Текст книги "Мелодия Джейн"

Автор книги: Райан Уинфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4

Утром Джейн разбудил вой пожарной сигнализации. Она выскочила из кровати, накинула халат и бросилась к выходу из комнаты, где немедленно налетела на Калеба, который стоял в коридоре, размахивая кухонным полотенцем перед датчиком дыма на потолке. На мгновение Джейн потеряла равновесие, и он подхватил ее под локти. Она вскинула голову и увидела на его лице улыбку. Вой прекратился, и Джейн, высвободившись, отступила на шаг и сделала глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями.

– Прошу прощения за переполох, – извинился он. – Я пытался приготовить вам завтрак, но, похоже, на кухню меня пускать нельзя.

– Это все мой дурацкий древний тостер, – ответила Джейн. – Он все время выкидывает такие штучки, если зазеваться.

– Я вас, похоже, разбудил. – Калеб кивнул на ее халат.

– Все равно мне пора было вставать. – Она запахнула полы халата поплотнее. – Ну, как вы? Хорошо спали?

– Как младенец, – ухмыльнулся он, снова забыв о разбитой губе.

– Да, выглядите вы отлично, – вырвалось у нее.

– Спасибо, – пожал плечами Калеб. – Вы тоже ничего.

Джейн залилась краской:

– Я имела в виду, что у вас отдохнувший вид. И опухоль спала.

Они стояли в коридоре, глядя друг на друга, как показалось Джейн, целую вечность.

Наконец Калеб произнес:

– Думаю, яичница покажется вам вполне съедобной, если вы проголодались.

– Умираю с голоду, – ответила Джейн, радуясь, что неловкий момент миновал.

Она двинулась за ним на кухню, пожалев, что не подумала взглянуть в зеркало и хоть немного подкраситься. Если не считать родственников, гостей у Джейн в доме не было давным-давно, а уж мужчин так и вовсе целую вечность, пусть даже Калеб по сравнению с ней совсем мальчишка.

Солнечные лучи били в окно, подсвечивая не успевший рассеяться дым. Пахло горелым тостом. На столе стояли яичница, оладьи и бутылочка с сиропом на основе подсластителя. В кофеварке булькал кофе. Это было впечатляюще.

Джейн потянулась к буфету за приборами, но Калеб преградил ей дорогу и выдвинул стул. Она села. Он достал ножи и вилки и вместе с салфетками положил на стол.

– Вы всегда готовите незнакомым людям завтраки у них дома? – поинтересовалась Джейн, наслаждаясь редкой возможностью отдаться чьим-то заботам.

Калеб положил ей на тарелку яичницу.

– Мне пришлось немало кочевать по чужим диванам, – ответил он. – В таких условиях быстро учишься отрабатывать гостеприимство.

Джейн взяла себе оладью и сбрызнула ее сиропом. Потом, дождавшись, чтобы Калеб тоже сел за стол, попробовала яичницу. Она оказалась очень вкусной. Не слишком пересушенной и не слишком влажной. И оладьи были золотисто-коричневые, в точности как она любила. Джейн давно уже толком ничего не ела, но этим утром она смела с тарелки все подчистую, а потом еще взяла добавки. Дзынькнула кофеварка, оповещая о том, что кофе готов, и Калеб поднялся, не дав Джейн даже возможности встать, и налил ей и себе по чашке ароматного напитка. Кофе они пили в молчании, украдкой бросая друг на друга взгляды и наслаждаясь покоем.

– Это был очень приятный сюрприз, – произнесла Джейн спустя несколько минут молчания. – Спасибо.

– Это самое малое, чем я мог отплатить вам за гостеприимство, мэм.

– Ох, ради всего святого, не называй меня «мэм». У меня немедленно появляется такое чувство, будто я тебе в бабушки гожусь, когда на самом деле всего лишь в матери. Зови меня просто Джейн. И на «ты».

