойно и даже властно. Стрелок не шутит, и дуло водяного оружия смотрит уже не в землю, оно направлено на моего отца. Второй стрелок тоже взял отца на мушку.

– Папа…

Отец оборачивается к стрелкам.

Мне хочется, чтобы он поскорее отпустил мальчишку. Глупо воевать с ребятней. Нам разумнее всего уехать. Я ловлю себя на том, что даже дышать перестала.

Но отец поднимает описавшегося мальчишку еще выше, чтобы я не могла дотянуться. Тот вопит.

– Жалкие пакостники! – кричит отец. – Вздумали угрожать мне своими брызгалками?

Он едва успевает спросить… Мальчишки дают очередь из обоих стволов, целясь в лицо. Струи делают свое дело. Отец выпускает мальчишку. Тот падает и распластывается на тротуаре. Отец заслоняется от новых выстрелов.

Мы вваливаемся в машину. Двигатель не выключен, и мы мгновенно покидаем поле битвы.

Молчим до самого дома. Доехав, отец глушит мотор. Промокшие, мы сидим в мокром салоне и смотрим перед собой.

– Они залили мне глаза, – возмущается отец. – Там и сейчас вода.

И лихорадочно вытирается подолом футболки.

– Пап, что ты так волнуешься? Это обыкновенная вода. Была и нет.

– Весь салон мокрый.

– Высохнет.

Отец вытаскивает ключ зажигания. На кольце надето еще несколько ключей, один врезается ему в ладонь.

– Пап, ты почему сорвался на них? Что с тобой случилось?

– Кто им позволил баловаться с водой? Они что, не знают про ограничения на ее использование?

– Ты многого от них хочешь. Они еще дети, просто играют.

– Доиграются, – угрюмо произносит отец.

– Дети любят играть с водой. Разве ты сам в детстве не любил брызгаться?

Он поворачивается ко мне. Кажется, хочет что-то сказать, но не решается. Только смотрит на меня. Я чувствую: в нем идет борьба, вижу это по его лицу. Зрелище тяжелое.

– Пошли в дом, – предлагаю я.

Глава 4

Экран ноутбука вспыхивает, едва я поднимаю крышку. Отец не перевел его в спящий режим, даже пароля не поставил. Доступ открыт.

В доме я одна. Утром отец вынул из шкафа поношенный пиджак и отгладил рубашку. Объявлен набор в городской колл-центр, после обеда папу ждет собеседование. В прошлом он работал на стройках и в домах для престарелых. Сейчас готов взяться за любую работу: колл-центры, уборка… Словом, куда возьмут. Мама на этой неделе дежурит днем и дома появится не раньше половины шестого.

И все равно я оглядываюсь по сторонам. Естественно, никого. Поворачиваюсь к компьютеру, замечаю, что у меня дрожат руки. Замираю в раздумье. Неужели я действительно хочу узнать, что просматривал отец?

Гляжу на список недавно открытых файлов. Вон он, вверху: «Утонувшие». Значит, тогда я правильно прочитала заголовок. Глубоко вдыхаю и открываю файл.

Передо мной таблица. Столбцы и строчки. Заголовки столбцов просты: «Имя», «Дата», «Место», «Обстоятельства». Самое страшное в «Обстоятельствах». Просматриваю таблицу, пытаясь ухватить содержание.

Утонувшие отличаются по возрасту и месту трагедии. Тело двухлетнего малыша выловили из пруда на заднем дворе. Девятнадцатилетний парень спрыгнул с дамбы. Всех объединяет одно: они нашли свою смерть в воде.

Изучаю таблицу дальше, потом открываю другой файл, который отец смотрел недавно. Это карта, где более двух десятков значков-булавок. Стоит навести курсор на любой из них, и высвечивается название места. Лезу в Интернет, открываю свой почтовый ящик. Создаю сообщение, адресованное себе, прикрепляю к нему таблицу и карту. Нажимаю «Отправить». Потом я внимательно просмотрю и то и другое.

