Текст книги "Вторжение в особняк"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Рекс Стаут
«Вторжение в особняк»

Глава 1

Я уже давно взял за правило никогда не грубить понапрасну. Однако, посмотрев в прозрачное лишь с нашей стороны дверное стекло и хорошенько разглядев незнакомку, я почувствовал себя не просто обиженным, но до глубины души оскорбленным за весь противоположный пол. Согласен: навечно сохранить молодость и красоту не может ни одна женщина, но нельзя же забывать умываться, ходить в драном пальто (по меньшей мере – в пальто с оторванной пуговицей) и выставлять напоказ нечесаные седые космы. Стоявшая же на крыльце личность была виновна сразу по всем трем пунктам. Вот почему, когда она снова надавила кнопку звонка, я распахнул дверь и сказал:

– Спасибо, но у нас уже все есть. Попытайте счастья где-нибудь по соседству.

Грубовато, согласен.

– Может, в свое время и попытала бы, пупс, – заявила неряха. – Лет тридцать назад я была девушкой что надо!

Не могу сказать, чтобы меня это очень вдохновило.

Впрочем, я утешил себя тем, что в конечном счете годы всегда берут свое.

– Мне Ниро Вулф нужен, – пробурчала она. – Что мне – сквозь тебя пройти, что ли?

Это не так просто, – ответил я. – Во-первых, я сильнее вас. Во-вторых, мистер Вулф принимает исключительно по предварительной договоренности. В-третьих, освободится он только к одиннадцати, то есть более чем через час.

– Хорошо, пупс, тогда я войду и дождусь его внутри. Я уже и без того до костей промерзла. А тебя, что ли гвоздями к полу присобачили?

И вдруг меня осенило. Вулф хвастливо уверяет, что всякий раз, когда я пытаюсь подсунуть ему очередную женщину в качестве клиентки, ему достаточно лишь одного взгляда, чтобы понять, чего от нее ожидать; так вот, с помощью этой особы я бы раз и навсегда сбил с него спесь.

– Как вас зовут? – полюбопытствовал я.

– Моя фамилия Эннис. Хетти Эннис.

– Зачем вам понадобился мистер Вулф?

– Это я ему как-нибудь и сама скажу. Если, конечно, язык не отмерзнет.

– Придется вам сначала сказать мне, миссис Эннис. Меня зовут…

– Мисс Эннис.

– Хорошо, мисс Эннис. Так вот, меня зовут Арчи Гудвин.

– Сама знаю. Если, глядя на меня, ты думаешь, что я не смогу заплатить Ниро Вулфу,. то ты ошибаешься: получу крупное вознаграждение и поделюсь с ним.

Если же я пойду к фараонам, то – плакали мои денежки! Я этим чертовым легавым ни на грош не верю.

– За что вы получите вознаграждение?

– За то, что у меня здесь! – Она пошлепала по своей обшарпанной черной сумке рукой в вязаной перчатке.

– Что у вас там?

– Это я только Ниро Вулфу скажу. Слушай, Пупс, я тебе не эскимоска. Ну-ка, впусти даму!

Это меня не устраивало. Когда она позвонила в дверь, я уже находился в прихожей полностью одетый, в шляпе, пальто и перчатках, готовый идти пешком в банк, чтобы депонировать полученный Вулфом чек на 7417 долларов и 65 центов. Не мог же я уйти, оставив ее одну в кабинете? Конечно, остальные обитатели нашего старенького особняка на Западной Тридцать пятой улице, все в котором принадлежало Ниро Вулфу, кроме мебели и прочих вещей в моей спальне, были дома, но каждый был занят своими делами. Фриц Бреннер, шеф-повар и домоправитель, колдовал на кухне над каштановым супом. Вулф торчал в оранжерее на ежедневном утреннем свидании с орхидеями, ну а Теодор Хорстман, разумеется, составлял ему компанию.

Больше я не грубил. Я предложил на выбор несколько мест неподалеку от нашего дома, где она могла бы пересидеть этот час и согреться, – закусочную «У Сэма на углу Десятой авеню, аптеку на углу Девятой авеню или ателье „Тони“, где бы ей хоть пуговицу пришили – за мой счет, разумеется. Упираться она не стала. Я посоветовал ей вернуться в четверть двенадцатого, пообещав, что попробую уговорить Вулфа принять ее, и она уже собралась было идти, но в последний миг обернулась и, раскрыв свою знававшую лучшие дни черную сумку, достала из нее перевязанный тесемкой сверток в коричневой бумаге.

