Текст книги "Город пустых. Побег из Дома странных детей"
Автор книги: Ренсом Риггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Иногда мне кажется, что этот парень наполовину машина, – вздохнула Эмма. – Плоть снаружи, металл изнутри.
Я засмеялся, хотя и сам сомневался в том, правильно ли поступил Бехир, так рискуя ради своего сына. Впрочем, если Бехир похож на безумца, то я тем более сошел с ума. Я тоже пожертвовал всем ради девушки. Несмотря на все мое любопытство, несмотря на мой долг перед дедом и наш общий долг перед мисс Сапсан, я находился здесь по одной-единственной причине – со дня первой встречи с Эммой я знал, что хочу быть частью любого мира, в котором будет находиться она. Это свидетельствовало о моем безумии? Или мое сердце оказалось слишком доступным?
Возможно, мне не помешало бы иметь немного металла внутри, – думал я. Где бы я сейчас находился, если бы мое сердце было защищено броней?
Ответ на этот вопрос был прост – я был бы дома и с помощью лекарств вводил себя в состояние остолбенелости. Глушил бы переживания видеоиграми. Ходил бы на работу в «Смарт-Эйд». И день за днем моя душа медленно умирала бы от сожалений.
Ты трус. Ты слабый и жалкий мальчишка. Ты выбросил свой единственный шанс на помойку.
Но я этого не сделал. Потянувшись к Эмме, я рискнул всем, что у меня было. И каждый день я продолжал рисковать тем немногим, что у меня осталось. И тем самым я погрузился в мир, которого когда-то и представить себе не мог. И в этом мире я жил среди удивительных людей и совершал сумасшедшие поступки, выживая в невообразимых условиях. И все это потому, что я позволил себе иметь чувства к одной странной девушке.
Несмотря на все угрожавшие нам опасности и несмотря на тот факт, что этот странный новый мир начал рассыпаться, едва я его обнаружил, я не переставал радоваться тому, что очутился здесь. Мне с трудом верилось в то, что осуществление моей мечты совпало с воплощением моих самых жутких кошмаров.
– Что случилось? – спросила Эмма. – Почему ты так на меня смотришь?
– Я хотел тебя поблагодарить, – ответил я.
Она наморщила нос и прищурилась, как будто я сказал что-то смешное.
– Поблагодарить за что? – спросила она.
– Ты придаешь мне сил, о существовании которых я и не догадывался, – ответил я. – Благодаря тебе я становлюсь лучше.
Она покраснела.
– Я не знаю, что сказать.
Эмма, лучезарная душа, – хотел сказать я, – мне нужен твой огонь, тот, который горит в твоем сердце.
– Тебе незачем что-нибудь говорить, – покачал головой я.
И тут меня охватило непреодолимое желание поцеловать ее, что я и сделал.
* * *
Хотя мы смертельно устали, цыгане находились в приподнятом настроении и, похоже, собирались праздновать всю ночь. После нескольких чашек чего-то горячего, сладкого и явно кофеиносодержащего, а также нескольких песен, мы решили, что тоже этого хотим. Они были прирожденными рассказчиками и изумительными певцами. С присущим им глубинным обаянием они обращались с нами так, будто мы приходились им давно утраченными и неожиданно обретенными горячо любимыми родственниками. Мы полночи рассказывали друг другу всевозможные истории. Молодой парень, имитировавший рев медведя, оказался еще и чревовещателем, причем таким искусным, что его куклы казались живыми. Похоже, он увлекся Эммой, и все его представление было посвящено ей. Он не сводил с нее глаз и улыбался, но она делала вид, что не замечает его внимания и весь вечер не выпускала мою руку из своей.
Позже они рассказали нам, как во время Первой мировой войны британская армия забрала у них всех лошадей и на какое-то время они остались без тягловой силы. Они оказались в очень затруднительном положении, будучи не в силах даже покинуть лес, кстати, этот самый лес. Но однажды в их табор забрело стадо длиннорогих коз. С виду эти животные были дикими, но не отказались принимать пищу из рук человека. Кому-то пришла в голову идея запрячь коз в фургон, и они оказались почти такими же сильными, как и отнятые у них лошади. Это позволило цыганам сняться с места и до конца войны странствовать в кибитках, запряженных этими на удивление сильными козами. Козы прославили их на весь Уэльс, где их знали как Козий народ. В качестве доказательства они пустили по кругу фотографию дяди Бехира на запятках кибитки, запряженной козой. Нам незачем было объяснять, что речь идет об исчезнувшем стаде странных коз, о которых говорил Эддисон. После войны армия вернула цыганам их лошадей, и козы, в которых больше не было необходимости, снова ушли в лес.
