Текст книги "Пересекающий время"

Автор книги: Раиса Крапп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

* * *

Домой Адоню провожал Андрей. Было темно, и он не стал вводить ее в состояние сна. Она бросила на него недоуменный взгляд, медленно отвернулась, сидела тихая и молчаливая.

– Тебе хорошо было? – спросил он.

– Мне так хорошо, что плакать хочется, – вздохнула Адоня, ткнулась лбом Андрею в плечо.

– Ты же говорила, от радости не плачут.

Адоня невесело улыбнулась:

– Я тебя обманула.

Глейсер бесшумно опустился на темную поляну. Они вышли из него, остановились. Сумрачные заросли теснились вокруг, там не было ни души Андрей, как всегда, проверился, избегая посторонних глаз. Адоня повернулась к нему, подняла неясное в полумраке лицо.

– Ан...д...рей... – медленно проговорила она. – Так странно называют тебя твои друзья. Почему?

– Это мое имя.

– А – Дар?

– Так назвал меня Лиента.

– Я хочу называть тебя Анд...рей, как друзья зовут.

– Это трудно. В вашем языке нет подобного сочетания звуков, он мягче, певучей, чем наш.

– Я научусь. Твое имя что-то значит? У нас каждое имя еще другой смысл имеет.

– Кажется – "мужественный".

– О... тебя не пожалели...

– Иди, Адоня. Поздно, отец волнуется.

– Я не хочу туда. – Голос ее был грустным. – Сразу все кончится... я не хочу.

– Тогда иди и вернись. Я буду ждать тебя.

– Ой! – радостно встрепенулась она. – Я быстро! Я скажу отцу, что у Майги буду! Я быстро, Дар!

– Я буду ждать у реки.

Адоня метнулась через поляну, белым пятнышком промелькнуло за деревьями платье. Андрей длинно вздохнул, запрокинул голову в вызвездившееся небо. Ах, как хотел бы он так же безоглядно следовать велениям своего сердца.

* * *

Глейсер унес их в сторону от поселка к реке, где у них был свой заветный уголок. На песчаный берег половодье вынесло большое дерево и, обессилев, оставило его до следующего разлива. Уютную развилку в ветвях они давно выстлали мягкой травой и широкими листьями с бархатистой, теплой поверхностью. Теперь здесь можно было расположиться с не меньшим комфортом, чем в широком кресле. Глейсер повесил над ними большую невидимую защитную сферу, оградив от всего мира.

Андрей лег на теплую, прогретую солнцем траву, закинул руки за голову. Адоня села рядом, натянула на колени платье, обхватила их руками.

– Андрей... – сказала она, – расскажи мне сегодня о себе.

– А о чем же мы столько дней говорили?

– Обо всем, только не о тебе. Про всех, кто вокруг тебя... Странно, и Линда, тоже...

– Что?

– Линда рассказывала мне про вас, про каждого. Мне кажется, я про твоих друзей много знаю, только не про тебя.

– А у Линды почему не спросила?

– Я спросила. Я могу сказать, что она рассказала про тебе. Хочешь?

Андрей пожал плечами.

– Да не сказать, что очень хочу.

– Нет, я скажу. Я попросила: "Расскажи про Дара". Она спросила: "Про Андрея?" и замолчала. Я ждала, что она заговорит, а она молчала и улыбалась себе, мыслям своим. Потом вздохнула и сказала: "Андрей это... Андрей". Вот и все.

– М-да. А я уже почти заслушался.

– Почему Линда не захотела о тебе говорить? Это нельзя?

– Да отчего же нельзя!?

– Я не знаю. Я не знаю, почему мне нельзя знать о тебе, почему нельзя видеть твою страну. – Андрей медленно повернул голову, внимательно посмотрел на Адоню. – Где твоя страна Земля? Мне кажется, ты не сказал чего-то... главного. Вы странно живете. В вашем поселке что-то не так... непостоянно. В нем тот же дух, который живет во временных стойбищах охотников, когда они уходят далеко от дома. В вашем поселке нет детей. Может быть... ты хочешь, чтобы я спала... ты боишься, что я увижу...

– Что? – он сел, привалился спиной к стволу дерева.

Она беспокойно обернулась:

– Дар... Ты сердишься?.. – Адоня нервно вздрогнула, хотя невидимый купол оградил их от речной свежести.

