Текст книги "Совесть (сборник)"

Автор книги: Радий Погодин

Соавторы: Николай Внуков,Сергей Вольф,Борис Раевский,Аделаида Котовщикова,Виктор Голявкин,Яков Длуголенский,Павел Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Яков Ноевич Длуголенский
Два одинаковых велосипеда

Летом Женька жил на даче.

Вообще-то он предпочёл бы жить где-нибудь в другом месте, скажем, в пионерлагере, но мама говорила, что на даче воздух лучше, потому что, когда триста пионеров и школьников пройдут по территории лагеря, от пыли и гомона нечем становится дышать.

Кроме Женьки, на даче жили хозяева и артист Рымша, который глотал пинг-понговые шарики и вынимал их из Женькиного уха.

Рымша приезжал на дачу каждый понедельник – понедельник был у него выходной. И хотя в остальные дни комната Рымши была незанятой, Женьке всё равно казалось, что в ней сидит Рымша.

Однажды – это было в пятницу – Женька заглянул в комнату, зная наверняка, что Рымши нет, и – остолбенел: Рымша был! Рымша, одетый во всё чёрное, молился на электрический счётчик.

– Вы верите в бога? – оторопело спросил Женька.

– Нет, – ответил Рымша.

– Тогда… что же вы делаете?

– Молюсь.

Напуганный Женька попятился из комнаты. И пришёл в себя только дома, когда узнал от сестры, что Рымша – артист.

С тех пор он ходил за Рымшей, ожидая неизвестно чего.

Сегодня он встретил Рымшу у дома.

– Здравствуй, молодь! – сказал Рымша, разглядывая Женьку.

– Здравствуй!

– Ты куда идёшь?

– Домой.

– А я на речку. Хочешь покататься на велосипеде?

Женька хотел. Он уже совсем было сказал об этом Рымше, но вовремя вспомнил, что пора домой.

– Нет, спасибо, в другой раз… А то, знаешь…

– Знаю, – сказал Рымша и пошёл, размахивая полотенцем.

Иногда Женька говорил Рымше «вы», а иногда «ты», и Рымша на это совершенно не сердился.

В саду у клумбы стоял Рымшин велосипед. Одним плечом он упирался в дерево, другим – в крыльцо. Женька знал: если подразнить Рымшин велосипед как следует красной тряпкой, он наверняка выскочит из своей засады и бросится на Женьку…

У чудно́го артиста, который молится на электрический счётчик и умеет глотать пинг-понговые шарики, наверняка должен был быть чудной велосипед.

Совсем недавно точно такой велосипед Женька утопил в речке. До этого велосипед стоял на даче целый месяц, и мать каждый раз говорила о том, что пора бы этому велосипеду возвратиться к себе домой, но сестра поднимала брови – они у неё толстые, как беличий хвост – и говорила, что не поведёт этот велосипед к хозяину, хозяин должен прийти сам.

Хозяин не приходил.

А велосипеда уже не было.

Но об этом не хотелось вспоминать: Женька надеялся, что Игорь Петрович – приятель сестры и владелец велосипеда – ещё достанет свою машину со дна реки.

Женька вошёл в комнату.

За столом сидели мать, сестра и неизвестно откуда взявшийся Игорь Петрович.

У всех троих были кислые лица.

Но когда Женька вошёл в комнату, все трое, как по команде, улыбнулись, и он понял, что эти улыбки для него. Женька тоже выдавил из себя улыбку. Но ему было нехорошо.

– Здрасте, – сказал он.

– Здравствуй, – сказал Игорь Петрович.

– Вы приехали к нам…

– Игорь Петрович приехал за велосипедом, – сказала сестра.

– Вы приехали за велосипедом? – переспросил Женька.

– Да. Думаю, ты покатался на нём достаточно.

