Текст книги "Фаворит короля"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Она уже однажды видела его – в тот день, почти три года назад, когда он свалился с лошади на поле для ристалищ. Тогда она закричала от ужаса и боли, и долго потом в ее памяти стоял его побелевший лик. Она обратила на него внимание еще до падения, когда он гарцевал на своем белом скакуне. Уже тогда ее поразила его удаль и какой-то исходящий от него свет, а сейчас он казался ей еще более статным и сияющим.

Принц, склонившись над нею, продолжал говорить любезности. В конце концов король потерял терпение и положил предел этой ситуации. Дворцовый этикет требовал, чтобы либо он, либо его посланец пригласил графиню Вильямедина. Но поскольку рахитичные конечности короля Якова не дозволяли ему танцевать, его должен был заменить сын. И король отправил сэра Роберта Карра напомнить принцу его обязанности.

Тайно наблюдавшая за ними леди Эссекс заметила, как сверкнули перстни на королевской руке, когда он указал в их сторону, и как сэр Роберт Карр отделился от трона и направился к ним.

Когда к ней подошел его высочество, она покраснела. Теперь же, когда к ней приблизился сэр Роберт, она побледнела, хотя и понимала, что он – лишь посланец. Он остановился перед ней, и сердце ее забилось так, словно готово было выскочить из груди. Она постаралась скрыть смятение, поигрывая веером из павлиньих перьев.

Сэр Роберт склонился в официальном поклоне, как бы прося ее о снисхождении, и теперь уже вблизи она смогла оценить его грациозность и благородное самообладание. Затем он обратился к принцу, и ее неприятно поразил его резкий шотландский акцент. Впрочем, подумала она, его акцент ничуть не сильнее королевского, ведь он тоже из Шотландии (для придворных король всегда король, несмотря на все грехи и недостатки).

– Его величество просит ваше высочество подойти к нему.

Принц кивнул холодно и небрежно, будто перед ним был лакей.

Сэр Роберт на миг замер – его словно публично отхлестали по щекам. Однако на губах по-прежнему играла учтивая улыбка. Ответить на унижение? Об этом не могло быть и речи. А единственный способ скрыть унижение, на которое невозможно ответить, – сделать вид, что его и не было. Но это надо было как-то обставить. И Карр обратился к леди Саффолк. Она сидела подле дочери – грузная женщина с оспинами на лице, в котором уже невозможно было сыскать следов былой замечательной красоты. Она вполне могла оказать ему тот же прием, что и принц, но леди Саффолк была из Говардов, а Говарды теперь активно искали его дружбы и расположения. И если ее светлость и почувствовала какое-то неудобство, она быстро нашлась: ведь, в конце концов, презрение принца было выражено лишь в кивке, и она вполне могла его не заметить! Так что ее светлость отвечала Карру вежливо, даже радушно.

Его высочество с негодованием глянул через плечо, но сэр Роберт намеренно отвернулся от принца. Принцу ничего не оставалось, как поклониться леди Эссекс и твердым шагом прошествовать через весь зал к королю.

В душе сэра Роберта все бурлило, и, забывшись, он напомнил леди Саффолк, что пока не имел чести быть представленным ее очаровательной дочери (чем еще более усилил смятение, охватившее душу девушки).

Скрипачи настраивали инструменты для заключительной куранты, а сэр Роберт, склонившись над юной леди, произносил дежурные комплименты. Когда то же самое говорил ей принц, когда взгляды всего двора были устремлены на нее, она ответами не затруднялась. Теперь же она словно онемела. Она могла лишь улыбаться и робко поглядывать на него, словно ее слепил его ровный взгляд, в котором не было ничего от той увлеченности, с какой взирал на нее принц Генри.

Принц повел в танце красивую испанскую графиню; королева шла в паре со статным графом Пемброком; принцесса Елизавета дала руку графу Вильямедина, и остальные благородные пары тоже поспешили занять свое место на паркете. Сэр Роберт полностью отдался мстительному чувству и пригласил на танец леди Эссекс. Она так охотно приняла приглашение, что он даже поразился – по правде говоря, отказ под благовидным предлогом удивил бы его куда меньше.

