Текст книги "Пересекающий время"

Автор книги: Раиса Крапп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Андрей грузил в камеру под платформой то, что находил в лачугах Лиента, когда с ним связалась Линда.

– "Граф, я на всякий случай осмотрела тех, кого приготовили к погребению. Двое живы, их можно попытаться спасти. Что будем делать?"

– "Понадобится стационар?"

– "Разумеется, здесь мы их не выходим".

– "У меня, вообще-то, уже есть один кандидат на стационар. Где один, там и три. Только не представляю, как мы их туда поместим".

– "Некоторое время можно продержать их у нас в медблоке. На время твоей драки за них", – Андрей почувствовал улыбку Линды.

– "Ты умница. И раз уж мы взялись спасать, надо быть последовательными, не возлагать же на погребальный костер живых".

– "Представляю, какие аргументы ты предъявишь нашим оппонентам. Граф, а что сказать родственникам?"

– "Не надо им ничего объяснять, я сам с ними поговорю. Сошлись на меня, скажи, что я так велел".

* * *

Навстречу Андрею бросились женщины.

– Дар, почему ты не разрешил хоронить Гойко?!

– Почему мне не отдают моего мальчика, Дар?!

"Значит, один из них – Гойко? Бедный парень, ему нельзя было лезть в эту заваруху, ему не хватило сил".

– Сначала успокойтесь, иначе я не стану с вами говорить. Да, это я не позволил возложить на костер Гойко и твоего сына вместе с другими. Как его зовут?

– Мэт! Его зовут Мэт. Он один у меня был...

– Нет, он и есть пока еще. Они не мертвы. Жизнь еще их не оставила, но ее так мало, что нет никаких признаков. Мы хотим попытаться помочь им. Лота, не надо на меня так смотреть, я не могу сказать тебе, что Гойко непременно будет жить, раны его слишком тяжелы. Я только говорю, что они не умерли. Доверите ли вы их нам?

– Зачем ты спрашиваешь про это, сынок? – тихо проговорила Марта.

– Даже если потребуется вдохнуть в сына мою жизнь, ты и тогда не услышишь ропота.

– Еще условие. Вы их не увидите столько времени, сколько нам понадобится. Встреч не будет, но я обещаю рассказывать о них.

– О Боже, Дар! Все, что ты скажешь! – глотая слезы, проговорила Лота.

– Теперь будьте с ними, пока мы не заберем их. Разговаривайте, не отпускайте в страну Ночи, они слышат вас.

* * *

За нескончаемой чередой дел Андрею не удавалось и мельком увидеться с Линдой и Стефаном. Время от времени их связывал ТИСС, и Андрей был в курсе их дел. Он знал, что у них все в порядке, хотя работы столько, что их даже на ТИСС не хватало – после короткого обмена информацией они отключались первыми. Раненых непрестанно подносили в "лазарет". Поработав с Лиентой, Линда категорически отправила его в постель – его попытка возразить, совершенно не прозвучала. Лишь за одним человеком Линда признавала право говорить с ней безапелляционно – за своим командором.

Андрей добрался до их хозяйства, когда лагерь затих, крайняя усталость и сон свалили людей. Дети спали на застланных лохмотьями ворохах листьев и веток, здесь же прикорнули чутким сном женщины. Мужчины спали прямо на земле, положив руку на оружие.

...В тишине стали слышны жуткие звуки пиршества, которое устроили хищники на обагренной земле недавнего поля брани...

Но на поляне, куда снесли раненых, к ним не прислушивались, об отдыхе там еще и не помышляли. В котелках и кувшинах носили воду, очищали, процеживали, кипятили на кострах, чтобы обмыть раны. Здесь Андрей увидел много знакомых лиц: здесь трудились Майга и Марта, поодаль над раненым склонялась Адоня рядом с Неле. Андрей увидел неподалеку еще одну знакомую, подошел к ней.

– Дэя, рад видеть тебя. – Он присел, помогая управиться с раненым, которого она перевязывала. – Устала?

– Дар... – теплый свет вскинутых глаз объял его. – Я тоже... очень рада! – она скользнула взглядом по ссадинам и кровоподтекам на лице. – В прошлый раз ты был немножко другим.

– В джайве деревья слишком часто растут и жутко колючие при этом!

