Текст книги "Непорочная грешница"
Автор книги: Рексанна Бекнел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Когда Экстон наконец оставил ее в покое и поднялся опустив подол рубашки, Линни трепетала, словно осиновый лист на холодном ветру.
– Отправляйся к своему брату. Можешь переносить его куда угодно, только не в главную башню. Я не потерплю его присутствия поблизости от себя. И еще, Беатрис, – Экстон со значением на нее посмотрел, и хотя его глаза просветлели, твердостью они по-прежнему напоминали вулканическое стекло. – Я хочу, чтобы ты почаще обо мне вспоминала. Скажем, всякий раз, когда будешь чувствовать у себя между ног мой подарок. Временами он тебе будет мешать, но скорее, однако, напоминать о подаренном мною тебе наслаждении.
И снова он устремил на нее взгляд, в котором были и вызов, и чувственность, и вся мудрость мира.
«Отправляйся к своему брату» – так, кажется, сказал. Что ж, она не стала просить себя дважды. Торопливо одев платье и туфельки, она бросилась из комнаты вон. Но, оказавшись у двери, все же не выдержала и оглянулась на странного этого человека, который со вчерашнего дня стал ее мужем.
Лишь в коридоре она позволила себе вздохнуть полной грудью.
Линни оправила на себе платье и, как могла, стянула на туфельках завязки. Прическа ее была в полнейшем беспорядке, а ногах не оказалось чулок. Что и говорить, она и впрямь походила на женщину, только что поднявшуюся с супружеского ложа. Слуги, во всяком случае, смотрели на нее во все глаза, не скрывая своего любопытства. Можно было не гневаться, что ее появление сделается главной темой разговоров в людской.
Линни, впрочем, было на это наплевать. Когда она спустиласъ по лестнице, потом шла по темному залу, пересекая двор, направляясь в караульное помещение, где находился ее брат, в голове у нее занозой сидела одна-единственная мысль – о золотых цепочках, свадебном подарке Экстона, которые касались внутренней стороны ее бедер при каждом шаге.
Кто она, в самом деле, такая? Худшая из грешниц? По-димому, так оно и есть. Ведь именно ей выпала доля выйти замуж за дьявола.
Глава девятая
Каждый день в замке, по мнению Линни, оказывался хуже предыдущего. Сначала замок пал, и она надела на себя личину собственной сестры. На следующий день пала она сама – под натиском человека, который был врагом ее рода. Казалось, самое страшное уже позади, но у Линни было такое чувство, что настоящие бедствия еще только начинаются. Мейнарда продолжала сжигать лихорадка, и он сильно ослаб, что уже само по себе было дурным знаком. Тем более следовало как можно скорее перенести брата в лучшее помещение. Хотя между ней и Мейнардом никогда не было особой привязанности, он неожиданно сделался для Линни своего рода символом. Она решила, что обязана спасти не только Беатрис, но еще и раненого брата.
Линни договорилась с Нормой и Фрайаном, чтобы они вместе с другими слугами помогли ей перенести Мейнарда в покои отца Мартина, которые находились рядом с замкововой часовней. Она промыла и перевязала брату раны и велела кормить его овощной похлебкой и хлебом, вымоченным в козьем молоке, – если, конечно, у него достанет сил проглотить хотя бы кусочек.
Но даже в самый разгар своих трудов Линни не забывала об украшенных рубинами цепочках.
Словно бы сам Экстон неотлучно находился рядом с ней и проводил пальцем по золотым змейкам – настолько сильно цепочки раздражали и возбуждали ее нежную промежность. Несколько раз Линни, доведенная до белого каления этой вынужденной лаской, хотела сорвать с себя это странное украшение, изломать и выбросить.
«Нет, – по зрелом размышлении решила она, – лучше отдать золотые обломки беднейшим из бедных, чтобы он хоть чем-то вознаградили себя за извращенные склонности своего нового хозяина. Они могли бы продать золотые звенья цепочек или рубины заезжим торговцам и купить с обувь, новую посуду или одежду. Или поехать на ярмарку, которую устраивали каждую весну у аббатства Рамсей». Линни даже улыбнулась, представив себе сельских пастушков Борна и Сиварда, которые получили бы возможность повеселиться на ярмарке, глазея на акробатов и жонглеров, объедаясь сладостями и щеголяя обновками.
