Текст книги "На острове Колибрия"

Автор книги: Реджинальд Кофмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава XXVIII. «Самое большое приключение»

За спиной короля белела дорога в Квильф, и по ней скакала отбившаяся лошадь. Три солдата и две лошади неподвижно лежали в пыли. Один из гвардейцев скорчился возле своего мертвого коня и обтирал кровь, капавшую у него из пробитого лба; другой гвардеец пытался перевязать свою руку. Принцесса в темном верховом костюме словно застыла рядом с большим камнем. Поняла ли она слова Билли? Она ничем не показала этого! Американец, повернувшись спиной к упавшим Загосу и Корвичу, в разорванном пиджаке, в изодранной в клочья рубашке, исцарапанный и забрызганный кровью, но до сих пор уцелевший от серьезных повреждений, смотрел прямо в лицо королю, который, остановив своих солдат, направлялся к нему с своей обычной язвительной усмешкой и раздувающимися широкими ноздрями.

– Я мог бы застрелить вас как собаку, – сказал он, – потому что, как король, я не обязан драться с вами…

Билли заставил себя улыбнуться.

– Только не как король! – ответил он. – Как король, вы не могли бы драться.

Фактический монарх пропустил это мимо ушей.

– …но я мужчина. И по этой причине я хочу предоставить вам равные шансы. – Этот простолюдин на троне был по крайней мере храбр! – Пистолет или шпага – как вы предпочитаете защищаться?

Это было прямо великолепно. Он мог сам убить Билли, или любой из его солдат сделал бы это по одному мановению его руки. Но он предпочел драться! – Да, Павел Миклош был истым колибрийцем. Быть может, он слишком ненавидел Копперсвейта. Быть -может, он боялся совершить прямое преступление на глазах своей невесты.

Но тут произошла неожиданная помеха.

– Не надо! – крикнула принцесса и подбежала к спорившим. Она остановилась между ними, сверкая своими карими глазами, высоко подняв голову и руками стараясь раздвинуть обоих противников. – Как вы смеете? – обратилась она к Билли.

. – Он не король! – настаивал Копперсвейт.

– Сначала сражайтесь, – бросил ему Павел, – а потом можете болтать, если останетесь живы!

Принцесса смотрела в глаза Билли.

– Я не понимаю ваших слов, – сказала она ему. – Но я пошлю за мистером Доббинсом.

Павел попытался отодвинуть ее в сторону. Надменным взором он смерил Копперсвейта:

– Вы боитесь?

Копперсвейт в ответ только насмешливо улыбнулся. Но девушка все еще стояла перед королем. Она была без шляпы. Ее костюм пострадал от общей суматохи и был покрыт пылью. Иссиня-черные волосы, остриженные для бегства в Америку, после возвращения домой остались короткими. Они колыхались вокруг ее лица точно так же, как кудри одетой в алую с серебром короткую юбку «девушки с тамбурином» на Ректор-стрит. Но ее черты, всегда напоминавшие статую времен Перикла, теперь были слишком взволнованны для статуи. Никогда ее лицо не горело таким ярким румянцем. Никогда ее осанка не была более величественной. В памяти Копперсвейта встала картина, когда царственная пленница ждала своих врагов, входивших в комнату с амурами в старом дворце Стратилатосов; он видел ее, встреченную восторгом публики принцессу, с лентой Влофского креста на груди и в жемчужной диадеме на голове в литерной ложе Национального оперного театра. Но и в те минуты она не была столь царственна, как теперь.

Своим звучным контральто она заговорила с Павлом, жестом своей белой, неукрашенной кольцами руки указывая на Билли:

– Я люблю этого человека. Как королева, я не могу стать его женой. Но если вы убьете его, то, будь у нас королевство или республика, вашей женой я все равно не стану!

Убить? Пусть король убьет его! Копперсвейт теперь согласен был умереть! Открытое признание Ариадны сочеталось с ее угрозой в адрес кузена. Великая радость потрясла американца. Через пять минут, убитый в бою и по ту сторону любви и ненависти, или живой и отделенный от нее троном, на который она тогда должна была бы взойти одна, он все же будет победителем. Пусть же король убьет его и будет проклят! Но язвительная усмешка резче обозначилась на энергичном лице Павла. Он повернулся к своим солдатам, стоявшим с разинутыми ртами:

– Возьмите ее высочество. Держите ее. Отведите в сторону от дороги.

Два изумленных гвардейца двинулись исполнять приказание.

– Руки прочь! – крикнул им Копперсвейт, в его голубых глазах вспыхнул опасный огонек.

