Текст книги "На грани смерти"

Автор книги: Р Смейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Видя мою нерешительность, дон Диего проговорил:

– Хорошо, я первым проявлю к вам доверие, мистер Томпсон. – Он неторопливо полез во внутренний карман своего пиджака и достал несколько бумаг. – Это единственный переданный мне перед отъездом сюда экземпляр секретных данных о финансовых вложениях нашей организации, – сказал он в упор глядя на меня. – А как вы сами понимаете, без финансовой поддержки не сможет существовать ни одна организация...

С этими словами он протянул мне эти бумаги.

– Да, но что они могут дать мне? – удивленно спросил я. – И чем вы рискуете, передав эти бумаги мне?

– Дело с том, что если вы сбежите, обманув мое доверие, то вы станете обладателем миллионного состояния, – проговорил он спокойным голосом, – ну а мне останется только пустить себе пулю в лоб, не дожидаясь решения остальных руководителей нашей организации. Но я надеюсь, что эти документы вы вернете мне по окончании нашей деловой сделки... Я вас не тороплю с ответом, мистер Томпсон, – закончил он, поднимаясь и оставляя бумаги на столе. – Я заеду за вашим ответом завтра утром. Я хочу, чтобы наш, пусть и кратковременный, но деловой союз был основан на полном доверии с обеих сторон...

Дойдя до двери, он сказал:

– Мерседес, проводите, пожалуйста, меня...

– Разумеется, дон Диего, – ответила она, появляясь в дверях.

Когда они вышли, я с интересом начал рассматривать оставленные доном Диего бумаги. Они были похожи на те, что я изъял из сейфа на вилле полковника Родригеса. В них так же указывались банки, места вложения денег организации, номера и шифры сейфов, а также "девизы" вкладов, назвав которые, их мог получить почти каждый. Суммы, обозначенные в этих бумагах, были весьма внушительными.

Я оторвался от бумаг, почувствовав на себе пристальный взгляд. Подняв глаза, я увидел, что в дверях стояла Мерседес.

– И много ты там нашел интересного? – спросила она.

Меня так поразил ее взгляд, что повинуясь скорее какому-то внутреннему инстинкту, чем разуму, я ответил:

– Я ничего не могу понять в них... Что они обозначают? Да и, вообще, зачем он мне их оставил?

Мерседес подошла своей плавной походкой, села на стул и закурила.

– Дон Диего хочет быстрее закончить это дело, – спокойно сказала она, – а поэтому и пошел на определенный риск, вручив тебе эти очень важные, по его словам, бумаги. Правда, когда я его провожала, то он просил не торопить тебя с ответом. Он считает, что ты должен точно знать, чего же ты хочешь...

– Я хочу тебя, моя дорогая, – отвечал я, ни на секунду не задумываясь, и чтобы никто не мешал нашему счастью.

– Правда?! – спросила она тихо.

– Конечно, милая, да, – ответил я все так же уверенно.

– Тогда ты должен согласиться на его предложение, – сказала она убежденно. – И чем быстрее все это кончится, тем быстрее мы обретем, милый, покой и свободу. – Она курила, не спуская с меня своего нежного взгляда. Конечно, проговорила она, как бы размышляя, – он может сделать, чтобы ты сам поехал за бумагами, но тогда я должна буду провести здесь несколько дней в полном одиночестве... Без тебя, мой милый... – Закончила она, немного грустно улыбнувшись.

– Нет, нет, – поспешил заверить ее я. – Это исключается...

– Тогда пусть он пошлет за бумагами своих людей, – предложила она. – А мы это время проведем здесь с тобой, милый. Они быстро вернутся... А потом... Она опустила свои красивые глаза. – Потом, если ты захочешь, то я... я буду миссис Томпсон...

– О, Мерседес...

Я поднялся, подошел к ней и обнял.

Я был самого высокого мнения о ней, как о женщине. Но в эту ночь она превзошла все мои ожидания и все представления о женщинах, являя собой клокочущий вулкан страсти в сочетании с филигранной техникой большого мастера. Только периодически легкие стоны "О, мой любимый!.." или "О, моя жизнь!.." прерывали ее тяжелое учащенное дыхание.

