Текст книги "Сопротивление королевы"

Автор книги: Ребекка Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 8. Картье

Где ты, Эодан?

Владения лорда Моргана, замок Брай

Настало время писать обвинения на Ланнонов, но я по-прежнему не знал, с чего начать.

После ужина я ушел в свою комнату, уселся за мамин стол – один из немногих предметов мебели, которые по моему настоянию не выкинули, – и уставился на чистый лист с пером в руке и открытой чернильницей.

В комнате было холодно: окна по-прежнему разбиты, так как я велел в первую очередь заменить другие, расположенные на более видных местах. Хотя Дерри пока что заколотил окна, сквозь щели без умолку завывал ветер. Казалось, от выложенного плитками пола исходили горечь и темнота, окутывающие мои ноги.

Я наполовину Ланнон. Как могу я писать эти обвинения?

– Лорд Эодан!

Я развернул кресло и с удивлением увидел Эйлин с чаем на подносе. Я даже не услышал ее стука, не почувствовал, как она вошла.

– Подумала, вам не помешает что-нибудь горячее. – Она подошла ближе и поставила поднос. – Похоже, король зимы сегодня вечером перешагнул через принца осени.

– Спасибо, Эйлин.

Она налила мне чай, и я только сейчас заметил, что она принесла не одну чашку, а две.

Экономка поставила мою чашку рядом с чистым листом, налила себе и подтянула стул.

– Не стану притворяться, будто не знаю, что вы собираетесь писать, мой лорд.

Я печально улыбнулся.

– Тогда вы должны знать, в чем мои затруднения.

Она молчала и пристально изучала меня, наморщив лоб, как от боли.

– Да. Вы той ночью были всего лишь младенцем, Эодан. Откуда вам помнить?

– Когда я вернулся сюда, кое-что вспомнил.

– Да?

– Вспомнил запах гари. Вспомнил, как кто-то звал, искал меня. – Я уставился на стену, на линии раствора между камней. – «Где ты, Эодан?»

Эйлин молчала.

Повернувшись к ней, я увидел в ее глазах слезы. Однако она не собиралась плакать. Она страдала заново, переживая ту ужасную ночь.

– Эйлин… – прошептал я, – расскажите об обвинениях Морганов. Расскажите, что случилось той ночью, когда все изменилось.

Я взял перо и повертел его в пальцах.

– Мне нужно знать, как умерла сестра.

– Лорд, неужели отец никогда вам не рассказывал?

Упоминание об отце причинило новую боль. Уже около восьми лет, как он умер, а я все так же ощущаю его отсутствие, словно дыру в теле.

– Он говорил, что мою мать убил Гилрой Ланнон, – начал я дрогнувшим голосом. – Рассказывал, что король в битве отрубил ей кисть руки и притащил мать в тронный зал. Отец был на лужайке перед дворцом и не смог добраться вовремя. Король вынес голову матери на пике. Однако… отец никогда не рассказывал, как погибла Эшлин. Может, он не знал подробностей. А может, знал и ему было смертельно трудно их выкладывать.

Эйлин молчала. Я окунул перо в чернила и стал ждать.

– В ту ночь все наши воины ушли в бой, – сказала она хрипло. – Они были с вашими отцом и матерью, сражались на лужайке перед замком. Даже Шеймус был с вашими родителями. Я оставалась в Брае, с вами и вашей сестрой.

Я не записывал. Пока что. Сидел, уставившись на бумагу, и боялся смотреть на Эйлин. Ее воспоминания представали перед моим внутренним взором.

– Нас почти не извещали, – продолжала она. – Я полагала, что переворот прошел успешно, ваши родители и воины Морганов с победой скачут домой. Я сидела в этой самой комнате, у камина, держала вас на руках, а вы спали. И тут я услышала во дворе шум. Лоис, одна из соратниц вашей матери, приехала домой. Она была одна, смертельно ранена и истекала кровью. Похоже, все ее силы ушли на то, чтобы вернуться и предупредить меня. Я встретила ее в прихожей. Она сразу упала. «Спрячь детей, – прошептала она. – Сейчас же спрячь». Она умерла на полу, а меня охватил холодный ужас. Наверное, мы проиграли, лорд и леди пали, а Ланноны идут за вами и Эшлин. Поскольку я держала вас на руках, то решила спрятать сначала вас. Я решила спрятать вас с сестрой в разных местах, чтобы, если одного найдут, то другой мог уцелеть. Я велела служанке поднять с постели и привести Эшлин. Я стояла, кровь Лоис лилась на пол, а я смотрела на ваше сонное лицо и думала, где же вас спрятать, куда Ланноны не станут заглядывать.

