Текст книги "Огненный джинн (Солнечный удар)"
Автор книги: Рэйчел Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Я верю тебе, – сказал он. – Посмотрим, что это мне даст.
Он вновь повернулся лицом к окну.
– Ты нарушил закон, Дэвид. Ты привел человека в наш мир. Значит, ты обязан за это заплатить. Если ты не хочешь в качестве расплаты отказаться от нее, тогда будет что-то другое.
Огонь в камине внезапно вспыхнул и опал черной золой. Свет от окна поблек до холодного серого цвета. Джонатан повернулся. Больше не было маскировки под обычного парня. Все вокруг изменилось. Диваны исчезли. Деревянные, цвета меда стены сменились на строгий мрамор храма.
И Джонатан сделался чем-то настолько ярким, настолько мощным, что я крепко зажмурилась и отвернулась, пытаясь справиться с волной чистейшего ужаса.
«Он единственный истинный бог для тебя в твоем новом существовании».
Я и не догадывалась, что Рэйчел говорила это буквально.
Я почувствовала, что Дэвид преклонил колени, и последовала его примеру, держа голову склоненной и рот закрытым. Это было то, о чем предупреждал меня Дэвид. С этим Джонатаном невозможно было спорить. Я ощущала волны силы, прокатывающиеся по комнате, яркие и мощные, словно молнии, и мне хотелось стать как можно меньше.
– Дэвид, позволишь ли ты этой женщине умереть? – На самом деле это даже не было голосом. Гром, темный бархатный ветер, вихрем закручивающийся вокруг нас. Слишком громкий, чтобы исходить из чего-либо напоминающего человеческое тело.
– Нет. – Голос Дэвида напоминал мучительный скрежет, едва слышный.
Я не понимала, как он вообще мог хоть что-то сказать под оказываемым на нас давлением.
– Позволишь ли ты ей умереть?
– Нет.
– Я спрашиваю тебя в третий раз: позволишь ли этой женщине умереть?
Он спрашивал в традиционной для джиннов манере. Ответ, который сейчас даст Дэвид, будет правдивым, идущим от сердца и души. Он не смог бы сейчас солгать для спасения собственной жизни.
Возникла пауза. Дэвид молчал. Я ничего не могла изменить. Я с усилием раскрыла глаза и увидела его, с трудом поднимающегося, выпрямляющегося во весь рост. Высокого, одинокого, непокорного.
– Нет, – крикнул он. – Никогда.
Джонатан вздохнул.
– Да, – сказал он. – Вопрос риторический. Но я должен был спросить.
Бриллиантовый свет померк, оставив меня слепой. Я услышала чьи-то шаги. Когда я проморгалась, и темнота отступила, я увидела, что храм вновь видоизменился, вернулись стены кабинета, гобелены, мягкие удобные диваны. Давление исчезло.
Я заставила себя встать, держась для верности за спинку дивана. Ткань натянулась под моими пальцами, реальная, такая чертовски настоящая. Все это представлялось таким реальным.
Джонатан стоял прямо передо мной, снова маскируясь под человека. Плечи под черной рубашкой, сильные и напряженные, глаза, темные, словно космос. Он пристально смотрел на нас, скрестив на груди руки, потом сказал:
– Если ты не хочешь ее отпускать, единственный способ от нее избавиться, это убить и тебя тоже. И ты, конечно же, знаешь это.
– Да. Знаю.
Он не отводил взгляд.
– Сумасшедший сукин сын.
Светлая улыбка Дэвида согрела все вокруг.
– И ты всегда это знал.
Выражение на лице Джонатана смягчилось.
– Да, это так.
Они смотрели друг на друга несколько долгих мгновений, потом Джонатан с видимым усилием заставил себя вернуться к роли главного.
– Вот что я решил. Я дам ей неделю для того, чтобы научиться поддерживать свое существование. Ровно одну неделю, время пошло. Потом я обрежу связь. Если она не сможет черпать энергию самостоятельно, она повторит динозавров. Может, ты умрешь вместе с ней, а может быть – нет. Я не принимаю решения вместо тебя. Я решаю насчет нее. Согласен?
Он закончил, но было видно, что принятое решение не по душе. Дэвид нахмурился.
