Текст книги "Где Цезарь кровью истекал"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8

При обычных обстоятельствах нескрываемая самоуверенность Вульфа не вызвала бы ничего, кроме отвращения, но в этот день мне было жаль шефа. Его вынуждали нарушать самые нерушимые правила: ездить с незнакомыми водителями, пробираться сквозь толпу, являться по вызову вероятного клиента, посещать государственных чиновников и все время искать место, где он мог бы с удобством пристроить свою тушу. Комната в гостинице, которую нам удалось получить (оставленный нам номер уже заняли), оказалась маленькой, темной и душной. Единственное окошко выходило на строительную площадку, где беспрерывно грохотала бетономешалка. Стоило открыть окно, как в комнату влетали облака пыли. У наших стендов в выставочном павильоне негде было присесть. В закусочной у методистов стояли только складные стулья. В комнате, где мы разговаривали с Осгудом и где Вульф, видимо, ожидал найти что-нибудь сносное, стулья были лишь чуть-чуть лучше. Прокуратура оставалась последней слабой надеждой Вульфа. Когда мы вошли в кабинет, Вульф сразу заметил единственное кресло с подлокотниками, обтянутое вытертой черной кожей, и с невиданной прытью бросился к нему. Дождавшись, пока закончится обмен приветствиями, он рухнул в кресло.

Окружной прокурор Картер Уодделл оказался довольно болтливым, невысоким пухленьким человечком средних лет. Он не закрывал рта, выражая Осгуду свое сочувствие в связи с постигшей утратой и тем, что прошлые выборы не оставили у него никаких враждебных чувств. Он говорил о любви к родному округу (две тысячи акров которого принадлежали Осгуду) и изъявил полнейшее желание продолжить утренний разговор, присовокупив, однако, что его мнение не изменилось. На это Осгуд заметил, что ничего не собирается обсуждать с ним, поскольку это будет лишь тратой времени, но мистер Ниро Вульф имеет кое-что сказать.

– Разумеется, разумеется, – затараторил Уодделл. – Репутация мистера Вульфа хорошо известна. Нам, бедным провинциалам, есть чему у него поучиться. Не так ли, мистер Вульф?

– Речь не об этом, мистер Уодделл, – изрек Вульф. – Сейчас я хочу сообщить вам кое-что об убийстве Клайда Осгуда.

– Об убийстве? – выпучил глаза Уодделл. – Ничего не понимаю… Petitio principii[1]1
  Petitio principii (лат.) – аргумент, основанный на выводе из положения, которое само еще требует доказательств.


[Закрыть] не слишком хорошее начало для разговора, не так ли?

– Согласен, – Вульф устроился в кресле поудобнее и вздохнул. – Я говорю об убийстве не как об аксиоме, но как о том, что следует доказать. Вы когда-нибудь видели, как бык убивает или ранит человека рогами?

– Нет, не могу этого утверждать.

– Вы когда-нибудь видели быка, забодавшего человека, лошадь или любое другое животное? Сразу же после того, как это случилось?

– Нет.

– А я видел. На корридах. Убитые лошади, раненые люди… даже убитые… Видели вы это или нет, но легко можно представить, что происходит, когда бык вонзает рога в живое тело я подбрасывает жертву в воздух. Кровь жертвы обрызгивает морду быка. Несчастный истекает кровью. Так было и с Клайдом Осгудом. Его одежда окровавлена. Я слышал, что в полицейском протоколе говорится о луже запекшейся крови на том месте, где он был убит. Вчера вечером мой помощник мистер Гудвин видел, как бык рогами катал тело Клайда Осгуда по земле. Естественно было предположить, что именно бык явился причиной его смерти. Но не более, чем через четверть часа после того, как быка привязали, я осмотрел его. Морда у быка белая, на ней виднелось лишь одно пятнышко крови, и только кончики рогов были в крови. Этот факт включен в полицейский протокол?

– Не знаю… Кажется, нет, – медленно произнес Уодделл…

– Тогда я рекомендую немедленно осмотреть быка, если ему еще не вымыли морду. – Вульф поднял палец. – Я пришел сюда, мистер Уодделл, не для того, чтобы строить догадки. И я не собираюсь с вами спорить. Часто, рассматривая различные аспекты явления, мы встречаемся с подозрительными обстоятельствами, которые требуют изучения и вызывают споры, но то, что я вам сообщил, служит бесспорным доказательством того, что Клайд Осгуд погиб не от рогов быка. Вы говорили о моей репутации. Я готов поставить ее на карту.