Она помолчала. Мое сердце колотилось, но я по-прежнему не записал ни слова, только чернила капали на бумагу.

– И тут пришла Сорча, – проговорила Эйлин. – Сорча была целительницей. Наверное, она слышала слова Лоис, потому что принесла сверток с травами и свечу. «Пусть он вдохнет это, – сказала она, поджигая травы. – Тогда он будет спать». Мы одурманили вас, и я отнесла вас в одно место, которое пришло мне на ум. В кучу навоза в конюшне. Там я уложила вас, прикрыла навозом. Я знала, что в таком месте ребенка искать не будут.

Вонь… запах нечистот… Теперь я понял. Я закрыл лицо руками, желая, чтобы Эйлин замолчала, боясь услышать, что было дальше.

– К тому времени, как я выскочила во двор, прибыли Ланноны, – продолжала она. – Должно быть, они поехали сначала к нам, а не к Мак-Квинам и Каванам. Гилрой сидел на лошади, недостойную голову венчала корона, а вокруг него – люди с кровью на лицах, факелами в руках, сталью на спинах. И рядом с отцом стоял Деклан. Он был еще юнцом, всего одиннадцати лет от роду, и прежде он бессчетное число раз гостил в замке Брай. Он был обручен с вашей сестрой. Я думала, что он наверняка, наверняка проявит милосердие. Но Гилрой посмотрел на Деклана и сказал: «Найди их». А я могла только стоять посреди мощенного камнями двора и смотреть, как Деклан спешивается и с группой мужчин заходит в замок искать вас и вашу сестру. Я стояла, а король смотрел на меня. Я не могла шевельнуться, могла только молиться, чтобы Эшлин спрятали так же быстро, как я вас. Затем послышались крики и вопли. Но я… я все равно не могла пошевелиться.

Ее голос так сильно дрожал, что я с трудом разбирал слова. Эйлин поставила свой чай, а я отложил перо, опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.

– Вам не следует это рассказывать, – прошептал я. Слова шипами царапали горло.

Щеки управляющей замком были мокры от слез. Она мягко коснулась моих волос. Я чуть не зарыдал от нежности этого жеста, зная, что эти руки спрятали меня, сохранили мне жизнь.

– Деклан нашел вашу сестру, – пробормотала она, не убирая рук с моей головы. – Я смотрела, как он вытащил ее во двор, испуганную и заплаканную. Я, не сдержавшись, бросилась к ней, чтобы отнять у Деклана. Наверное, кто-то из Ланнонов меня ударил. Следующее, что я помню, – я лежу на земле, голова кружится, лицо в крови. Я увидела, что Гилрой спешился, всех Морганов созвали во двор. Было темно, но я помню лица их всех. Мы стояли молча, напуганные, и ждали.

«Где Кейн?» – крикнул король.

И тут до меня дошло… Вашу мать убили во время восстания, но отец выжил. И Гилрой не знает, где он. Это дало мне надежду, пусть и крохотную, что мы можем пережить эту ночь. Пока король не начал спрашивать о вас.

«Дочь Кейна уже у меня, – издевательски сказал Гилрой. – Теперь принесите его сына, и я буду милостив».

Никто из нас ни на мгновение не поверил ему, королю тьмы.

«Где вы прячете его сына?» – настаивал он.

Кроме меня, никто не знал, где вы. А я никогда не сказала бы, король мог разорвать меня на части, но я все равно не выдала бы вас. Поэтому он вывел перед нами вашу сестру и сказал, что будет ломать ей кости, пока кто-нибудь не скажет, где мы прячем вас и где скрывается Кейн.

Она открыла глаза, и тогда мне пришлось закрыть свои. Мои силы иссякли, я подался вперед, чтобы уткнуться лицом в ее фартук, словно я был мальчишкой и опять мог спрятаться.