Наконец костры догорели. Цыгане постелили нам прямо на земле и на мелодичном иностранном языке спели колыбельную. Глядя в черное небо, я снова почувствовал себя ребенком. Чревовещатель подошел, чтобы пожелать Эмме спокойной ночи. Она его прогнала, но он успел вручить ей визитную карточку. На обороте был написан адрес в Кардиффе, где он забирал свои письма всякий раз, когда цыгане бывали в этом городе, что случалось раз в несколько месяцев. На лицевой стороне была его фотография с куклами и короткая записка для Эммы. Она показала записку мне и хихикнула, но у меня парнишка вызвал только искреннее сочувствие. Он, так же как и я, был виноват лишь в том, что она ему нравилась.
Я свернулся калачиком рядом с Эммой на опушке леса. Мы уже начинали дремать, как вдруг рядом послышались шаги. Открыв глаза, я никого не увидел. Это снова вернулся Миллард, проведя вечер в разговорах с цыганчонком.
– Он хочет уехать с нами, – произнес Миллард.
– Кто? – сонно пробормотала Эмма. – Куда?
– Мальчик. С нами.
– И что ты ему сказал?
– Я сказал ему, что это неудачная идея. Но я не сказал «нет».
– Ты же знаешь, что мы не можем больше никого брать, – ответила Эмма. – Он будет нас задерживать.
– Я знаю, знаю, – откликнулся Миллард. – Но он исчезает очень быстро, и ему страшно. Очень скоро он будет полностью невидим. Он боится, что когда-нибудь отстанет от табора, а цыгане этого даже не заметят, и он будет обречен вечно скитаться в лесу среди волков и пауков.
Эмма застонала и повернулась на бок лицом к Милларду. Она понимала, что он все равно не оставит нас в покое, пока мы не решим, как быть с мальчиком.
– Я знаю, что это его очень огорчит, – произнесла она. – Но это действительно невозможно. Прости, Милл.
– Что ж, спасибо за прямоту, – угрюмо ответил Миллард. – Я так ему и скажу.
Он встал и ушел, бесшумно ступая по густой траве.
Эмма тяжело вздохнула. Некоторое время она беспокойно ворочалась с боку на бок.
– Ты поступила правильно, – прошептал я. – Очень трудно быть человеком, от которого все ожидают окончательных решений.
Она промолчала, но перестала ворочаться, положив голову мне на плечо. Постепенно мы уснули, убаюканные шепотом ветвей, раскачиваемых ветром, и шумным дыханием лошадей.
* * *
Сон мой был некрепким и беспокойным. Я провел ночь, как и весь предыдущий день, спасаясь от стаи кошмарных собак. К утру я окончательно выбился из сил. Мои ноги и руки были ватными, а голова тяжелой. Возможно, я чувствовал бы себя лучше, если бы вообще не ложился спать.
Бехир разбудил нас на рассвете.
– Подъем, syndrigasti! – кричал он, раздавая ломти черствого как камень хлеба. – Выспитесь на том свете!
Енох громко постучал своим куском хлеба по камню.
– С таким завтраком мы можем оказаться там довольно быстро!
Бехир с улыбкой взъерошил волосы Еноха.
– Не ворчи! Где твое хорошее настроение?
– В стирке, – ответил Енох, с головой укрываясь одеялом.
Бехир дал нам десять минут на то, чтобы мы подготовились к отъезду. Он собирался исполнить свое обещание и доставить нас в город к первому утреннему поезду. Я вскочил, добрел до ведра с водой и плеснул на лицо, после чего почистил пальцем зубы. О, как же мне не хватало моей зубной щетки. Я также истосковался по зубной нити, дезодоранту с ароматом океанского бриза и был готов на многое ради возможности заглянуть в один из магазинчиков «Смарт-Эйд».