– Джонатан, недели недостаточно…
– Это все, что у нее будет, – оборвал он. – Скажи спасибо. Я вообще не должен был и этого делать.
Он повернулся ко мне, и я обнаружила, что стою, вытянувшись во весь рост.
– Ты. Ты поняла, что я только что сказал?
– У меня есть неделя для того, чтобы научиться это делать, или я умру. Согласна.
– Нет, ты не поняла, – поправил он. Его темные холодные глаза смотрели оценивающе, и, видимо, он вновь счел меня придурковатой. – Дэвид только что заявил, что не станет тебя отпускать. Если я перережу вашу связь, и он ее не отпустит, вы оба истечете до смерти здесь, на эфирном плане, и никто не сможет тебе помочь. Ни я, в никто другой. Ясно?
Я с трудом сглотнула.
– Да.
– Теперь все зависит только от тебя. Либо ты сумеешь решить эту задачу, либо заберешь его с собой.
Дэвид умрет из-за меня, потому что я не смогу отбить мяч? Какого черта! Не бывать этому.
– Я сделаю это, – сказала я, – я обещаю.
– Прекрасно. Я рад, что мы понимаем друг друга.
Я не была готова к тому, что произошло дальше, поэтому, когда чья-то рука сомкнулась вокруг моей, появившись откуда-то из-за спины, и рванула меня в стальные объятия, я пискнула, словно полевая мышь, вместо того, чтобы бороться. Руки, державшие меня, были очень женственными, холеными, с ногтями, выкрашенными в ядовито-желтый цвет.
– Не надо со мной сражаться, – прошептал мне в ухо голос Рэйчел. – Ни у одной из нас нет выбора.
Дэвид крутанулся, чтобы оказаться к нам лицом, Джонатан вытянул руку, и Дэвид тотчас застыл, не в силах сдвинуться с места. Его лицо было наряженным и бледным как мел, глаза пылали, но он оказался абсолютно беспомощным.
– Итак, мы договорились, – продолжал Джонатан. – Дэвид мне нужен, и прямо сейчас. Дела джиннов ждать не станут. Поэтому ты должна будешь отправиться в школу-интернат. Никаких бой-френдов, опекающих тебя, никаких особых предпочтений. Ты должна заслужить свое место под солнцем, и это будет не просто. Тебе ясно?
Ясно мне не было, но я обнаружила, что в любом случае не могу сказать ни слова. Я бросила полный отчаянья взгляд на Дэвида и увидела, что он в ужасе, если не больше. Я физически чувствовала «Нет!», вибрировавшее в пространстве между нами.
– Господин, – спросила Рэйчел, – куда мне отвести ее?
Прищуренные темные глаза Джонатана прошлись по мне в последний раз. Он смотрел так, как смотрел бы сержант на чрезвычайно костлявого новобранца.
– Патрик, – сказал он. – Отведи ее к Патрику.
Дэвид выдал сдавленный вопль протеста, но было слишком поздно. Мир вокруг меня – Джонатан, Дэвид, кабинет – растворился, когда Рэйчел увела меня прочь.
И тут же, вообще без какого-либо ощущения перемещения, мы оказались стоящими в одном из переулков Манхэттена. Хотя нет. Это Рэйчел стояла в переулке, я же парила вокруг как… цветок в проруби, пытаясь сообразить, как снова надеть собственную кожу. Проклятье.
Она стояла, скрестив на груди руки, и смотрела на тот пространственный план, где болталась я. Рэйчел развлекалась. Потом она изучила свои безукоризненные ногти и очевидно решила, что ядовито-желтый больше не является цветом дня. Ее брючный костюм стал ярко-оранжевым, ногти приобрели яркую закатную смесь оранжевого, золотого и голубого. Даже бусины в ее прическе вдруг оказались из янтаря и сердолика.
– Я все еще тебя жду, – напомнила она и пошевелила пальцами для изучения эффекта. Очевидно, он не был достаточно впечатляющим; она добавила несколько колец – вполне со вкусом – и после этого вновь обратила на меня внимание. – Ну, давай же, Белоснежка, мы не можем торчать здесь всю неделю.
«Держи свое дерьмо при себе», – подумала я.
Она, должно быть, услышала, так как подняла в изумлении бровь.
– Это спорный вопрос. Я считаю, что это твое дерьмо, не мое.