Музыканты ударили по струнам. В этой степенной куранте сэр Роберт был столь же грациозен, как принц – в веселой гальярде. Голову он держал высоко, и в глазах его, когда он встречался с надменным взглядом его высочества, мелькала насмешка. В медленном темпе леди Эссекс, однако, двигалась с меньшей уверенностью, чем в бурной гальярде; она бранила себя за это, но партнер не замечал ее неловкости: он был настолько занят сведением счетов с принцем Генри, что едва ли обращал внимание на свою очаровательную даму.

Ведя леди Эссекс через весь зал к матери, он поблагодарил ее:

– Ваша светлость оказали мне честь, которой ваш ничтожный слуга недостоин.

На этот раз она быстро нашла ответ:

– Ваши достоинства не столь уж ничтожны, сэр Роберт.

– Они ничтожны в сравнении с оказанной мне честью, мадам. Все познается в сравнении. Она взглянула на него и вновь отвела глаза.

– Вы, кажется, смеетесь надо мною, – сказала она, и он уловил в ее голосе непонятные для него нотки горечи. Неужто это дитя уже искушено в искусстве флирта, и эти нотки не что иное, как вызов? Или она вполне искренна? Он привык отвечать искренностью на искренность, какой бы она ни была – действительной или притворной.

– Судите сами, миледи: когда я пригласил вас на танец, я боялся, что вы мне откажете.

– Сэр, тогда вам надлежит объяснить причину ваших страхов.

– Хорошо, я принимаю вызов. Дело в том, что передо мною вы изволили снизойти к приглашению принца.

– То, что вы говорите, – почти государственная измена. Это принцы снисходят.

– Но только не тогда, когда перед ними леди Эссекс. Она осмелела настолько, что откровенно рассмеялась. Они уже приближались к матери, и она сказала:

– Сэр Роберт, на вашей стороне огромное преимущество – у меня нет придворного опыта.

Она села на свое место, и он склонился в поклоне.

– Мне не нужны никакие преимущества, кроме счастья служить вам, а это то преимущество, которого я всегда тайно жаждал.

И, вручив ее заботам леди Саффолк, откланялся.

Он направился к трону, а навстречу ему быстрым и решительным шагом, словно по полю для игры в гольф, прошел принц, который устремился прямо к леди Эссекс, словно для того, чтобы дать новую пищу уже появившимся сплетням.

Дальше – больше. Придворные столпились у окон посмотреть, как король отдавал последние почести отбывавшим испанским гостям. Принц предложил леди Эссекс руку и провел ее на маленький балкон, места на котором хватило бы лишь на троих. Однако никто третий не решился за ними последовать, а мать леди Эссекс просто не уместилась бы на балкончике. К тому же графиня Саффолк, как и все придворные жаждавшая высочайшего внимания и всего, что это внимание могло дать, не видела никакого ущерба в том, чтобы оставить дочь наедине с принцем. В конце концов, у леди Эссекс есть муж (пусть отсутствующий и еще не вошедший в возраст мужчины), и это его забота – охранять честь жены!

Леди Эссекс, все еще пребывавшая после расставания с. сэром Робертом в сладких грезах, беспрекословно последовала за принцем.

Она оперлась о парапет балкончика и смотрела вниз, на огороженный барьерами квадрат, где собралась толпа городских зевак. В центре квадрата ходил по цепи огромный бурый медведь, он то останавливался, раскачиваясь и рыча, то продолжал свое кружение.

Теперь в голосе его высочества уже не было той живости, как в разговоре с Карром: теперь в его тоне звучало даже легкое раздражение, будто гальярда давала ему какие-то права.

– Этот человек, Карр… Почему вы приняли его приглашение? Дерзость подобного вопроса неприятно ее поразила. И лишь вспомнив о том, что перед нею принц Уэльский и ее будущий король, она удержалась от того, чтобы выказать негодование.