– Я пока оставлю его у тебя, Пупс, – заявила она. – Не то какой-нибудь любопытный легавый наложит на него лапу. Да не бойся, он не кусается. Только смотри – не вздумай разворачивать! Я могу на тебя положиться?

Я взял у Хетти Эннис сверток, потому что она мне понравилась. Сплошные инстинкты и – ни следа логики! Сами судите: отказалась сказать, что там внутри, но доверила мне сохранить его, хотя и наказав не разворачивать. Истая женщина, до мозга костей; особенно если бы еще причесалась, умылась и пришила к пальто пуговицу. Словом, взял я у нее сверток, напомнил, что жду ее в четверть двенадцатого, и попрощался.

Дождавшись, пока она спустилась по семи ступенькам на тротуар и свернула налево, к Десятой авеню, я запер дверь изнутри и посмотрел на сверток. Прямоугольный, дюймов шесть в длину и около трех в ширину, толщиной в пару дюймов. Приложив к нему ухо, я задержал дыхание, но ничего не услышал. Однако это еще ни о чем не говорило: наука не стояла на месте, а в одном Нью-Йорке у Ниро Вулфа нашлось бы не менее трех дюжин врагов, с удовольствием отправивших бы его к праотцам. Не говоря уж о тех, которым был е по нраву я. Вот почему, вместо того чтобы отнести сверток в кабинет и оставить на моем столе или в сейфе, я принес его в гостиную и запихнул под диван. Если вас интересует, развязал ли я тесемку и развернул сверток, то я в вас разочаровался. Нес же я его, не сняв перчаток.

Уже больше недели, как, покончив с делом Бригема, мы с Вулфом били баклуши, и мои мозги нуждались в тренировке ничуть не меньше, чем ноги и легче, поэтому по пути в банк, а потом обратно я ломал голову над содержимым свертка. Отбросив дюжину предположений, которые меня мало прельщали, я пришел к выводу, что там находится бриллиант. Великий Могол или Кохинор. Я был настолько увлечен своими мыслями, что, лишь приблизившись едва ли не вплотную к нашему крыльцу, заметил, что оно занято. На верхней ступеньке, словно на насесте, примостилась именно такая женщина, которую Вулф ожидает увидеть, когда я рекомендую ему очередную клиентку.

Возраст, личико, ножки – та их часть, что выглядывала из-под полы меховой шубки, – все идеально соответствовало моему взыскательному вкусу. Мех я не определил – но точно не норка и не соболь. Когда я начал подниматься по ступенькам, женщина встала.

– У вас оригинальная уличная приемная, – проворковала она, – но вот только журнальчиков бы подкинуть не помешало.

Я поравнялся с ней. Верх ее меховой шапочки доставал мне до носа.

– Надеюсь, вы звонили в дверь? – поинтересовался я.

– Представьте – да. Сквозь щель мне сообщили, что мистер Вулф занят, а мистер Гудвин вышел. Должно быть, мистер Гудвин – это вы?

– Вы угадали. – Я извлек из кармана связку ключей. – Я сейчас вынесу вам журналы. Какие вы предпочитаете?

– Давайте зайдем и посмотрим их внутри.

До прихода Вулфа оставалось еще больше получаса, к тому же она разожгла мое любопытство, поэтому я отомкнул дверь и впустил незнакомку в прихожую. Затем, оставив на вешалке шляпу и пальто, ввел ее в кабинет, усадил на одно из желтых кресел, а сам уселся за свой стол.

– В настоящее время у нас свободных должностей нет, – сказал я, – но вы можете оставить номер своего телефона. Только не звоните – мы позвоним сами…

– Очень остроумно! – фыркнула незнакомка. Избавившись от шубки, она положила ее на спинку кресла, явив моему взору довольно изящные формы, хорошо гармонировавшие с лицом и ножками.

– Хорошо, – кивнул я. – Теперь ваша очередь.

– Меня зовут Тамми Бакстер, промурлыкала она. – Сокращенно от Тамирис. Я еще не решила, какое имя выбрать в качестве театрального псевдонима. Что вам больше нравится – Тамми или Тамирис?

– Это зависит от вашей роли. Для главной роли в мюзикле больше подходит Тамми. А вот в пьесе Юджина О'Нила звучнее, на мой взгляд, Тамирис.