Андрей снял куртку, завернул в нее Адоню и оставил руки свои на ее плечах, посмотрел в близкие глаза.

– Я знал, что ты начнешь спрашивать, ждал этого. У тебя ведь не только это, еще много других вопросов?

– Да...

– Я буду отвечать тебе. Коль вопросы созрели, значит, ты готова и ответы услышать. Только вот... день сегодня был такой радостный... А это все серьезно очень... и не так уж весело будет тебе слушать. Может быть, не сегодня?

– Говори, пожалуйста, – тихо попросила Адоня. – Сегодня тот день. Можешь ли ты объяснить мне, почему мы такие разные, почему вы так много знаете? Кто вас научил? Почему мы не знаем? У нас стрелы, топоры, у вас стеклопласт, металл, чудо-машины. Я не знала, что мое платье такое грубое, пока Линда не надела на меня то, другое... Почему ты такой одинокий, Дар? Ты добрый, сильный, я не знаю никого, кто бы так болел о других, ты всех жалеешь. Но разве тебе самому не надо, чтобы тебя пожалели? Твое имя... Известно, когда нарекают ребенка, смягчают его судьбу или наоборот... Тебя не пожалели. И никто не жалеет... Даже мы, любя тебя, только брали, брали... Так нельзя. Где твоя семья, Дар? Кто ты?

Андрей сжал ее руку, она замолчала. Помедлив, он проговорил:

– Наверно, ты дольше задавала эти вопросы, чем я смогу на них все ответить. – Опять помедлив, он поднял руку, сказал: – Посмотри.

Адоня запрокинула голову.

– Помнишь, я говорил тебе про звезды?

– Да, ты говорил, что это не искры от костров и не светлячки.

– ...что это другие миры.

– Да, я помню, – планеты и солнца. А на планетах живут разные существа, и солнца их греют. Зачем сейчас ты про это?

– Земля – не страна. Такой нет страны. Это название планеты. Она вон в той стороне, но очень далеко, ее не видно. Мы оттуда пришли.

Адоня не шелохнулась, будто окаменела. Потом отстранилась, окинула взглядом его лицо, будто увидела впервые, тихо провела по щеке кончиками пальцев.

– Гость... – голос ее вздрогнул. – Вот что значит – гость... Я знала, ты не такой, как мы, но настолько... – она подняла глаза к небу, вдруг зажмурилась, замотала головой. – Не хочу их видеть! Не хочу, чтобы они были!

Вдруг порывисто обняла Андрея, уткнулась лицом ему в шею, как будто всем своим существом хотела удержать его.

Андрей гладил ее спину, вздрагивающие плечи, волосы. Потом взял в ладони ее лицо, поднял, осторожно коснулся губами мокрых щек.

– Не плачь, не надо.

Она вдруг горько улыбнулась.

– Вот как скоро ты ответил на все мои вопросы, – прерывистый вздох вырвался помимо ее воли. – Чужой, – едва слышно проговорила она. – Какое, оказывается, страшное слово. И все объясняет: и почему мы такие разные, и почему у вас все по-другому, и про поселок – он и вправду временный, как у наших охотников. Значит, твой дом вон там, далеко-далеко, и там тебя ждут?

– Ты видела мой дом. Другого нет.

– Но куда ты возвращаешься?

– Нет такого места. Мы странники.

– Нельзя всю жизнь идти. Есть дорога вперед, и есть назад. Всегда возвращаются.

– Мы выбрали себе такое дело в жизни. Нас зовут, и мы приходим, делаем свое дело и нас уже ждут в другом месте.

– Значит... здесь ты на работе? Мы – твоя работа?

– Нет, дело у меня здесь совсем другое. А вы – судьба.

– А твоя семья?

– Только отец и мама, я тебе о них рассказывал. И еще мой Отряд.

– А у Стефа, Арне, у других?..

– У нас нет жен, нет детей.

– Но почему?

– Работа у нас слишком ревнивая, она не хочет делить нас еще с кем-то. А человек, который рядом, он

требует времени, внимания, заботы.

– Требует!?. Ты нехорошо сказал. Как можно требовать от любимого человека хоть что-то? Его надо любить.

– Ну, я мог бы сказать – нуждается. Семья – это дом, он приковывает к земле. Перекати-поле не бывает семейным.