Во время кратковременного промежутка отдыха, закурив сигарету, она сказала:

– Мой милый, мне бы хотелось, чтобы наше счастье никогда не кончалось!..

– Так оно и будет, Мерседес... – ответил я тихо. Потом, помолчав, добавил:

– Пусть завтра дон Диего отправляет своего человека за бумагами. А его документы надо будет на всякий случай спрятать.

– Куда, милый?

– Это уже решишь ты...

– Хорошо, мой милый.

И наши губы снова слились в долгом поцелуе.

На следующее утро меня разбудил нежный поцелуй Мерседес.

– Просыпайся, мой милый, – тихо сказала она. – Мне нужно пойти за доном Диего. Я тоже хочу, чтобы все это скорее кончилось...

Я привлек ее к себе, но она нежно отстранила мои руки.

– У нас еще будет время для этого. Много времени... – Она улыбнулась. – А сейчас нам нужно что-то решить.

– Хорошо, – сказал я. – Иди за нашим другом доном Диего...

Когда она ушла, я встал, закурил сигарету, и вдруг у меня появилась одна идея. Я быстро достал бумаги дона Диего, взял карандаш и перенес только знакомым мне шифром все данные о вложении денег на обратную сторону фотографии одной эстрадной певички, которая случайно хранилась у меня в бумажнике. Я еще не знал, для чего все это делал, но просто предчувствовал, что это может мне пригодиться.

Едва я закончил переносить эти данные и убрал фотографию обратно в бумажник, а бумаги дона Диего положил в карман своего пиджака, как раздался шум подъезжающей машины.

В комнату вошли Мерседес и дон Диего.

– Доброе утро, мистер Томпсон, – сказал он, улыбаясь. – Ну, и что вы решили?

– Я принимаю ваше предложение, дон Диего, – тихо, но твердо ответил я. И надеюсь, что это не займет слишком много времени.

– О, нет. Я думаю, через пять-шесть дней вы с Мерседес получите все то, что так хотите. – И улыбка озарила его лицо.

– Тогда я тем более согласен, – ответил я. – Но лучше все же, чтобы это было через пять дней.

Я на несколько мгновений задумался, мысленно поздравляя себя с тем, что разделил изъятые мною бумаги на несколько частей, и решил, что назову сейчас только то место, где хранятся списки организации да неправильно переписанные мною листки. В дальнейшем, рассуждал я, при честной игре дона Диего, можно будет ему выдать и все оставшиеся бумаги, или воспользоваться ими для себя.

Решение этого вопроса я думал предоставить Мерседес, когда все страшное будет для нас позади.

Я подробно рассказал ему, как вернулся назад, как заехал в Хьюстон и оставил там на хранение бумаги в банке.

– Я на всякий случай привез с собой адвоката, мистер Томпсон, проговорил дон Диего, – чтобы в случае вашего согласия, вы могли бы оформить поручение на изъятие бумаг из банка, если так их не удастся взять. Как вы на это смотрите, а?

– Пожалуйста, дон Диего, я согласен на встречу с адвокатом и оформление доверенности.

Мерседес вышла из комнаты и вскоре вернулась с юрким человечком в очках в золотой оправе, у которого под мышкой была папка из крокодиловой кожи.

Выслушав наше пожелание, он сел за стол и быстро составил необходимый документ, который мы скрепили подписями.

– Ну что ж, мистер Томпсон, – сказал с улыбкой дон Диего, поднимаясь из-за стола, – надеюсь, что через несколько дней и я оправдаю ваши надежды... До скорой встречи...

Мерседес вышла их проводить, а я почему-то почувствовал смутную тревогу, которую не мог ничем объяснить.

– Ну вот, милый, и все будет скоро кончено, – вывел меня из задумчивости мелодичный голос вновь появившейся в комнате Мерседес.