Выхожу из ящика, закрываю сайт и подвожу курсор к краю окошка поиска. Он застывает над стрелочкой, острие которой направлено вниз. Если кликнуть по ней, я увижу, по каким сайтам путешествовал мой отец и что искал. Мне становится не по себе. Даже чуть-чуть страшно. Мало ли что обнаружится? Это все равно что заглянуть в чужой дневник. Мне с детства говорили, что так делать нельзя.

Прикрываю глаза, смотрю на экран сквозь частокол ресниц… Кликаю по стрелке.

В списке – более десятка пунктов. Слева – иконки сайтов. Справа – названия черным цветом и адреса – зеленым. Быстро просматриваю список, готовая сразу же его закрыть, если увижу что-то такое. Там все такое, но не из числа «журналов для взрослых». Просто новостные сайты. Длинный список новостных сайтов. Всматриваюсь в них, и у меня перехватывает дыхание, скручивает живот. Кажется, меня вот-вот вытошнит. Это все истории утонувших, чьи имена перечислены в отцовской таблице. Сообщения СМИ о людях, чью жизнь оборвала вода.

Просматриваю их. Передвигаю курсор на «Закладки» и снова кликаю. Еще один список, покороче. Сюда отец поместил лишь происшествия с моими ровесницами.

Сообщения идут в хронологическом порядке. Самые последние – вверху. Вижу репортаж о Самми Ша, утонувшей в озере Терли, но о ней я уже читала, поэтому перехожу к другим новостям.

По сообщению местных властей, удалось найти тело 16-летней Наринды Пау, пропавшей десять дней назад. Тело девушки обнаружено нарядом полиции в субботу, в половине седьмого вечера, на дне колодца. Колодец находится в Ледингтоне, невдалеке от поля и примерно в двух милях от деревни Оклейд, где погибшая жила с родителями и двумя братьями…

В воскресенье на пляже в Майнхеде было обнаружено тело девушки-подростка из Уотчета. В настоящее время выясняется, как и при каких обстоятельствах она погибла. Личность погибшей установлена: это 16-летняя Мэдди Каур. Последний раз ее видели 17 мая дома, где она жила с…

Читаю одно сообщение за другим. Утонувшие девчонки. Мои ровесницы. Там же – фотографии, где они весело улыбаются. Сейчас их уже нет в живых. Как много лиц. Думаю, мне не скоро удастся забыть эти истории. Но почему ими так заинтересовался мой отец? Какая связь между утонувшими девчонками и папой?

В мозгу всплывают страшные слова «серийный убийца». О чем это я? Мой отец не убийца. Кто-кто, только не он… Но ведь родные всех серийных убийц думают и говорят то же самое. Иначе они бы заявили в полицию или расстались с таким родственником. Разве можно жить под одной крышей с отцом, сыном, братом или мужем, зная, что за ним тянется кровавый след?

Вспоминаю недавнюю сцену, когда папа дико сорвался на шалопая с водяным пистолетом. Таким его я еще не видела. Как будто внутри у него что-то щелкнуло, и он перестал быть собой. В те жуткие минуты им целиком управлял гнев. Отец одной рукой поднял перепуганного мальчишку и был готов держать его так целую вечность. Знаю ли я своего папу? Могу ли утверждать, что мне известны все стороны его характера?

У меня вспотели ладони. В горле пересохло, пытаюсь сглотнуть, но слюны нет. Скольжу взглядом по списку статей. Приказываю себе успокоиться и рассуждать логически. Поле в Глостершире, пляж в Майнхеде – эти места не имеют никакого отношения к моему отцу. Когда обнаружили тела, папа был дома. Утром, в восемь сорок пять – так точно. Вернулся в половине четвертого. Мог ли он в промежутке куда-то поехать, найти жертву, расправиться с ней и возвратиться к моменту окончания занятий у меня в школе? И мог ли незаметно исчезать из дома ночью? Вряд ли.

Самми утонула на глазах у друзей.

