Текст книги "Фаворит короля"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Он стоял в ногах постели, и спинка кровати и столбы, подпиравшие полог, служили ему словно рамой.

– Я пришел к вам, мадам, – так начал он свою тщательно отрепетированную речь, – чтобы в последний раз просить покориться обстоятельствам, в которых мы оба оказались.

Она испугалась, но постаралась скрыть панику и отвечала таким же ровным голосом:

– Мой ответ, сэр, остается неизменным.

– Вы упорно отказываетесь выполнять свои супружеские обязанности?

– Я отказываюсь не от выполнения супружеских обязанностей, я отказываюсь признавать наш брак.

– Но и закон, и ваша семья его признали.

– Неужели мы снова должны все это обсуждать? – Голос у нее был усталый, и, подняв исхудавшую руку, она откинула со лба прядь золотых волос. – Мы с вами все время движемся по кругу, милорд, и у меня уже начинает кружиться голова. А когда кружится голова, трудно различать действительность.

Как обычно, находчивость ее ответа обескуражила его, и, как обычно, он почувствовал прилив злобы. Но, помня о своей задаче, решил стерпеть.

– Если вы поняли, что вам необходимо трезво взглянуть на действительность, тогда нам больше не о чем спорить.

– А если не поняла? Что тогда?

– Значит, вы признаете, что чертовски упрямы?

– О, я готова признать что угодно. Давайте перейдем к существу вопроса.

– Прекрасно, мадам, – чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул. – Я устал от вас, мне надоело ваше сопротивление, мне надоело ваше пребывание в этом доме. Вы вольны покинуть его, когда угодно. Можете отправляться к отцу, да хоть к самому дьяволу, не бойтесь, я не стану вас возвращать. Я проклинаю тот день, когда впервые увидел вас, и молю Бога, чтобы мне больше никогда не пришлось вас видеть, – эти последние слова он уже почти что кричал, но затем, обуздав себя, снова заговорил ровным голосом: – Вот и все, мадам.

Он торжественно поклонился и добавил:

– Имею честь откланяться, – и вышел вон.

Она в молчании выслушала эту последнюю тираду и даже не попрощалась. Она боялась, что это лишь какая-то очередная уловка. И тут же вспомнила о докторе Формене – хотя тот и не отвечал на ее письма, разве можно было усомниться, что переход к ненависти произошел не в результате действия магического порошка и магических заклинаний?

Она вскочила с постели, созвала служанок, раздала приказы и сразу же начала собираться.

И в субботу, когда граф Нортгемптон только приступил к обеду в скромной компании сэра Дэвида Вуда, слуга прервал их трапезу объявлением, что прибыла леди Эссекс.

Глава XIX
КАПИТУЛЯЦИЯ

Это время было трудным не только для леди Эссекс.

Умер Роберт Сесил. Он испустил последний вздох в Мальборо – незадолго перед этим он ездил на воды в Бат, куда в последней отчаянной попытке продлить дни выдающегося государственного мужа отправил его доктор Майерн.

У одних его кончина вызвала тревогу и беспокойство, у иных – породила кое-какие надежды, но двое наблюдали за агонией Сесила с особым вниманием. То были граф Нортгемптон и сэр Томас Овербери. Они оба были готовы подхватить дела, выпавшие из его охладелых рук.

И оба ждали благоприятного момента.

Но король молчал. На время хранителем государственных печатей стал Рочестер – теперь король считал его своим вторым "я". Рочестер вместе с самим королем вел дела государственного секретаря – первого лица страны. А непосредственно заботы легли на плечи двух толковых и достойных джентльменов – сэра Ральфа Винвуда и сэра Томаса Лейка. Впрочем, и Нортгемптон, и Овербери считали такое распределение обязанностей лишь временным.