– Бог мой! – пробормотал Осгуд. – Бог мой, я же видел быка и даже не подумал…

– Боюсь, что вчера вам было не до размышлений, – заметил Вульф.

– Никто от вас этого и не ожидал. Но от полиции, тем более сельской…

Прокурор, ничем не проявив обиды, согласился:

– Вы говорите дело, я это признаю. Но я хотел бы знать заключение врача.

– Если вы хотите проконсультироваться с врачом, поговорите с тем, который видел рану.

– Вы говорите очень убежденно, мистер Вульф. Очень. Я заметил, что Уодделл старается не смотреть на Осгуда.

– Еще одно, – произнес прокурор. – Эта рана… Если ее нанес не бык, то кто и чем? Каким орудием?

– Орудие убийства валяется меньше чем в тридцати ярдах от забора. Или валялось. Вчера я его видел.

«Ага, – подумал я, сейчас начнется фейерверк». Мы все уставились на Вульфа. Осгуд что-то воскликнул, а Уодделл надтреснутым голосом переспросил:

– Что вы сказали?

– Я сказал, что видел его.

– Орудие убийства?

– Да. Я одолжил у мистера Гудвина фонарь, поскольку мне не очень верилось, что Клайд Осгуд мог позволить быку забодать себя. Днем он сам говорил, что разбирается в скоте. Позднее его отцу пришла в голову та же мысль, но мистер Пратт не знал, как ею воспользоваться. Я взял фонарь, осмотрел быка и сразу понял, что не бык убил Клайда Осгуда. Возникает вопрос: кто же?

Вульф поерзал в кресле, которое все-таки было на восемь дюймов уже, чем ему требовалось, и продолжил:

– Весьма интересен вопрос – от чего зависит умение делать точные выводы: от природных способностей или от тренировки? Что касается меня, то как бы ни одарила меня природа, я имел возможность на протяжении длительного времени развивать свои способности. Один из результатов этого, не всем и не всегда приятный, заключается в том, что иногда я способен обращать внимание на вещи, меня не касающиеся. Так случилось и прошлой ночью. Через тридцать секунд после того, как я увидел морду быка, я пришел к выводу относительно возможного орудия убийства. Догадываясь, где его искать, я нашел его и осмотрел. Мои догадки подтвердились. Тоща я направился к дому, поняв, как было совершено убийство.

– Что это за орудие? Где оно?

– Обычная кирка. Днем, когда на нас напал бык – а до этого мистер Гудвин разбил мою машину, – мисс Пратт вывезла меня из загона на автомобиле. Мы проехали мимо ямы – в ней, как я потом узнал, должны были жарить быка. Вокруг ямы были куча свежей земли и валялись кирки и лопаты. Осмотрев морду быка, я подумал, что орудием убийства могла быть кирка. Я отправился с фонарем к яме, и это подтвердилось. Там лежали две кирки. Одна совершенно сухая, с присохшими комочками земли, а другая влажная. Даже сам металл снизу был еще влажным, а деревянная ручка – тем более. На металле не было земли. Очевидно, кирку тщательно и недавно вымыли. Недалеко от ямы я обнаружил шланг для поливки, и, когда поднял его, оттуда потекла вода. Ощупав траву вокруг шланга, я обнаружил, что она мокрая. Я почти уверен, что смертельная рана была нанесена киркой, затем из шланга с нее смыли кровь и снова положили на кучу земли, где я ее и обнаружил.

– Вы утверждаете, что… – Фредерик Осгуд стиснул зубы. Костяшки его сжатых кулаков, лежавших на коленях, побелели. – Мой сын… убит… киркой?

Уодделл встревожился и попытался перейти в наступление:

– Но почему же вы вчера молчали, когда там были и шериф, и полицейские?

– Вчера я не представлял ничьих интересов.

– А интересы справедливости? Вы же гражданин! Вы знаете, что означает сокрытие улик?

– Ерунда. Я не скрывал ни бычьей морды, ни кирки. А мои мыслительные процессы и выводы, которые из них вытекают, принадлежат только мне.

– Вы говорите, что ручка у кирки была мокрой, а на металле не было прилипшей грязи. А разве ее не могли вымыть по какой-нибудь другой причине? Вы расспрашивали об этом?