Впрочем, приятные фантазии быстро уступили место печальной действительности. Линни понимала: продать или отдать людям подарок мужа она бы не осмелилась, даже презирая его дары.
А она и в самом деле относилась к свадебному подарку Экстона с презрением. В этом, по крайней мере, она убедила себя, осторожно устраивая на постели искалеченную руку Мейнарда.
– Не прикасайся ко мне! – вскричал Мейнард в забытьи и застонал от боли, которую причинил ему этот крик.
– Что здесь происходит? – Услышав каркающий леди Хэрриет, Линни едва не подпрыгнула от неожиданности.
– С какой это стати Мейнарда перенесли в помещение рядом с часовней?
– Здесь теплее и чище, чем в караулке, – сказала Линни, по привычке пятясь назад, чтобы быть вне зоны досягаемости костыля леди Хэрриет. Но если она в присутствии старухи напрочь забыла, что играет роль Беатрис, бабка отлично об этом помнила.
– А почему он не в башне? – осведомилась старая карга. – Не в своих законных покоях?
За спиной старухи стоял Эдгар де Валькур, постаревший и какой-то поникший. Хотя леди Хэрриет почтила внучку своим вниманием, отец не удостоил Линни даже взглядом.
«Это потому, что он считает меня опозоренной», – мрачно отметила про себя девушка. Поскольку ее брак с Экстоном был заключен не по правилам, отец записал ее в разряд падших женщин.
А что было бы, узнай они, как я вела себя с Экстоном… Линни поежилась и почувствовала, как цепочка с рубинами впилась в ее нежную плоть.
– Ну? – Леди Хэрриет нетерпеливо постукивала концом своего посоха об пол. – Что скажешь? Или ты не смогла выторговать у своего мужа ничего лучше комнатушки священника? Стало быть, ты не ублажила его, как должно? А ведь я тебя этому учила…
– Бабушка, прошу тебя, – взмолилась Линни, оскорбленная ее словами до глубины души. Она даже не могла поднять глаз, чувствуя на себе любопытные взгляды челяди.
– Бедняга, – леди Хэрриет переключила свое внимание на Мейнарда, услышав его стоны. – Как ты себя чувствуешь?
– Я… Я умираю, – едва слышно прохрипел он и снова и застонал. Сквозь его плотно сжатые веки сочились слезы.
? ? самом деле? – Вопрос леди Хэрриет на этот раз был адресован Линни.
– Нет, по-моему, с ним ничего страшного не происходит, – ответила она, моля бога, чтобы ее слова оказались правдой. – Просто… просто его выздоровление затягивается.
– А что будет с его рукой?
Теперь спрашивал отец, и Линни позволила себе перевести взгляд на него. Для воина, смысл существования которого заключался в сражениях, потеря правой руки означала конец всем честолюбивым устремлениям, поэтому рыцари предпочитали смерть доле беспомощного калеки.
– Боюсь, что ему не придется взять в руку тяжелый меч, – сказала она извиняющимся тоном, поглядывая то на отца, то на брата. Хотя в увечье Мейнарда не было никакой ее вины, она тем не менее не могла избавиться от чувства ответственности за приключившееся с братом несчастье. Может быть, если бы она проявила побольше умения, укладывая его поломанные кости в лубок, рука Мейнарда имела бы в будущем способность действовать? К сожалениию было ясно, что и через десять лет рука брата не выпрямится, не станет сильной, как прежде.
Мейнард принял участие в своей последней битве и проиграл ее. И теперь делом чести Беатрис было найти себе достойного мужа, который смог бы вернуть де Валькурам замок Мейденстон. А долг Линни заключался в том, чтобы предоставить сестре необходимое для этого время. Необходимо продолжать игру с Экстоном – и по возможности, как можно дольше.