Тогда сказала мать:

– Что вы! Мы не разрешали ему кататься совсем! Он проехал на нём всего один раз до речки и вернулся обратно…

И хотя мать по незнанию говорила неправду, Женька, чтоб эта неправда звучала более убедительно, сказал:

– Да, это так…

– Но я вижу, ты не очень-то торопишься расстаться с моим велосипедом! – сказал Игорь Петрович и почти подмигнул. – А?

Это подмигивание почему-то обнадёжило Женьку.

Он сказал:

– Идёмте, я покажу вам…

Ему не хотелось говорить при всех о велосипеде. Он хотел говорить с Игорем Петровичем о велосипеде по-мужски: «Игорь Петрович, я буду собирать на пляже бутылки, но отработаю велосипед!»

– Я уже видел его, – сказал Игорь Петрович. – И не делай больших глаз. Он стоит у крыльца.

– Как тебе не стыдно! – сказала сестра Женьке. – Мы говорим, что ты катался всего раз, а ты…

Женька лихорадочно думал.

Ему было ясно, что сестра и Игорь Петрович не помирились.

Ему было ясно, что они меньше всего говорили здесь о велосипеде.

Ему было ясно, что велосипед им нужен для того, чтобы больше не говорить при Женьке о том, о чём они здесь говорили.

– Да, – сказал Женька, – я прокатился на нём до речки.

Велосипед Рымши стоял на том же месте.

Игорь Петрович внимательно осмотрел его.

– Что осматривать-то, – сказал Женька.

– Как тебе не стыдно, – сказала мать.

Велосипед Игоря Петровича давно покоился на дне реки. Он утонул, когда Женька с приятелями делали из него «водяную машину». Утонули понтоны, утонул велосипед, и Женька едва выплыл. Женька, когда выплывал, очень надеялся, что сестра помирится с Игорем Петровичем и тот на радостях всё простит.

– Крыло поцарапано, – сказал Игорь Петрович.

Женька промолчал. Ему было обидно за велосипед Рымши.

– Мы вам заплатим, – сказала мать.

Она вышла за Игорем Петровичем и Женькой и теперь наблюдала.

А сестра не вышла. Значит, они не помирятся.

– И сумочки с инструментами тоже нет…

Рымше они были не нужны. У Рымши всегда велосипед в порядке.

– Мы вам заплатим, – сказала мать.

Женька готов был принести сумочку – она лежала под матрацем, но боялся, что явится Рымша, и позор будет такой, что сестра больше не сможет ходить в институт.

«Воры!» – закричит Игорь Петрович. И пойдёт говорить об этом всем.

– Так-так, – сказал Игорь Петрович и повёл велосипед из сада.

Вот он сел в седло, вот уже заработал педалями.

– Он что, – облегчённо спросил Женька, – поедет в город на нём?

– Нет, – сказала мать, – до электрички.

– В электричку не пустят…

– Бог с ним! А тебе должно быть стыдно! Зачем ты ездил сейчас до реки?

– Стыдно…

– А теперь ты куда?

– Скоро буду…

Но Женька не надеялся, что скоро вернётся. Он шёл в милицию. Он шёл в милицию заявлять на себя.

На повороте ему встретился умытый Рымша. Он шёл, помахивая полотенцем, и что-то пел.

– Ты куда? – спросил его Рымша.

– Да так, – сказал Женька.

– А надолго? – спросил его Рымша.

– Не знаю.

Не очень-то скоро выпустят его из милиции…

– Ну, хорошо, – сказал Рымша. – Только не забудь, что сегодня мы смотрим загадочные картинки…

– Не забуду, – вздохнув, сказал Женька.

…В единственной комнате отделения милиции было пусто, и Женька очень удивился, так как думал увидеть здесь толпу жуликов, а рядом должны стоять вооружённые милиционеры, и на полкилометра вокруг всё должно пахнуть порохом.

– Ты куда, мальчик? – спросил Женьку младший лейтенант, который сидел за низенькой загородкой. На столе перед младшим лейтенантом лежала горка очиненных карандашей, а пепельница была набита стружкой.

