Текст книги "Одна пуля — для одного"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Рекс Стаут
«Одна пуля – для одного»

Цвет лица у нее был такой, что поверить в ее испуг, о коем она без устали твердила, было трудно.

– Может быть, вам не все еще ясно, – повторяла она, заламывая руки, хотя я и просил оставить это занятие. – Я ничего не выдумываю, ну правда же, ничего. Но поймите: если они оклеветали меня один раз, это доказывает, что они и дальше будут действовать в том же духе.

На меня больше повлияла бы парфюмерия: щеки в пятнах краски внушили бы наблюдателю трогательную истину: сердце перебрасывает избыточную кровь с места на место. А так ее вид заставил меня вспомнить картинку из календаря на стенке таверны «Обеды у Сэма»: круглолицая девица, одна рука держит ведро, другая возлежит на боку у коровы, которую героиня только что выдоила или вот-вот начнет доить. Это была она, один к одному: и по цвету лица, и по комплекции, и по девственной наивности.

Перестав заламывать руки, она воздевала ввысь крепенький кулачок.

– Неужто он и впрямь надутый индюк? – восклицала она. – Они появятся через двадцать минут. До той поры я должна его повидать. – Тут она вдруг вскочила со стула. – Где он? Наверху?

Подозревая, что она способна на нервные вспышки, я предусмотрительно занял позицию на подступах к прихожей.

– Перестаньте, – посоветовал я ей. – Стоит вам встать – и сразу заметно, что вы дрожите. Я это увидел, как только вы вошли. Садитесь. Хотел бы объяснить вам следующее. Эта комната – контора мистера Вулфа, а вот все остальные части этого здания – это обитель. С девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести пополудни он всецело поглощен домашними утехами, преимущественно орхидеями, там, наверху, в оранжерее. И, между прочим, куда более солидные люди, чем вы, вынуждены с этим считаться. Ну ладно, хоть я и мало с вами общался, а вы мне симпатичны. Поэтому я сделаю вам поблажку. Присядьте – и уймите дрожь. Сейчас я поднимусь к нему и расскажу о вас.

– Что же именно?

– Напомню, что человек по имени Фердинанд Поул позвонил нынче утром и выговорил себе аудиенцию – себе и еще четверым; они должны явиться к мистеру Вулфу, то есть сюда, к шести часам, то есть через шестнадцать минут. А еще я скажу ему, что вы, мисс Одри Руни, одна из упомянутой четверки, что вы очень хороши собой, а в придачу к этому еще и милы – разумеется, время от времени. Ну, и добавлю, что вы перепуганы до смерти, потому что они камуфляжа ради кивают на Талботта, но на самом деле намерены повесить все на вас…

– Не все они…

– Ладно, пускай кое-кто из них. И конечно же я скажу ему, что вы неслись сюда наперегонки со временем, дабы повидать его один на один и оповестить, что не убивали никого на свете, в особенности же Зигмунда Кейса, и поручить ему установить над этими вонючками строгий ястребиный контроль.

– Неужто я выгляжу такой дурочкой?

– Ладно-ладно, в свой доклад я вложу максимум чувства…

Она вновь выпрыгнула из своего кресла, в три прыжка настигла меня, припечатала ладони к моим лацканам, откинула голову, чтоб перехватить мой взгляд.

– Что ж, вы тоже временами милы, – сказала она с оттенком надежды.

– Вы меня ко многому обязываете, – отпарировал я, направляясь к лестнице.

Говорил Фердинанд Поул.

Я созерцал его, сидя на стуле, развернутом спиной к моему столу; на левом фланге от меня, за своим столом, пребывал Вулф. Поул был почти вдвое старше меня. Он сидел в кресле красной кожи впритык к торцу Вулфова стола; ноги он скрестил, задравшаяся штанина открыла взгляду пять дюймов голой кожи и носки без подтяжек – а так в нем не было ничего, на чем могло бы задержаться внимание, ну, разве морщины на лице, и, кстати, ничего, на что можно было бы обратить симпатию.

– Итак, вот момент, всех нас объединивший, – говорил он высоким, визгливым голосом, – и собравший всех вместе здесь: единодушное, убеждение: Зигмунда Кейса убил Виктор Талботт, а также наша уверенность…

– Не единодушная, – послышалось возражение.

