Текст книги "Непорочная грешница"
Автор книги: Рексанна Бекнел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Семейство де ла Мансе владело Мейденстонским замком до того, как король Стефан подарил его Эдгару де Валькуру за верную службу. Де ла Мансе поддерживали притязания Матильды на корону и все эти годы сражались на ее стороне. Разумеется, представители этого рода с особенной яростью готовы были биться за обладание своей былой собственностью.
«Де ла Мансе». Имя это словно на крыльях облетело просторный зал, передаваясь из уст в уста.
– Молчать! – гаркнула во весь голос леди Хэрриет и с силой стукнула своей клюкой об пол, как она всегда делала, когда ее переполнял гнев. Словно удав на кроликов, смотрела она на испуганных обитателей Мейденстона, сразу же прекративших шушукаться и перешептываться. Среди тех, кто собрался в зале, не было, пожалуй, ни одного человека, который не испытал бы на себе силу ее неукротимого нрава, поэтому люди остерегались раздражать леди Хэрриет.
– Необходимо спасти Мейнарда, – сказала леди Хэрриет, обращаясь к сыну. – Пойдем-ка ко мне.
Поскольку, сэр Эдгар в полнейшем недоумении смотрел ей в глаза, не двигаясь с места, она прибегнула к более действенному средству: с нетерпением потянула его за рукав. – Пойдем же, Эдгар!
Линии наблюдала за тем, как они уходили – впереди, опираясь на посох, шествовала старуха, всем своим обликов выражая непреклонную уверенность в себе. За ней спотыкающейся походкой неудачливого игрока следовал сэр Эдгар, а сзади поспешал сенешаль сэр Джон, в волнении заламывавший руки.
Хотя девушка сочувствовала горю отца перед лицом обрушившегося на них всех бедствия, она всей душой желала бы, чтобы этот некогда гордый рыцарь распрямил сейчас плечи и продемонстрировал хотя бы часть той уверенности в своих силах, которая ощущалась в каждом движении его престарелой матери.
– Мы должны молиться еще горячее, – прошептала Беатрис, когда трио удалилось из зала сквозь дверной проем, за которым скрывалась узкая крутая лестница. Но у Линни имелось по этому поводу иное мнение. Она высвободила свои пальцы из руки Беатрис. – Я хочу все увидеть собственными глазами. И, минуя стоявших рядом пожилую жену сенешаля и ее инвалида-сына, двинулась прочь из зала, явно направляясь во внутренний дворик.
– Подожди! – воскликнула Беатрис. – Подожди меня! Но стоило Беатрис двинуться вслед за сестрой, как ее засыпали вопросами испуганные жители Мейденстона. – Что же теперь с нами будет, миледи? – Лорд Эдгар нас спасет?
Пришлось ей отвечать на их многочисленные вопросы и по мере возможности успокаивать. Линии никто подобных вопросов не задавал. И это облегчило ее уход, ей стало грустно. К тому же она ощутила столь привычное для нее чувство одиночества. Никто не пытался узнать ее мнения, выслушать ее ответ. Все внимание людей было сосредоточено на Беатрис, у которой для каждого находилось доброе, ободряющее слово. Беатрис была чиста, словно родниковая вода, она же, Линни, считалась чуть ли не зачумленной. На нее смотрели как на исчадие ада, в то время как сестру ее почитали существом благословенным. Хотя Липни уже свыклась с положением отверженной в своей семье, временами – вот как сейчас, к примеру, – у нее в душе неожиданно поселялась обида.
Беатрис, однако же, к ее бедам не была причастна, нельзя же в самом деле винить сестру за то, что та первой появилась на свет! Так уж распорядился господь, а с его волей надлежало смириться. Более того. Линии приходилось всячески подавлять греховные помыслы, время от времени одолевавшие ее. Справиться с ними порой бывало нетрудно. К примеру, когда ей хотелось бежать, она заставляла себя степенно шествовать, когда хотелось играть на лютне или просто предаваться сладким грезам в саду, она принуждала себя вернуться к скучной домашней работе.