– Смотреть, как мучают вашу сестру, было самым тяжелым моментом в моей жизни, – прошептала она. – Я ненавидела себя за то, что подвела ее, не спрятала вовремя. Король велел Деклану приступать. Я закричала на него. Кричала, что Деклан не должен этого делать. Он просто мальчишка, по-прежнему думала я. Как мальчишка может быть таким жестоким? И тем не менее он делал то, что приказывал ему отец. Деклан Ланнон взял деревянный молот и ломал кости вашей сестре одну за другой, пока она не умерла.

Я больше не мог сдерживаться и зарыдал в фартук. Должно быть, эти слезы копились во мне всю жизнь. Сестра умерла, чтобы я выжил. «Если бы только это был я, – думалось мне. – Если бы только нашли меня, а она бы выжила».

– Эодан.

Эйлин звала меня из темноты. Я поднял голову, открыл глаза и посмотрел на нее.

– Вы были моей единственной надеждой, – сказала она, вытирая мне слезы, – единственной причиной, чтобы жить день за днем все эти годы, чтобы не умереть от отчаяния. Потому что я знала: вы можете вернуться. После того как Ланноны уехали, ночью ваш отец прокрался в замок. Я никогда в жизни не видела такого надломленного человека, пока не положила вас в отцовские руки и не взяла с него клятвы, что он сбежит с вами. Неважно, куда Кейн уедет и что он сделает. Я сказала, что этот ребенок ускользнул из рук Ланнона и именно он вернется и свергнет его.

Я отрицательно покачал головой: не я это сделал. Но Эйлин взяла мое лицо в ладони и не выпускала. В ее глазах больше не было слез. Нет, теперь в них горел огонь обжигающей ненависти, и он же занялся и в моем сердце.

– Я запишу все наши обвинения, чтобы вы отвезли их на суд, – сказала Эйлин. – После того как их прочитают, я хочу, чтобы вы посмотрели Деклану Ланнону в глаза и прокляли его и его Дом. Я хочу, чтобы вы стали началом его конца, отмщением за ваших мать и сестру.

Я не стал обещать. Была ли моя мать из Ланнонов? Нет ли все еще среди них моих дальних родственников? У меня не хватило смелости спросить Эйлин, показать письмо Лили, которое я нашел. Но мое согласие, готовность сделать, как она просит, должно быть, горели в моих глазах.

Я еще стоял на коленях, когда снова услышал вой ветра.

«Где ты, Эодан?»

На этот раз я ответил тьме.

«Я здесь, Деклан. И я иду за тобой».

Глава 9. Бриенна

Острое лезвие правды

Владения лорда Мак-Квина, замок Фионн

На следующее утро я собрала в сумку письменные принадлежности и опять отправилась в ткацкую мастерскую.

На этот раз я, появившись на пороге, постучала в дверь. Я обвела взглядом просторное помещение и женщин, которые уже усердно работали.

– Доброе утро! – поздоровалась я как можно приветливее.

Несомненно, после вчерашнего ткачихи говорили обо мне. И я решила не прятаться от этих пересудов, а встретить их лицом к лицу.

Здесь находилось около шестидесяти женщин, имеющих различные обязанности. Некоторые сидели за станками и ткали гобелены. Другие расположились за столом и рисовали эскизы, которые потом перенесут на нити гобелена. Остальные пряли шерсть. Среди последних была и Нив. Она сидела за прялкой, и утренний свет золотил ее чудесные волосы. При виде меня у нее загорелись глаза, и по ее улыбке я поняла, что она хочет пригласить меня войти. Но она не сдвинулась с места, потому что рядом опять сидела та пожилая женщина, которая так сердито смотрела на меня вчера вечером, после ухода Пиэрса.

– Что вам угодно? – спросила эта женщина осторожно, но не очень враждебно.

У нее были хмурое угловатое лицо и седые пряди в волосах. Единственное движение, которое она сделала, – это положила заскорузлую руку на плечо Нив, чтобы удержать девушку на месте.

Я набрала побольше воздуха, теребя ремешок кожаной сумки.

– Отец попросил меня помочь собрать обвинения Мак-Квинов для суда над Ланнонами.

Все молчали, и до меня стало доходить, что женщина рядом с Нив – глава ткачих и что без ее позволения я не смогу войти.

– Почему мы должны давать вам показания? – спросила женщина.

Я на мгновение потеряла дар речи.