– Почему приковывает? Разве ваши женщины не могут пойти с вами. Разве твоей жене было бы мало места в твоем доме?

– Женщины устают, они устроены иначе, они больше любят покой, уют. И потом, каждый человек, хоть мужчина, хоть женщина, находит в жизни свое дело, любимое, от которого трудно отказаться.

– Не понимаю. Наверно, я что-то не понимаю. Какое дело можно поставить выше счастья быть рядом с любимым человеком? Ради какого дела можно от него отказаться? Семья – вот забота женщины, другой заботе меня не учили. Я не понимаю.

– А Линда? Разве тебе приходило в голову, что Линде лучше бы позаботиться о муже, о детях, что она занимается совсем не тем, чем положено заниматься женщине?

– Линда тоже одна? Нет... это несправедливо! Несправедливо, что она тоже несчастна!

– Она так не считает. Мы ведь свое дело сами выбрали, никто нас не заставлял. И мы совсем не несчастны.

Адоня печально молчала, потом проговорила:

– Нет, Дар, неправильно ты говоришь. Мужчина должен делать дело, даже самое трудное. А его женщина должна быть рядом – ждать, встречать, любить, растить его детей. Все это – дом и женщина хранит его. Но вы... совсем другие, – она посмотрела на звезды, вздохнула. – Вы живете иначе, по своим законам и мне ли, дикарке из джайвы учить, как вам надо жить, судить о ваших законах, если вы – вы! – считаете их справедливыми и мудрыми. – Она хмыкнула. – Дети иногда ловят в джайве крикуна и приносят в поселок. Они такие забавные, хотят походить на человека. Я иногда, наверно, казалась тебе такой же забавной.

– Что ты говоришь? – укоризненно проговорил Андрей. – Неужели ты можешь думать, что все, связанное с тобой, с Эритом для меня ничего не значит, только забава, как крикун для детей. Я все время забавлялся там, в старом Эрите? Это было похоже на забаву?

– Прости... Прости... Мне плохо сейчас, оттого и слова такие...

Андрей положил ее голову себе на плечо, прижался щекой к волосам.

– Поверь мне, завтра все увидится тебе по-другому, не так уж все плохо. У нас говорят – с горем надо переспать

– Ты уйдешь на свои далекие звезды. Неужели завтра я буду думать, что не так уж это и плохо? – горько проговорила Адоня.

Андрей молча погладил ее плечо.

– Но ты прав – завтра все будет по-другому. Я хочу уйти, Дар. Я должна одна обо всем подумать.

– Почему ты перестала называть меня моим именем?

– Потому что для нас ты – Дар. Андрей – это не для нас. Я так глупо влазила в твою жизнь, строила

соломенный мостик через пропасть, я ведь не знала, что она такая... что через нее нельзя...

– Она не так уж велика.

– Не надо говорить всякие слова, Дар... Я хочу уйти.

Часть девятая

* * *

Тихий ночной дом с готовностью встретил хозяина – мягко осветилась гостиная, звуки тихой музыки наполнили ее, засветился экран видеофона сработал автосекретарь. Линда с экрана сказала:

– Свяжись со мной, как вернешься. Я буду ждать.

"И будет", – вздохнул Андрей, взял пульт, набрал индекс Линды. Она читала, забравшись с ногами в большое, рыхлое кресло. Линда считала, что художественные тексты можно воспринимать только так – с шелестом страниц, запахом времени, с аурой тех, кто пользовался книгой раньше.

– Сумасшедшая, ты знаешь сколько времени?

Сейчас Андрей увидел вдруг Линду как-то иначе. Она была такая домашняя в белой короткой полотняной рубашке-разлетайке, в удобных домашних шортах. "А ее судьба пощадила, или она тоже знает боль утраты?" – неожиданно подумал он.

– Ты чего такой осенний?

Андрей сел в затененное кресло, потер ладонями лицо.

– У тебя ко мне дело?

– Не прячься ты опять в раковину, – с мягким упреком проговорила Линда. – Я уже давно твой союзник, неужели ты не видишь?

– Как давно?

– Со Дня Благопреуспеяния. Хотя поняла не сразу.

Помолчав, Андрей спросил:

– Мы так афишируем свои отношения?

– Ты забыл – мне положено читать в человеческих душах. Адоня – это раскрытая книга, ты – другое дело. Но психолог обязан ведать. Так что можешь меня считать немножечко ведьмой.

