Текст книги "Детская игра"
Автор книги: Реджинальд Хилл
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Глава 5
Отель «Хаймор» возник как небольшой пансион на тихой пригородной улочке. Постепенно он стал расширяться за счет домов по обе стороны от него – некогда величественных зданий эпохи короля Эдуарда. Когда обитатели особняков осознали грозящую им опасность, было уже поздно. Внезапно, чуть ли не за ночь, деревянные стены отеля были окрашены в ядовито-желтый цвет, и весь мир мог убедиться, что чудовище вышло из-под контроля! Лишь теперь частные домовладельцы ринулись продавать свою собственность. Но своей торопливостью и многочисленностью они вызвали то, чего больше всего опасались, – цены на жилье упали.
Когда-то пивной бар на углу улицы выталкивал отсюда своих голодных подвыпивших завсегдатаев подальше, на широкие проспекты с их забегаловками. Теперь же, когда вокруг «Хаймора» текли огромные потоки машин, а число домов, сдаваемых в аренду, все увеличивалось, когда дешевые бары с восточной кухней и видеосалоны окончательно лишили улицу ее возвышенного величественного облика, она превратилась в обычный коммерческий район с сомнительной репутацией.
Мистер Балдер ясно дал понять, что отнюдь не врожденное чувство гражданского долга заставило его позвонить в полицию, а страстное убеждение в праве хозяина получать то, что ему причитается.
– Он должен мне деньги за две недели проживания, – без конца повторял он. – Две недели! И о чем только думала эта идиотка кассирша! Я убью ее! Я просто убью ее!
Идиоткой кассиршей оказалась миссис Балдер, которая, очевидно, сочла мистера Понтинга очень привлекательным и надежным гостем.
Пока Сеймур снимал в комнате отпечатки пальцев, Паско, как и следовало ожидать, выслушал рассказ о постояльце. Спокойный человек, сдержанный, утверждал, что работает Коммерческим агентом в небольшой лондонской фирме, начинающей торговые операции здесь, на Севере. За все время ни одного визитера. Сделал пару звонков из отельного автомата, но самого его по телефону никто не спрашивал, лишь в минувшую пятницу ему три или четыре раза звонили после обеда, а вечером какой-то человек хотел видеть мистера Понтинга.
Возраст? Трудно сказать. Моложавый: между двадцатью и тридцатью годами или хорошо сохранившийся сорокалетний мужчина. Был тепло одет. Нет, вечер был, пожалуй, не холодный, но чувствовалось, что пойдет дождь. Волосы? Вроде светло-коричневые. Рост – что-то около среднего. Акцент не йоркширский. Пожалуй, южный, а может, чисто шотландский.
Слушать дальше Паско отказался. Появился Сеймур с несколькими наборами отпечатков пальцев. Балдер, который, очевидно, считал, что они должны обыскать карманы убитого и достать оттуда деньги, чтобы оплатить счета за проживание, проявлял нетерпение, и Паско пришлось холодно осведомиться как давно пожарные инспектировали его владения и когда полиция в Последний раз делала проверку его регистрационных книг.
Когда на обратном пути они пересекли границу Лидса и въехали на территорию Среднего Йоркшира, Паско охватило непривычное чувство возвращения домой.
«Господи, да никак я старею? – поразился он. – Скоро начну скучать по Дэлзиелу!»
В участке они сверили отпечатки пальцев; выяснилось, что некоторые из них, снятые в номере отеля «Хаймор», принадлежали убитому мужчине. Дэлзиел еще не вернулся с обеда в «Ротари-клуб», поэтому Паско, набросав донесение, кинул его толстяку на стол и отправился с Сеймуром в Трой-Хаус.
– До чего же загадочное дело, – обронил молодой констебль, когда они снова выехали за пределы города.
– Что в нем загадочного? – оживился Паско. У него были умеренные надежды на Сеймура.
– Ну, этот тип Понтелли говорит, что на самом деле он Хьюби, которого все считают погибшим на войне. А тут его и впрямь находит пуля, выпущенная из трофейного немецкого пистолета.
Паско вздохнул.
– И только-то? Если это высшее достижение твоей детективной мысли, отплясывай-ка лучше свои пасодобли.