– Скорее я буду девушкой на побегушках в одном из ночных клубов, улыбнулась она. – Одной из тех, что в решающий миг вскакивают и говорят: «Хватит, Билл, пошли отсюда!» – Она небрежно махнула затянутой в перчатку рукой. – Впрочем, какое вам до этого дело? Почему вы не спрашиваете, что мне от вас нужно?

– Я стараюсь отдалить эту минуту, поскольку всерьез опасаюсь, что у меня этого нет.

– Хорошо сказано, молодец. Только нужно было еще чуть-чуть выдержать паузу после слова «минуту». Вот постарайтесь. Произнесите эту фразу еще раз.

– Вот еще! Я произнес ее так, как ощущал. Вы, актрисы, все одинаковы. Я уже совсем было к вам проникся, а вы меня сразу отбрили. Итак, что вам от меня нужно?

Она рассмеялась; смех у нее был грудной, приятный.

– Я вовсе не актриса, а только собираюсь ею стать.

И ничего особенного я от вас не требую – хочу только узнать про свою домовладелицу, мисс Эннис. Мисс Хетти Эннис. Она здесь была?

Я приподнял одну бровь.

– Здесь? Когда?

– Сегодня утром.

– Я спрошу. – Повернув голову к двери, я громко заорал: – Фриц!

В коридоре послышался дробный топот; когда Фриц вырос в проеме двери, я спросил:

– Приходил ли кто-нибудь к нам, кроме этой дамы, в мое отсутствие?

– Нет, сэр. – Когда у нас посетители, Фриц всегда называет меня «сэр», сколько я ни пытался его отучить.

– А телефонные звонки были?

– Нет, сэр.

– О'кей. Благодарю вас, сэр.

Фриц отбыл восвояси, а я обратился к Тамми-Тамирис:

– Похоже, что нет. Как вы сказали – ваша хозяйка?

Она кивнула.

– Очень странно. А что, вы просили ее зайти к нам?

– Нет, она сама мне сказала. Она сказала, что прихватит с собой… кое-что и пойдет к Ниро Вулфу. Насчет чего именно – она умолчала. После ее ухода меня охватило беспокойство. Значит, она так у вас и не была?

– Вы же сами слышали, что сказал Фриц. А что вызвало ваше беспокойство?

– Вы бы меня поняли, увидев ее воочию. Она почти никогда не покидает дом, да и тогда дальше чем на квартал не отходит. Я бы не сказала, что она сумасшедшая, но у нее точно не все дома: вот почему я хотела пойти с ней. Она не от мира сего. Мы все стараемся ее оберегать. Дом ее больше напоминает постоялый двор, но зато любой актер или даже человек, только пробующий себя в шоу-бизнесе, всегда может снять у нее комнату всего за пять долларов в неделю, иногда даже и в рассрочку. Вот почему мы так к ней относимся. Остается только надеять… – Она оборвалась на полуслове и спросила: – Если она объявится, вы позвоните мне?

– Непременно, – пообещал я.

Тамми-Тамирис продиктовала мне номер, который я послушно записал, после чего подержал ей шубку, помогая одеться. Честно говоря, я был озадачен. Помочь ей было нетрудно, но вот стоило ли? А вдруг ее на самом деле волновал Великий Могол, который Хетти умыкнула у нее из-под матраса? Я бы с удовольствием предложил ей до прихода домовладелицы посидеть в гостиной и полистать журналы, но не посмел рисковать, когда на карту могла быть поставлена судьба драгоценного камня стоимостью в один миллион долларов.

С другой стороны, я прекрасно отдавал себе отчет в том, с какими трудностями столкнусь, пытаясь уломать Вулфа встретиться с Хетти Эннис, а присутствие еще одной женщины в гостиной, безусловно, сведет мои шансы на успех к нулю. Одну женщину под своей крышей он еще иногда способен вынести, но двоих – ни за что.

Ровно в одиннадцать часов послышалось жужжание лифта и последовавший знакомый лязг, с которым этот допотопный механизм останавливается в прихожей.

Вулф вошел в кабинет, пожелал мне доброго утра, протопал к столу, разместил свою одну седьмую тонны в исполинском, сделанном по особому заказу, кресле, просмотрел почту, кинул взгляд на настольный календарь и спросил:

– Чек от Бригема пришел?

