Текст книги "Снежный человек (с илл.)"

Автор книги: Раиса Торбан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава V. РАЗГОВОР В ДЕЖУРКЕ

– Мы осмотрели каждую пядь земли нашего участка. Эти двое будто сквозь землю провалились, – говорил товарищ Андреев, расхаживая из угла в угол.

– Ах ты, беда какая! – растерянно повторял Иван Фомич. – А собака-то что ж?

– Собака металась по лесу, как дьявол. Но ты сам знаешь, после дождя в лесу поднимается столько запахов, что сам черт не разберется. Дождем и бурей следы уничтожены.

– Что же теперь будем делать?

– Искать!

– А если они ушли назад, через границу?

– Все равно, мы должны это узнать.

Андреев закурил папиросу и подошел к Ивану Фомичу.

– Ну, ладно. Расскажи, как там у тебя детвора поживает?

– Да как? Хорошо. Загорели. Набегались за лето. Вот учиться собираемся.

– Ну что ж, хорошо, – улыбнулся Андреев.

– А я приехал звать вас к себе на открытие школы, – сказал вконец расстроенный Иван Фомич.

– Не могу, сам видишь. Нельзя сейчас отлучаться с заставы. Разве поближе к зиме. Зимой диверсанты побаиваются.

Учитель помялся немного.

– И вот еще какое дело… Я говорил тебе, ребята очень увлекаются стрельбой. Мы хотим организовать кружок. Только стрелять-то их учит старый наш охотник Тикка. А ружьишко у него допотопное… стрелять из него канительно очень…

– Ну, так что же ты хочешь?

– Я получил в городе разрешение, бумажку на приобретение мелкокалиберной винтовки. Но винтовки-то в городе сейчас нет. А из бумажки не выстрелишь…

– Ага, понимаю! – засмеялся начальник заставы. Он вышел из дежурки и через минуту вернулся с мелкокалиберной винтовкой.

– Вот, передай ребятам на открытии от шефов. Пусть учатся стрелять. Пристреляна винтовочка – первый сорт!

Андреев протянул Ивану Фомичу винтовку и на прощанье подал руку.

Иван Фомич просиял. Он схватил винтовку, затем руку Андреева, пожал ее и снова сел.

– Ну, что у тебя еще? – спросил начальник заставы простодушного Ивана Фомича.

– Товарищ Андреев! Позволь хоть поглядеть на героя. В дверку… Ведь ребята в школе не дадут мне житья. Скажут, был на заставе, такое случилось, собаку видел, а с самим героем и не познакомился… Позволь хоть взглянуть…

– Да ты что, Иван Фомич? Человек тяжело ранен, только уснул. Не могу, – категорически отказал товарищ Андреев. – Ты лучше поезжай домой и расскажи обо всем Большакову. Пусть предупредит лесорубов. Особенно лесников. Задержали пятерых нарушителей, а было их семеро. Понимаешь?

Глава VI. ШКОЛА

В глухом, дремучем лесу, на берегу большого озера вырос поселок лесорубов. Приятно желтеют на фоне темного леса новые избы, светлые, просторные бараки и склады. В воздухе смолистый запах сосны и свежесть озерных вод.

В стороне, почти над озером, высится здание новой школы. Окна раскрыты настежь. Ветерок свободно прогуливается по классам. Он сметает яркие резные листочки рябины с черной блестящей поверхности школьных столов.

Хмурые темно-зеленые сосны заблудились в школьной ограде. Покачивая вершинами, они недовольно слушают болтовню и смех ребят.

Сегодня первое сентября. В этот день, после короткого северного лета, ребята чуть свет собрались в свою школу.

Все успели загореть, окрепли, набрались сил…

Целыми днями жарились они на солнышке, купались в озере, рыбачили, ходили в лес за грибами и ягодами.

И сил этих так много, что девать некуда. Хочется носиться по двору, прыгать и скакать. Двери школы закрыты. Еще рано.

В ограде школы показались празднично одетые матери и отцы. Они чинно расселись на крыльце школы.

А вот пришел и Василий Федорович Большаков. Он заведует лесопунктом.

Все знают товарища Большакова, коренастого, в старой кожанке, в мягких сапогах с загнутыми кверху носами и коричневой кепке, надвинутой на лоб. Из-под кепки смотрят умные серые глаза. Строгий рот с двумя глубокими морщинами по краям редко улыбается.