Дэяна улыбнулась.

– Такой ты еще красивее. Но если хочешь, я во всей джайве обломаю колючки.

Закончив работать с юношей, у которого было рассечено плечо, Линда устало выпрямилась, отвела локтем волосы со лба, улыбнулась Андрею.

– Как ты, Граф?

– Нормально. Распотрошил один СМП и съел весь спорамин. Как вам, тяжко?

Линда повела глазами вокруг. Многие раненные уже спали, не было ни криков, ни стонов.

– Сюда бы всех наших.

– Надолго тут еще?

– Не меньше часа.

– На стационар, я думаю, еще набрала?

– Крайне необходимо пятерым. Здесь они обречены.

– А мой пациент?

– Шестой.

– Забирай их и возвращайся на Блок. Глейсер перебросишь сюда.

– Без меня?

– Вернешься утром. Отдохни, мы со Стефаном управимся.

– Да, ты управишься. Ты, похоже, утратил способность объективной самооценки.

– Не груби старшему по должности, – устало сказал Андрей. – Что тут ночью делать? Ладно, смотри сама. Глейсер нужен в качестве сторожевика.

– Хорошо. Где твой шестой?

* * *

Они со Стефаном лежали рядом. Несмотря на бесконечный день, отнявший все силы, сон не шел – сказывалась передозировка спорамина.

– Как вы нашли меня так быстро? Когда обнаружили, что я ушел?

– Очень скоро. Мы несколько часов крутились на орбите. И Линда вызвала тебя – может, ты уже закончил свои дела. И вдруг – нет импульса. Знаем, уйти не мог, на такое даже наши фанаты не станут уговаривать. Значит, остается только один вариант, самый невероятный и чудовищный. Попадали мы в шлюпы и назад. Показалось, что шлюпы шли целую вечность. По крайней мере, мне кажется, каждый успел тебя раз десять похоронить. Мы в глаза друг другу боялись смотреть. Примчались на Блок – камера черная, оплавленная, но к счастью – пустая, значит, успело тебя выбросить из нее. Сначала обрадовались, к центральному компьютеру кинулись... Вот тогда точно руки опустились. Где ты? Где искать тебя? Я знаешь, что в тот момент для себя понял? Я бы тебе не сказал, если бы не твои слова, что к лугарам уйдешь. А мы? Сейчас я понимаю, насколько тут все серьезно и не так, как нам представлялось. И ты прав, ты им нужен... Но нам – тоже. Знаешь, мне в детстве игрушку подарили... Вижу, вроде бы сборная, но, вроде, и нет – ничто не сдвигается, как монолит. И вдруг я за какой-то стерженек потянул – она взяла и рассыпалась на фрагменты. Вот ты для нас тот стержень и есть.

– Стеф, – поморщился Андрей, – ты как-то нехорошо о ребятах...

– Нет, постой, не возражай мне, я о ребятах очень хорошо думаю. Но каждый из нас... Как бы тебе сказать... У каждого есть свои пустоты чего-то не хватает. А ты обладаешь талантом эти пустоты заполнять, и каждый становится сильнее, способным гораздо на большее, – это ведь счастье. С другим руководителем мы были бы другими. Понимаешь ли ты меня?

– Ты говоришь лишнее, Стеф, и не по делу. Нервы, что ли? Прекрати.

– Ладно, как скажешь. В общем, в тот же день к вечеру мы уже всех перебудоражили, все наши институты на ноги поставили. А к утру впали в отчаяние – ни проблеска надежды. Есть какие-то долгосрочные программы, да и то, в них больше гипотетического, на воде вилами писано, как говаривали предки. Тогда мы потребовали дать о тебе сообщение по всем информационным каналам – вдруг кто-то ведет частные исследования. Какие именно – понятия не имели, никто из нас не знал, что именно мы ищем – искали шанс. И вот когда эта информация прошла по всем системам, с нами запросил связи лаборант какой-то станции, черт знает где расположенной, на каком-то астероиде, что ли. Это и оказался твой спаситель. Мы его когда на экране увидели – чуть не отключились с досады – пацан лопоухий, представляешь – в очках! Но после нескольких его слов мы готовы были экран лобызать, тут же затребовали для него спецрейс. Глебом его зовут. Поступал в наше заведение, причем непременно в хронотрансаторы, сразу получил отвод по физическим данным и с горя попросил работу в глубоком космосе. Но на нашем деле он сдвинутый, а от этого уже не уйдешь. Продолжал работать над темой, которую еще в колледже начал – "Остаточные полевые возмущения, спровоцированные энергетическим пробоем хронополей". У парня не было элементарного оборудования, но были гениальные мозги и потрясающая интуиция. Убей не пойму, как в таких условиях он сделал теоретическую разработку прибора, регистратора этих возмущений. Ну, ты понимаешь? После перехода в хрональном поле вроде стрелочки остается – куда ты ушел.