Сеймура больно задела такая недоброжелательность. С тех пор как он перешел от диско к бальным танцам под умелым руководством Бернадетты Мак-Кристал, ему пришлось привыкать к шуточкам по поводу блесток на его носках и метров тюля, но Паско крайне редко присоединялся к этим неуклюжим остротам. Однако Сеймур был отходчив, и, когда они подъехали к Трой-Хаусу, он воскликнул:
– Смотрите! У них здесь лошади!
– Ослы, – поправил Паско. – А того осла с рогами зовут козой.
«Простите, что я осмеливаюсь дышать», – обиделся про себя Сеймур.
Дверь открылась прежде, чем Паско успел позвонить.
– Мистер Паско? – спросила женщина, стоявшая на пороге. – Мистер Теккерей сказал мне, что вы приедете.
– А вы, я полагаю, мисс Кич. Этот детектив – констебль Сеймур.
Мисс Кич протянула руку Паско, кивнула Сеймуру и повела их в дом.
«Она больше похожа на гранд-даму, чем на домоправительницу, а возможно, это одно и то же», – подумал Паско, который был знаком с обоими типами женщин только по фильмам.
Мисс Кич шла твердой походкой, совершенно прямая, с высоко поднятой головой, густые седые волосы были элегантно уложены. Одета она была в длинную темную бургундскую юбку и голубую шелковую блузку. Слабый запах кошки или собаки ощущался в вестибюле, но совсем отсутствовал в большой гостиной, куда они проследовали.
– Садитесь, пожалуйста. Не хотите ли чаю?
Чайный столик был уже сервирован, и пар, выходивший из носика чайника, говорил о том, что чай готов. Мисс Кич, должно быть, наблюдала из окна, как они подъехали.
– Благодарю вас, – произнес Паско. – Какой прелестный дом!
– Вы так считаете? – сказала мисс Кич, разливая чай. – Я всегда находила его похожим на амбар. Но он стал моим домом на многие годы, и, видимо, в нем мне и суждено умереть. Поэтому я не должна жаловаться. Хотите масляных лепешек?
Паско отрицательно, помотал головой, но Сеймур принялся за них с большой охотой.
– Насколько я понял, по условиям завещания вашей покойной хозяйки вы должны оставаться здесь, чтобы следить за домом, – осторожно начал Паско.
– До тех пор пока не появится ее сын и не пожелает сделать другие распоряжения, – педантично поправила его мисс Кич.
– Не думаете же вы в самом деле, что это может произойти. Мне кажется, вы не разделяли веру миссис Хьюби в то, что ее сын жив.
– Миссис Хьюби была моей хозяйкой, инспектор. Я поступила к ней на службу няней и закончила ее компаньонкой. В прислугах я научилась быть послушной, в компаньонках – осмотрительной.
– Но как друг…
– Я никогда не была ей другом. Друзьям не платят! – резко оборвала она.
Паско допил чай, размышляя об услышанном. Слова мисс Кич оказались для него полной неожиданностью. Богатая, со снобистскими замашками, расистка Гвендолин Хьюби, судя по всему, внушала страх. Ее компаньонка, как представлялось Паско, должна была быть робким и незаметным созданием.
Он сделал еще одну попытку.
– Вы хотите сказать, что миссис Хьюби ощущала… э-э-э… социальную разницу между вами?
– Миссис Хьюби ощущала социальную разницу между собой и половиной своих родственников! – отрезала мисс Кич. – Начиная с собственного мужа! Извините, мне не следовало этого говорить. Но вы должны понять, это не было проявлением снобизма. Это было, скорее, элементом ее веры в упорядоченное мироздание.
– «Богатые – в своих дворцах, бедные…»
– Совершенно верно. Она не считала нужным спорить с Господом Богом по поводу устройства мира.
– Включая превосходство белых, насколько я могу судить, – вспомнил Паско о доле наследства, завещанной «Женщинам за Империю».
– Она не была политиком в строгом смысле слова, – вступилась мисс Кич за свою хозяйку, словно виня себя в посмертной нелояльности к ней. – Она искренне верила, что если Господь поместил черных в отсталых странах, а белых – в цивилизованных, то это было частью его плана.