На севере и природа и люди неулыбчивы.

Лесорубы крепко уважают Василия Федоровича. Со всеми спорами и делами они идут к нему.

Попыхивая трубкой, он слушает спорщиков. Мало говорит Василий Федорович. Но его решения охотно принимаются лесорубами.

Справедливо решает. Не бывает обидно рабочему человеку. Сам из рабочих…

А вот лодыри и прогульщики его побаиваются. Он почему-то всегда знает о каждом случае невыхода на работу. Сам лично придет на место и от каждого возчика и лесоруба объяснений потребует. Сколько ни крутись, а уж раз прогулял – не будет тебе ни денег, ни овса для лошади.

– Как хошь… – злобились на него лодыри и любители казенного добра.

А детвора считала этого сурового с виду человека самым добрым в поселке. Лучше всех…

– Даже лучше отца, – признавался маленький Тяхтя. – Дома отец придет с работы, начнешь спрашивать что-нибудь важное, а он: «Отстань, не вяжись с пустяками!»

А разве это пустяки, если у тебя чей-то кот передушил породистых цыплят из совхоза? Или, например, шишка величиной с кулак вскочила на лбу у соседского мальчика, и все говорят, что это ты, когда это не ты, а может быть, он сам… Жалуются тоже!

Василий Федорович всегда, как бы он ни устал, внимательно выслушает ребят и всерьез примет их ребячьи заботы и дела.

Как-то раз его вызвали в Петрозаводск, на важный съезд, очень важный. Он и тогда не забыл про ребят, привез им породистых белых кроликов. И ещё конфет, но это отдельно…

– Товарищам привет! – поднимает руку Большаков.

Взрослые и дети отвечают звучным:

– Терве![5]5
  Терве – здравствуйте (карельск.).


[Закрыть]

Присев на ступеньку, Василий Федорович закуривает свою трубочку.

На самой нижней ступеньке крыльца уселись девочки. Они с интересом слушали Анни, дочь лесоруба Кярне. Анни – высокая, тоненькая девочка в пионерском галстуке и с длинными светлыми косами.

– Я на ламбушке[6]6
  Ламби, ламбушка – маленькое лесное озеро.


[Закрыть] лебедей видела, – тихо рассказывает Анни. – Белые лебеди, красивые-прекрасивые…

Голос у Анни ровный, спокойный. И только где-то в глубине его таится сдержанное восхищение. А глаза у Анни, как вода в ламбушке, – зеленовато-синие и прозрачные.

– Лебедь гордо так плывет впереди. А за ним – лебедушка. И все глядятся в озеро, охорашиваются, чистят перышки.

– Это они от блох, – разрушил очарование рассказа белобрысый Тяхтя.

– Что ты выдумал? У лебедей – и блохи? – возмутились девочки.

Мальчишки хохотали.

– Не выдумал. Спроси хоть самого Василия Федоровича.

– Это верно, – подтвердил, смеясь, Большаков.

– А я аэроплан видел, настоящий, – сказал Юрики, сын Василия Федоровича. – Он низко-низко летел над лесом, прямо чуть за вершинки сосен не задевал. Я даже видел, кто там сидел.

– А кто? – спросила маленькая Лина. Юрики снисходительно улыбнулся.

– Кто? Герои, конечно: Молоков, Шмидт, Водопьянов…

– А куда они летели?

– В Арктику. Они все больше туда летают, – деловито разъяснил Юрики.

– А зачем?

– Смешная какая! Разве ты не знаешь? Полюс открывать.

– А зачем?

– Чтобы узнать про погоду. Оттуда к нам идет холодная погода.

– Не надо, я не люблю холод.

– Ты подожди, я вырасту, – продолжал Юрики, – полечу и сам открою Южный полюс: пусть оттуда к нам идет тёплая погода.

Лина обрадовалась.

– И все время будет лето? Долго-долго?

– Целый год!

– И учиться не надо?

– Ну, кто же учится летом! – пожал плечами Юрики, – Ох, и здорово это будет! – сказал один мальчик.

Юрики сиял, будто он и на самом деле открыл уже такой полюс.