– Я украл велосипед, – безнадёжно сказал Женька.

Младший лейтенант по инерции ещё продолжал очинивать последний карандаш, но потом вдруг остановился и сурово посмотрел на Женьку.

– Зачем ты это сделал?

Женька рассказал всё как было.

– Всё это хорошо, мальчик, – подумав, сказал младший лейтенант, – то есть плохо… Но сначала должно поступить заявление от потерпевшего…

– От Рымши?

– От него.

– Ладно, – сказал Женька, – я ему скажу, чтобы он написал заявление…

– Скажи, скажи, – обрадовался младший лейтенант. – Всё это, конечно, формальность, но иначе нельзя… Вдруг ты придумал…

– Я не придумал, – грустно сказал Женька.

– Я тебе верю, – успокоил младший лейтенант. – Но только пусть он напишет заявление.

Женька нашёл Рымшу, который ходил по саду, разыскивая свой велосипед.

– Женька, – сказал Рымша, – я ищу свой велосипед. Я могу поклясться, что оставил его час назад у клумбы!..

– Да, Сергей Борисович, вы оставили его у клумбы, но я, Сергей Борисович, отдал ваш велосипед…

– И надолго ты его отдал? – озабоченно спросил Рымша.

– Навсегда, наверное, – сказал Женька. – На вашем велосипеде уехал Игорь Петрович, и я не думаю, что он его вернёт…

– Но, Женька, – удивлённо сказал Рымша, – у него же есть точно такой велосипед! Почему бы ему не ехать на своём?

Запинаясь, Женька объяснил, в чём дело.

– Ну, Женька, по тебе плачет детская колония!

– Да, – сказал Женька, – я уже был в милиции.

– В милиции?

– Да, и они сказали, что вам надо писать заявление…

Несколько минут Рымша оторопело разглядывал Женьку.

– А ты помнишь, где утопил велосипед?

– Куда мы идём? – спросил Женька Рымшу, когда они вышли на улицу.

– К Коле, – сказал Рымша.

– К какому Коле?

– К спасателю.

– А-а, – сказал Женька. – Так он, значит, полезет на дно и достанет велосипед?!

– Достанет, – сказал Рымша.

– Я его знаю, – вспомнил Женька, – он всё лето ходит в шерстяном свитере.

– Потому что согреться не может: под водой холодно.

– А откуда вы его знаете?

– У-у, – сказал Рымша. – Мы старые знакомые.

…Вечером Женька и Рымша чинили и чистили основательно поржавевший велосипед.

– Я давно собирался свой перекрасить, – говорил Рымша. – Да всё руки не доходили. Так что в какой-то степени ты оказал мне услугу. Но на будущее запомни… – Тут Рымша сердито посмотрел на Женьку. – Больше перекрашивать я его не собираюсь…

Сергей Евгеньевич Вольф
Вот вам стакан воды

Когда мне грустно, я стараюсь себя развеселить. Неплохая мысль, правда?

Мне частенько бывает грустно или вообще не по себе, но вся беда в том, что я почти никогда не знаю, отчего мне грустно или не по себе. Поэтому я стараюсь развеселить себя изо всех сил, как попало. Иногда помогает, иногда нет, но я стараюсь вовсю.

Сегодня как раз прихожу из школы, а настроение у меня – не настроение, а чушь какая-то. Отчего – не знаю. Я даже есть не стал, надел свои лучшие трусики для плавания, взял ласты, маску и трубку и полез в ванную. Напустил полванны воды и улёгся туда. Лежу, шевелю тихонечко ластами, дышу через трубку, рассматриваю в маску дно ванны – и вроде легче становится. Вроде бы легче. «Скоро лето, – думаю, – укачу на дачу и буду целыми днями плавать с маской и ластами и охотиться на крупную рыбу. И позабуду обо всём на свете. Кто это там, а? Окунь? А это? Щука! Подумать только! Ну и щучища! Сейчас мы её… Не-ет, уплыла. Однако здоровая. Ну ничего, мы ещё с вами встретимся. Будьте уверены. Моё ружьё не даёт промаха».