Мягкий голос был приятен для ушей, а внешность его обладательницы – для глаз. Ее подбородок, например, напрашивался на всяческие похвалы, откуда б вы его ни изучали. Единственной причиной, почему я не усадил ее на стул в соседстве с собой, были недоуменно воздетые брови, коими она ответила по прибытии на мою радушную улыбку; тогда я, естественно, решил игнорировать ее, пока она не усвоит правила приличия.

– Нет, не единодушная, Ферди, – повторила она.

– Но вы ведь сказали, что солидарны с нами, одобряете цели нашего приезда сюда, – еще более визгливо произнес он.

– Из чего отнюдь не следует, будто я приписываю Вику убийство моего отца. У меня нет определенного мнения на сей счет, потому что нет нужных сведений.

– Но какую-нибудь точку зрения вы предпочитаете другим?

– Хотела бы предпочесть. Как и вы. Согласна с вами: полиция ведет дело крайне глупо.

– Если не Вик убил, то кто же?

– Не знаю, – брови опять взметнулись. – Но наследство, доставшееся мне от отца, и то, что я обручилась с Виком, и другие вещи – все это обязывает меня знать правду. Вот почему я оказалась в вашем обществе.

– Я не настаиваю, что вы принадлежите к нашему числу. – Морщины Поула заиграли. – Я утверждал и продолжаю утверждать! Мы вчетвером явились сюда с единственной целью: чтоб Ниро Вулф доказал – вашего отца убил Вик! – И тут Поул внезапно пригнулся, всматриваясь в лицо Дороти Кейс, и негромко, но зловеще проговорил: – А может, вы ему помогли?

Еще три голоса зазвучали одновременно.

Один:

– Опять они не о том.

Второй:

– Пускай обо всем скажет Бродайк.

Третий:

– Надо вышвырнуть отсюда кого-нибудь из них.

Потом высказался Вулф.

– Если, мистер Поул, вы ограничиваете предстоящую работу предварительными условиями: необходимостью доказать, что убийство совершил человек, вами поименованный, ваше путешествие потерпело неудачу. А вдруг не он?

Много разных событий случалось в этой конторе на первом этаже серого кирпичного особняка по Западной Тридцать пятой улице, неподалеку от реки, за те годы, что я на его владельца Ниро Вулфа работал – пятницами, субботами, воскресеньями, понедельниками, вторниками, средами и четвергами. И была эта территория оплотом многого самого лучшего. Ниро Вулф был самым лучшим частным сыщиком в Нью-Йорке. Фриц Бреннер – лучшим поваром и дворецким, по совместительству. Теодор Хорстман – лучшим знатоком орхидей, а я, – Арчи Гудвин лучшей стенографисткой. Словом, местечко было прелюбопытное.

Ну, а нынешнее сборище обладало еще и специфической сенсационностью. В прошлый вторник был убит Зигмунд Кейс, выдающийся дизайнер современности. Я прочитал об этом в газетах и услышал в частных беседах от своего друга и врага сержанта Пэрли Стеббинса из отдела по расследованию тяжких преступлений.

Под профессиональным углом зрения история эта казалась полным абсурдом.

У Кейса была привычка: пять раз в неделю он в шесть тридцать утра отправлялся на прогулку по парку – причем наинелепейшую: мало ему было для этой цели двух ног, так нет же, он предпочитал четыре. Эти четыре ноги, под общим названием Казанова, имели в его лице владельца, а пристанище – в Академии верховой езды Стиллвелла, на Девяносто восьмой улице, к западу от парка.

В этот вторник он, как обычно, ровно в шесть тридцать взгромоздился на Казанову и отправился на прогулку. Через сорок минут, в семь десять, его видел полицейский из конного патруля посреди парка, в районе Шестьдесят шестой улицы. Приблизительно там ему и надлежало быть согласно обычному графику. Через двадцать пять минут, в семь тридцать пять Казанова вынырнул из парка с пустым седлом и прогарцевал к Академии.

Естественно, сей факт породил любопытство, которое и было удовлетворено через три часа, когда парковый полицейский наткнулся на тело Кейса среди кустарника, ярдах в двадцати от глухой тропинки. Девяносто восьмой улицы. Позже из его груди выудили револьверную пулю 38-го калибра. Полиция заключила – судя по следам, что, вышибленный выстрелом из седла, он прополз вверх по склону, туда, где пролегала мощеная дорожка для пешеходов, но силы оставили его.

