Текст книги "Везде чужая"

Автор книги: Рада Мурашко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 7

Алесдэйр, слуга короны, личный помощник первого советника королевства, свернул на знакомую горную тропу и придержал лошадь, побуждая её перейти с бодрой рыси на неспешный шаг. Его не пугал обрыв, в опасной близости от которого пролегала дорога, однако за недолгий путь он так и не успел обдумать предстоящий разговор с матерью и теперь хотел выиграть ещё немного времени.

Не было никаких сомнений в том, что Кэррайна захотела его увидеть не просто так. Алесдэйр знал, что мать по-своему его любит, но давно научился не ждать от неё проявлений нежности и заботы. И уж конечно не стал бы предполагать, что та может писать ему и требовать встречи просто потому, что внезапно соскучилась.

Он чувствовал, что интерес Кэррайны как-то связан с назревающими в стране переменами, но не мог понять, что матери могло понадобиться именно от него. Узнать придворные новости она могла и от первого советника, тот уж точно не стал бы ничего от неё утаивать.

Неспособность предугадать, о чём пойдёт разговор, немало тяготила. Он и без того никогда не умел противостоять своей жёсткой, до безжалостности требовательной матери, и редкие споры чаще всего заканчивались её неоспоримой победой. А в том, что в этот раз без спора не обойдётся, Алесдэйр был почти уверен – слишком по-разному они смотрели на жизнь, на долг и на служение интересам королевства.

Въехав во двор замка, молодой человек спешился и уверенно вошёл внутрь, нисколько не опасаясь заблудиться. Пожалуй, это место было для него не менее родным, чем унаследованный от отца дом.

Ему было семь, когда отец умер. Вскоре Кэррайне предложили место наставницы в единственной в королевстве школе, где юных илкавов учили управлять своим даром, и она вместе с сыном перебралась сюда. Алесдэйр до сих пор не знал, нравилось ли матери занимаемое положение или она как всегда согласилась лишь потому, что посчитала это своим долгом.

В одном он был уверен – для него самого переезд оказался настоящей удачей. Кэррайна упрямо не желала знать об ином воспитании кроме того, что когда-то получила она сама, и решительно намеревалась вырастить сына достойным в её понимании представителем знатного рода.

Пока был жив отец, ему удавалось удерживать супругу от чрезмерной суровости, но те несколько месяцев, которые Алесдэйр провёл с матерью наедине, он вспоминал без всякой радости. Кажется, в то время в его жизни не было ничего, кроме бесчисленных обязанностей и запретов, и всё равно Кэррайна никогда не была полностью довольна. Впрочем, теперь Алесдэйр понимал, что, возможно, последнее было не совсем так – просто его мать не считала нужным выражать одобрение вслух, полагая это излишним баловством.

В школе он быстро оказался предоставлен самому себе. Мать целыми днями была занята, и он мог беззаботно бегать по замку, играть с детьми прислуги и вообще делать всё, что заблагорассудится. Конечно, если бы Кэррайна узнала обо всех его развлечениях, то пришла бы в негодование, но он быстро научился убеждать её, будто всё свободное время просиживает в библиотеке.

Алесдэйр улыбнулся воспоминаниям, проходя по знакомым коридорам. Кабинет Кэррайны оказался заперт, и он двинулся дальше в надежде отыскать кого-нибудь из слуг.

– Эйвис! – окликнул он, вскоре завидев знакомую фигуру.

Девушка, нёсшая куда-то стопку белья, обернулась на зов и тут же обрадованно заулыбалась.

– Алес… Ваша милость! – поспешно исправилась она, вспомнив, что говорит с человеком, чьё положение несоизмеримо выше её собственного.

– Брось, – отмахнулся Алесдэйр. – Какая милость? Я помню, как мы с тобой играли здесь в прятки.

– Да, – Эйвис снова улыбнулась, охотно отбрасывая притворную почтительность. – Мне было всего три года, а ты ни разу не поддался и не сделал вид, что не можешь меня найти!