– Ладно, просто Джейн так просто Джейн, – согласился он.

Джейн потягивала кофе и изучала Калеба поверх кружки. Она вполне понимала, что́ могла найти в нем ее дочь. Несмотря на опухоль, его лицо не утратило привлекательности, но взгляд Джейн против воли притягивал его рот. У него был волевой, слегка квадратный подбородок, синеватый от утренней щетины. И губы. Справа они были рассечены, но, за исключением этого, казались совершенно идеальными, в особенности когда изгибались в улыбке, обнажая белые зубы. А глаза? Бездонные и зеленые – да они словно омуты, способные затянуть любую женщину, стоило той утратить осторожность. Джейн напомнила себе, что осторожность терять нельзя. А еще, что к нему была неравнодушна Мелоди.

– Ты когда-нибудь снимаешь свою бейсболку? – спросила она, когда Калеб перехватил ее пристальный взгляд. – Смотри, так и облысеть недолго.

– Ну… – протянул он, – тогда она тем более мне понадобится.

– Ты не позволил мне снять ее с тебя вчера ночью.

Калеб стащил бейсболку и уставился на Джейн, свободной рукой проведя по своим густым непокорным волосам.

– Она принадлежала моему отцу, – сказал он. – Это единственное, что досталось мне от него в наследство, если не считать характера.

– А что, у тебя скверный характер? – поинтересовалась Джейн.

– Я держу его в узде.

– И каким же образом?

– С помощью музыки.

Джейн кивнула. Она понимала, что он имеет в виду. Собственные эмоции она держала в узде, решая судоку.

– И что ты будешь делать теперь? – спросила Джейн.

– Что буду делать?

– Ну да, без гитары?

– Понятия не имею. – Калеб опустил глаза и вздохнул. – Попрошу у кого-нибудь другую, пока не заработаю достаточно денег, чтобы выкупить ее. У вас… у тебя, случайно, не завалялось где-нибудь ненужной? – (Джейн покачала головой.) – Ладно, что-нибудь придумаю. Когда тебе что-то по-настоящему нужно, оно обязательно вскоре подворачивается.

– В самом деле?

– Для меня это так.

– А потом что?

– А потом скоплю денег и уеду.

– В Остин?

– Откуда ты знаешь, что я еду в Остин?

– Ты сам мне вчера это сказал.

– А-а… – протянул он. – Я был немного не в себе.

– Почему именно в Остин? – поинтересовалась она.

– Во-первых, потому, что там нет дождя.

– По мне, одного этого уже достаточно, – улыбнулась Джейн.

– Это еще не все, – добавил он с горящими от возбуждения глазами. – Остин – мировая столица музыки. Там куча исполнителей. Звукозаписывающих компаний. Скаутов, которые ищут новых исполнителей. Студий. И куча работы, так что на жизнь заработать нет никаких проблем, даже если ты и не добьешься известности. Он как Нашвилл, только без всех этих дурацких церемоний награждения и прочей ерунды.

– И почему же ты не отправляешься прямо туда?

– Как? Пешком?

– Не прямо сейчас. Я имею в виду, почему ты не поехал прямо туда до того, как тебя ограбили.

– Ну, я копил деньги. В этом году фестиваль я все равно уже пропустил. Но надеюсь, что доберусь туда до лета. Мне нужно заработать достаточно, чтобы пробиться и завоевать настоящий успех. Никто не будет относиться серьезно к человеку, который играет на улицах за деньги. Так что я собираюсь заработать достаточную сумму здесь, а потом начать с чистого листа в Остине, где меня никто не знает.

Джейн видела, какой надеждой загорелся взгляд Калеба, когда он заговорил об Остине. Боль, которая, казалось, постоянно жила в его глазах, на время исчезла, но немедленно вернулась вновь, едва он закончил свою речь.

– Я могла бы тебе помочь, – сказала она.

– В каком смысле?

