Текст книги "В забытой стране"

Автор книги: Рахул Санкритьяян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава XXIII. ВТОРОЙ ПОДВИГ ЧАНА

Я не вижу особой необходимости говорить вам, что Чан вернулся назад живым и невредимым. Это и без того ясно – в противном случае я не имел бы удовольствия описывать наше удивительное путешествие.

Сейчас мне хочется только рассказать вам вкратце о втором подвиге Чана, подробности о котором я услышал от него самого после трехдневной разлуки.

Отойдя подальше от дворцовой стены, Чан уселся на углу узкой улочки. Прохожих было немного. Каждый раз, заслышав шаги, он протягивал руку, прося подаяния. Так прошло несколько часов.

Мой друг неспроста просидел здесь столько времени: во-первых, он сумел хорошо ознакомиться с данным районом и, во-вторых, убедился в том, что никто не видел, как он выходил из дворца.

В полдень Чан спустился с горы и по безлюдным улицам и переулкам добрался до храма бога Ра.

С наступлением сумерек вокруг храма загорелись костры. Это солдаты, которых Псаро расположил поближе к храму на случай внезапного нападения, готовились к ночлегу.

Солдаты приняли Чана за слепого и немого нищего и накормили его. Воины вообще, независимо от их страны и рода-племени, во все века отличались отзывчивым сердцем, и мне очень приятно отметить, что серафийские солдаты, которые являлись представителями древней цивилизации, не были исключением из этого правила.

Чан улегся среди них и скоро уснул. Эта способность друга засыпать в любых условиях и особенно тогда, когда со всех сторон его подстерегала опасность, всегда казалась мне удивительной и загадочной.

Проснувшись рано утром, Чан начал расхаживать по площади перед храмом. Когда к нему обращались, он делал вид, что не слышит, а если кто-нибудь дотрагивался до него, он мычал и показывал руками на глаза и рот. Люди думали, что он ничего не видит, и проникались к нему состраданием. Чан так хорошо играл свою роль, что никому и в голову не пришло заподозрить его в чем-нибудь.

Вечером Чан прошел в храм, где Псаро и Нохри разместили своих командиров. Вначале несколько человек отнеслись настороженно к вновь пришедшему, но затем, убедившись, что он слепой и немой, потеряли к нему интерес.

Чан был очень опытным сыщиком, и его метод наблюдения вызывал не меньшее изумление, чем способность перевоплощаться. Чан уселся в темном углу храма и опустил веки таким образом, что ему хорошо было видно все происходящее вокруг, в то время как другим казалось, что он сидит с закрытыми глазами.

На следующий день он с утра до вечера бродил взад-вперед по всему храму. Не раз с ним пытались заговорить, но он не обращал на это никакого внимания.

Как Чан сам рассказал мне потом, он оставался здесь так долго для того, чтобы к нему привыкли и перестали замечать его.

Освоившись с обстановкой, он отважился на новый шаг. Ощупывая палкой дорогу, он прошел в ту комнату, где находились Псаро, Нохри и Дхандас.

Чан уже попадался им на глаза в центральном зале храма, но все же Псаро при его появлении выразил неудовольствие и велел ему выйти. Чан, делая вид, что ничего не слышит, спокойно опустился на пол и сел, поджав под себя ноги.

Псаро схватил его за шиворот, но Чан не шелохнулся. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы Нохри не сказал Псаро, чтобы он Оставил в покое бедного глухонемого и слепого старика, от которого никому нет никакого вреда. Псаро пришлось отпустить его, и таким образом Чан смог провести третью ночь в самом штабе Нохри.

Дхандас, как мы знаем, не мог разговаривать с Нохри по-древнеегипетски и вынужден был прибегать к помощи Псаро, который выступал в роли переводчика. Когда же Псаро отсутствовал, Дхандас объяснялся с Нохри жестами.

Чан быстрее Нохри понимал жесты Дхандаса, значительно лучше Псаро знал хинди и в результате получил много важных и необычайно ценных для нас сведений.

Так, например, он узнал, что часть жителей города перешла на сторону мятежников, потому что Нохри обещал на следующее утро разделить между ними золото из гробницы Серафиса и наградить их еще более щедро после захвата царского дворца и восшествия на престол.

Наконец в присутствии Чана произошел разговор Дхандаса, Нохри и Псаро и о самой сокровищнице.