Я медленно создавала свое тело. Изнутри во вне. В то время, как появлялась кожа, я уже переключилась на одежду, быстренько создавая ее по образцу, сделанному мной раньше. Раз, два… Может быть, секунд за пять. Не так плохо.
Туфли выглядели классно. Я изучила их и восхитилась, решив, что действительно необходима косая отделка и выбрала зеленую под лайм.
Когда я оглянулась, Рэйчел улыбалась. Дружелюбное выражение исчезло с ее лица в тот же миг, как я его заметила.
– Что? – спросила я.
Она тряхнула головой, звякнув бусинками в косичках.
– Ничего. Просто твоя манера одеваться, может быть, даже более странная, чем моя. Вполне изящный минимализм.
– Мы собираемся стоять в вонючем переулке весь день, разговаривая о моде?
– Ну не то, чтобы мы не могли этого сделать, но возможно, это не самый лучший план на день.
Она направилась в сторону выхода из длинного кирпичного тоннеля, где яркое нью-йоркское утро текло своим чередом в виде озабоченных пешеходов. Ни один из них на нас не смотрел.
– Старайся держаться рядом.
Я неуклюже шла за ней – если в подобных изумительных туфлях походка вообще может называться неуклюжей. Я ставила ноги аккуратно, избегая луж с Бог-знает-чем и бесформенных куч даже-бог-не-знает-чего. Рэйчел дошла до конца переулка, повернула направо и затерялась в людском потоке. Я торопливо догнала ее.
Стоял по-настоящему великолепный день; солнце ласкало мою кожу, обволакивая меня, словно мягкое теплое покрывало энергии, и я жадно подпитывалась ею. Вокруг нас звучала бесконечная симфония автомобильных гудков, сирен, громких голосов – от избытка энергии. Я начинала любить этот город. Вытряси из него все дерьмо – он крутанется и встанет на ноги. У нас с Большим Яблоком это было общим. Это и нахальный, дерзкий характер.
– Итак, кто у нас Патрик? – спросила я, наконец. – Твой приятель?
Рэйчел фыркнула с глубоким отвращением.
– Нет. Мы движемся разными орбитами.
Хм. И в мире джиннов можно быть непопулярным. Кто знает…
– Что с ним не так?
– Ничего. Мы просто очень разные.
– Да? Насколько? Он, что, неаккуратен в делах?
Я заслужила косой взгляд упрямых золотых глаз.
– Он считает, что лучший способ понять, что значит быть джинном, это научиться быть рабом.
Я сбилась с шага. Рэйчел продолжила путь, но чуть медленнее, позволив мне догнать ее.
– И это парень, к которому ты меня ведешь?
– Ни у кого из нас нет выбора, – парировала она. – Я вынуждена подчиняться приказам Джонатана. Так же, как и ты.
– Да, кстати, почему?
Она стрельнула в меня взглядом широко раскрытых жарких янтарных глаз, которые стали почти человеческими от удивления.
– Почему что?
– Почему ты ему подчиняешься?
Она мягко встряхнула головой.
– У меня нет ни времени, ни сил, чтобы рассказать тебе всю историю джиннов за один день. На то, что Джонатан руководит нами, есть веские причины. Если тебя направили к Патрику, я передам тебя ему лично в руки, и ты там останешься. И кончено.
Может быть, для нее. Но я не принимала приказы без малейшей возможности их оспорить. В то же время бесполезно спорить об этом с Рэйчел. Я убедилась на собственном опыте, что она раздавит меня как муравья.
– Ну и где этот парень?
Она показала. Я моргнула.
– Ты шутишь, – не поверила я.
Прямо впереди, на конце ее указующего пальца, словно она вызвала его из земли, стояла гигантская башня из камня и стали – здание «Эмпайр Стейт Билдинг». Вернее, его туманные очертания. Нам предстояла долгая прогулка.
– Ты не спутала мои туфли с туристическими ботинками?
Она сверкнула ослепительной едкой улыбкой:
– Тогда надень удобную обувь.
Я вздохнула и подстроилась под ее шаги. Бывают дни, когда погоня за модой себя не оправдывает.