– Да, сэр. – Я развернулся на своем вращающемся стуле лицом к нему. – Без каких-либо пояснений. Я уже отнес его в банк. А вот моя старинная слабость проявилась вновь, правда, в новом качестве.

– Какая еще слабость? – недовольно пробурчал он.

– Женщины. Приходила одна незнакомая особа, и я сказал ей, чтобы она вернулась в четверть двенадцатого. Беда в том, что прежде я бы на такую ни за что глаз не положил. Неужели у меня так вкус испортился? Я этого не переживу. Словом, мне необходим ваш совет.

– Пф! Детский лепет.

– Нет, сэр, я вправду не на шутку встревожен. Вот посмотрим, что вы сами скажете, когда ее увидите.

– Я не собираюсь на нее смотреть.

– Тогда мне крышка. Она источает какое-то непостижимое обаяние. А ведь люди почему-то перестали верить, что ведьмы привораживают. Я и сам не верю. Кстати, встретиться с вами она хочет для того, чтобы показать вам некую вещицу, за которую обещано крупное вознаграждение. А пришла она к вам, а не в полицию, потому что всем сердцем ненавидит легавых. Что это за вещь и как к ней попала – я не знаю. Впрочем, это все ерунда – вы-то с ней за пару минут управитесь, а вот мне что делать? Может, я уже околдован?

– Да, – буркнул Вулф и потянулся к верхнему конверту в стопке почты – письму охотника за орхидеями из Венесуэлы. Я развернулся к своему столу и принялся затачивать и без того остро заточенные карандаши. Жужжание точилки действует ему на нервы.

Я взялся уже за четвертый карандаш, когда послышался рык:

– Как, ты сказал, ее зовут?

– Мисс Хетти Эннис. Тут тоже, кстати говоря, закавыка: не нравится мне это имя.

– Кто она такая?

– Она не сказала, но я и не спрашивал. Это еще более усугубляет положение.

– Она придет или позвонит?

– Придет.

– Я уделю ей ровно две минуты, – сказал он капризным тоном.

Вы оцените мой подвиг по достоинству только в том случае, если знаете, до какой степени Вулф не выносит незнакомых людей, особенно женщин, и насколько он ненавидит впрягаться в работу, а тем более после того, как только что получил чек на вполне приличную сумму. Ну да ладно. Итак, я сидел и предвкушал, как перекосится физиономия Вулфа, когда он увидит Хетти Эннис. Еще я подумал, что можно пока забрать сверток из-под дивана в гостиной и переложить в ящик моего стола, но потом отказался от этой затеи. Пусть полежит там до ее прихода. Вулф тем временем закончил читать письмо из Венесуэлы и принялся за рекламный проспект от компании по производству увлажнителей воздуха.

Однако она так и не пришла. Одиннадцать двадцать, одиннадцать двадцать пять. В половине двенадцатого Вулф воззрился на меня поверх очередной книги и обиженным голосом заявил, что ему надо продиктовать мне несколько писем, но он не хочет, чтобы его прерывали. Без четверти двенадцать он встал из-за стола и прошествовал на кухню – возможно, чтобы продегустировать каштановый суп, в который они с Фрицем решили впервые добавить эстрагон. Ровно в полдень я вышел в прихожую, поднялся по лестнице в свою комнату на третьем этаже и позвонил по телефону, который оставила мне Тамми Бакстер. На четвертый звонок трубку сняли, и мужской голос произнес:

– Это кто?

Я глубоко убежден, что всякий, кто так спрашивает по телефону, достоин увесистой зуботычины.

– Пупс, – представился я. – Я хотел бы поговорить с мисс Эннис.

– Ее нет. Пупс – а как дальше?

– Тогда позовите, пожалуйста, мисс Бакстер, – попросил я, пропуская его вопрос мимо ушей.

– Ее тоже нет. А кто спрашивает?

Я повесил трубку.

Хетти Эннис мы так и не дождались. Вернувшись в кабинет, я застал Вулфа уже за столом и вплоть до самого обеда ковырялся с записной книжкой и пишущей машинкой. Каштановый суп, как и следовало ожидать, удался на славу, хотя эстрагона я так и не почувствовал. После обеда Теодор принес из оранжереи свежие записи по условиям выращивания и размножения орхидей и мы занялись картотекой; Вулф читал книгу и лакал пиво. В четыре они с Теодором отправились в оранжерею, на очередное двухчасовое свидание с орхидеями – священнодействие, которое не отменило бы никакое стихийное бедствие. Сразу после их ухода я позвонил в «Газетт» Лону Коэну.