– Ты намерена всю ночь удивлять меня подобными откровениями? Я устал.

Линда подошла вплотную к экрану, приблизила изображение Андрея. Он почувствовал, что не может отвести взгляд в сторону. На его экране ничего не менялось, но показалось, что глаза Линды заполонили его.

Андрей прикрыл ладонью глаза.

– Перестань...

Услышал, как она тихонько вздохнула, скрипнуло кресло.

– Что ты собираешься делать дальше?

– О чем ты?

– Об Адоне.

– Что тебя интересует?

– Узелок тугой завязался, не затягиваешь ли ты его еще туже? Как потом развязывать?

– Кажется, сегодня я его разрубил.

– Каким образом?

– Я рассказал, что Земля – не страна.

– Жаль, что именно сегодня.

– Так получилось.

– Что Адоня?

– Плохо.

– Почему бы тебе ни взять ее в жены? Она слишком тебя любит, так только один раз в жизни можно, поэтому ни с кем кроме тебя Адоня не будет счастлива.

– Со мной меньше, чем с кем-либо другим, – зло бросил Андрей. – Тебе ли я должен говорить об этом.

– Как знать. У Адони совсем другая психология, другие ценности.

– Не надо. Однажды мне пришлось резать себе живые ткани без анестезии, сегодня было примерно так же. Зачем ты предлагаешь мне начать экспериментировать, когда почти все кончилось?

– А если не кончилось? Если это "почти" станет мертвым якорем?

– Линда, ты любила когда-нибудь?

Ее глаза как-то странно вздрогнули, она встала, отошла в глубь комнаты, обернулась, покачала головой.

– Что ж ты так, без подготовки? – улыбнулась она. – Странно, что ты спросил. Ты ведь воспринимаешь меня почти как бесполое существо.

– Неправда.

Она беспечно махнула рукой.

– Да так и лучше. Но что значит – когда-нибудь? Я любила и люблю. И даже по-своему счастлива. Мне радостно быть рядом с человеком, которого люблю, и смею надеяться, что он считает меня своим другом. Но мне легче, чем тебе – он ни о чем не подозревает, иначе все усложнилось бы и мне, скорее всего, пришлось бы уехать. Так что, извини, командор, имени его даже перед смертью не назову.

– Но несложное логическое построение говорит, что он из Отряда? – Линда промолчала. – В таком случае, ты ведь тоже могла бы попытаться создать семью.

– Это со мной-то? Я ведь не Адоня, я продукт своего времени, да еще какой. Ты же знаешь, я только твое руководство признаю, да и то, может лишь оттого, что по должности положено. А назови мне хоть одного из Отряда, кто захочет у жены под каблуком сидеть? Да мне такой и не нужен. Ну, а во-первых – моя любовь без взаимности. Ладно, не пожалеть бы мне завтра о том, что наговорила тебе. Я только хочу, чтобы ты знал – я с вами, я ваш союзник, не прячься ты от меня, как устрица в раковину. И не изводи себя, пусть все будет, как будет, ты же знаешь закон высшей справедливости гармония не лжет.

Утром Андрей связался с Адоней.

– "Ты спала?"

– "Не знаю".

– "Понятно. Я приду вечером".

– "Ты сам хочешь?.."

– "Да".

Андрей и в самом деле не собирался начинать все с начала. Но оставлять ее в тяжелой депрессии? Он должен был найти какие-то утешительные слова, вернуть ей способность радоваться жизни.

* * *

Отряд готовил программу большого, многодневного перехода для Андрея и Мирослава. Свободного времени у каждого оставался самый минимум. День бесшабашного веселья у Линды был короткой передышкой. Сегодня все были собраны, активны, немногословны – каждый знал свое дело и выполнял его предельно профессионально.

Как обычно, если Андрей заходил в поселок, Адоня дожидалась его на краю поляны, сидя между корнями большого дерева. Всякий раз она чутко улавливала звук его шагов и выбегала навстречу. Сегодня она не услышала, неподвижно сидела, положив голову на согнутые колени, полуприкрытые ресницами глаза смотрели в пустоту и ничего не видели. Она вздрогнула, когда Андрей опустился перед ней на траву.

– Я тебя испугал?

– Я задумалась...

– Не страшно тебе здесь в сумерках?