– Помочь тебе добраться до Остина. Встать на ноги.

Калеб перехватил ее взгляд – его глаза горели огнем, который она не привыкла видеть у других людей. Потом он допил свой кофе, снова натянул на голову бейсболку и, поднявшись, принялся убирать со стола.

– Спасибо, но нет, спасибо, – ответил Калеб. – Ты и так уже более чем достаточно для меня сделала.

Джейн поднялась и двинулась следом за ним к раковине с тарелками в руках.

– Ты меня даже не выслушаешь? – спросила она.

– Тебе очень хочется кого-нибудь облагодетельствовать? С этим, пожалуйста, не ко мне.

– Помочь кому-то вовсе не значит его облагодетельствовать.

Он забрал у нее тарелки:

– В моих глазах это выглядит именно так.

– Вообще-то, я говорила вовсе не о безвозмездной помощи. Я намеревалась самым что ни на есть корыстным образом запрячь тебя в работу.

– Запрячь меня в работу? Где?

– Здесь.

– И что я должен буду делать?

– Оставь пока в покое посуду, я покажу.

Джейн отвела его в гостиную и, отдернув шторы, за которыми обнаружилось больше окно, продемонстрировала донельзя запущенный задний двор. По участку протекал небольшой ручей, и его берега заросли кустами ежевики, такими густыми, что сторонний наблюдатель нипочем не догадался бы о существовании ручья, если бы не деревянный мостик, проглядывавший сквозь колючую поросль. Остальной участок заполонил буйно разросшийся ракитник и высокий бурьян. Единственным красивым растением был одинокий розовый куст, который сорняки пока еще не успели задушить.

– Ну и джунгли, – покачал головой Калеб.

– Знаю, – отозвалась Джейн. – У меня много лет не доходили до этого руки.

– Через несколько месяцев ты сможешь печь пироги с ежевикой.

– Терпеть не могу ежевику, – усмехнулась Джейн.

– Ее все любят.

– Только не я. Она заполоняет все вокруг. Я хочу, чтобы ты ее изничтожил. Только выдергивать надо с корнями, иначе она вырастет снова.

– Что ж, у тебя там хотя бы розовый куст есть.

– Я хочу, чтобы ты и его тоже выкорчевал, – заявила она.

– Розу?! – удивился Калеб. – Но почему?

– Ты что, не видел, какие у нее шипы? Роза – та же ежевика, только вместо ягод у нее цветы. Мне не нужны растения, которые могут от меня защититься. И потом, этот куст моя мать подарила мне на новоселье, и от этого я ненавижу его еще больше. Тебе, наверное, будет сложно в это поверить, но когда-то на месте этих зарослей была симпатичная лужайка и огород. Я готова заплатить тебе, если ты возьмешься привести все это в божеский вид.

– Из города сюда не наездишься, – покачал головой Калеб.

– Поэтому ты будешь жить здесь, – кивнула она. – Кров и стол включены в цену.

– Даже и не знаю, – с сомнением произнес он, закусив распухшую губу.

– У тебя есть предложения получше?

– Мне кажется, проще будет нанять бригаду озеленителей, которые справятся куда лучше моего.

– Я пыталась. Все заламывают бешеную цену. Честное слово, ты окажешь мне огромную услугу.

Калеб окинул двор взглядом, что-то прикидывая в уме. Потом перевел глаза на Джейн и спросил:

– Сколько ты мне заплатишь?

– А сколько тебе нужно, чтобы устроиться в Остине?

Он склонил голову набок и наставил на нее палец:

– Я же сказал, что не потерплю никакой благотворительности. Просто назови сумму, в которую оцениваешь эту работу, а потом вычти из нее за проживание. И за кормежку тоже.

– Ладно, – ответила Джейн. – Сколько, по-твоему, времени это займет?

– Смотря, что делать. Нужно засеивать лужайку после того, как я тут все расчищу?