– Всего лишь малюсенькое личное одолжение, – попросил я. – Не для печати. Тебе не поступало никаких новостей – несчастный случай там или что-то в этом роде – касательно женщины по имени Хетти.

– Понятия не имею. Откуда мне знать? Продиктуй по буквам.

Я продиктовал. Лон пообещал перезвонить, а я прошагал к окну и уставился на редкие снежинки, которые роились за окном, подобно мухам, притворяясь пургой. Вскоре задребезжал телефон – звонил сам Лон; очень лестно, учитывая, что Лон второй человек в «Газетт» после ее владельца.

– Ты вовремя подсуетился, – с места в карьер заявил Лон. – Ты имел в виду ту самую Хетти Эннис, которая проживала в доме сорок семь по Сорок седьмой улице между Восьмой и Девятой авеню?

– Почему «проживала»? Она и сейчас там живет.

– Нет. Сегодня утром в 11.05 ее сбила машина, которая затем с места происшествия исчезла. На пересечении Десятой авеню и Тридцать седьмой улицы. В трех кварталах от вашего дома. Личность погибшей удалось установить всего десять минут назад. Автомобиль нашли в два часа брошенным на Западной Сороковой улице. Он был угнан с Тридцать шестой улицы.

Теперь выкладывай. Раз делом занялся Вулф, значит, речь не идет о случайном наезде. Кто ваш клиент?

– Нет у нас клиента, – отрезал я. – И Вулф вовсе этим делом не занят. А описание…

– Брось, Арчи! Выкладывай подноготную, и живо!

– Ни черта ты от меня не добьешься. Сам знаешь, что я раз я с тобой делился жареными фактами, и в сто первый поделюсь, когда он появится. Но если ты тиснешь хоть абзац о том, что Ниро Вулф интересуется Хетти Эннис, я тебе лично ухо отгрызу. А описание водителя у тебя есть?

– Нет. Но теперь будь уверен – я его из-под земли достану.

– Мужчина или женщина?

– Ничего не знаю. Слушай, Арчи, ну намекни хотя бы – я тогда ухо сладкой горчичкой намажу.

Я гордо заявил, что не люблю горчицу (бессовестное вранье!), и повесил трубку. Затем постоял немного и снова подошел к окну. Снежинки получили приличное подкрепление. Я ломал голову, что делать.

Хетти Эннис понравилась мне еще до того, как я узнал от Тамми Бакстер, что она не от мира сего. Мне вообще по душе сумасброды. Нет, себя я в ее смерти нее винил. Верно, конечно, отложи я поход в банк, и Хетти была бы жива, но нельзя ведь строить всю жизнь, исходя из того, что каждый, за кем ты не присматриваешь, должен быть убит. И тем не менее смерть этой женщины потрясла меня. А также уязвила до глубины души. В самом деле, в пять минут одиннадцатого, когда я из кожи вон лез, чтобы уговорить Вулфа принять ее, какой-то подонок на машине сбил ее буквально в двух шагах от нашего дома.

С этими мыслями я достал из ящика своего стола пару резиновых перчаток, натянул их, прошел в гостиную, извлек из-под дивана сверток, принес в кабинет и, усевшись за свой стол, развязал тесемку и развернул оберточную бумагу. Нет, не Великий Могол. Внутри оказалась пачка новеньких двадцатидолларовых купюр. Я отогнул один краешек, затем другой – все, как одна, двадцатки. Вытащив из ящика линейку, я измерил толщину пачки – один и семь восьмых дюйма. Один дюйм это примерно двести пятьдесят новеньких бумажек. Следовательно – около девяти тысяч долларов.

Вот тебе и на! Девять тысяч долларов на дороге не валяются. С другой стороны, это составляет менее одного процента от миллиона. Не говоря уж о том, что деньги, которые не твои и твоими наверняка не станут, не могут тебя заинтересовать. Я аккуратно взял верхнюю купюру и рассмотрел ее. Номер В67380945В. Вот если бы… Я вынул из сейфа новенький двадцатидолларовый банкнот, положил бок о бок с верхней двадцаткой из стопки и принялся сличать – сначала невооруженным глазом, а затем с помощью лупы, которую взял из ящика стола Ниро Вулфа. Трех минут осмотра под лупой мне хватило, и я взял нижнюю двадцатку. Тот же результат. Вынул одну бумажку из середины, наугад. И вновь то же самое. Все банкноты оказались фальшивыми.