– По той же причине, по которой я приняла ваше, ваше высочество. Он оказал мне честь, пригласив меня на танец.

– «Честь»! Фу! Это слово здесь неуместно. Разве так просто оказать честь вашей светлости?

– Ваше высочество, вы слишком высоко меня ставите – я всего лишь простая девушка.

– Именно потому я и не хочу, чтобы ваша простота была обманута.

– Каким же образом сэр Карр может меня обмануть? – В ее глазах сквозило озорство, и принц рассердился еще сильнее.

– Ах, вы ведь можете вообразить его Бог весть кем, а на самом деле он – обыкновенный шотландский выскочка.

– По-моему, вы, ваше высочество, просто недолюбливаете этого человека. Разве шотландское происхождение – повод для упрека?

Принц прикусил губу и взглянул на нее, но она улыбалась так бесхитростно!

– Этот человек вам не ровня; он выскочка, едва ли из благородных.

– О, мне кажется, вы ошибаетесь – я обнаружила в нем большое благородство.

– Я имею в виду происхождение, а не манеры.

– Но я всегда считала, что благородство манер важнее благородного происхождения. А его манеры безупречны. Он не сказал ни о ком ни одного дурного слова.

Этот откровенный укор вконец разозлил принца.

– Так вы его защищаете!

– Пока не вижу в этом нужды. А почему ваше высочество заговорили о нем?

– Почему? – Он закашлялся и принужденно рассмеялся. – И верно, почему? Ведь у нас с вами есть куда более интересные темы для разговора.

Выкрики и собачий лай привлекли их внимание к развертывавшейся внизу сцене.

Медведь и поводырь вошли в огороженный круг.

Там их ждали грумы, с трудом удерживавшие на привязи четыре пары разъяренных мастифов[30]30
  Мастиф – старинная английская порода крупных догообразных собак


[Закрыть]. Огромный зверь присел на задние лапы и выставил когти. Двух псов спустили с цепи, и они ринулись вперед, чтобы в прыжке добраться до медвежьей глотки. Одного пса медведь просто отшвырнул, второго так стиснул в объятиях, что послышался хруст ребер, мертвый пес также полетел прочь.

В толпе, большую часть которой составлял обожавший такие зрелища ремесленный люд, раздались крики восторга. Король и его благородная свита на балконах также радовались забаве.

Леди Эссекс в ужасе закрылась веером. Она почувствовала дурноту и побледнела.

– О, какая жестокость… – прошептала она.

Принц, опершись локтями о парапет, стоял лицом к ней и вполоборота – к площадке, как бы давая понять, что собеседница куда интереснее медведя. Задорными словами он пытался победить ее отвращение. Эта жестокость, уверял он, скорее мнимая, чем настоящая. И собаки, и медведь подчиняются своему инстинкту, своему естественному стремлению к бою. И, сражаясь, они удовлетворяют этот инстинкт.

Речь эта никоим образом не убедила чувствительную даму, но, по крайней мере, она была предпочтительнее самого зрелища, и леди Эссекс хотела, чтобы принц продолжал свой рассказ, пока не кончится бой и она сможет прийти в себя и побороть приступ тошноты.

Вслед за медвежьей потехой наступила очередь жонглеров и канатоходцев, чье мастерство восхитило ее в той же степени, в какой отвратило предыдущее зрелище.

Принц, наблюдая, как зарумянилось ее лицо, как раскрылись в улыбке губы, был настолько ею очарован, что ничего кругом не замечал.

И вдруг он услышал шаги за спиной. В раздражении принц повернулся на каблуках – перед ним выросла высокая и стройная фигура, затянутая в синий бархат. Снова Роберт Карр! Именно он посмел оказаться на балконе третьим.

– Сэр, – резко обратился к нему принц, – нам не нравится, когда нарушают наше уединение.

У леди даже дух захватило от такой грубости. Глаза ее вновь погрустнели. А сэр Роберт – очень спокойный, как человек, хорошо усвоивший правила дворцового тона и прекрасно сознающий последствия своих поступков, – улыбнулся молодому принцу:

– Неужели ваше высочество может предположить, что я посмею нарушить ваше уединение без повеления моего господина?