Следовательно, отец не имеет прямого отношения к этим происшествиям. Но логические выводы меня не успокаивают. Что-то ведь заставляло его искать эти материалы. Что-то, связанное с утонувшими девчонками.

Лучше бы я не лезла в ноутбук. Лучше бы вообще не заметила заголовка над проклятой таблицей.

Выхожу из Интернета и закрываю ноутбук. Половина пятого. У меня еще есть время.

Мисти бежит за мной в коридор. Ей очень хочется проникнуть наверх.

– Нет, собачка, – говорю я ей. – Оставайся внизу. Ты знаешь правила.

Она пятится назад, садится на пол в коридоре и укоризненно смотрит на меня.

Поднимаюсь по лестнице, чувствуя себя взломщицей в своем же доме. Открываю дверь родительской спальни.

В детстве я могла войти сюда когда угодно. Помню, я просто открывала дверь в темную комнату и говорила: «Не могу заснуть», «Живот болит», «Страшная жуть приснилась». Родители никогда меня не прогоняли. Их кровать была для меня спасительным островком. Она пахла стиральным порошком и маминым блеском для волос. Пахла папой и мамой. Восхитительный запах.

Подхожу к двуспальной кровати, наклоняюсь, нюхаю мамину подушку. Конечно, в шестнадцать лет так себя не ведут, но… я вдыхаю знакомый аромат. Мед и миндаль. Запах мамы.

Представляю ее голову на подушке. Рядом лежит папа. И вдруг понимаю: постель – это место интимных отношений между женами и мужьями, мужчинами и женщинами, если брать шире. Здесь мои родители занимались сексом… Они занимались сексом?

Выпрямляюсь. Мне хочется поскорее уйти отсюда. Чувствую себя грязной девчонкой. У меня не только грязные помыслы, но и тело не чище. Футболка прилипла к потной спине. Откуда во мне такая распущенность? И вообще, я пришла сюда не для исследования родительского ложа. У меня другая цель, к которой я еще и не попыталась приблизиться.

Поиски не займут много времени. Спальня небольшая, мебели не много – комод и гардероб. По обе стороны от кровати – столики, на них – куча книг. Родители всегда любили книги и передали мне любовь к чтению. У каждого столика – выдвижной ящик, а пониже – что-то вроде маленького шкафчика. Не могу заставить себя выдвинуть ящик. В мыслях продолжает крутиться слово из шести букв. Мне хочется дочиста отскрести голову изнутри, отмыть от гадкого слова.

Подхожу к гардеробу и открываю дверцу. Родительская одежда висит на металлических вешалках, словно сменная кожа. Внизу штабелями стоят обувные коробки – удобное место для тайника. Беру их поочередно и открываю крышки. Только обувь. И за коробками, у задней стенки гардероба, ничего. Возвращаю коробки на место, закрываю дверцу и берусь за ящики комода. Методично осматриваю их, двигаясь сверху вниз. Каждый ящик выдвигаю почти до упора и сразу лезу к задней стенке. Пытаюсь действовать механически, как продавщица в магазине. Не получается. Трудно сохранять равнодушие, когда знаешь, в чьих вещах роешься.

В задней части ящика, где лежат отцовские футболки, мои пальцы наталкиваются на что-то твердое. Вытаскиваю наружу. Деньги. Свернуты в трубочку и туго перетянуты цветной резинкой. Снимаю ее, пересчитываю деньги. Сто семьдесят фунтов. Деньги, сэкономленные человеком, у которого уже несколько лет нет постоянной работы. Опять сворачиваю купюры в трубочку, надеваю резинку и кладу на место.

В других ящиках не нахожу ничего заслуживающего внимания: футболки, джемпера, джинсы, леггинсы, пояса, пижамы и майки.

Итак, остается обследовать прикроватные столики.

Поскольку я ищу подсказки, связанные с отцом, начинаю с его столика. Носовые платки, монеты, коробочка с берушами и упаковка с презервативами. Меня захлестывает новая волна стыда.

