Текст книги "В забытой стране"

Автор книги: Рахул Санкритьяян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава XXI. БОЙ В ХРАМЕ БОГА СОЛНЦА РА

Солдат Нохри охватила паника: гвардейцы застали их врасплох. Мятежники не успели как следует подготовиться к отпору и построиться в боевом порядке, как завязался бой.

Обо мне лучше не спрашивайте. Я, конечно, ни за что на свете не решился бы идти вперед на врага, но едва я отстал от товарищей, чтобы подыскать более безопасное место, как поток шедших сзади подхватил меня и вынес в самую гущу боя. Я сразу же был легко ранен копьем в бедро. Очевидно, к счастью для меня, копье было пущено с дальнего расстояния. Еще беседуя с Бакни во дворце, я спросил его, сколь далеко можно кинуть копье, и он рассказал, что вообще воины метают копье на сто пятьдесят-сто восемьдесят метров, но точность попадания снижается уже после тридцати метров. По правде говоря, я обрадовался тому, что был ранен, так как смог теперь, ссылаясь на рану, выбраться из рядов сражающихся.

Отойдя в сторону и усевшись между передними лапами огромной статуи сфинкса, я кое-как перевязал свою рану.

До меня доносились воинственные возгласы сражающихся, лязг оружия, стоны раненых и победный клич гвардейцев, теснивших противника.

Я встал, чтобы вернуться к товарищам, но они уже продвинулись далеко вперед. Нога казалась чужой, а рана ныла так сильно, что мне было трудно двигаться. Я огляделся и заметил узкую каменную лесенку, которая вела на спину сфинкса. Соблазн взглянуть на сражение был так велик, что я осторожно, делая неимоверные усилия, поднялся наверх и, усевшись там, стал наблюдать за полем боя.

Противник, все еще не оправившийся от неожиданного удара и так и не сумевший установить полный боевой порядок, медленно, шаг за шагом, отступал под натиском воинов Бакни. В передних рядах сражался Нохри, одетый в золотые доспехи, а против него – мои друзья.

Во всем царстве не было ни одного человека, кроме Псаро, кто бы знал об огнестрельном оружии. Поэтому почти все серафийцы, глядя на револьверы, из которых так метко стреляли Дхирендра и Дхандас, сочли их волшебным оружием. Да, трудно было солдатам Нохри: им приходилось сражаться с богами, которых почитали еще их предки.

Высокая фигура Дхандаса всякий раз появлялась там, где шла наиболее ожесточенная схватка. В поведении Тота сказывалось хладнокровие господина Чана. Бог Тот стрелял редко, но ни одна пуля не пропадала у него даром: как только раздавался выстрел, кто-нибудь из мятежников с шумом катился на пол. Капитан Дхирендра казался настоящим богом смерти Анубисом. Он показывался то здесь, то там, и я не успевал следить за ним. Он кидался в самую гущу боя и, посылая одну пулю за другой, оставлял за собой тела врагов.

Нетрудно было определить, кто одержит верх. Но результат битвы оказался совершенно неожиданным. Дело в том, что в полутора километрах от храма был разбит большой лагерь, в котором, как нам сказали потом, под командой Псаро находилось несколько сот солдат.

Как вы уже знаете, Псаро был очень хитрым человеком. Не следует забывать и того, что он не был таким отсталым, как остальные серафийцы. Псаро-то уж хорошо знал, что за боги пришли в Митни-Хапи. Он понял, что Гор и Анубис не кто иные, как Дхандас и капитан Дхирендра, – вот только о Чане ему ничего не было известно.

Получив известие о нападении на храм, Псаро тотчас же собрал солдат и, как узнал я впоследствии, выступил перед ними с небольшой речью. Он убеждал их ничего не бояться, потому что трое богов не настоящие, а оружие, которым пользовались они, сделано обычными, человеческими руками и в нем нет никакой сверхъестественной силы.

Затем Псаро, чтобы помочь Нохри, двинул свое войско к храму, разделив его на две неравные группы. Меньшую группу он послал непосредственно на помощь мятежникам, а со второй пошел в обход, чтобы охватить отряд Бакни с тыла, со стороны главного входа в храм.