Дхандас заявил, что не откроет гробницу до тех пор, пока Нохри и Псаро не поклянутся дать ему треть всех драгоценных камней, и успокоился лишь после того, как они дважды и трижды повторили эту клятву.

Потом Дхандас потребовал предоставить в его распоряжение рабов и небольшой отряд солдат, чтобы он мог в полной безопасности покинуть страну и вывезти отсюда свои сундуки. Нохри согласился и на это условие и сообщил Дхандасу, что по ту сторону гор раскинулся огромный лес, за которым бежит река, ведущая, согласно рассказам Псаро, в удивительный мир, столь отличный от страны серафийцев,

Когда обе стороны пришли к соглашению, Дхандас обещал провести их в сокровищницу, но при условии, что он спустится вниз один и позовет их к себе лишь после того, как отопрет дверь в гробницу.

Повернувшись спиной к Нохри и Псаро, Дхандас направился в угол комнаты, где лежала груда соломенных подстилок, служивших жрецам постелью, снял маску и незаметно засунул руки под подстилку. Нохри и Псаро не обращали внимания на Дхандаса, но Чан, сидя в своем углу, не спускал с него глаз и видел, как он вытащил оттуда ключ от гробницы Серафиса – священный амулет в виде жука-скарабея.

Затем Дхандас вышел из комнаты. Он пропадал примерно полчаса. Причина столь долгого отсутствия была ясна Чану: Дхандас не знал иероглифов, и ему просто понадобилось время, чтобы составить надпись. Когда же наконец ему удалось это, он громко крикнул Нохри и Псаро, чтобы они спустились к нему.

Пока Дхандаса не было, Чан внимательно следил за Нохри и Псаро, чтобы узнать, не замышляют ли они что-нибудь против Дхандаса: в этом случае, оставшись наедине, они обменялись бы хотя бы несколькими короткими фразами. Но оба мятежника, горя нетерпением увидеть несметные богатства, молча ожидали, когда Дхандас позовет их.

Как только Дхандас крикнул им, они сейчас же выбежали из комнаты. Чан продолжал неподвижно сидеть в своем углу. Лицо его ничего не выражало, глаза были полузакрыты и губы плотно сжаты.

Так он просидел в одиночестве около часа, все время внимательно прислушиваясь к тому, что делается снаружи. Чан сидел гак тихо, что выскочившая из-под стены мышь не выразила ни малейшего беспокойства и, встав на задние лапки, как ни в чем не бывало стала умываться. Но как только она услышала, что кто-то подходит к двери, так тотчас же скрылась в своей норе.

Первым в комнату вошел Нохри. Глаза у него блестели, кровь прилила к лицу, и Чан заметил, что, когда он вытаскивал из-за пояса меч, его рука дрожала.

Следом за Нохри вбежал Псаро. Положив руку ему на плечо, он как следует встряхнул полководца. Они быстро и горячо заговорили о чем-то на своем языке.

Вскоре вернулся Дхандас. Пройдя в угол, он незаметно спрятал назад, под соломенную подстилку, амулет, надел маску и подошел к товарищам. Чану показалось, что он окончательно сошел с ума. Подняв руки над головой, Дхандас начал танцевать, высоко подбрасывая вверх длинные ноги и кружась по всей комнате. Резкие, неожиданные движения и страшное выражение маски делали этот дикий, безумный танец еще более ужасным и отвратительным.

– Золото, алмазы! Алмазы, жемчуга! Ах, сколько сокровищ! Я запускал руки в сундуки, и драгоценные камни и жемчуг просеивались сквозь пальцы, как песок! А вокруг слитки золота! Я мог бы зарыться в них по локти! Ха-ха-ха-ха! – кричал Дхандас.

Потом он подскочил к Псаро, схватил его за руки и спросил, заглядывая ему в лицо:

– А вы сдержите свою клятву? Нам следует доверять друг другу.

– На этот счет можете не беспокоиться, – ответил Псаро. – Только не трогайте золото, оставьте его для тех, кто окажет нам помощь, потому что этого требуют интересы Нохри. Ну, а драгоценности мы втроем поделим поровну между собой.

– И вы еще должны обеспечить мне безопасный выезд отсюда, – сказал Дхандас.

– Нохри уже обещал вам это.