– Ах, с какой бы радостью я отправила этого человека прямиком в ад, – прошамкала леди Хэрриет. Она принялась из угла в угол ходить по комнате, распугивая своим грозным видом челядь.
Линни сделала слугам знак удалиться. Когда в маленьких покоях остались только представители семейства де Валькуров, она обратилась к бабке с вопросом:
??ак там Биатрис? Что с ней, где она? – Тут Линни в смущении замолчала и взглянула на Мейнарда. Хотя тот, казалось, забылся сном, ей не хотелось открывать тайны в его присутствии, поскольку он мог ненароком кое-что услышать, а потом в беспамятстве проговориться. – Скажи мне, что ты знаешь о… о ней?
Леди Хэрриет испытующе посмотрела на нее.
– Она в безопасности. Большего тебе знать не положено. Да будет тебе известно, что поиски достойного для Беатрис мужа уже ведутся. Но довольно об этом. Теперь твоя очередь отвечать на вопросы. Итак, как прошла брачная ночь и он был с тобой груб. или, напротив, нежен?
– Я… Он… – Линни стала заикаться, а потом под грозным взором бабки смешалась окончательно.
Тем не менее она сделала отчаянную попытку начать снова, хотя ее лицо пылало от стыда.
– Я… – Тут она опять замолчала, встретившись с полными боли глазами отца.
– Выйди отсюда, Эдгар, – отрывисто приказала леди Хэрриет. – У нас разговор не для мужских ушей. – В этот момент протяжно застонал Мейнард, и старуха переменила решение. – Нет, лучше тебе, пожалуй, остаться. Побудь с раненым сыном, а мы с внучкой уединимся где-нибудь и посекретничаем. Ну, пойдем, что ли? – обратилась она к Линни, дергая ее за рукав.
Леди Хэрриет не нашла ничего лучше, как расположиться прямо в часовне, где на них со стен смотрели строгие лики Иисуса и Девы Марии.
– Ну, – сказала старуха, – поведай мне, что произошло между вами ночью. Чему ты от него, так сказать, научилась? И главное – какие у него слабости?
– У него… у него нет слабостей, – пробормотала Линни, не находя в себе сил, чтобы посмотреть старухе в лицо.
– Так что же? Был он с тобой жесток?
– Нет. Вернее, не все время, – Линни с трудом сглотнула, не зная, рассказывать ли бабке все до малейшей подробности.
– Он тебя бил? Делал больно?
В тоне старухи слышалось нечто Линни незнакомое. Неужели сочувствие? В это девушке верилось с трудом. Отвечать, однако, было нужно.
– Он не любит, когда ему противоречат. Не нравится, когда говорят «нет». Пока я во всем с ним соглашалась, он был довольно… снисходительным.
Старуха некоторое время взвешивала ее слова, потом у нее на лице появилась хитрая улыбка.
– Он хороший любовник? А то есть очень крупные, сильные мужчины, у которых – как бы это поточнее выразиться – не все соответствует росту…
Линни уставилась на старуху непонимающим взглядом. Неужели леди Хэрриет имеет в виду именно это?
Глаза у нее округлились. Неужели же бабке нужно знать и об этом?
– Он… у него… Он – большой, – заикаясь, произнесла она и залилась ярким румянцем.
– Ага! – удовлетворенно кивнула леди Хэрриет. – он получил удовольствие от общения с тобой? Ну… как сказать? Был ли он доволен? Проделывал ли он это с тобой один раз – или больше?
Линни не могла больше этого слушать. Она в негодовании вскочила на ноги и воскликнула:
? ? не могу об этом говорить. Это, наконец, непристойно.
Леди Хэрриет даже не шевельнулась.
– Твой брак в любом случае непристоен. Помни об этом. Кроме того, для нас важно, как он будет к тебе относиться – ведь это часть нашего плана. Итак, ему с тобой было хорошо?
– Да! – взорвалась криком Линни. – Было! Целых три раза!