Ариадна в недоумении переводила взор с короля на Билли.

Павел топнул ногой.

– Исполняйте, что вам приказано! – зарычал он на солдат. – Без грубости, но уведите принцессу с дороги и подержите ее.

– Если вы посмеете дотронуться до нее… – грозно начал Копперсвейт.

Но тут наконец девушка поняла, что король непременно решил настоять на своем, и ее карие глаза бросили взгляд на Билли. Он прочел в этом взгляде, что она не хочет стать центром драки на большой дороге, а его собственный здравый смысл подсказал ему, что единственная возможность спасти принцессу из рук коронованного негодяя лежит в дуэли.

– Я уйду сама, – сказала она королю. – Но я предупредила вас. – Затем она обратилась к Билли: – Не мешайте им. Вы видите, сколько их против вас!

Солдаты подошли к ней исполнить распоряжение короля.

– А теперь к делу, мистер Копперсвейт! – воскликнул король.

Из уст, которые он уже отчаялся увидеть вновь, Билли услышал то, на что он больше не надеялся даже в своих мечтах, и его сердце билось ликованием. Мог ли тревожить его исход предстоявшей дуэли? Это было совсем не то, что драться с Корвичем. Жизнь дала ему высшее счастье. Он с восхищением глядел вслед Ариадне, спокойно отходившей в сторону в сопровождении двух солдат.

– Что бы ни случилось, я не забуду! – крикнул он ей и добавил: – Непременно пошлите за Доббинсом; он в Дворки! – Аишь после этого он обратился к королю: – Считаю своим долгом предупредить вас: я бывший чемпион по фехтованию.

– Значит, шпаги? – насмешливо спросил Павел. Какой на это был возможен ответ?

– Пистолеты! – сказал Копперсвейт.

– Как вам угодно. Мне говорили, что вы уже не оплошали раз и с этим видом оружия.

Король спокойно потребовал у двух солдат их военные автоматические пистолеты и предложил один из них своему противнику. Кратко и решительно он заявил обступившим его гвардейцам, чтобы они не смели вмешиваться, под страхом тяжкого наказания.

– Это не настоящее дуэльное оружие, – сказал он Билли, – но нам приходится пользоваться тем, что есть. Так как исход должен быть решительный, то я предлагаю дистанцию в десять шагов. Мы станем спина к спине, пройдем по пяти шагов, потом повернемся и тогда можем стрелять. Вы согласны?

Билли сошелся с королем. Они стали друг к другу спиной. Солдаты в недоумении смотрели на происходившую сцену. Если они и поняли брошенное иностранцем обвинение, то все же дисциплина заставляла их слепо повиноваться приказу начальника. Сбоку от дороги бледная принцесса стояла между двух гвардейцев, отвернув голову. Подобно героической фигуре греческой трагедии, бессильная в когтях судьбы, но гордая в своем отчаянии, она устремила свой взгляд на квильфский лес.

– Начинаем! – сказал король.

Он и Билли медленно двинулись в противоположные стороны.

Один шаг. – Копперсвейт твердо шел вперед.

Два шага. – Мнимые сыновья герцогов, надо думать, тренируются к дуэлям, а Билли трудно рассчитывать на то, чтобы ему вторично так повезло, как в парке Дворки.

Третий шаг. – Как похоже было это на ту, другую встречу, и – какая огромная разница!

Четвертый шаг. – Билли повторял себе то, что недавно во всеуслышание объявила принцесса Ариадна.

Остался только один шаг…

Пять!

Билли быстро повернулся. Король уже стоял лицом к нему: он практиковался в этих упражнениях под опекой Раслова в дни своей юности. Противники подняли пистолеты, но Павел смотрел вверх на дорогу, по которой недавно прискакал Билли. Ясные глаза американца изучали лицо его врага. Пора было стрелять.

– Взгляните туда! – облегченно вскрикнула вдруг принцесса Ариадна.

Ее возглас отвлек внимание дуэлянтов. Как ни был тренирован король, он все же инстинктивно повернулся в ту сторону, куда указывала принцесса. Руку Билли не удерживала на этот раз совесть, как тогда в Дворках, но… все-таки нельзя же стрелять человеку в спину! Копперсвейт опустил пистолет. Его глаза повернулись туда, куда указывала пальцем принцесса – в сторону Квильфа.

Из королевского леса выезжала на дорогу колонна всадников. На них была зеленая форма колибрийской кавалерии.

Король пробормотал что-то сквозь зубы.