– Конечно, дорогая, – ответил я, улыбаясь.

Я не хотел, чтобы чувство тревоги передалось и ей.

– Мне жаль только одного, – задумчиво проговорил я, – что я уеду так и не познакомившись с шефом мистера Мигуэля или как он там называется на самом деле, который почему-то приказал меня убрать после окончания дела...

– О, не печалься об этом, милый, – ее глаза вдруг озорно заблестели. Вдруг ты еще с ним встретишься... Я, правда, не хочу этого. Я хочу, чтобы ты принадлежал мне, и только мне одной.

– Я тоже хочу этого...

Два дня с Мерседес пролетели для меня как одно мгновение. А на третий день к вечеру она вернулась с провизией радостная и возбужденная.

– Милый, – сказала она с порога, – я видела сегодня дона Диего. Он сказал, что звонил его парень из Хьюстона, которого он направил за бумагами.

Все в полном порядке... Он уже возвращается... – ее голос прерывался от возбуждения. – Завтра он будет уже здесь, а к вечеру или послезавтра мы покинем, наконец, это наше убежище и начнем новую жизнь, в которой будет место только нам двоим... Ты рад, милый?

– Очень, моя дорогая. Но я хочу сначала уехать отсюда с тобой, а потом уж радоваться, – ответил я, потому что чувство непонятной тревоги все усиливалось.

– О, какой же ты бываешь недоверчивый, милый!.. – радостно проговорила она. – Пойдем отпразднуем наше освобождение, отпразднуем нашу победу...

Наш маленький домик наполнился ее неуемной радостью. Она металась из кухни в комнату, что-то напевая. Я наблюдал за ней, скрывая свою тревогу. На столе появлялись все новые угощения и напитки. Наконец, она закончила приготовления.

– Ну, мой милый, иди же к столу, – сказала она, улыбаясь.

Я сел за стол. Она щебетала почти не закрывая рта, строила планы нашего счастливого будущего. Я слушал ее, иногда вставляя слова. Мы пришли к обоюдному согласию, что на первое время поселимся в Италии и там же проведем наш медовый месяц.

– Ну, мой милый, выпей этого вина, – сказала Мерседес, протягивая мне стакан. – Я его достала специально для тебя...

Я взял стакан и попробовал вино. Оно было в меру холодным и терпким и очень мне понравилось. Я выпил весь стакан и поблагодарил Мерседес за такое вкусное вино.

– Я очень рада, милый, что тебе оно понравилось... Это было вино специально для тебя, – и в ее голосе послышалась мне какая-то незнакомая нотка.

Я еще ничего не успел осознать, как почувствовал, что засыпаю и куда-то проваливаюсь...

Глава 6

Я начал приходить в себя от резкого запаха какого-то лекарства, которое кто-то упорно совал мне под нос. Постепенно мысли мои начали приходить в порядок, и я почувствовал, что нахожусь на полу, скорее всего, какого-то катера. Я почувствовал качку и услышал звук работающего мотора. С огромным трудом приоткрыл глаза, но не смог пошевелить ни руками, ни ногами.

– Зачем нужно было организовывать весь этот спектакль? – услышал я ясно голос Мигуэля. – Мы и так знаем, кем вы являетесь для нашей организации...

– Зачем? Хотя бы для того, чтобы показать, как я могу рассчитываться со своими врагами, – прозвучал голос Мерседес, но в нем уже не чувствовалось прежней нежности, а слышались металлические нотки. – Затем, чтобы показать вам, что из-за вас и ваших пустоголовых помощников, я – первая дама нашей страны, была вынуждена стать любовницей этого жалкого недоноска, с которым вы, мужчины, не смогли справиться... А теперь настал мой черед. Он мой, и я сама хочу рассчитаться с ним и показать вам, чтобы все знали, как я это делаю со своими врагами...

– Где я? – спросил я, с трудом ворочая языком.

Я обвел слегка затуманенным взглядом салон легкого самолета. Рядом со мной в кресле сидела Мерседес, а в двух других – дон Диего и мистер Мигуэль.