«И мне, прости господи, тоже было хорошо». Золотые цепочки с рубинами жгли ей кожу, словно раскаленные, и ей в голову закралась безумная мысль, что бабка наверняка знает обо всем – в том числе и о цепочках, и о том, как при каких обстоятельствах Экстон прикреплял их к ее талии. Когда старуха в ответ разразилась хриплым смехом, Линни почувствовала, что от обиды и от стыда ее вот-вот стошнит.
– Три раза! Остается только удивляться, что он позволил тебе уйти от него в такую рань. Уж если он так к тебе проникся… Что, кстати, он сейчас поделывает?
Линни устала от бесконечного допроса и тупо смотрела на пол. «Неплохо было бы здесь подмести», – некстати подумалось ей.
– Когда я уходила, он оставался у себя…
– Понятно. А куда ты направишься отсюда?
– Назад к нему. – Голос ее прозвучал на удивление тихо. Каркающий смех старой леди снова огласил своды часовни, под которыми из уважения к святому месту отродясь не смеялись.
– Ну, так отправляйся к нему, не мешкая. Раздвинь перед ним ноги и заставь его позабыть обо всем на свете, кроме довольствия, до которых он, как я погляжу, большой охотник.
Затем смех старухи прекратился так же неожиданно, как и начался. Она ухватила своими костлявыми пальцами Линни за подбородок и посмотрела на нее в упор.
– Предоставь ему все, что он ни попросит, Линни. Но не забывай о нашем плане. Докажи, что ты не какая-нибудь пустышка, как мы все привыкли думать, что чего-то стоишь в этой жизни. Прояви себя с лучшей стороны перед своей семьей.
Старуха отпустила Линни на свободу и тяжело оперлась на клюку.
– Отправляйся к этому человеку и попытайся убедить его, что ты душой и телом принадлежишь ему, и только ему. Но не забывай при этом, кто ты есть на самом деле.
Линни не заставила себя упрашивать. На ослабевших ногах она двинулась к выходу из часовни и остановилась в дверях, чтобы определить, куда же ей идти. Муж ожидал ее в спальне, и ей следовало отправляться туда – хотя бы из одного чувства долга перед семьей. Но ей так хотелось побыть одной, наедине со своими мыслями, и обдумать как следует, все драматические изменения, которые произошли а последние дни в ее жизни.
Перед ней открывался ход во внутренний дворик, откуда другая лестница вела на стену, туда, где можно было прогуляться между каменными зубцами, не привлекая к себе внимания. Если подняться на стену и подставить лицо ветру, то южно обрести спокойствие – без него ничего толком не придумаешь.
Во дворике кипела привычная размеренная жизнь. Казалось, захват замка де ла Мансе ничего не изменил в ней. Три рыцаря упражнялись в пешем бою на мечах в дальнем углу, для того предназначенном. Двое подростков тащили в кухню тяжелую корзину. Собака бешено лаяла на унылого, понурого пони, влекшего за собой повозку, нагруженную провиантом. Погонщик, в свою очередь, орал на собаку и угрожающе пощелкивал кнутом. Обычная будничная сцена, но сегодня она казалась Линни какой-то нереальной.
Она выскользнула во двор и направилась к лестнице, выходившей на крепостную стену, стараясь не привлекать к себе внимания. Будь Линни в собственном одеянии, это не составило бы труда. Но в роскошном шелковом платье Беатрис, в котором она венчалась, это было непросто. Все же ей удалось беспрепятственно пересечь двор, но, когда Линни подошла к стене, во дворике стихли все разговоры и взгляды слуг и людей Экстона устремились к ней.
Господи, неужели ей не удастся больше бывать в одиночестве? Надо сказать, что и прежде такие минуты выпадали ей не слишком часто, но теперь… Теперь за ней будут следить постоянно, а это куда хуже обыкновенного человеческого невнимания.
Линни обнаружила уединенное местечко на стыке южной и западной стен, образовывавших бастион с амбразурой – защищенное со всех сторон укрытие, в котором могло поместиться разом не более двух человек. Она присела на край каменной кладки и, обхватив руками колени, устремила взор на зеленый простор, граничивший где-то на юге с морем.