Нью-Йорк интересен на всех уровнях, но на эфирном в особенности. На физическом плане он лежит подобно свадебному торту, история на истории. Достаточно спуститься в его тоннели, и вы найдете подлинные надписи и рисунки первых поселенцев, а также давным-давно изгнанных индейцев, живших здесь еще до них. На тонком плане Нью-Йорк кирпичный, цементный с уличными фонарями – так он воспринимается через образы и энергетику. Чудовищный склад аккумуляторов, укомплектованный добротой, злостью, яростью, миролюбием, бешенством, любовью, ненавистью и амбициями. На эфирном плане он выстреливал вверх на многие мили. Страна чудес с постоянно сменяющимися миражами.
Сегодня здесь было ярче, чем в последний раз, когда я наблюдала все это. Какая-то агрессивная гордыня пронзала каждое строение, и даже жилые многоэтажки заразились яростью и отчаяньем.
Башни-близнецы продолжали существовать на эфирном плане. Когда мы походили место, где они стояли, здания были отчетливо видны. Я остановилась, открыв рот, чувствуя ледяные мурашки по всей моей не вполне человеческой коже. Приведения двух зданий поднимались в серое небо сияющим льдом.
– Как? – заикаясь, спросила я, уже зная ответ. Они были здесь потому, что продолжали жить в сердцах и умах миллионов, а может, и миллиардов людей. И пока не исчезнет память о них, они будут оставаться на эфирном плане. – Потому, что мы помним, – решила я.
Рэйчел серьезно кивнула и сказала:
– У людей есть сила. Созидание, уничтожение, воспоминания… все эти действия заключают в себе великую мощь. Гораздо больше, чем кто-либо из них осознает.
В этом было что-то попирающее смерть. Я чувствовала неописуемую энергетическую мощь даже с того места, где стояла.
– Можем мы подойти? Посмотреть поближе?
– Ты – нет. – Ответила она. – Слишком молода. И слишком много энергии. Для тебя это будет то же самое, что оказаться в солнечном ядре.
Она повела меня прочь. Мы в быстром темпе двигались в людском потоке. В это время дня – самый час пик. Люди, спешащие на работу, женщины в деловых костюмах, мотоциклисты, двигающиеся в волнах гудков, выхлопных газов, потоков машин, рядом с тротуаром. Каждая машина была желтым такси с тарифами, написанными на боках. Казалось, каждый имел дамскую сумочку, рюкзак или портфель. Половина говорила по телефону.
– И я сказала ему…
– …сука, быстро все исправь, прежде чем я решу, что ты еще более тупа, чем кажешься…
– …Я говорю, как можно быть таким придурком? Конечно же, это цыпленок!
Я задумалась о том, представлял ли кто из них, как их личная жизнь звучит для остального мира. Заботился ли об этом. Мне стало интересно, слышит ли кто из них нас. Если это и так, то все равно всем безразлично. Очевидно, для всех это просто еще один обычный день Нью-Йорка.
Мы не пользовались невидимостью, но это не мешало людям с пугающей скоростью нестись вперед, не видя нас. Рэйчел увернулась, избегая столкновения с особенно сосредоточенной блондинкой в жакете от Энн Тейлор и юбке от Кмарт. На обесцвеченных волосах женщины виднелся провод от наушников к сотовому телефону, на кончике носа сидели шикарные очки супер-женщины, и ей было глубоко плевать на окружающих. Этот тип был мне знаком. Черный пояс в ходьбе по магазинам, никаких детей, никаких собак, никакого мужа, денежные вложения в ***. Живет, скорее всего, в крошечном, но дорогом чулане и работает в Сити-банке или же в Чейз.
Она заметила нас, и ясно было, что даже для Нью-Йорка мы – не совсем обычное зрелище. Около секунды ее серые глаза изучали Рэйчел, нацеливаясь как ракеты, потом она свернула и пронеслась мимо нас, вернувшись к напряженному разговору о последнем падении индекса Доу Джонсона. Рэйчел улыбнулась.
– Как-нибудь ночью у нее будет сон. Сон о полетах и падениях или, например, о монстрах. И она не будет знать причины.
– Ты его нашлешь?
– Нет. Они делают это сами. Небезопасно смотреть на нас слишком долго, ты же знаешь. Это не для них. – Она окинула меня взглядом и нахмурилась. – А может, ей присниться кошмар о твоих волосах.
