Текст книги "Мой замок"

Автор книги: Раиса Сапожникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– В самом деле, – сэр Конрад поднял брови и посмотрел на своего первого рыцаря. – Что скажешь ты?

Тот почему-то вздохнул и заговорил:

– У некоторых молодых ребят в Баттеридже действительно есть оружие. Кое-что с давних пор, бывшие воины вроде Дейни сохранили, а несколько штук появилось новых. Говорят, кто-то им подарил. А Зак даже однажды пытался подраться с Гаретом, так, понарошку. И просил показать, как правильно бить мечом... Вообще-то он парень неплохой, задиристый только. Роланд, а ты его не учил? Если уж так человеку хочется мечом махать, поступал бы в оруженосцы.

Роланд Арден только дернул плечом и сдвинул брови.

– Погоди, Торин, – граф поднял руку. – По здешним законам, меч в руках крестьянского сына может привести его и на виселицу. Только лица благородного звания владеют оружием. И еще те, кому оно дано господином... То есть латники. Ты говоришь, кто-то дарил им мечи? Не показалась ли тут снова рука нашего дорогого герцога Саймнела... Ему на руку любая смута.

– До смуты далеко, – возразил Торин. – Пускай бы и побаловались пока с клинками. Наступит пахотная пора, и ни у Зака, ни у кого иного минуты не будет не то что бунт учинить, а даже поговорить о нем.

– Ах, сэр Торин, можно ли так говорить! – вмешался неугомонный Баррет. – Налицо все признаки измены! Они намереваются признать самозванца и свергнуть его светлость.

Граф Арден вздохнул. Он нацепил на лицо самое доброжелательное выражение и обратился к старому слуге:

– Мастер Баррет, я бесконечно благодарен за вашу бдительность. Я немедленно приму меры, а вас прошу отправиться в Борнхауз. Дома вы будете в безопасности, и к тому же благополучие этого поместья необычайно важно, особенно на случай бунта в Баттеридже. А ваша дочь, не захотела бы она посетить вас вместе с ребенком?

– Она не хочет, – сердито скривился Джон. – Я ее тоже просил.

– Ну, не хочет, и ладно. До свидания, мастер Баррет. Счастливого вам пути!

Старику ничего не оставалось, как поклониться и уйти. По дороге он все-таки метнул на Роланда злющий взгляд, на что тот только зябко передернул плечами.

– Так. А теперь, Торин, расскажи то, о чем не мог говорит при нем. Я слушаю.

– Ну что ж. – Первый рыцарь опять вздохнул. – Среди деревенских мужиков в самом деле слышатся разговоры, что сын покойного графа чудом остался жив. Он же и не скрывается. Его хорошо помнят. Сам бывший граф оставил о себе память плохую – прости, Роланд, но это правда – но сыну его верят больше. Даже больше, чем вам.

– А почему? – пожелал узнать Родерик. Такие вопросы всегда его очень интересовали.

– Народная мудрость, сын. Особенности крестьянского видения мира, – объяснил ему граф серьезно. – Они очень не любят изменений. Переход земли из одних рук в другие, если совершается не от отца к сыну, их пугает. Новый хозяин чаще всего еще хуже старого... Роланда они знают с рождения. Он принадлежит их маленькому миру. Поэтому его предпочитают мне и даже тебе, хотя ты стал их любимцем... Торин, продолжай.

– Староста деревни – человек спокойный и рассудительный. О двух других мало знаю, но что не забияки, убежден. Скорее всего старый дурак с ними на ножах, вот и раздул дело...

– Не надо обижать старика. Он таков, каким сделала его жизнь.

– Сожалею. Но если бы Оттер с Тилли и впрямь собрались бунтовать, они не стали бы болтать об этом открыто, да еще в корчме, где всегда есть лишние уши. Скорее всего, это были, как сказал Родерик, просто крестьянские разговоры. Где начинать пахоту, как уплатить налоги... И потом, мы следим. Любой бунт обречен на неудачу, это даже мужик поймет. Куда четырем десяткам сельчан, хоть вооруженных мечами, против равного числа рыцарей! Да если их даже будет втрое больше, обученные воины с ними быстро расправятся.