Королевство за смену белья!– мелькнула мысль.
Пока я пальцами вычесывал из волос клочки сена и вгрызался в кусок несъедобного хлеба, цыгане и их дети наблюдали за нами с таким грустным видом, как будто знали, что ночное веселье стало последним аккордом нашего благополучия и, покинув табор, мы отправимся на смерть. Я попытался подбодрить одного из них.
– Все хорошо, – улыбнулся я маленькому мальчику, который, казалось, едва не плакал. – У нас все будет хорошо.
Он посмотрел на меня своими огромными встревоженными глазами, как будто я был говорящим привидением.
Цыгане взнуздали восемь лошадей – по одной для каждого из нас. Лошади должны были доставить нас в город гораздо быстрее, чем кибитка. Но мне было очень страшно.
Я был, наверное, единственным относительно богатым ребенком Америки, который никогда не сидел на лошади. Так случилось не потому, что я не считал лошадей прекрасными величественными созданиями, лучшими из животных и так далее и тому подобное. Просто я не верил, что животные мечтают о том, чтобы люди взгромождались им на спину и ездили на них верхом. Кроме того, лошади были очень большими и мускулистыми и имели крупные зубы. Они смотрели на меня так, будто знали, что я их боюсь, и надеялись, что им представится возможность ударить меня копытом по голове. Не говоря уже о том, что у лошадей не было поясов безопасности или каких-либо других систем фиксации. Зато лошади могли двигаться почти так же быстро, как автомобили, при этом трясло их пассажиров гораздо сильнее. Поэтому подобные занятия представлялись мне весьма нежелательными.
Разумеется, ничего такого вслух я произносить не стал. Я просто стиснул зубы, отчаянно надеясь на то, что мне удастся уцелеть и умереть позже гораздо более интересным способом, чем от падения с лошади.
Буквально с первых возгласов «но!» лошади пустились в галоп. Я и думать забыл о чувстве собственного достоинства и мертвой хваткой вцепился в парня, позади которого меня усадили. Он стегнул коня так быстро, что я не успел даже помахать на прощанье собравшимся провожать нас цыганам. Впрочем, это было даже к лучшему, поскольку прощаться я никогда не умел, а в последнее время моя жизнь превратилась в нескончаемую череду расставаний. Прощайте, прощайте, прощайте, – стучало у меня в висках.
Мы скакали и скакали. Я изо всех сил сжимал бедрами лошадь, отчего мои мышцы быстро занемели. Бехир скакал впереди, а в седле позади него сидел его странный сын. Мальчик ехал с прямой спиной, опустив руки, и уверенной осанкой являл удивительный контраст со своим обликом прошлой ночью. Среди цыган он находился в своей среде, и бояться ему тут было нечего. Мы ему были не нужны.
Постепенно мы перешли на рысь, и я набрался смелости, чтобы отклеить лицо от спины наездника и окинуть взглядом пейзаж. Лес уже сменился полями. Мы спускались в долину, посреди которой раскинулся город, с этой возвышенности казавшийся крошечной почтовой маркой в окружении бескрайних зеленых просторов. С севера к нему приближалось длинное пушистое многоточие – дымное дыхание поезда.
Бехир остановился, немного не доехав до городских ворот.
– Дальше мы не поедем, – произнес он. – В городах нас недолюбливают. Незачем, чтобы вас видели в нашем обществе.
Мне трудно было представить, кому мешают эти добрые и искренние люди. С другой стороны, такие же предрассудки заставили отстраниться от общества и странных людей. Таковы были законы этого грустного мира.
Мы спешились. Я стоял позади всех, надеясь, что никто не заметит, как у меня дрожат ноги. Мы уже собирались уходить, как вдруг сын Бехира спрыгнул с отцовской лошади с криком:
– Подождите! Возьмите меня с собой!
– Я думала, ты с ним поговоришь, – обратилась Эмма к Милларду.
– Я поговорил, – откликнулся тот.
Мальчик вытащил из седельной сумки небольшую котомку и перебросил ее через плечо. Он был полностью готов отправиться в путь.
– Я умею готовить, – заявил он, – и рубить дрова. А еще ездить верхом и вязать всевозможные узлы!