Кругом, сколько хватало глаз, простирались возделанный поля и густые дубравы, а над ее головой нависали низкие тяжелые облака. Перед Линни лежал огромный неведомый ей мир. Тем не менее, эти широкие просторы не пугали ее, а казались куда более безопасными, нежели замкнутый мирок, в котором она сейчас обитала.
Линни закрыла глаза и опустила голову на колени. Хоть плакать она не собиралась, слезы сами нашли дорогу и заструились у нее по щекам. Как же быть ей дальше? Как жить? Ответ был очевиден. Она должна продолжать играть в новую на себя роль и дожидаться возвращения настоящей Беатрис.
Да, но в состоянии ли она это делать? Особенно сейчас когда Экстон де ла Мансе выпустил на волю демона ее чувственности. Как ей жить дальше, когда проклятые цепочки каждую минуту напоминали ей о том, что он проделывал с нею в спальне? Даже сейчас она чувствовала прикосновение металла и рубинов, хотя сидела неподвижно, слившись в одно целое с каменной стеной бастиона.
Но стоило ей шевельнуться, как цепочки приходили движение и…
Линни вскрикнула и подняла голову. Это был не сон – перед ней стоял Экстон де ла Мансе собственной персоной и касался рукой того самого места, куда не так давно прилаживал свои подарки.
Их взгляды встретились, и Линни поняла, что он собирается овладеть ею прямо здесь, в тесном пространстве бастиона, не откладывая дела ни на минуту.
Сердце с силой забилось у нее в груди, поскольку страх, стыд и желание разом предъявили на нее свои права. И что самое худшее, верх стало одерживать желание…
Экстон не отрываясь смотрел на порозовевшее, немного отрешенное лицо своей жены. Ее глаза были наполнены страхом, но одновременно в них отражались сжигавшие ее чувства. Рот был приоткрыт, и из уст вырывалось неровное, возбужденное дыхание.
Все было точно так же, как прошлой ночью, когда он возлежал рядом с ней.
Он обнаружил ее укрытие потому, что кто-то из часовых видел, как его супруга поднималась на башню, и указал ему, где ее искать. Интересно, заметил ли кто-нибудь из его окружения, до какой степени ему не терпелось до нее добраться? Ведь он, Экстон, хотел все сделать иначе – обнаружив, где она скрывается, громким голосом, так, чтобы все видели и слышали его, потребовать от жены, чтобы она немедленно вернулась в брачные покои. По какой-то странной причине ему требовалось во всеуслышание заявить свои права на эту женщину. Он испытывал желание публично ее приструнить и дать понять своим людям, что он владеет ею столь же безраздельно, как и всем, что находится в замке и деревеньке Мейденстон.
Но он никак не ожидал, что застанет ее склонившейся в глубокой задумчивости у амбразуры бастиона, под которым тускло отсвечивали мутные воды крепостного рва.
Эта ее отстраненность нанесла его гордости сокрушительный удар. Разве он не сделал все, что было в его силах, дабы научить ее извлекать удовольствие из физической любви. Ведь он собственными ушами слышал стоны страсти и разбуженной им чувственности, которые она издавала, изнывая от счастья в его объятиях.
Какое, в самом деле, право имела она отдаляться от него после того, что между ними было?
Экстон был очень сердит на нее – даже когда задирал ей юбки. Он сердился на нее за видимое отсутствие преданности, но равным образом гневался он и на себя – за то, что был настолько глуп, ожидая этой самой преданности от дочери Эдгара де Валькура.
Когда Линни попыталась воспротивиться его воле и привести свое платье в порядок, он остановил ее коротким резким приказом: – Не смей!
Линни подняла на него глаза. Сейчас она напоминала загнанное существо, оказавшееся во власти опытного, безжалостного охотника. Вокруг нее были стены бастиона, над головой – низкое, свинцовое небо, а перед ней – грозный муж, который пришел заявить на нее свои права и взять у нее то, что ему было нужно.