– А если в то время, когда эти обученные воины будут расправляться с бунтовщиками, на замок ударит чужое войско? – в задумчивости произнес граф.

– Я вижу, покоя вам не дает этот несчастный Саймнел.

– Вот именно. Он не дает мне покоя. Насылает грабителей на мои караваны, пытается организовать мое убийство, раздает оружие моим подданным... Даже если их не удастся подвигнуть на мятеж, донос о подаренных мечах мог вызвать расправу над бедными крестьянами. Если бы мой начальник стражи был менее хладнокровным человеком и не так сочувствовал простым людям. А тогда легко заварить кашу... Если пока все спокойно, то это благодаря тебе, Торин.

– Ну, что ж... – граф Арден положил ладонь на стол в знак окончания дискуссии. – Следите за развитием действия. Так же, как до сих пор – внимательно и незаметно. Когда будет время вмешаться, мы вступим в дело.

– А мы не должны попытаться... ну... как-то договориться с герцогом Саймнелом? – тихонько спросил отца Родерик.

– Опыт говорит мне, сын, что с этим человеком договариваться бессмысленно... Все, что он до сих пор совершил, представляет его не столько даже злодеем, сколько безумцем. Одержимым идеей во что бы то ни стало завладеть Арденом. Который, по большому счету, вовсе ему не нужен, ибо Саймнелу и так принадлежит много земли и замок не хуже нашего. Бывают на свете такие люди... Приходится учитывать их существование и находить способы бороться с ними. Ладно, сынок, ты иди, мне хотелось бы побеседовать с Роландом. Наедине.

Когда Торин и Родерик их оставили, Конрад Арден внимательно посмотрел в глаза Роланда и сказал:

– Я надеюсь, ты меня больше не боишься.

– Нет, – ответил тот хмуро, – и если вы думаете, что я заодно с ними, то это неправда. Я никого к бунту не подстрекал.

– Такая глупая мысль никогда не пришла бы мне в голову, – он даже дернул головой, показывая, как отбрасывает эту самую мысль.

– Я уже говорил, что твои чувства ко мне естественны и не содержат греха. Но хитроумный дьявол подстроил человеческой душе ловушку: часто самые естественные побуждения заставляют совершить тяжкий грех и чудовищное преступление. Кто-то весьма мудрый сказал, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями. А знаешь, как просто не вступить на эту дорогу? Надо только соразмерять свои цели с ценой их достижения. Почему-то за тысячи лет истории люди до этого не додумались...

– Я знаю, кто подстрекает добрых селян к бунту. Бунту кровавому и совершенно бессмысленному, цель которого – отвлечь моих рыцарей от защиты Ардена. Ты тут ни при чем. Но если бы не было тебя, ему гораздо труднее было бы влиять на крестьян. Так уж вышло, что очень хорошее чувство – любовь к справедливости – толкает хороших людей убивать других, и ничуть не худших. А ты представляешь, что будет, если бунт увенчается успехом?

– Милорд, не надо мне это говорить. В планах этого Саймнела я не участвую, его цели мне не интересны.

– Тогда оставим пока Саймнела. Представим себе, что его нет, а есть только крестьянская армия – и ты. Допустим, что собралась тысяча мужиков, осадила мой замок и принудила меня сдаться. Ты победил.

– Я же вам говорю, не собираюсь я с вами воевать!

– Никто не сказал, что собираешься. Но вообразить это можешь? Вот предводитель – Каспарус Дейни – торжественно объявил тебе о победе и ты, хотя против воли, принял мою капитуляцию... Вообразил?

– Вообразил, – невольно улыбнулся Роланд и мечтательно зажмурил глаза.

– Тогда воображай дальше. Я стою в цепях, а ты диктуешь условия моего выкупа...

– Не стану я вас заковывать в цепи!

– Ладно, тогда без цепей. Давай условия, победитель! Что первое?

– Ну, замок, наверное...– Роланд неуверенно принял игру и даже заулыбался.

– Правильно. Ты захватил замок, он твой. Что, ты его не разрушишь?

– Зачем? Пусть стоит... Это же мой замок. Он защищает моих людей, и вообще... Я здесь жить буду.