Я вернул взятые из пачки бумажки на место, завернул все как было, перевязал тесемкой, поднялся в свою комнату, запихнул сверток в самый дальний угол ящика комода, снова спустился в кабинет, снял резиновые перчатки, сел и попытался обмозговать случившееся.

Глава 2

А ломать голову было над чем. Меня беспокоил целый ворох проблем. Во-первых, имея дело с фальшивыми деньгами, самое главное условие – не распространять их. С этим я справлялся успешно. Что же касается их хранения, то никто не сумел бы доказать, что там, по моему мнению, был не Великий Могол или тайные чертежи Пентагона, или даже использованные ленты для пишущей машинки.

А как быть с Вулфом? Посоветоваться с ним я не мог. Без клиента и гонорара он бы просто поручил мне связаться с Налоговым управлением и попросить их приехать и забрать сверток.

А взять еще столкновение ведомственных интересов.

Люди из фискальных органов скорее предпочли бы – вполне объяснимо – упечь преступника на пять лет за распространение фальшивок, нежели осудить за убийство. Инспектор Кремер и сержант Стеббинс – наоборот, и тоже вполне объяснимо. Нет, эти организации не враждуют между собой, но рады случаю подставить сопернику ножку. Лично я был на стороне уголовки, но, стоило бы мне отнести денежки на Западную Двадцатую улицу и рассказать о посещении Хетти Эннис и Тамми Бакстер, как полицейским, вскрыв сверток, ничего бы не оставалось, как тут же уведомить соответствующую службу. И – пошло-поехало…

Или взять сугубо личный аспект. Хетти доверила сверток мне. Любое вознаграждение она теперь могла получить лишь на небесах, но при жизни она ненавидела полицейских лютой ненавистью, и с этим нельзя было не считаться. Впрочем, решил я, если вознаграждение мне все-таки обломится (а это казалось крайне сомнительным), я вполне могу передать его в какой-нибудь актерский фонд.

Оставались еще чисто логические соображения. Поскольку Хетти крайне редко покидала дом, да и то не отходила дальше чем на квартал, она, скорее всего, нашла сверток там, где оставил его один из ее жильцов; наибольшей долей вероятности – в своей или в его комнате. Для начала этого было уже вполне достаточно.

Таковы были мысли, будоражившие мой мозг. Перебрав в уме все проблемы, я заглянул в телефонный справочник и, отыскав в нем адрес Хетти Эннис, позвонил оранжерею Вулфу, уведомил, что отправляюсь по Делам, оделся и вышел из дому. Снегопад и усилившийся ветер делали перспективы поимки такси весьма сомнительными, поэтому я отправился пешком; мне предстояло преодолеть двенадцать коротких кварталов, а потом свернуть и пройти еще немного.

Дом Хетти и впрямь напоминал постоялый двор; такая же старая развалюха, как и сотни других в этой части города. Постояв на противоположной стороне улицы, я осмотрелся по сторонам, смахивая с ресниц бесцеремонные снежинки. Мне вовсе не улыбалось нарваться тут на сержанта Стеббинса или других парней из уголовки, хотя, скорее всего, смерть Хетти приписали обычному случайному наезду. Не увидев поблизости полицейских машин, я пересек проезжую часть и вошел в вестибюль. Признаков переделки под многоквартирное жилье я в нем не заметил: один почтовый ящик и одна кнопка звонка. Я нажал ее, ожидая услышать щелчок или голос из переговорного устройства, однако вместо этого полминуты спустя послышались шаги, и дверь распахнулась. В проеме стоял высокий худощавый мужчина с впечатляющей копной вьющихся седых волос и глубоко посаженными серо-голубыми глазами.

– Вы репортер? – прогудел он таким звучным басом, что меня чуть с ног не сдуло.

– Нет, что вы, – обиженно отозвался я. – Я хотел бы повидать мисс Бакстер. Моя фамилия Гудвин.

– А вы меня не узнаете? – пробасил он.

– Нет. Мне кажется, узнал бы, будь здесь посветлее, а так – увы.

– Рэймонд Делл.

– Ах да! Конечно! Разумеется!