Когда я увидел этот маневр и понял, что нам угрожает большая опасность, я быстро спустился вниз и бросился к товарищам, чтобы предупредить их об этом. Правду говорят, что дух сильнее тела. Сознание опасности заставило меня забыть про боль – теперь, когда над нами нависла беда, я смог даже бежать.

Бой в это время шел уже за храмом, возле самой гробницы, и если бы Псаро со своим отрядом вошел сейчас в двери храма, то Бакни некуда было бы отходить и нам всем пришлось бы или погибнуть или сдаться в плен.

Разыскав Дхирендру в самом центре сражающихся, я громко крикнул ему об опасности.

– Сообщите об этом Бакни! – сказал Дхирендра и начал пробираться к Чану.

С большим трудом я добрался до Бакни и рассказал ему о приближении Псаро.

Бакни приказал отступать. Мы подошли к двери как раз в тот момент, когда Псаро с солдатами был уже на площади напротив храма. Промедли я еще минуту, и мы все были бы перебиты.

Я не собираюсь описывать бой с Псаро перед храмом. Наблюдать за сражением интересно издали, но, если вы оказываетесь в самом пекле, тогда другое дело. Сейчас мне было не до наблюдений. Насколько мне помнится, я кричал изо всех сил, стрелял из револьвера и, как безумный, перебегал с места на место. Я превратился в хищного зверя, и мной то овладевало страстное желание убивать других, то вдруг я чувствовал себя ребенком, и мне хотелось закрыть лицо руками и плакать. Единственное, что я ясно видел во время боя, так это страшную, беспредельную человеческую жестокость.

Дхандас отстал от гвардейцев. Он хотел последним покинуть храм – думаю, что ему было очень трудно уйти оттуда, где лежали несметные богатства. С тех пор как он впервые пришел ко мне в Наланде, и до того момента, как мы увидели его в последний раз в царском дворце в Митни-Хапи, всеми его помыслами и поступками руководило только одно – желание овладеть всем золотом и драгоценностями Серафиса.

Мы нанесли противнику большой урон, а сами потеряли сравнительно мало людей, но враг подавлял нас численным превосходством, и самое лучшее, что мы могли сделать, – это как можно быстрее отойти отсюда.

Дхандас, по-видимому, решил, что нам от такого поражения уже не оправиться, и, задержавшись в дверях, вступил в переговоры с Псаро. Они стояли далеко от меня, и поэтому я не слышал, о чем они говорили. Думаю, что Псаро за несколько лет, проведенных в Индии, выучил хинди и теперь переманивал Дхандаса на свою сторону. Очевидно, находясь на «Лотосе», он наблюдал за Дхандасом и сумел куда лучше, чем я, понять характер и душу этого человека.

Наверное, прежде всего Псаро сказал Дхандасу, что он разгадал наш обман и знает о нас все, потому что человека, видевшего современный Бомбей и Калькутту и сумевшего провести опытную тайную полицию Бихара, нельзя обмануть маской с прикрепленным к ней деревянным клювом и кожей, к которой приклеены перья. Я убежден в том, что Псаро пообещал Дхандасу не только сохранить жизнь, но и дать ему часть сокровищ Серафиса, если только он предаст своих товарищей и перейдет на сторону Нохри. Дхандас считал наше дело проигранным, и это заставило его сразу же принять условия Псаро.

Раньше я старался думать хорошо об этом человеке, сознательно закрывал глаза на его недостатки, но данный поступок Дхандаса резко изменил мое мнение о нем, а последующее его поведение только усилило наше презрение и неприязнь к нему.

Получив приказ Бакни об отступлении, гвардейцы медленно, в полном порядке начали отходить к реке. Нохри пытался напасть на нас с правого фланга, но капитан Дхирендра и Чан меткими выстрелами отбросили его назад. Первым вышел к реке правый фланг, и тут обнаружилось, что противник перехитрил нас и увел все лодки. Впрочем, мы от этого особенно не проиграли, так как в нашем положении было бы трудно возвращаться во дворец в лодках. Теперь у нас оставался лишь один путь – вдоль правого берега реки, прямо к дворцу.