– А, мой милый, ты, кажется, пришел в себя после прекрасного вина? – с улыбкой проговорила Мерседес. – Пришло время исполнения твоих желаний... злая усмешка отразилась на ее лице. – Ты хотел познакомиться с шефом организации, да? Так я перед тобой, милый... – Она рассмеялась своим серебристым смехом. Можешь меня теперь или уговаривать, или убивать...

Я попытался пошевелиться, но не смог.

– Что, у тебя не двигаются ни ручки, ни ножки? – с усмешкой издевалась Мерседес. – Не подумай обо мне плохо – я не связывала тебя... Просто ты принял такой препарат, что сможешь все слышать, болтать своим языком, а потом... она сделала паузу, усмехаясь. – Если, конечно, ты останешься живой, то будут работать и твои ноги и руки, но я надеюсь, что этого с тобой не случится...

Я постепенно начал все понимать.

– А что же все-таки со мной будет. Мерседес? – спросил я.

– О, ничего страшного, – ответила она. – Просто мы сбросим тебя с самолета. Ты не волнуйся, все твои документы и деньги на месте, в кармане твоего пиджака. Даже твой "магнум", из которого ты убил трех человек, тоже при тебе. Это на случай, если тебя, вернее твой труп, слишком рано найдут флики. Должен же кто-то ответить за убийство ни в чем неповинных людей...

– Давайте побыстрее кончать эту комедию, – взмолился дон Диего, – а то меня начинает уже укачивать...

– Не спешите, господа, – ответила с усмешкой Мерседес. – Какие же вы все-таки бываете жестокие... Я не могу так безжалостно расстаться с моим милым... У него, наверное, есть еще вопросы ко мне, не так ли?

– Да, меня интересует за что все-таки я должен быть убит? – спросил я.

– За что?! – ее голос высоко зазвенел, и я почувствовал удар носка ее ноги мне в лицо.

Удар был произведен с такой силой, что моя голова, как у тряпичной куклы, мотнулась из стороны в сторону и отвернулась к стене самолета.

– Он еще спрашивает: за что?! – резко проговорила Мерседес, не скрывая своего возмущения. – Ты должен был быть виновным в гибели полковника Альберто Родригеса, чтобы его убийство не носило политической окраски. Из-за тебя мы потеряли почти две недели в выполнении наших планов, а для нашей организации это уже много.

Я хотел уже повернуть голову, в которой все еще стоял звон после удара ноги Мерседес, но вдруг увидел, что по стене, как раз на уровне моего лица проходит проводка и пластиковая трубка бензопровода. Я немного знал устройство этого типа самолетов и понял, что если удастся дотянуться хотя бы зубами... Эта мысль целиком поглотила меня, и я почти не слушал высказываний Мерседес. Я даже начал ощущать, что чувствительность постепенно возвращается в мои конечности. Но меня пугало только одно – хватит ли у меня времени на задуманное.

Я застонал, а потом тихо произнес:

– Но, Мерседес, неужели нельзя хоть сейчас оставить мне жизнь?..

– Тебе оставить жизнь? – изумилась она. – Чтобы потом когда-нибудь ты, подвыпив и лежа в постели с какой-нибудь шлюхой, мог похваляться ночами, проведенными со мной?! О, нет!.. Уж этого никогда не будет, мой милый!

Я слушал ее ответ, пытаясь зубами ухватиться за провода и бензопровод, но у меня ничего не получалось. Я уже почувствовал, что изодрал себе губу о стенку, а от привкуса крови во рту, меня начало подташнивать. Но я упорно цеплялся зубами за все выступающее... Наконец, ухватил трубку бензопровода, но, видимо, у меня не было силы в зубах, а поэтому трубка выскользнула. Но все же мне это удалось еще раз... Я стиснул зубы с такой силой, что почувствовал боль в челюстях. И, вдруг, к моей великой радости, я ощутил во рту вкус бензина...