– До сих пор сокрушаешься? Хочешь, сыграем снова? – беззаботно предложил Алесдэйр. – И это станет самым досадным поражением в моей жизни.

– Нет уж, – засмеялась Эйвис. – В этот раз госпожа Кэррайна точно превратит меня за такое в статую! Не понимаю, почему она тогда не выгнала нас с мамой.

– Она что, знала? – опешил Алесдэйр. – Моя мать?

Девушка пожала плечами, показывая, что её это в своё время поразило ничуть не меньше.

– Оказывается, да. Я сама это поняла, только когда стала работать вместо мамы. Госпожа Кэррайна всё мне припомнила, прежде чем согласилась взять на службу.

– Ты не знаешь, где она сейчас? – поинтересовался Алесдэйр, вспомнив, для чего он вообще пытался кого-нибудь найти.

– У них какое-то собрание, – без раздумий отозвалась служанка. – Началось всего с четверть часа назад, а собрались все наставники. Наверное, закончится нескоро.

– Скажешь мне, когда она будет у себя? Я пока загляну к Джейффе.

– Хорошо, конечно.

– И попроси кого-нибудь позаботиться о лошади, – вспомнил он, когда девушка уже почти скрылась за поворотом. – Я здесь останусь на три дня.

***

Соня подняла голову, услышав скрип открывающейся двери, и подавила невольный вздох. К её соседке снова кто-то пожаловал. Возможно, она за проведённое здесь время стала параноиком, но ей упорно казалось, что многочисленные гости заглядывают к ним в комнату только для того, чтобы поглазеть на чужачку и, возможно, поехидничать на её счёт, пользуясь тем, что она всё равно не может ничего понять.

Впрочем, на этот раз вошедший не был похож на ученика. Соня уже поняла, что в основном учащиеся попадают в школу лет в пятнадцать – видимо, именно тогда у рождённых илкавов начинал впервые проявляться дар. Те, кто желал научиться только контролю, могли покинуть школу уже через год. Для других существовала вторая и третья ступени обучения, где илкавы могли освоить и развить свои способности в полной мере.

Однако сегодняшний гость выглядел старше любого из учащихся. Соня невольно обратила внимание, что он вообще отличается от людей, которых она уже привыкла видеть вокруг. Почти все, кого она успела здесь повстречать, выглядели типичными южанами – смуглые, темноволосые и темноглазые. Кроме её наставницы, но та, казалось Соне, не впитывается в окружающий мир ничуть не меньше её самой.

Вошедший был довольно светлым шатеном. Тонкие – если бы речь шла о человеке из её мира, Соня сказала бы «интеллигентные» – черты лица на мгновение показались ей смутно знакомыми, но незнакомец широко улыбнулся, и не до конца оформившаяся ассоциация тут же испарилась.

Джейффа радостно взвизгнула и бросилась гостю на шею, едва не сбив его с ног. Глядя на искренне радующуюся встрече парочку, Соня почувствовала себя лишней. Быстро собрав несколько исписанных листков и найденную в библиотеке книгу с подписанными картинками, по которой она пыталась учить язык, Соня выскользнула за дверь.

– Не слишком ладите? – поинтересовался Алесдэйр, удивлённый неприветливостью незнакомки.

– Она из людей, – произнесла Джейффа так, словно это всё объясняло.

Впрочем, это действительно было так. И в Гроэнвуре, и за его пределами никто не слышал о том, чтобы дар когда-нибудь передавали добровольно. Это всегда означало смерть для его обладателя, и потому на подобное не шли даже в тех краях, где магия находилась под строгим запретом и её носители были бы рады от неё избавиться.

Человек мог обрести дар, только заманив илкава в ловушку и отняв его силой. Естественно, подобное осуждалось, и многие не понимали, почему обладатели украденного дара не преследуются законом. Алесдэйр полагал, дело было в том, что те всё равно не могли рассчитывать на обучение и помощь, и в большинстве случаев были и так обречены на скорую гибель.