Самым сложным во время отступления является организация прикрытия. Этим занимались Дхирендра и Чан, находившиеся в арьергарде. Поэтому они вначале не заметили, что Дхандас остался в храме. Когда же мы отошли довольно далеко и Нохри прекратил преследование, ко мне подошел Дхирендра и спросил:

– Где Дхандас? Что с ним? Уж не ранен ли он?

– Он предатель, – ответил я.

– Предатель?!

– Да. Он о чем-то говорил с Псаро, который, как я подозреваю, знает хинди. Дхандасу ведь ничего не надо, кроме денег.

– Самое ужасное заключается в том, что ему известна тайна гробницы, – тихо проговорил Дхирендра.

– Пустяки, он все равно ничего не сможет сделать. Бесполезно владеть секретом, если у тебя нет амулета.

– Но он у него!

У меня перехватило дыхание.

– Амулет у Дхандаса?! – воскликнул я, и только после того, как я повторил эту фразу несколько раз, до меня дошел ее смысл.

Я не хотел в это верить – я надеялся, что Дхирендра ошибся, – но, увы, он был прав.

– Когда Дхандасу стало известно, что мы идем на приступ, он сказал мне: если нам удастся отбросить Нохри от храма, то самое главное, что мы должны сделать, это взять с собой все сокровища из гробницы Серафиса и перенести их в царский дворец, где они будут в полной безопасности. Поэтому я не сомневаюсь, что он захватил с собой амулет, – сказал Дхирендра.

Слушать дальше было невыносимо. Схватившись за сердце, которое, казалось, вот-вот выскочит из груди, я закричал:

– Негодяй! Изменник! Он сошел с ума! Его ничто не интересует, кроме золота! Ох, как же я раньше не мог понять этого! С первой же встречи я заметил в нем алчность, но я не мог предположить, что жажда золота заведет его так далеко! Теперь он проникнет в подземелье и вместе с Нохри и Псаро ограбит сокровищницу. Они поднимут всю страну против царицы!

– Теперь мы не сможем больше обманывать суеверных серафийцев, – заметил Дхирендра. – Но даже в том случае, если наш обман не будет раскрыт, измена Дхандаса в значительной степени облегчит мятежникам борьбу с нами: сейчас, когда на их стороне Гор, им не так страшно поднимать оружие против Тота и Анубиса.

Я не мог больше говорить о подлости этого человека. В горле щемило от боли. Я представил себе, что было бы со мной, если бы я отправился сюда с этим мерзавцем один, без Дхирендры и Чана. Мне и сейчас тяжело перебирать в памяти все, что пережил я в то время, в особенности когда, придя в себя, я подумал о молодой, красивой и доброй царице.

По немощеной грунтовой дороге мы дошли под палящим солнцем до дворца и, выстроившись в ряд, вошли в ворота. Бакни отпустил солдат, и бородатые гвардейцы начали расходиться по своим квартирам, чтобы немного передохнуть. Лица их были печальны: многие потеряли сегодня в бою товарищей и родных.

Поднявшись по лестнице, я встретил верховного жреца Яхмоса.

– Надеюсь, что все хорошо? – приветствовал он меня.

– Мы преданы!

– Преданы? Кем?

Мне трудно было скрывать правду, но тем не менее я ответил:

– Гором.

Я думал, что это известие встревожит Яхмоса, но он лишь улыбнулся и посмотрел мне в глаза:

– Вы хотите сказать, Тутмос, что предательство совершил тот человек, которого вы представили нам под видом сына бога Осириса и древней покровительницы Нила Исиды?

– Откуда вы знаете? – поразился я.

– Неужели вы забыли, как вчера вечером говорили в моем присутствии на каком-то неизвестном языке? Это навело меня на подозрения. Я незаметно пробрался в храм, Исиды и – да простят меня боги, – стоя у двери, подслушал, как Тот разговаривал со своими товарищами на чужом языке, по-видимому на том же самом, что и вы.

– И вы поняли, что мы обманываем вас?