Он развернулся и затопал от меня по тускло освещенному узкому коридору. Я переступил через порог и запер за собой дверь. Делл дошел до конца коридора и свернул направо в какую-то дверь. Поскольку мне не было велено ждать, я последовал за ним. Приблизившись к двери, я услышал его голос:

– Это к тебе, Тамми. Какой-то филистер. Гудман. Типичный варвар.

За дверью оказалась кухня. За большим столом, застланным клеенкой, я увидел Тамми Бакстер, еще одну девушку и двоих мужчин. Они обедали, а может, пили чай. Перед каждым стояла объемная белая чашка и тарелка с сандвичами. Один стул пустовал, но на него сел Делл и принялся дожевывать кусок сандвича.

– Привет, – поздоровалась Тамми. – Он вовсе не Гудман, Рэй, а Гудвин. Он мой знакомый. Может, конечно, и филистер, но вовсе не варвар. Познакомьтесь, мистер Гудвин: Марта Кирк, Ноэль Феррис, Пол Ханна. Я не спрашиваю, что вам нужно… чтобы не разочаровать вас. Надеюсь, не сандвич?

Четко сработано. Всего три слова «он мой знакомый», но я сразу догадался: она не хочет, чтобы остальные знали о ее визите к Ниро Вулфу. Я решил ей подыграть.

– Нет, спасибо, я не голоден. Да и дело у меня не срочное. Могу подождать, если скажете где.

– Это вы звонили, – заявил вдруг Ноэль Феррис.

Он смотрел на меня в упор праздными карими глазами.

– Я звонил? – переспросил я.

Феррис вальяжно кивнул.

Около полудня. Вдруг его голос изменился:

– Пупс… Я хотел бы поговорить с мисс Эннис… Тогда позовите, пожалуйста, мисс Бакстер… Похоже? – спросил он уже нормальным голосом.

– Очень. – Слушая свой голос в магнитофонной записи, я с трудом узнавал себя, а Феррис ухитрился изобразить меня с такой точностью, что я еле удержался от того, чтобы посмотреть в зеркало, не я ли тут воркую. – Жаль, что я так не умею. У вас просто дар.

– Пустяки, – небрежно отмахнулся Феррис. Он был моложе меня, но выглядел прирожденным сибаритом. – Но вы, наверное, Арчи Гудвин. Где-то я слышал ваше имя. Вы имеете отношение к театру? – Не дожидаясь моего ответа, он тут же вальяжно махнул рукой. – Впрочем, это не имеет значения.

Я уже разинул пасть, чтобы возразить, но Тамми Бакстер встала, отодвинула стул и зашагала к двери. Я двинулся было следом, но она остановила меня словами:

– Я только губы накрасить. Сейчас вернусь.

Между тем Пол Ханна обратился к Ноэлю Феррису:

– Конечно, ты слышал его имя. – Он был даже моложе Ферриса. С пухлыми розовыми щечками, которые, наверное, из-за спины были видны. Он посмотрел на меня. – Не тот ли вы Арчи Гудвин, который на Ниро Вулфа работает?

– Тот самый, – кивнул я.

– Сыщик?

– Точно.

– Шпик, – прогрохотал Рэймонд Делл.

– Даже хуже чем филистер. Фарисей. Монстр.

– Фи, как невежливо, – фыркнула Марта Кирк.

Очень живописная девушка, совсем еще юная и с очаровательной ямочкой на подбородке. Впрочем, я уже давно не питал иллюзий насчет ямочек. Самые привлекательные ямочки, что я когда-либо видел, были на щеках женщины, которая накормила мышьяком трех своих мужей подряд.

– Будь Рэй повежливее, прогнусавил Ноэль Феррис, – он бы давно уже покорил вершины славы. – Его глаза лениво скользнули по мне. – Может, вы нам поможете, – продолжил он, – коль скоро вы сыщик? Окажите услугу искусству. Мы тут никак не можем спор разрешить. В угадайку играем. Что, по-вашему, ждет этот театральный приют, после того как погибла наша благодетельница?

– От руки демона! провозгласил Рэймонд Делл. – Хуже монстра.

– Похитителям автомобилей, – добавил Пол Ханна, – которые честных людей давят, нужно руки и ноги отрубать!

– Брр, какой вы кровожадный, – поежилась Марта Кирк. У нее оказалось богатое грудное контральто, удивительное для столь хрупкой фигурки. – Не ожидала от вас такой жестокости, Пол.