– Тогда почему её приняли в школу? – полюбопытствовал он, озадаченный кратким пояснением подруги.

– Лучше спроси у своего господина, – фыркнула Джейффа. – Это первый советник её сюда привёз!

– А, я что-то слышал, – отозвался Алесдэйр, припомнив всколыхнувшие двор споры о неком неведомом мире, дар в котором проявляется настолько редко, что потом не отпускает своего носителя из жизни, пока тот не найдёт себе преемника.

Большинство отнеслось к этим россказням скептически, однако некоторые всерьёз обеспокоились, что, узнав о возможности перемещения, иномирные обладатели дара поспешат покинуть враждебный для магии мир и устремятся сюда.

Алесдэйр ещё тогда подумал, что, похоже, обнаруженной советником чужеземке не дадут вернуться домой так же просто, как она попала сюда.

– Но у неё не отнятый дар, – вслух заметил он. – Неужели мама не представила её как следует? Хотя, конечно, это в её духе.

Джейффа с интересом выслушала придворные слухи, которые Алесдэйр ей с готовностью передал. Куда больше истории чужеземки её волновало собственное будущее, и девушка жадно надеялась уловить хоть что-то обнадёживающее в рассказах о гуляющих в народе настроениях и обстановке при дворе.

Ещё недавно она надеялась, что после окончания школы вернётся в столицу и, возможно, уже через несколько лет займёт место в Совете. Она знала, что считается одной из лучших учениц и имеет все шансы этим летом быть представленной ко двору. И вот из-за болезни короля и готовящейся передачи власти её дар оказался совсем не тем, который сейчас нужен королевству! Джейффа всерьёз опасалась, что теперь её отправят куда-нибудь на окраину, присматривать за одним из мелких приграничных селений.

Когда через несколько часов в комнату заглянула Эйвис и сообщила, что Кэррайна освободилась и готова принять сына, увлёкшийся разговором Алесдэйр едва не вздрогнул от неожиданности. Он уже успел забыть, что явился сюда по воле матери, а не просто встретиться с давними друзьями.

– Она зла, как духи бездны, – тихо шепнула Эйвис, провожая его к лестнице.

Алесдэйр хмуро кивнул, понимая, что если настроение его матери не укрылось даже от слуг, значит, она действительно далека от спокойствия.

Мысленно пообещав себе, что, о чём бы ни хотела поговорить Кэррайна, он обязательно убедит её перенести это на завтра, когда она окажется в более миролюбивом расположении духа, Алесдэйр постучал и, не дожидаясь ответа, зашёл в кабинет.

Глава 8

Впервые за долгие годы Кэррайна колебалась, оттягивая момент выбора. А ведь принимать решение нужно было немедленно. До летнего бала оставалось меньше двух недель, и времени на раздумья просто не оставалось.

Предложение Рандвалфа, которое он сегодня смело выдвинул на общем собрании, ошеломило наставницу. Она ожидала, что остальные, не подозревающие о двойной цели очередного избрания достойнейшего из учеников, ответят резким возмущением. Однако пусть и считалось, будто голоса наставников имеют равное значение, на самом же деле все давно привыкли оставлять последнее слово за обладателями наиболее сильного дара.

Кэррайне это всегда казалось закономерным и правильным. Почти единоличная власть над школой, которую приходилось делить только с наставником вейсатов, нисколько её не тяготила. Нет, радости собственная значимость не вызывала тоже, но зато позволяла убедить себя в том, что её жизнь не бесполезна.

Однако сегодня Кэррайна не возражала бы, вздумай кто-нибудь проявить волю. Но привычный порядок уже слишком укоренился, и когда Рандвалф вдруг предложил представить ко двору её новую ученицу – чужеземку, обладательницу приобретённого дара, не закончившую ещё и первой ступени обучения, не знающую даже языка, не говоря уж о законах и местных порядках, – все лишь переглянулись с недоумением, ничем больше не показывая, что подобный выбор выглядит по меньшей мере странным.