– Выдайте ему значок отличия, – буркнул Енох.
– Боюсь, что это невозможно, – ласково произнесла Эмма.
– Но я такой, как вы, и с каждым днем становлюсь все более странным! – Мальчик начал расстегивать брюки. – Посмотрите, что со мной происходит!
Прежде, чем кто-то успел ему помешать, брюки упали к его лодыжкам. Девочки ахнули и отвернулись. Хью закричал:
– Эй ты, чокнутый лунатик, немедленно надень штаны!
Но видеть там было нечего. Все его тело ниже пояса уже было невидимым. Нездоровое любопытство вынудило меня покоситься на нижнюю часть его видимой половины, где отчетливо виднелись его внутренности.
– Посмотрите… это все исчезло всего за одну ночь, – растерянно произнес Ради. – Скоро меня вообще не будет видно!
Цыгане глазели на него, разинув рты и перешептываясь. Даже их лошади обеспокоенно шарахнулись от бестелесного ребенка.
– Ничего себе! – прошептал Енох. – От него осталась половина.
– Бедняжка! – воскликнула Бронвин. – Может, пусть останется с нами?
– Мы не бродячий цирк, к которому может примкнуть каждый, кому вздумается, – проворчал Енох. – Перед нами стоит опасная задача по спасению нашей имбрины, и у нас нет возможности нянчиться с бестолковым новичком!
На широко раскрытые глаза мальчика навернулись слезы. Котомка соскользнула с его плеча, упав на дорогу.
Эмма отвела Еноха в сторону.
– Это было чересчур резко, – упрекнула она его. – Немедленно извинись.
– И не подумаю. Мы понапрасну тратим свое драгоценное время, которого у нас и так нет.
– Эти люди нас спасли!
– Нас не понадобилосьбы спасать, если бы они не запихнули нас в эту расчудесную клетку!
Отчаявшись переубедить Еноха, Эмма обернулась к мальчику-цыганенку.
– В других обстоятельствах мы приняли бы тебя с распростертыми объятиями. Но сейчас дела обстоят так, что всему нашему миру и образу жизни грозит опасность. Мы все рискуем полностью исчезнуть с лица земли. Так что пойми, пожалуйста, – сейчас не время.
– Это нечестно, – угрюмо ответил мальчик. – Почему я не начал исчезать раньше? Почему это начало происходить именно сейчас?
– Способности каждого странного человека проявляются в разное время, – пояснил Миллард. – Одни узнают истину о себе еще в раннем детстве, другие ни о чем не подозревают до самой старости. Я когда-то слышал о человеке, который обнаружил, что способен силой мысли поднимать в воздух предметы, только в возрасте девяноста двух лет.
– Я была легче воздуха уже в момент рождения, – гордо объявила Оливия. – Я выскочила из мамы и тут же взлетела к потолку! Если бы не пуповина, я, наверное, вылетела бы в окно и умчалась вместе с облаками. Говорят, доктор от потрясения упал в обморок!
– Ты до сих пор способна шокировать кого угодно, милая, – произнесла Бронвин, ободряюще похлопав девчушку по спине.
Миллард, видимый благодаря пальто и ботинкам на ногах, подошел к мальчонке.
– Что обо всем этом думает твой отец? – спросил он.
– Конечно же, мы не хотим с ним расставаться, – отозвался Бехир. – Но как мы будем заботиться о своем сыне, если не сможем его видеть?Он хочет уехать, и я не уверен, что с нами ему будет лучше, чем среди своих.
– Вы его любите? – спросил Миллард. – Он вас любит?
Бехир нахмурился. Традиционное воспитание не позволяло ему вслух говорить о чувствах. Но, немного помявшись, он все же проворчал:
– Конечно, он мой сын.
– В таком случае свои для него вы, – заявил Миллард. – Вашему сыну место среди вас, а не среди нас.
Бехиру не хотелось проявлять эмоции на глазах у своих людей, но после слов Милларда его глаза заблестели, а на скулах заиграли желваки. Он кивнул, перевел взгляд на сына и произнес:
– Значит, возвращаешься. Бери свой мешок и поехали. К нашему приезду мать приготовит чай.