Но случалось, ее греховная природа одерживала верх. Вот и сейчас, она ведь отлично знала, что ей положено оставаться в зале, помогать по возможности укрывшимся за стенами замка селянам, однако же никакие блага в мире не способны были удержать ее от попытки подняться на стены.
Одарив Беатрис улыбкой, в которой было и сожаление, Линни отворила массивную дубовую дверь и выбралась наружу во дворик.
Дыма в небе стало еще больше. Мрачное черное его облако, повинуясь движению ветра, то завивалось спирально, то на короткое время успокаивайтесь, недвижно повисая над головами людей, как изготовившийся к прыжку зверь, ожидающий удачного момента. Паника, завладевшая людьми, достигла, казалось, пика, поразив как миролюбивых крестьян, так и испытанных воинов из замковой стражи. Этому немало способствовало мрачное состояние духа ее отца – в этом Линни не сомневалась. Впрочем, когда она поднялась по лестнице на восточную стену и прошла немного в сторону северной башни, ей стало ясно, отчего предались отчаянию жители и солдаты Мейденстона, а в особенности – ее отец.
На открытом пространстве между нешироким, окружавшим замок рвом и первыми строениями деревушки скопилось множество воинов неприятельской армии. У повозок, на которых обыкновенно в походе перевозили провиант и разное воинское снаряжение, был поднят полотняный верх. В этот как раз момент солдаты разгружали самую большую повозку и устанавливали высокий белый шатер, украшенный по углам четырьмя разноцветными стягами, полоскавшимися на ветру на высоких копейных древках.
Это был шатер командира вражеского войска, того самого пресловутого де ла Мансе. Что и говорить, он расположился со всеми удобствами – в то время как солдаты его жгли дома находившейся у него за спиной деревеньки!
Несчастные вилланы, которым так и не удалось пробиться в замок, стояли неподалеку молчаливой толпой и хмуро смотрели, как обращалось в прах все нажитое годами их непосильного труда. Охраняли крестьян два конных рыцаря и несколько хорошо вооруженных пехотинцев, хотя пленники, судя по всему, не предпринимали никаких попыток к бегству. Да и можно ли было осуждать их за это? Куда, спрашивается, им было бежать? И на какие средства жить, увенчайся такая попытка успехом?
«Но где же Мейнард?» – подумала девушка. Она перегнулась через край каменной стены меж двумя ее зубцами и стала внимательно вглядываться в то, что происходило во вражеском стане. Может, отец ошибся и пленение старшего брата не более чем слухи?
Но вот взгляд Линни остановился на маленькой убогой повозке, и сердце ее замерло. Там лежал беспомощно распластавшийся на спине мужчина.
«А может быть, это вовсе не Мейнард?» – в слабой надежде спрашивала себя Линни, хотя ее колотившееся сердце утверждало обратное. Лежавший был закутан в синий плащде Валькуров, но это могло ничего и не значить.
Вот человек шевельнулся, повернул голову, и Линни – даже сквозь расползавшийся вокруг густой дым – заметила цвет его волос. Они блестели, словно золотая россыпь, и походили на волосы матери – да и на ее, Линни, косы тоже.
Сердце остановилось у нее в груди. Стало быть, это все-таки Мейнард! Господь свидетель, это был он – и никто другой!
– Тебе не место здесь!
В ответ на грубое замечание сэра Хью Линни даже не повернулась в его сторону, а лишь воскликнула:
– Он еще жив! – И, переведя дух, добавила: – Неужели они хотят, чтобы он умер на наших глазах? Неужели не позволят нам перебинтовать его раны?
Сэр Хью подошел к ней поближе и тоже стал всматриваться в расположение неприятельских войск.
– Условие его освобождения – сдача замка. Как только мы опустим подъемный мост и откроем ворота, нам предоставят возможность позаботиться о молодом лорде.
Линни с трудом проглотила комок в горле и подняла глаза на сэра Хью. – А мы сдадим замок?
Ответ, однако, она получила из других уст. На стену вбежал паж и остановился, запыхавшись, перед капитаном.
– Миледи велела, – он замолчал, чтобы перевести дух, после чего поправился: – Я хотел сказать, лорд Эдгар велел вывесить белый флаг.