Кэррайне оставалось только сухо отметить, что подобную мысль нужно как следует обдумать, и снова отложить принятие решения – спорить при свидетелях, не имея уверенности в том, что получится настоять на своём, она не собиралась. Только когда они остались наедине, наставница холодно осведомилась:

– Ты в своём уме? Не спорю, это могло бы стать приемлемым вариантом для нас, но неужели ты думаешь, что никто в Совете не заподозрит неладное? С нашей стороны это оказался бы самый нелепый выбор из всех возможных!

– Это не просто приемлемый, это идеальный вариант, – без малейшего сомнения отозвался Рандвалф. – Девчонке дела нет до наших забот, у неё единственный интерес – вернуться домой. Она не станет задумываться о том, что именно делает, или искать другую выгоду. Немного угроз, немного обещаний – и она выполнит всё, что нам нужно.

– Как ты собираешься объяснить подобный выбор? – не желая напрасно пререкаться, напомнила Кэррайна о главной сложности.

– А что здесь объяснять? – наигранно удивился собеседник. – От нас в последний момент потребовали прислать обладателя одной из двух реже всего встречающихся способностей. Разве можно ожидать, что у нас тут уйма вариантов? Скажем, что она намеревается остаться здесь и рада неожиданной возможности устроить свою судьбу.

– Всем известно, что она объявилась совсем недавно и ещё не может уметь хоть что-то такое, что может оказаться полезным. От её дара пока нет никакого проку.

– Помнится, ты в своё время тоже осваивала новые умения куда быстрее многих из нас. Это было впечатляюще, но ни у кого не вызывало вопросов. Что нам мешает сказать, будто и Соня справляется быстрее ожидаемого? Она не просто чужеземка, а вообще явилась из другого мира, так что некоторые особенности никого не удивят. А то, что на самом деле всё не так, нам только на руку.

Несомненно, в безумной на первый взгляд идее был смысл. Пожалуй, её даже можно было назвать заманчивой. Однако следовать ей отчего-то всё равно не хотелось. Кэррайна сама не могла понять, почему – ни один из пришедших в голову доводов действительно нельзя было назвать серьёзным препятствием для предложенного плана. И всё же, подчиняясь невнятным сомнениям, она не согласилась сразу, пообещав лишь как следует всё обдумать.

Звук открывающейся двери оторвал от бесплодных размышлений, повторяющихся далеко не по первому кругу. Наставница скупо улыбнулась, отвечая на приветствие сына.

– Проходи.

– Рад тебя видеть.

– Мне нужно с тобой поговорить, – не желая тратить время на любезности, произнесла Кэррайна. – Надеюсь, не слишком отвлекла от дел? Я не задержу тебя надолго.

– У меня трёхдневный отпуск, не считая времени на дорогу. Успеем обсудить всё, что ты захочешь.

– Целых три дня? Первый советник слишком щедр.

– А ты как всегда душевна, – беззлобно усмехнулся Алесдэйр, нисколько не обижаясь на внешнее равнодушие матери. – Тебе письмо. Советник просил передать.

Кэррайна протянула руку, принимая тонкий свиток. Быстро пробежав глазами по строчкам, помрачнела ещё больше – всё складывалось так, чтобы предложение Рандвалфа оказалось легко выполнимым.

От имени всего Совета и самого короля первый советник требовал не отпускать новую ученицу обратно домой до тех пор, пока не удастся получше разузнать о её мире. Сам он не поддерживал опасений, связанных с возможностью иномирного вторжения, но считал разумным выяснить всё до конца, чтобы успокоить народ.

После официального приказа Валфрик приписывал, что сначала Соню предполагалось доставить в столицу на допрос, но потом – Кэррайна полагала, не без его содействия – было решено обойтись без пугающих мер. Совет по-прежнему настаивал на том, что девушку нужно допросить, но большинство согласилось, что сделать это можно прямо в школе, если кто-то из наставников готов взять на себя неприятную роль.