Наездник, застреленный прямо в седле, чуть ли не у подножия Эмпайр Стейт Билдинг, – газеты этот факт проглотили как самый что ни на есть естественный. Оружия не нашли, и свидетели – те, что наблюдали зрелище из-за кустиков, пока помалкивают.

Городские власти вынуждены были начинать с другого конца – поисками мотивов и возможностей. За истекшую неделю множество имен выплыло на поверхность и множество людей получило официальные приглашения; в результате луч подозрения задержался на шести точках. Самая соль сцены в конторе: здесь находились сейчас пять пунктов сего списка, причем, по-видимому, каждый жаждал, чтобы Вулф уберег его от этого слепящего прожектора, нацелив внимание на шестую точку, на отсутствующего…

– Позвольте высказаться мне, – предложил Фрэнк Бродайк нарочито благородным баритоном. – Мистер Поул обрисовал ситуацию неточно. Суть дела в том, что каждый из нас так или иначе безосновательно ущемлен. Мало того, что его подозревают в преступлении, которого он не совершал, полиция за неделю ничего не добилась да и вряд ли способна добиться, а мы так и останемся под грузом ложных наветов.

Бродайк сделал соответствующий жест рукой. Нарочито благородным был не только его баритон, но и сам он с ног до головы. Он был несколько моложе Поула и в десятки раз элегантнее. Его манера всячески подчеркивала то обстоятельство, что ему трудно быть самим собой, потому что (а) он находится в конторе у частного сыщика, а это вульгарно, потому что (б) он обречен на общество лиц, с которыми обычно не общается, а это конфузно; наконец, потому, что (в) предметом дискуссии должна стать его связь с убийством, а это абсурдно. Он между тем продолжал:

– Мистер Поул предложил обратиться к вам за советом и помощью. Меня лично интересует одно: устранение несправедливых придирок. Если для этого нужно поймать преступника и найти улики, отлично, ловите преступника и находите улики. Если виновным окажется Виктор Талботт – отлично, это меня также вполне устраивает.

– Какие там «если», – брякнул Поул. – Это работа Талботта, и ее просто надо связать с самим работником.

– И с его помощницей, Ферди, не забудь, – тихо подсказала Дороти Кейс.

– Бросьте!

Все взгляды обратились к говорившему, чье участие в беседе до сих пор ограничивалось единственной репликой: «Опять они не о том!» Головы пришлось повернуть, потому что он сидел у самого изгиба арки. Его пронзительный голос соответствовал его громкому имени, Вейн Саффорд, и, соответственно, противоречил достаточно тусклой внешности.

Вулф кивнул:

– Согласен с мистером Саффордом, – глаза Вулфа проделали дугу, и он назидательно воздел палец. – Мистер Поул за свои деньги хочет получить непомерно много – не по деньгам. Леди и джентльмены, меня можно нанять, чтоб я поймал рыбу. Но нельзя указывать, какую рыбу конкретно. Вы вправе указать мне, что моя конечная цель – поимка убийцы, но вправе ли вы говорить мне, кто он, не имея никаких улик: тогда зачем тратить на меня деньги?

Все промолчали.

– У вас есть улики, мистер Поул?

– Нет.

– Откуда же вы знаете, что это сделал Талботт?

– Знаю – и кончено. Мы все знаем. Даже мисс Кейс знает, только слишком она упряма, чтоб признать это вслух.

Вулф снова прочертил взглядом дугу.

– Это правда? Вы все так думаете?

Молчание.

– Значит, идентифицировать рыбу предстоит мне. Возражений нет? Мистер Бродайк?

– Да.

– Мистер Саффорд?

– Да.

– Мисс Руни?

– Да. Только все равно, по-моему, это сделал Вик Талботт.

– Никак вас не перевоспитаешь… Мисс Кейс?

– Да.

– Мистер Поул?

Нет ответа.

– Мне нужны официальные полномочия, мистер Поул. Если подтвердится кандидатура мистера Талботта, у вас будет возможность выплатить мне надбавку. Так или иначе, я нанят для установления фактов?

– Разумеется, реальных фактов.