Старый граф выжидал, но видел, что надежды, которые он лелеял всю жизнь, тают, и проклинал виновников их крушения – презренного выскочку Рочестера и его друга Овербери, последнего старый граф с полным основанием побаивался, ибо уже успел оценить его способности и хватку

В таком настроении и застала его племянница. Ее появление и новость, которую она выложила дядюшке, подбросило дровишек в уже угасавший костер его честолюбия: если Эссекс на самом деле хочет аннулировать брак, племянница станет свободной, может даже выйти замуж за Рочестера, и тогда появится шанс перетянуть всесильного фаворита на сторону Говардов. А если старый граф поведет себя как добрый гений влюбленных, то Рочестер в благодарность замолвит за него словечко перед королем…

Старик, нахмурившись, теребил седую бородку. Он всегда выделял племянницу среди всех своих родичей, а сейчас вообще разыграл любящего дядю: он трепал ее за щечку, гладил по голове, бормотал успокаивающие слова – и все же не преминул высказаться по поводу тех трудностей, которые встретятся на ее пути.

– Когда бы этот болван Эссекс пришел к такому решению до того, как утащить тебя в Чартли, все было бы просто. Но он несколько месяцев продержал тебя под своей крышей, и теперь трудно будет доказать, что вы оба не собирались исполнить брачный договор.

– Да ведь я и сейчас не жена ему!

– Может быть, может быть… Но то, что раньше было очевидно, основывается теперь только на вашем утверждении…

– Слуги из Чартли могут быть свидетелями…

– Да, да, но только до определенной степени. Слуги видят далеко не все. Например, они спят, как и все другие люди. Не пугайся, моя дорогая. Я что-нибудь придумаю. Я напишу Эссексу.

Он всячески демонстрировал свое искреннее желание помочь. Но когда она заявила, что хотела бы повидать лорда Рочестера, старый граф, который и сам теперь жаждал их встречи, начал возражать. Он даже как бы потемнел лицом от огорчения.

– Не вижу смысла возвращаться к прошедшей любви, – объявил он. Она воскликнула:

– Это не прошлая любовь! Я никогда никого не любила и не полюблю, кроме Робина. Я принадлежу ему. И принадлежала задолго до того, как мой супруг вернулся из странствий.

Дядюшка погрозил ей пальцем:

– Дорогая моя девочка, с твоей стороны было бы гораздо разумнее не говорить об этом слишком громко, лучше вообще помалкивать. Сплетни, которые уже ходили о ваших отношениях с Робином, могут стать препятствием к твоей свободе. Так что не стоит напоминать о том, о чем всем следовало бы забыть. Гораздо мудрее сейчас не встречаться и никоим образом не общаться с лордом Рочестером, пока вы с Эссексом не получите официального уведомления об аннулировании брака.

Поначалу она была поражена этим заявлением, потом поняла и печально улыбнулась:

– Порой так трудно быть благоразумной…

– Это вообще не просто, – согласился он и пожал плечами. – Я все сказал. Отныне, пока ты не устроишь свои дела, этот дом – твой. Я прикажу приготовить комнаты, ты можешь принимать здесь, кого тебе будет угодно, но…

Она подскочила к дядюшке и крепко его поцеловала.

Больше они об этом не говорили, но на следующее утро, войдя в библиотеку, старый граф застал ее в объятиях возлюбленного.

Старик был прекрасным лицедеем и потому разыграл страшное удивление и тревогу. Он стоял в дверях, наблюдая, как джентльмен и леди торопливо оправляют платья.

Племянница бросилась к дядюшке, пытаясь мольбами растопить его сердце, но он сурово отстранил ее:

– Оставьте нас, Фэнни, мне нужно переговорить с лордом Рочестером. Лорд Рочестер, весь сжавшись от холодного тона, с каким были произнесены эти слова, поклонился:

– Всегда к вашим услугам, милорд.

– Но вы же не станете на него сердиться, дядя? Это моя вина. Я сама за ним послала, и…

– Успокойся. Я ни на кого не сержусь. Я только желаю вам добра. Вам обоим. Вот об этом я и должен поговорить с его светлостью.

Он выпроводил племянницу, указал ее возлюбленному на кресло и уселся напротив, поначалу как бы даже принуждая себя быть дружелюбным. Он поведал о состоянии дел между племянницей и Эссексом, о трудностях, которые ждут ее на пути к разводу, и заявил, что подобные визиты, особенно такого рода – он многозначительно взглянул на гостя, – лишь удвоят эти трудности.