– Но она не считала смерть сына частью этого плана?
– Нет, она убедила себя в этом. Думаю, ей было нелегко справиться с грузом ответственности.
– Прошу прощения! Говорят, она нашла, на кого возложить вину?
– О да! Миссис и мистер Хьюби, несомненно, обвиняли друг друга. Она так гордилась, что сын получил офицерский чин и все могли видеть, что он – джентльмен! А ее муж был весьма доволен, когда молодой человек поступил в отряд десантников и каждый мог убедиться, что тот – настоящий мужчина. Она считала, что сын играет с огнем из желания угодить отцу, а он был уверен, что жена сделала их сына слишком мягким. Но в глубине души, я думаю, они оба обвиняли самих себя. На то они и родители, вы согласны со мной? Даже самые эгоистичные и эгоцентричные из них ищут причину в себе. В ночной темноте, наедине с собой, трудно укрыться от действительности. По всей видимости, мистер Хьюби научился смотреть правде в глаза. Миссис Хьюби до последнего дня не примирилась с правдой, вот почему она не могла позволить сыну умереть.
Сеймур держал свой блокнот на коленях, но было ясно, что он не видел надобности в том, чтобы оторваться от лепешек и записать эти психологические этюды.
– Очевидно, вы много размышляли над этим, мисс Кич? – осведомился Паско.
– Нет, не очень, – покачала она головой, вновь становясь лишь услужливой домоправительницей. – А сейчас, как я могу предположить, вы пришли поговорить о человеке, чья фотография была напечатана в «Ивнинг пост»?
– Почему вы так думаете? – удивился Паско.
– Потому что мистер Теккерей сказал мне об этом, – проговорила она с ноткой раздражения в голосе.
Паско улыбнулся, вытащил фотографию и протянул ей.
– Вы узнаете его, мисс Кич?
– Кажется, хотя я не до конца в этом уверена, это тот человек, который ворвался на кладбище во время похорон миссис Хьюби. Надеюсь, мистер Теккерей рассказал вам об этом инциденте?
– Да, рассказал. Это был единственный раз, когда вы его видели?
– Первый и последний.
– Мистер Теккерей находит в его чертах сходство с Хьюби. Вы согласны с этим?
– В какой-то мере – да. Определенно, была некоторая топорность в его облике, как у трактирщика Джона Хьюби. Но никакого сходства с Ломасами, уверяю вас!
– Мы пытаемся восстановить его действия в ночь с пятницы на субботу. Вас совсем не беспокоили в ту ночь? Может быть, непонятные телефонные звонки? Или шум снаружи?
– Какой-нибудь бродяга, вы хотите сказать? Нет, мистер Паско. К тому же я окружена животными, они бы предупредили меня об опасности.
– Вероятно… Да, кстати, мистер Теккерей просил меня забрать кое-какие документы для него. Бумаги миссис Хьюби, касающиеся ее поисков, или что-то в этом роде.
– Да, он сообщил мне об этом. Пройдемте со мной, я покажу, где они находятся.
Мисс Кич поднялась, и оба мужчины последовали за ней. Сеймур то и дело оборачивался, с сожалением глядя на кремовый торт, который он так и не успел попробовать, увлекшись лепешками. Они прошли по длинному коридору и оказались в комнате, заставленной рядами книжных полок и смахивавшей на диснеевский рисунок Атенеума.[7]7
Атенеум (Атеней) – храм Афины в Риме, где во II в. н. э. было открыто высшее воспитательное заведение для развития науки и искусства.
[Закрыть] Все глубокие кожаные кресла здесь были заняты спящими животными. Огромный черный лабрадор, растянувшийся во всю длину честерфилдского дивана, приоткрыл умный глаз, убедился, что перед ним свои, и заснул снова, не потревожив маленького полосатого котенка, дремавшего меж его лопаток.
– Здесь она хранила свои личные бумаги, – произнесла мисс Кич, указывая на шкатулку с двумя ящичками, стоявшую на углу стола. – У меня где-то есть ключ от нее.
– Не думаю, что вам потребуется ключ, мисс Кич, – заметил Паско, одним пальцем открывая верхний ящик.