– А других не бывает. Даю гарантию обходиться без нереальных фактов. – Вулф нажал кнопку у себя на столе. – Да будет вам ясно, что вы несете ответственность, равно: коллективную и индивидуальную – по договору со мной. А сейчас…

Дверь холла отворилась, вошел Фриц Бреннер и приблизился к Вулфу.

– Фриц, – сообщил ему Вулф, – обед рассчитывай на пятерых гостей.

– Да, сэр, – ответил Фриц, не моргнув глазом. Таков уж Фриц – и учтите, что он сумеет выкрутиться, не опускаясь до омлета или консервированного супа. Когда он открывал дверь, Фрэнк Бродайк вдруг заявил протест:

– Лучше имейте в виду четверых. Я скоро уйду – у меня свидание за обедом в другом месте.

– Отмените! – гаркнул Вулф.

– Боюсь, ничего не получится…

– Что ж, тогда я не смогу взяться за это дело, – отрезал Вулф. – О чем вы думаете? Запущенная история недельной давности… – Он посмотрел на стенные часы. – Вы все нужны мне – на целый вечер, а возможно, и на большую часть ночи. Я должен знать о мистере Кейсе и мистере Талботте все, что знаете вы. К тому же, коль вы хотите, чтоб я очистил ваш облик от несправедливых подозрений в глазах полиции и толпы, я должен начать с самого себя. На что потребуются часы и часы тяжкого труда.

– О! – воскликнула Дороти Кейс, и брови ее взметнулись. – Вы подозреваете нас?

Не обращая на нее внимания, Вулф переспросил Бродайка:

– Итак, сэр?

– Мне надо будет позвонить, – пробормотал Бродайк.

– Пожалуйста, – согласился Вулф, как бы ставя точку. Его глаза вновь прочертили дугу слева направо, потом опять налево, пока не остановились на Одри Руни, та сидела на заднем плане, чуть в сторонке от Вейна Саффорда. – Мисс Руни, – кивнул он, – вы весьма уязвимы… Когда мистер Кейс уволил вас и за что?

Одри, прямая и неподвижная, произнесла только:

– Ну, значит… – И тут ее речь была прервана новыми обстоятельствами. Прозвенел звонок, на который пришлось вместо меня среагировать Фрицу. Потом дверь холла распахнулась, вошел Фриц, закрыл за собою дверь и объявил:

– Там, сэр, к вам джентльмен. Мистер Виктор Талботт.

Это известие спикировали на нас, подобно парашютисту, приземлившемуся в эпицентре пикника.

– О господи! – воскликнул Вейн Саффорд

– Черт побери! Откуда бы он?.. – начал было Фрэнк Бродайк – и оборвал себя на полуслове.

– Значит, вы ему сказали?! – Поул чуть не забрызгал слюной Дороти Кейс.

Дороти в ответ всего только подняла брови. Эта тактика мне уже малость поднадоела – захотелось чего-нибудь посвежей.

Глаза Одри Руни выглядели как пара блюдец.

– Пусть войдет, – приказал Вулф Фрицу.

Как и миллионы моих сограждан, я имел возможность прицениться к Виктору Талботту по его изображениям в газетах и секунд через десять после его появления в конторе решил, что ярлычок, прежде за ним закрепленный, может оставаться на своем месте. Парень из тех, кто на званом обеде обносит всех закусками на подносе, заглядывая каждому в глаза и расточая налево и направо свои шуточки. Если не брать в расчет меня, он был самый привлекательный кавалер в нашем обществе.

Едва появившись, он одарил взглядом и улыбкой Дороти Кейс, прочих же проигнорировал, прошествовал к столу Ниро Вулфа, притормозил и произнес любезно:

– Вы, разумеется, Ниро Вулф. Ну а я – Вик Талботт. Полагаю, вы предпочтете обойтись без рукопожатий при сложившихся обстоятельствах – ежели, конечно, вы беретесь за дело, которое эти люди вам предлагают. Ну, как?

– Приветствую вас, сэр, – прогромыхал Вулф. – Боже мой, скольким убийцам я пожимал руки, а, Арчи?

– Эдак сорока, – прикинул я.

– По меньшей мере. Кстати, это мистер Гудвин, мистер Талботт.

Вик кивнул мне. И тотчас встал лицом к лицу с нашими гостями.