– Ребята! Если не учиться, то и открывать ничего нельзя будет, – сказал Большаков.

– Почему?

– Знать ничего не будете.

Это серьезный довод… Но Юрики нашел выход:

– Можно учиться в дождик!

Тяхте стало обидно, что не он первый захватил себе Южный полюс.

– Так тебя и станут дожидаться, пока ты вырастешь. И без тебя откроют, – поддразнил он Юрики.

Юрики огорчился: в самом деле, расти еще долго, а полюсов этих всего-навсего две штуки. Один уже открыт, кто-нибудь – раз, два – и откроет второй. Юрики в будущем просто делать нечего!..

– А стратосфера?! – торжествующе закричал Юрики. – Там еще можно успеть наоткрывать всякой всячины.

– Я тоже хочу… в стратосферу, – с трудом выговорила Лина.

– Ты еще маленькая, тебе нельзя, – попытался отговорить ее от безумного шага Юрики.

Но на крыльце набиралось все больше и больше ребят, желавших стать летчиками. Они рвались в небо, в стратосферу.

– Что же это такое? Сказать ничего нельзя!

Юрики серьезно взволновался за свою будущность и шепнул Тяхте:

– Давай вместе напишем письмо в самый главный воздушный комитет и попросим: пусть, пока мы вырастем, для нас оставят самый маленький кусочек неоткрытой стратосферы.

– Я подумаю, – солидно ответил Тяхтя.

– А у меня тоже есть интересное сказать, – хитро прищурил один глаз Василий Федорович, внимательно слушавший разговоры ребят.

– Ну, скажите!

Василий Федорович пыхнул трубкой и после некоторого молчания коротко сообщил:

– К нам едут канадцы.

– Вот это хорошо! – оживились взрослые и с интересом принялись обсуждать новость.

– Чего хорошего? – заворчал один из лесорубов. – Приедут: «Мы – Америка!..», начнут «класс» в работе показывать… А ты догоняй ихнюю Америку.

– А ты, не гнавшись, уже притомился?

– А вот на соседнем участке, – заговорил третий лесоруб, – наши мужички такой «класс» показали канадцам – держись! Хладнокровные они ребята, эти канадцы, а расстроились.

– Еще бы, обидно им… Три-четыре года тому назад обучали наших, как моторную пилу в руках держать. А теперь ученики учителей переплюнули, – довольно сказал пожилой лесоруб.

– Как расстроились-то! – крикнул вдруг тонким голосом рассказчик.

Слушатели рассмеялись.

– Что же теперь они?

– Они? Из лесу не вылазят, хотят нашим доказать.

– А наши что ж?

– То же самое, не хотят сдаваться. Бабы им всем организовали чай и горячие обеды. На машине подают прямо на делянку, ко пню. Жара! – смеясь, закончил рассказчик.

– А мы чем хуже? – поднялся во весь свой рост громадный Кярне. – У меня в бригаде все рубят двадцать, а то и двадцать пять кубометров.

– «У меня в бригаде…» – передразнил его ворчливый лесоруб. – У тебя в бригаде, как и ты, не люди, а кони. Много, я тебя спрашиваю, в Карелии таких-то бригад? – подскочил он к самому его носу.

– Много, – коротко ответил вместо Кярне Большаков.

– Мало срубить, надо вывезти вовремя, чтобы снегами-метелями не занесло древесину, – солидно заметила одна из женщин.

– Правильно, Матвеевна, – поддержал ее Василий Федорович. – Подвозка особенно у нас хромает, вот из-за таких… – кивнул он в сторону недовольного лесоруба.

– А на чем возить-то? На спине? – запальчиво крикнул этот лесоруб.

– Как на чем? – спокойно оглядел горячившегося человека Большаков. – У нас есть тракторы, мотовоз, деррик… Грузи и вози.

– С ремонтом только у нас неладно, – озабоченно отозвался десятник, отец белобрысого Тяхти, – то горючего нет, то частей, а механика за хвост не поймаешь. Носится как угорелый с одного участка на другой.

– Ладно. Теперь у нас будет свой, постоянный механик, из приезжих. И у канадцев нам еще многому надо поучиться. Народ они дельный. Я рад им, – сказал Василий Федорович.

Детвора облепила взрослых, прислушиваясь к их оживленному разговору.