Экстон снова потянул вверх тяжелые юбки, открывая взгляду ее прелестные округлости и длинные, безупречно стройные ноги. А ведь поначалу он хотел взять ее за руку и отвести в опочивальню. Или овладеть ею в маленьком садике, где высаживали лечебные растения. Впрочем, предаваться с ней любви здесь, в бастионе, было куда приятнее, чем где-нибудь в саду. Здесь их никто не увидит, зато люди начнут шептаться, придумывая то, чего не было и в помине. Важно, что кое-кто из замковой челяди, сохранявший в душе преданность своим прежним хозяевам, поймет, что дочь де Валькура принадлежит новому лорду и душой, и телом и готова ублажать его, где ему только вздумается.
Экстон склонился над ней, едва сдерживая нетерпение – уж очень ему хотелось поскорее утолить страсть, сжигавшую его, заставлявшую забыть обо всем на свете.
– Не надо! Не здесь! – взмолилась она, пытаясь остановить его руку, которая уверенно двинулась вверх по ее ляжке. – Я пойду с тобой в спальню. Я пойду с тобой куда угодно, только не делай этого здесь… Я пришла сюда только потому, что мне захотелось хоть немного побыть в одиночестве…
– Почему ты ищешь одиночества? Разве ты со мной несчастлива? Но даже если и так, я научу тебя, как быть счастливой. Жена Экстона дела Мансе не должна испытывать печаль, находясь под одной крышей с мужем.
Услышав его слова, она содрогнулась, и на ее глаза снова набежали слезы. Это вызвало у Экстона раздражение. Если бы он грубо с ней обращался, это еще можно было понять. Но ведь он был чуток к ней и внимателен, на что не способен ни один из известных ему мужчин.
Экстон продолжил свою бесстыдную ласку, не обращая внимание на краску стыда на лице жены. Он заставит эту женщину позабыть о слезах, чего бы это ему ни стоило. Уж он-то, Экстон, знает, как успокоить и ублажить женщину. Скоро ее стенания сменятся стонами удовлетворенной чувственности!
Палец Экстона скользнул в ее нежные недра. И сразу же, к своей радости, услышал ее приглушенный вскрик. Он принялся действовать пальцем, действуя в ровном, неспешном ритме, но постепенно его убыстряя. Делал он это до тех пор, пока мышцы ее не расслабились окончательно, что могло означать одно: сопротивление ее сломлено.
Когда Линни откинула назад голову и принялась затуманившимися от страсти глазами отыскивать его взгляд, он ощутил в паху такое возбуждение, что едва не застонал сам. Оказывается, таким образом она может причинять ему боль? Но нет, это очень легко обратить против нее. Экстон коснулся пальцем крохотного бутона плоти, который имел над ней такую власть, Линни затрепетала. Да. Можно начинать. Она готова. Словно в подтверждение его мыслей, она издала громкий стон, и Экстон навис над ней, ухватившись за край каменного парапета. Она снова вскрикнула и обмякла, и Экстон вынужден был подхватить ее за талию. В порыве страсти Линни не заметила, как оказалась на самом краю крепостной стены. Спасая жену от падения, Экстон рванулся вперед, совершенно позабыв о том, что еще секунду назад был готов овладеть женою. Его чувствительная плоть при соприкосновении с каменным парапетом тут же напомнила ему об этом.
– Черт! – взвыл несчастный рыцарь, и из глаз у него посыпались искры, поскольку боль была непереносимой. Впрочем, ему не хотелось демонстрировать Линни свою слабость. Он сжал зубы и облокотился на край стены, чтобы перевести дух.
Когда боль отпустила, Экстон обрушился на Линни с упреками.
– Разве я не приказывал тебе сразу же возвращаться спальню? По-моему, я все ясно тебе растолковал!
Линни тоже успела уже подняться и, прислонившись к стене, пыталась выдержать его испепеляющий взгляд. Ее щеки покрылись алыми пятнами, а глаза сверкали от неуталенной страсти. Она задыхалась и была не в силах вымолвить ни слова.