– О Боже! – воскликнула женщина. – А я-то была уверена, что она заперта!
– Возможно, она действительно была заперта, – буркнул Паско.
Это была старая шкатулка с простым замком. Узкий нож, вставленный между ящичком и корпусом, легко мог бы ее открыть. Пара царапин по краю ящичка убедили Паско в том, что так оно и произошло.
– Когда вы в последний раз заглядывали в нее, мисс Кич? – спросил инспектор.
– Насколько я знаю, после смерти миссис Хьюби шкатулка открывалась только однажды. Клерк мистера Теккерея приходил забрать финансовые документы, относящиеся к наследству, и захотел поглядеть, что находится в этой шкатулке. Я открыла ее, он порылся в бумагах и сказал, что среди них нет ничего нужного для бухгалтера. Потом я снова ее закрыла.
– Ясно. Сеймур, у тебя в машине не найдется пудры для снятия отпечатков пальцев? Хорошо. Поработай здесь, но сначала вытри собственные пальцы, ты похож на гору масла от ЕЭС. Мисс Кич, нет ли у вас фотографии сына миссис Хьюби, которую я мог бы посмотреть прямо сейчас?
– Конечно, инспектор. Пойдемте со мной.
Он вышел за ней из кабинета и поднялся вверх по лестнице.
«Господи, – подумал Паско, – она собирается открыть одну из тех комнат, что показывают в старых кинокартинах. Все будет выглядеть так, как в его детские годы. Игрушки, книжки и всякая подростковая мишура, тапочки у кровати, отброшенное покрывало…» Единственно, в чем он сомневался, – будет в комнате чисто или все покрыто пылью и затянуто паутиной.
Картина, которую, он нарисовал в своем мозгу, была такой живой, что реальность почти разочаровала его. За незапертой дверью оказалась маленькая, тщательно прибранная спальня. Окно было открыто, и свежий воздух наполнял комнату. Аккуратно сложенная пижама лежала на стеганом одеяле, придавая спальне чуть патетический вид. Пока Паско оглядывался вокруг, мисс Кич подошла к старомодному гардеробу из красного дерева. Он так ожидал увидеть здесь старые вещи, что потребовалось добрых тридцать секунд, прежде чем до него дошло: «подлинные реликвии 1944 года» были снабжены современными европейскими этикетками с занимательной информацией, что ткань состоит на 65 процентов из полиэстера и на 35 процентов из хлопка…
Обернувшись, Паско увидел, что мисс Кич пытается забраться на стул, чтобы дотянуться до старых чемоданов, уложенных на шкафу.
– Давайте, я помогу, – предложил он.
– Нам нужен нижний чемодан, – ответила мисс Кич.
Верхний чемодан казался пустым. Самое интересное, что на нем была свежая бирка авиакомпании «Алиталия».
– Мисс Кич, кто-нибудь жил в этой комнате? – как бы между прочим спросил Паско.
– Конечно. Но не беспокойтесь, он не будет возражать. Такой милый юноша…
«Юноша? – Паско вспомнил погибшего. – Сколько лет прошло с тех пор, как тот был юношей?»
– А кто он?
– О, простите! Разве я не говорила вам? Это мистер Ломас. Родней Ломас. Он играет в театре «Кембл» в «Ромео и Джульетте». Ему очень хотелось, чтобы я пошла на премьеру. Но я редко выхожу из дому по вечерам. Кроме того, если говорить честно, я не люблю Шекспира, а по телевизору в тот вечер показывали триллер, который я давно собиралась посмотреть.
– Да-да, припоминаю – «Убийцы», – с грустью сказал Паско. – Выходит, мистер Ломас живет здесь? Я не знал об этом. Значит, в пятницу ночью вы не нуждались в животных, чтобы защититься от бродяг? В доме был сильный мужчина, он бы позаботился о вас.
– Да нет, – смутилась мисс Кич, словно раздосадованная предположением, что она нуждается в заботе, – Род не ночевал здесь в пятницу.