– А что с моей… – я притянула к себе прядку, вновь завивавшуюся локоном, и уставилась на нее. – Черт! Я снова как Шерли Темпл.
Рэйчел потянула меня в сторону, где мы остановились зашитой бело-красного полосатого тента перед пыльным обувным магазином. Тротуар был заляпан голубиным пометом и старыми табачными плевками. Она стояла передо мной, закрывая от случайных взглядов, и мягко гладила мою голову своими пальцами с длиннющими ногтями. Я чувствовала, что кудри распрямились.
– Вот так. – Сказала она. – Запомни это ощущение. Просто воспроизводи его, когда это необходимо. – Она посмотрела на меня более внимательно. – Твои глаза.
Я вернула им более нейтральный серо-голубой цвет, который создавала ранее. Она кивнула.
Мы снова влились в поток пешеходов. У нас была милая двенадцатиминутная прогулка. Я не рекомендовала бы вам повторять подобное в ультрамодных туфлях.
В конце нашего путешествия, которое я назвала Манхэттенским Маршем Смерти, перед нами вырос огромный квадратный массив Эмпайр Стейт Билдинг. Его образ имел богатую и глубокую историю.
– Не кажется ли тебе, что наш поход слегка затянулся? – спросила я, разглядывая здание. Оно внушало страх своими размерами. Мне хотелось посмотреть, как оно выглядит на эфирном плане, но я знала, что если сделаю это, то не смогу сохранить цвет глаз и вид прически. Лучше пока придерживаться простых вещей.
– Нам туда, – сказала Рэйчел, и потянула меня к большим стеклянным автоматически раздвигающимся дверям. Я, превозмогая усталость, проплелась за ней. Последние метры, и мы оказалась в просторном благородном холле под пристальным взглядом шеренги парней из охраны, одетых в броские синие пиджаки.
Здесь пахло свежей краской и старым деревом, и было на что посмотреть, даже не заглядывая на тонкий план. Великолепный интерьер, ощущение основательности и историчности этого места вызывали желание остановиться и впитать все это. Так много людей побывало здесь за все эти годы, принося с собой свои тревоги, свою любовь, надежды и мечты. Я чувствовала отголоски чувств, заключенных в каждой плитке пола, в каждой стальной балке каркаса. Это было… безумно тягостно.
Посетители стояли в очереди за красным бархатным шнуром рядом с табличкой с надписью «ТУРЫ». Шнур тянулся до металлодетектора, и я была уверена, что немецкая овчарка, красиво сидящая в углу, находилась здесь вовсе не для украшения.
– Иди через детектор, – произнесла Рэйчел, – и ни к чему не прикасайся.
– Хм… люди в очереди…
– Обойди их.
Я так и сделала. Никто на меня не смотрел. Теперь, когда я сконцентрировалась, то почувствовала – что-то висело вокруг меня, не абсолютная невидимость, а своего рода серая завеса типа «не смотри на меня». Ее создала Рэйчел. Во всяком случае, я стала лучше видеть такие вещи, а раньше не смогла бы ее даже уловить.
Я подождала, пока возникнет промежуток в очереди, проходящей через детектор, и бросилась туда, пронеслась сквозь него, испытала чрезвычайно странное ощущение, словно бы ожог глубоко внутри. Стоп. Странно.
Собака смотрела на меня. Сначала я решила, что она просто смотрит в моем направлении, но она следила за мной, пока я шла сквозь охрану, и когда Рэйчел присоединилась ко мне, я слегка подтолкнула ее локтем и указала подбородком на нашего пушистого друга.
Она кивнула.
– Животные видят нас такими, какие мы есть. Собаки не представляют опасности, но остерегайся котов. Они могут быть весьма неприятными.
– Хорошо.
Она нажала кнопку. Мы ждали лифт. В конце концов, он прибыл, и мы быстро втиснулись внутрь, отсекая поток туристов быстро закрывшимися дверьми. Рэйчел нажала кнопку – какую именно, я не увидела – а затем повернулась и уставилась в пустой угол металлической кабины.
– Хм, – на этот раз мне было сложно подобрать слова, – здесь что-то…
– Тихо, – оборвала меня Рэйчел, – я думаю.
Я замолчала.