– Здорово! Помнится, что-то я об этом слышал, но на уровне гипотезы.

– Вот! Это и оказалось то самое, что мы искали! Надо было собрать этот его прибор и молиться, чтобы он

заработал. Времени было в обрез, и мы работали, как черти, препараты горстями глотали – возмущения-то эти имеют тенденцию исчезать со временем.

– Выходит, хорошо молились, – засмеялся Андрей.

– Не знаю, кто как, а вот пацан тот, похоже, в самом деле молился. Причем, знаешь на кого? Портрет мы твой поставили, ну вроде как с нами ты. Так он на тебя смотрит, и губы шевелятся. Вообще, Глеб этот, гениальный парнишка, я не преувеличиваю. Доводку на ходу делал. Ты заметил, когда мы тебя на Блок вернули, там только наши были? Это потому, что часов на десять еще работы было. А Глеб посидел с компьютером, покумекал и говорит: "Делаем так и так". Мы часа в три уложились и включили. И самое удивительное заработало! И этот его аппарат, приставочка махонькая, вывела нас прямо на тебя.

– Значит, когда я на Блоке буянил, Глеб там был?

– Ну конечно!

– Я никого не видел посторонних.

– Небось, за кресло куда-нибудь забился, – засмеялся Стеф. Зевс-громовержец гневаться изволил.

– Кхм-м, – смущенно кашлянул Андрей. – Неловко вышло. Уж его-то я обязан был поблагодарить.

– Для него лучшей благодарностью будет, если ты в Отряд его возьмешь. Пусть работает и учится. Он уже наш человек. Для него хронотрансаторы Боги, а Разведчики, так вообще Олимп. И талантище у него к нашему делу от самого Бога, точно. Если он тебе с первого взгляда не покажется, так я лично им займусь. Слово даю, я ему такие мускулы наращу! Возьми его, Граф.

– Возьму, – рассмеялся Андрей, – с таким протеже как не взять. Если успею.

Стефан поскучнел.

– Думаешь, в самом деле, уволить могут?

– Хочу думать, что нет. Ты мне вот что скажи: значит, обо мне сообщали по всем каналам, тотальная информация была?

– О-о! – простонал Стефан. – Тотальнее не бывает! Как они нам мешали первое время! Откуда только не запрашивали информацию посвежее. В конце концов мы наорали на Калныньша – мы злые были, он нас трогать боялся, – и ему пришлось срочно сочинить приказ о формировании специальной информ-группы. Они регулярно выходили на все каналы с сообщением о ходе событий.

– Вот это хорошо. Значит, я имею право потребовать референдума, и есть шанс, что люди меня поддержат.

– О чем это ты?

– Да все думаю, что мне делать с лугарами. Ты мне хорошую мысль подкинул.

– Никакую мысль я тебе не кидал. Какой референдум? О чем?

– Хватит на сегодня, Стеф. Все ты узнаешь, куда я без вас? Только прежде я должен хорошо подумать.

* * *

На рассвете вернулась Линда, передала Стефану новые пакеты СМП, и он ушел к раненым. Андрею было довольно одного взгляда на нее, чтобы понять на Базе что-то случилось.

– Куда раненых поместили?

– На Блоке. Были некоторые сложности, пришлось поработать. Сейчас все нормально. Сообщать о них пока не стали.

– Похоже, у тебя было время пожалеть о своем порыве?

– Похоже, у тебя дурное настроение? Что ты посмурнел?

Андрей неопределенно повел плечом.

– Устал что-то.

– Только ли?.. Беспокоишься?

– Не без этого.

Линда ободряюще улыбнулась.

– Прорвемся, командор.

– У меня выбора не было. А вас зря втянул.