Мне стало холодно в ванне, но я решил не подливать горячей воды, нет, так не полагается. Я вылез из ванны, тихонечко прошлёпал в комнату, достал из шкафа и надел на себя рейтузы и шерстяной свитер. Так все хорошие подводные охотники поступают, если у них нет специального костюма, – я читал.

Снова залез я в ванну. Красота! Совсем другое дело! Жарко даже! «Эй, там, на берегу! Перестаньте орать и распугивать крупную рыбу! Ага, вот она, щука! Та самая! Стоит около водорослей и меня не замечает. Сей-час мы её…»

Вдруг – звонок. Кто-то звонит к нам в квартиру. Надо же. Не могут не испортить охоту.

Соседка Виктория Михайловна стучит мне в ванную и говорит:

– Алёша! К тебе тут какая-то девочка пришла.

Девочка?! Ха-ха! Вот номер! Этого ещё не хватало!

Я отвечаю ей прямо через дыхательную трубку, не вынимая головы из воды:

– Пусть заходит в ванную. Я не моюсь. Я в костюме.

Она говорит:

– Что это такое у тебя с голосом?

Я говорю:

– Такой голос.

Она говорит:

– Хм. Странно.

А я стал смеяться под водой.

После дверь в ванную отворилась, и я услышал, как вошла эта девочка, постояла немного и потом села на табуретку. А я лежал в воде и не поднимал головы.

«Что это ещё за такая девчонка пришла? Чего ей надо?» – думал я. Одно удовольствие было лежать в воде в шерстяном свитере и рейтузах. Тепло, великолепно. Но охотиться уже было нельзя.

Я поднял голову и тут же сел и снял маску – девочка была совершенно незнакомая. Она смотрела на меня, от любопытства склонив голову набок, как будто я был редкое насекомое.

– Ты кто такая? – спросил я.

Она сказала:

– Я нашла твой… ваш… портфель.

– Что-о? – сказал я. – То есть? Как это понимать? – А сам уже вспомнил, что, когда шёл из школы домой, мне было маленько не по себе, чего-то такого мне не хватало (это, кроме паршивого настроения, я чувствовал), но я так и не догадался тогда, чего именно мне не хватало. Вот фрукт, а?

– Я нашла его в продуктовом магазине, – сказала она.

А я так и сидел в ванне.

– Точно, – сказал я и засмеялся. – Верно. Там я его и оставил. Я там сок томатный пил. Я сегодня десять копеек нашёл. Купил на переменке булочку, разломил пополам – а там десять копеек. Неплохо, а?

Она говорит:

– А я, когда мне было два года, сто рублей нашла. Мне мама рассказывала, сама-то я не помню, всё-таки десять лет назад это было. И мы поехали на дачу, нам как раз денег недоставало. А вам не холодно сидеть в воде?

– Нет, – сказал я. – Пустяки. – И тут же почувствовал, что у меня озноб прошёл по коже.

– Постой, постой, – говорю. – Ну, ты нашла портфель, открыла его, узнала, как меня зовут и фамилию… так? А где ты адрес взяла, а?

– Я пошла в вашу школу.

– Вот именно, – говорю, – пошла в школу; так мол, и так, да?.. Ваш-то портфель потерял… Ты представляешь, что они теперь обо мне думать будут?!

– Нет, – сказала она. – Я догадалась, что так нельзя. Я попросила дать мне ваш адрес, чтобы мы к вам зашли и пригласили вас в нашу школу, – я ведь в другой школе учусь, – чтобы вы поделились с нами насчёт подводной охоты.

– Врёшь, – сказал я. – Всё враньё. Ты ведь не знала, что я занимаюсь глубоководной подводной охотой! Не знала ведь?!