– Вы хотите сказать, что он переехал сюда позднее? – Паско вспомнил, что видел молодого человека в «Черном быке»: «Когда это было? Да, в четверг, во время ленча…»
– Нет, Род приехал сюда в среду. Но в пятницу вечером он позвонил и сообщил, что проведет ночь у друга.
– Это был местный звонок? – вскользь полюбопытствовал Паско.
– Он не сказал, откуда звонит. Но, по всей видимости, из Лидса. У глупого мальчика кончились монеты, он должен был повторить заказ, и оператор сказала: «Лидс».
Паско принял к сведению эту информацию и открыл старый чемодан.
– А почему вы поселили мистера Ломаса в эту комнату, мисс Кич? – поинтересовался он.
– Почему? Ну просто потому, что это была единственная спальня в доме, которая содержалась в чистоте, проветривалась, в ней можно было в любое время разместить гостей. Род свалился как снег на голову, и я сочла уместным поместить его здесь.
– Несомненно, комната миссис Хьюби… – начал было Паско.
– Теперь я сама живу в ней, мистер Паско, – отрывисто произнесла она, – а собственную спальню использую как гардеробную. Я не сентиментальна и не верю в привидения. Старую одежду, принадлежавшую миссис Хьюби и ее сыну, я почистила и отправила в «Женскую добровольную службу» для благотворительных целей. А некоторые фотографии и другие памятные вещи из комнаты миссис Хьюби я положила в чемодан.
Это была трогательная во всех отношениях коллекция: крестильная кружка, пинетки, школьные дневники, ученическая шапочка, свидетельство о сдаче экзаменов – все вехи детства были собраны здесь. Были тут и фотографии: в рамках, в альбоме и россыпью. В круглых картонных коробках хранились стопки фотоснимков, на которых школьники в галстуках были запечатлены на фоне серого здания, напоминавшего замок. И каждому, кто захотел бы взглянуть на все это, могла бы открыться вся жизнь Александра Хьюби – от колыбели до края могилы.
Такие мрачные мысли мелькали в голове Паско, когда он разглядывал последнюю фотографию, на которой юноша в офицерской форме смущенно улыбался в объектив. Что-то знакомое, едва уловимое почудилось инспектору в этом фото.
Внезапно его осенило: хрупкая девушка в офисе Теккерея – что-то общее в глазах и форме головы, но главное – то же выражение уклончивой сдержанности. Но как сопоставить черты этого юноши с восковой маской в морге?
– Я заберу эту фотографию, если позволите, – попросил Паско. – Давайте спустимся вниз.
Сеймур уже обработал шкатулку пудрой, обнаружив несколько четких отпечатков там, где кто-то мог левой рукой придерживать шкатулку, в то время как правой вставлял нож в щель между крышкой и корпусом.
– Мисс Кич, вы не будете возражать, если мой констебль снимет отпечатки ваших пальцев, просто чтобы исключить вас из числа подозреваемых? – спросил Паско.
– Отпечатки моих пальцев? Как увлекательно! Я видела по телевизору, как это делается. Пойдемте в гостиную, молодой человек. Там нам будет удобнее.
Она сурово взглянула на животных, которые, очевидно решив, что пришельцы безобидны, продолжали крепко спать в своих креслах.
Когда мисс Кич вышла из комнаты, Паско обернулся к Сеймуру:
– Когда закончишь, проберись наверх, вторая спальня налево: поработай там хорошенько. Но не оставляй после себя никаких следов.
– Есть, – ответил Сеймур.
Оставшись один, Паско принялся изучать содержимое шкатулки. В ней оказалось несколько картонных папок, на каждой из которых был проставлен год начиная с 1959-го и три недатированные папки, более старые на вид. Паско начал с них и, как и предполагал, нашел документы о смерти Александра Хьюби. Вначале шла телеграмма, в которой выражалось соболезнование по поводу того, что Александр Хьюби пропал без вести.