Расширившимися от удивления и ужаса глазами. Линни наблюдала за тем, как сэр Хью повернулся к двум солдатам замковой стражи и махнул им рукой. Те послушно стали вывешивать на стену свернутую в рулон белую полотняную материю. Даже не видя, как, раскручиваясь, рулон падает вниз по стене, Линни отлично себе это представила. Словно разматывали траурные пелены с покойника, и глазам во всем безобразии представал труп. Только в данном случае трупом виделась Линни вся ее предыдущая жизнь. Существованию семейства де Валькур в замке Мейденстон был положен конец, оставалось лишь справить тризну по ней.
Как только на стене появилось белое полотнище, со стороны неприятельского лагеря послышались громкие возгласы. Крики ликования и ужаса слились воедино. Кричали, а вернее – плакали и стонали от печали, но и от облегчения тоже, захваченные в плен несчастные крестьяне. Захватчики тоже кричали, но это были вопли торжества и радости. От палатки, украшенной штандартами, отделился всадник и, горяча коня, поскакал ко рву, ловко объезжая ряды торжествующих солдат. Над ним развевалось алое полотнище с изображенными на нем черными медведями. На фоне сгустившихся дымных сумерек штандарт де ла Мансе полыхал, словно огромный алый цветок, а его тяжелые бархатные и складки победно трепетали на ветру.
Всадник подскакал к стене и принялся разъезжать туда-сюда перед воротами в ожидании, когда опустится подъемный мост. В эту минуту Линии до такой степени была во власти страха и гнева, что принялась возносить молитвы) призывая все возможные кары на голову ничего не подозревавшего молодого человека. «Хоть бы ты свалился со своей 6 лошади прямо в ров – и утонул там. Чтоб ты утоп, гадкий хлыщ!» – мысленно пожелала она юноше.
Впрочем, Линни умом понимала, что не этого статного всадника ей следует бояться. Где-то там, за его спиной, скрывался ужасный де ла Мансе, человек, уже готовый войти в Мейденстонский замок как победитель, который – вне всякого сомнения – ненавидел и презирал все ее семейство.
Девушка во все глаза смотрела на величественный белый д, шатер, пытаясь представить себе, как выглядит его владелец, изгнанный из Мейденстонского замка ее отцом восемнадцать лет назад. Это случилось еще до того, как она появилась на свет, но Линии подозревала, что событие это самым роковым образом должно было отразиться на всей ее дальнейшей жизни и в корне переменить ее.
По ее спине пробежал холодок страха. Между тем подъемный мост опускался все ниже и ниже, а дым от горевших деревенских построек стал рассеиваться. Линни оставалось только вернуться в зал к сестре и отцу. В минуту, когда весь их привычный мир рушился, им лучше всего держаться вместе.
Глава вторая
– Они похожи на побитых собак, поджавших хвосты.
Экстон де ла Мансе в тот момент торжествовал победу и не мог сдержать улыбку, услышав это замечание Питера. Что и говорить, его младший брат в карман за острым словцом не полезет. Юноша впервые отправился на войну и теперь находился под крылышком старшего брата. Рыцарские законы чести требовали, чтобы Питер проходил курс рыцарских наук при другом знатном вельможе, но мать очень уж боялась за младшего сына. По правде сказать, ей вовсе не хотелось, чтобы Питер стал рыцарем. Ее муж и два старших сына и без того заплатили тяжкую дань войне, и их тела давно уже истлели в фамильном склепе.
Питер, однако, очень хотел стать рыцарем и в конце концов уговорил мать. Однако, настояв на своем, она сама выбрала младшему сыну наставника в воинских искусствах. По мнению госпожи де ла Мансе, лучшего учителя, чем Экс-тон, для младшего брата было не сыскать. К тому же старший брат мог не только обучать Питера, но и приглядывать за ним по-родственному.