– За нас со Стефаном тебе отвечать не придется.

– А кому?

– Не обижай. Будто наше решение ничего не значит. Мы бы все равно пришли, не сейчас, так позже.

– Сама ведь знаешь, если бы я не позволил, вас бы тут не было. Приказал бы – и не пикнули. А я не приказал. Ты ничего не хочешь сказать?

– О чем?

– Чего еще не сказала. Про обработку, например.

Линда глянула сердито.

– Зря ты так, не было никакой обработки. Понятно, начальство от твоего взбрыка в восторг не пришло... – Поколебавшись, Линда сказала. – Знаешь, наш поступок они восприняли как вынужденный – тебя невозможно было удержать и чтобы не потерять снова, мы со Стефаном пошли с тобой, понимаешь?

Андрей рассмеялся.

– Прекрасно! У меня камень с души свалился! Пусть они так и продолжают думать.

– Ничего не прекрасно! – рассердилась Линда. – Мне не поверили, посчитали, что выгораживаю тебя! Андрей, – жалобно проговорила она, – что дальше? Я не вижу выхода. Сейчас я понимаю, ты не уйдешь просто так отсюда. Но это же тупик. Тебе запретят, прикажут уйти. И что тогда?

– Не паникуй, Линда. Выход будет.

– Ты его знаешь?

– Да. Но сначала будет драка.

– Какой выход?

– Не сейчас.

– Я с тобой в твоей драке.

– Я знаю, Линда. Спасибо.

– Еще насчет пояса, Граф. Зачем ты его снял? Зачем тебе лишние минусы?

– Этот плюс-минус уже ничего не решит.

– С тобой хотели говорить.

– Пусть говорят через тебя.

– "Рад, что могу говорить с тобой, Граф".

– "Илвар Регимантович? Прошу вас держать связь со мной через Стефана или Линду".

– "Что так? Ты стал пугливым?"

– "Скажем, осторожным. Мне пока рано возвращаться, поэтому пояс не надену. Предполагаю, что вы обеспокоены моим психическим здоровьем и посчитаете во благо "выдернуть" меня отсюда даже вопреки моей воле. Это лишнее, я вернусь сам. Терпение ваше испытывать не стану, встретимся сегодня. При условии, что Линда и Стефан останутся в это время здесь".

– "Принято. Я не ослышался – сегодня?"

– "Да, после полудня я буду на Базе".

Андрей понимал, что вернувшись к лугарам, он начал играть против правил и знал, что ему поставят это в вину. Но беспокойство за себя существовало где-то на заднем плане – он сделал то, что должен был сделать и, значит, он прав и сожалеть не о чем. Гораздо важнее другое – эритяне, их он должен отстоять, чего бы это ему не стоило. У Андрея появилась мысль, и он вынашивал ее, холил, оттачивал, желая подать так, чтобы ее поняли и приняли те, от кого теперь много будет зависеть.

* * *

После полудня Андрей, как и обещал, застегнул на себе пояс – широкий, грубой кожи. Это был имитатор, начиненный сложнейшей, многофункциональной микроаппаратурой. Андрей настроился на возвращение в исходную точку пространства и времени.

Когда отодвинулась тяжелая заслонка-экран, и он шагнул из камеры, его встречал весь Отряд. Он обвел глазами их лица. Понял, что говорить ничего не надо. Андрей положил руки на плечи стоящим справа и слева, они замкнули свое ритуальное кольцо. Снаружи, в стороне остался незнакомый ушастый парнишка.

– Глеб, – сказал Андрей, – встань с нами.

Кольцо разомкнулось, чтобы принять новое звено.

– Мы вместе, Граф, – сказал Мирослав, и за этими словами было много.

В тишине все услышали, как Глеб вздохнул громко и прерывисто. Андрей рассмеялся, подошел к нему, взял за плечи.

– Похоже, в ближайшие часы меня отстранят от руководства Отрядом. Но пока еще я командор... Кто не слышал приказа о зачислении Глеба...

– Ильина, – подсказал кто-то.

– Глеба Ильина в отряд Разведчиков-хронотрансаторов в должности ученика?

– Не глухие, – красного и счастливого Глеба со смехом хлопали по спине, по плечам.

– Спасибо... Граф, – звенящий от волнения голос дрогнул.