– Да. Но я знаю, что вы – друг царицы, а это для меня самое главное.

Это признание взволновало меня, и, положив руку ему на плечо, я сказал от всего сердца:

– Вы мой друг!

– Каждый, кто бескорыстно готов помочь царице, может считать меня своим другом, – ответил Яхмос. – Идемте со мной и сами расскажите ей всю правду. Вам нечего бояться, потому что ваши друзья, кто бы они там ни были – боги или люди, – сражаются за интересы всей страны. Наш долг – подавить этот мятеж или погибнуть с оружием в руках.

– Яхмос, мы с вами уже старые и одной ногой стоим в могиле. Смерть нам не страшна. Пойдемте к царице и расскажем ей о тех, кого вы зовете Тотом и Анубисом. Вы правы в отношении их – они действительно люди, очень умные люди, имеющие большой жизненный опыт, – сказал я.

Глава XXII. РЕШЕНИЕ ЧАНА

Царица с детства знала Яхмоса как своего наставника и самого близкого друга. Он научил ее искусству управления государством, религиозным обрядам и обычаям древнего Египта, и не было еще случая, чтобы царица отвергла совет или пренебрегла мнением этого мудрого и доброго человека.

Серисис не сомневалась в том, что мои друзья действительно Гор, Тот и Анубис, великие боги Нильской долины, и верила, что они во второй раз спустились на землю. Вера царицы не была такой уж глупой и слепой, как это может показаться с первого взгляда. Древнеегипетские боги имели много общего с людьми: в Египте, подобно древней Индии, Риму и Греции, простые смертные могли стать героями, а герои – богами, что до известной степени стирало границу между богами и людьми. Например, фараон, хотя он и жил среди людей, почитался египтянами богом.

Я не знал, как царица воспримет правду. Никому не нравится, чтобы его дурачили, и поэтому я предполагал, что она обидится и рассердится на нас, хотя мы, как вы уже знаете, ни в чем не были виноваты: нам самим претила ложь, но обстоятельства вынудили нас пойти на это.

Яхмос очень умно и тактично рассказал Серисис обо всем. Он сообщил ей, что мы чужеземцы и прибыли сюда издалека, чтобы взглянуть на страну серафийцев, и только в целях самозащиты вынуждены были прибегнуть к обману. Затем Яхмос попросил у царицы от нашего имени прощения и напомнил ей, что мы уже доказали в трудное для нее время, какие мы верные друзья.

Царица спокойно выслушала все и, не выказав ни малейшего неудовольствия или раздражения, обратилась ко мне:

– Ну, а вы кто, Тутмос?

– О царица, разве вы сами не видите, что перед вами старик? И этот старик не столько воин, сколько ученый. Я прибыл сюда не для того, чтобы причинить кому-то вред, особенно вам, такой молодой и прекрасной.

– Я, к сожалению, ничего не знаю о вас как об ученом, но то, что вы умеете говорить женщине приятное, это я поняла давно, – пошутила царица. – Но объясните, пожалуйста, каким образом вы знаете наш язык?

– В моей стране есть много людей, которые всю свою жизнь посвящают изучению древних культур, и я, будучи одним из них, смог выучить древнеегипетский язык настолько, чтобы разговаривать с жителями Митни-Хапи и читать иероглифические письмена.

Потом, помолчав немного, я продолжал:

– Человек, который известен вам как Гор, предал всех нас и переметнулся на сторону неприятеля.

И тут я рассказал, что ему известна тайна гробницы и все сокровища, сокрытые в ней, находятся теперь в руках Нохри.

– Тогда все пропало, – сказал верховный жрец. – У меня много разведчиков, благодаря которым я в курсе того, что делается за дворцовой стеной. Если бы не страх перед Нохри и его армией, народ давно бы уже выступил открыто на стороне царицы. Но силы слишком неравны, и серафийцы предпочитают отсиживаться дома и не принимать участия в борьбе. Однако завтра все может измениться. Представьте себе, что. Нохри с помощью золота удастся привлечь к себе жителей города, и тогда – вы сами понимаете – гвардейцы не смогут долго противостоять значительным силам противника.