– Ладно, пора прощаться, мой милый, – вдруг проговорила Мерседес. Мигуэль, помогите мне выбросить за борт этот куль ничтожества, а то наш бедный председатель побелел от качки и не может двинуться, – и она, усмехнувшись, кивнула в сторону дон Диего.

Мигуэль встал и открыл дверцу самолета. Тугие струи воздуха ворвались в кабину, а к звуку мотора примешался свист ветра. Но я все отчетливее ощущал запах бензина. Мигуэль дернул меня за ноги, подтаскивая к открытой двери самолета, а Мерседес подталкивала меня за плечи.

– Как жаль, Мерседес, – громко, стараясь перекричать посторонние звуки, проговорил я, – что у тебя все так неудачно получилось...

– Тебе не о чем жалеть, мой милый, – ответила она, наклоняясь к моему лицу. – У меня, как говорят ваши американцы, все "о'кэй"... А вот тебе, мой милый, осталось жалеть слишком мало времени...

– Ты думаешь, что все "о'кэй"? – усмехнулся я.

Я даже заметил, что она перестала толкать меня к дверце.

– Что ты этим хочешь сказать? – насторожилась она.

Я услышал, что в мерном гуле мотора самолета появились перебои, которые все учащались.

– Дело в том, – говорил я наклонившейся ко мне Мерседес, – что мне показалось странным и подозрительным, что такой матерый зверь, как Мигуэль, не предусмотрел возможности твоей помощи мне в побеге. А тебя, моя любовь, тоже почему-то, случайно, вдруг, заинтересовали те же бумаги, что и его. Вот я и подсунул вам те чистые бланки, которые нашел в сейфе на вилле полковника. Я заполнил их сам в ночь побега от вас, в мотеле, недалеко от Хьюстона...

– Сеньора, – раздался голос пилота, перекрывающий прерывистые звуки работы мотора. – Самолет теряет высоту... Что-то случилось с мотором... Я не вижу места для посадки...

– Ну вот, любовь моя, – проговорил я, усмехаясь. – Тебе достались фальшивые бумаги... Да и меня ты переживешь не на много...

– Ты лжешь!.. – выкрикнула она с исказившимся лицом, которое вдруг стало неприятным и старым. – Выбрасываем его, Мигуэль, чтобы облегчить самолет...

Я чувствовал, что самолет снижается, а когда меня подтащили к открытой дверце, то увидел, что самолет почти задевает верхушки деревьев. Еще мгновение, и я оказался за пределами самолета...

Я почувствовал резкий толчок. Ветки деревьев жестко хлестнули по моему телу, и я стал падать, ломая их по пути, пока не застрял. Я висел, раскачиваясь на большой ветке, когда в отдалении раздался взрыв. Я подумал, что это, возможно, взорвался самолет с моими "друзьями".

Постепенно я начал ощущать, что могу двигать конечностями, хотя и не знал, сколько времени я провисел на ветвях дерева. Я протянул руку, подтянулся и сел на ветке, а затем начал осторожно спускаться вниз. Я чувствовал сильную боль во всем теле при малейшем движении, вероятно, последствия моих ударов о ветви, но двигаться мог. Уже когда до земли оставалось совсем немного, я не смог удержаться быстро слабеющими руками и сорвался вниз. Приземлился я неудачно, почувствовав резкую боль в ноге. От сильной боли я даже на некоторое время потерял сознание, но потом решил попытаться встать. Первая попытка была неудачной – боль в правой ноге не давала возможности передвигаться. Я немного полежал, отдыхая, а потом предпринял еще попытки встать, пока одна из них не увенчалась успехом.

Подобрав палку, я с трудом передвигался, волоча правую ногу.

Я потерял счет времени, только чувствовал, что мне предстоит заночевать в этих непролазных зарослях, полных всяких опасных животных и насекомых, с кем бы я не имел ни малейшего желания встретиться. В изнеможении я присел под деревом.

– Кто ты? – услышал я слова, сказанные на ломаном английском языке.

Подняв глаза я увидел перед собой двух смуглых загорелых людей.