Постепенно сложилась цельная картина всей этой истории. В начале 1944 года Хьюби присоединился к своему отряду в Палермо на Сицилии. Союзники медленно продвигались на север, встречая яростное сопротивление немцев на материке, но в мае враг отступил от «Линии Густава» на юге от Рима к «Готической линии», протянувшейся от Пизы до Римини. Хьюби поставили командиром группы из четырех человек, задачей которой было высадиться на Тосканском побережье севернее Ливорно, установить контакт с местными партизанами и послать разведдонесение о передвижении немецких войск; через пять дней их должны были оттуда эвакуировать. В назначенный час группа покинула корвет, и шлюпку подхватило штормящее море. С тех пор никто больше их не видел. На связь десантники не вышли и не появились в условленный срок там, откуда их должны были забрать. А в тридцати милях от берега в море была обнаружена перевернутая шлюпка с пробоинами, похожая на ту, которая использовалась в этой операции.
Отсутствие каких-либо донесений об их связях с партизанами или сведений по линии Красного Креста о том, что они находятся в плену, могло означать лишь одно: вся пятерка десантников погибла, не добравшись до берега. Командир Александра выразил традиционные соболезнования, и, что касается армии, на этом все было закончено.
Паско поставил перед собой фотографию в серебряной рамке. С нее застенчиво улыбался юноша в военной форме. Трудно было представить человека, менее похожего на грозного коммандос из детских комиксов. Говорят, внешность обманчива. По-видимому, так оно и есть. Должно быть, паренек сам вызвался служить в десанте, прошел отборочные испытания и чрезвычайно тяжелую подготовку.
– Вот теперь и я смотрю на тебя, малыш, – промолвил Паско.
Затем он начал проглядывать переписку миссис Хьюби с военным министерством, Красным Крестом, комиссией по захоронению военнослужащих, командованием американских оккупационных войск в Западной Италии, местным членом парламента и другими организациями и отдельными лицами, в которых старая женщина видела соломинку, за которую можно было ухватиться. Ее письма были однообразно патетическими, ответы на них – вежливо формальными.
Паско пробежал глазами бумаги, ему бросилась в глаза ссылка на «вложенную фотографию», он еще раз просмотрел две связки документов и наконец нашел оригинал.
Это было фото из газеты «Пикчер пост» за 1945 год, на нем были изображены солдаты союзных войск, проходящие по улице Флоренции под восторженные приветствия жителей. В толпе, облепившей мостовую, кто-то – очевидно, миссис Хьюби – обвел кружком одно лицо. Фотография была нерезкой, и черты были трудно различимы: мужчина казался скорее задумчивым и грустным, нежели беспечно веселым, хотя это могло быть результатом игры света, тени и расстояния, а не отражением чувств: лицо по форме и пропорциям слегка напоминало лицо в серебряной рамке, любовь и горечь утраты могли с готовностью признать в нем черты Александра Ломаса Хьюби.
Здесь же были и письма: сначала редактору «Пикчер пост», а позднее – фотографу, сделавшему тот снимок. Копии писем властям Флоренции, военным и гражданским. И наконец, письма, разосланные в 1946 году в итальянские газеты с просьбой опубликовать прилагаемое объявление на итальянском и английском языках. Это было простое обращение к Александру Хьюби или к любому, кто знает о его местонахождении, с заклинанием сообщить об этом его матери по адресу: Трой-Хаус, Гриндейл, Средний Йоркшир, Великобритания. За сведения она посулила хорошее вознаграждение.
Три ранние папки были обследованы. Что случилось потом, Паско мог представить даже без показаний Идена Теккерея. К 1946 году тот небольшой запас надежды, что был у Сэма Хьюби, полностью иссяк: его сын был мертв. Отчаянную же веру жены он терпел до тех пор, пока та не поместила объявления. Безусловно, обещанное вознаграждение вызвало поток ответных писем, большинство из которых, если не все, были, по мнению Сэма Хьюби, явным надувательством. «С меня хватит, – сказал он, – больше никаких писем!» И воля его была достаточно сильна, чтобы настоять на своем или, по крайней мере, загнать ее «в подполье» на тринадцать лет – до его смерти.
Когда Сэм Хьюби благополучно переселился в мир иной, старая навязчивая идея, так долго подавлявшаяся, вырвалась из-под спуда с обновленной энергией. Тогда-то и началось составление ежегодных папок. Возобновился поток писем, сопровождавшийся теперь личными визитами в соответствующие организации в Лондоне и Италии. Были задействованы частные сыскные агентства, в обеих странах. Паско прочитал их рапорты, производившие впечатление весьма скрупулезных в описании нулевых результатов, в которых в конечном счете было недвусмысленно заявлено: детективы сомневаются, что в данном деле вообще можно чего-либо достичь.