– А ребятишки с ними приедут? – спрашивали они.

– Как же, с семьями приедут.

– А где они жить будут? – поинтересовался белобрысый Тяхтя.

– Поплотнимся немного, пока будет готов новый барак, – сказал товарищ Большаков. – А если захотят, пусть строятся отдельно. Места в лесу много – стройся, где нравится. Сегодня, после обеда, я поеду смотреть барак и участки для канадцев, повидаю и лесников по одному важному делу… Кто из вас захочет, может поехать со мной, – предложил он ребятам.

Сторожиха Марфа в новом синем халате, повязанная ярким платком, широко распахнула двери школы и начала звонить изо всех сил колокольчиком.

– Открыли, открыли! – кричала детвора и бежала на звон колокольчика.

В дверях показался учитель. Он сердечно поздоровался с родителями и пригласил их в школу.

– Здрасте, Иван Фомич! Здрасте! – шумели вокруг него ребята и говорили все сразу.

Разобрать ничего было нельзя. Учитель, смеясь, пропустил ребят в школу.

Шум, гам, беготня. Из класса слышен треск, напоминающий ружейные выстрелы.

Это ребята хлопают досками парт. Каждый облюбовал себе место и торопился захватить. Не шутка – год сидеть!

У шалунов в большой цене места подальше. Там, позади, вольготней. А девочки, особенно отличницы, чинно занимают первые места, чтобы все было видно и слышно.

– Зачем это им, когда они и без того уже много знают? – удивлялся Юрики.

Маленький Юрики – большой шалун, хоть и пионер. В эту минуту он озабочен серьезнейшим вопросом: с кем сидеть и где? Юрики не успел еще выбрать себе место, как распахнулась дверь и в класс вошли родители во главе с Иваном Фомичом.

Школьники начали хлопотливо рассаживаться по местам.

Когда все угомонились, учитель поздравил ребят с началом учебного года и выразил уверенность, что все они будут хорошо учиться, бороться за качество учебы.

Ребята охотно пообещали, что будут «бороться». А затем Иван Фомич с торжественным видом принес из учительской подарок от шефов-пограничников – новую винтовку.

Винтовка всем очень понравилась.

Ребята, довольные подарком, спели песню про «Красную винтовку».

Пенье вышло не очень стройным, каждый старался петь так, чтобы все его слышали.

 
Винтовочка, бей, бей,
Винтовочка, бей!
Красная винтовочка,
Буржуя не жалей!
 

После того как винтовка побывала в руках каждого школьника и каждый мог из нее прицелиться, погладить, понюхать и даже слегка вымазаться ружейным маслом из ее затвора, она вернулась на стол учителя.

Иван Фомич убрал винтовку и рассказал ребятам, как в глухую, ненастную ночь проводник Онни Лумимиези и его замечательная собака Дик пошли в дозор, как обнаружили банду диверсантов и бились с ними, как нож одного из этих негодяев пронзил грудь смелого пограничника.

– Они убили его? – тихо спросила Анни.

– Нет, тяжело ранили, – ответил учитель.

– Выживет ли?

– Сколько ему лет?

– Какой он? – посыпались со всех сторон вопросы. Учитель развел руками:

– Я не видел его в лицо. Начальник не разрешил мне даже взглянуть на него. Нельзя, говорит, беспокоить раненого.

– А вы бы в щелочку, Иван Фомич, – посоветовал Юрики.

– Я хотел в щелочку – не позволили, – сокрушенно ответил учитель.

Ребята несколько раз подробнейшим образом заставляли Ивана Фомича описывать Дика и очень жалели, что учитель не видел в лицо самого героя, Онни Лумимиези.

– Давайте напишем ему письмо и пригласим в гости, – предложила Анни.

– И Дика попросим привести, – добавил Юрики.

– Едва ли он будет в состоянии скоро к нам прийти, – сказал учитель.

– Позовем на елку. К этому времени он должен выздороветь.

– И деда Мороза смастерим.

– Живого нарядить лучше.

– А кого?

– Попросим деда Тикку.

– Из него Мороз будет знатный!

– А согласится?

– Согласится! – решительно заявил Юрики.

Ребята немедленно принялись писать коллективное письмо на заставу.