– Тогда я помогу вам, оставаясь Гором.

– Здесь живут одни глупцы, и мы сможем сделать с ними все, что захотим, – засмеялся Псаро.

В этот момент раздался храп Чана, который заснул в своем углу, и Псаро посмотрел в его сторону.

– Этот нищий старик до сих пор околачивается здесь. Не лучше ли вышвырнуть его вон? – сказал он.

– Это было бы неплохо, – высказал Дхандас свое мнение. – Чего ради держать нам его здесь?

Псаро подошел к Чану и схватил его за шиворот. Господин Чан вскочил, словно ничего не соображая со сна, начал размахивать руками, как это делают слепые, и, сбив с ног Псаро, который растянулся посреди комнаты, шагнул вперед и беспомощно остановился. Нохри пришел в ярость, увидев, как нищий старик сшиб Псаро, и набросился на него.

То ли Нохри слишком резко толкнул слепого, то ли тот сам потерял равновесие, но только ноги у старика подкосились, и он упал вниз лицом. К счастью, он не ушибся, потому что под ним оказались соломенные подстилки.

Нохри, Дхандас и Псаро, как собаки, вцепились в беднягу и вышвырнули его из комнаты. Чан упал на каменный пол и только жалобно стонал и кряхтел от боли, прижав к груди руки, в которых лежал… жук-скарабей Серафиса.

Глава XXIV. ОСАДА ДВОРЦА

Псаро, Нохри и Дхандас вернулись в свою комнату. В зале никого не было, кроме нескольких военачальников, которые сидели в отдаленном углу и развлекались игрой в кости. Убедившись в том, что никто не обращает на него никакого внимания, Чан решил действовать немедленно – в его положении нельзя было терять ни минуты: Дхандас в любой момент мог обнаружить пропажу амулета и поднять тревогу. Опираясь на палку, которую выкинули следом за ним, Чан поднялся, прошел по залу неуверенной, спотыкающейся походкой и, подойдя к лестнице, ведущей к гробнице, быстро сбежал по ней вниз. Он хотел только убедиться в том, что дверь закрыта. Увидев, что Дхандас действительно запер ее, он на всякий случай еще раз повернул круги и лишь после этого побежал назад.

В зале он стал прежним беспомощным слепым стариком и, стуча посохом по каменному полу, вышел из храма на улицу.

Все мятежное войско погрузилось в крепкий, непробудный сон. Чан медленно брел между палаток, согнувшись в три погибели и ощупывая дорогу палкой. Часовой окликнул Чана, но, разобравшись, что перед ним немой и слепой нищий старик, который вот уже три дня с утра до вечера ходит по всему храму, не стал задерживать его.

Отойдя подальше от последнего сторожевого поста, Чан кинулся бежать со всех ног, но не успел он пробежать и ста метров, как услышал, что в лагере поднялась тревога: по-видимому, Дхандас обнаружил пропажу.

К счастью, никому из мятежников и в голову не пришло, что нищий старик мог направиться в царский дворец, и поэтому его стали искать возле храма, а когда часовой сообщил, что нищий вышел из расположения войск, Чан был уже далеко.

В три часа ночи Чан подошел к дворцу, постучался условным стуком в потайную дверь, и его тут же впустили.

Честно говоря, я уже не надеялся вновь встретиться со своим товарищем и вдруг увидел его перед собой живым и невредимым, да еще с амулетом Серафиса в руках!

Мы были несказанно поражены и обрадованы – сокровищница снова надежно закрыта от мятежников. Конечно, можно было бы применить динамит, но никаких взрывчатых веществ, как мы уже знали, здесь не было. Теперь у Нохри не будет золота для того, чтобы подкупить горожан!

Рано утром был созван военный совет, на котором председательствовала сама царица и присутствовали Бакни, Яхмос, капитан Дхиренда, Чан и я. Мы обсудили создавшуюся обстановку и решили прежде всего укрепить территорию дворца. Зная Дхандаса, которого свела с ума жажда богатства, мы понимали, что он не успокоится до тех пор, пока не вернет жука-скарабея.

Бакни с солдатами немедленно приступил к оборонительным работам. В первую очередь были сделаны бойницы в крепких дворцовых стенах. Главным опорным пунктом в том случае, если неприятелю все же удастся ворваться на территорию дворца, Бакни считал центральное здание, в котором жила царица, и поэтому приказал накрепко забить двери этого здания, а окна замуровать. Кроме того, мы прорыли через весь сад широкий ров и устроили ряд других искусственных заграждений.