– Хорошо, папа, – отозвался мальчик со смешанным чувством досады и облегчения в голосе.
– Все будет хорошо, – заверил паренька Миллард. – Даже лучше, чем хорошо. И когда все это закончится, я тебя разыщу. В мире много таких, как мы, и когда-нибудь мы с тобой их найдем.
– Обещаешь? – спросил мальчик, и в его глазах засветилась надежда.
– Обещаю, – твердо произнес Миллард.
Мальчик кивнул и взобрался на лошадь позади отца, а мы развернулись и миновали ворота города.
Глава шестая
Город назывался Коул. Не Коултаун и не Коулвилль. Просто Коул. Уголь был здесь повсюду – лежал угловатыми кучами у задних дверей домов, струился клубами маслянистого дыма из труб, пятнами покрывал комбинезоны шагающих на работу мужчин. Мы сбились в тесную группу и заспешили на станцию.
– Идем очень быстро, – инструктировала Эмма. – Никаких разговоров. Смотрим в землю.
Мы все твердо усвоили правило, предписывающее всячески избегать зрительного контакта с нормальными людьми. Взгляды способствовали завязыванию беседы, беседа порождала вопросы, а странным детям было трудно отвечать на вопросы нормальных взрослых таким образом, чтобы это не порождало еще больше вопросов. Разумеется, если что-то и могло вызвать вопросы, так это группа грязных детей, путешествующая без сопровождения взрослых в военное время. Особенное внимание должна была привлечь к нам крупная хищная птица, сидящая на плече одной из девочек. Тем не менее, похоже, горожанам не было до нас никакого дела. Они бродили по узким улочкам Коула, скользя по нам равнодушными взглядами, и своими ссутуленными фигурами напоминали увядшие цветы. У них явно хватало проблем и без нас.
Железнодорожная станция оказалась такой маленькой, что я задался вопросом, останавливаются ли здесь вообще поезда. Посреди открытой платформы торчала крохотная будочка билетной кассы, единственное крытое сооружение на всю станцию. Внутри дремал, сидя на стуле, мужчина в сползших на кончик носа очках с толстенными стеклами. Эмма резко постучала в окошко, отчего клерк, вздрогнув, проснулся.
– Восемь билетов до Лондона! – заявила она. – Нам необходимо быть там уже сегодня днем.
Клерк уставился на нас сквозь мутноватое стекло. Сняв очки, он тщательно их протер и снова водрузил на нос, чтобы убедиться, что зрение его не подводит. Вне всякого сомнения, вид у нас был весьма «привлекательный»: забрызганная грязью одежда, торчащие во все стороны нечесаные волосы. Рискну предположить, что и запах от нас исходил соответствующий.
– Мне очень жаль, – ответил клерк, – но все билеты проданы.
Я огляделся. Не считая нескольких дремлющих на скамейках человек, станция была пуста.
– Что за вздор! – заявила Эмма. – Немедленно продайте нам билеты или я пожалуюсь на вас железнодорожным властям за дискриминацию детей!
На ее месте я вел бы себя более сдержанно, но Эмму чванство и самодовольство мелких бюрократов выводили из себя.
– Даже если бы такое положение в законодательстве действительно существовало, – возразил кассир, презрительно вздергивая нос, – оно бы уж точно не имело ни малейшего отношения к вам.Если вы не в курсе, сейчас идет война, и по стране Ее Величества необходимо перевозить грузы поважнее каких-то там детей и животных… – он смерил суровым взглядом мисс Сапсан, – …которых запрещено заносить в поезд в любом случае!
Поезд вполз на станцию с громким шипением и остановился у платформы, визжа тормозными колодками. Кондуктор высунул голову в одно из окон и закричал:
– Восемь тридцать до Лондона, посадка!
Люди, спавшие на скамейках, встали и зашаркали к поезду.
К кассе подошел какой-то мужчина в сером костюме. Отодвинув нас в сторону, он сунул клерку деньги, получил билет и заспешил к поезду.
– Вы сказали, что билетов нет! – принялась возмущаться Эмма, громко стуча по стеклу окошка. – Вы не имеете права так поступать!
– Этот джентльмен купил билет в вагон первого класса, – объяснил клерк. – А теперь прочь, маленькие назойливые попрошайки! Отправляйтесь обшаривать карманы в другом месте!