Я слушала поскрипывание лифтовой кабины, шорох тросов, поднимающих нас к небесам. Отдаленные голоса доносились одновременно с разных этажей, отрывки бесед переплетались в единое целое так, что было сложно хоть что-то уловить.
Я начала осознавать еще кое-что. Низкий гул где-то в дальнем углу лифта, звук там, где не должно быть никакого звука. Там, где никого не было.
– Что это? – спросила я, но прежде, чем я договорила, Рэйчел начала двигаться. Она шла от меня по кругу, потом резко бросилась к пустому углу лифта, сцепившись с чем-то, что было тенью и тьмой, и тогда…
И тогда я увидела это. Определенно, не человек. Черное, текучее, похожее на разлитую в воздухе зыбь пятно на мире. Рэйчел попыталась удержать это, но оно ускользнуло от нее, словно нефть, медленно просочилось мимо, направляясь ко мне.
– Поднимись! – предостерегающе крикнула она мне. Ее ногти сменили цвет с ядовито-оранжевого с голубым на брильянтовый, и она резко рванула нечто между нами, оставляя глубокую рваную дыру. Я слышала, как это закричало высоким металлическим голосом.
– Поднимись, идиотка!
Она имела в виду, что мне нужно переместиться на эфирный план. Я покинула свою человеческую форму, превратившись в дымку, туман, химеру… в нечто такое, что невозможно удержать. Но это означало, что я перешла в другую форму существования, и здесь шла реальная битва.
Рэйчел – огненное облако на эфирном плане, яркий пылающий дух – была заключена в потрескивающей клетке из черного огня. Она металась внутри, выла и хлестала ее своими алмазными когтями, но я видела, что раны, которые она наносила, исчезали через несколько секунд.
Это было… это выглядело так, словно нечто поедало Рэйчел. Поглощало ее, высасывая силу, питая через огненную клетку что-то еще, что-то такое, чего я даже не могла разглядеть в чернильной тьме. Бог мой. И это нечто разыскивало меня, не Рэйчел. Я чувствовала, как его голод заставлял вибрировать пространство между нами.
Я не задумывалась. Я просто потянулась и схватила этот черный огонь. Думаю, что собиралась сделать дыру, достаточно большую для того, чтобы Рэйчел могла вырваться, но произошло другое. В ту же секунду как я коснулась его, он сковал меня, замкнув кругами потоков энергии чудовищной силы. Я оказалась взаперти.
– Джоанн! – крикнула Рэйчел, и я почувствовала ее присутствие через разделявшую нас преграду, – Используй Дэвида! Борись!
Выбора у меня не было. Перспектива быть высосанной досуха меня категорически не устраивала, она вызывала во мне настолько бурное отвращение, что я готова была использовать все, что угодно и кого угодно, чтобы вырваться. Я захватила серебряную нить, соединявшую меня с Дэвидом, и почувствовала, как меня заливает сила, пьянящая, искрящаяся, горячая, кристально чистая. Вращение потока замедлилось, словно его выключили. Клетка вокруг Рэйчел развалилась на извивающиеся от боли черные сгустки энергии, и я смогла вытащить ее на свободу. Я прикоснулась к ней, оставляя при каждом движении серебряный след силы. Она схватила меня и потянула вниз через эфир, со скоростью ракеты проваливаясь обратно в реальный мир. Мы обрушились назад в лифтовую кабину с силой, заставившей ее покачнуться, и Рэйчел, не тратя лишнего времени на тонкости, создала за долю секунды для меня плоть и форму. Когда я очнулась, ее неоново желтые глаза смотрели на меня с расстояния меньше фута.
– Что, черт возьми, это…
– Держись! – закричала она, прерывая меня на полуслове, и я почувствовала волну силы вокруг нас. Не от нее, не от меня, от той штуки.
Я реагировала, не задумываясь. Я потянулась в эфир и резко дернула это вниз. Получившееся столкновение сил взорвалось фейерверком искр, которые тут же превратились в бело-голубые шаровые молнии, ищущие разрядки. А вот этим я уже вполне могла управлять. Я переместилась на субатомный уровень и быстро рассеяла их через стальной каркас здания, предварительно отобрав энергию и превратив в миллионы крошечных разрядов. По всему зданию люди собирали статистическое напряжение с ковров, получали небольшие разряды тока от ручек дверей, чувствовали покалывание у основания шеи.