– Я никого ни о чем не расспрашивал. В одиннадцать часов вечера ручка кирки была мокрой. Если вы считаете разумным искать человека, который, не имея оснований чего-то опасаться, ночью моет кирку, что ж, действуйте. Если же вам нужно подтверждение моей версии, поищите лучше следы крови на траве возле шланга и отправьте кирку на анализ. С дерева весьма трудно удалить кровь.

– Не командуйте мной. – Окружной прокурор пронзительно взглянул на Осгуда и вновь обернулся к Вульфу. – Поймите меня правильно… И вы тоже, Осгуд. Я прокурор округа, я знаю свой долг и блюду его. Если было совершено преступление, то мы не закроем на него глаза, но я не собираюсь поднимать шумиху ради шумихи, и вы не можете ставить это мне в вину. Этого не одобрили бы мои избиратели, да и никому это не нужно. Есть кровь на морде быка или нет, узнаю я или не узнаю, почему ночью мыли кирку, – все равно ваша версия кажется мне высосанной из пальца. Что же, убийца с киркой залез в загон – где, кстати, был бык, – потом туда же залез Клайд Осгуд и покорно ждал, пока убийца нанесет удар киркой? Или другой вариант: Клайд находится в загоне, а преступник с киркой перелез туда следом за ним и убил его. Вы можете представить себе человека, на которого замахиваются киркой, а он спокойно ждет, пока его ударят?

– Я же вам говорил, Вульф! Только послушайте этого идиота, – прорычал Осгуд. – Вот что, Картер Уодделл! Я вам кое-что скажу…

– Прошу вас, джентльмены! – Вульф поднял руку. – Мы теряем время.

Он поглядел на прокурора и терпеливо промолвил:

– У вас неверный подход к делу. Не нужно закрывать глаза на факты. Вы ведете себя как женщина, которая прикрывает пепельницей пятно на скатерти. Но ведь кто-нибудь все равно сдвинет пепельницу. Факты таковы, что кто-то убил Клайда Осгуда киркой, и ваша обязанность установить это, выяснить, как все произошло, а не изобретать невероятные версии.

– Я ничего не изобретаю, я только…

– Прошу прощения. Вы считаете, что Клайд сам перелез через забор в загон и покорно стоял в темноте, ожидая, пока ему нанесут смертельный удар. Я признаю, что первое маловероятно, а второе почти невозможно. Это пришло мне в голову вчера вечером на месте преступления. И, как я сказал, к тому времени, когда я вернулся в дом, мне уже было ясно, как было совершено преступление. Я не верю, что Клайд Осгуд сам перелез через забор. Сперва его, возможно, оглушили ударом по голове, затем отнесли к забору, подсунули под забор или перевалили через него и оттащили внутрь загона еще на десять-пятнадцать ярдов. Потом убийца с силой ударил его киркой, нанеся глубокую рану, которая очень похожа на рану от рогов быка. Кровь, конечно, испачкала кирку, но не человека, который ее держал. Затем убийца снял с забора веревку с крюком и бросил ее около тела, чтобы было похоже, будто Клайд сам забрался в загон. Вымыв кирку водой из шланга, он отнес ее на место и ушел.

– А бык? – возразил Уодделл. – Что же, бык дожидался, пока убийца уйдет, и лишь затем накинулся на тело?

– Не могу сказать. Было темно. Бык мог напасть, а мог и не напасть. Предлагаю три варианта. Первый; убийца умеет обращаться с быком и перед тем, как отвязать, измазал его рога кровью. Второй: нанеся удар киркой, убийца подманил быка к телу, зная, что запах крови заставит быка по крайней мере прикоснуться к убитому. Третий: убийца действовал, когда бык находился на другой стороне загона, и вообще не пытался испачкать рога быка кровью, рассчитывая, что в суматохе и под влиянием других обстоятельств на это не обратят внимание. Его счастье, что мистер Гудвин подошел как раз тогда, когда бык удовлетворял свое любопытство. Но ему не повезло, что там оказался я.

Уодделл сидел хмурый, поджав губы. Через мгновенье он выпалил:

– На ручке кирки должны быть отпечатки пальцев… Вульф покачал головой.

– Убийца мог стереть отпечатки носовым платком или пучком травы. Вряд ли он идиот.