Какой бы она ни казалась ему красивой прежде, сейчас от ее вида у Экстона просто захватило дух. Боль была мигом позабыта, и его орудие страсти вновь вздыбилось в боевой готовности. Они находились в таком месте, что замковая челядь смогла бы наблюдать во всех подробностях их соитие. Разговоры и сплетни слуг мало волновали Экстона – такого рода развлечения процветали во многих замках и при любых правителях, но ему не хотелось предаваться с Линни любовью на глазах у всех. Такое он мог позволить себе со шлюхой во время похода, но эта женщина была его законной супруго, а в будущем обещала стать матерью его детей. Он просто имел права унижать ее публично. Тем не менее он должен был взять ее – и сию же минуту.
– Немедленно отправляйся в опочивальню, разденься и жди моего прихода.
Только теперь у Экстона хватило силы оторвать от взгляд и двинуться неспешной походкой вдоль стены по направлению к сторожевой башне. Словно бы и не сгорая от всепоглощающего желания, такой хладнокровный он напустил на себя вид. На самом же деле он давал Линни фору всего пять минут – и ни секундой больше. Терпеть больше пяти минут он был просто не в состоянии.
Линни стояла и смотрела на удалявшегося от нее Экстона. Она не знала, то ли бежать от него прочь, то ли молить его, чтобы он вернулся. Смеяться ли ей – или плакать. Она вышла замуж за умалишенного, который ненавидел и вожделел одновременно!
Линни устало оперлась спиной о стену. Да, он – помешанный, но в таком случае и она ничем не лучше его.
Боится его, временами ненавидит и при всем том тает при малейшем его прикосновении. Несмотря на врожденный стыд, она вся пылала от грешных желаний.
Теперь он хочет, чтобы она разделась донага, легла на черное меховое покрывало и дожидалась его прихода.
Хотя Экстон уже давно скрылся из виду, нырнув в железную калитку башни, его образ продолжал оставаться у нее перед глазами. Может, он, конечно, и ненормальный, зато отлично умеет применять свой воинский талант в любовном деле. Она, во всяком случае, уже успела сдать ему все свои позиции. Хуже того, эта полнейшая сдача не печалила, а радовала ее. Она научилась давать выход своей страсти даже в то время, когда он главенствовал над ее телом. Впадая в экстаз любви, она стряхивала с себя прах привычных запретов и страхов.
Кстати сказать, если бы он не придержал ее за талию, она бы наверняка свалилась с крепостной стены и разбилась насмерть, поскольку, пребывая в любовном бреду, решила, что умеет летать, а минутная передышка несколько ее отрезвила, но не смогла пригасить бушевавший в ней огонь неудовлетворенной чувственности. Испытывая отвращение к собственной испорченности, она оторвалась от стены и двинулась к лестнице. Экстон велел ей ждать его в опочивальне – их опочивавльне. Он что же, и впредь будет проводить с ней каждую ночь? Даже ее отец, который, как известно, обожал мать, не делил с ней свои собственные покои.
А с какой это стати она решила, что ее муж будет хоть в чем-то походить на отца?
Линни остановилась и постаралась хоть как-то привести в порядок. Это занятие не слишком ее успокоило, зато позволило предстать перед слугами, суетившимися в замковом дворе, в достойном виде. Спускаясь по лестнице, она в который раз почувствовала прикосновение золотых цепочек к промежности и подивилась странным наклонностям. Она, не отказав себе при этом в удовольствии дать волю потаенному воображению. Погруженная в свои мысли, Линни не замечала косых взглядов, которыми ее награждала удивленная ее появлением челядь. Она пересекла двор, поднялась на второй этаж, где находились господские покои, и только здесь, оказавшись в коридорчике перед массивной дверью опочивальни, была вынуждена прервать свои не слишком благочестивые размышления.
– Питер? – выдохнула она в изумлении и остановилась как вкопанная.
Тот вскинул на нее глаза с того места, где сидел, подпирая спиной только что вывешенный ручной работы ковер с изображением Вильгельма Завоевателя, плывшего на корабле с войском через Английский пролив. Чудовищное животное, которое Питер называл своим любимцем, лежало у его ног, пребывая в полном восторге от ласки, которую щедрой рукой отпускал ему хозяин.