– И что же, друзья? Удалось вам подрядить великого сыщика?

Фердинанд Поул покинул свой стул, взявши курс на пришельца. Я вскочил на ноги в полной боевой готовности. Но Поул ограничился минимумом: хлопнул Талботта по плечу и проурчал:

– Послушай-ка, мой мальчик. Здесь твой номер не пройдет. К твоим розыгрышам мы уже все попривыкли, – и Поул оборотился к Вулфу: – Зачем вы его сюда впустили?

– Дозвольте мне заметить, – вмешался Бродайк, – таковы, кажется, издержки гостеприимства.

– Между прочим, Вик, – послышался голосок Дороти, – Ферди утверждает, будто я твоя сообщница.

Замечания всех прочих не произвели на него сколько-нибудь заметного впечатления. А вот слова Дороти!.. Он мигом повернулся к ней, и это выражение лица вполне могло бы стать целой главой в его биографии, Он принадлежал Дороти целиком, если только окулисты не переоценивают мое зрение. Его глаза рассказали ей обо всем, затем – разворот, и теперь уже и ход пошли слова:

– Знаете, что я о вас думаю, Ферди?

– Очень прошу вас, – сказал Вулф резко, – не используйте мой кабинет для обмена мнениями, кто что о ком думает. Этим вы можете заняться в любом другом месте. Нам предстоит работа. Вы спросили меня, мистер Талботт, принял ли я дело, кое они мне предложили. Да, принял. Меня подрядили расследовать убийство Зигмунда Кейса. Пока я еще не располагаю конфиденциальным материалом, никто мне не исповедовался, так что я могу отклонить предложение. Есть у вас лучшие идеи? И вообще, зачем вы сюда явились?

– Вот это разговор! – восхищенно улыбнулся Талботт. – По самой сути дела у меня нет никаких предложений. Ни я посчитал, что мне надо здесь появиться. Как я представляю себе ситуацию? Раз они хотят с вашей помощью арестовать меня за убийство, значит, вы, естественно, захотите поглядеть на меня, задать мне какие-нибудь вопросы. Посему я перед вами.

– С заявлением о невиновности, разумеется… Арчи, кресло для мистера Талботта.

– Ну, конечно, – согласился он, поблагодарив меня улыбкой за кресло. – Иначе у вас не было бы работы. Валяйте, – и тут он покраснел. – Учитывая обстоятельства, мне не следовало так говорить: валяйте.

– Вы могли бы сказать: кройте, – игриво заметил Вейн Саффорд с тыла.

– Помолчите, Саффорд, – одернула его Одри Руни.

– Позвольте мне, – вмешался Бродайк, но Вулф его оборвал:

– Нет. Мистер Талботт жаждет вопроса, – он уставился на жаждущего. – Они все считают, что действия полиции глупы и неэффективны. Вы с этим согласны, мистер Талботт?

Вик мгновенье поразмышлял, потом кивнул:

– В целом, да.

– Почему?

– Видите ли, они в тупике. Им подавай улики, но слишком много улик тоже плохо: следы на тропинке или в зарослях не выводят их на убийцу. Тогда они шарахаются в другую сторону, им подавай мотивы – и тут перед ними человек с наилучшими мотивами на свете. – Талботт погладил свой галстук, – то есть я. Но затем они выясняют, что я не мог этого сделать, потому что находился в другом месте. Имея алиби…

– Липовое! – это Вейн Саффорд.

– Заготовленное! – это Бродайк.

– Тупицы! – это Поул. – Если бы они эту девочку из коммутатора…

– Прошу! – заткнул их Вулф. – Продолжайте, мистер Талботт. Итак, ваше алиби… Но сперва, что это такое – лучший мотив в мире?

Вик удивился:

– Да ведь об этом писали и писали…

– Знаю. Но на что мне журналистские гипотезы, вы-то сами в наличии. Разумеется, если для вас не болезненна сама тема.

Талботт улыбнулся не без горечи:

– Может, прежде была. Но за прошлую неделю меня от этого излечили. Десятки миллионов прочитали, что я по уши влюблен в Дороти Кейс – с разными вариациями. Ладно, это так. Хотите запечатлеть мои признания на фото? – Он повернулся к своей невесте. – Я люблю тебя, Дороти. Глубоко, безумно, всем сердцем. – Он возвратился к Вулфу. – Вот вам мотив.