Затем он немного смягчился:

– Уверяю вас, ваша светлость, что во всем свете вы вряд ли найдете человека, который ценил бы вас выше, чем ценю вас я, человека, который более моего жаждал бы стать вашим верным слугой, человека, который был бы большим, чем я, другом вам. Но я очень люблю племянницу и в эти трудные для нее времена должен прежде всего заботиться о ней.

– Милорд, я премного вам за это признателен.

– Потому вы не должны обижаться на меня за то, что я призываю вас к благоразумию, ибо не стоит усложнять проблемы, которые ей предстоит решить. – Он помолчал. – Вы ведь не станете, милорд, ставить под удар ее будущее, только ради… минутного удовольствия.

Лорд Рочестер покраснел:

– Вы неправильно меня поняли, милорд. Граф вопросительно поднял брови.

– Либо, – продолжал Рочестер, – я неправильно понял вашу светлость. Обстоятельства не позволяют в открытую объявить то, что я желал бы объявить, но здесь, вам, я могу свободно и открыто сказать, что я люблю леди Эссекс и что я как никто другой жажду ее развода, ибо тогда я смогу сделать ее своей женой.

Вот такого-то прямого и откровенного объяснения и ждал Нортгемптон. Он уставился на молодого человека своими блестящими глазками-бусинками.

– То, что вы сказали, будет надежно сохранено между нами двоими.

Но даже если слух об этом просочится, начнется настоящая буря. Поэтому поставьте стража речам своим и своим поступкам.

На сегодня было достаточно: продемонстрировав желание стать союзником лорда Рочестера, старый граф создал первое звено той цепи, которой он собирался надежно приковать к себе королевского фаворита.

Лорд Рочестер соблюдал похвальное благоразумие – он ни с кем, кроме, естественно, Овербери, не говорил о деле Эссексов и о своих надеждах. При других обстоятельствах Овербери бы перепугался, но он счел препятствия на пути к разводу совершенно непреодолимыми. Единственным результатом этих усилий, полагал Овербери, будет еще более громкий скандал, который углубит пропасть между Говардами и Рочестером и разрушит мостик, который Нортгемптон с таким трудом над нею перебросил. По обыкновению, сэр Томас вполне откровенно и сказал об этом своему высокопоставленному другу:

– Поскольку Нортгемптон не такой глупец, чтобы тешить себя надеждами, из этого следует, что он намеренно водит тебя за нос.

– С какой целью?! – в негодовании воскликнул Рочестер.

– Узнаешь, когда он попросит тебя о какой-нибудь услуге. Так что запомни: принимай все, что предлагает тебе его светлость, но себя никакими обещаниями не связывай, пока драгоценный приз не попадет тебе в руки.

И в полной уверенности, что приз свой Рочестер никогда не получит и что он последует его совету, сэр Томас вернулся к прерванным занятиям.

Но он недооценил способности, настойчивость и безжалостность Нортгемптона – качества, которые позднее проявились во всей красе.

Старый граф действительно встретился с лордом Эссексом, как только тот вернулся в город – это произошло несколько недель спустя. Но встретился не по своей инициативе: этот упрямец в полной мере продемонстрировал свой отвратительный характер, когда ворвался в дом лорда-хранителя печати и чуть ли не с порога объявил, что не желает далее терпеть то смешное положение, в котором он очутился по вине племянницы лорда-хранителя печати.

Старик принял его с кисло-сладкой миной.

– Если бы вы хотя бы на одну десятую проявили такое же рвение, когда ее светлость предлагала вам изменить это положение, вы бы в сотни раз сберегли усилия.

Молодой человек, обычно избегавший богохульства, на этот раз не мог удержаться, чтобы не помянуть имя Господа всуе.