– Верно, жить в доме куда лучше, чем разрушать его. Теперь лошади. Ты захватил шестьдесят коней, пустишь их на мясо?

– Что вы такое говорите! – запротестовал Роланд, вспоминая своего Колоса, Мун, Ворона и других.

– Стало быть, лошадям ничто не грозит. Ладно. Как с рыцарями? Ты их казнишь смертью за то, что служили не тому лорду?

– Ни за что! – Роланд перестал улыбаться. – Я приму на службу всех, кто захочет, и отпущу всех, кто уйдет.

– Великолепно! А слуги? Прогонишь? Предупреждаю, нигде таких не найдешь. Повар вроде Ладри или конюх такой, как Дерек – лучшие в мире.

– Я знаю. Если они только захотят мне служить, пусть живут в замке.

– А рабы?

– И рабы. Только я их освобожу.

– Славно. Значит, рабам будет еще лучше. Ну, стало быть, остаемся лишь мы с женой и еще наши дети. Что будет с нами?

– Ничего, – буркнул Роланд, которому игра почему-то разонравилась.

– Выгонишь нас из дому?

– У вас же есть золото. Еще такой замок купить можно.

– Ах, ты даже не отберешь наше золото? Какое необыкновенное великодушие! Ради одного этого я бы с тобой поделился... И потом скучал бы за тобой, скитаясь в чужих краях... А ты? Может, и тебе будет нас не хватать? – коварно осведомился сэр Конрад.

– Будет, – признался Роланд и, злой на себя за эту слабость, дерзко выпалил: – Особенно леди Хайдегерд.

Он сам не знал, как у него вырвалось такое. Но граф не рассердился.

– Это понятно. Значит, прелестную Хайди ты бы оставил, да?

– Если бы она согласилась...

– Допустим. Ну, а Родерика? Не захочешь иметь рядом такого пажа? Он же твой друг, нет? С ним ты легко расстанешься?

– Не останется же он мне другом после такого.

– А вдруг останется? Вообразить все можно.

– Тогда пусть остается.

– Прекрасно. Ну, а Леонсия? Ты ее больше не любишь, пускай идет со двора, так? На что тебе эта старая дама?

– Шуточки у вас... Я не побоюсь сказать даже вам, что бесконечно благодарен леди Леонсии за ту доброту, что она мне оказала. Никогда не забуду ее и останусь навечно ее рыцарем.

– Прекрасно сказано, – одобрил сэр Конрад, – и искренне, я уверен. Значит, единственный, кого ты прогонишь – я? Лично я? Но почему? Ты же так молод. Управлять крепостью, землями, людьми нелегко. Чтобы не наделать ошибок, молодой лорд обязательно пользуется советами более опытных людей: родственников, воспитателей, вообще старших... Но ты рано осиротел, воспитателя у тебя тоже нет. Некому советовать тебе, кроме того же Дейни или Баррета. А от них вряд ли добьешься толку, они вечно между собой будут спорить. Не лучше ли иметь под рукой старого дядю Конрада? Я же тебе почти родственник. Я отец твоего любимого пажа и девушки, которая тебе так нравится... Не возьмешь меня в дом, Роланд? Я тебе пригожусь.

– Я понял, что вы хотели сказать, милорд, – помолчав, сказал Роланд.

– И вы правы. Вы всегда правы, хоть плачь. Мои притязания могут быть справедливы и естественны, но осуществить их будет преступно. Это дорога в ад... Значит, я должен отступить? Забыть, кем я был, кем были мой отец и моя мать – прекрасная и достойнейшая леди Арден... И стать обыкновенным слугой. Пажом или оруженосцем, если такова будет ваша воля. Может быть, верной службой добиться рыцарского звания. Но не мечтать получить обратно дом моих предков. Так?

– Роланд, мальчик мой... Почти так, но не совсем. Я не прошу тебя отказаться от мечты, только от осуществления ее здесь и сейчас. Цена будет неимоверно высока! Разве ты готов пожертвовать жизнью своих друзей Тома и Зака, бросив их против моих рыцарей? И чью кровь, Торина или твоего мэтра Робера, ты ценишь меньше? Не отвечай, только подумай. Не лучше ли отложить исполнение твоей мечты еще на несколько лет?