Леди расстроилась еще больше: она испугалась, что сэр Роберт подумает, будто и ей неприятно его вторжение.

Взгляд принца оставался таким же холодным, взгляд сэра Роберта – таким же учтивым.

– Его превосходительство граф Вильямедина собирается отбыть, и его величество желали бы вашего присутствия при прощании. – Он помолчал и затем добавил не допускающим возражений тоном: – Вас ждут, ваше высочество, – и отступил в сторону, давая принцу пройти.

Принц Генри в легком замешательстве оглянулся на леди, и сэр Роберт, поймав взгляд и как бы отвечая на него, добавил:

– Если леди позволит, я провожу ее.

Принц оглядел зал, увидел сэра Артура Мейнваринга и кивком подозвал его к себе.

– Ее светлость проводит один из моих придворных, – заявил принц, чтобы поставить фаворита на место. И по-мальчишески добавил: – Здесь я распоряжаюсь.

На этот раз, несмотря на всю приобретенную светскость, сэру Роберту было трудно сдержать себя. Он отвесил подошедшему к ним сэру Артуру официальный поклон и вдруг с удивлением увидел, что леди встала и что щеки ее пылают.

– Ваше высочество, но мною вы не распоряжаетесь, – смело объявила она принцу и столь же смело встретила его растерянный взгляд. В одно мгновение девочка превратилась во взрослую женщину. – У меня нет иного хозяина, нежели мой супруг, а в его отсутствие я сама распоряжаюсь своей судьбой. – И она перевела взгляд на фаворита. – Благодарю вас, сэр Роберт, за предложение меня проводить.

Принц Генри опомнился: он понял, что зашел слишком далеко, что вел себя, как мальчишка, и что леди Эссекс права. Но это нисколько не охладило его.

Он слегка поклонился и решил оставить за собой последнее слово – слово, как можно более оскорбительное для сэра Роберта.

– Ваша светлость, – объявил он юной леди, – надеюсь, сей эскорт сможет доставить вам удовольствие. Этот джентльмен – большой мастер говорить любезности, – и, сбежав по ступенькам, направился к королю.

После него балкон покинула и леди Эссекс. Следуя за ней, сэр Роберт отодвинул плечом сэра Артура, будто какую-то досадную помеху. Леди Эссекс сказала:

– Сэр, я не одобряю манер его высочества.

– Мадам, вы столь милостивы, что потрудились словами пояснить мне свои поступки. Но дурные манеры – это не самое главное. Я сумею о них забыть.

– Вы великодушны, сэр Роберт.

– Я всего лишь пытаюсь поставить себя на место другого. Обычно дурные манеры происходят от вздорного характера. Но, возможно, будь я на месте его высочества, я бы тоже не стерпел, если б меня прервали.

Навстречу им шествовала ее мать, которой Карр передал ее драгоценную дочь, после чего направился к королю. Он не видел провожавшего его взгляда – взгляда, полного грусти.

Глава VI
ТЕННИС И ПСОВАЯ ОХОТА

Король Яков примечал, что его любили отнюдь не столь пылко, как заслуживал бы человек его дарований и ума. По правде говоря, это печалило его с раннего детства. Иногда он чувствовал себя таким одиноким, что кидался в крайности – в отчаянной попытке купить любовь он рассыпал свои милости и дары направо и налево, без всякого разбора. Порой ему удавалось убедить себя, что вот от этого джентльмена или от иного он наконец-то получил так страстно желаемую им любовь и верность. Но он не мог не видеть, что вся нация в целом – от простолюдинов до аристократов – взирала на него без должного уважения.

И тому были веские причины, а его величество, уверенный в том, что все, что он ни делает, – хорошо и справедливо (одна из основ абсолютизма – уверенность в том, что король ошибаться не может), просто их не замечал.