– Бета, будь помягче с девушкой, – заговорила с другого конца помещения женщина с уложенными короной седыми косами. – Не забывай, что она дочь лорда Мак-Квина.

– И как же такое произошло, а? – спросила меня Бета. – Знал ли лорд Мак-Квин, чья ты на самом деле дочь, когда удочерял тебя?

Я молчала, сердце колотилось в груди словно кулак. Кровь прилила к лицу. Мне хотелось быть честной с людьми Мак-Квина. Однако ответ на вопрос Беты можно было представить в таком свете, будто я одурачила Журдена. Потому что когда он удочерял меня, то не знал, как и я сама, что я – дочь Брендана Аллены. Но я понимала, что, если так отвечу, для ткачих это прозвучит неубедительно.

– Я пришла, чтобы по просьбе отца собрать обвинения, – повторила я напряженным голосом. – Буду сидеть у главного входа. Если кто-нибудь захочет, чтобы я писала для нее, подходите туда.

Стараясь не смотреть на Нив, чтобы мой серьезный вид не дал трещину, я вернулась по коридору в прихожую, а потом через главную дверь наружу, на утреннее солнышко. Там я уселась на пне прямо под окнами, погрузив ноги в высокую траву.

Не знаю, долго ли мне пришлось ждать. В лицо дул ветер. Я плотнее запахнула плащ страсти, прижала камнем стопку бумаги, разложила перо и чернила. Женщины в мастерской разговаривали, но сквозь оконное стекло невозможно было разобрать слова. Я ждала, пока тени не удлинились. Я перестала чувствовать руки, и правда занозой угнездилась в сердце.

Никто из ткачих ко мне так и не подошел.

Ткачихи не хотели записывать свои показания, поэтому я поразилась, когда ко мне обратился конюх.

Он нашел меня после ужина, встретил на тропе к конюшне, когда я отправилась на вечернюю прогулку со своим волкодавом.

– Госпожа Бриенна!

Конюх остановился передо мной. Он был высокий и тощий, длинные темные волосы заплетены в традиционные мэванские косы. Я не поняла, что его так встревожило, пока не заметила: он не спускал глаз с Несси. Собака начала на него рычать.

– Несси, спокойно, – приказала я.

Волкодав опустил загривок и сел у моих ног. Я опять посмотрела на конюха.

– Я знаю, что вы делаете для Нив, – пробормотал он, – и должен поблагодарить вас за то, что учите ее читать и писать, помогаете ей рассказать о своих воспоминаниях потомкам.

Если он об этом знает, то, наверное, от Нив.

– Нив очень сообразительна, – ответила я. – Я рада научить ее всему, что смогу.

– А не могли бы вы и для меня кое-что написать?

Просьба застала меня врасплох. Сначала я не знала, что ответить. Между нами пронесся порыв холодного ветра, задрав край моего плаща.

– Ладно, пустяки, – произнес он и собрался уйти.

– Почту за честь написать что-нибудь и для вас, – проговорила я, и конюх остановился. – Но мне интересно, почему вы подошли ко мне, а не к моему брату?

Он обернулся и опять пристально посмотрел в мою сторону.

– Госпожа, я предпочел бы, чтобы для меня писали вы.

Меня озадачили его слова, но я кивнула.

– Где?

Он указал на стену конюшни, сложенную из скрепленного раствором, грубо отесанного камня, и узкую дверь, примостившуюся между двух окошек.

– Это сарайчик для сбруи. Вечером там никого не будет. Встретимся там через час?

– Хорошо.

Мы разошлись: он вернулся в конюшню, а мы с Несси пошли дальше к замку. Но мне по-прежнему не давал покоя вопрос: почему он обратился ко мне, а не к Люку?

Через час сгустились сумерки, и я с письменными принадлежностями в кожаной сумке отправилась к маленькому сараю для сбруи. Конюх ждал меня внутри. На покосившемся столике перед ним горел фонарь.

Он встал, когда я вошла и со скрипом закрыла дверь.

Поставив сумку на стол, я уселась на груде мешков с зерном, которые он приготовил мне вместо стула, в дрожащем свете достала бумагу, перо и чернила. Приготовившись, выжидательно посмотрела через стол на конюха, вдыхая земляные запахи лошадей, кожи и зерна.

– Не знаю, с чего начать, – сказал он, тоже усаживаясь.

– Может, сначала назовете свое имя? – предложила я.