– Нет. Крупные звери еще не вышли.

– Я не мог раньше прийти.

– Ничего.

– Куда полетим? В день или в ночь?

– Зачем тебе? Ты снова меня жалеешь? Ты мог не приходить, я ведь теперь все понимаю.

– Что ты понимаешь? Что?

– Свое место...

– Что ты вообразила!? Что все это время я только и делал, что нянькался с тобой? Ах, бедный ребенок, пора пойти и дать ему сладенького! А то, что мы вместе пережили, это все к черту!?

– Дар!..

– Ты сказала, что мы одиноки. Да, наверно, в этом наша слабость, тут гордиться нечем. Но это пол-одиночества, если рядом друзья. И только близкий человек способен доставить самую сильную боль. Мы не одиноки, пока нас не бросают друзья, – с искренней горечью проговорил Андрей.

Адоня стояла перед ним на коленях, вцепившись в его руку, смотрела широко отрытыми глазами.

– Нет!.. Нет!.. – повторяла она в отчаянии. – Не говори так!

Он оборвал себя, провел ладонью по лбу. "Хорош утешитель..." Посмотрел в переполненные болью глаза, взял ее горячую руку, прижал к своему лицу. Адоня выдавила дрожащую улыбку, робко проговорила:

– Не сердись... Но я не верю, что могу быть другом тебе, ты просто жалеешь... Лиента – да, это понятно, но я... Что я могу дать тебе?

– Ты цены себе не знаешь, Адоня. Да ты знаешь, что вчера влюбила в себя весь мой Отряд?

– Это неправда, – мягко упрекнула она.

– Ты так часто ловила меня на вранье?

Андрей не хитрил, Адоня и в самом деле покорила Разведчиков искренностью и чистотой чувств, своей непосредственностью, женственностью, столь пленительной, которую уже почти утратили независимые и свободолюбивые современницы.

В редкие и короткие встречи теперь все было почти как раньше, только отношения их стали еще более сдержанными, в самом деле, сделались чисто дружескими. Андрей мог быть доволен собой: он нашел, казалось, не существующий выход и перевел (почти безболезненно) их взаимоотношения в другое русло.

Только грустно было видеть печаль, растворенную в глубине аквамариновых глаз, и улыбалась она реже, и смех перестал быть таким беспечным.

Линда относилась к девушке с еще большей теплотой и заботой. Если Андрей был занят и не мог вырваться в поселок, она выкраивала хоть четверть часа, чтобы повидаться с Адоней.

Подготовительная программа шла к завершению. К огорчению эритян и землян сеанс Андрея и Мирослава совпадал с праздником Высокого Солнца, праздником свадеб. К нему уже начали потихоньку готовиться, но всегда радостное ожидание его на этот раз омрачилось вестью об отсутствии желанных гостей. Хоть пятеро

других членов Отряда оставались на Базе, они будут составлять две контрольные группы. Ильину отводилась функция обязательного резерва, значит, он постоянно должен находиться в готовности заменить любого из контрольной четверки.

Перед погружением, как обычно, был день психологической разгрузки день отдыха. Андрей быстро привел

свои дела в порядок и прилетел в поселок попрощаться перед долгим отсутствием.

– Возвращайся поскорее. Все печалятся, что на нашем празднике не будет самых желанных гостей,

посетовал Лиента.

– Иначе никак нельзя. Мне и самому жаль. Ну что поделаешь, не последний это праздник.

– Пусть будет легким ваш путь и скорым возвращение.

* * *

Часы пролетели, как минуты. Уже в сумерках глейсер вынес их к поселку.

– Андрей, это не будет так долго, как зимой? Тебя ничто не задержит?

– Если ничего не случится, я вернусь через три недели.

– А случится?

– Тогда раньше.

– Хоть бы... Ой! – зажала она ладонью рот. – Нет-нет! Пусть ничего не случится! Возвращайтесь в срок.

Андрей рассмеялся:

– Ты чуть не пожелала мне неудачи?

– Там, куда ты идешь, будет опасно?

– Обычная работа. И Мирослав всегда будет рядом. Не волнуйся за меня.

– Разве я могу?

– Ты грустная сегодня. Оттого, что несколько дней не увидишь меня? Так ведь и дольше не виделись.

– Мне было очень плохо тогда...

– Это обычная моя работа, Адоня.