Мысленно отчитываю себя за дурацкую стеснительность. Как будто я не знаю, для чего существует презерватив! Остальные ящики тоже не дают подсказок – сплошные носки и трусы, и ничего больше. Задвигаю ящики, закрываю дверцы и перехожу к маминому столику.

От писка мобильника я подпрыгиваю. В тишине спальни он звучит слишком громко. Новое сообщение, прочту потом. Выключаю телефон и убираю в карман.

Верхний ящик я выдвигаю почти на всю длину. У мамы – полный порядок. Множество коробочек: одни с крышками, другие без. Косметика, серьги и кольца, ленты и заколки. Все очень красивое. Мир в миниатюре или интерьер кукольного дома. Мне незачем что-либо вынимать. Вещи лежат в один слой. Открываю крышки коробочек. Там тоже мамины украшения. Некоторые из них мне знакомы. Например, этот кулон. Его мама надевала к блузе с широким вырезом. И серьги помню. Мне нравилась игра света на их гранях.

Я уже собираюсь задвинуть ящик, как вдруг замечаю то, чего не увидела сразу. У задней стенки из-за коробки с мелкими пуговицами что-то выглядывает. Чуть сдвигаю коробку и вытаскиваю конверт.

Обыкновенный небольшой конверт из плотной коричневой бумаги. На нем – три слова, написанные от руки, дата и инициалы: Найден при Николе. 22.1.2017. К. А. Почерк корявый. Писавший не соединял буквы, отчего те похожи на печатные.

Переворачиваю конверт. Клапан открывали, после чего заклеили лентой. Внутри не лист бумаги, а некий предмет. Дно конверта оттопыривается. Ощупываю его, держа между ладонями, оцениваю вес. Подношу к окну, но бумага слишком плотная, чтобы увидеть содержимое на просвет.

22.1.2017. Мне было почти два с половиной года, и что-то нашли при мне. Вместе со мной. Но где была я, если меня искали?

В мозгу щелкает. Если меня нашли, не означает ли это, что я приемный ребенок?

Ноги подкашиваются. Сажусь на пол. Комната тускнеет, бледнеет и отступает. Ясно видимым остается только конверт в руке. На него я и смотрю.

Найден при Николе.

Разве я могу на этом остановиться? Хуже уже не будет.

Замечаю щелочку с одного края клапана и просовываю туда кончик ногтя. Потихоньку отклеиваю пленку, так, чтобы ее можно было приклеить снова. Бумага конвертика рвется, и я оставляю затею бесследного вскрытия. Интуитивно понимаю, что конвертик все равно не вернется в ящик.

Надрываю бумагу и заглядываю внутрь. Что-то металлическое. Подставляю ладонь, другой рукой трясу конвертик; из него выпадает медальон на цепочке. Он выскользнул бы из ладони, но цепочка наматывается на пальцы, спасая украшение от падения. Теперь оно маленьким маятником раскачивается взад-вперед в луче яркого солнечного света из окна.

А дальше происходит что-то из ряда вон выходящее. Комната исчезает. Пол – тоже. Я падаю, ныряю в нечто. Холод лишает меня дыхания. Погружаюсь в него и попадаю туда, где нет ни света, ни красок. Кто-то говорит: «Вот я тебя и поймал». Можно подумать, мы с кем-то играем. Но рядом нет никого из детей. Голос звучит у меня в голове, и он мне не нравится. Я достигаю дна и вслепую шарю по нему. Рука натыкается на что-то холодное. Холодный камешек. Нет, даже холоднее камешка. Пальцы сжимаются вокруг него, и он запутывается в собственном хвосте…

По лицу текут струйки пота, падают на ладонь. Слышу звук подъезжающей машины. Вскакиваю, спешно задвигаю ящик маминого столика и оглядываюсь по сторонам: не остались ли следы вторжения? Затем быстро ретируюсь. Конвертик зажат в левой руке. Медальон болтается в правой.