– Нет! – сказала Рэйчел, схватив меня за плечи. – Мы не можем сражаться здесь. Слишком закрытое пространство!
Не то, чтобы у нас был особый выбор. Это нечто продолжало нападать на нас быстро и жестко, и я, проигнорировав ее слова, вошла в эфир, пытаясь понять, что происходит.
Оно контролировало воздух. Я не могла сказать, что оно собирается делать, но была готова держать пари – что-то скверное.
Воздух имеет вес – он весит несколько фунтов на квадратный дюйм. Увеличение плотности воздуха может разрушить человека – тело сомнется, словно пустая пивная банка.
Я блокировала рост веса молекул кислорода внутри кабины лифта и резко свернула их в тугой шар между моих раскинутых рук. Рэйчел оглянулась и посмотрела вниз на серо-голубую массу, которой я управляла. Ее глаза расширились.
Я зажгла шар от электрических искр, все еще висящих в воздухе, и окружила все это оболочкой из углекислого газа. Потом одной рукой подняла получившееся инферно размером с мяч для боулинга.
– Ну, иди сюда! – крикнула я в пустое пространство. Звуки не разносились в измененной атмосфере, но это было не важно. Я знала, что нечто уловило суть того, что я хотела сказать.
– Тащи сюда свою трусливую задницу! Покажись!
Лифт вздрогнул.
Что-то черное постепенно проявилось в углу сначала маревом, затем стало набирать краску и, наконец, стало скользким нефтяным пятном.
Я недолго была джинном. И не знала, что передо мной, но Рэйчел, похоже, была в курсе. Она вскинула левую руку, направив ее на нечто. На ее руках снова отрасли когти – длинные, неприятно сверкающие в свете, идущем сверху, твердым кристаллическим блеском.
– Ифрит! – прошипела она злобно. – Убирайся отсюда.
Нечто имело глаза. Я чувствовала, что это так, даже не видя их. Мерзкие глаза.
И еще более мерзкие привычки. Огненный шар, созданный мною, начал обжигать, невзирая на все прослойки газа, которыми я его окружила. Я перекинула его из одно руки в другую, стараясь выглядеть беззаботно и – я надеялась – опасно.
И тут ифрит проурчала:
– Мир вам, сестры.
– Нет уж, сестра моя, – нежно ответила Рэйчел. – Кто позволил тебе здесь охотиться?
– Сладкая моя, я охочусь там, где хочу, – сказало нечто. Голос был похож на черный бархат, и хотя воздух вокруг был слишком беден для того, чтобы удерживать запахи, я чувствовала в горле привкус гнилого мяса.
– Не здесь. И не сейчас.
Я не знаю, как оно это делало, но оно ухмылялось. Скалило зубы, как это ни странно. Возможно, мои глаза привыкли к бедности черт его лица, дорисовывая некоторые недостающие детали, но я была уверена, что уловила сверкание его зубов.
– Эта тварь не сможет выжить, – сказало оно, указывая на меня, – неужели ты думаешь, что я позволю ее энергии растрачиваться впустую?
Ифрит говорила обо мне.
– Кого это ты назвал тварью? – бросила я в ответ.
– Тихо! – сказала Рэйчел. Теперь она, нахмурив брови, внимательно разглядывала ифрита, больше его не опасаясь. – Избавься от файербола, пока ты кого-нибудь не покалечила.
Ну да. Файербол. Я разрушила его, сняв шит из углекислого газа и тут же сильно охладив молекулы кислорода, чтобы он не взорвался и не поджарил нас живьем. После щелчка, эхом отразившегося в кабине лифта, остался лишь слабый запах озона и небольшой дымный след, оставленный мной для эффекта.
– Теперь, – сказала Рэйчел и медленно опустила руку, – скажи, кто послал тебя, моя несчастная сестра?
Мне показалось, что ифрит сменил позу. «Моя несчастная сестра?» Эта штука совсем не выглядела несчастной, или имеющей какие-либо родственные связи. Да и ее принадлежность к женскому роду в глаза не бросалась.