– Да, Богом клянусь… – начал он, но Нортгемптон сварливо его перебил:

– Давайте-ка исключим Господа. Сейчас требуется помощь владыки земного, и позвольте мне пояснить вашей светлости те сложности, с которыми вам придется столкнуться.

– Это также сложности и вашей племянницы, а она их создала сама.

– Вы оба в достаточной степени повинны. Но сейчас не это главное. Сейчас важно понять, каким образом исправить положение.

– Я готов подать совместную с ее светлостью петицию об аннулировании брака.

– Вы уже и сами поняли, насколько нелепо было тащить упиравшуюся женщину в Чартли – я говорю это не потому, чтобы еще более разозлить вас, а чтобы вы до конца осознали, до какой степени этот ваш поступок изменил ситуацию.

Эссекс и сам это предполагал, но, услыхав о том из уст опытного и знающего законы человека, перепугался.

– Значит, положение, при котором мы оба останемся ни женатыми, ни одинокими, сохранится, пока кто-то из нас не умрет?

– Сначала и я так думал. Но, поразмыслив, кажется, нашел выход, – старый змей говорил очень медленно. Он встал, повернулся спиной к молодому аристократу и подошел к окну, словно лишь затем, чтобы полюбоваться лодками, скользившими по сверкавшей под солнцем реке, и зеленым лугом на противоположном берегу. – Вы так и не стали настоящими супругами. Ваша светлость возлагает вину на леди Эссекс. Ее сопротивление, если даже его и сочтут оправданным, вряд ли может служить достаточным основанием для расторжения брака – признать это значило бы создать опасный прецедент. Но если – ив этом случае от вас, ваша светлость, требуется истинное рыцарство – вы возьмете вину на себя, тогда вопрос решится куда легче.

Лорд Эссекс, наморщив лоб, с усилием обдумывал сказанное. Старик продолжал стоять у окна. Наконец лорд Эссекс признал свое поражение:

– Никак не могу понять, в чем разница.

– Но это же так просто! – Его светлость медленно повернулся и объяснил то, на что уму более хваткому объяснений бы не понадобилось. Эссекс подскочил в кресле.

– Никогда! – завопил он. – Да чтобы я сделал себя посмешищем в глазах всего света?

– Вам это грозит в любом случае. Как бы вы теперь себя ни повели, вам не удастся избежать насмешек.

– Но так, как вы предлагаете, я поступать не собираюсь, – твердо объявил молодой граф. Нортгемптон медленно развел руками, будто демонстрируя свое бессилие:

– В таком случае, милорд, вам придется провести остаток дней своих именно в этом нелепейшем положении. Мне жаль вас и жаль мою племянницу.

В этот день, как и в последующие дни, они более не возвращались к вопросу. Проходили недели, из них складывались месяцы, и наконец-то негодование лорда Эссекса приутихло до такой степени, что он смог возобновить переговоры с Нортгемптоном.

В эти месяцы влюбленных кидало то в жар, то в холод, их надежды, так пышно расцветшие вначале, уже начали было увядать. Они виделись постоянно, а поскольку Нортгемптон не одобрял этих встреч, они встречались то в Хаунслоу, который стал постоянной резиденцией ее светлости, – она купила там дом, – то в доме Тернер в Хаммерсмите, то в «Золотой прялке» на Патерностер-роу и лишь изредка – в Нортгемптон-хаузе.

Из-за этих тайных встреч Рочестер начал пренебрегать своими обязанностями при дворе и чуть ли не самим королем. Если бы не Овербери, который все же следил за тем, чтобы Рочестер не очень-то забывался, отлучки влюбленного могли стать непростительно долгими.

Наконец в начале сентября лорд Эссекс снова пожелал встретиться с графом Нортгемптоном, и он опять заявил, что примет любое предложение, кроме того, что уже сделал старый граф. Но на этот раз Эссекс был менее решителен, и к концу встречи Нортгемптону удалось внушить упрямцу, что принимает он такой выход или не принимает, – это единственный возможный для него путь. И пока он не решится на него ступить, все дальнейшие разговоры просто не имеют смысла. Прощаясь, Нортгемптон постарался смягчить горечь своего предложения дружеским советом старого светского льва.