Уодделл нахмурился еще сильнее.

– Насчет того, что быка могли привязать к забору и вымазать рога кровью… Чтобы сделать это, надо знать норов быка. Мне кажется, проделать такое мог только Монт Макмиллан, ведь бык принадлежал ему. Может быть, вы сумеете объяснить нам, почему Монт Макмиллан хотел убить Клайда Осгуда?

– Силы небесные, конечно, нет! Существуют, по меньшей мере, еще две альтернативы. Возможно, Макмиллан и был бы способен на убийство, желая уберечь быка, однако будьте осторожны! Помните, что убийство не имело отношения к попыткам спасти быка: Клайда лишили сознания не в загоне, а где-то еще.

– Это только ваша догадка.

– Таково мое мнение. Я очень осторожно высказываю свое мнение, это мой хлеб насущный и главный источник самоуважения.

Уодделл сидел, поджав губы. Осгуд вдруг набросился на него:

– Ну, что вы скажете теперь?

Уодделл встал, отпихнув ногой стул, сунул руки в карманы и с минуту молча разглядывал Вульфа. Затем отступил назад и снова сел.

– Черт побери, – сказал он с горечью. – Придется срочно этим заняться. Боже, какой кошмар! На земле Тома Пратта… Клайд Осгуд… Ваш сын, Фред. И вы знаете, с кем мне придется работать… Знаете, чего стоит Сэм Лейк. Я сейчас же поеду к Пратту.

Он двинулся к телефону.

– Видите, каковы перспективы? – заметил Осгуд. Вульф со вздохом кивнул.

– Ситуация очень сложная, мистер Осгуд.

– Да… И вот что я хочу сказать вам. Во-первых, приношу извинения за то, что грубо разговаривал с вами сегодня. Вы действительно заслужили свою репутацию. Не о всяком это можно сказать. Во-вторых, как видите, вам придется взяться за это дело. Вы не должны его оставить.

Вульф покачал головой.

– Я собираюсь выехать в Нью-Йорк в четверг утром. Послезавтра.

– Боже мой! Но ведь это же ваша работа! Какая разница, где вы будете – здесь или в Нью-Йорке? – Разница огромная. В Нью-Йорке у меня свой дом, кабинет, повар, привычное окружение.

– Вы хотите сказать… – Осгуд захлебнулся от негодования. – Вы хотите сказать, что у вас хватит бесстыдства отказать человеку в моем положении ради личного уюта?

– Хватит. – Вульф был невозмутим. – Я не несу ответственности за то положение, в котором вы оказались. Мистер Гудвин подтвердит вам – я терпеть не могу покидать свой дом, а тем более надолго. Кроме того, вы не сочли бы мои претензии не заслуживающими уважения, если бы видели, в каком шумном и вонючем гостиничном номере мне придется спать еще две ночи. И Бог знает сколько еще, если я приму ваше предложение.

– Тогда переезжайте ко мне. Мой дом всего в шестнадцати милях от города, и вы сможете пользоваться моей машиной, пока не починят вашу.

– Не знаю… – Вульф с сомнением посмотрел на него. – Разумеется, если я возьмусь за это дело, мне немедленно потребуется большое количество информации от вас и вашей дочери, и ваш дом – самое подходящее место для этого…

Я вскочил, щелкнул каблуками и отдал ему честь. Вульф уставился на меня. Он, конечно, знал, что я вижу его насквозь, Макиавелли был по сравнению с ним невинным пастушком. Не то чтобы я не одобрил его решение – ведь теперь я тоже мог рассчитывать на вполне приличную кровать, – но оно служило еще одним доказательством, что по-настоящему нельзя доверять Вульфу ни при каких обстоятельствах.

Глава 9

Нэнси отвезла нас в гостиницу за багажом, а потом на ярмарку, где мы еще раз глянули на орхидеи и обрызгали их водой. Шанкса там не было, и Вульф договорился с женщиной у стенда с георгинами, чтобы та присмотрела за нашими цветами.

Утром по дороге в Кроуфилд Каролина Пратт показала нам поместье Осгудов. Оно находилось всего лишь в миле от дома Праттов. Амбары и другие хозяйственные постройки были хорошо видны с шоссе, но сам дом скрывался за деревьями. Когда мы подъехали, это оказалось большое старинное белое здание с портиком.