– Обязательно. И еще я хочу сад.

– Еще и сад?

– И фонтан.

Калеб снова поглядел в окно.

– Даже и не знаю… – протянул он. – Месяц. Может, два.

– Так, восемь недель при полной занятости – это триста двадцать часов чистого времени, – принялась подсчитывать вслух Джейн. – Пусть будет двадцать баксов в час. Думаю, это справедливая цена, так ведь? Плата за проживание пусть будет двести баксов в месяц.

– Всего две сотни?

– У меня низкий процент по кредиту. Ты мешаешь мне считать.

– Ладно, – согласился он, – давай дальше.

– Итого получается шесть тысяч долларов за два месяца работы.

– Шесть тысяч долларов?

– Что, этого недостаточно?

– Нет. В смысле, достаточно. Даже многовато.

– Так и работа тяжелая. И потом, ты еще не видел, какого размера у меня задний двор. У меня один из последних участков в пол-акра на нашей улице.

– Я не боюсь тяжелой работы, – заверил ее Калеб.

– Вот и славно. Красивый музыкант с твердыми понятиями о трудовой этике. Думаю, в Остине такую комбинацию оценят.

Калеб посмотрел Джейн в глаза, явно изучая ее, пытаясь решить, можно ей доверять или нет. Джейн вдруг неожиданно застеснялась своего вида. Интересно, как выглядит ее лицо в естественном свете? Кажется ли оно ему таким же старым, как ее отражение в зеркале кажется по утрам ей самой? Потом Джейн вспомнила, что этот парень был возлюбленным ее дочери, и выругала себя за то, что ей не все равно.

– Ты уверена, что это с твоей стороны не благотворительность? – уточнил он.

– Абсолютно, – заверила она. – Ты окажешь мне большую услугу.

– И ты не станешь донимать меня вопросами?

– В каком смысле?

– Ну, вдруг ты это все специально придумала, чтобы запереть тут и выудить всякие подробности о твоей дочери?

– Я не стану ни о чем тебя спрашивать, – пообещала Джейн.

– Тогда ладно. Договорились. У тебя будет самый лучший задний двор в мире. Прямо со страниц модных интерьерных журналов.

– Отлично. – Джейн хлопнула в ладоши и улыбнулась. – А теперь прими душ и приведи себя в порядок. Когда будешь готов, поедем в город, купим тебе какую-нибудь одежду и инструменты.

– Одежду?

– Ну да, – подтвердила Джейн. – Одежду.

Она оттянула ткань рваной футболки у него на груди и вдруг почувствовала, как по спине у нее пробежали мурашки. Она и сама не понимала толком почему.

– Не могу же я позволить тебе разгуливать по двору в этом драном тряпье, правда? Что скажут соседи?

* * *

– Мы так не договаривались! – возмутился Калеб.

– Просто расслабься и получай удовольствие, – посоветовала Джейн. – Ты что, никогда раньше не делал маникюр?

– Нет, и надеюсь, что никогда больше не буду. У тебя разве нет подруг, с которыми можно заниматься подобными делами?

Джейн только улыбнулась Калебу, глядя, как он кривится и хмурится, пока маникюрша обрабатывает ему кутикулу. В новом наряде – грубых ботинках, мешковатых брюках и рубахе в клетку – он был невероятно хорош. Пожалуй, он все-таки впишется в их островную жизнь, подумалось Джейн. Если бы только ей удалось заставить его выбросить эту бейсболку.

Тащиться обратно в город ей не хотелось, а на острове единственным местом, где можно купить мужские вещи, был магазин туристической одежды и снаряжения. Они набили небольшую тележку таким количеством одежды, которого хватило бы на несколько месяцев. Калеб, впрочем, настоял на том, чтобы отдать деньги из своего заработка. А вот за маникюр платила Джейн. Против этого Калеб ничего не имел, поскольку, по его собственному заявлению, ни за что в жизни не стал бы платить за то, чтобы кто-нибудь подстриг ему ногти.