– Извините за невежливость, – вставил Ноэль Феррис, – новы, Марта, согласились бы с ним, увидев, что осталось от нашей Хетти. Вышло так, что именно я оказался здесь, когда полицейским понадобился кто-то, чтобы опознать ее тело. Это было совершенно жуткое зрелище. Так что хотя бы по одной руке и ноге я бы у этих мерзавцев отрубал.

Рэймонд Делл взглянул на меня и пробасил:

– Вот, значит, что вы здесь вынюхиваете.

– Нет, – категорически отказался я. – Сейчас уже слишком поздно, а вынюхиванием я занимаюсь лишь в свои рабочие часы: с восьми до четырех. А про мисс Эннис я узнал лишь потому, что погибла она всего в трех кварталах от дома Ниро Вулфа и дежуривший там полицейский рассказал мне. Пусть полиция этим и занимается. Я же – самый обыкновенный филистер, решивший приобщиться к культуре.

– Значит, Тамми у нас – культура, – констатировал Феррис. – Не отрицаю, она и в самом деле… О, вот и она! Эй, Тамми, ты, оказывается, – образец культуры.

– Присядьте, Гудберг, – приказал мне Делл тоном, не допускающим возражений. – Я объясню, почему ваше дело безнадежно. Причем абсолютно безнадежно.

– Позже, Рэй. – Тамми Бакстер остановилась в дверях. – А вдруг Роджерс и Хаммерстайн прислали его предложить мне главную роль? Если она мне понравится, то куплю этот дом и заменю все трубы. Пойдемте, мистер Гудвин.

Она зашагала по коридору, а я засеменил следом.

Ближе ко входу она распахнула дверь с левой стороны, вошла, щелкнула выключателем и, впустив меня, прикрыла дверь. Мы оказались в гостиной; точнее, в комнате, которая была гостиной еще лет пятьдесят назад. Во всяком случае, мебель с тех пор в ней не меняли. Софа и кресла, обтянутые красным плюшем или бархатом. Пианино. Жалюзи были закрыты. Я снял пальто и бросил вместе со шляпой на софу. Видя, что Тамми собралась сесть в кресло, в тяжелое кресло, я поспешил придвинуть его к ней. Сам уселся на софу.

Сидела Тамми не так, как обычно сидят актрисы. Те сдвигают колени вместе и чуть в сторону, а ступни поджимают под себя. Тамми держала ноги ровно перед собой, опираясь на пол всей подошвой целиком.

Наклонив голову набок, она произнесла:

– Я пыталась угадать, что привело вас сюда. Лестно было бы предположить, что я вам приглянулась, но маловероятно. Тем более что, позвонив, вы поначалу изъявили желание переговорить с мисс Эннис.

– Да, имитатор из Ноэля Ферриса получается замечательный, – заметил я. – В детстве я неплохо квакал, но с годами утратил навык. Что касается вас, то вы мне безусловно приглянулись. Если вы способны поглотить коктейль поверх сандвича, то «Сарди» всего в шести минутах ходьбы отсюда.

Тамми покачала головой из стороны в сторону.

– Боюсь, что ничего не выйдет. Так вы и в самом Деле спрашивали мисс Эннис?

– Да. Дело в том, что я нахожусь под подозрением. Я подозреваю самого себя в необъяснимом желании повидать вас. Мисс Эннис – просто предлог, которым воспользовался для отвода глаз. Побеседовав с ней, бы мог позвать вас, не возбудив чьих-либо подозрений.

– Недурно, да?

– Блестящий замысел. А теперь?

Теперь, вынужден признать, дело приняло несколько иной оборот. Вы слышали, каким образом я узнал про то, что случилось с мисс Эннис? От полицейского… Ах нет, вы в это время отсутствовали.

– Да. Значит, говорите, от полицейского?

Я кивнул.

– Совершенно верно, буквально в двух шагах от нашего дома. А если точнее – то в трех кварталах.

Она сказала вам, что собирается навестить Ниро Вулфа. Вы уведомили об этом полицию?

– Нет, я ничего им не сказала. Меня никто и не спрашивал. Я вернулась уже почти в четыре. Полицейские беседовали с Ноэлем Феррисом и Рэймондом Деллом; Феррис ездил опознавать останки. Мне нечего им сказать. Ее ведь сбил просто какой-то негодяй или маньяк на украденной машине, верно?