Тут произошла неожиданная встреча. Когда мы входили в дом, к нам приблизился запыленный и потный Бронсон, вытиравший лоб носовым платком. На нем были уже другие костюм, рубашка и галстук, но выглядел он так же нелепо, как и вчера, когда я впервые увидел его на террасе у Пратта. Осгуд небрежно кивнул ему, но, заметив, что тот собирается что-то сказать, остановился. Вчера, когда мое внимание было занято другими людьми, я не особенно разглядывал Бронсона. Теперь же я отметил, что ему около тридцати лет, он высокого роста и хорошо сложен, с толстыми губами, тупым носом и острым взглядом серых глаз. Они мне не понравились.

– Я надеюсь, вы не будете возражать, мистер Осгуд… – почтительно произнес Бронсон. – Но я был там.

– Где?

– У Пратта. Прошел лугом. Знаю, что обидел вас, когда сегодня утром не согласился с вами по поводу… случившегося. Я хотел осмотреть все сам. Я видел Пратта-младшего и этого Макмиллана.

– Чего вы хотели этим добиться?

– Ничего, наверное… Извините, если я снова обидел вас. Но я не хотел. Я был осмотрителен. Видимо, мне не следовало оставаться здесь, надо было бы уехать сегодня утром, но когда это случилось… Клайда нет в живых, и я здесь единственный из нью-йоркских друзей. Мне показалось…

– Неважно, – грубо оборвал его Осгуд. – Оставайтесь, я же сказал…

– Знаю, но, честно говоря, я чувствую себя неловко. Я сейчас же уеду, если вы…

– Прошу прощения, – вмешался Вульф. – Лучше вам остаться, мистер Бронсон. Вы можете нам понадобиться.

– О, если Ниро Вульф говорит, чтобы я остался… – Он развел руками. – Но я могу переехать в гостиницу.

– Ерунда. – Осгуд нахмурился. – Вы же гость Клайда. Оставайтесь здесь. Но если вам захочется прогуляться по полям, там есть много других дорожек, кроме той, что ведет во владения Пратта.

Он двинулся вперед, и мы последовали за ним. Несколькими минутами позже мы сидели в большой уютной комнате с окнами до пола и книжными шкафами вдоль стен. Нам прислуживала курносая девица, которая настолько же превосходила внешним видом праттовского Берта, насколько отставала от него в расторопности. Осгуд хмуро глядел на свой коктейль. Вульф потягивал пиво, которое, судя по выражению его лица, было слишком теплым, а я довольствовался чистой водой.

– В своей работе я пользуюсь только собственным методом, – брюзжал Вульф. – Я отбрасываю все несущественное. Факты таковы, сэр, что вчера вечером в присутствии мистера Гудвина вы вели себя неподобающим образом по отношению к нему и мистеру Пратту. Вы были грубы, самонадеянны и безрассудны. Мне надо знать, было ли это вызвано эмоциональным потрясением, которое вы перенесли, уверенностью в том, что Пратт замешан в смерти вашего сына, или же таково ваше обычное поведение?

– Конечно, я был потрясен, – отрывисто произнес Осгуд. – Наверное, у меня есть склонность к самонадеянности, если вы хотите это так назвать. Мне бы не хотелось думать, что я человек грубый, но в сложившейся ситуации я не мог вести себя с Праттом иначе. Считайте, что я всегда так себя веду, и забудем об этом.

– Откуда ваша неприязнь к Пратту?

– Черт побери, это не имеет никакого отношения к делу. Старая история, которая никак не связана…

– А нет ли ответной ненависти к вам со стороны Пратта, которая могла бы стать мотивом убийства?

– Нет. – Осгуд сделал нетерпеливый жест и поставил бокал на стол. – Нет.

– Вы можете предположить другую причину, по которой Пратт мог бы желать смерти вашему сыну? Она должна быть правдоподобной.

– Я не могу придумать ни правдоподобную, ни не правдоподобную причину. Пратт мстителен и хитер, и в юности с ним случались припадки буйства. Его отец служил конюхом у моего отца. В припадке ярости он был способен на все…

– Не годится… – Вульф покачал головой. – Убийство задумано и осуществлено очень тщательно. Убийца был холоден и расчетлив.

– Не знаю. Ничего не знаю.

– Я задаю тот же вопрос в отношении Джимми Пратта.

– Я его не знаю. Я никогда его не видел.