– Педикюр тоже делать? – спросила маникюрша, миниатюрная азиатка с сильным вьетнамским акцентом.

– Какой еще педикюр? – покосился на Джейн Калеб.

Джейн против воли расхохоталась.

– Да, – кивнула она маникюрше. – Педикюр делать обязательно. И еще парафиновую ванночку, пожалуйста.

К тому времени, когда они вышли из салона красоты, оба успели проголодаться, но Калеб заявил, что не горит желанием идти в модное место для девочек, и Джейн повела его в «Айленд барбекю хаус». Они сидели за столиком на улице и ели ребрышки с хлебом из кукурузы. Было по-прежнему прохладно, но появившееся солнце внесло приятное разнообразие в многодневную череду беспрерывных дождей. Поливая медом второй кусок кукурузного хлеба, Джейн задумалась, когда в последний раз была так голодна. Пожалуй, несколько недель назад, до новости о Мелоди. Джейн не хотелось омрачать такой замечательный день мыслями о смерти дочери, поэтому усилием воли она отодвинула их на задворки сознания и обратилась к Калебу:

– Признайся, что тебе понравилось.

– Ты про поход в этот дурацкий салон?

– Ага! Ну давай. Ведь понравилось же, правда? Хотя бы немножко.

– Разве что массажное кресло. Только не говори никому, а то от моей репутации на улице в два счета ничего не останется.

– Да ладно, кому я могу сказать? – пожала плечами Джейн. – Я же вообще ничего о тебе не знаю.

Калеб подозрительно сощурился:

– Значит, ты все-таки намерена устроить мне допрос с пристрастием, хотя обещала этого не делать?

– Нет, – с невинным видом ответила Джейн. – Мне просто любопытно узнать о тебе больше, вот и все. Разве это преступление?

– Там нечего узнавать, – отозвался он.

– Не верю.

Калеб снял бейсболку и положил ее на стол:

– Меня растила тетка, после того как у отца из-за пьянства отказала печень. Мама погибла в автомобильной аварии, когда я был совсем маленьким. Она тоже пила. Влетела в машину развозчика пиццы, который тоже погиб. Говорят, я был с ней в машине, но я этого не помню. С тех пор у меня шрам на подбородке. Тетка увезла меня к себе в Спокан. Летом жара, зимой холодина. Одинокие вечера у себя в комнате. Школьный психолог обнаружила, что я синестетик[3]3
  Синестезия – особенность восприятия, при котором сигналы, исходящие от различных органов чувств, смешиваются и синтезируются. Одним из примеров синестезии является так называемый цветной слух – способность человека ассоциировать слышимый звук с каким-либо цветом.


[Закрыть]. С музыкой меня познакомил один старик на улице. Я стал разносить газеты, чтобы заработать, скопил денег и купил себе гитару. Выучил шесть аккордов. Написал тысячу песен. С тех пор не мыслю жизни без музыки. Когда мне было шестнадцать, тетка умерла. Меня пытались устроить в приемную семью, но я сбежал. Бродил по горам, пока не пришел в город. С тех пор вся моя жизнь – сплошные горки. То вверх, то вниз. То находил работу, то терял ее. Но так и не бросил музыку. И вот я здесь. Одетый, как работяга из какого-нибудь фильма, подрядился работать у женщины, которая хочет помочь мне без видимых причин.

Джейн так заслушалась, что не донесла до рта кусок хлеба. Струйка меда стекала на стол.

– Ух ты! – произнесла она, когда он закончил. – Кто бы мог подумать.

– Я подумал, лучше прояснить этот вопрос раз и навсегда. – Калеб снова нахлобучил на голову свою бейсболку. – Чтобы ты могла удовлетворить свое любопытство.

Джейн положила недоеденный хлеб на тарелку:

– Мне жаль, что так вышло с твоими родными.