– Я Диллон. Назван так в честь отца.

– Диллон Мак-Квин?

– Да. Мы всегда берем фамилию лорда.

Я записала его имя и дату. Похоже, Диллон опять затруднялся продолжать. Но я придержала язык и позволила ему собраться с мыслями. Спустя некоторое время он заговорил. И мое перо заскрипело по бумаге.

Меня зовут Диллон Мак-Квин. Я родился в первый из темных годов, в год после побега лорда Мак-Квина и убийства леди Мак-Квин. Я не помню времени, когда нами и нашими землями не правил Аллена. Но я всегда был при конюшнях, еще до того, как научился ходить, поэтому слышал много пересудов и знаю, каков был Аллена.

Он был добр с теми, кто становился перед ним на колени, кто восхвалял его, следовал всем его приказам. Мой отец, главный конюх, являлся одним из таких людей. Когда Аллена говорил есть, отец ел. Когда он говорил плакать, отец плакал. Когда говорил прыгать, отец прыгал. И когда он сказал отцу, чтобы тот отдал ему свою жену, отец отдал.

Я остановилась, стараясь унять дрожь в руках. К горлу подкатил ком, но я не могла сглотнуть. И до меня дошло, что я переоценила свою смелость. Мне хотелось записывать истории и обвинения, помочь людям Журдена освободить умы и сердца от темных лет. Но из-за этого я только еще больше возненавидела собственную кровь.

– Госпожа Бриенна, – прошептал Диллон.

Я заставила себя встретиться с ним взглядом. Слова поднимались с бумаги как дым, застилающий мне глаза.

– Госпожа, обещаю, вы захотите услышать окончание этого рассказа.

Я набрала побольше воздуха. Нужно доверять конюху – в этой истории есть то, что мне необходимо услышать. Медленно опустив перо в чернила, я приготовилась писать дальше.

Моя мать была красавицей. Она сразу привлекла внимание Аллены, и все, кроме отца, знали, что лорд вынудил ее делить с ним постель. Мне было всего три года, и я понятия не имел, почему мама так редко появляется.

Мать два года являлась любовницей лорда. Когда Аллена понял, что она не может забеременеть, он просто убил ее. Вскоре после этого умер и отец – он был сломлен без всяких шансов на исцеление.

Но в 1547 году случилось что-то странное. Аллена стал больше времени проводить в Дамэне, в собственных владениях, и оставил нас в покое. Наши женщины расслабились, решив, что он их больше не тронет. Ходили слухи, что Аллена хочет дочь, пусть даже незаконнорожденную. У него было два сына, а лорд без дочерей считается бесхребетником.

Осенью до нас дошли новые слухи. У Аллены появилась дочь от валенийки, женщины по имени Розали Паке, и он собирается эту дочь забрать. Но потом, спустя три года, что-то нарушило его планы, потому что он вернулся в Фионн и выбрал в любовницы еще одну женщину с твердым намерением обзавестись дочерью.

Он выбрал самую красивую ткачиху. Нам всем было ее очень жаль. Лара родила Аллене ребенка. Да, это была девочка, как он и хотел. Однако, когда девочке исполнился год, она заболела оспой. Болезнь обезобразила лицо малышки и стоила жизни Ларе. Девочка тоже должна была умереть, уйти следом за Ларой на тот свет, но продолжала бороться за жизнь. Она хотела жить. И, когда Аллена понял, что его дочь не умрет, но как знамя будет носить шрамы, он вдруг повел себя так, будто ребенок не его, и бросил девочку на попечение ткачих.

У меня дрожала рука. Я больше не могла писать – слезы застилали глаза.

Но Диллон говорил дальше. Говорил, чтобы я слушала, а не писала.

– Ткачихи полюбили ее, приняли как собственную дочь. Девочку назвали Нив и решили никогда не выдавать, кто ее настоящий отец, сказав, что ее отцом был добрый бондарь. И нам опять стало интересно, почему после этого Аллена оставил наших женщин в покое. После рождения Нив он больше ни к одной не прикасался. Но я могу представить, почему: наших женщин защищала чья-то жизнь, обещание отдать ему дочь из-за пролива.

Диллон встал и перегнулся через стол, чтобы взять меня за руки. Я плакала, словно меня пронзили клинком и от этой раны никогда нельзя будет исцелиться.