Его двоюродная сестра леди Арабелла Стюарт была заточена в Тауэр, где сначала потеряла рассудок, а затем умерла. В темницу ее бросил именно сей добрый государь, чью царственную душу не трогали страдания тех, в ком он усматривал опасность. А леди Арабелла Стюарт казалась королю опасной потому, что она неразумно сочеталась браком с Уильямом Сеймуром, состоявшем в дальнем родстве с царствующим домом. И король Яков, нафантазировав себе самые разные ужасы – будто эта пара либо ее отпрыски станут претендовать на трон, – поступил с ними с характерной для трусов жестокостью. Окружающий мир – и родовитые, и простые люди, все те, кто хоть когда-либо любил и был любим, – содрогнулись от такой жестокости.

Проект испанского брака для принца Генри, на который король делал такую большую ставку, открыто или явно осуждали люди всех сословий во главе с самим принцем Уэльским: тот заявлял, что невозможно уложить в одну постель две религии.

Отчаянная нужда в деньгах – дворцовые слуги и офицеры короны требовали платы, и надо было платить – побудила короля начать продажу монополий, из-за чего он сразу же стал непопулярен в Сити; он начал взимать с дворянства так называемые добровольные займы и тем оскорбил дворянство; простые пуритане и католики и так уже задыхались под гнетом штрафов, а гнет становился все тяжелее.

Но самой непопулярной мерой стала продажа дворянских званий. Сначала король Яков учредил титул баронета[31]31
  Баронет – титул, являвшийся переходным от низшего дворянства (джентри) к аристократам.


[Закрыть] – за тысячу с небольшим фунтов. Этот шаг не очень-то удручил аристократов: претенденты получали лишь титул и ничего больше. Но затем король предложил к продаже титулы более высокие: титул графа стоил, например, десять тысяч фунтов, и теперь благородное звание могли купить себе лица самых неблагородных занятий – торгаши и разные темные личности. У кого еще хватало денег на фальшивый аристократизм? Это вызвало негодование той небольшой части аристократов, которую король еще не успел прогневать предыдущими своими действиями.

Так что преданных оставалось немного, да и то они были верны короне, а не тому, кто ее носил.

Раздумывая над таким положением вещей, его величество часто проливал слезу. Он вообще легко плакал, особенно когда на него накатывал приступ жалости к себе, а мысли об отсутствии взаимности со стороны народа, которому он отдавал все свое щедрое и доброе сердце, доводили его до настоящих рыданий.

В слезах он прибегал к сэру Роберту Карру. В характерной своей манере, перемежая хвалы Всевышнему с богохульством, он жаловался на неблагодарность человеческой натуры и на жестокосердие людское, ведь он был для народа все равно что отец, а народ и не думал отвечать сыновней любовью. Легко переходя от слез к ярости, он в конце концов обзывал народ «дьяволовым отродьем», успокаивался и переключался на радости предстоящей псовой охоты.

Но и здесь его поджидали новые разочарования.

Обычно он охотился в Ричмонде. В тот день погода стояла чудесная, деревенский воздух бодрил, и вообще это развлечение было больше всего по сердцу королю. Раздражение родом людским улеглось, настроение улучшилось. В конце концов, все не так уж плохо! На охоту съехались многие славные джентльмены – король не понимал, что их привлек принц Генри, присутствовавший здесь по требованию отца.

В высоких сапогах со шпорами, в костюме любимого ярко-зеленого цвета, в шляпе с маленьким пером, с охотничьим рогом на боку (заменявшим ненавистную королю шпагу) его величество мчался на коне вслед за собаками. По правде говоря, это конь нес его, ибо в искусстве верховой езды король отнюдь не блистал. Рядом с королем скакали сэр Роберт Карр, Монтгомери и Хаддингтон; охотники обходили с флангов, за ними следовал двор.

Под конец славной погони, на опушке у реки, собаки затравили оленя. Радостный король, приписавший всю удачу себе, затрубил над тушей в рожок.