Андрей улыбнулся.

– Не беспокойся, приказа этого никто не отменит. Позже я дам тебе рекомендацию в университет.

– Больше никаких приказов не будет?

Андрей обернулся на знакомый голос. Перед ним стоял Калныньш, его руководитель. Как всегда безукоризненно одетый, немного чопорный, серые глаза казались холодными. Новички его побаивались. Сейчас глаза были усталыми.

– Здравствуйте, Калныньш, – сказал Андрей.

Не отвечая на приветствие, глубоко спрятав руки в карманы брюк, тот осмотрел Андрея с ног до головы.

– Хоро-о-ош. Ни одна драчка без тебя не обошлась? Отвел душу?

– Отвел, Илвар Регимантович.

– А ну, как на тебе теперь отведут? За всю нервотрепку, которую ты нам устроил?

На этот вопрос Андрей решил не отвечать.

– Кашу ты крутую заварил, Разведчик. Как расхлебывать будешь? – Он шагнул к Андрею, обнял его. – Рад, что

живым тебя вижу, чертушка ты этакий! – отстранился. – Ну, пошли теперь?

* * *

Вот где понадобилась Андрею выдержка Разведчика. Он упрятал свои эмоции, остался лишь холодный, расчетливый разум. Он сумел говорить о Лиенте, Дэяне, Адоне и десятках других, кого готов был собственной жизнью от беды прикрыть, как об отвлеченном, абстрактном материале научного исследования... Он заставил себя не сбиваться на горячность, спокойно выслушивать чужие доводы.

– Да, согласен, я должен был оставаться профессионалом. Но как именно? Поставить на себе крест ради сохранения установки на пассивное наблюдение? В чем мой непрофессионализм? Что на экстраординарное событие ответил нестандартным поведением? Что сделал их параллельщиками? Но как профессионал, я знаю – они не жизнеспособны. От нас не потребуется даже минимума усилий, чтобы ликвидировать всякие последствия моего вмешательства. Для этого надо всего лишь оставить их агрессивному прошлому Планеты, оно само с ними расправится. Агрессивное энергоинформационное поле их задушит, они не сумеют оказать на него сколько-нибудь значительное воздействие, их слишком мало, а время и вовсе сотрет всякий след их существования.

Я хотел вернуться, мне нужен был шанс. Этим шансом я сделал их. Вы нашли другой ход, – Андрей пожал плечами. – Могли и не найти. Кстати, мой был вернее. Ваш вектор исчезал по истечении времени, а мой становился заметнее.

– Ну, хорошо, – заговорил с экрана Станов, руководитель Центра Исследования Внеземных Цивилизаций. – Действительно, коллеги, едва ли правомерно требовать стандартных решений в экстремальной ситуации. Будем считать, что сами обстоятельства освободили вас, командор Граф, от соблюдения принятой установки. К тому же, сейчас вы были весьма убедительны. Мы снимаем обвинение в не санкционированном активном вмешательстве. Да, собственно, мы его и не предъявляли, хотели лишь выслушать вас. Но второе ваше нарушение? Что вы о нем скажете? Тут ведь уже не шла речь о вашей жизни?

– Мой второй уход? Я даю себе отчет в серьезности этого нарушения. По существу, я создал временную петлю – подтянул их прошлое к нашему сегодняшнему дню и этим все усложнил. Но я действовал не вопреки логике. Поймите, эти люди не принадлежат прошлому, это не те, что жили когда-то, они другие. Этих, по существу, создал я. Я и они находимся сейчас на перемычке. Понимаете? Есть прошлое, настоящее и перемычка, где соединились в одно два хрональных поля. Эту аномальную петлю необходимо разорвать, но как – решать нам. Допустим, я совсем возвращаюсь в свое время – перемычка рвется. Эритян, как не нужный, отработанный материал отбрасывает в их время. Что там произойдет, я уже говорил, мы обречем их на смерть. А ведь они меньше всех виноваты в том, что произошло – в создании петли они никак не участвовали. Ее затянули: я, когда не захотел смирно дожидаться помощи, и вы, когда нашли меня.

– Ситуация не простая, не однозначная, – вступил в разговор Румовский, глава администрации научно-исследовательского Комплекса Планеты (попросту Базы). – Но вы сами, Граф, искали выход из нее? У меня ощущение, что имеется некий скрытый лейтмотив за каждым вашим словом.