– Верно, – говорит. – Я совсем этого не знала, а сказала именно так, сама не знаю почему. Честное слово.

Она не врала, это было видно. Я-то думал уже, что я её поймал, а выходит – нет. Мне даже малость скучновато стало.

– Да, – говорю. – Так бывает. Бывают иногда, так сказать, совпадения. А где мой портфель, ты его в прихожей оставила?

– Нет, он у меня дома.

– Это почему же?

– Видите ли, а если вы погибли, или вас просто нет дома? Я приду к вам с портфелем, ваши смотрят: портфель есть, а вас нет – вдруг с вами что-нибудь случилось! Они бы в обморок упали.

– Да-а, – говорю. – Ну, ты голова! Я бы не сообразил. Иди подожди меня в прихожей, я сейчас буду готов.

«Ничего девчонка, – думал я, снимая мокрый подводный костюм, – довольно забавная. Надо с ней ещё поболтать, для настроения».

Я быстро переоделся, и мы вышли на улицу.

– Вот, весна, – сказала она. – Скоро лето.

– Вот именно, – говорю. – Умотаю куда-нибудь подальше, буду охотиться и ни о чём не думать.

– А в школу к нам не зайдёте? – спрашивает она. – Не расскажете насчёт подводной охоты?

– Не знаю, – говорю. – Подумаю. И называй меня, пожалуйста, на «ты», – я не старик какой-нибудь…

Она засмеялась и сказала:

– Хорошо. Так и буду. А что ты ещё делаешь, кроме подводного ныряния?

– Да так, – говорю, – разное. То да сё. Читаю. В кружки хожу – авиа и фото. Уроки ещё делаю. Иногда долго приходится сидеть: троек у меня многовато. А у тебя? – говорю.

Она вдруг ужасно смутилась, покраснела и говорит тихо:

– Я отличница.

Я свистнул, остановился и долго глядел на неё, а она отвернулась и стояла вся красная. Не понимаю, что с ней произошло. По-моему, прекрасно быть отличником, я бы так с удовольствием, только у меня ничего не выходит.

– Пошли, – сказал я. – Чудо-юдо. Ты, наверное, в десять кружков ходишь и ещё староста, а?

– Нет, я не староста. Я никто. И в кружки я не хожу. Я не умею.

– Ни в один?

– Ни в один.

– Дурочка ты несчастная, – говорю. – Там иногда знаешь как интересно бывает?

Она говорит:

– Я знаю. Я догадываюсь. Но я не умею.

– Да что ж тут уметь! – говорю. – Например, фото. Все плёнку заряжают – и ты плёнку заряжаешь. Все ставят выдержку сотую долю секунды – и ты ставишь сотую долю секунды. Допустим, снимаем окно или цветок в горшке. Все вместе. Все – клац затвором. И ты тоже – клац! И всё! Понятно?

– Понятно, – говорит. – Но я не умею.

– Совсем ты тютя, – сказал я. – Чего ж тут уметь!

Она говорит:

– Я сама не знаю. Вроде бы всё понятно, а я не умею. Плёнку-то, наверное, смогу зарядить, а вот в кружок ходить я не умею.

Я подумал немного и говорю:

– Вроде бы я тебя понимаю. Точно. Ходишь-ходишь, ходишь-ходишь в этот кружок, и иногда такая тоска найдёт. Правильно я говорю?

– Не знаю, – сказала она. – Вот мы и пришли. Я тут живу.

Домой я бежал, размахивая портфелем, и пел песню на собственную мелодию. Мелодию я сам сочинил, внезапно. Немного похожую на «А за окном то дождь, то снег». А слова я не помню, что-то вроде:

 
Всё в голове у меня вверх ногами.
Привет!
Тра-ля-ля!
Ура! Ура! Ура!
 

Что-то в этом духе.

Я летел по улице, как метеор, и даже чуть не сшиб ларёк с пивом, а какой-то дядька сказал про меня, ткнув в меня пальцем:

– Эти ещё нам покажут.