– Я сегодня постоянно думаю, что когда-нибудь ты вот так же придешь попрощаться... Но тогда ты уйдешь

навсегда. Наверно поэтому мне кажется – ты совсем уходишь.

– Вот придумала! Всего-то на три недели.

– Да я все понимаю, – она подняла лицо к небу, глаза ее вдруг наполнились слезами, брови надломились, с неожиданным ожесточением она проговорила: – Ненавижу их!

– Адоня, Адонюшка, что с тобой, девочка? Не надо их ненавидеть. Знаешь, они очень красивые и разные. Наверно, когда-нибудь ты увидишь это сама.

– Кто мне покажет? Ты?

– Пророчить я не умею, это тебе к Майге надо. Но одно я могу сказать и без нее – вы мне все очень дороги, а таких людей у меня не так уж много: мои родители, ребята из Отряда и теперь еще – вы. Мама и отец у меня непоседы, поэтому мы не часто встречаемся, я не могу их видеть всегда, когда захочу. Ребята мои всегда со мной. И единственное место, куда меня будет тянуть Эрит. Здесь мои друзья. Я знаю, что здесь мне всегда будут рады, я не лишний. Сюда я непременно захочу вернуться из любого далека.

Адоня неотрывно смотрела на Андрея широко открытыми глазами. Каждое его слово входило в ее сердце, как капли воды в растресканную от засухи землю. Неожиданно горячо она проговорила:

– Возвращайся! Хоть изредка, иногда! Ведь у каждого должно быть место, куда возвращаешься. Твой дом будет здесь. Только не забывай об этом, пожалуйста! Очень страшно, если – никогда. Почти так же, как если умирают.

– Я не забуду.

– Теперь иди. Иди с легким сердцем и пусть будет с тобой удача.

– Я провожу тебя.

– Не надо. Иди, как всегда уходят мужчины – женщины смотрят им в след и молятся за них.

– ...Ты всегда будешь возвращаться сюда, ты будешь всегда возвращаться ко мне со своих звезд, – шептала Адоня, глядя в темное небо и бросая ему отчаянный вызов. – Я не отдам вам его! Я буду ждать! Каждый день, хоть годы! Мне никто не нужен, кроме тебя, Дар! И когда-нибудь ты поймешь это!

* * *

За несколько дней до праздника Лиента созвал Совет. Надо было решить последние дела, с ним связанные. Посчитали, сколько свадеб отпразднуют, кто выйдет из поселка в соседние племена, кто, наоборот, придет в поселок; какая помощь понадобится новым семьям; когда высылать охотников на промысел и множество прочих мелочей. Когда, кажется, все было оговорено, уважаемый Волот поднял раскрытую ладонь:

– Слово.

– Говори, мудрый Волот.

– Благодаря нашим могущественным покровителям, мир и сладостный покой пришли в наши жилища. Из глаз людей ушел страх смерти, они думают о жизни, о продлении рода и это славно. Нас стало много меньше против прежнего, и женщины должны рожать детей. Время траура кончилось, нельзя вечно скорбеть об утратах. Пусть вдовы снова станут женами. Через несколько дней десять юношей и десять девушек соединят свои судьбы. Но начаться этот перечет должен твоим именем, вождь. Не подобает вождю быть одиноким, как единственная стрела в колчане. Дереву с крепким корнем и ураган не страшен. В племени подросли невесты, – выбери среди них и дай своему народу сыновей, достойных твоего имени. Либо выбери среди дочерей города, это еще больше укрепит наш союз. Кому, как ни тебе стать примером всем, кого не миновали горькие потери, примером, как жить дальше.

– Да... Так... – раздались одобрительные голоса. – Прав мудрый Волот. Время скорби не вечно. Послушай слова стариков, славный вождь.

Лиента долго молчал, глядя перед собой, и все молчали, ожидая его слов. Наконец, он проговорил:

– Через три дня я назову имя женщины.

Прошел день. И другой. И третий подходил к концу. Завтра утром он должен назвать имя той, что займет место Ратаны у очага, родит сына взамен маленького Нэя... Но разве можно – взамен?.. Он еще не знал, кто это будет. И это не важно – племени надо, чтобы у него была семья, не ему.

У соседней хижины, где жила семье Неле, послышался смех.