– В конце концов, милорд, чего стоит это маленькое неудобство, эти короткие, уверяю вас, смешки в ваш адрес, по сравнению с той великой свободой, которую вы в результате обретете? Да люди готовы отдать за свободу все самое ценное, даже жизнь. Вы же сохраните жизнь, а что насмешки? Чепуха! Неужто они могут потревожить настоящего мужчину?

Лорд Эссекс снова удалился для размышлений и пришел к выводу, что насмешки и вправду настоящего мужчину волновать не должны. Он вернулся, чтобы объявить о своей капитуляции: да, он поступит так, как советует Нортгемптон, лишь бы брак объявили недействительным.

Нортгемптон похвалил мудрость молодого графа и принялся действовать. Он решил самолично составить обращение к королю, втайне проконсультировавшись перед этим с Рочестером, которого держал в курсе всех своих шагов. В эти дни близость между ними возросла до такой степени, что их даже можно было бы назвать соучастниками.

Нортгемптон, посмеиваясь, составлял петицию, которую Рочестер должен был положить перед его величеством. Старый лис достаточно хорошо знал монарха, чтобы придать посланию такой вид, при котором его величество смог бы выступить в роли Соломона и первосвященника в едином лице, продемонстрировать глубины знаний в области закона и теологии – а король всякий раз с радостью хватался за возможность такого рода. Нортгемптон так и видел, как Яков урчит от удовольствия, составляя ответ, как он будет выписывать долгие ученые пассажи, призванные направить епископов и судей к должному решению.

Глава XX
ТРЕВОГА

Лорд Нортгемптон не ошибся – король действительно испытал массу удовольствия, получив петицию Эссекса.

Его величество сразу же послал за своим любезным Робином и, закрывшись с ним в опочивальне, показал документ (составлению которого его светлость был непосредственным свидетелем), после чего пустился в длительные рассуждения теологического, юридического и физиологического порядка. Его величество почти что прослезился по поводу этой крошки Говард и горькой судьбы, постигшей невинную овечку.

Если то, что сказано в петиции, правда – а его величество и предположить не мог, что люди способны на ложные утверждения, тем более, что будущее способно проверить их со всей очевидностью, – тогда выводы, к которым придут епископы, несомненны. Однако надлежало все же сначала самому полностью убедиться в правдивости сказанного – а король гордился своей дальновидностью, позволившей ему в свое время постичь козни участников Порохового заговора[46]46
  В действительности Пороховой заговор был раскрыт случайно, в результате измены лорда Монтигля. Король Яков какого-либо участия в раскрытии заговора не принимал


[Закрыть]. И потому его величество решил создать для расследования дела специальную комиссию.

Затем король вдруг вспомнил, что до него когда-то доходили слухи, связывавшие имя Рочестера с именем упомянутой леди, о чем он прямо дорогого Робина и спросил. Рочестер был готов к вопросу и отвечал откровенно:

– Это верно, сир, что я испытывал и продолжаю испытывать самую глубокую привязанность к ее светлости.

– Самую глубокую? Насколько? Настолько, что ты мог бы жениться на ней, если бы она была свободна? – Круглые глаза монарха настороженно изучали открытое лицо фаворита.

Рочестер улыбнулся:

– Да, настолько глубокую, если вы, ваше величество, не возражаете.

– Тьфу ты! – Его величество впал в раздражение. – Да что ты, прямо мне сказать не можешь? Тебе нужна эта малышка?

– Обладание ею для меня – все равно что спасение в раю, – честно ответил Рочестер.

– Уф! – Горячность, с которой произнес последнюю фразу Рочестер, почти что напугала короля. Он занервничал, но потом выпил глоток своей любимой густой и сладкой малаги – кубок всегда стоял наготове, – вытер платком светлые усики и наконец-то произнес: – Ладно, если тебе нужна эта крошка, ты ее получишь! – И его величество потрепал фаворита по щеке. – Ах ты, проказник! – Король захихикал: наконец-то он сможет по-настоящему отблагодарить дорогого Робина. – Тогда комиссию следует созвать не откладывая. – И, поскольку верховный судия и ревнитель Божьих законов взял в нем верх над мягкосердным батюшкой, король добавил:

– Учти: ты получишь ее лишь в том случае, если петицию удовлетворит комиссия.