Упрямое нежелание старой леди признать очевидное было одновременно и героическим и безумным. За исключением фотографии в «Пикчер пост», за сорок лет не было найдено ни одной хотя бы незначительной зацепки в доказательство того, что ее сын жив; если, разумеется, не принимать во внимание посланий от различных телепатов и экстрасенсов (а она к ним прислушивалась), сообщавших, что они «не могли обнаружить его следов в ином мире», но якобы «ясно видели кого-то очень похожего на пропавшего юношу, работающего в оливковой роще», или что их «ивовая рамка над картой Европы упорно отклоняется в сторону Тосканы».
В дверь постучали. Положив бумаги, которые он изучал, в папку, Паско сказал:
– Войдите.
Появилась мисс Кич, неся на подносе чай и горячие булочки. Паско не хотел ни того, ни другого. Но догадываясь, что Сеймур придумал для мисс Кич эти хлопоты, чтобы держать ее подальше, пока он не закончит работу в спальне, инспектор тепло поблагодарил домоправительницу и не стал возражать, когда та предложила налить ему чаю и намазать маслом булочку.
Уплетая сладкую сдобу, Паско спросил вкрадчиво:
– Вы помогали миссис Хьюби в ее поисках, мисс Кич?
– Ну, непосредственно – только печатая и разбирая ее корреспонденцию. А косвенно – тем, что оставалась здесь и заботилась о животных, когда она уезжала по своим делам из дома.
– Миссис Хьюби, кажется, потратила много времени и денег на эти цели?
– Вероятно. Я имею в виду деньги. Хотя я никогда не имела, да и не стремилась иметь Дела со счетами миссис Хьюби, – ответила мисс Кич довольно сухо. – О потраченном времени я знаю лучше. Она регулярно, почти каждый год, отправлялась в Лондон и за границу, пока с ней не случился первый инсульт. Это произошло сразу же после возвращения из Италии, и больше уж она за границу не ездила. Миссис Хьюби не доверяла иностранной медицине. Ее обуревал страх, что придется лежать в больнице, в которой будут заправлять католические монахини и черные доктора.
Паско улыбнулся.
– Да, мистер Теккерей говорил мне, что она боялась чернокожих. Поминала о каких-то черных демонах, маскирующихся под ее сына Александра. Вам, должно быть, нелегко с ней приходилось. Я слышал, вы были ее сиделкой.
Лицо мисс Кич стало неподвижно и побледнело, будто она вспомнила нечто неприятное, и внезапно она показалась инспектору очень старой.
– С ней всегда было нелегко, – вымолвила она с дрожью в голосе. – Вы дадите мне расписку, инспектор, на все, что возьмете здесь?
– Разумеется. – Он слегка удивился.
– Поймите, в этом доме я всего лишь хранительница и несу ответственность за все.
Сеймур вошел в тот момент, когда Паско писал расписку. При виде булочек глаза его загорелись, и он с жадностью схватил одну.
Выходя из дома, Паско взглянул на часы.
– Мы должны попасть в Олд-Милл-Инн как раз к открытию, Сеймур. Может, мне позвонить туда заранее и попросить их начать намазывать масло на печенье?
– Не стоит, шеф, мне этого хватит до ужина, – ухмыльнулся констебль, облизывая пальцы.
– Надеюсь, ты не вымазал своими пальцами всю машину. Кстати о пальцах, есть что-нибудь новое?
– Кое-что. Несколько следов мисс Кич на шкатулке, но хватает и других. Похоже, это те же самые отпечатки, что и в комнате наверху.
– Ты так считаешь? Странно. Разве привидения оставляют следы, Сеймур?
– Почему бы и нет? – воскликнул тот жизнерадостно. – Представьте, как их ледяные пальцы бегают вдоль вашего позвоночника.
Паско тихонько охнул и скомандовал:
– Ладно, вези меня в Олд-Милл-Инн.