Тут к окошку шагнул Гораций.
– Попрошайки по определению не располагают большими суммами денег, – произнес он и, сунув руку в карман, извлек из него толстую пачку банкнот. – Если вы продаете билеты только в первый класс, значит, там мы и поедем!
Клерк подскочил на стуле, уставившись на стопку денег на стойке. Мы тоже смотрели на них, открыв рты и пытаясь понять, где раздобыл их Гораций. Пересчитав банкноты, клерк произнес:
– Да тут достаточно, чтобы выкупить места во всем вагоне!
– Значит, давайте нам весь вагон! – заявил Гораций. – Таким образом, вы сможете не беспокоиться о карманах других пассажиров.
Клерк покраснел и, заикаясь, произнес:
– Д-да, сэр… простите, сэр… надеюсь, что вы расцените все, что я сказал ранее, как шутку…
– Просто дайте нам эти чертовы билеты, чтобы мы могли сесть в поезд!
– Сию секунду, сэр!
Клерк подвинул к нам пачку билетов в вагон первого класса.
– Приятного путешествия! – произнес он. – И, пожалуйста, не говорите никому, что это я вам сказал, но на вашем месте я бы спрятал эту птицу подальше с глаз. Кондукторам она не понравится даже в первом классе.
Мы зашагали по платформе, сжимая в руках билеты. Гораций раздулся от гордости и напоминал павлина.
– Где ты взял столько денег? – спросила Эмма.
– Я спас их из комода мисс Сапсан перед тем, как наш дом загорелся, – ответил Гораций. – А потом пришил для них специальный карман к костюму.
– Гораций, ты гений! – сообщила ему Бронвин.
– Если бы он был настоящим гением, он бы не отдал все наши деньги до единого пенса, – фыркнул Енох. – Ты считаешь, что нам и в самом деле нужен весьвагон?
– Нет, – ответил Гораций. – Но было так приятно поставить этого типа в дурацкое положение, разве нет?
– Не могу не согласиться, – буркнул Енох.
– Это потому, что истинное назначение денег – манипулировать людьми и заставлять их чувствовать, что они хуже тебя.
– Я не вполне в этом уверена, – покачала головой Эмма.
– Да шучу я, шучу, – успокоил ее Гораций. – Конечно же, они нужны для того, чтобы покупать одежду.
Мы уже хотели войти в вагон, как вдруг нас остановил кондуктор.
– Покажите мне свои билеты! – потребовал он и уже протянул руку к пачке билетов, которые подал ему Гораций, как вдруг заметил, что Бронвин что-то запихивает себе за пазуху. – Что у вас там? – подозрительно нахмурился он.
– Вы это о чем? – Бронвин пыталась говорить как можно непринужденнее, одновременно запахнув полу пальто над извивающимся живым комочком внутри.
– О том, что у тебя под пальто! – ответил кондуктор. – Не надо играть со мной в игры, девочка.
– Это, э-э-э… – Бронвин попыталась что-то быстро придумать, но у нее ничего не вышло. – Птица?
Эмма опустила голову. Енох накрыл глаза ладонью и застонал.
– Никаких животных в поезде! – рявкнул кондуктор.
– Но вы не понимаете, – начала оправдываться Бронвин. – Она у меня с детства… и нам оченьнужно сесть в этот поезд… и мы так многозаплатили за билеты!
– Правила есть правила! – заявил кондуктор, и по его голосу мы поняли, что его терпение на пределе. – Не надосо мной играть!
Эмма, просияв, вскинула голову.
– Игрушка! – произнесла она.
– Простите? – изумился кондуктор.
– Сэр, это не настоящаяптица. Мы ни за что не стали бы так грубо нарушать правила, сэр. Видите ли, это любимая игрушка моей сестры, и она думает, что вы хотите ее забрать. – Она умоляюще стиснула перед собой руки. – Вы же не отнимете у ребенка любимую игрушку, сэр?
Кондуктор с сомнением смерил Бронвин взглядом.
– Мне кажется, что для игрушек эта девица великовата.