– Мистер Копперсвейт, – сказал он затем, – мне кажется, нам придется ненадолго отложить это дело, чтобы не попасть под лошадей. Мне очень жаль, что нам помешали.

– Пустяки! – великодушно ответил Билли.

Из лесу показалась еще одна колонна, потом еще – целый полк.

Билли услышал, как один из гвардейцев сказал: «Это двадцать восьмой».

Первая колонна уже приблизилась к ним, и во главе ее, окруженный своим штабом, ехал невысокий, худой человек с седой бородкой и глубокими складками между косматых бровей – старый ветеран турецкой войны, бывший гостем в королевской оперной ложе в первый вечер пребывания Билли во Влофе, популярный генерал Обрадович, главнокомандующий колибрийской армией. Подъехав к королю, он спешился, бросил поводья ординарцу и отдал честь.

– Что все это значит, Обрадович? – спросил Павел. Его и без того мрачное лицо еще больше нахмурилось.

– Мы искали ваше величество.

– Вы нашли меня.

– Мы предполагали, что ваше величество в Дворках. Мы нашли перерезанный телефонный провод и исправили линию. Пробуя ее, мы вскоре получили сообщение из замка от американского представителя, что ваше величество отбыли в Квильф. Мы отправились туда по другой дороге, но не застали ваше величество на охотничьей даче. Тогда мы…

– Я не требую у вас отчета, генерал. – Король топнул ногой. – Я спрашиваю вас, зачем вы меня искали?

Браня себя за невнимание, Билли теперь подошел к Загосу и убедился, что лейтенант только сильно контужен и, несомненно, скоро оправится. Но ответ Обрадовича сразу заставил Копперсвейта вновь забыть о Загосе.

– Вследствие выпущенной Тонжеровым прокламации народ восстал и требует республики.

Король вскинул голову, ноздри его толстого носа раздулись:

– Что такое?!

Даже гвардейцы теперь отпустили принцессу. Она взглянула на Павла. Он сказал ей раньше, что в стране восстание, а теперь почему-то он сам был изумлен вторичным известием об этом! Она не могла угадать, что его пустая выдумка так скоро превратилась в суровую действительность.

Громким и четким голосом солдата Обрадович, теперь уже вполне овладевший собой, продолжал:

– Ваше величество, армия заодно с народом, и я предоставил свою шпагу в распоряжение народа. Я гарантирую вашему величеству безопасность. Угодно вашему величеству сдаться?

Слова Цезаря: «И ты, Брут!» – были полны горечи и покорности судьбе; но покорность судьбе была не в характере Павла Миклоша, – а тут еще, словно в знак крушения всей его жизни, его так недавно еще преданные гвардейцы уже сдавали кавалеристам свое оружие! Его лицо стало пепельно-серым. Несомненно сознавая, чем грозит ему его поступок, он все же поднял пистолет и выстрелил. Пуля, минуту назад предназначавшаяся для Билли, сразила Обрадовича.

Все было кончено в мгновение ока. Павел III – еще на миг более чем «фактический» король – опустил пистолет, скрестил руки и повернулся лицом к ближайшим революционным солдатам. И тотчас, прежде чем офицеры успели вмешаться, их группа вскинула ружья и положила узурпатора рядом с бывшим главой его армии.

Принцесса подбежала к своему кузену, Билли последовал за ней. Он положил голову умирающего к себе на руку.

– Я не мог ответить иначе, – сказал Павел. – Пусть это послужит на благо тебе одной, Ариадна, но

измена должна быть наказана во что бы то ни стало.

Любил ли он ее? Любил ли он кого-нибудь? Этого никто никогда не узнает. С лица мертвого исчезла его постоянная усмешка, и оно было исполнено выражения глубокой умиротворенности.

Слабый, как ребенок после тяжелой болезни, Билли поднялся на ноги и, отведя в сторону ошеломленную Ариадну, начал объяснять ей, что знал сам. В это время в облаке пыли подкатила коляска, в которой Доббинс приехал в Дворки, и из нее вышел американский представитель, а за ним Раслов, Ксения и норвежка. Там, в замке, Доббинс успел еще раз переговорить с премьером.

К ним направился, прихрамывая, уже пришедший в себя Загос. Вид у него был довольно жалкий, но он все же не забыл отдать честь. Доббинс поглядел кругом и с тем спокойствием, которое он с недавнего времени стал проявлять, сделал очевидные выводы. Он увидел, что Билли невредим, и сказал:

– Я не думал, что вы попадете к Миклошу раньше Обрадовича. – Он указал лейтенанту на своих спутников. – Когда я сказал им правду, они очень охотно поехали со мной!