– Никогда не видели?

– Ну… возможно, видел. Но я его не знаю.

– А Клайд?

– Кажется, они встречались в Нью-Йорке.

– Вы не знаете, были ли у Джимми Пратта причины желать смерти вашему сыну?

– Нет.

– Тот же вопрос в отношении Каролины Пратт?

– Ответ такой же. Они встречались в Нью-Йорке, но знакомство было поверхностным.

– Прошу прощения, шеф, – вмешался я. – Вы позволите мне сообщить кое-что новенькое?

– Конечно, – Вульф взглянул на меня.

– Клайд и Каролина Пратт были помолвлены, но дело разладилось.

– Так, так… – пробормотал Вульф.

Осгуд уставился на меня:

– Кто вам сказал эту чушь?

Я не обратил на него внимания и продолжал, обращаясь к Вульфу:

– Информация точная. Они были помолвлены довольно давно, только Клайд, очевидно, не хотел, чтобы его отец знал, что его поймала на удочку женщина из семьи Пратта, к тому же еще и спортсменка. Потом Клайд встретил другую особу и перекинулся к ней, а его дружба с Каролиной затрещала по всем швам. Этой особой была девушка, с которой я вчера познакомился, – Лили Роуэн. Позднее, а именно прошлой весной, она изменила курс и дала Клайду отставку. С тех пор он болтался в Нью-Йорке, пытаясь возобновить с ней отношения. Можно предположить, что он приехал сюда, зная, что она здесь, но это только предположение. У меня не было возможности…

– Это недопустимо! – вскипел Осгуд. – Абсурдные сплетни! Если вы считаете…

– Спросите, почему он готов свернуть шею Лили Роуэн.

– Мистер Осгуд… – Вульф решил расставить все по местам. – Я предупреждал вас, что расследование убийства неизбежно связано с грубым вторжением в личную жизнь. Вы должны смириться с этим или же прервать наши отношения. Если вам претят вульгарные выражения мистера Гудвина, я не могу вас винить, но и помочь тоже ничем не могу. Если вам не нравятся факты – давайте прекратим дело. Но факты нам необходимы. Так что же насчет помолвки вашего сына с мисс Пратт?

– Я впервые об этом слышу. Мой сын не говорил мне о помолвке, и дочь тоже, хотя она должна бы об этом знать. Она была дружна с Клайдом. Но я не могу в это поверить…

– Теперь можете. Мой помощник очень осторожно обращается с фактами. А что вам известно об увлечении Клайда мисс Роуэн?

– Это… Вы понимаете, что все это абсолютно конфиденциально?

– Сомневаюсь. Думаю, что в Нью-Йорке по меньшей мере сотня человек знает об этом больше, чем вы.

– Я знаю только, что около года назад эта девица вскружила голову моему сыну. Он хотел жениться на ней. Она богата – вернее, у нее богатый отец. Она не желала выходить за Клайда замуж. Если бы эта девица вышла за него, она бы его погубила, но она погубила его и так, во всяком случае, начала губить. Клайд ей надоел, но она так глубоко запустила в него когти, что он не мог вырваться. Его невозможно было убедить вести себя, как подобает мужчине. Он не хотел возвращаться домой и оставался в Нью-Йорке, потому что там была она. Он тратил уйму денег, и я перестал их ему посылать, но это не помогло. Не знаю, на что Клайд жил последние четыре месяца. Подозреваю, что, несмотря на мой запрет, ему помогала сестра. Я уменьшил и ее содержание. В мае я поехал в Нью-Йорк и унижался перед этой Роуэн, но без толку. Проклятая шлюха!

– Не совсем точно. Шлюха брала бы деньги. Однако пока что я не вижу мотива, который мог бы побудить мисс Роуэн к убийству. Мисс Пратт… возможно. Он бросил ее ради другой, и она к тому же физически сильно развита. Женщина может очень долго таить обиду. Когда ваш сын вернулся из Нью-Йорка?

– В воскресенье. Вместе с сестрой и своим приятелем Бронсоном.

– Вы знали о его приезде?

– Да, он позвонил из Нью-Йорка в субботу.

– К этому времени мисс Роуэн уже была у Праттов?

– Не знаю. О том, что она здесь, я узнал только вчера вечером от вашего помощника, когда был у Пратта.

– Она уже была там, Арчи?