– А вот и женушка моего братца. Ну, как тебе понравилось его обхождение? – с иронией осведомился Питер.
Щеки Линни покрылись красными пятнами стыда, а в горле встал комок. У нее не было сил вступать в пререкания с Питером и отвечать острым словцом на выпады в ее адрес.
Тот оценил ее смущенное молчание и утомленный вид и расхохотался.
– Видно, очень понравилось. Я бы сказал – даже слишком.
Но, когда она, склонив голову, попыталась проскользнуть мимо, желая только одного – пробраться в свои покои и захлопнуть за собой тяжелую дубовую дверь, Питер вскочил с места. Его огромный пес тоже вскочил, но, немного подумав, уселся на задние лапы и принялся с глубокомысленным видом вычесывать задней лапой блоху из уха.
??ак-так-так, – протянул брат милорда и придал удивленное выражение. – Что происходит? Ни тебе призрительных взоров, ни тебе угроз отравить несчастного пса того хуже – его хозяина? Только не пытайся меня уверить что Экстон за одну ночь укротил тебя и превратил в смирную овечку. – Питер встал у двери и, положив руку на щеколду, преградил ей путь в опочивальню. – Впрочем, если так – то очень жаль, – тут он притворно загрустил и потупил брови. – Некому теперь, значит, со мной ссориться. Кто же тогда избавит меня от скуки, которой напитан здесь каждый камень?
В прежние времена Линни сразу бы вспыхнула, как порох, – до того ей досаждал развязный тон де ла Мансе-младшего. Но теперь она опустила глаза и промолчала. Кто знает, может, Питер и прав и Экстон на самом деле вобрал в себя ее былой огонь – или, по крайней мере, направил его испепеляющую силу в другое русло. Она еще больше покраснела и тихо произнесла:
– Позволь мне пройти.
Питер снова обозрел ее с ног до головы и даже покривил рот, услышав ее слабый голос.
– Устала, что ли? Ну конечно, как я не догадался? Повышенное внимание Экстона подорвало твои силы.
Он продолжал прохаживаться на счет Линни, но даже самые язвительные его замечания не смогли ее пронять. Собственные неприятности досаждали ей куда больше, чем ядовитые шутки Питера.
– Может быть, ты позволишь мне все-таки войти? – повторила она и с этими словами ухватила Питера за запястье, отвела его руку в сторону и прошла в господские покои.
Увы, настырный Питер следовал за ней как приклеенный.
??ыйди отсюда! Оставь меня в покое.
Увы, младший де ла Мансе оказался не менее упрямым, чем его брат. Он скрестил руки на груди, смерил ее взглядом и спросил:
– Ну, что у тебя не так?
Линни не удержалась от истерического смешка.
– Что у меня не так? Что у меня не так? Ты лучше спроси, что у меня так! Спроси, что со мной случилось хорошего. И я отвечу тебе одним словом – ничего! У меня все не так. Все! Все! Все!
Она отвернулась от Питера в тщетной попытке скрыть от него свое возбужденное состояние. При этом взгляд ее упал на огромную супружескую постель и на черное покрывало из медвежьего меха.
И снова она ощутила прикосновение цепочек к своей коже – каждого их звена, каждого рубина.
??у, чего же ты не смеешься? Позлорадствуй вволю, а потом уходи, – пробормотала несчастная. – Но только поторапливайся, потому что скоро придет Экстон.
Питер переступил с ноги на ногу.
– Он что же – отослал тебя сюда и велел его ждать опять? – В голосе молодого человека явно слышал удивление.
Линни ничего не ответила. Сказать по правде, она сама не уставала удивляться мужским доблестям Экстона.
? ?оворят, ты ударила его кинжалом.
Линни мгновенно повернулась к нему лицом. И как спрашивается, он об этом узнал?
– Стало быть, это правда. – На лице Питера появилось хмурое выражение, чрезвычайно сходное с тем, какое любил напускать на себя Экстон. – Надеюсь, он тебя основательно за это отколотил. А если нет, то это сделаю я.