– Вик, милый, – Дороти адресовалась к его профилю. – Ты полный дурак – и полное очарованье. Я так рада, что у тебя хорошее алиби.

– Вы доказываете любовь тем, что убиваете престарелого родителя… – сухо заметил Вулф. – Это так?

– С некой точки зрения – так, – согласился Талботт. – Вот что за ситуация сложилась: Зигмунд Кейс – самый знаменитый, самый преуспевающий мастер промышленного дизайна и Америке и…

– Чуть! – вспылил Бродайк, даже не испросив слова.

– Случается и так, – улыбнулся Талботт, будто вынося проблему на рассмотрение собравшихся, – случается и так, что ревнивый мужчина рвет и мечет пуще любой ревнивой женщины. Вам, без сомнения, известно, что мистер Бродайк сам занимается промышленным дизайном – более того, практически он-то и придумал эту профессию. Немногие предприниматели рисковали запускать новый образец – парохода, поезда, самолета, будильника, чего угодно, не получив консультацию у Бродайка, пока я не перехватил инициативу в пользу Зигмунда Кейса. Как раз поэтому я сомневаюсь, что Бродайк убил Кейса: кабы он совсем потерял голову от зависти, он не стал бы убивать Кейса, он убил бы меня.

– Вы рассуждали о любви, которая при определенных обстоятельствах оказывается мотивом убийства.

– Верно. Но Бродайк сбил меня с темы, – Талботт пригнул голову. – Так о чем я… да, значит, я обеспечиваю Кейсу сбыт, и слух о том, что своими успехами он обязан мне, не дает ему покоя. Избавиться от меня, он, впрочем, не решается. А тут еще я люблю его дочь и хочу, чтоб она стала моей женой. Но он имеет большое влияние на нее – если б она любила, как я, это не имело бы решающего значения, да ведь она меня не любит…

– О, Вик, – запротестовала Дороти, – ну, разве я не говорила тебе сто раз, что безоговорочно пошла бы за тебя, как дважды два, если б не папа. Я же люблю тебя.

– Вот и все, – сказал Талботт Вулфу. – Налицо мотив. Несколько старомодный, конечно, где уж ему до современного индустриального дизайна; но, с другой стороны, достаточно надежный. Естественно, именно так сперва думала полиция, но натолкнулась на неопровержимый факт: во время убийства я находился в другом месте. Вряд ли они насовсем вычеркнули меня из списков. Наверняка теперь их сыщики да шпики охотятся за моими наемниками. Трудная у них будет охота. Только что мисс Кейс обозвала меня дураком. Дурак-то я дурак, но не такой, чтобы нанимать кого-нибудь для убийства.

– Хотел бы надеяться, – вздохнул Вулф. – Нет ничего на свете лучше, чем приличный мотив. А что же с алиби? Полицию оно убедило?

– Идиоты! – возопил Поул. – Эта девица на коммутаторе…

– Я обращаюсь к мистеру Талботту, – рявкнул Вулф.

– Не знаю, – признался Талботт. – Надеюсь, что да. Меня до сих пор забирает дрожь; надо ж случиться такому везению: я поздно лег спать в чу ночь, когда Кейса убили, стоило мне оказаться на прогулке с ним вместе, и конец, сидел бы я сейчас за решеткой. Тут дело во времени. Конный полицейский заметил Кейса верхом на лошади в парке близ шестьдесят шестой улицы около семи десяти, а убили Кейса в районе девяносто шестой улицы. Даже галопом он не добрался бы туда по тропинке раньше семи двадцати. А галопа не было, галоп можно было бы определить по лошади. – Талботт развернулся. – Вы по этой части дока, Вейн. Казанова ведь не был в поту?

– Это ты так считаешь, – вот и все, что он услышал от Вейна Саффорда.

– В общем, он не был в мыле, – сказал Талботт Вулфу. – Вейн тоже замешан в этом деле… Повторяю, Кейс не мог очутиться там, где его убили, ранее чем в семь двадцать пять.