Прямо на этих словах лифт зазвенел, и кабина вздрогнула и остановилась. Двери медленно со скрипом разошлись, открыв взгляду просторный, но бесцветный холл, застеленный не слишком новым ковром марки бизнес-класса и… Санта-Клауса.
Серьезно. Большого, плотного, высокого с густыми пушистыми светлыми волосами, с мерцающими, как Карибское море, синими глазами… На нем был синий тренировочный костюм, кроссовки фирмы «Найк» и обязательные для Санта-Клауса маленькие узкие очки на кончике носа.
– Вообще-то, она моя. Прошу прощения за беспокойство, – сказал он и протянул в мою сторону руку для пожатия. Я уставилась на нее, потом на него, на Рэйчел, на ифрита, расположившегося возле противоположной стены с таким видом, словно никаких забот в этом мире у него нет. В воздухе до сих пор висел запах озона.
– Джоанн Болдуин, как я предполагаю, – сказал он с этакой дьявольской всезнающей улыбкой.
– Кто вы такой, черт побери? – выдавила я.
Рэйчел взглянула, потом встряхнула руками и принялась критически изучать вновь появившийся на ногтях лак.
– Его имя Патрик, – сказала она, – и я с прискорбием тебе сообщаю, что это твой новый учитель.
Ифрит исчез, пока я не смотрела в его сторону, но у меня осталась твердая уверенность, что далеко он не убрался. Патрик и Рэйчел обменялись долгими взглядами. Со стороны Патрика – озорной, привлекательный и откровенно развратный, со стороны Рэйчел – полный боли, страдания и неприязни.
– Не надо, – сказала она, как только Патрик открыл рот. Его, казалось, это задело. – У меня нет желания поддерживать отношения с тобой, официальные или какие-либо еще. Ты ждал ее, я надеюсь.
Патрик кивнул и с силой вдавил кнопку, мешая закрыться дверям лифта, и сделал широкий приглашающий жест, включающий в себя шутовской, опереточный поклон. Рэйчел вышла, игнорируя его. Я пошла следом, и у меня появилась четкая уверенность, что, стоя согнувшись в поклоне, он изучал мою задницу.
Патрик позволил дверям закрыться и предложил мне руку, которую я не приняла. Рэйчел, с раздражением глядя на эту пантомиму, резко сказала:
– Давай покончим с этим. Я не ценитель твоих шуточек.
– Ты о моем ифрите? Да брось, Рэйчел. Неужели ты всерьез могла подумать, что она причинит тебе вред? Хороший спектакль, даже очень хороший. Мне понравились твои вопли. Я полагаю, Джонатан сказал тебе, что на пути могут встретиться какие-нибудь неприятности?
– Он не упоминал об этом. Как я понимаю, ты проверял нашу новую подругу?
– Конечно. – Теперь он подал руку Рэйчел.
Она посмотрела на него, словно он предложил прикоснуться к чему-то вроде сточной трубы, и продолжила путь. Патрик ринулся вперед по коридору, указывая нам путь, и бросил через плечо:
– Не обижайся, моя милая, но мне действительно хотелось убедиться, что она не собирается падать в обморок и умирать от малейшей ерунды. Я думал, что раз ты здесь, рядом, она будет ждать, пока ты спасешь ее, но был приятно удивлен. У нее твердый характер. Мозгов нет, но характер твердый.
– Эй, – возмутилась я, прибавляя шаг, чтобы догнать их.
Между нами было как минимум десять футов. Я старалась шагать шире, но мои высокие каблуки, пусть и очень модные, не подходили для быстрой ходьбы.
– Значит, это такой своеобразный тест?
Патрик бросил на Рэйчел взгляд, приподняв густые брови.
– А она быстрая, не так ли?
– Очень. – Впервые они сошлись во мнениях.
Мы остановились у небольшой офисной двери без номера, но с выцветшей табличкой, гласившей «Пожалуйста, стучите». Патрик повернул ручку, широко распахнул дверь и пропустил меня вперед. Я сделала осторожный шаг внутрь и оказалась в не слишком уютной комнате, похожую на стандартную приемную низкооплачиваемого зубного врача – мебель фабричной сборки, потрепанные журналы, паршивый телевизор, беззвучно работающий в углу. Служащий, принимающий посетителей, отсутствовал, зато имелась еще одна дверь, на этот раз без каких-либо табличек.