Хотя подобное решение кем-то со стороны могло быть воспринято с насмешкой, после года, который братья провели в совместном походе, Экстон де ла Мансе оценил в полной мере предусмотрительность матери. Так уж случилось, что Питер – несмотря на свою молодость – оказался куда лучше приспособленным к жизни воина, нежели Уильям и Ив. Младший брат Экстона был быстрый, как молния, храбрый, как лев, и уже снискал признание за свое умение владеть копьем и мечом. Кроме того, он отлично знал и любил лошадей, причем всех подряд – от обозной клячи до хорошо выученного боевого коня.
Так что никто не удивился, когда Питер пожелал участвовать с братом в набеге на Мейденстонский замок – тот самый, где при другом развитии событий Питер должен был появиться на свет. Экстону вдруг пришло в голову, что в его войске нет человека, более подходящего для ведения переговоров о сдаче замка. Питер – единственный из четырех братьев де ла Мансе никогда в жизни не переступал порога Мейденстонского замка, поскольку родился во времена вынужденных странствий семейства де ла Мансе по просторам Нормандии. К тому же Экстон отлично сознавал, какому унижению он подвергнет своих врагов де Валькуров, заставив их вести переговоры с почти еще мальчишкой.
Теперь старший де ла Мансе с напряжением следил, как реял его алый с черными медведями стяг у подъемного моста, который в этот как раз момент опускался на железных цепях. Де Валькурам придется пережить не одно только это унижение. Их будет куда больше – уж он, Экстон де ла Мансе, проследит за этим лично.
К сожалению, теперь ему не удастся убить ни старшего де Валькура, ни его сына – в том, разумеется, случае, если они станут соблюдать условия договора. Так распорядился Генрих. Конечно, вступи они в бой – тогда дело другое. Но сдача замка последовала слишком быстро, и, коль скоро де Валькуры объявят себя его, де ла Мансе, пленниками, ему – хочешь не хочешь – придется брать их под защиту. При этой мысли руки Экстона сами собой сжались в кулаки – его враги находились в полной его власти, а он – сообразуясь с волей герцога Нормандского – должен был вежливо им улыбаться. И все потому, что Генрих желал обеспечить мир во вновь покоренных землях!
Конечно, сын де Валькура все еще мог умереть от ран. Экстон поразился силе, с какой молодой де Валькур цеплялся за жизнь. Что же касалось его отца, то Экстон уже был не вправе поднять Против него меч – разве что тот сам напросится на поединок…
Впрочем, господь справедлив и вполне может снизойти к его, Экстона, молитвам.
С другой стороны, о справедливости в этом мире оставалось только мечтать. Нет ее на земле – и все тут. Эх, кабы не рыцарское слово, которое обязывало его подчиняться приказам герцога! Матильда не единожды учила своего сына Генриха: убивайте сыновей в бою, женитесь на дочерях в мирное время и, по возможности, не губите и не разоряйте мирное население. И он, Экстон, вынужден был следовать наставлениям матери своего сюзерена.
К примеру, он сжег не так уж много крестьянских домов и построек. Ровно столько, сколько было нужно, чтобы поселить в сердцах вилланов страх. Ни больше и ни меньше. Сказать по правде, он поступил бы так же и без приказов Генриха – как-никак это ведь его земля, хотя он и был разлучен с нею с девятилетнего возраста.
Когда старый король Генрих умер, Аллен де ла Мансе с женой и тремя сыновьями находился в Нормандии, где состоял в свите его дочери Матильды и его внука, тоже Генриха. Отсутствие Матильды в Англии развязало руки ее кузену Стефану, который успел захватить все укрепленные замки, а заодно и корону Англии, прежде чем Матильда успела на это отреагировать.
Эдгару де Валькуру в Мейденстонском замке почти не оказали сопротивления – некому было. Стефан же пренебрег призывами Аллена де ла Мансе к справедливости и тем самым лишил семейство родного крова и обрек на многолетние скитания. Но все эти долгие восемнадцать лет Экс-тон не забывал, что дом у него все-таки есть. Помнили об этом и его родители.
Так что он вовсе не собирался разорять свое родовое гнездо и тем более жечь его или убивать жителей. Наконец-то Мейденстон принадлежал ему. Уже опустился подъемный мост, перекрывая крепостной ров, – и ему, Экстону, оставалось только войти в замок и вступить во владение своей собственностью. Черт с ним, с этим де Валькуром! Пусть забирает своего израненного сына – все равно тот никакой угрозы теперь не представляет. Даже если он и останется в живых, никогда ему больше не поднять меча – слишком уж сильно изуродована его правая рука.