"Хорошо, когда так беззаботно смеются, – подумал Лиента, – значит, на душе легко". Он давно уже разучился так самозабвенно смеяться, кажется, совсем не смеялся с тех пор, как ему сообщили страшную весть...

Смех снова прозвенел серебряными колокольчиками, Лиента поднял голову. Неле готовила ужин, и что-то говорила стоявшей рядом молоденькой девушке. Лицо Неле было серьезно и даже сердито, но девушка беззаботно смеялась в ответ на ее слова.

"Как хорошо она смеется... Ратана тоже умела так".

Легкий ветерок опахнул грудь Лиенты – девушка быстро пробежала мимо него и, поклонившись, скользнула по его лицу озорными, лукавыми глазами... Ратаны... Девушки давно уже не было, а Лиента все еще видел смешливые, лучистые глаза своей жены.

– Неле, – наконец сказал он. – Кто здесь сейчас был?

– Ты не узнал дочку кузнеца Иона?

– Адоня?

– Ну да! И не мудрено не узнать, она прямо на глазах расцвела. И слава Всемилостивому, а то смотреть на нее больно было, – тенью ходила, ни живинки, как в сухом ручье. Небось, Майга ее своими снадобьями от тоски отворотила, они ведь неразлучными стали. Теперь она прямо-таки светится вся, а ходит – земли не касается, как на крыльях порхает. Невеста.

– Мне о ней не говорили, – нахмурился, припоминая, Лиента. – Ион не выдает дочь замуж?

– Разобиделись на нее наши женихи. Сколь ни сватали – всем отказала, а Ион ее неволить не хочет. Я ее в последнее время что-то не видела, а сегодня нарочно зазвала, попеняла – почему не выберет себе никого в мужья, мало ли достойных, а она смеется только.

– Так она свободна?

– Говорю же тебе – всем просителям отказала. Я и на игрищах смотрела, хотела приметить, который ей по сердцу. Нет, не углядела. Со всеми она ровно приветлива. Не пробудилась еще для любви. А хороша – и ласковая, и умница, и руки умелые, и нрав легкий...

Неле еще что-то говорила, Лиента уже не слышал, он знал – эта девушка с глазами и смехом Ратаны займет ее место. Это о ней говорил тогда Дар, просил отыскать в джайве, да-да... А потом отбил в городе у пьяных скотов, и седая прядка в косе – след того времени.

* * *

По берегу реки Лиента отошел от поселка, сел, обхватив колени руками. Хотелось лечь ничком, закрыть

глаза, чтобы сразу стало темно и пусто, и не думать ни о чем, не помнить.

"Дар, брат, как не хватает мне тебя. Только тебе я мог бы все рассказать, и только ты понял бы". Лиента встал. Он знал, что сейчас сделает. Неле принесла в его хижину большие сосуды с медом-као, это замечательное лекарство от тяжких дум. Никто не увидит и не узнает о его слабости, просто придет спасительный сон, и мысли не будут терзать его всю ночь напролет, как накануне.

Но желанное забытье не приходило. Вместо него был тяжкий, изнурительный бред, в котором переплелись судьбы Ратаны и Адони, и боль рвала сердце... Лиента ворочался с боку на бок, тряс головой, чтобы избавиться от наваждений. В том беспамятном полубреду он молил Ратану отпустить его, и счастливый смех Адони звал его. Лиента открывал глаза – все исчезало, мрак ночи наваливался тяжело: так же беспросветно темно было в его душе и не оставалось сил терпеть это дольше.

Лиента вышел наружу – ночная прохлада ласково обняла его пылающую голову, осушила потную грудь. Покачиваясь, побрел по поселку. Было тихо-тихо, нигде ни огня, сон витал над жилищами. Из темноты выбежал мохнатый зверь, узнал Лиенту, приветливо махнул хвостом. Ночные посты давно уже не выставляли, а от непрошенных гостей из джайвы оберегали мохнатые сторожа.

– Не спишь, пес? – пробормотал Лиента. – А душа у тебя болит? Э-э... он пьяно махнул рукой. – Иди счастливый пес, спи. Ямы какие-то...

Лиента повел глазами вокруг – куда его занесло? Здесь стояли новые домики горожан, а ямы – от новой постройки для молодой семьи. Где-то в одном из них живет Адоня, девушка с глазами Ратаны, сумевшая забыть все страшное и стать счастливой.