– Ты ведь ничего не теряешь. Как мы только что выяснили, победа не принесет тебе больше, чем ты имеешь сейчас. Ты живешь в своем доме. Тебя обслуживают, кормят, одевают, обучают и предоставляют все преимущества благородного происхождения. Ты начальствуешь над людьми, которые беспрекословно тебе подчиняются, разве нет? А чего тебе нехватает? Ну, скажи, чего? Хорошенько подумай и скажи!

Роланд подумал. Вопрос действительно был не простой.

В чем ему было теперь отказано? Что он имел бы, будь его отец жив и носи он по-прежнему свой титул?

Наверное, его отослали бы служить к королевскому двору. Там есть много таких, как он, юношей благородного звания. Но здесь они тоже есть, больше тридцати человек, со всех земель Англии и Европы... Там обретаются мудрецы и политики. Но вряд ли найдется при дворе кто поумнее нынешнего графа Ардена, с его-то таинственным прошлым! Там прекрасные и высокородные дамы, из которых он мог бы выбирать невесту. А тут есть... Вот оно!

– Милорд, – сказал он и сам удивился твердости своего голоса. – Я признаю вашу правоту. Я отказываюсь от претезий на свое наследство. При одном условии.

– Я слушаю, – спокойно отозвался граф Арден.

– Вы... вы не...

– Роланд, кажется, ты опять чего-то боишься.

– Вы не запретите мне встречаться с...

– Ну?

–...с леди Хайдегерд.

– И это все? – рассмеялся сэр Конрад. – Мой мальчик, да разве я когда-нибудь запрещал тебе с ней встречаться? Или ей – с тобой? Это и есть твое условие? Я думал, ты потребуешь золота. Это как раз было бы справедливо, ничто так не ограничивает свободы, как безденежье...

– Мне не нужны ваши деньги! Если вы мне позволите общаться с леди Хайдегерд на равных, разговаривать с нею прилюдно... Я обещаю исполнять любую службу, которую мне поручат.

– Обещаешь? – тон графа стал очень серьезным. – Роланд Арден, ты произнес слова, которые много значат в устах благородного человека. Мне кажется, я только что услышал присягу. Это так?

– Так, – резко кивнул головой юноша.

– В таком случае, сэр Роланд Арден, я, лорд Конрад Арден, властью, дарованной королем, принимаю твою присягу. Отныне ты находишься в моей власти и под моей защитой.

– Роланд, до сих пор в замке Арден ты был гостем. Теперь станешь одним из его защитников. Помнишь, я обещал, что твое положение изменится после испытания? Ты это испытание выдержал. Остается совсем немного до рыцарского посвящения. Обычно мои оруженосцы получают его по достижении двадцати лет. Согласен подождать?

– Согласен.

– Будешь ли ты добросовестно тренироваться, я не спрашиваю. Если бы я в этом усомнился... Этого разговора бы не было. И над рабами ты остаешься главным надсмотрщиком. Это тебе особое поручение, даже привилегия. Забота об этих людях – твоя обязанность как сына Ардена.

Не отказываешься?

– Нет.

– Тогда дело сделано. И я могу обратиться к тебе как к своему воину.

Роланд Арден, мои подданные, обманутые злодеем, готовятся к бунту. Готов ли ты сделать все, чтобы предотвратить кровопролитие и спасти своих друзей?

– Я готов, милорд.

– Тогда нынче же вечером ты, я и еще кое-кто едем в Баттеридж. Надо мне наконец-то самому посетить эту знаменитую корчму...

Время до вечера дано было Торину для охоты. С пятью товарищами и запасной лошадью для трофеев они отправились в неприветливый холодный лес и вот уже два часа безуспешно прочесывали известные с осени оленьи тропы. Тщетно.

Нельзя и представить худшего времени для охотничьего промысла, чем конец февраля. Слои снега, навороченные последними метелями, покрывали другие, оттаявшие в оттепель. Земля настолько неверна, что пробираться верхом нечего и думать. Даже бесстрашный в бою Закат то и дело замирал, не решаясь поставить копыто на невинно торчащий холмик, инстинктом чуя подвох. Остальные лошади нервно фыркали и поводили ноздрями, пытаясь определить, в чем непонятная угроза. Для этих уроженцев Юга снег и сам по себе был явлением подозрительным и потенциально опасным. А уж если он превратился в нечто грязно-черно-серое, изрытое и полное ледяных бочажков, то и приближаться к нему не стоило! Только знакомой руке хозяина Закат доверял настолько, чтобы все-таки идти, а не упереться протестующе всеми четырьмя копытами.