– Мне кажется, я знаю выход. Он на удивление прост, его подсказывает логика развития событий. Но на первый взгляд он может показаться неприемлемым, поэтому прошу уважаемый совет не отвергать его априори.

– Заверяю, мы отнесемся внимательно к вашему предложению. Итак, вы видите выход...

– Решение, действительно, лежит на поверхности, – неожиданно заговорил молчавший до сих пор Калныньш. – Мы вытянули эритян на временную перемычку, так сделаем следующий шаг и переведем их в наше время.

Повисло молчание. Даже Андрей опешил, не зная, как расценить вмешательство своего руководителя. Он взглянул на Калныньша, и тот неожиданно едва заметно задорно подмигнул ему.

Калныньш союзник! Об этом Андрей и не мечтал. Теперь он испытал такое чувство, как если бы посреди болотных зыбунов под ногами вдруг оказалась надежная твердь. При всем внешнем спокойствии и уверенности, на душе у него было совсем не спокойно.

– Просчитайте все возможные варианты – этот будет самым логичным и единственно правильным с точки зрения этических норм, – снова заговорил Калныньш. – Все мы, кто работает с хрональными полями – со временем, проще говоря – прекрасно знаем Закон причинности и следствия: случайностей не бывает. Каждое "вдруг" чем-то подготовлено и обусловлено. В нашем случае эту связь и искать не надо – все, как на ладони лежит. Завершен проект "Реанимация", Планета возрождена для жизни. Для чьей? И тут "вдруг" появляются эти люди, с которыми мы не знаем, что делать. А ведь это законные хозяева Планеты. Так давайте вернем хозяевам их дом.

После продолжительного молчания, когда никто не торопился высказаться, обдумывая неожиданное предложение, медленно заговорил Станов:

– Предложение столь неожиданное и кардинальное, что я, признаться, еще не могу хоть сколько-нибудь однозначно определить свое отношение к нему.

– А вы не забываете, что в проекте "Реанимация" мы имели дело с мертвой планетой? – сказал представитель Комитета Этического Контроля. – Теперь вы ведете речь о живых людях, причем их цивилизация весьма низка, а психика чрезвычайно ранима. Боюсь, что Комитет может наложить вето.

– Разве у нас нет опыта работы с молодыми цивилизациями? – проговорил Андрей. – Я уверен, что можно найти наиболее щадящий вариант. Да и ваше предположение о ранимости весьма спорно. Если Комитет наложит вето, я потребую всеобщего референдума, у меня есть на это право.

– Да, действительно, по любому факту, ставшему достоянием тотальной информированности человечества, может быть проведен референдум, – усмехнулся Станов. – Но не надо ультиматумов, командор Граф, надеюсь, до этого дело не дойдет. Однако, на данном этапекак я понимаю, вы нам выбора не оставляете либо проблемой занимаются на самом высоком уровне, либо референдум? И еще по одному моменту проясните: если потом, позже, при просчете всех вариантов откроется нечто, отчего именно в интересах эритян их нельзя будет переместить во времени, вы примите это?

– Разумеется, подобного нельзя исключать, хотя, думаю, такая вероятность ничтожно мала. Я не безумец и, безусловно, должен буду это принять. Если сочту абсолютно доказанным, а не притянутым за уши в качестве перестраховки, как действует иногда Комитет по Этике.

– Позвольте! – возмутился представитель, но Станов примиряющим жестом прервал его.

– Согласен с вами, Граф. Теперь, что касается ваших подопечных. Независимо от будущего решения, сейчас мы должны позаботиться о них. А то пока обсуждаем, исчезнет сам предмет обсуждения. Надо создать что-то вроде карантинной зоны, что ли. Что вы можете предложить, командор Граф?

– Режим полевой границы. Повесить несколько энергобуев и опустить полевой заслон. Буи дополнительно оснастить контрольной аппаратурой, чтобы при необходимости перемещать заслон, перераспределять буи.

– Заслон между рекой и селением?

– Да.

– Но к реке непременно пойдут наблюдатели. Как исключить их встречу с энергобарьером?

– Я все объясню Лиенте.

– Надеетесь, он поймет и спокойно примет?