– А вы? – спросил Вулф

– Ну, а мне повезло. Я частенько ездил с Кейсом по парку в этот дикий час – дважды-трижды в неделю. Он пытался вынудить меня каждый день, но я как-то выкручивался в половине случаев. В нашем общении не было ничего светлого, ничего светского. Наши лошади шли бок о бок, а мы толковали о деле, если только ему не приспичит поболтать о беге… Живу я в отеле «Черчилль». Вечером в понедельник я вернулся поздно, но попросил разбудить меня в шесть утра: ведь я уже несколько дней не выезжал с Кейсом на прогулки. Когда, однако, по телефону позвонила эта девушка рано утром, мне чертовски хотелось спать, ну, и я попросил ее позвонить в академию верховой езды, предупредить, что меня не будет, и разбудить меня в семь тридцать… Так она и поступила. Мне по-прежнему не хотелось вставать. Но пришлось, потому что предстоял деловой завтрак с одним приезжим клиентом. Я заказал ей двойную порцию апельсинового сока, и через несколько минут появился официант. Кейс был убит в верхней части города в семь двадцать пять, не раньше, вероятнее, даже позднее. А я был у себя в комнате, в отеле «Черчилль», за три мили оттуда. Представляете, как я рад, что обеспечил этот звонок – второй, на семь тридцать.

Вулф кивнул:

– Такая мощная броня – и вы спешите примкнуть к этому сборищу. Почему?

– Девушка на коммутаторе и официант! – саркастически фыркнул Поул.

– Хорошие, честные люди, – возразил Талботт и вернулся к Вулфу. – Отнюдь не спешу.

– Можно, стало быть, считать, что вас здесь нет?

– Я здесь, конечно, но вовсе не для того, чтоб присоединяться к каким бы то ни было сборищам. Я здесь, чтоб воссоединиться с мисс Кейс. А воссоединение с мисс Кейс – ради этого можно и поспешить. Что касается остальных, то все они, кроме, пожалуй, Бродайка…

Дверной звонок опять прозвенел, и, поскольку среди новых пришельцев могли оказаться лишние, я поспешил в прихожую, опередив Фрица, и приник к нашей оптике одностороннего действия на входной двери. Увидев, кто стоит там, на ступеньках, я закрепил цепочку, отпустил дверь на два дюйма и кинул в щель:

– Не хочу простужаться.

– Я тоже не хочу, – ответствовал грубый голос. – Отворяй запор.

– Мистер Вулф занят, – сообщив я дипломатично. – Не могу ли я его заменить?

– Никоим образом. Никогда не мог – и никогда не сможешь.

– В таком случае потерпите минутку. Я узнаю.

Я захлопнул дверь, прошел в контору и сказал Вулфу:

– Тот человек – по поводу кресла. – Таков был любезный моему сердцу псевдоним инспектора по убийствам Кремера.

Вулф крякнул и затряс головой:

– Я буду занят несколько часов и не стану устраивать антракты.

Я вернулся к двери, приоткрыл щель и сообщил с оттенком сожаления:

– Извините, он занят домашними делами.

– Ага, – ехидно заметил Кремер. – Конечно же занят. Поскольку здесь Талботт, да и вся шестерка у вас. Отворяй дверь.

– Ба! Кого вы собираетесь удивить! Вы, разумеется, заняты кем-то из них, возможно, даже всеми, и я лелею надежду, что вы не позабыли о Талботте, который так нам по душе. Между прочим, о телефонистке и официантке из «Черчилля» – не помните их имена?

– Именем закона, отвори дверь!

– Вас дико слушать! – сказал я, не веря своим ушам. – Вы проделываете эту штуку со мной? Как вам известно, закон-то и держит вас за дверью. Если вы намерены кого-нибудь арестовать, скажите кого, и я прослежу, чтоб он не смылся втихаря. Кстати сказать, никто не предоставлял вам монополии. Они были в вашем распоряжении целую неделю, а у Вулфа они всего час, и то вы не можете с этим смириться. Что ж, дабы хоть чуточку вас успокоить, скажу вам одно: он пока задачку не решил и, возможно, провозится с нею до полуночи. Можно будет выиграть чуть-чуть времени, если вы дадите мне имена…

– Заткнись! – проскрежетал Кремер. – Я пришел чисто по-дружески. Нет такого закона, который запрещал бы Вулфу принимать людей в своей конторе. И нет закона, который запрещал бы мне быть среди них.