Затем в тени дубов состоялся легкий завтрак с вином, и король окончательно оправился от недавней хандры и показал пример в возлияниях. Он был почти галантен к нескольким участвовавшим в гоне дамам и обратил особое внимание на графиню Эссекс. Она, как и король, была во всем зеленом, а сопровождал ее кузен, граф Арундельский. Король шутил по поводу заграничного вояжа ее супруга и по поводу приема, который ее светлость окажет его светлости. Шутки его величества были несколько сомнительного свойства, и принц Генри хмурился. С трудом подавив раздражение, его высочество сразу, как кончился завтрак, попросил у отца разрешения удалиться. Он пояснил, что возвращение в Сент-Джеймский дворец зависит от прилива, посему ему надо поспеть в Кью, где их ждут лодки, а лошадей он оставит на грумов.

Его величество, который начинал уже побаиваться наследника, с готовностью отпустил и его высочество, и его свиту. И только тогда понял, из-за кого сегодняшняя охотничья партия оказалась такой многочисленной и блестящей: при короле, помимо охотников и слуг, осталась лишь небольшая группа придворных, а основная часть последовала за принцем.

Король Яков, выкатив глаза, наблюдал их бегство. Вся веселость покинула его. Он сидел на подушке, привалившись к стволу дуба, и был похож на выпотрошенный мешок. По щеке его скатилась слеза.

– Господи упаси, – пробормотал он, – да он меня заживо похоронит, – король тяжко вздохнул. – Так и будет, Господи. Сэр Роберт предложил вина, король отказался:

– Нет, нет. Я уже сегодня достаточно испил, и Бог знает из какой горькой чаши. Помоги мне, Робин, поедем.

И они двинулись по лесной просеке (дело было неподалеку от Шина). Сэр Роберт пришпорил коня, чтобы догнать леди Эссекс – она с кузеном Арунделем осталась в свите короля, чтобы сопроводить его во дворец в Ричмонде (тот самый, где испустила свой последний вздох Елизавета). Сэр Роберт выбрал момент, когда леди Эссекс осталась одна: ее кузен приотстал, заболтавшись с веселой леди Хэй.

Она обернулась посмотреть, кто там за ней скачет, и сначала побледнела, потом залилась краской – она узнала кавалера в зеленом. Попыталась улыбнуться, а затем, удивившись собственной смелости, произнесла:

– Вы преисполнились состраданием к моему одиночеству, сэр?

– Вы не нуждаетесь в сострадании, поскольку выбрали одиночество сами; кроме того, вы находитесь в самом блестящем обществе – в обществе самой себя. Я боюсь не быть принятым в такое великолепное общество.

– Тогда мы оба ошиблись в своих предположениях, сэр Роберт.

– Вы оказали мне честь, мадам, сохранив в памяти мое имя.

– Вы что же, полагали, что память моя недолговечна?

– Скорее, я считаю себя недостойным быть сохраненным в памяти, места в которой жаждут многие.

– Я вижу, вы преуспеваете в придворной галантности. – И в ее тоне послышалась нотка сожаления: она бы хотела, чтобы эта куртуазность в ухаживании была не игрой.

– Неужели я галантен с вами более, чем другие?

– К сожалению, нет.

– Почему же «к сожалению»?

– А разве вам приятно подражать обычному придворному тону?

– Мадам, я приму любой тон, но при условии, что зададите его вы.

– На мой вкус, вам бы куда больше подошли простота и искренность.

– О, если б я знал, что это такое! Я был воспитан при дворе, миледи.

– Неужели? – Она повернулась и взглянула на него. Удивление, прозвучавшее в голосе, удивление, мелькнувшее во взгляде, вызвали у него улыбку – в рыжеватой бородке блеснули белые крепкие зубы.

– А вы разве предполагали иное? – осведомился он. – Неужели я такой уж неотесанный мужлан, что вы и поверить в это не можете?

– Но принц Генри говорил… – И она осеклась, поняв свою оплошность.

– Ах! Принц Генри! – он вздохнул с притворной серьезностью. – Он мог представить меня вам хоть свинопасом: вы, вероятно, уже заметили, что он меня не любит. Но в этом нет ничего удивительного. Королевский дом разделился на две партии, и, служа королю, ты поневоле оскорбляешь его высочество. Никаких иных причин для обиды я не вижу.