Эмма наклонилась к нему и прошептала:
– Понимаете, она немного задержалась в развитии…
Это заставило Бронвин нахмуриться, но выбора у нее не было, приходилось подыгрывать Эмме. Кондуктор шагнул к ней.
– Ну, тогда давай посмотрим на эту игрушку.
Момент истины. Бронвин распахнула пальто, и мы затаили дыхание. Она сунула руку за пазуху и медленно извлекла мисс Сапсан. Когда я увидел птицу, на какое-то жуткое мгновение мне почудилось, что она мертва. Мисс Сапсан застыла и лежала на ладони Бронвин с закрытыми глазами, а ее лапки скрючились и неподвижно торчали из-под брюшка. Но я тут же понял, что она тоже нам подыгрывает.
– Видите? – сказала Бронвин. – Птичка не настоящая. Это чучело.
– Она двигалась! Я видел! – запротестовал кондуктор.
– Это… э-э-э… заводная модель, – нашлась Бронвин. – Смотрите.
Она опустилась на колени и положила мисс Сапсан на землю. Сунув руку ей под крыло, она сделала вид, что заводит игрушку. Мгновение спустя глаза мисс Сапсан распахнулись, и она начала ковылять по земле, механически вертя головой и выбрасывая лапы вперед, как будто ею действительно управляла заведенная пружина. Наконец она, дернувшись, остановилась и упала на бок, неподвижная, как деревяшка. Это представление поистине заслуживало «Оскара».
Во всяком случае кондуктора это почти (хотя и не вполне) убедило.
– Ну что ж, – протянул он, – если это игрушка, надеюсь, вы согласитесь убрать ее в свой сундучок для игрушек. – Он кивнул на чемодан, который Бронвин поставила на платформу.
Бронвин заколебалась.
– Это не…
– Да, конечно, без проблем, – заявила Эмма, расстегивая защелки чемодана. – Сейчас же убери ее, сестра!
– А вдруг там нет воздуха? – зашипела на Эмму Бронвин.
– Мы просверлим в боку чемодана дырки! – зашипела в ответ та.
Бронвин подняла мисс Сапсан и осторожно положила ее в чемодан.
– Мне очень жаль, мэм, простите меня, – прошептала она, опуская крышку и застегивая защелки.
Наконец-то кондуктор взял у нас билеты.
– Первый класс! – удивленно произнес он. – Ваш вагон вон там, впереди. – Он показал в дальний конец платформы. – Вам надо поспешить!
– И это он нам об этом говорит! – простонала Эмма, и мы пустились бежать по платформе.
Выпустив столб пара и издав металлический стон, поезд потащился рядом с нами. Пока он только полз, но с каждым оборотом его колеса набирали скорость и он двигался все быстрее.
Мы поравнялись с вагоном первого класса. Бронвин первой запрыгнула в открытую дверь. Она поставила чемодан в проход и протянула руку, чтобы помочь Оливии.
Вдруг у нас за спиной раздался громкий крик:
– Остановитесь! Немедленно покиньте поезд!
Кричал явно не кондуктор. Этот голос был более низким и гораздо более властным.
– Птицей клянусь, – пробормотал Енох, – если еще хоть кто-нибудьпопытается помешать нам сесть в этот поезд…
Прогремел выстрел, и от неожиданности мои колени подкосились. Я споткнулся в дверном проеме и выскочил обратно на платформу.
– Я сказал, остановитесь! – снова взревел голос.
Оглянувшись через плечо, я увидел солдата в форме. Он стоял на платформе, согнув колени и прицелившись в нас из винтовки. Раздался грохот, и еще две пули просвистели над нашими головами. Пока он всего лишь пытался убедить нас в серьезности своих намерений.
– Выйдите из поезда и станьте на колени! – потребовал он, шагая к нам.
Я подумывал о побеге, но, заметив белые, лишенные зрачков глаза солдата, передумал. Перед нами была тварь, и я знал, что она может не задумываясь застрелить любого из нас. Самым лучшим было не давать ей повода.
Бронвин и Оливия, видимо, считали так же, потому что они выпрыгнули из поезда и опустились на колени рядом с нами.
Чуть-чуть, – думал я, – мы не успели совсем чуть-чуть.
Поезд покинул станцию без нас, а вместе с ним растаяли вдали и наши надежды на спасение мисс Сапсан.