– Я летел на самолете... – с трудом проговорил я по-испански, на языке более популярном в странах Латинской Америки. – Случилась авария... меня отбросило волной...

– А, так это был взрыв вашей машины? – спросил один из них, переходя на испанский язык.

– Да, но у меня не было сил убедиться, что случилось с остальными.

– Не волнуйтесь, мы это узнаем, – они говорили с небольшим акцентом, свойственным местному диалекту. – А вам мы поможем...

Они подняли меня и понесли в направлении, противоположном тому, куда я так упорно двигался, и минут через двадцать я оказался в хижине, где и пишу эти записки.

На другой день я узнал, что все мои попутчики погибли, а старуха-аборигенка все уговаривала меня, что я скоро поправлюсь. Я не верил ей и поэтому нашел здесь листки бумаги и карандаш, чтобы все-таки сделать эти записи. Я, конечно, хочу надеяться на лучшее, но что же мне делать дальше?..

Пока я писал эти записи, минуло уже шесть дней, и я начинаю верить, что старуха из этого маленького, затерянного в дебрях селения, оказалась права: я уже потихоньку хожу, наступая на больную ногу. Оказалось, что это был просто ушиб с растяжением мышц...

Здесь я познакомился с парнем, который случайно попав сюда, провел в этой непролазной глуши более пятнадцати лет. Трудно представить себе более тяжкое наказание. Несмотря на то, что живя здесь, он со всеми был робок и замкнут, со мной он заговорил, и мы быстро сошлись с ним как хорошие друзья.

Звали его Педро Хуанес...

Глава 7

Дочитав до этого места Педро Хуанес невольно смахнул со своего лица пот, выступивший от напряжения. Откинувшись назад в кресло, он живо представил все, что уже произошло и то, что предстояло ему пережить впереди. Он снова потянулся к бутылке с виски и налил себе стакан. Однако, выпив, не почувствовал опьянения. Сегодня его нервы были так напряжены, что алкоголь оказался бессилен. Кровь стучала, пульсировала у него в висках. Он еще раз переживал свою жизнь...

Закурив сигарету, Педро снова углубился в записи...

Трудно представить более сложную и неудачную судьбу, чем та, которая выпала на долю моего нового знакомого – Педро Хуанеса. Даже все мои приключения и мучения последних дней меркли перед бесстрастным рассказом этого парня.

Днем я писал свои записи, а по вечерам, в южной темноте, освещаемой огоньками самодельных папиросок на небольшой отрезок времени, слушал рассказ Педро.

Он рос в довольно обеспеченной семье, обучался в одной из лучших закрытых школ. Вероятно, он, по моему мнению, мог бы стать весьма уважаемым человеком. Редко я встречал такой живой ум, наблюдательность и силу воли, какие обнаруживал этот тихий, черноволосый парень с мягкими карими глазами, замученный тропической лихорадкой.

Все шло бы хорошо для Педро, но его уважаемый отец, дон Хуанес, полез в большую политику и оказался в такой же игре, как и та, из которой только что удалось выпутаться мне, но он был в роли главного действующего лица. В один из выходных дней, когда машина с родителями Педро, им самим и его сестрой, остановилась на дороге, чтобы мальчик смог сходить в кусты по естественной надобности, а отец отошел от машины, ожидая возвращения сына, из промчавшейся мимо машины раздалась дробная автоматная очередь, а потом грянул и взрыв... Чужая машина так же быстро унеслась как и появилась. Когда Педро выскочил из кустов, то увидел догоравшую машину и умирающего отца.

Мальчик кинулся к отцу.

– Уходи... – прохрипел тяжело раненый отец. – Уходи в заросли...

Скрывайся от этих двуногих зверей...

Педро шел уже тринадцатый год, и вид тяжело раненного отца потряс его. Он стоял с широко открытыми глазами, не в силах пошевелиться, переводя взгляд с догоравшей машины на умирающего отца.

– Иди!.. – снова прохрипел отец. – Они могут вернуться...