Она промолчала. Еще дитя по опыту, она все же понимала, что у принца есть и другой повод для обиды, и повод этот, пусть и невольно, она дала сама.

Они некоторое время ехали в молчании. Часть кавалькады оторвалась далеко вперед, и сначала они ринулись вслед, но потом опустили поводья, поняв, что еще многие остались позади. И потому они оказались в середине, между авангардом и арьергардом, будто одни в этом лесу, среди деревьев и солнечных бликов на дороге и траве. Их охватило странное чувство – будто они вообще одни на свете (по правде говоря, графиня ощущала это острее). Наконец сэр Роберт заговорил:

– Ваша светлость прибыли в свите принца? Она слегка замешкалась с ответом.

– Я впервые участвовала в охоте на оленя, и то по просьбе моего кузена Тома.

– Тогда почему вы не вернулись вместе с принцем?

– Как – «почему»? Том же остался!

– И из-за этого вы отказались следовать своим желаниям?

– По-моему, вы слишком далеко зашли в своих предположениях, сэр Роберт, – сказала она с достоинством. – Я следую именно своим желаниям. Я – Говард, а преданность королю – в традициях нашей семьи.

Сэр Роберт улыбнулся про себя, вспомнив пару Говардов, которые отступили от традиций и лишились голов.

– Преданность, мадам, это долг. А я говорю о желаниях.

– Желания? – В ее глазах почему-то мелькнула печаль. – Женщина осуществляет свои желания, когда повинуется долгу , – и, пришпорив коня, она ускакала вперед; а он остался, так и не успев задать еще один вопрос.

Вскоре этот вопрос стал для него действительно важным: принц, который прежде старался не выказывать своей враждебности, начал искать поводы ее открыто продемонстрировать. Случай представился его высочеству через неделю, на теннисном корте Уайтхолла. Сэр Роберт и мистер Овербери играли в паре против лорда Монтгомери и сэра Генри Тренчарда, придворного из свиты принца.

Окна апартаментов лорда-камергера выходили на корт; и вот в одном из окон появилась группа дам, среди которых были супруга лорда-камергера и его дочь.

Победа досталась сэру Роберту легко. К концу партии в галерее над кортом появился принц Генри в сопровождении нескольких джентльменов. Заметив в окне леди Эссекс, его высочество ухватился за возможность, которую предлагала игра: с одной стороны, он хотел продемонстрировать ее светлости свою ловкость, с другой – поставить на место этого выскочку, который, похоже, начинал ей нравиться.

Печально наблюдать, как молодой человек, одаренный, умный и обычно благожелательно ко всем настроенный, воспламеняется злобным чувством, основа которого – ревность. И неопытность в любовных делах непременно подведет его.

Принц, уверенный в своем превосходстве, выступил вперед. Он и вправду закалил свои мышцы длительной и быстрой ходьбой, по праву гордился своими успехами в древнем искусстве стрельбы из лука и всегда был готов сразиться на теннисном корте, посоревноваться в метании копья или в верховой езде.

– Сэр Роберт, мне говорили, что вы – искусный теннисист. Не сыграете ли со мною?

Если само приглашение и удивило сэра Роберта, то холодный, враждебный тон, с каким оно было сделано, не оставлял сомнений в том, что предложение сделано вовсе не из любви к игре. Но поскольку от таких предложений не уклоняются, он покорно согласился.

– Всегда готов служить вашему высочеству.

Принц сбросил куртку и камзол, повязал белым платком свои каштановые волосы и, поскольку уже был в легкой обуви, приготовился к игре.

Он понимал, что преимущество на его стороне – противник достаточно устал за предыдущую партию. Однако преимущество было несущественным – сэр Роберт, более развитый физически, более сильный, причем сила его была врожденной, а не приобретенной, как у принца, великолепно играл в теннис. Пусть и с запозданием, но принц все же получил важный жизненный урок: прежде чем бросать кому-то вызов, надо сначала хорошенько изучить противника. Поначалу принц был далек от поражения, но – что было еще оскорбительнее – зрителям стало понятно, что его выигрыш или проигрыш зависит не от него, а целиком от желания противника. Сэр Роберт легко, без напряжения, удерживал равный счет, и все понимали, что он не считает нужным усердствовать.