– Как принял ТП-связь, глейсер и еще кое-что по мелочи.

– М-да, вы идете напролом, Граф, это не самый лучший метод. Мелочи! хмыкнул Станов. – Ну, а что скажете по поводу собственного здоровья? Полагаю, вам надо серьезно заняться им. Конечно, вашим физическим данным остается только завидовать, но, сколько же можно испытывать себя на излом?

– Да, Андрей, – поддержал Румовский, – тут двух мнений быть не может. Ты ввел к эритянам двух своих сотрудников, они будут продолжать контакт, а ты отправляйся в распоряжение врачей, им надолго работы хватит.

– Я готов отдать себя на врачебное обследование и четко выполнять курс лечения, но не стационарно. Я останусь с эритянами до тех пор, пока не решится их судьба.

– Для вас существует понятие дисциплины Граф?

– Оставим его в покое, – вмешался Калныньш. – Наверно, так для всех будет лучше. У эритян теперь будет спокойно – почти курортная зона. Обяжем его регулярно проходить медконтроль, но уж если доктора заметят ухудшение слышишь, Андрей? – тогда не обессудь, под арестом заставим лечиться.

– Согласен, – разулыбался Андрей.

– Ну, что ж, – недовольно проговорил Румовский, – будь по вашему.

– Я должен кое в чем признаться, – сказал Андрей.

– Неужели еще не все? – Станов на экране недовольно заворочался в кресле.

– У нас на Блоке находятся шесть раненых эритян в коматозном состоянии, среди них – ребенок.

Помолчав, Румовский сказал:

– Вы с поразительной легкостью идете на нарушения, Граф.

– Спокойно смотреть на погребальный огонь, зная, что в нем – живые? Согласно правилам? – резко сказал Андрей. – Я исходил из обстоятельств. Сделай я тогда запрос, мне бы ответили отказом. А для шестерых это означало – смерть. Я считаю, что мой поступок адекватен обстоятельствам. Впрочем, формально, я, безусловно, виноват и готов нести наказание.

– Формально, он, видите ли, виноват! – проворчал Станов. – Илвар, будь другом, отвесь ему затрещину вместо меня.

– Да он и так весь битый.

– Ну что ж, как говорили наши мудрые предки, за одного битого двух небитых дают. Свободен, народный любимец, отдыхай.

– Вы оставляете мне Отряд?

Члены Совета обменялись улыбками.

– Иди, пока не передумали, – посоветовал Калныньш.

– Только впредь постарайся быть более законопослушным, – не удержался Станов.

– Я постараюсь, – серьезно сказал Андрей.

Часть восьмая

* * *

Разведчики дождались отпуска. Но о первоначальных планах никто и не вспомнил. Они оговорили себе особую привилегию – прямой контакт с людьми Нового Эрита, и активно помогали им адаптироваться в новых условиях.

Эритяне обрели родину, Планета – хозяев. Переселение прошло абсолютно спокойно – постарались предусмотреть любую мелочь, чтобы сделать его безболезненным. Андрей приступил к его осуществлению в тот момент, когда однажды возродил среди вождей мысль о необходимости уходить в другие земли. "Здесь, в полоненном Эрите, нам не позволят остаться свободными. Зачем налаживать жизнь, которая в любой час может быть нарушена?" Потом, в разговоре с Лиентой он мельком сказал о том, как было бы хорошо при переселении воспользоваться летуном, это избавило бы от многих тягот. Он подал эту версию, как несерьезную фантазию, неожиданно скользнувшую в сознании. Но мысль эта была столь привлекательна, что Лиента, пропустив ее через свое сознание, вскоре не выдержал и вернулся к этому разговору. В результате, через некоторое время Совет вождей и старейшин с нетерпением ждали дня, на который Андрей назначил демонстрацию чудесной летающей повозки. Благодаря авторитету Лиенты и Андрея глейсер не вызвал ни страха, ни настороженности – лишь благоговение перед чудо-повозкой, ее размерами (на сей раз это был

транспортник) и возможностями.Остальное было делом техники.