И как бы подтверждая эти слова, донесся отдаленный гул мотора машины.

– Иди!.. И не возвращайся!.. – Это моя последняя воля!.. – умирающий отец протянул руку в сторону зеленой стены.

Сдерживая рыдания, мальчик бросился прочь. В зарослях он остановился и оглянулся на дорогу. Он увидел, как подъехала большая темно-синяя машина, из которой вышел мужчина, осмотрелся и, увидев еще подававшего признаки жизни дона Хуанеса, выпустил по нему очередь из автомата. Педро стоял, наблюдая эту ужасную картину глазами, полными слез, зажав рукой рот, чтобы не вырвался случайный крик. Он видел, как еще раз дернулось тело отца, чтобы теперь уже навечно остаться неподвижным. Он видел и на всю жизнь запомнил лицо человека, стрелявшего в отца... Затем мальчик бросился прочь, не разбирая дороги.

Около двух недель он скитался по зарослям, ожидая смерти, когда его, уже обессиленного, подобрали жители этого маленького селения, где нахожусь сейчас и я... Та же самая старуха, которая лечила мою ногу, выходила тогда обессилевшего мальчишку, подхватившего, к тому же, тропическую лихорадку.

Так он постепенно прижился здесь, говоря, что он сирота, что и было правдой.

Он стал как бы сыном этой старухи-знахарки. Он не мог, да и боялся вспоминать все подробности, связанные с гибелью своей семьи.

Я невольно проникся состраданием и уважением к Педро, а поэтому доверил ему и свою тайну. Он ухаживал за мной, как за родным братом, да и я видел в нем брата.

И вот однажды Педро сказал мне, что знает все эти заросли так же хорошо, как хорошая хозяйка знает свою кухню. Возможно, что именно в этот момент у меня родилась идея выбраться отсюда и попробовать все начать сначала. У меня были деньги и немалые. Их вполне могло хватить на нас двоих. Чем больше я думал над этим, тем больше мне нравилась эта идея.

И вот на восьмую ночь я изложил свой план Педро, которого все чаще стали мучить приступы лихорадки, рассказав ему о деньгах и бумагах, хранящихся в банке Мехико.

– А зачем все это? – вдруг спросил он, отхлебывая из кружки отвар трав, которым старуха лечила его от лихорадки.

– Как зачем?! – удивился я. – Мы сможем с тобой жить так, как захотим. У нас будут деньги, будет красивая жизнь...

– Для меня уже ничего не будет, – задумчиво проговорил он. – Я чувствую, что должен скоро умереть. К тому же, если я вернусь, то меня постараются убрать, как ненужного свидетеля.

– Но ты ведь даже не знаешь, кто сейчас у власти? – возразил я ему. Может быть тебя примут как сына героя...

– Кто бы ни был, но те остались. А они не любят оставлять свидетелей.

– Прости, Педро, но кто сказал, что ты свидетель? – удивился я. По-моему, было все именно так: ты углубился в чащу по естественной надобности, а потом услышал взрыв. Когда ты вернулся, то увидел догорающую машину. У тебя был сильный испуг, и ты вновь кинулся в чащу. Там ты упал и потерял сознание. Никакой другой машины и никакого человека с автоматом ты не видел и не помнишь. Ты слишком долго болел, несколько лет. А теперь у тебя остались только обрывочные воспоминания детства. Ты помнишь только всех добрых и хороших людей, окружавших тебя. Ты твердо знаешь и уверен, потому что видел сам, что вся твоя семья погибла в машине от случайного взрыва, причину которого ты не знаешь. И никого постороннего на дороге не было. Он слушал меня, как зачарованный ребенок слушает сказку. А я продолжал:

– Мы возвращаемся. Ты решился на это только потому, что встретил и спас меня в этих непролазных чащобах. Ну, а я буду каким-нибудь исследователем.