– Не знаю, – покачал я головой.

– Ну, неважно. Я только пытаюсь отделить несущественное и сомневаюсь, что это обстоятельство имеет значение. – Вульф Снова обратился к Осгуду. – Чем ваш сын объяснил свой приезд после столь долгого отсутствия?

– Он приехал… – Осгуд помедлил, затем сказал:

– Они приехали на ярмарку.

– А на самом деле?

– Проклятье! – Осгуд сверкнул глазами.

– Я понимаю, мистер Осгуд. Мы обычно стараемся не полоскать грязное белье на людях. Зачем приехал Клайд? Просить денег?

– Откуда вы это узнали?

– Ниоткуда. Люди часто нуждаются в деньгах, а вы перестали посылать их сыну. Он вообще просил денег или имел в виду определенную сумму?

– Ему нужно было десять тысяч долларов.

– Вот как… – Вульф слегка поднял брови. – А зачем?

– Он отказался объяснить. Сказал только, что попадет в беду, если не получит денег. Ну ладно, раз уж я начал рассказывать… Он растратил кучу денег во время своей интрижки с этой женщиной. В мае я выяснил, что он увлекся карточной игрой – это была одна из причин, почему я перестал посылать ему деньги. Когда он попросил десять тысяч, я подумал, что дело в карточном долге, но он это отрицал.

– Вы дали ему деньги?

– Нет. Отказался наотрез.

– Он был настойчив?

– Очень. Произошла сцена, чертовски неприятная. А теперь… – Осгуд стиснул зубы и уставился в пространство. – А теперь он умер. Боже милостивый! Если бы я знал, что эти десять тысяч как-нибудь связаны…

– Пожалуйста, успокойтесь. Давайте работать. Я обращаю ваше внимание на то совпадение, которое вы, возможно, уже заметили: вчера ваш сын заключил пари с Праттом на сумму именно в десять тысяч долларов. В связи с этим возникают кое-какие вопросы. Пратт отказался заключить с вашим сыном так называемое джентльменское пари, если вы за него не поручитесь. Насколько мне известно, он позвонил вам, и вы гарантировали выплату в случае, если ваш сын проиграет. Это так?

– Так.

– М-да. – Вульф нахмурился, глядя на стоявшие перед ним две пустые бутылки. – Это несколько непоследовательно… Сначала вы отказываетесь дать десять тысяч, необходимые вашему сыну, чтобы избежать неприятностей, а затем, как бы мимоходом, соглашаетесь гарантировать точно такую же сумму в случае проигрыша пари.

– Это было не мимоходом.

– У вас были особые причины полагать, что ваш сын выиграет пари?

– Какие к черту причины? Я даже не знал, по какому поводу заключается пари.

– Вы не знали? Ваш сын поспорил, что Пратт не зажарит Гикори Цезаря Гриндена на этой неделе.

– Нет. Тогда не знал. Дочь рассказала мне уже потом. Когда Клайда не стало.

– Разве Пратт не объяснил вам по телефону?

– Я не дал ему возможности. Когда я услышал, что Клайд находился у Тома Пратта и побился с ним об заклад, и что у Пратта хватает наглости спрашивать, поручусь ли я за своего сына, – неужели вы думаете, я буду дознаваться у этой скотины о подробностях? Я сказал ему, что любая сумма, которую мой сын может ему проспорить, будь это десять тысяч долларов или в десять раз больше, будет немедленно выплачена, и повесил трубку.

– Когда ваш сын вернулся домой, он не рассказал вам, в чем заключалось пари?

– Нет. Произошла еще одна сцена. Раз уж вы… тогда знайте все. Когда появился Клайд, я был вне себя от гнева и потребовал объяснений. Я вспылил, он тоже. Я обвинил его в предательстве. В том, что он заключил с Праттом фиктивное пари, чтобы мне пришлось выплатить деньги, а Пратт передал бы их Клайду. После этого он ушел. Как я уже сказал, я только потом выяснил, в чем состояло пари и как оно было заключено. Я сел в машину и поехал в Кроуфилд к одному своему старому другу. Я не хотел ужинать дома с дочерью, женой и Бронсоном, приятелем Клайда. Мое присутствие испортило бы весь ужин, обстановка и так была достаточно накаленной. Около десяти вечера я вернулся и застал жену, рыдавшую у себя в комнате. Примерно через полчаса позвонил племянник Пратта, и я отправился туда. Вот куда мне пришлось пойти, чтобы увидеть моего мертвого сына…

Осгуд умолк, и Вульф вздохнул:

– Это очень плохо… То, что вас не было дома. Я надеялся узнать от вас, когда, при каких обстоятельствах, куда и зачем ушел Клайд, а вы не можете мне это сообщить.