Мы ждали неприятеля пять дней, а он все не появлялся. Как нам стало известно впоследствии, Нохри медлил с осадой дворца потому, что ни Псаро, ни Дхандас не были уверены в том, что слепой нищий – разведчик царицы (вполне возможно, что Дхандас до самой смерти так и не узнал, что это Чан перехитрил его), и разыскивали его в городе.

В городе за эти дни ничего не произошло. Население никак не проявляло своего отношения к происходившей борьбе. Я должен сказать, что большинство горожан симпатизировало царице, но, зная силы Нохри, они не осмеливались ей помочь.

На рассвете шестого дня мы увидели с крыши центрального здания большое войско под командованием Нохри и Псаро, которое двигалось по реке прямо на дворец. Бакни приказал солдатам занять свои места.

Мы молча ждали нападения, отлично понимая, что решается вопрос жизни и смерти каждого из нас и судьба престола страны серафийцев. Наблюдая за всем происходящим, я испытывал тревогу и, как всегда, любопытство.

Много часов войско Нохри высаживалось в безопасном месте напротив дворца. Капитан Дхирендра предложил первыми напасть на противника, но Чан и Бакни не поддержали его, так как при встрече с неприятелем в открытом рукопашном бою наше малочисленное войско понесло бы огромные потери.

Дхандас в маске Гора расхаживал между солдатами Нохри. Ему, очевидно, не терпелось вновь овладеть амулетом. Только этим я могу объяснить тот факт, что штурм дворца начался после высадки на берег не более двух третей всей армии. Дхандас лично возглавил большой отряд, который был брошен на дворцовые ворота. Солдаты Нохри принесли с собой длинные лестницы. Они приставляли их к стене и пытались взобраться по ним, но защитники дворца подцепляли лестницы железными крючьями и сбрасывали вниз. Гвардейцы стояли насмерть, как каменный утес, о который разбиваются морские волны в тщетной попытке сдвинуть его с места, и метко пущенные ими стрелы наносили врагу большой урон. Но мятежники отличались не меньшим мужеством и упорством, и на место павшего солдата становился другой, из задней шеренги.

Бой прекратился лишь с наступлением ночи. Противник отошел от дворца и расположился лагерем. К югу и западу от дворца лежала обширная площадь, и ночью мы увидели на ней тысячи костров, которые разожгли солдаты Нохри. Кроме того, мы узнали, что мятежники заняли под ночлег все дома на восточной окраине города. Таким образом, если учесть, что к северу от нас протекала река, мы очутились в кольце, и нам теперь ничего другого не оставалось, как сражаться до последнего дыхания.

С восходом солнца штурм возобновился. Наше положение значительно ухудшалось в связи с тем, что за ночь к дворцовым воротам подвели таран. Это было такое же стенобитное орудие, как то, которое помогло в свое время одержать победу над Ниневией3131
  Ниневия – древняя столица Ассирии.


[Закрыть], Вавилоном и Иерусалимом. Главная часть тарана представляла собой толстое бревно с металлическим наконечником. Воины отводили таран назад и затем с силой ударяли им в ворота.

Дхирендра и Чан сражались на главных участках боя. Я же находился в отряде, оставленном Бакни в резерве, и поэтому только с чужих слов знал о мужестве и отваге, которые проявил в тот день капитан Дхирендра. Он защищал центральный, западный, вход во дворец и не ушел оттуда до тех пор, пока все его товарищи не погибли один за другим. Наконец ворота были разбиты. В образовавшийся пролом кинулись солдаты Нохри, которых вел за собой Дхандас, все еще почитавшийся мятежниками за Гора. Чан сражался у восточных ворот, но и там сопротивление было сломлено. Бакни во избежание окружения приказал всем отступать к центральному зданию.

Мы отходили в полном боевом порядке. Все раненые заранее были перенесены в центральное здание, где сама царица со своими подругами делала им перевязки и ухаживала за ними.

Во второй половине дня, когда сражение было в самом разгаре, я случайно встретился с Дхирендрой.

– Создалось очень опасное положение. Я даже не представляю себе, как сможем мы бороться дальше, – сказал я.