Вот оно:

«Дорогие товарищи пограничники! Спасибо за винтовку. Мы очень обрадовались и все хотим стрелять. А Иван Фомич говорит, что кое-кому надо подрасти. Мы обязательно вырастем.

Раз вы наши шефы, то приглашаем всех вас в гости на елку. И обязательно, чтобы пришел к нам ваш проводник Онни Лумимиези, и пусть приведет с собой Дика.

Елка у нас в школе будет очень, очень хорошая.

С завтрашнего дня хотим начать игрушки делать, а дед Мороз будет живой, настоящий. Приходите. Ждем. Пишите.

Лучше не пишите, а приходите».

Глава VII. ЛЕСНИК КОНДИЙ

После обеда Юрики, Анни, Тяхтя и другие ребята забрались в телегу.

Василий Федорович взял вожжи. Покатили… Сначала ехали по старой лежневой дороге. По обеим ее сторонам тянулись участки почти вырубленного леса. Старые пни понемногу исчезали среди молодой поросли, и только кое-где над ними еще высились одряхлевшие сосны.

Вскоре дорога кончилась, и лошадь осторожно пошла по узкой лесной просеке. Сразу же стало темно от наступавших со всех сторон деревьев.

Мрачную окраску соснового леса неожиданно расцвечивали огромные пурпурно-золотистые букеты рябины и осинника.

Каждый раз, увидев такое дерево, ребята вскрикивали от радости.

Солнечные лучи иногда проникали сквозь ветви деревьев, освещая лесную дорогу, усыпанную красными и золотыми листочками.

Дорога убегала в чащобу, ехать становилось трудней.

Огромные почерневшие корни деревьев, как узловатые руки подземных великанов, выступали из земли и протягивались поперек дороги. Телегу подкидывало. Ребята хватались за края телеги, друг за друга, пищали и хохотали.

Наконец лошадь остановилась, они вышли и по тропинке направились к избе лесника Кондия.[7]7
  Кондий – медведь.


[Закрыть]

Срубленная из толстых бревен изба покривилась и осела. Мох и лишаи пробивались из пазов между бревнами. Два подслеповатых окошка глядели из-под крыши.

Солнце быстро опустилось за вершины деревьев. Часть неба окрасилась в багрово-красные тона. Темно-зеленые сосны против света казались совсем черными.

– Невеселое местечко, – сказал Большаков и постучал в дверь.

– Кто там? – послышался хриплый сонный голос.

– Открывай!

– Сейчас…

Минуты две-три слышалась возня лесника с крючком у двери.

– Ох ты! – ругался лесник. – Заклекла… не отопрешь. Наконец дверь открылась.

– Чего запираешься средь бела дня? – здороваясь, сказал Большаков и переступил порог.

Ребята застенчиво жались у двери, не решаясь войти.

– Входите, садитесь, будьте гостями, – сказал лесник, пытаясь быть любезным.

Небольшого роста, кряжистый, с лицом, заросшим волосами, он легко, по-звериному, двигался по избе в своих мягких, подшитых кожей сапогах с острыми носами. Сходство со зверем дополнялось черными точками маленьких злобных глаз и короткой шеей. Рассеченная посредине губа обнажала ряд крепких желтоватых зубов.

«Медведь», – думал Василий Федорович про лесника.

Лесник вдруг зевнул и прикрыл лицо рукой. Но его глаза совсем не казались сонными. Наоборот, они остро и настороженно прощупывали неожиданных гостей.

– А ребята вот пришли с тобой познакомиться. Сидишь ты тут, как в берлоге…

Лесник захохотал. Анни вздрогнула от страха.

– Не бойся, не бойся, – оскалил в улыбке свой рот лесник.

«Ох, и зубищев у него! Как хватит…» – с опасением подумал Тяхтя и пересел поближе к Большакову.

Кондий полез в сундук, вынул кулечек с пряниками и угостил ребят. Пряники были сухие и пахли не то крепким табаком, не то нафталином.

Ребята понемногу освоились и с любопытством разглядывали обстановку избы.

Огромная печь, сложенная из плитняка, занимала почти половину избы. Над очагом для варки пищи – крючки. В котелке, подвешенном на крючок, варится уха с картошкой и луком. На другом крючке – большой старый кофейник.