Рочестер передал Овербери королевские слова, и Овербери впервые почувствовал опасность: неужто он обманулся, понадеявшись, что составить надлежащее прошение будет невозможно? Только сейчас он узнал о мотивах, положенных в ее основу, и почти что с издевкой спросил Рочестера, каким образом комиссия удостоверится в том, что Эссекс так и не справил своих супружеских обязанностей. Рочестер отринул вопрос как несущественный и помчался к Нортгемптону, чтобы сообщить ему добрые вести, а оттуда – к ее светлости в Хаунслоу.

Услыхав это сообщение, Фрэнсис разрыдалась. Ее возлюбленный, взволнованный не менее, чем она, и перенесший страдания лишь немногим менее тяжкие, поцелуями осушал ее слезы и клялся, что в будущем он все сделает так, чтобы у нее не было причин плакать.

Однако дела двигались не так споро, как мечтали нетерпеливые влюбленные. В эти дни и король, и весь двор были заняты приготовлениями к приему Полсгрейва – тот должен был жениться на принцессе Елизавете, и потому все остальное отложили на потом.

Но хотя король еще не объявил о создании комиссии, злые языки уже заработали – они-то и вытащили на свет Божий старые слухи о соперничестве принца Генри и лорда Рочестера за сердце леди Эссекс. Рочестер был взбешен, он боялся только одного – чтобы на епископов не повлияли никакие посторонние соображения и чтобы не возникли никакие дополнительные расследования.

Принц Генри, чье отношение к Рочестеру нисколько за это время не улучшилось, тоже впал в ярость. Королева, граф Пемброк и прочие высокородные дворяне, составлявшие оппозицию Рочестеру, присоединились к принцу: этот наглый фаворит, который попирал права тех, кто и по рождению, и по достоинствам был неизмеримо его выше, теперь собирался нарушить сами святые законы Божьи. Они объединили силы, чтобы воспрепятствовать благоприятному для Рочестера решению: они воспользуются своим влиянием на епископов, и те откажут в разводе.

Сэр Томас Овербери, чтобы иметь самую полную информацию, нанял целую армию шпионов и донес до лорда Рочестера эти неутешительные вести. Еще более неутешительным был данный Рочестеру совет:

– Ты видишь, Робин, какие капканы для тебя расставлены? Ты хоть понимаешь, что один неправильный шаг может полностью тебя уничтожить?

– Чума тебя побери, Том! Меня не так-то просто уничтожить! Горделивый, высокий, великолепный, он действительно выглядел, как человек, способный противостоять всему свету, – за эти два года он вполне созрел под теплыми лучами королевской любви. Сэр Томас подавил вздох:

– История знает примеры, когда люди, полностью уверенные в себе, так высоко задирали голову, что не замечали волчьих ям. Рочестер вопросительно поднял брови.

– И к тому же эти Говарды, – продолжал сэр Томас. – Я с самого начала, еще до того, как на твоем горизонте появилась эта женщина, предупреждал, чтобы ты был с ними осторожен.

– А в чем дело?

– Если ты попадешь в их сети – ты конченый человек, а ты идешь прямо в ловушку, потому что не замечаешь ничего и никого, кроме миледи. Бога ради, Робин, остановись, пока не поздно.

– Поздно для чего?

– Пока не случилось того, что свергнет тебя с твоих сомнительных высот.

– Не вижу в своем положении ничего сомнительного.

– Выдвижение, в основе которого лежат монаршие прихоти, сомнительно уже само по себе. Вознесший тебя каприз может и вниз швырнуть.

– Ах, вот как?! Значит, я обязан своему возвышению одному лишь капризу?

– Нет. У тебя есть нечто большее. У тебя есть я, – спокойно произнес сэр Томас. – Но даже я не в состоянии поддерживать тебя, если ты меня не послушаешь.