Как только принц заподозрил, что сэр Роберт просто забавляется, он допустил несколько намеренных ошибок, но сэр Роберт ими не воспользовался. В конце концов принц все же выиграл несколько очков, но сэр Роберт снова без труда сравнял счет. Его высочество совершенно утратил контроль над собой: он подбежал к сетке, упустив посланный противником мяч, и побелевшими губами произнес:

– Я не стану больше играть, сэр.

Сэр Роберт в удивлении поднял брови, помолчал немного, затем поклонился:

– Как вашему высочеству будет угодно.

Принц бросил на него взгляд, в котором читалось такое бешенство, что стоявшие вокруг джентльмены невольно подошли поближе.

– И вы даже не спрашиваете, почему я прекратил игру?

– Я не настолько самонадеян, чтобы расспрашивать о причинах поступков принца.

– Тогда я сам вам скажу: вы даже в спорте остаетесь придворным. Сэр Роберт слегка улыбнулся и поклонился вновь.

– Ваше высочество, это обязанность каждого джентльмена – помнить о хороших манерах.

Принц прищурился и секунду обдумывал сказанное, а затем, поняв, дал наконец волю своему гневу:

– Ах ты, наглый пес! – вскричал он и замахнулся ракеткой. Тут к принцу с криком «Сир! Сир!»[32]32
  Неточность автора: обращение «сир» (ваше величество) употреблялось только по отношению к королю


[Закрыть] бросился мистер Овербери. Он схватил его за руку – достаточно твердо, но не настолько, чтобы его высочество не мог сразу же высвободиться. Это вмешательство дало возможность его высочеству одуматься.

– Как вы посмели, сэр?! – обрушился он на мистера Овербери. – Я всего лишь хотел испытать преданность сэра Карра придворному этикету!

– Ваше высочество, удар, нанесенный тем, кому в силу своего положения не грозит ответный удар, не может служить испытанием. Принц в изумлении взирал на длинное спокойное лицо.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, залившись краской.

– Я всего лишь служу вашему высочеству, – пояснил мистер Овербери. – Удар ракеткой нанесет голове сэра Роберта меньший ущерб, чем вашей чести.

Принц обернулся к своим джентльменам, которые толпились вокруг с угрюмыми физиономиями, и деланно рассмеялся:

– Ну вот, я, кажется, снова школьник! Мне дают уроки игры в теннис и уроки чести! – Он отшвырнул ракетку. – Пойдемте, господа! – скомандовал он и увел свое войско к галерее. На площадке остались сэр Роберт и мистер Овербери.

– Похоже, поле битвы осталось за нами, – с невеселой улыбкой сказал сэр Роберт.

– Если после этого мы останемся в живых, я обязательно допишу в свои «Характеры» еще одну главу и назову ее «Принц», – ответил мистер Овербери.

– Если выживем?

Мистер Овербери пожал плечами:

– Это только начало. Настоящее сражение впереди. И, насколько я могу судить, разыграется оно в апартаментах его величества.

– Боже мой! – презрительно воскликнул сэр Роберт. – Пусть мальчик рассказывает свои сказки. Сейчас король не испытывает к нему большой любви.

– Все зависит от того, как именно мальчик преподнесет эту историю. Потому что, между нами говоря, мы сейчас оскорбили божественную суть монархии.

Сэр Роберт пожал плечами и повернулся, чтобы поднять камзол. И тут он взглянул на окно, занятое дамами, В окне мелькнул платочек и пара блестящих глаз подарила ему улыбку. Он поклонился, прижав руку к сердцу.

– Как поэтично! – воскликнул мистер Овербери. – Ах, как поэтично! Ты получил именно тот приз, которого жаждал его высочество. Ты никогда не замечал, что в этом мире надежды глупых и самоуверенных никогда не сбываются?