– По-моему, нам нечего отчаиваться, – ответил Дхирендра. – Им еще предстоит преодолеть ров, а это не такое уж легкое дело.

Вскоре Нохри с соратниками удалось перетащить таран через ворота в сад.

Ряды защитников дворца значительно поредели, и в бой был введен резервный отряд, в составе которого находился и я. Мы должны были оказывать помощь капитану Дхирендре, оборонявшему дворец с фронта.

Когда враги пытались подвести таран ко рву, Дхирендра, в маске Анубиса, с патронташем через плечо, быстро и метко стрелял в них, не теряя ни одной пули даром.

Я и в мыслях никогда не допускал, чтобы человеческая жестокость доходила до таких пределов.

После захода солнца сражение приняло еще более ожесточенный характер. Нохри решил, что темнота только благоприятствует ему, и ввел в бой свежие подкрепления. Мы сражались без отдыха в течение многих часов и в результате неравной борьбы понесли большие потери. Мы устали так, что едва стояли на ногах.

В десять вечера Дхандасу удалось подвести таран к самому дворцу. Капитан Дхирендра и Бакни бросились туда, но было уже поздно: противник прочно закрепился на занятой позиции, и все попытки гвардейцев отбросить его назад оказались тщетными.

С первого же удара тарана карниз здания с грохотом обвалился, а в стене образовалась брешь. Потом последовал ряд новых ударов, и за час пролом был значительно расширен.

В полночь наступило затишье. Страшная усталость, голод и жажда заставили обе стороны без всякого приказа прекратить сражение и отойти назад,

Меня разыскал Яхмос.

– Царица желает видеть вас и ваших друзей, – сказал он.

Мы с товарищами вошли в приемный зал. Бакни был уже там. Поздоровавшись с нами, царица сразу же открыла заседание, причем мне и на этот раз пришлось исполнять обязанности переводчика.

– Хорошо, если бы из этого здания имелся выход наружу. Тогда я смог бы с небольшим отрядом внезапно напасть на неприятеля с тыла. Среди мятежников поднялась бы паника, и нам, я думаю, удалось бы воспользоваться этим и захватить таран, – высказал свое мнение Дхирендра.

– А в самом деле, нет ли здесь потайного хода? – спросил Чан.

Только успел я это перевести, как Бакни с такой силой ударил меня по плечу, что я чуть было не закричал от боли.

– Как же я сам не додумался до этого раньше?! Ведь от дворца в центр города ведет подземный ход! – воскликнул он и тут же обратился к Дхирендре: – Если вы согласны, то я опрошу своих воинов и из числа добровольцев отберу самых крепких и испытанных. С ними мы пройдем в город, нападем на Нохри с тыла, пробьемся сквозь расположение его войск к центральному зданию и овладеем тараном. Мы обратим в бегство мятежные войска и заставим их отойти на тот берег реки!

В это время в комнату вбежал какой-то человек и объявил:

– Гонец от Нохри! Он просит, чтобы его приняла царица.

Серисис разрешила ввести гонца, и тот, почтительно опустившись перед ней на колени, сказал:

– О царица, полководец приветствует вас и заявляет, что вся страна находится в его руках. Он требует, чтобы вы сдались ему, за что он обещает сохранить вам жизнь и ограничиться высылкой вас за пределы страны. В случае сопротивления вас ждет неминуемая смерть.

Царица встала. Ее глаза сверкали, а губы дрожали от гнева.

– Передай своему хозяину, что ни правительница Митни-Хапи, ни защитники ее не боятся тех, кто предал Серисис, – ответила она твердо.

Когда гонец, низко кланяясь, вышел из приемного зала, я взглянул на Бакни. Его рука лежала на рукояти меча, а глаза от ярости налились кровью.

Глава XXV. ПЕРЕД РЕШАЮЩИМ БОЕМ

В эти страшные дни нам некогда было думать о себе. Мы ели, когда чувство голода становилось невыносимым, и ложились спать, когда уже не могли от усталости стоять на ногах.

Задолго до рассвета Бакни собрал всех гвардейцев, кроме часовых, и сказал им, что идет на трудное и опасное дело. Он не стал говорить, куда и зачем ему предстояло идти, но не скрыл от них, что, может быть, ни один не вернется назад. После этого Бакни спросил, кто хочет пойти с ним, и гвардейцы все как один сделали шаг вперед.