За перемещением эритян сквозь толщу времени в сотни тысячелетий наблюдали многие миллионы людей у экранов стереовизоров. Но эритяне об этом понятия не имели – на время перехода Андрей погружал своих пассажиров в сон, и они приходили в себя в тот момент, когда машина опускалась в небольшую солнечную долину, прикрытую с трех сторон пологими склонами гор, и стекающую к широкой, полноводной реке. После этого все, что касалось перелета, становился только восхитительным воспоминанием. Гораздо существеннее было то, что кровавый Гуцу с ордами варгов остался далеко, вокруг – девственная джайва с невиданным обилием зверья, спокойная река, где рыба сама плывет в руки, и надо начинать новую жизнь.

В контактах с эритянами были осторожны и бережны. Связи с ними ограничили до минимума и осуществляли только через группу Графа. Переселенцы строили привычные жилища, охотились своим оружием; одежда, пища, образ жизни – все оставалось прежним. Все старались сделать так, чтобы эритянам ничто не могло показаться странным или подозрительным в окружающей их действительности.

Вернулись к матерям и женам шестеро, которых выхаживали на Комплексе. Но тщетно пытались выспросить у них – как там, в той далекой стране, откуда летун приносит Дара и его друзей, – возвращенные к жизни тщетно будили свою инверсированную память.

* * *

Лугары и горожане решили строить общий поселок на берегу реки, другие отделились, нашли удобные места поблизости, начали обустраиваться.

Лето подходило к концу, и надо было успеть до холодов построить теплое жилище, сделать припасы на долгие зимние месяцы. Работы хватало всем – к вечеру валились с ног от усталости. Но работа была и панацеей, тяжелый труд не оставлял времени воспоминаниями бередить кровоточащие раны памяти. Люди начали понемногу оживать, радоваться успехам, вновь появились улыбки, изредка раздавался смех.

Андрей работал наравне с другими – рубил деревья, таскал бревна, копал землю. Плечи под жарким солнцем

сделались бронзовыми, волосы совсем выгорели – теперь только браслет ТИССа выделял его среди лугар. Но это только внешне – на самом же деле его неизменно отмечало особое к нему отношение: особая приветливость, теплота; в его тарелке оказывался самый лакомый кусок, его постель – самой мягкой и удобной, пропотевшая за день рубаха к утру лежала у изголовья тщательно выстиранная и любовно заштопанная.

Такая чуткая забота, атмосфера любви, безмятежный покой, здоровая физическая нагрузка были целительны. А как хороши были длинные вечерние сумерки, когда почти весь поселок собирался у большого центрального костра. Здесь женщины часто пели. Что за голоса, что за дивные песни звучали тогда! Часто просили петь Дэяну. Ожила девушка. А ведь ходила – головы не поднимала, глазами в землю смотрела, будто хотела сделаться незаметнее, будто виновата была, что испила столь горькую чашу. Раз Андрей ее такой увидел, другой и указал на нее Линде. И подняла голову девочка, расцвела. Теперь ее песнями заслушиваются, забывают о своих печалях.

Рядом с Андреем всегда стараются примоститься мальчишки, Дар стал их кумиром. Очевидцев побоища у болота – подростков-санитаров – могли слушать без устали и с замиранием сердца. Приукрашенные фантазией рассказчика, те истории слагали легенду о Даре-воине. А уж когда Андрей согласился в короткие часы отдыха учить их боевым приемам, радости мальчишек не было предела. К восхищению добавилось почитание Учителя – не существовало для мальчишек ничего более авторитетного, чем слово Дара. Они смотрели на него влюбленными глазами, горды были получить от него какое-либо поручение. Андрей привык, что в любой момент где-то рядом с ним Лан, или Данька, или еще кто-нибудь вихрастый и тонконогий. С присущей всем эритянам деликатностью они не путались под ногами, не мешали, но чутко улавливали момент, когда могли оказаться нужными, и вырастали словно из-под земли. Как ни странно, чуждый всяким сантиментам, по роду профессии далекий от общения с детьми, Андрей любил этих маленьких человеков. Он относился к ним с каким-то странным благоговением, очень уважительно и бережно. Детство было целым миром с его тайнами, законами и отношениями. Причем мир этот оказывался недоступным взрослым и раскрывался перед очень немногими, наглухо и неотвратимо захлопываясь перед малейшей фальшью. Впрочем, ни о чем таком Андрей и не думал, просто искренне уважал своих маленьких друзей. Они никогда не были ему помехой, не вызывали раздражения или досады.