И еще одно намерение было у Экстона: жениться на старшей дочери, если у де Валькура окажется таковая. Он обязательно женится на этой женщине, какой бы она ни оказалась – красивой ли, уродливой, светловолосой или, наоборот, смуглой, как головешка. Женится, а потом постарается сделать ей ребенка – и как можно скорее. Только в этом случае он может быть уверен, что никто не заявит своих претензий на Мейденстон. Такого права не будет иметь никто.
Юноша с алым штандартом во главе процессии проехал по мосту, миновал арку ворот и оказался на замковом дворе. Линни и Беатрис наблюдали за всадником сквозь узкое, похожее на бойницу, оконце в отведенных им в замке покоях. Молодой человек был плотного телосложения, с темными, завивавшимися кольцами волосами; он кривил губы в высокомерной улыбке, которая тотчас вызвала у Линни острое раздражение. «Кто он, этот самоуверенный петушок? – задавалась вопросом девушка и сама же себе отвечала: – Без сомнения, сын де ла Мансе».
Двери в их с Беатрис покои с грохотом распахнулись, и сестры как по команде вздрогнули. Впрочем, напрасно – в покои вошла их бабка, леди Хэрриет, в сопровождении служанки по имени Ида.
– Ну-ка отойди в сторону, девчонка, – сказала леди Хэрриет и, вцепившись в руку Линни крепкими, словно железными, пальцами, отстранила внучку от окна.
Линни привычно попятилась от старухи. Сколько она себя помнила, после прикосновений бабки на ее теле всегда оставались синяки. Не то чтобы старуха намеренно старалась сделать ей больно, просто жестокое обращение с нелюбимой внучкой вошло у леди Хэрриет в привычку. Ничего подобного по отношению к Беатрис старуха себе не позволяла. Впрочем, синяки довольно быстро заживали.
Леди Хэрриет придвинулась к Беатрис, тоже высунулась из окна и облегченно вздохнула.
– Слава создателю, они везут с собой Мейнарда. Глянь, вон его повозка.
При этих словах Линни снова качнулась вперед кокну и даже встала на цыпочки в надежде разглядеть хоть что-нибудь над головами бабки и сестры. Впрочем, единственное, что она увидела, был полотняный верх, закрывавший повозку.
– Чума возьми этого де ла Мансе! – мстительно пожелала старуха и так злобно скривила рот, что обе девушки с удивлением на нее взглянули. – Чтоб он в ад провалился со всем своим семейством да не позабыл прихватить с собой и этого парня.
На этот раз Линни готова была согласиться с каждым словом бабушки. Да, этому парню самое место в аду. Беатрис тем временем пыталась успокоить старуху, которая тряслась, словно в лихорадке. – По-моему, опасаться надо вовсе не этого юнца… Не будь дурой. Он тоже де ла Мансе – сын проклятого Аллена. Нам надо опасаться их всех! Ах, знать бы, как извести его…
Леди Хэрриет с силой стукнула кулаком о каменную стену и отвернулась. Злость у нее на лице уступила место горечи. – Это он должен был лежать сейчас на повозке, истека кровью. Он, а не Мейнард. – Она перевела взгляд на Линии и еще больше помрачнела.
Линии снова инстинктивно отпрянула от бабки. Она хорошо знала этот взгляд старухи, который мигом превращал ее в испуганное беззащитное существо. Оттого-то она и старалась всегда держаться от леди Хэрриет подальше, но сейчас такой возможности не было.
– А вина за весь этот позор лежит на дьявольском отродье, которое живет среди нас, – прошипела леди Хэрриет. – Я, как всегда, оказалась права. Сначала от лихорадки умер твой брат, потом твоя мать отдала богу душу, и вот опять на нашу семью обрушилось бедствие – а все из-за того, что ты проклята богом!
Если бы Линни не увернулась, тяжелый посох, который старуха сжимала в руке, обрушился бы на ее плечи. Но она с детства затвердила этот урок: с бабкой надо держать ухо востро.