Но у меня всё равно было прекрасное настроение, хотя он меня и ткнул.

Во-первых, потому, что нашёлся портфель: любому ведь понятно, что было бы со мной в школе и дома, если бы они узнали, что я портфель потерял.

А во-вторых, потому, что у этой девчонки мне здорово понравилось. У неё по всей комнате – на шкафу, на разных полочках, на печке, на окне – стояли фрегаты, корветы, яхты, ещё какие-то незнакомые парусные лодки – много-много всего. Вся комната была в парусах. А на стене висели часы, из которых выпрыгивала кукушка. Сколько раз я слышал и читал про такие часы, а никогда не видел.

Я спросил:

– А кто делал корабли?

Она говорит:

– Да так… Они просто так стоят.

– Ага, – сказал я. – Понятно. – И не стал приставать.

Потрясающие были корабли, я их рассматривал как обалделый. Окно в комнате было открыто, в комнату залетал ветер, и паруса тихонько шевелились.

Я сказал:

– Здорово у тебя. Очень. Я бы в такой комнате жил и забот не знал! И как всё аккуратно сделано, с ума сойти можно.

Она говорит:

– Это папа делал.

А я сказал тогда:

– Годика через два-три здесь вообще места жить не будет – одни корабли.

Она засмеялась и говорит:

– Всё. Больше не будет. Он исчез.

– Кто исчез? – спросил я.

– Папа.

– Как исчез? Куда?

– Не знаю. Пропал. Исчез.

– А мама – что, тоже исчезла?

– Нет, мама не исчезла.

Паруса от ветра шевелились, я всё никак не мог прийти в себя и почти не слушал её.

Мне было так здорово, такое что-то непонятное со мной творилось, что всё во мне прыгало, и я чувствовал, что должен вот сейчас, немедленно что-то сделать. Вдруг я увидел в окно, что напротив, через улицу, стоят автоматы с газированной водой, две штуки, и тут же мне так захотелось пить, так захотелось, ну просто ужас… Я даже чуть не выпрыгнул в окно, тем более, что оно было совсем не намного выше, чем простой первый этаж, – на капельку. Само собой разумеется, я не выскочил, всё-таки неудобно, я схватил свой портфель и стал прощаться и выбежал на улицу. Смешно, но про воду я совершенно позабыл и помчался сразу домой, размахивая портфелем и напевая песню.

Когда я пришёл домой, был уже почти вечер. Мама увидела меня с портфелем и долго разглядывала, как будто ей уже звонили из школы, что меня выгнали. Потом сказала:

– Что, дорогой, тебя заставили в школе сидеть за нарушение дисциплины? Или за плохую отметку?

– Ну что ты, – говорю.

– Но ты же с портфелем! Значит, не был дома, а?

– Чепуха. Я тут к одному пареньку заскакивал. Может быть, мы теперь вместе уроки делать будем.

– Вот это очень мило, – сказала мама. – Я давно тебе это советовала. Ум хорошо, а два – лучше.

– Это верно, – сказал я. – Два ума лучше. – И ушёл в другую комнату делать уроки.

Я разложил учебники и тетрадки и просидел так часа два, но делать ничего не мог, не получалось почему-то. Вообще я даже плохо на месте сидел, будто во мне работал неспокойный моторчик: чух-чух, чух-чух, чух-чух… Он работал всё тише и тише, а потом заглох и перестал мне мешать, но с уроками всё равно ничего не получалось, и вдруг я почувствовал, что настроение у меня поганое-поганое. «С чего бы это?» – думал я.

А как, между прочим, зовут эту девчонку? Нет, я не спрашивал у неё.

А какой у неё номер школы?

А номер дома?

А квартиры?

Ничего я не знал!