Кэррайна уловила между строк, что Валфрик предлагает ей ограничиться безобидной приятельской беседой, которая позволит составить более-менее содержательный отчёт о мире их невольной гостьи, и не мучить ту напрасно. Он явно считал её жертвой случая и не верил, что от неё самой или от мира, из которого она явилась, может исходить опасность.

– Я напишу ответ к тому времени, как ты соберёшься обратно, – проговорила Кэррайна, оставляя без внимания вопросительный взгляд сына.

Несмотря на родственные узы, она не собиралась вести с ним праздные разговоры. Ей было известно, что сам первый советник не видит ничего зазорного в том, чтобы иногда советоваться с теми, чьё положение и звание куда ниже его собственных, и уж точно не стал бы скрывать что-то от собственного помощника – а значит, она не открыла бы сыну никаких тайн, вздумай обсудить с ним полученное послание. Но для неё он оставался лишь исполнителем, мелким служащим, обсуждать с которым важные государственные дела не только бессмысленно, но и недостойно.

Кэррайна давно смирилась с тем, что её сын никогда не займёт по-настоящему значимого места при дворе, хотя неизменно об этом сожалела. То, что Алесдэйр родился обычным человеком, стало одним из крупнейших разочарований в её жизни. Кэррайна желала, чтобы её ребёнку достался магический дар, так же сильно, как ненавидела этот дар в себе.

Ей нежеланная, ненужная сила разрушила судьбу, не позволила исполнить долг, который был предназначен ей ещё до рождения. Но её сыну она позволила бы приблизиться к власти. Здесь, в Гроэнвуре, магический дар почитался, его обладатели занимали высокое положение и были окружены уважением.

Илкавы занимали почти все значимые государственные посты, а уж о том, чтобы попасть в Королевский Совет, не могли мечтать даже лучшие из людей. Кэррайну до сих пор удивляло то, что королевский род при этом сохраняет свою власть. В правящей семье редко рождались илкавы, и уже многие века почти всегда во главе королевства оказывался человек.

Впрочем, король в Гроэнвуре не имел большей власти, чем Совет, и если все до одного члены Совета оказывались против решения правителя, то оно не имело никакой силы. Однако подобные разногласия были настолько редким явлением, что никто не мог бы припомнить, когда в последний раз воля короля не исполнилась.

На её родине всё было совсем не так. Арвизонская империя, охватывающая все северные земли, заслуженно считалась не лучшим местом для илкавов. За любое применение дара следовала смертная казнь. Илкавов, не уличённых в использовании силы, ожидало изгнание. Конечно, последнее было лишь оговоркой, которая позволяла не считать законы империи неоправданно жестокими.

Рождение илкава оказывалось трагедией для любой семьи. Люди, воспитанные в страхе перед неподвластным им могуществом, называли таких детей отродьями бездны и без долгих сомнений отрекались от них, выдавая представителям власти. Немногие смельчаки были готовы помочь или хотя бы просто позволить илкаву бежать туда, где дар не делал бы его в глазах людей чудовищем.

Кэррайна была старшей дочерью императора. Наследницей престола. Она, кажется, едва ли не с самого рождения знала, что должна посвятить жизнь служению империи и своему народу. Ей не было позволено иметь своих желаний, слабостей или чувств, не было позволено сомневаться или уставать. Она должна была стать воплощённым духом-хранителем своей страны, всегда знающим, как до́лжно поступить, и поступающим именно так.

Она принимала назначенную судьбу с гордостью, не страшась трудностей и нисколько не жалея о сложной, временами мучительной необходимости искоренить в себе все человеческие несовершенства, стать той, кем её должны видеть, достойной преемницей прежних правителей.

К двенадцати годам всё, что казалось ей сложным, перестало быть таковым. Больше не нужно было бороться с собой и то и дело напоминать себе о долге. Он стал единственным, что имело значение в её жизни. Ничто другое не осталось даже ненужной помехой, способной отвлечь от главного – ничего другого для неё просто не существовало.