Но тащить дальше перепуганных скакунов смысла не было. Олени в эту предвесеннюю пору прятались в недоступных местах, кормились скудно и не высовывали носа на свои излюбленные поляны. Еще не настала поря отела, и даже если был шанс добыть молодого годовичка, легкомысленно отбившегося от стада, то не гнаться же за ним верхом на Закате! Бедный золотой жеребец, пустившись галопом, может запросто переломать ноги себе и спину своему всаднику...

На пути попалась довольно широкая проплешина. С этого низкого холмика снег стаял совсем, бог знает почему, и обнажил мокрый ковер прошлогодней листвы и хвои. Торин распорядился сделать привал.

Шестеро мужчин быстро расчистили место для костра. Распалить костер на такой влажной земле было трудно, но нашлась пересохшая хвоя и кое-какой хворост, а потом уж в огонь пошла и перегнившая листва. Ничего, горело. Можно было отдохнуть и немного успокоить животных, но вопрос о добыче это не решало.

Страшно не хотелось возвращаться с пустыми руками. Перед графом неловко, но это уж пускай. А вот не принести с собой оленину для дипломатического ужина, задуманного милордом, совсем нехорошо. Нельзя явиться без угощения, но не тащить же купленного на торгу визжащего поросенка! Или даже забитого. Только благородный олень, славная охотничья добыча, способен произвести должное впечатление и оказать честь всем участникам переговоров. Тонкости психологии, черт бы их побрал...

Торин отошел от костра. Дым не поднимался вверх, как в морозный день, а стелился пониже сосновых кистей и голых крон высоких осин. Ветер тянул его к западу, так что с другой стороны людям и лошадям можно было расположиться вполне удобно.

Шагах в десяти от проплешины стволы смыкались в густые заросли. Может быть, стадо как раз там и хоронится? Где-то в сотне саженей от него в неглубокой мрачной низинке стоят, тесно прижавшись друг к дружке, беременные важенки, чей срок настанет недель через пять, а рослый вожак с инеем на длинной шерсти неслышно поводит мордой: угроза? нет угрозы? откуда угроза? Если они и впрямь там, то это подветренная сторона, дыма не чуют... Или чуют, но сохраняют неподвижность, надеются на свое убежище. И на своего оленьего бога, что хранил их всю прошедшую зиму и, верно, не подведет до новой весны, до появления на свет маленьких оленят. Так природа бережет четвероногое племя от полного уничтожения. А то ведь на людей и на их законы надежды мало, того и гляди, выбьют зверя до основания...

А ведь они правы, подумал Торин. Если я сейчас велю прочесывать заросли, стадо кинется врассыпную. Вожак встанет на пути, выставит грудь – задержать погоню – и падет от моей стрелы. А важенки, полные новой жизни, слишком тяжелы, чтобы убежать, да и не найдут корма без вожака. Их перебьют жадные браконьеры. И станет одним родом меньше... А ведь я поклялся защищать эту землю. Поклялся богу лесов!

Он сделал еще несколько шагов туда, где огонь костра уже не был виден. Между тонких осин показался ствол толще и другой породы. Это же дуб, изумился Торин. Такой же, как на священной поляне. Ну, не совсем такой, моложе, и корни не такие могучие. Но, может быть, это тоже дуб Керна. И под верхним слоем размокшей почвы где-то там прячется от студеных ветров теплый ручеек... Он приблизился и положил руку на ствол.

– Керн, бог зеленых лесов... Привет тебе и почтение. Ты бережешь своих рогатых питомцев, я знаю, и не желаю их крови. Но люди – они тоже твои дети. От сегодняшней встречи зависят жизни многих людей и судьба этого леса тоже. Сюда может прийти бессовестный хищник, убийца, что разоряет землю... Чтобы этого не случилось, пожертвуй нам одного из своей свиты. Только одного. А стадо спокойно доживет до весны. Я обещаю.