Рочестер в раздражении расхаживал по комнате. Сэр Томас излишне откровенен и неделикатен. И преувеличивает свои заслуги, о чем его светлость вслух и объявил. Но сэр Томас не обиделся, он терпеливо ответил:

– Ты и я – единое целое. И так было с самого начала. Ты – тело, лицо, оболочка, изяществом и красотой привлекшие короля. Я – ум, знания и умения, которые превратили тебя в нечто большее, чем просто королевский фаворит, манекен для демонстрации последних портновских трюков и презренная игрушка королевских лизоблюдов.

– Мой Бог, ты предельно откровенен!

– Мой Бог, я обязан быть предельно откровенным! – Сэр Томас стукнул кулаком по столу. – Сам по себе каждый из нас ничего не значит.

– Премного благодарен! Спасибо, что ты хоть признаешь, что и без меня ты – ничто.

– Как и ты без меня. Зато вдвоем мы держим в руках всю Англию. В мире не найдется человека, более тебе полезного, как нет и человека, который был бы мне полезнее, чем ты. И если я многого требую, я и признаю многое. Разрушь наше партнерство, Робин, и ты разрушишь нас обоих. Я вернусь в Темпл и стану зарабатывать на жизнь крючкотворством. А ты вернешься к презренному и ненавистному тебе состоянию рядового фаворита. Когда руки твои перестанут сжимать кормило власти, всеобщее преклонение кончится, да и сам король начнет смотреть на тебя иначе, а когда ему на глаза попадется личико более свежее, юное, ты превратишься в досадную помеху.

– Эй, друг, ты что, вознамерился со мной поссориться? – Лорд Рочестер был в ярости.

– Как раз этого я и хочу избежать, – ледяным тоном ответил сэр Томас. Его светлость в гневе смотрел на это длинное, хорошо вылепленное, умное лицо.

– Тогда, Богом клянусь, ты избрал странный способ избежать ссоры.

– Ты думаешь так потому, что не понимаешь, что именно я имею в виду.

– Я вижу только, что ты говоришь вещи, которые я не стерпел бы ни от кого на свете.

– А на всем свете и нет никого, кто имел бы право говорить с тобой так. На всем белом свете нет никого, кто бы так дополнял друг друга, как мы. Мы вместе – это тело и душа. И пойми это раз и навсегда. Запомни – нас попытаются разлучить, чтобы уничтожить нас обоих. Вспомни клятву, которую мы дали друг другу, когда вступили на наш совместный путь.

– Я-то помню. – Рочестер уже устал от этого разговора. – Но, ад сожри мою душу, если я тебя понимаю. Кто же пытается нас разлучить?

– Ты сам.

– Я?! Да ты спятил, Том.

– Ну уж нет! Ты действительно пытаешься разорвать наш союз, но ненамеренно, слепо. Ты, не замечая ничего кругом, идешь ложным путем: дело Эссексов – это западня, ловушка для тебя. И опасная. Прежний скандал – ничто перед тем, который разразится, если ты будешь упорствовать в своем стремлении жениться на этой женщине. Неужели ты не понимаешь, к каким выводам придет комиссия, если твое имя будет и впредь упоминаться рядом с ее именем? А уж Пемброк, королева, принц и все враждебные тебе силы постараются, и уже стараются, чтобы комиссия пришла к вполне определенным выводам. Неужели ты не понимаешь, какую прекрасную возможность уничтожить себя ты им даешь? Неужели ты не видишь, что, когда выползут на свет некоторые факты, король тоже перестанет тебя покрывать?

– Какие факты? – Рочестер вдруг оробел.

– Люди уже, до возвращения ее мужа из-за границы, обсуждают, до каких границ дошли твои отношения с ее светлостью. Дворцовые сплетни – чепуха, скажешь ты, но если найдутся доказательства того, что это не просто слухи?

– А кто может их предоставить?

– Кто? А почему ты уверен, что никто ничего не знает? А Анна Тернер? Слуги в ее доме? Этот тип, Вестон, другие? Колдун в Лэмбете?