Бакни сказал мне и Яхмосу:

– Видите, я так и предполагал! Это счастье для царицы, что ее престол охраняют такие отважные воины!

Отряд добровольцев прошел в зал, где сидела царица с Чаном и Дхирендрой. Гвардейцы до сих пор принимали их за Тота и Анубиса. Я несколько раз просил разрешения покончить с этим обманом, но Серисис и Яхмос отвечали мне:

– Сделав так, мы многое потеряем. Пусть ваши друзья останутся богами еще на несколько дней.

Для суеверных серафийцев не было ничего необычного в том, что боги их предков спустились на землю и плечом к плечу сражаются вместе с простыми смертными. Да оно и понятно, если обратиться к примерам из истории других народов. Всем известно предание о Троянской войне, в котором рассказывается, что, когда Троя начала одерживать верх, боги Олимпа, разделившись, приняли участие в борьбе людей и выступили одни на стороне Греции, другие – на стороне Трои. Аналогичные сказания мы можем найти и у древних египтян. И сейчас, в эти дни, солдаты считали себя не столько сторонниками Серисис или полководца Нохри, сколько сторонниками и последователями Анубиса и Тота или Гора.

Вот почему добровольцы были обрадованы и воодушевлены, когда услышали, что их поведет сам Анубис, – никто не сможет защитить их лучше бога смерти.

Провожая воинов до подземного хода, я вспомнил подземелье на берегу Меридова озера, состоящее из трех тысяч комнат, многие из которых я видел своими глазами.

Впереди шел раб с факелом в руке. Он вел нас из одной комнаты в другую, и мне казалось, что мы идем уже очень долго.

Наконец мы прошли в огромный зал площадью не менее двухсот пятидесяти квадратных метров, с таким низким потолком, что человек выше среднего роста мог свободно достать до него рукой, даже не вставая на цыпочки. Хоть я не инженер, тем не менее я с удивлением отметил про себя, что в зале не было ни одного столба, поддерживавшего такой огромный свод.

Раб остановился у статуи, которая ничем не отличалась от статуй сидящих писцов на дороге, ведущей в Митни-Хапи.

Бакни подошел и, по-видимому, повернул какой-то механизм, потому что статуя сдвинулась в сторону, и в стене перед нами показалась узкая щель, в которой я разглядел несколько ступенек.

Бакни попрощался со мной, потом молча подошел к подземному ходу, спустился вниз по ступенькам и исчез в темноте. Гвардейцы шли за ним гуськом. Они были спокойны, хотя знали, что впереди их ждет трудное и опасное дело. Я с волнением смотрел на этих героев, которые готовы были погибнуть, выполняя свой долг.

Последним шел капитан Дхирендра в маске Анубиса. Он положил руку мне на плечо, наклонился и тихо сказал:

– Прощайте, профессор! Если мы с вами оба погибнем в предстоящем бою, значит, такова судьба. Обо мне не беспокойтесь: я, как и вы, одинок, и нет у меня ни жены, ни детей – никого, кто вспоминал бы обо мне… Одно время я жил в Аллахабаде и любил по вечерам ходить в парк Хусро и угощать детишек сластями…

– Знаете ли, я тоже любил это занятие, – улыбнулся я.

Дхирендра рассмеялся. Раб взглянул на него с удивлением: он никогда бы не подумал, что бог смерти может смеяться.

– Все мы похожи один на другого, независимо от нашего возраста, – сказал капитан Дхирендра и спустился в подземный ход.

Я долго прислушивался к его быстрым шагам и, когда они смолкли, обратился к рабу:

– Ты останешься здесь?

– Да, вход открыт, и я должен дождаться отряда, который сейчас прибудет для его охраны, – ответил раб.

Темнота действовала на меня удручающе, и я спросил со страхом:

– Как же мне вернуться?

– Возьмите мой факел: я не ребенок и темноты не боюсь, – сказал он. – Я не могу проводить вас, потому что мне нельзя уйти отсюда. Вы же идите с факелом и внимательно смотрите под ноги. Следы, оставленные нами на запыленном полу, выведут вас наружу.

Я понимал, что раб подсмеивается над моей робостью, но ничего не мог поделать с собой. Мне казалось невыносимым оставаться дольше в этом мрачном подземелье и хотелось как можно скорее снова попасть во дворец, даже если там опять завязалось сражение.