Калеб отвел взгляд:

– Какие ноты тебе выдали, по тем и играть приходится, так ведь?

– Значит, у тебя никого нет? – Он кивнул. Джейн не хотелось причинять ему боль, и она быстро сменила тему: – Ты сказал, что ты синестетик. Что это значит?

– Это значит, что я слышу звуки, как цвета.

– Правда?

– Да. Не все подряд, только часть. Всю музыку. И большинство голосов.

– И какого же цвета мой голос?

– Синего, – ответил он. – Очень красивого синего цвета.

– Так вот каким образом ты узнал меня по голосу, когда я тебя нашла?

Калеб кивнул и ожесточенно вгрызся в кость.

Джейн сделала глоток диетической колы и покосилась на вывеску с рекламой пива в витрине.

– Судя по всему, у тебя наследственная предрасположенность к алкоголю. Как и у меня. Ты когда-нибудь увлекался выпивкой?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Немного, наверное. В юности. Но теперь я спиртного в рот не беру, потому что не хочу кончить как отец.

– Вообще ни капли?

– Я дал себе слово никогда не пить.

– Я тоже пью не слишком часто. Моя мать – алкоголичка в завязке, а брат – самый что ни на есть запойный пьяница. Я долгое время не употребляла алкоголь вообще. Даже вступила в мормонскую церковь, когда узнала, что им нельзя пить.

Калеб улыбнулся. Губы у него были перемазаны мясным соусом.

– А я в детстве пытался податься в Свидетели Иеговы, но тетка меня не пустила.

– Не знала, что Свидетелям тоже нельзя пить! – расхохоталась Джейн.

– Я не в курсе, можно им пить или нет, – ответил Калеб. – Я хотел присоединиться к ним потому, что тот чувак, который пришел к нам проповедовать, сказал, будто в их раю животные умеют разговаривать.

– Ты меня разыгрываешь! Говорящие животные!

– Так сказал тот чувак. Я тогда подобрал бездомную кошку, но она вскоре умерла. Вот я и подумал, как было бы здорово снова ее увидеть. А может, даже и поговорить с ней. В общем, тетка сказала, что они все еретики. Впрочем, думаю, она не слишком хорошо разбиралась в таких вопросах, ведь, заболев, она сказала, что это Божья кара за то, что она атеистка.

– Божья кара за то, что она атеистка?

– Ну да. Слышала когда-нибудь такую глупость?

– Нет! – прыснула Джейн. – Если не веришь в Бога, как можно считать, что Он наказывает тебя за то, что ты в Него не веришь?

– Я тогда так и сказал ей. Но люди верят в самое невероятное.

– Я уже вообще не знаю, во что верю. – Джейн отодвинула от себя тарелку.

– Я тоже, – кивнул Калеб. – За исключением музыки. В музыку я верю.

* * *

Когда с обедом было покончено, Джейн повезла Калеба в местный хозяйственный магазин. Они двинулись вдоль стеллажей, складывая в тележку все, что могло понадобиться Калебу для работы: секаторы, прочные кожаные перчатки, лопату. Когда он поинтересовался, почему у нее нет всего этого в хозяйстве, Джейн лишь пожала плечами и ответила, что раньше платила соседскому пареньку за то, чтобы он время от времени приходил и приводил ее лужайку в божеский вид, но парень вырос и пять лет назад уехал в колледж.

– Значит, ты плюнула на двор и позволила ему зарасти? – спросил он.

– Наверное, – кивнула она. – У меня было столько хлопот с дочерью, что двор отошел на второй план.

Калеб промолчал.

Когда они подкатили тележку к прилавку, продавец, сидевший за кассой, поднял глаза от журнала «Оружие и боеприпасы», который читал, и его усы дрогнули в нервной улыбке.

– А, Джейн, привет! – затараторил он. – Бекка все никак не соберется позвонить тебе насчет страховки. Дел в последнее время невпроворот. Но она помнит, что обещала позвонить.