– Нет, могу. Моя дочь и Бронсон мне рассказали…

– Прошу прощения. Если вы не возражаете, я хотел бы услышать это от них самих. Который час, Арчи?

– Десять минут шестого, – сказал я.

– Спасибо. Вы понимаете, мистер Осгуд, что мы ищем иголку в стоге сена. Сотни людей в округе знают вашего сына. Один из них, а может быть, несколько могли достаточно сильно ненавидеть или бояться Клайда, чтобы желать его смерти. Несмотря на то, что мой помощник держал загон под наблюдением, кто угодно мог незаметно подобраться к дальнему концу загона. Ночь была темная. Но мы начнем расширять поле наших поисков только тогда, когда нас принудят к этому обстоятельства, поэтому сначала давайте закончим с теми, кто был у Пратта в тот вечер. Что можно сказать о Макмиллане?

– Я знаю Монта Макмиллана всю свою жизнь. Даже если бы он застал Клайда в тот момент, когда он пытался вытворить какую-нибудь идиотскую штуку с быком, Бог мой, Монт не убил бы его. И вы сами говорите…

– Я знаю. Клайда за этим не застали. – Вульф вздохнул. – Всех, кажется, перебрали. Пратт, Макмиллан, племянник, племянница, мисс Роуэн… И никаких намеков на возможные мотивы, Я полагаю, поскольку ваш дом расположен всего в миле от дома Пратта, что вполне можно назвать соседством, нам следует поговорить и о тех, кто находился здесь. Что вы можете сказать о Бронсоне?

– Ничего. Клайд приехал с ним и представил как своего друга.

– Старого друга?

– Не знаю.

– Раньше вы никогда о нем не слышали?

– Нет.

– Что можно сказать о людях, которые у вас работают? Кто-нибудь из них имел зуб на вашего сына?

– Нет, абсолютно никто. В течение трех лет Клайд управлял фермой. Он был компетентен, его уважали и даже любили. Разве что…

Осгуд вдруг замолк, приоткрыв рот, а затем продолжил:

– Бог мой, я только сейчас вспомнил… Но нет, это смешно.

– Что именно?

– Так… Один наш бывший работник. Два года назад у нас пал теленок от племенной коровы. Клайд обвинил этого человека и выгнал. С тех пор тот постоянно болтает, что он был не виноват, и как мне говорили, высказывает разные дикие угрозы. Когда об этом начинаешь думать… Теперь он служит на ферме у Пратта. Пратт нанял его прошлой весной. Зовут его Дейв Смолли.

– Он был там вчера вечером?

– Возможно.

– Конечно, был, – вмешался я, – вы же его помните. Это он противился тому, чтобы вы использовали валун в качестве зала ожидания.

Вульф оглядел меня.

– Ты имеешь в виду того идиота, который сидел на заборе и размахивал ружьем?

– Угу. Это и есть Дейв Смолли.

– Фу! – Вульф чуть не плюнул. – Он не подходит, мистер Осгуд. Вы же сами совершенно справедливо заметили, что убийца должен был отличаться умом и сообразительностью. Дейв не виновен.

– Он много всего болтал.

– Слава Богу, что мне не пришлось это слышать. – Вульф поудобнее устроился в большом мягком кресле. – Продолжим нашу работу. Перед разговором с вашей дочерью я хочу высказать несколько соображений. Во-первых, должен предупредить, что, несмотря на мой разговор с Уодделлом, официальная версия почти наверняка будет состоять в том, будто ваш сын сам залез в загон с целью что-то сделать с быком. Они узнают, что Клайд побился об заклад с Праттом и пари заключалось в том, что Пратт не зажарит Гикори Цезаря Гриндена на этой неделе. Они станут утверждать, будто Клайду для выигрыша пари надо было задержать пиршество всего лишь на пять дней, и он, возможно, попытался это сделать. Их заворожат слова «на этой неделе». Действительно, в том, как были сформулированы условия пари, есть кое-что важное, но они этого не заметят.