– Позовите Бакни, – решительно обратилась царица к Яхмосу, но я заметил, что ее тонкие губы дрожат. – Со мной двое умных, умудренных опытом людей и один герой. Чего мне бояться? Разве во мне не течет кровь фараонов!

Я попросил у царицы позволения привести к ней своих друзей, которые, сказал я, могут оказать ей советом не меньшую помощь, чем своим участием в бою, и получил разрешение на это. Первым, кого я увидел, войдя в храм, был капитан Дхирендра. Сидя на полу и положив маску к себе на колени, он спокойно курил сигару, не обращая ни малейшего внимания на облака едкого дыма, которые окружали его.

– Неужели вы никогда не прекратите пускать этот ядовитый, удушливый дым? – спросил я его. – Вы напоминаете мне Нерона, который предается наслаждениям в то время, как Рим горит.

– Я не могу курить в маске, и поэтому мне пришлось снять ее, – сказал Дхирендра, решив, что я обрушился на него за то, что он был без маски.

– Представление окончено. Царица знает всю правду, и вы теперь больше не боги, а простые смертные, – сообщил я друзьям и велел им быстрей собираться.

Через две минуты Дхирендра с Чаном были представлены Серисис, и я в течение всей беседы исполнял обязанности переводчика. Царица интересовалась нашей страной, современной жизнью, огнестрельным оружием, но больше всего ее поразил морской бинокль капитана Дхирендры.

После разговора с Серисис мы почувствовали огромное облегчение, словно сняли с сердца тяжелый камень. Теперь царица знала, кто мы такие, и нам больше не было нужды притворяться и лгать.

Царица и Бакни считали нас друзьями и надеялись на нас. Нам необходимо было что-то придумать.

Мы вернулись к себе, и я попросил друзей высказать свое мнение. Дхирендра дал несколько советов, и мне снова хочется сказать вам, что за всю свою жизнь я не встречал таких рассудительных людей. Ум Дхирендры был таким же быстрым и энергичным, как и он сам. Господин Чан сидел, сложив по-турецки ноги, и не проронил ни слова. Я понял, что он погружен в свои мысли, и, зная необыкновенную сообразительность и чудеса логического мышления этого человека, не стал досаждать ему вопросами и оставил его в покое.

Рано утром, когда солнце еще не успело взойти над городом, но вокруг уже стало светлеть, Чан разбудил меня и Дхирендру.

– Что случилось? – спросил я.

– Я придумал кое-что, – ответил он. – Мне предстоит одно дело, значительно более трудное и опасное, чем я предпочел бы. Но другого пути нет, и мне придется идти.

– Идти? Куда?

– Об этом я расскажу вам потом. Ну, а сейчас доброй ночи, – сказал он и, спокойно улегшись на свое место, через минуту уже храпел. Да, поистине это был странный человек!

Я не мог больше заснуть, встал с постели, вышел в сад и невольно залюбовался дивной картиной восхода солнца. Безмолвные статуи богов и богинь и холодные сфинксы, мимо которых я проходил, вновь навеяли на меня раздумье. Все вокруг было столь необычайно, словно меня перенесли с одной планеты на другую. Самые различные мысли теснились в моей голове, но одна являлась чаще других: вернемся ли мы снова на родину?

Издали показался Яхмос. Он шел, низко опустив голову, и, по-видимому, так задумался о чем-то, что увидел меня лишь тогда, когда поравнялся со мной.

– Ну как, отдохнули? – спросил он меня после того, как мы обменялись приветствиями.

– Да, поспал немного – мне этого вполне достаточно, – ответил я.

– А я так и не сомкнул глаз. Мои лазутчики, пользуясь темнотой, приходили сегодня ночью во дворец, и мне пришлось в течение трех часов принимать их одного за другим и выслушивать новости.

– Какие же вести принесли они вам? Хорошие или плохие?

– К сожалению, ничего хорошего. Мятежники окружили дворец, и моим людям с большим трудом удалось пройти. Наше положение осложняется: Нохри и Псаро нашли в городе приверженцев.