Джейн только рукой взмахнула:

– В любое время, Ральф.

– Никак собралась взяться за джунгли у себя за домом? – заглянул в их тележку Ральф. – А что это с тобой за красавчик? Будет у тебя в саду работать? Ой, а с лицом-то что у тебя случилось, приятель?

– Ничего не случилось! – отрезал Калеб. – Это родимое пятно, и, когда меня о нем спрашивают, это задевает мои чувства.

При виде смущенного выражения, промелькнувшего на лице Ральфа, Джейн с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть.

Продавец неловко поерзал на своем табурете.

– Ладно, давайте пробивать, что у вас там, – наконец произнес он. – У вас наверняка есть дела поважнее, чем точить лясы с глупым стариком.

Он пробил все покупки и повернул экранчик кассы к Джейн, чтобы та могла видеть итог. Джейн провела картой по считывающему устройству и вбила пин-код. Ральф протянул ей чек.

– Ты, наверное, решила наконец-то выставить дом на продажу? – закинул удочку продавец, явно рассчитывая первым узнать новость. Джейн лишь скупо улыбнулась в ответ. – Я слышал, братья Петерс спят и видят, как бы заполучить твой участок. Передать им, чтобы заехали?

– Спасибо, не нужно, – отозвалась Джейн.

– Знаешь, они отвалили миссис Снайдер кругленькую сумму за ее пол-акра. Потом отгрохали там три дома и за месяц все продали. Три! Причем в одном из них над гаражом еще отдельная квартира. Да, наш остров уже не тот, что был когда-то.

– Тут я с тобой соглашусь, – ответила Джейн, – но не знаю, хорошо это или плохо.

– Трудно сказать, – вздохнул Ральф, – трудно сказать.

Калеб подхватил покупки, и они, оставив тележку, двинулись к выходу. Однако не успели они выйти за порог, как Ральф окликнул Джейн, и та обернулась.

– Нам очень жаль, что все так случилось с Мелоди, – произнес он полным неподдельного сочувствия голосом. – Очень жаль.

Джейн выдавила улыбку и вышла следом за Калебом.

– У вас тут на острове что, все такие? – поинтересовался Калеб, когда они уже ехали обратно к дому.

– Ральф неплохой малый, – отозвалась она. – И люди у нас тут вполне ничего. Как везде.

– Прости, если я повел себя невежливо, – сказал Калеб. – Наверное, этот его журнальчик просто напомнил мне всех тех людей, от которых мне очень хотелось оказаться подальше, когда я еще жил в Спокане.

– Ты не любишь оружие? – спросила Джейн.

– Не то чтобы не люблю, – ответил он. – Просто чувствую себя уверенней, когда его нет поблизости.

– И с такими взглядами ты собрался переезжать в Техас? – засмеялась Джейн.

– В Остин, – поправил ее Калеб. – Остин – совсем не то что весь остальной Техас.

– Пожалуй, лучше тебе держать при себе свое мнение по этому вопросу, когда переберешься туда, ковбой, – пошутила она. – Тамошние ребята наверняка гордятся своим штатом.

– Может, и так, – согласился он, глядя в окно.

Когда несколько минут спустя они свернули на улицу Джейн, Калеб покачал головой и сказал:

– Ну вот, снова я смотрю на людей свысока, валяясь в канаве.

– Что? – не поняла Джейн.

– Просто поговорка, которую я где-то слышал. Кем же это надо быть, чтобы высказывать мнение о людях, которых совсем не знаешь, когда сам при этом бездомный музыкантишка без гитары. Я порой веду себя как настоящая скотина.

Джейн с улыбкой свернула на подъездную дорожку, ведущую к ее дому, и остановилась.

– Знаешь, я не собиралась тебе этого говорить… – начала она, – но я очень рада, что ты его высказал. Свое мнение.