Эльга Хольберг и Ксения опустились на колени перед телом Павла. Потом обе подняли заплаканные глаза на все еще полную безмолвного недоумения принцессу.

– Он был моим мужем! – воскликнула одна.

– Он был моим сыном, – сказала другая.

Их обступили солдаты, а заместитель Обрадовича, бронзовый сорокалетний офицер, подошел к группе, состоявшей из Раслова, Доббинса и Копперсвейта. Пухлые руки барона тряслись, его дряблые щеки были цвета недожаренной телятины.

– Это правда, – спросил он, – все эти разговоры про республику?

Офицер утвердительно кивнул, после чего Доббинс отозвал его в сторону.

– Вы вовремя починили провода, – сказал Доббинс, приглаживая свои волосы и разглядывая свои пальцы, чтобы убедиться, что краска не сходит.

– Мы люди военные, – ответил офицер.

– И вам долго пришлось ждать у импровизированного приемника?

– Десять минут.

– Ну что ж, я ведь только штатский! Конечно… гм… я не фигурирую в вашем отчете – официально?

– Только неофициально, сэр.

К ним подошел павший премьер.

– Мистер Доббинс, я вижу, что вы рассказали мне не обо всех шагах, предпринятых союзными представителями!

– Это все работа Тонжерова, – поправил его Доббинс. – Что касается нас, то мы будем настаивать на плебисците!

– Плебисцит – под пушками кораблей? – Гм… да, барон.

Раслов стоически пожал плечами.

– – Англичане – ревностные республиканцы вне своей империи. – Он обратился к офицеру: – Какие условия вы мне предлагаете?

– Никаких. Мы дадим вам охрану до материка и билет первого класса в Вену.

– Билет заказан уже вчера, – добавил Доббинс. Он подошел к Копперсвейту, стоявшему у большого

камня с красивой певичкой из кафе «Колибрия». Они, как дети, держали друг друга за руки и рассматривали измятую веточку ландыша, которую Билли извлек из каких-то недр своей одежды.

– Довольно приключений, Билли!

К молодому человеку уже вернулась его обычная дерзкая манера:

– Еще одно – и самое большое. Я собираюсь жениться на принцессе, потому что она – уже больше не принцесса.

– Еще бы ты не собирался! Ты ведь собирался с самого начала! – шепнул Билли американский представитель; он повертел кончики усов, потом поцеловал руку избранницы Билли.

– Дорогая девочка, – сказал он, – мне очень жаль, что вы платите за это такой ценой!

Глаза, так похожие на лесные озера, серьезно посмотрели на него.

– Родина мне дороже моей короны. Форма правления должна зависеть от воли большинства народа, а большинство – несомненно за республику. Быть может, мой ум не одобряет, но сердце… Да все это и не зависит от меня. Теперь это вопрос решенный. Даже до моей поездки в Америку я мечтала, чтобы народ высказал свою волю, а теперь… – Она улыбнулась и, отняв у Доббинса свою руку, вложила ее в обе протянутые навстречу руки Билли. – Не жалейте ни о чем, мистер Доббинс. – Она воспитывалась при дворе и умела вернуть комплимент: – Если вы отняли у меня трон, то вы дали мне короля!

– Я?… я?… – Доббинс искренне всполошился. – Вы не должны трубить направо и налево, что я как-нибудь замешан в этой дикой истории!

– Гм!… – произнес Билли: – Вы замешаны – неофициально!

– Тогда вы оба держите язык за зубами. Есть в Квильфе телефон? Мне нужно переговорить.

Доббинс покинул их, но, если бы он и остался, они бы этого не заметили. Ибо Билли уже не способен был видеть кого-либо кроме Ариадны, а она могла видеть только Копперсвейта.

– Вы для меня будете больше, чем королевой! – клялся Билли.

Итак, в Квильфе Доббинс опять оказался у телефона. Он говорил по-французски с влофской телеграфной конторой:

– Говорит американский представитель. Я хочу послать телеграмму… Да… «Мистеру и миссис Джордж Ванастреп Копперсвейт, Нью-Йорк»; Нью-Йорк считается по кабелю за одно слово; не сосчитайте мне его за два!… «Для предупреждения женитьбы Билли на певичке из кафе – запятая – женю его на экс-принцессе – точка. Нос А прим – запятая – альфа – точка». Подпись – «Доббинс».

Он повесил трубку, пригладил свои крашеные волосы и с мыслью о скорейшем возвращении к своим излюбленным носам пошел распорядиться об отъезде, насвистывая «Птичку-колибри», песню древнего дома Стратилатосов.