– Естественно, нет, – согласился я, – когда вы внутри. Но как же быть с этой дверью! Вот она – дверь, подразумеваемая законами, и в соответствии со статусом…

– Арчи! – рев доносился из кабинета, наигромчайший Вулфов рев, но других звуков не было. И опять: – Арчи!

– Простите меня, – сказал я, поспешно захлопнул дверь, проскочил прихожую и влетел в кабинет.

Никакой катастрофы пока не произошло. Вулф попрежнему восседает в своем кресле за столом. Кресло, где прежде сидел Талботт, лежит на полу. Дороти стоит спиной к столу Вулфа, брови взлетели на рекордный уровень. Одри Руни торчит, глазея, в углу, у большого глобуса, стиснутые кулачки прижаты к щекам, Поул и Бродайк тоже вне своих кресел и тоже таращатся на середину комнаты.

Застывшие позы зрителей заставляли ожидать потрясающего зрелища. На деле же там всего только и было, что два типа, размахивающих кулаками. В момент, когда я вошел, Талботт хуком правой зацепил шею Саффорда, а когда я прикрывал за собою дверь в прихожую, Саффорд ответил солидным ударом по почкам Талботта.

– И много я прозевал? – поинтересовался я.

– Останови их, – приказал мне Вулф.

Правая Талботта скользнула по скуле Саффорда, а Саффорд еще разок въехал ему в область почек. Они действовали надлежащим образом, по всем правилам. Но Вулф был хозяин, ему претил беспорядок в кабинете, так что пришлось мне вмешаться в игру. Я схватил Талботта за ворот пиджака и рванул назад с такой силой, что он перевалился через кресло. Потом я преградил дорогу Саффорду. Казалось, он вот-вот вмажет мне, но руки его опустились.

– С чего это так быстро? – спросил я.

– Да он тут высказался насчет мисс Руни…

– Выведи его вон! – прошипел Вулф.

– Которого из них? – спросил я, скосив один глаз на Саффорда, а другой на Талботта.

– Мистера Талботта.

– Ты поступил совершенно правильно, Вик, – говорила Дороти. – Ты был фантастически хорош: этот воинственный блеск в твоих глазах… – она забрала его лицо в ладони, притянула к себе и быстро прижалась губами к его губам. – Вот!

– Вик в данный момент покидает нас, – сообщил я ей. – Пошли, Талботт, я вас выпущу.

Прежде чем присоединиться ко мне, он заключил Дороти в объятия. Я кинул взгляд на Саффорда, полагая, что он обнимет Одри ради равновесия. Но он попрежнему сжимал кулаки. И я, как пастух, погнал перед собой эту блудную овцу, Талботта, прочь из комнаты. Пока он надевал в прихожей пальто и шляпу, я изловчился припасть глазом к одностороннему стеклу, крыльцо было свободно, и я распахнул дверь:

– Не берите близко к сердцу. А то ненароком руку сломаете…

В конторе все опять расселись по местам. Невзирая на то, что ее рыцаря выставили пинком под зад, Дороти, видимо, намеревалась остаться. Я прошествовал к своему месту у стола. Вулф взялся за свое:

– Нас прервали, мисс Руни. Как я уже сказал, вы выглядите весьма уязвимо, поскольку удостоили своим присутствием арену действия. Не будете ли так любезны подсесть поближе, вон на тот стул… Арчи, блокнот!

В 10.55 на следующее утро я сидел в конторе – не все еще, а опять дожидаясь, когда же Вулф спустится вниз, покинув свои поднебесные оранжереи с десятью тысячами орхидей. Эти его встречи на высшем уровне продолжаются ежедневно с девяти до одиннадцати по утрам и с четырех до шести во второй половине дня; если ядерной войне суждено изменить все на свете, хотелось бы, чтоб она в первую очередь изменила этот распорядок.

Мы играли в пинокль втроем: Сол Пензер, Орри Кэтер и я. Их обоих вызвали сюда по телефону: требовались какие-то квалифицированные услуги. Сол носил старую кепку, имел большой нос, а сам был невелик ростом, прост в обращении и вообще принадлежал к числу лучших в мире специалистов по всем делам, которые не требуют при исполнении вечернего костюма. Орри, способный обходиться без расчески годами, не годился, конечно, Солу в подметки, но все равно по праву считался отличным профессионалом, мастером на все руки.