Я представил себе, как она сидит дома одна, в кружки не ходит, в комнате у неё темно, окно открыто, а она сидит у окна и смотрит на улицу, и ветер шевелит паруса её кораблей. Я представил себе всё это и быстро встал, снова во мне заработал моторчик: чух-чух. Вдруг я всё сообразил, схватил папину старую кепку, его шарф и очки, надел плащ, шарф и очки спрятал под плащ, в руки взял тетрадку и выскочил на кухню.

– Куда, дорогой? – спросила мама.

– Не сходится там с тракторами, – сказал я. – Как ни бьюсь – не сходится. Может, вдвоём мы быстрее сообразим. Я к этому пареньку слетаю.

– Ну, лети, дорогой, – сказала мама. – Учись.

Я выскочил во двор, после – на улицу…

Уже стемнело совсем.

«Всё ясно, – думал я, – её окна как раз напротив автоматов с газированной водой».

Когда я подошёл к этим автоматам, я не смотрел на окна, хотя узнать меня было довольно-таки трудно: очки, шарф, кепка, плащ – ничего этого на мне днём не было. Может быть, поэтому я всё-таки не выдержал и посмотрел и тут же вздрогнул, будто меня куснуло током, – так точно я всё отгадал.

Она сидела у окна и смотрела на улицу, а в комнате было темно, и паруса кораблей, наверное, шевелились, потому что на улице ветер дул страшный. И тоже почему-то было темно, только светились лампочки в самих автоматах.

Я отвернулся и стал искать стакан, чтобы попить, сначала на одном автомате, потом на другом, но стаканов не было. Ветром их, что ли, сдуло?!

Я стал крутить головой во все стороны и вдруг увидел, что она выпрыгивает из окна и бежит через улицу ко мне. А в руках у неё – стакан.

– Возьмите стакан, – сказала она, подбегая. – Вы пить хотите?

– Да, – сказал я басом. – Пить.

Наверное, я не брал стакан, потому что она сказала:

– Вы не стесняйтесь, пожалуйста, и пейте. Здесь вечером нет стаканов. Только утром и днём. А многие идут и хотят пить.

– Вот как, – сказал я басом и немного хрипло. От волнения, что ли. – 3-занятно!

– Ну да, – сказала она. – Я, как увижу, что кто-то пить хочет, вылезаю со своим стаканом и пою человека, а потом опять в окно залезаю… Залезу и жду.

– Чего ждёшь? Чего ты ждёшь?! – заорал я, а сам схватил себя за уши и дёрнул изо всех сил, потому что почувствовал, что сейчас, вот сейчас я зареву.

– Это я, – говорю. – Не узнала, нет?

– Кто вы?

– Ну… я, Алёша… Портфель и всякое такое…

– Вас… не узнать… тебя совсем не узнать.

– Да, – говорю я. – Да. Не буду я лить, не хочу. Иди надевай быстро пальто – и пошли гулять.

– Сейчас, – сказала она, побежала через улицу, влезла в окно и тут же, в пальто уже, вылезла обратно.

– А мама где? – спросил я.

– На работе. Во вторую смену.

Мы пошли, наклоняясь вперёд, против ветра, и сразу взялись за руки, чтобы не упасть от этого сумасшедшего ветра.

Она крикнула:

– А куда мы идём?!

– Гулять! – прокричал я. – Нечего тебе сидеть у окна. Просто будем гулять.

– Ладно! – крикнула она. – Всё равно в такой вечер редко кто пьёт воду! – И тут же у какой-то тётки ветер вывернул зонтик наизнанку, и мы стали оба хохотать, хотя это было нечестно, и хохотали до самого угла, а после свернули направо, и здесь ветер был потише, и я сказал:

– Бежим вон туда. Хочешь? Я там видел однажды здоровенную собаку, она несла в зубах «авоську» с продуктами, портфель и куклу, а на ней верхом ехала девочка. Хочешь, покажу тебе это место?

– Хочу, – сказала она.

– Ну, бежим, – сказал я.

И мы помчались, и я всё время думал, как легко и красиво я бегу, как настоящий бегун.