В пятнадцать она обнаружила на своей руке проклятую метку, указывающую в ней обладательницу силы. За несколько дней пересекающие ладонь линии вдруг изменились, образовав пугающий каждого жителя империи узор. Только полученное воспитание, которое не позволяло наследнице не то что проявлять – даже испытывать какие-либо чувства, спасло её от немедленного проявления дара.

И всё же долго скрывать его не получилось. Пробудившаяся сила желала признания и, чуя неприятие хозяйки, тем сильнее стремилась проявиться. Пожалуй, благодаря неизменной сдержанности, которая давно стала неотделимой частью её натуры, у Кэррайны даже без обучения хватило бы выдержки, чтобы не выпустить дар наружу, но оградить от него и себя саму она не смогла.

Не находя выхода, неприручённая сила раз за разом обрушивалась на свою владелицу. Кэррайна научилась терпеть боль молча, ничем не выдавая терзающих её ощущений. Но утаить потери сознания было невозможно.

Первой заметила неладное её служанка. Сначала девушка искренне переживала за свою госпожу, но вскоре, в очередной раз пытаясь привести её в чувства, увидела страшную метку.

Кэррайна даже не успела окончательно опомниться, как та убежала из её комнат. Наследница уже знала, что будет дальше. Несмотря на попытки сохранить происходящее с ней в тайне, вряд ли она хоть на минуту всерьёз сомневалась, что всё закончится именно так. И всё же, когда окружающую её тишину разрушил строгий голос императора, она вздрогнула, будто провинившийся ребёнок.

– Я разочарован, Кэррайна.

Она молча склонила голову, признавая вину. Она оказалась недостойной своего рода. Не смогла оправдать ожиданий, не справилась с предназначением.

– Столько времени было потрачено на тебя впустую, – вторя её мыслям, продолжал отец. – А теперь предстоит готовить нового наследника.

– Мне жаль…

– Мало того, что ты оказалась гадким отродьем, ты к тому же пыталась это скрыть ради спасения своей ничтожной жизни.

– Нет! – Кэррайна подняла глаза, изумлённая тем, как подобная мысль могла прийти отцу в голову. – Я бы никогда не стала беспокоиться о себе, забывая об интересах империи. Я готова принять любую судьбу. Но я полагала, что смогу справиться… смогу исполнить свой долг. Если бы никто не узнал о моём проклятье, оно бы не помешало.

– Этой безрассудной неосторожностью ты опорочила не только себя, но и имя всего нашего рода, – сухо заметил император. – Твоим долгом было признаться, едва ты поняла, кто ты есть, и принять заслуженную участь.

– Прости, отец.

– Я надеюсь, в дальнейшем ты поведёшь себя достойно и не станешь противиться неизбежному.

– Я не боюсь умереть.

– У тебя будет два дня, чтобы подготовиться к путешествию в бездну. После тебе позволят принять яд, если ты решишь умереть с честью.

– Благодарю, отец.

– Очень жаль, что так вышло, Кэррайна, – смягчаясь, произнёс император. – Из тебя бы получилась хорошая правительница.

Кэррайна молча поклонилась, опасаясь, что если заговорит, то не сумеет скрыть дрожь в голосе – впервые в жизни она услышала от отца что-то похожее на похвалу.

Когда на следующий вечер дверь в её покои приоткрылась, бывшая наследница подумала, что отведённое ей время решили сократить. Однако вместо стражников вошла императрица.

– Мама…

Принять жалость и страх, ясно читавшиеся на лице матери, оказалось куда сложнее, чем холодное недовольство отца.

– Я ненадолго, – императрица так и осталась стоять у двери, то ли не решаясь, то ли не желая приблизиться к дочери. – Кэррайна, я пришла передать, что для тебя возможен другой выход. Император дал согласие, так что теперь решение за тобой. Делай, как знаешь.

– Подожди, – Кэррайна невольно шагнула вслед матери, уже повернувшейся, чтобы уйти. – Я не поняла…

– Будь умной, Кэррайна! – с нажимом произнесла императрица вместо того, чтобы что-то пояснить. – Прощай.