Теперь, когда Линни находилась на безопасном от старухи расстоянии, настал черед заволноваться ее сестре и служанке. Беатрис заломила руки, а Ида осенила себя крестным знамением, чтобы защититься от темных сил, исходивших – по ее мнению – от Линни. Тем самым и служанка, и даже сестра, быть может, того не желая, как бы отрекались от нее, отторгали ее от себя. Когда девушка осознала это, ее сердце пронзила острая печаль.
Но при этом она скорее бы умерла, нежели призналась – особенно бабке – в том, как болезненно задело ее их отношение.
Как всегда, первой на помощь ей поспешила Беатрис. Сжав запястье леди Хэрриет, она заставила ее отвести посох в сторону.
– Эти ссоры ни к чему не приведут. Нам нужно поскорее спуститься во двор, чтобы осмотреть раны Мейнарда. Подпустят ли нас к нему? Разрешат ли перенести его в покои?
– Кто знает, что у них на уме? – бросила леди Хэрриет. – Ведь они все равно что язычники – что бы там ни говорил отец Мартин.
Перед чистотой и рассудительностью Беатрис леди Хэрриет не могла устоять и постепенно сменила гнев на милость. Она помолчала и тяжело вздохнула.
– Эдгар дожидается посланцев де ла Мансе в большом зале, чтобы выслушать их условия. После чего они, вероятно, ответят и на наши вопросы. Но снисхождения от них не ждите – его не будет.
Леди Хэрриет посмотрела на Беатрис, и ее голос дрогнул от нежности.
– Нам необходимо защитить тебя, Беатрис. Если кто-нибудь из этих негодяев положит на тебя взгляд, неизвестно, будет ли в нашей власти защитить тебя от всяческих ужасов, которые могут затем последовать.
– Ужасов? – Молочно-белое лицо Беатрис побледнело еще больше, сделалось пепельным. – От каких таких ужасов? Что ты хочешь этим сказать?
– От насилия, хочу я сказать, вот что, – хрипло каркнула в ответ леди Хэрриет. – Солдаты победившей армии имеют обыкновение насиловать женщин. Но красота твоя и чистота могут оказать нам услугу и спасти нас. Даже Генрих – этот мальчишка, которому хватает дерзрсти называть себя королем, должен иметь понятие, что богатых наследниц лучше брать в…
Тут она замолчала и скривилась, словно от зубной боли, поняв, к какому выводу, сама того не желая, пришла. Об этом же подумала и Линни. Ясное дело, Генрих должен знать, что невесту с приданым нужно брать в жены – какой смысл подвергать ее насилию, как какую-нибудь крестьянку? Но, о каком приданом может идти речь после того, как де ла Мансе взял замок? Из богатой наследницы Беатрис разом превращалась в нищенку, поскольку де ла Мансе – и в этом не могло быть сомнения – готовился прибрать к рукам все достояние де Валькуров!
Линии приблизилась к сестре и положила руку ей на плечо, чтобы хоть немного ее ободрить.
– А вдруг нам удастся убежать? – пробормотала она и с надеждой посмотрела на бабушку, возлагая надежды на ее решительность.
Леди Хэрриет презрительно наморщила нос. Однако, прежде чем из ее уст вырвалась колкость в адрес внучки, в покои сестер влетела их старая нянька Норма.
– Милорд… Милорд Эдгар просит вас, миледи, спуститься в большой зал. – Щеки женщины раскраснелись, она тяжело дышала. Видно было, что два пролета лестницы до спальни близняшек она преодолела бегом, что было уж чересчур для женщины ее комплекции и возраста. Слова ее до чрезвычайности напугали Линни и Беатрис.
– А как быть с Беатрис? – осведомилась леди Хэрриет. – Милорд говорил о ней?
– Он велел мне сопроводить ее в лазарет и собрать там все, что потребуется ей для перевязки. А потом мы должные ней спуститься во двор к Мейнарду. Молодого лорда велено отнести в караульную.