– Среди горожан?

– Да. Дело в том, что распространился слух, будто Нохри завладел сокровищницей и обещал всем, кто вступит в его войско, выдать определенную часть золота Серафиса. Теперь-то уж он обязательно ворвется в гробницу.

– Да, конечно. Тем более что Дхандасу известна тайна скарабея.

– У жителей нашей страны не стало ни совести, ни почтения к богам. С помощью золота можно купить весь Митни-Хапи, и Нохри отлично понимает это, – печально сказал Яхмос и пошел дальше.

Когда я вернулся к товарищам, они уже встали. Завидев меня, Чан улыбнулся до ушей и воскликнул:

– О, господин профессор, вас-то нам и недоставало! Вы всё знаете, и поэтому, надеюсь, скажете мне, где лежит наше походное снаряжение.

– В соседней комнате, – ответил я.

– Всё?

– Да, всё. А что вам надо?

– Только мой ящичек со всякой всячиной.

Я сам принес ему шкатулку.

– Зачем она вам? Что вы хотите делать?

– Я задумал одно дельце, – ответил он. – Но, прежде чем рассказать вам о своем плане, мне надо узнать от вас кое-что. Ну, а пока скажу только одно: наша главная задача – не допустить Нохри и Псаро до гробницы.

– Это все верно, – согласился я, – но, к несчастью, они, по-видимому, уже побывали там. Да если даже они и не успели открыть гробницу, то как сможем мы помешать им сделать это в любой момент?

– Даже в том случае, если они действительно побывали в сокровищнице Серафиса, нам нечего отчаиваться и складывать оружие. Пока мы живы, мы должны надеяться. Предоставьте это дело мне, – весело сказал он и вытащил из своего необыкновенного ящичка какие-то склянки и пузырьки с различными красками. – Попросите, пожалуйста, Бакни как можно быстрее достать одежду самого бедного серафийского Нищего.

Я сходил к Бакни, и вскоре нам принесли рваные и грязные лохмотья.

В течение получаса мы наблюдали за удивительным перевоплощением Чана. Он до неузнаваемости изменил свою внешность. На лице легли глубокие морщины, а веки были сжаты таким образом, что из-под них проглядывали лишь белки. Чан казался совершенно слепым, хотя и уверял нас, что отлично видит все вокруг. Потом он встал и, взяв в руки длинную палку, стал расхаживать по комнате, как настоящий слепой.

– Замечательно! – выразил свое восхищение капитан Дхирендра. – Немало видел я перевоплощений на своем веку, но такого – никогда.

– Я иду в храм бога солнца Pa, – спокойно сказал Чан.

– В храм бога солнца Pa! – повторил я с ужасом.

– К гробнице Серафиса, – уточнил Чан.

– Вы идете к смерти в лапы! – воскликнул я.

– Но я не думаю долго задерживаться там, – рассмеялся он.

Мне действительно казалось, что он обрекает себя на смерть. У меня мелькнула мысль не пускать его туда, и я схватил его за руку.

– Это безумие! – сказал я.

– Вот когда я погибну, тогда зовите меня безумным, сколько душе угодно. Разумным человеком считается тот, кто заранее продумал все до мельчайших подробностей. И так как я сделал именно так, то я скорее разумный, чем безумный, – пошутил он.

– Вы покидаете дворец, не зная ни слова по-древнеегипетски! Как же вы будете объясняться? – спросил я взволнованно.

– Мне не обязательно знать здешний язык: я же не только слепой, но и немой, – ответил Чан.

Ну и человек! У него заранее были готовы ответы на все вопросы.

Я позвал Бакни, и мы втроем направились к западной части стены. Там была небольшая дверца. Бакни осторожно отпер ее, и Чан, в правой руке держа палку, а левую вытянув прямо перед собой, вышел из дворца и пошел вперед, спотыкаясь и шатаясь из стороны в сторону.

Но вот дверцу снова закрыли, и я, расстроенный, вернулся во дворец, не надеясь уже никогда увидеть круглую, улыбающуюся физиономию своего друга, с которым так неожиданно свела меня судьба.