– Он несколько недель назад умер.

– Но его жена жива, и она может показать, что леди Эссекс, чтобы извести своего супруга, прибегала к черной магии.

– Ну, этого она не сделает! – взорвался Рочестер.

– Почему же? Вдову формена могут вызвать в суд, и она расскажет все. А ты забыл о письмах? Если они сохранились, из них все станет понятно. Ее светлость была очень неосторожна! А в доказательство вполне могут привести тот факт, что, пока лорд Эссекс находился в обществе своей жены, он дважды серьезно болел и был на волосок от смерти. В каком положении окажешься ты, если все это выплывет?

Его светлость помрачнел, в душе у него шевельнулся страх. Он опустился в кресло и простонал:

– Мой Бог! Мой Бог!

– Наконец-то ты начал понимать, – сказал Овербери. Его светлость попытался отогнать страшные видения:

– Ты меня просто запугиваешь! Ведь совсем не обязательно, что все будет именно так. Ты нарочно рисуешь мне худший вариант.

– Осторожный человек всегда помнит о худшем и именно потому может надеяться на лучшее.

– Хорошо, ты показал мне, в чем опасность. Как ее можно предотвратить?

– Есть лишь один путь, и он будет дорого для тебя стоить. Но если ты заупрямишься, ты можешь потерять все. Мой совет: выбрось из головы этот брак. Отрекись от этой женщины и объяви о своем отречении.

– Нет, покуда я жив! – Рочестер вскочил с кресла, – Пусть уж лучше погибну!

– Ты был бы вправе распоряжаться своей жизнью, если бы был один. – Сэр Томас пожал плечами. – Но я завишу от тебя. Наше партнерство началось задолго до твоей любовной истории. И если ты погибнешь, вместе с тобою погибну и я.

– Да, но если я отрекусь от леди Эссекс, я тоже погибну, и тогда ты все равно погибнешь вместе со мной. Неужели у тебя нет сердца, Том? Неужели ты весь – лишь холодный, расчетливый разум?

– Надеюсь, что я не совсем бессердечен. Но мне все же хватает ума, чтобы понимать, насколько недолговечна любовь женщины. Уверяю тебя, если ты пожертвуешь ради нее своим высоким положением, ее любовь к тебе сразу же начнет таять. И кто знает, состоится ли этот самый брак, если ты упадешь со своих высот?

– Даже если я превращусь в нищего, в бродягу, Фрэнсис все равно останется со мной! Ты не в состоянии понять нашей любви! Сэр Томас криво усмехнулся:

– Однако я смог выразить ее в стихах! Неужели ты забыл о письмах и сонетах, которыми я помог тебе ее завоевать?

– Ты помог мне завоевать ее? Ты?!

– А разве нет? Ты забыл?

Рочестер потянулся через письменный стол и, казалось, был уже готов ударить Овербери. И ударил бы, если бы сэр Томас не воскликнул:

– Робин! Робин! Неужели мы станем врагами, после всего, что перенесли вместе? Неужели женщина может нас разлучить? Его светлость выпрямился:

– Нас разлучает не женщина. Том. Во всем виновато твое неуважение к ней, а я не могу стерпеть неуважения. Больше ни слова, иначе мы поссоримся смертельно, а ты – единственный человек на свете, с которым я не желал бы ссориться. Больше никогда мне об этом не говори. Пусть меня ждет беда, я все же уверен, что таких ужасов, какие подсказывает тебе твое робкое сердце, не будет. – Рочестер направился к двери. – Я встречу тех, кто мне угрожает, с открытым лицом, и ты будешь со мной, если мы вместе. Это – мое последнее слово. – И он вышел.

Сэр Томас откинулся в кресле, лицо его было спокойно, в пальцах он крутил гусиное перо. Что ж, первый бой он проиграл. Но это еще не конец. Еще можно предотвратить этот брак, который превратит Рочестера в марионетку в руках Нортгемптона. И он счел своим долгом начать действовать ради Рочестера и ради себя самого.