Почти веря, что ему немедленно будет послан добыча, Торин снял со спины лук и наложил стрелу. Минута, другая... Ничего не случилось.

Как и следовало ожидать, никакого ответа от дуба он не дождался. Постояв несколько секунд, он сердито скривил губы. Дошел, однако... Уже языческим богам молитвы творю. Нет никакого Керна, это все сказки. Не найдем оленя, придется довольствоваться зайцами. Ничего, мужики и такое любят.

Но вдалеке едва слышно хрустнуло. Может, твердый наст, может, ветка. Кто-то четвероногий тихонько пробирался сквозь заросли.

Торин не поверил глазам. Из туманного сумрака выбирался молодой олень. Он припадал на одну ногу и потому был недостаточно ловок, чтобы идти бесшумно... Но Торину было все равно, по какой причине животное оказалось на виду. Затаив дыхание, он поднял лук и спустил стрелу.

Олень упал.

Очевидно, это услышали остальные охотники. В один миг окружили жертву и изумленно уставились на своего командира. Но он ничего не мог им объяснить. И не хотелось ему.

– Годовичок, – со знанием дела определил Эвальд, – хотя и немного моложе. Неплохое мясо, для этого времени года... Лучшего все равно не найти.

Торин молчал. Ребята сами увязали тушу и погрузили на вьючную лошадь. Потом довольной гурьбой двинулись в обратную дорогу. Он остался один, снова подошел к молчаливому дереву и поклонился:

– Спасибо тебе, добрый Керн. Если когда-нибудь тебе понадобится от меня помощь, дай знак. Только чтобы я понял. И я не подведу.

Глава XIII

Графиня Арден придирчиво оглядывала наряд своего мужа. Не то, чтобы она не доверяла Маркусу или вкусу сэра Конрада, но одеваться для встречи с крестьянами, да еще готовыми к бунту, не так просто, как кажется. Нельзя ни выставить напоказ роскошь, что раздражает, ни проявить лицемерие, вырядившись простым старым воякой.

Нельзя надевать доспехи, это трусость, но и без оружия появляться графу не к лицу. И еше выбрать такой меч, что не мешает сидеть у стола, и в то же время не выглядит простым украшением... А еще надо, чтобы наряд графа не был таким же, как у сопровождающих его рыцарей.

Опять тонкости дипломатического этикета, хмыкнул про себя Мак-Аллистер. Впрочем, в этом вопросе он полностью доверял графу. Сам он, как и его неизменный Гарет, был одет по-походному: полотняная рубаха, кольчуга без рукавов, перевязь с мечом и кинжалом, а поверх всего – плащ из толстого сукна, опушенный мехом. Закат и Сармат уже ждали, сердито косясь друг на друга. В отличие от своего хозяина, послушного оруженосца, Сармат не был склонен признать рыцарского коня своим вожаком.

В конце концов, тонкое социальное различие между членами отряда выразилось, во-первых, в более ярком блеске кольчуги графа и в цвете его плаща – не сером, а темно-бордовом. Еще сэр Конрад украсился золотым крестом на цепочке, видным из-под плаща, чтобы проявить должное благочестие. Куда больше роскоши было в уборе Ворона: он блистал серебром уздечки и декоративными стременами.

Роланд Арден был одет в куртку из замши, украшенную железными кольцами, и суконный плащ. В этом наряде, сшитом старательными руками Эвлалии, он выглядел взрослым, независимым мужчиной, и был также вооружен мечом. Его серьезный вид оттенялся светлой накидкой и заячьей шапочкой Родерика, который скакал рядом с ним без всякого оружия и вообще выглядел моложе, чем обыкновенно.

Вся группа производила необычайно положительное впечатление. Особенно привлекал внимание Гарет: через его седло была перекинута оленья туша.

Брайан Вулидж издали заметил благородную кавалькаду и выбежал навстречу с приветливыми поклонами.

Граф увидел перед собой человека еще не старого, крепкого, с лицом добродушным и открытым. Он был опрятно одет в домотканые штаны и рубаху, с кожаным передником поверх всего. Да и в столовом зале корчмы, стены которой светили ветхостью, не было обыкновенной для подобных мест паутины и запыленных углов. Земляной пол был выметен и присыпан песком.