Леди Хэрриет не колебалась. Напоминание о том, что ей пора выполнять свои обязанности, заставило ее действовать без промедления. Она решительным жестом отстегнула висевшую на поясе связку ключей и вложила ее в руку Беатрис. Потом, подтолкнув девушку к двери, сказала:
– Я присоединюсь к тебе у постели Мейнарда, как только покончу с делами в зале. Подумать только – они велели отнести в караульное помещение человека, которому предстояло стать господином в этом замке!
Леди Хэрриет с отвращением сплюнула, после чего окинула ледяным взглядом Линни.
– А ты убирайся с моих глаз долой. Для одного дня ты вызвала достаточно неприятностей и бед. Как жаль, что Эдгар в свое время меня не послушал!
С этими словами она развернулась на каблуках и вышла из покоев, но долго еще стук ее посоха по каменному полу эхом отдавался под сводами коридора. И даже когда он затих, Линни еще какое-то время слышала лишь шум крови у себя в ушах. Всеобщее молчаливое осуждение, давно уже ставшее привычным, сегодня ощущалось особенно болезненно, давило на нее.
Уж она-то отлично знала, что имела в виду бабка. «Почему тебя не убили при рождении?» – вот что хотела она сказать. По мнению старухи, смерть Линни избавила бы семейство де Валькур от обрушившихся на него беД. Что ж, беда и в самом деле стояла у порога, и очень возможно, что в этом была и ее, Линни, вина. Она закрыла глаза и почувствовала, что сейчас, сию минуту, рухнет на пол – ужас, связанный с мрачными обстоятельствами ее рождения, одолел ее. Неожиданно чья-то рука подхватила ее под локоть, и окутавшая сознание черная мгла стала постепенно рассеиваться.
– Ты ни в чем не виновата, – взволнованно прошептала ей на ухо Беатрис.
Линии вздрогнула. Славная, добрая Беатрис. Если бы не ее глубокая привязанность, вряд ли бы она, Линни, дожила до сегодняшнего дня. Но облегчить ей жизнь было не в силах Беатрис, хотя уже одно то, что она не признавала грубых суеверий и не верила в тяготевшее над Линии проклятие, значило для девушки чрезвычайно много. Между ними существовала тесная душевная связь, о которой окружающие не подозревали. Беатрис была единственным существом, любившим Линни, и та отвечала ей взаимностью со всем жаром своего не избалованного лаской сердца.
Вот и теперь ей было достаточно услышать несколько добрых слов и заручиться нежным рукопожатием сестры, чтобы к ней вернулось самообладание. Она посмотрела 1 ясные глаза Беатрис и погладила ее по щеке.
– Спасибо тебе, Би. Большое спасибо. Впрочем, не так уж важно, по чьей вине нас постигла беда. Сейчас главное что она пришла и стучится в наши двери.
Беатрис кивнула в знак согласия и прикоснулась лбом ко лбу Линии, как это делали они в детстве. В эту минуту Линии ощутила невероятную близость с Беатрис, и желание зщитить сестру от всяческих опасностей выросло в ней во ст(крат.
Первой отстранилась Беатрис. – Мне пора идти к Мейнарду… – Ни в коем случае, – запротестовала Линии, не отпуская руки Беатрис. – Нельзя тебе выходить во двор в одиночестве, когда там враги так и шныряют.
– Со мной пойдет Норма, – Беатрис взглянула на престарелую няньку, которая, сидя на лавке, пыталась отдышаться.
– Нет, Норма пойдет со мной, – наставительно сказал Линии.
– Но разве ты не слышала, что сказала бабушка? К Мейнарду пойду я, а ты останешься здесь.
Но переубедить Линии было не так-то просто. Разумеется, ей вовсе не улыбалось идти во двор, где сновали захватчики, да и видеть кровоточащие раны брата тоже, но еще меньше ей хотелось, чтобы с неприятностями такого рода столкнулась ее нежная Беатрис.