Бывшая наследница услышала, как она остановилась за дверью и предложила кому-то войти. Через несколько мгновений на её пороге показался новый гость. Кэррайна не смогла скрыть недоумения при виде вошедшего – он явно не был арвизонцем. На короткий миг её кольнул испуг – она теперь стала позором своего рода, и никто из чужеземных послов или их сопровождающих не должен был её видеть. Но тут же Кэррайна вспомнила, что незнакомца впустила её мать, а значит, император зачем-то позволил эту встречу.

– Ваше высочество, – гость почтительно поклонился. – Госпожа.

Кэррайна невольно потёрла меченое запястье, уловив в последнем обращении намёк на то, что незнакомцу уже известно о её несчастье.

– Ваша милость, – с вежливым равнодушием отозвалась она, склоняясь в ответ. – Чем могу служить?

Гость замялся, явно не зная, с чего начать разговор. Наконец, так и не подобрав достаточно безобидных фраз, он выпалил с присущей обитателям южных гор прямотой:

– Я знаю, что вы – обладательница дара, и вас намереваются убить на днях.

– Смею надеяться, что вы не станете распространять дальше подобное известие, – в усвоенной с детства светской манере ответила Кэррайна.

Забыв о придворном этикете, гость посмотрел на неё с уже не скрываемым изумлением.

– Вы так спокойно к этому относитесь?!

– Я сожалею, что подвела свой род и свою страну, но, увы, ничего не могу исправить, – холодно отчеканила Кэррайна, недоумевая, почему она должна объяснять пришедшему то, что его совсем не касается, но не решаясь в свою очередь нарушить этикет.

Незнакомец тяжело перевёл дух, с заметным трудом удерживая себя от того, чтобы не сказать лишнего.

– У меня к вам есть предложение, уже одобренное императором, вашим отцом, – наконец произнёс он, стараясь подстроиться под учтиво-безразличный тон бывшей наследницы. – Вы согласитесь стать моей женой и подданной Гроэнвура?

Теперь замолчала Кэррайна, ошеломлённая неожиданным вопросом. Конечно, она сразу поняла, что означает для неё это предложение, однако возможность сохранить жизнь не произвела на неё ожидаемого впечатления.

Если бы император не знал об этой встрече, если бы не последние загадочные слова матери, она без малейших раздумий ответила бы отказом. Она хорошо знала, как должна поступить, чтобы не уронить себя и свой род в глазах народа больше, чем это уже произошло. Но переданное императрицей позволение самой сделать выбор смущало, пробуждая сомнения.

Сейчас Кэррайна не могла понять, чего от неё ждут, что выбрать, чтобы не стать источником разочарования в очередной раз.

– Для чего это нужно вам? – поинтересовалась она, надеясь, что ответ гостя прояснит хоть что-то.

Кэррайна не сомневалась, что пришедший руководствуется не пустой жалостью – по крайней мере, не только ей. Если в первые минуты в его лице читалось неприкрытое сочувствие, то теперь он, обескураженный её непонятным для южанина отношением к собственному дару и близкой казни, смотрел на неё с лёгкой настороженностью и неосознанным превосходством.

Кэррайна хорошо знала подобные взгляды и за те годы, что готовилась стать правительницей, научилась встречать их без возмущения и недовольства. Гроэнвурцы и представители других, более мелких южных государств всегда считали жителей Арвизонской империи жестокими и не слишком умными дикарями, осуждая их отношение к илкавам, беспощадные законы и суровые взгляды на жизнь. Те, в свою очередь, презирали южан за беззаботность и вольность манер, мягкость законов и отсутствие единой правящей руки.

– Вам наверняка известно, госпожа, что в Гроэнвуре человеку непросто получить серьёзную должность при дворе. Сейчас я – младший помощник посла, и вряд ли могу надеяться на что-то большее.

– Но вы не хотите провести всю жизнь в разъездах, вдали от родного края, – с лёгкой полуулыбкой продолжила Кэррайна.