– Ваша светлость! – корчмарь казался искренне обрадованным.

– Привет, мастер Вулидж, – кивнул с седла граф. – Я слышал, твое заведение славится своим гостеприимством.

– Мы всегда рады благородным гостям, – поклонился корчмарь. Он не оказывал, однако, излишней угодливости. Это графу понравилось.

Как требовал этикет, Торин спешился первым и помог господину. Родерик с Роландом покинули седла сами и пошли впереди. За ними в зал вступил граф Арден. Гарет помог подбежавшему мяснику стащить мертвого оленя. Потом привязал всех лошадей и тоже вошел внутрь.

Разумеется, им предоставили самое лучшее место. Было бы трудно не предоставить: в корчме, кроме них, находился только юный Рон и два местных плотника, зашедшие выпить пива и договориться насчет ремонта. Теперь, когда у него появились клиенты с деньгами – рыцари Ардена – Вулидж мог позволить себе роскошь починить подгнившие стены.

Лично приглядев, как опытный Тодор разделывает оленя, Вулидж поспешил сообщить высокому гостю:

– Мясо вашей милости будет готово через час. Осмелюсь заметить, превосходная добыча. В это время года трудно добыть хорошую дичь! Желают ли ваши милости свежего пива, пока будет готовиться жаркое?

– Ничего, мы не торопимся, – ответил граф Арден снисходительным тоном. – Почему не посидеть в чистом помещении. Это ваша супруга, дочь Джона Баррета, содержит его так достойно?

– Совершенно верно, ваша милость. Моя Гленда не терпит грязи.

– Здорова ли она? И ваша малютка?

– Благодарение Господу, обе в порядке, – Брайан Вулидж торопливо перекрестился, отгоняя сглаз. – Не подать ли пива вашим милостям?

– А вина у тебя нет? – поинтересовался Торин, переглянувшись со своим господином.

– Есть, ваша милость,– поклонился хозяин, – припас по случаю один бочонок. Сейчас же открою, с позволения вашей милости.

– Нет, погоди! – остановил его граф.– Бочонок принеси, а открывать будем позже. Пока что в самом деле подай пива... И вот что еще. Где твой мальчик?

– Я здесь, ваша милость, – пролепетал из темного угла Рон, до этого неподвижный от охватившего его почтения.

– Иди-ка на свет, – поманил его сэр Конрад.

– Тебя зовут Рон? Рон Дейни, сын старосты? – строго спросил он.

– Точно так, с-сэр...

– Можешь ли ты сказать, где сейчас находится твой отец?

– Мой отец?– удивился мальчик, но почтительно ответил: – Он дома, сэр...ваша милость. Они с братьями перебирают солому.

– Что они делают? – подал удивленный голос Родерик.

Он был уже хорошо знаком Рону, и тот заговорил свободнее:

– У нас в сарае лежат снопы, на крышу для Томовой избы. За зиму кое-что сгнило, так надо перебрать, перевязать...

– С соломой все ясно, мальчик, – перебил добродушно граф, – но им придется отложить это полезное дело. Беги сейчас домой и пригласи твоего отца сюда. Да и братьев захвати, пусть и им достанется. Скажи, граф убил оленя и желает разделить его с достойными поселянами. И если еще кого староста пожелает привести, скажи, я всех угощаю. Тут, мол, есть бочонок вина, и пиво у хозяина имеется... Однако разговор с отцом твоим будет серьезный, о делах важных, так что бездельников каких-нибудь пускай не зовет. Кто достоин, сам выберет, я полагаюсь на него. Так и скажи.

Рон отвесил поклон, больше похожий на удар цепом, и выскочил таким аллюром, что из-под его пяток полетели комки грязи. Причем они были ненамного меньшие, чем от копыт скачущего коня.

По крайней мере, этот отпрыск старосты не страдает отсутствием почтения к сюзерену, усмехнулся про себя Торин. Интересно будет взглянуть вблизи на его старших братьев.

– А что, мастер Вулидж, – начал Конрад благожелательно, – корчма ваша, как видно, давно построена?