Вверху, у печи, почти под потолком – длинный шест с нанизанными на него лепешками – пекки-лейпа. Это пресный карельский хлеб.

Рядом с печью – полати. Из-под ситцевой занавески видна пестрая юбка. Она неловко сбилась в ногах, открывая большущий валенок, подшитый войлоком и кожей.

– Кто это? – спросил тихонько Тяхтя.

– А старуха моя… Зубы замучили, – ответил лесник.

– Давай свезу к нам в околоток, чего ей здесь маяться, – предложил Большаков леснику и шагнул к печи.

Лесник одним движением опередил Василия Федоровича, бросил на старуху тулуп и старательно задернул занавеску.

– Травами всю ночь парила, пусть греется на печи. Большаков махнул рукой: пусть.

– А у меня к тебе дело, Кондий… – И вполголоса он заговорил с ним о приезде канадцев, о выделении для них годных строительных участков и потом, совсем тихо, о двух нарушителях, сгинувших неизвестно куда…

Лесник внимательно слушал его и барабанил заскорузлыми пальцами по краю деревянного стола.

– Рано ли, поздно ли пограничники найдут их, сам понимаешь, – говорил Большаков, – но мы, население, обязаны им всемерно помогать…

– Как же, как же, – солидно соглашался Кондий, – поможем.

В избе стемнело.

– Ну, нагостились, пора и по домам, – поднялся Василий Федорович.

В наступивших сумерках лицо Кондия показалось Большакову бледным. Лесник взял из угла ружье и вызвался проводить гостей до просеки.

Ребята, утомленные свежим воздухом и дорогой, хотели спать. Прижавшись друг к другу, они дремали.

Василий Федорович осторожно вел лошадь под уздцы.

В темноте она могла легко выколоть себе глаз или сломать ногу.

Кондий шел сзади. Он немного отстал, раскуривая цигарку.

Совсем стемнело.

Вдруг на самой середине дороги показалась идущая навстречу женщина с мешком за плечами. Она шла прямо на них.

– Добрый вечер! – поздоровалась женщина, узнав Большакова.

– Лесничиха?! – прошептал Большаков. – Кондиха, та, что осталась в избе… – Он смотрел на нее, как на привидение.

– Какая лесничиха? – спросила сонная Анни. Юрики рассмеялся.

– Вот здорово! Получается, как в сказке про черепаху и зайца. «А я уже здесь! – сказала черепаха…»

Большаков оглянулся назад. Кондий замешкался.

– Как ваши зубы, тетка Кондий? – спросил Большаков.

Удивленная старуха рассмеялась:

– Зубы? Дай бог всем… Сколько живу, ни разу не болели, только вот передние повыкрошились.

– Вы откуда?

– Из поселка… в лавку ходила купить кое-что.

– Так… – протянул Василий Федорович каким-то новым, необычным для ребят тоном.

Кондий, раскуривая цигарку, поравнялся с телегой.

– Стой! – крикнул вдруг Большаков и, выхватив наган из кармана, направил его на Кондия.

Один сильный прыжок – и лесник очутился за деревом. Грянули одновременно два выстрела. Испуганная лошадь рванулась и понесла, не разбирая дороги. Еще выстрел!

Ребята отчаянно закричали. Лошадь понесла сильней, телегу бросало из стороны в сторону, подкидывало на ухабах. Ребята боялись разбиться в этой бешеной скачке.

Кончавшие работу лесорубы услышали стрельбу, грохот телеги и крики испуганных ребят. Они кое-как переняли лошадь.

Покрытые синяками и ссадинами, плача, ребятишки сбивчиво рассказали о происшедшем.

Лесорубы бросились на помощь Большакову.

Василий Федорович остался жив. Но Кондия найти не удалось.

За старухой Кондия установили наблюдение. Когда все поулеглось, в одну из темных осенних ночей она пошла тайными тропами к границе.

На самой границе ее задержали. При обыске у старухи нашли пачку старых николаевских денег и на значительную сумму марок и крон.

На допросе выяснилось, что настоящая их фамилия – Ярвимяки. Они из Ухты. Имели там большой дом и лавку красного товара.

О своих торговых делах старуха рассказывала охотно. Но когда ее спросили, кто был у них на печи, переодетый в женское платье, старуха заперлась:

– Знать ничего не знаю…