Нив была моей сводной сестрой. Моей сестрой.

– Бриенна, я знаю, что сейчас они на вас обижены, – прошептал Диллон. – Но когда-нибудь, когда время залечит раны, они полюбят вас, как любят Нив.

Глава 10. Картье

Больше не сирота

Владения лорда Моргана, замок Брай

Леди и лорд Дермотт прибыли перед самым заходом солнца в сопровождении семи охранников. В тот вечер я находился не в лучшем состоянии духа после рассказа Эйлин, однако должен был заключить с гостями союз для королевы. Я машинально выполнял то, что положено делать лорду, надеясь, что эти действия меня встряхнут. Искупался в реке и оставил бороду нетронутой, причесал волосы и возложил на голову золотой обруч, надел новую одежду, которую сшили портные: черные штаны и синий жилет с вышитым на груди конем. Удостоверился, что на столе в зале стоят полевые цветы и отполированная оловянная посуда, что мои люди забили ягненка и приготовили наш лучший эль.

После этого я вышел во двор ждать Дермоттов.

Все, что я знал о Доме Дермоттов: они держатся отчужденно, избегая общества других благородных семей; ни с кем не состоят в союзе, равно как и в открытой вражде. Они славятся минеральными ресурсами: их земли изобилуют каменоломнями и соляными рудниками. И, возможно, самое главное… это Дом женщин-правительниц. Я знал их благородную родословную, первенцами у них всегда были дочери. А в Мэване наследует именно первенец.

Нечего и говорить, что мне было любопытно познакомиться с леди Грейной Дермотт и ее лордом-консортом.

Она въехала во двор Брая верхом на тяжеловозе, одетая в кожу и темно-красный бархат, украшенный ее символом – скопой с раскинутыми крыльями на фоне солнца. Через грудь леди шла перевязь, а за спиной висел широкий меч в ножнах. Из-под обруча волной падали длинные черные волосы, горящие глаза с осторожностью рассматривали меня. Мгновение мы просто смотрели друг на друга. Я удивился, какой молодой она оказалась – наверное, на несколько лет моложе меня. Ее муж остановился рядом с ней.

– Так вот он, лорд Быстрых, вернувшийся из мертвых, – сказала Грейна и наконец улыбнулась. Последние лучи солнца отразились на ее зубах. – Должна признаться, лорд Эодан, я рада вашему приглашению.

– Добро пожаловать в замок Брай, – ответил я и чуть не поклонился, как сделал бы в Валении.

Но Грейна спешилась и протянула мне руку, которую я пожал в подобающем мэванском приветствии.

– Мой муж, лорд Роуэн, – представила она, поворачиваясь к мужчине, стоявшему чуть позади нее.

Я протянул руку и ему.

– Прошу вас в зал. – И повел их к теплу и свету камина.

Ужин начался как-то неловко. Не хотелось задавать гостям чересчур много личных вопросов, и им, вероятно, тоже. Но когда Эйлин принесла торт с корицей, я пересилил вежливость и спросил:

– Как идут дела в вашем Доме и у ваших людей?

– Вы имеете в виду, как Дермотты выживали последние двадцать пять лет? – сухо проговорила Грейна. – Я только что унаследовала Дом от матери, которая скончалась этой весной. Она была мудрой и старалась не попадаться на глаза Ланнонам. Наши люди редко пересекали границы наших владений, а мать посещала двор лишь один раз в сезон, в основном благодаря тому, что она женщина, а это вселяло в Гилроя беспокойство. Она посылала королю соль и специи, и он по большей части оставлял нас в покое.

– Помогало и то, что мы находимся на севере, – добавил Роуэн, глядя на жену. – А оплот Ланнона расположен на юге, хотя нам приходилось иметь дело с Халлоранами.

Грейна кивнула.

– Да, в последние десятилетия нашей главной проблемой были Халлораны, а не Ланноны.

– А что делали Халлораны? – тихо спросил я.

– В основном совершали набеги. Для них это было нетрудно, поскольку у нас общая граница. Они угоняли скот с пастбищ и грабили амбары. Если им оказывали сопротивление, сжигали наши деревни. Иногда насиловали женщин. Нередко бывали зимы, когда мы оказывались на грани голода. В таких случаях мы выживали благодаря Мак-Кари, которые делились с нами запасами.