– Ее строил мой дед, милорд, – ответил Вулидж учтиво, но с явной гордостью. Быть третьим поколением корчмарей, верно, было так же почетно, как потомком графского рода.

Сэр Конрад быстро прикинул. Дед Брайана Вулиджа строился еще в те времена, когда царствовал Генрих II. И не в последние его годы, истерзанные мятежом и безвластием. С тех пор много воды утекло. А внуку достались только обветшалые стены...

– Сколько она стоит, по-вашему? – задал он бесцеремонный вопрос.

– Моя корчма, милорд? – поразился честный хозяин.

– Вот именно. Дом, усадьба, имущество. Все вместе. Земля в цену не входит, она ведь стоит на моей земле, правда?

– Совершенно верно, милорд, – растерянно подтвердил Вулидж, – мой дед был пожалован долгосрочной арендой... ни он, ни мой отец не пропускали ни одного срока уплаты. За прошлый год также уплачено, ваша милость, мой тесть может подтвердить. И в нынешнем году, если на то божья воля... Ох, ваша милость! Неужто вы решили отменить аренду?

Выражение лица корчмаря из почтительного стало отчаянным. Граф поспешил его успокоить:

– Ничего подобного, друг мой! Наоборот, я желаю войти в долю.

– Что?! – кажется, это заявление напугало Вулиджа еще сильнее.

– Это очень просто, друг мой. Заведение стоит на моей земле, стало быть является частью моих владений. С давних пор в обычае наделять постоялый двор, таверну или корчму гербом лорда и нарекать именем, соответствующим титулу хозяина земель. Я не вижу на воротах ваших щита Ардена и вывески с именем. Отчего, позволю себе спросить, ваш дед нарушил этот благородный обычай?

– Он не нарушил, – покачал головой почти успокоенный хозяин.

– Мой дед, ваша милость, бывший некогда доверенным стремянным лорда Ардена, с полным почтением возвысил над воротами открытого им трактира графский герб и назвал его Щитом Ардена, тем более, что сам долгие годы носил за графом тот самый щит.

– Что же случилось с ним потом?

– Старый гербовый щит пришел в негодность, милорд. Случилось это уже после смерти моего отца. Однако его светлость лорд Виктор Арден, тогдашний наш господин, не пожелал, чтобы поставили новый. Он заявил, что простолюдинам не к лицу украшать графским гербом свои мужицкие избы...

– Он бы не сделал этого, будь моя мать жива, – не выдержал Роланд, сидевший до этой минуты в полном молчании, – я помню, как она с удовольствием навещала эту корчму и показывала мне щит. Это наше, говорила она, помни, сынок, это наша земля и наши люди.

– О да, милорд, – поклонился ему Вулидж, – высокородная графиня Хильда была настоящая леди.

– Несомненно, – согласился граф, от которого не укрылась обмолвка Брайана Вулиджа, назвавшего Роланда Ардена «милорд» – так же, как его самого. – Ошибку эту мы исправим. Однако прежде позаботимся о том, чтобы герб Ардена не оказался вывеской нищеты и разрушения. Мастер Вулидж, я недаром спросил, сколько стоит вся ваша корчма. Я намерен ее купить.

– Но зачем, милорд? Разве моя семья чем-то вас прогневила?

– Друг мой Вулидж, вы полагаете, ваш лорд намерен вас обмануть?– в добродушном голосе графа появились стальные нотки. – Я задал вам вопрос. Потрудитесь ответить. Сколько стоит ваша корчма?

– Я не знаю, – опять растерялся хозяин. – Ваша милость, у заведения, подобного моему, нет рыночной цены. Она стоит столько, сколько за нее заплатят... Если найдется покупатель. Само строение и службы во дворе может стоить три или четыре золотых... За столько прошлым летом был продан дом старого Портера в Мидвейле... Но ведь это все же доходное место. Оно стоит немного дороже.

– Разумно, – согласился сэр Конрад. – А какой же доход оно дает?

Вулидж развел руками:

– Зависит от многих причин... После... прошу прощения, сэр... после смерти покойного графа у меня не было клиентов. Только соседи пару раз навещали, выпить по кружечке... Да еще господин королевский бейлиф оказал честь переночевать. Заплатил три серебрушки.