"Адоня..." – он ухватился за это имя и стал выплывать из пьяного сумбура. Голова ходила кругом, мысли рассыпались, и Лиента старательно собирал их снова. Наконец, ему удалось сосредоточиться на ясной и четкой мысли – он хотел увидеть ту девушку сейчас, сию минуту. Он шел к ней с самого начала, с тех пор, как увидел рядом с Неле. Надо было увидеть ее прежде, чем называть имя Совету, увидеть ее ясные глаза, услышать ласковое слово привета, прижать ее к себе и в этом будет спасение – уйдут все наваждения, и затеплится во мраке его души крохотная искорка радости.

Над домиком кузнеца Иона, как и над другими, стояла сонная тишина. Он толкнул дверь и вошел в теплый сумрак. Светилась горка тлеющих угольков. Лиента шагнул к ним, зацепил что-то плечом, и оно с грохотом свалилось на пол. Тотчас сонный голос из темноты спросил:

– Кто здесь?

На угли упал пучок сухой травы, вспыхнул, высветил внутренность жилья.

– Вождь? – удивилась Адоня. – Отца нет дома, они с Веско на реке.

Лиенте с трудом припомнилось, – часть мужчин ушла сегодня на реку, на ночной промысел, как же забылось... "Нехорошо... Уйти надо..." заворочались мысли. Но как тяжело было повернуться и уйти назад в бредовую, душную темноту своей хижины.

– Я к тебе пришел, – хрипло проговорил Лиента.

Адоня удивленно взглянула на него, встала, зажгла светильник.

– Проходи, вождь. Какая забота привела тебя ночью?

Лиента подошел близко, приподнял ее подбородок.

– Темно... Глаз не вижу...

– Ты пьян!? – растерялась Адоня. – Скажи, зачем ты пришел ко мне таким?

– Совет потребовал, чтобы я взял жену. Завтра я назову им твое имя.

– Нет! – отшатнулась Адоня.

– Почему ты говоришь мне – нет? Разве сердце твое не свободно?

– Нет! Нет! – замотала головой Адоня.

– Если ты назовешь мне имя желанного тебе, через два дня станешь его женой, не моей.

– Зачем я тебе, вождь!? Ты ведь никогда не любил и не хотел меня! Выбери себе другую девушку, оставь меня!

– Почему? Я не хочу другую. Я выбрал тебя, и ты станешь моей женой.

– Я не хочу! – с отчаянием вскрикнула Адоня.

– Меня не спросили – хочу ли я. Мне сказали – ты должен. И я говорю тебе – ты станешь моей женой, первой женщиной племени. Разве не научила тебя мать законам покорности?

Адоня упала на колени, прижалась к ногам Лиенты.

– Умоляю, вождь, откажись от меня!

Лиента поднял ее и близко увидел запрокинутое лицо, две полоски на щеке от подушки, мелькнула маленькая грудь за распущенной шнуровкой платья... И от ее уюта, сонного тепла, от хрупкости, неожиданно накатила горячая волна желания, оглушила его. Последней его женщиной была Ратана, других он не замечал, храня верность жене, которую не довелось положить на погребальное ложе. И вдруг эта невинная девочка пробудила в нем жажду любви! И он уже знал, что не уйдет отсюда, и знал, что совершит ужасное, если не уйдет немедленно... Но слишком добро был настоян мед. Размягченная хмелем воля плавилась в мучительном желании. Оно захлестнуло Лиенту, как горный поток ослабевшего пловца, потащило безжалостно, и не было уже ни сил, ни возможности выплыть из него.

– Через два дня ты разожжешь наш очаг, – хрипло сказал он. – А перед Всевидящим ты станешь моей женой сейчас.

– Не-е-ет!!! – отчаянно закричала Адоня, но большая жесткая ладонь опередила крик, заглушила, не дав родиться.

– Не надо, не кричи... – Ладонь Лиенты ослабла, ласкающим движением скользнула с губ Адони, обожгла ее шею...

И, стиснув губы, Адоня поняла с отчаянием, что не издаст больше ни звука – она не может выставить вождя на показ в качестве насильника...

* * *

Сломанная, смятая, она еще не верила в то, что произошло, не хотела верить, широко открытыми сухими

глазами смотрела в темноту. Лиента протянул руку, положил ей на плечо. Она вздрогнула от его прикосновения.