Для неё не было секретом, что назначение послом в северные земли гроэнвурцы считали равным ссылке и никогда не радовались этой должности.

– Да, госпожа. И, хоть мне самому не стать илкавом, я могу добиться большей значимости при дворе, введя в семью обладательницу дара. Мой род достаточно стар и влиятелен, чтобы я мог рассчитывать на неплохое место при выполнении этого условия.

– Я правильно понимаю, что для этого ваша супруга должна будет дать клятву верности вашей стране и вашему правителю, и не отказывать в помощи, если нужно будет воспользоваться её способностями?

– Да.

– И вы предлагаете эту роль мне?

– Да, – снова повторил гость.

– Насколько мне известно, на вашей родине принято много значения придавать чувствам. Почему вы не хотите жениться на ком-то, кто будет вам нравиться? Я слышала, браки между людьми и илкавами в Гроэнвуре не редкость, может быть, вам удалось бы подобрать более подходящую пару.

– Хотите сказать, что я вас недостоин? – гость широко улыбнулся, нисколько не задетый её реакцией. – Я это знаю, но думал, что любая судьба предпочтительней смерти. Тем более я не предлагаю вам ничего страшного, и мы наверняка могли бы поладить. В любом случае, никому не стало хуже от того, что я озвучил своё предложение, а вы вольны от него отказаться.

– Я только хотела знать, почему вы пренебрегаете принятыми у вас обычаями, – проговорила Кэррайна, несколько обескураженная такой прямотой.

– Я уже любил однажды. Не думаю, что это случится снова, – серьёзно ответил мужчина. – А никто из жительниц Гроэнвура не согласится стать женой человека, которому нужен лишь наследник и место при дворе.

– Что ж… Я поняла. Надеюсь, вам не придётся пожалеть о своём выборе.

Они покинули империю уже на следующий день. Перед отъездом Кэррайна больше не увидела ни отца, ни мать, и так и не сумела понять, оказалось ли её решение правильным.

Гроэнвур встретил её ослепительным солнцем, зноем и бушующей повсюду, куда только падал взгляд, зеленью. Всё это было непривычным, чуждым и только подпитывало тягостное ощущение собственной ненужности и покинутости. Кэррайна держалась с неизменной невозмутимостью, ничем не показывая, что беспрестанный смех, шутки и беззаботная болтовня окружающих приводят её в смятение и пробуждают непонятную ей самой тревогу.

Вэйландин, её будущий муж, старался быть предупредительным, однако Кэррайну непривычное внимание лишь тяготило. Она с невольным облегчением думала о том, что, прежде чем войти в высшее общество Гроэнвура, ей придётся несколько лет провести в запрятанной высоко в горах школе.

Будущий супруг привёз её именно туда. Кэррайна надеялась, что наконец избавится от ненужной заботы и сможет в относительном покое привыкать к новой жизни, однако её ждало разочарование. Прежде чем уехать, забыв о ней на ближайшие годы, Вэйландин решил побеспокоиться о том, чтобы ей не грозило одиночество.

– Позволь тебе представить, – произнёс он перед прощанием, по обыкновению тепло ей улыбаясь. – Валфрик, мой давний друг и друг семьи. Он поможет тебе здесь освоиться.

Кэррайна вежливо поклонилась и вздрогнула от неожиданности, когда новый знакомый бесцеремонно ухватил её за руку. Она ещё не привыкла к гроэнвурским приветствиям, которые вместо чинных поклонов предполагали обмен рукопожатием или даже объятия, если повстречавшиеся были близко знакомы.

Скоро она без всякой радости убедилась, что новый знакомый всерьёз намерен выполнять данное другу обещание. Нет, его опека вовсе не была навязчивой, однако для Кэррайны и этого оказалось много. Она не умела отвечать на бескорыстную, ничего не требующую взамен заботу, напрасно старалась угадать, что нужно делать, чтобы не выглядеть неуместно, и от попыток её развлечь только всё больше чувствовала себя несчастной.