– Раны Мейнарда, верно, выглядят ужасно, – торопливо заговорила она из опасения, что Беатрис ее прервет, – а ведь я куда меньше, чем ты, боюсь вида ран и крови. Так что лучше туда отправиться мне. – «К тому же, – подумала девушка, – это единственная возможность доказать бабке, что к увечью брата я не имею никакого отношения. Только бы удалось спасти Мейнарда…»
~ А что будет, если он умрет? – перебила ее Беатрис жарким шепотом. Какими-то неведомыми путями ей удалось проникнуть в мысли Линни. Но Линни не хотелось даже думать об этом. ~ Пойдем со мной, Норма. Давай-ка, Би, переоденемся. Быстро обменяемся платьями, а потом ты закройся в наших покоях и не открывай никому, кроме домочадцев.
Беатрис заколебалась по вполне понятной причине. Они не переодевались таким вот образом уже целую вечность – с тех самых пор, как умерла мать и бабка запретила забавы с переодеваниями. Как-то раз они нарушили этот запрет и были сурово.наказаны – по крайней мере, Линни. Но вот Беатрис кивнула, как всегда соглашаясь, хотя и не без колебаний, с авантюрными планами Линни.
Так уж у них было заведено с детства. Отчаянная и бесшабашная Линни вечно что-нибудь придумывала, а тихоня Беатрис с опаской присоединялась к ее затеям. Линни наказывали, и, если заслуженно, она была не прочь и малость пострадать за это. Зато очень страдала от незаслуженных наказаний. К примеру, не могла взять в толк, отчего домочадцы лишили ее своей любви к ней и нежности и превратили в своего рода парию. Не хватало ей и маленьких материальных доказательств любви близких, хотя Беатрис получала их во множестве.
Линни торопливо стянула с себя грубое домотканое платье безо всякой вышивки или иных украшений. Зато платье Беатрис было сшито из лучшей шерстяной ткани красивого изумрудного цвета и украшено вышивкой из золотой нити по воротнику и подолу. К талии прикреплялся тонкий кожаный ремешок с выдавленными на нем узорами в старокельтском стиле. Девушка ощутила прикосновение к коже мягкой ткани, на какое-то мгновение вообразила себя Беатрис. А ведь это было не лучшее платье из гардероба сестры. Даже худший из ее нарядов выглядел куда богаче и краше самого праздничного платья Линии.
Оправив ладонями пышную юбку, девушка затянула на талии ремешок с богатым орнаментом. Но, выпростав из узкого ворота свои пышные волосы, она взглянула на Беатрис, снова вернулась к невеселой действительности.
Даже в ее простом, будничном платье Беатрис по-прежнему выглядела красавицей, и Линии чуть было не решила отказаться от задуманной ею хитрости. Ведь каждому, у кого есть глаза, не составит труда догадаться о подмене.
– Господи помилуй! – пробормотала Норма, переводя взгляд с одной сестры на другую. – Если бы не твоя родинка, Линни, я бы в жизни не подумала…
Нянька замолчала, но Линии поняла, что она имела в виду. Выходит, разница между нею и Беатрис не столь уж очевидна? И страхи ее напрасны?
– Только не забудь ключи, – шепотом сказала Норма, словно опасаясь, что об их замысле узнают стены и поведают о нем обитателям замка. Неясно было, чьего гнева они страшится больше – леди Хэрриет или этого злодея де ла Мансе? По спине Линни пробежал холодок страха, и девушка поняла, что такой же вопрос она могла бы задать себе.
– Будь осторожна, дорогая сестра, – взмолилась Беатрис, заключив Линни в крепкие объятия. – И не забудь сказать нашему брату, что я молюсь за него. Как только все сделаешь – тотчас возвращайся назад.
Линни и Норма вышли из девичьих покоев и стали спускаться по крутым каменным ступеням, поддерживая друг друга, чтобы не оступиться. В самом воздухе Мейденстонского замка чувствовалось что-то враждебное, чужеродное, Даже если бы до них не доносился запах дыма и день не был бы отмечен столь ужасными событиями, Линни все равно ощутила бы, что под кровлей Мейденстона что-то не так. От знакомых с детства каменных стен исходила непонятная тревога – и даже звуки, отражавшиеся эхом под гулкими каменными сводами, казались непривычными для уха. Прежде всего слышалось слишком много мужских голосов – и ни одного женского.