А вместе с надеждами нас покинула и сама мисс Сапсан.От этой мысли у меня все оборвалось внутри. Бронвин оставила чемодан в поезде! Меня как будто подбросило, и я вскочил, чтобы догнать поезд… В нескольких дюймах от моего лица возникло дуло винтовки, и я ощутил, как силы покидают мое тело.
– Больше. Ни. Шагу, – произнес солдат.
Я снова опустился на землю.
* * *
Мы стояли на коленях, подняв руки. Наши сердца бешено колотились. Солдат ходил вокруг нашей небольшой группы, держа палец на спусковом крючке и продолжая целиться в нас. После доктора Голана это была первая тварь, к которой мне удалось так хорошо присмотреться. Она была одета в стандартную форму британской армии – рубашку хаки, заправленную в шерстяные брюки, черные ботинки и каску. Впрочем, все это сидело на солдате как-то неловко – брюки были перекручены, а каска съехала далеко на затылок. Казалось, он надел маскарадный костюм и еще не успел к нему привыкнуть. Мне также показалось, что он чем-то обеспокоен. Он постоянно крутил головой, то вправо, то влево, пытаясь оценить степень опасности, которую мы собой представляем. Нас было значительно больше, и, хотя мы были всего лишь компанией безоружных детей, за последние несколько дней нам удалось убить одну тварь и две пуст оты. Он нас боялся, и это пугало меня больше всего. Страх делал тварь непредсказуемой.
Он вытащил из-за пояса рацию и что-то произнес в нее. Раздался треск эфира, а затем, мгновение спустя, прозвучал совершенно отчетливый ответ. Их переговоры были закодированы, и я не понял ни слова.
Он приказал нам встать. Мы поднялись на ноги.
– Куда мы идем? – робко поинтересовалась Оливия.
– На прогулку, – ответил он. – На очень милую и приятную прогулку.
Его четкое произношение с плоскими гласными сообщило мне, что на самом деле он приезжий и лишь имитирует британский акцент, что дается ему не очень хорошо. Твари считались искусными притворщиками, но эта явно не блистала.
– Не отставать, – произнес он, по очереди смерив нас взглядом. – Не бежать. У меня в магазине пятнадцать патронов. Этого хватит, чтобы сделать в каждом из вас по две дырки. И не думай, что я не вижу твой пиджак, невидимый юноша. Если ты заставишь меня гоняться за тобой, я отрежу тебе большие пальцы на сувениры.
– Да, сэр, – отозвался Миллард.
– Никаких разговоров! – взревел солдат. – А теперь шагом марш!
Мы прошли мимо опустевшей уже кассы, дошли до конца платформы и, покинув станцию, оказались на улице. Хотя совсем недавно мы не вызывали у обитателей Коула ни малейшего интереса, сейчас, при виде шеренги детей в сопровождении вооруженного солдата, они как по команде поворачивали головы, провожая нас взглядами. Солдат вел нас тесной группой, подгоняя окриками, если кто-то отбивался в сторону. Я шел последним и слышал, как у меня за спиной при каждом шаге бряцает его оружие. Мы шли туда, откуда пришли, то есть прямо к выходу из города.
Я успел придумать дюжину планов побега. Мы могли разбежаться. Но нет, он успел бы пристрелить как минимум нескольких человек. Что, если кто-то сделает вид, что ему плохо, и упадет в обморок прямо посреди улицы, а остальные начнут спотыкаться, и в суматохе… Но нет, он был слишком дисциплинирован, чтобы поддаться на такое. Одному из нас необходимо было подобраться достаточно близко, чтобы отнять у него винтовку.
Ближе всех к нему был я. Что, если я замедлю шаги, подожду, пока он со мной поравняется, а затем брошусь на него…Но кого я пытался обмануть? Я не был героем. Мне было так страшно, что я с трудом дышал. Как бы то ни было, он шел в добрых десяти ярдах позади, и ствол винтовки смотрел прямо мне в спину. Он пристрелил бы меня раньше, чем я успел бы обернуться, после чего оставил бы истекать кровью на дороге. Так что подобные действия можно было бы расценить как проявление тупости, но никак не героизма.