Я взял факел и пошел назад. Действительно, на полу лежал толстый слой пыли, скопившейся здесь в течение тысячелетий, и на ней отчетливо были видны наши следы.

В подземелье я потерял всякое представление о времени и, вернувшись во дворец, был поражен: оказалось, что уже совсем светло. Но еще более удивительным было то, что вокруг стояла тишина. Я вошел в комнату к царице, где были Чан и Яхмос, и спросил:

– Что случилось? Почему они не возобновили наступление?

– Они могут пойти на штурм в любой момент, – ответил верховный жрец. – Нохри собрал всех своих солдат на площади перед дворцом. Мне кажется, что он решил напасть на нас со всех четырех сторон.

Дворец, как я уже говорил, находился на правом берегу реки, и от главных ворот к реке вели широкие каменные ступени, напоминающие собой бенаресскую набережную Панчгангагхат. Именно по этой лестнице в день нашего приезда в Митни-Хапи спускалась царица, чтобы почтительно приветствовать богов. Сразу же за воротами начинался сад, окружавший центральное здание дворца с севера, запада и востока, а с юга непосредственно к этому зданию примыкала внешняя дворцовая стена, такая высокая, что на нее нельзя было взобраться даже по приставной лестнице.

Мятежники, ворвавшись через главные ворота, заняли к этому времени весь сад. Пролом в стене был сделан в передней части центрального здания, немного левее входа в приемный зал, к которому примыкало множество маленьких комнат.

В глубине приемного зала мраморная лестница вела на второй этаж, в зал заседаний; здесь же были расположены спальня царицы и тронный зал. Подняться наверх можно было только этим путем.

Лестница была такой широкой, что на ней могли выстроиться в ряд пятнадцать человек. Решив, что противнику рано или поздно удастся расширить пролом, мы заранее хорошо забаррикадировали лестницу мешками с песком.

Нападения с флангов мы не боялись. Поджечь нас не могли, так как все здание было выложено из камня. Таким образом, читателям, наверное, уже стало ясно, что нас не пугала даже потеря приемного зала: на лестнице численное превосходство армии Нохри уже не будет иметь такого значения, поскольку линия наступления ограничивалась ее шириной.

Мы ожидали нападения в течение нескольких часов. Я еще не успел отдохнуть после вчерашнего дня и потому зашел в одну из верхних комнат, где было сравнительно прохладно, несмотря на жаркий день, и, улегшись на ковре, расстеленном на полу, моментально уснул.

Но спал я недолго. Проснулся и увидел, что у окна стоит сама царица Серисис. Я встал, и она подозвала меня к себе:

– Мне очень жалко, что я вас разбудила, Тутмос. Надеюсь, вы простите меня за это. Мне хочется сказать вам правду. Вы очень умный человек и, может быть, поймете меня. Когда я смотрю в окно, мне кажется, что дни мои сочтены.

Я выглянул в окно – под нами виднелся город Митни-Хапи. Солнце ярко освещало крыши домов. По улицам, точно муравьи, двигались маленькие фигурки людей. На базарах было полно народу. Крестьяне, разложив свой товар, зазывали покупателей.

Меня сперва удивило, что даже в такое ужасное время распорядок жизни в городе оставался прежним. Но потом я понял, что так оно и должно быть: шла борьба за престол, и касалась она только Нохри и царицы.

– Тутмос, я начинаю думать, что фараон и царица не так уж много значат, как мне твердили о том с детства. Тысячелетиями мои предки управляли этим народом. Все величие Митни-Хапи, изумительные памятники искусства, которые вы увидели здесь, – все это дело рук фиванских фараонов. И тем не менее этих людей, – царица указала рукой на город, – совершенно не трогает судьба нашей династии: нам угрожает смертельная опасность, а они по-прежнему спокойно ходят на базар.

Юная царица с болью в сердце говорила мне все это, но утешить ее мне было нечем. Подумав немного, я сказал:

– Мы не должны ничего бояться. Все будет хорошо, если мы в прошлой жизни совершали добрые деяния, ну, а если мы были грешны в чем-то, то самое худшее, что может с нами произойти, будет лишь искуплением нашей вины.

В это время из сада донесся громкий крик, от которого, казалось, содрогнулись и земля и небо.