Убивать тебя уже никому не будет смысла. Ты, я думаю, в политику не полезешь, а для всех других ты не будешь представлять никакой опасности. Мы постепенно узаконим свое состояние. Имея деньги, мы выправим свое здоровье, а потом... Вот потом и будет уже наш час. Мы найдем хорошего детектива, чтобы разыскать убийцу твоего отца, а найти наемного убийцу, имея деньги, не так уж и сложно...

– Я сам убью его, – прошептал Педро, и в его красивых глазах загорелся злой огонек. – Я должен отомстить сам.

– Вот это уже лишнее, Педро, – мягко сказал я. – Убив его, ты подставишь себя, да и меня, под удар...

– Ну и что?.. Прости, я не подумал о тебе.

– А то, что кроме этого непосредственного исполнителя в этом деле может быть замешано много других людей.

– Это верно, но теперь, когда ты указал мне эту возможность, целью моей жизни станет только эта непосредственная месть... Месть убийце моего отца.

– О'кей, Педро, но это в будущем. А пока давай составим план, как нам выбраться быстрее отсюда.

Мы долго обсуждали возможность выбраться отсюда, причем право выбора я предоставил Педро, потому что не имел ни малейшего представления, где я сейчас нахожусь. Наконец мы решили, что пойдем без провожатых, вдвоем. По подсчетам Педро, мы должны потратить на весь путь не более четырех суток.

– Нам бы только выбраться отсюда, – сказал я. – Мы разыщем моего отца, а там уж все будет хорошо.

– Нет, Эдди, – сказал вдруг Педро, – нам лучше попытаться найти адвоката отца. Я все время думал о нем. Лео Бернштейн одинок. Они были дружны с моим отцом... Очень дружны. А Лео уделял мне внимания, пожалуй, больше, чем отец.

Он мне был как бы вторым отцом...

И Педро пустился в воспоминания детства, передавая их так ярко и красочно, как только можно передавать эти воспоминания. Я внимательно слушал его и думал, что вариант адвоката Лео Бернштейна, пожалуй, лучше моего. Он же сможет помочь нам и изъять все мои деньги, оставленные в Мехико, сделав нас богатыми.

– Да, Педро, ты прав, – согласился я. – Выйдя на дорогу, мы доберемся до ближайшего городка, приоденемся и, на имеющиеся у меня деньги, разыщем твоего адвоката.

Педро Хуанес оторвался от записей.

Да, надежда на Лео Бернштейна полностью оправдала себя. Только он, отнесшийся сначала с недоверием, потом признал в заросшем оборвыше, у которого не было сил даже привести себя в порядок, сына своего бывшего лучшего друга. Лео взял его к себе, проявляя истинно отцовскую заботу, помог подняться на ноги, оправиться от болезни.

Лео Бернштейн был уже стариком, а поэтому отдал все свои чувства одинокого старого мужчины Педро, видя в нем и сына своего друга, и своего наследника. Он допустил его в общество только твердо убедившись, что Педро ничего не помнит о случившемся. Он передал Педро деньги отца, которые находились у него, причем с процентами за все эти годы, сделав его богатым.

Он передал Педро все секреты деловой жизни и тайны бизнеса, радуясь такому способному ученику, который все схватывал на лету. А когда через полгода под пристальным наблюдением старика Педро сам начал заниматься делами, то адвокат пришел в восторг от его природного ума и деловой хватки. Вот тогда-то Педро и поделился со стариком тайной, узнанной им от друга, о деньгах, находящихся в сейфах банка, о деньгах, которые добыл и оставил в банке Мехико Тедди Томпсон. Старик долго думал, а потом нашел способ присоединить и их к уже немалому состоянию Педро.

Педро не шел вверх, а скорее летел. Уже через год его состояние исчислялось миллионами. А через полтора года он женился по рекомендации Лео Бернштейна. Женился на очаровательной девушке, принесшей ему не только радость жизни, но и положение в обществе.

Может быть кто-то и завидовал столь блистательному взлету Педро, но завидовал тихо, где-то в глубине души. Сейчас его уже все просто боялись...

После двух-трех попыток выбить его из седла, когда он расправился со своими противниками хладнокровно и жестоко, используя весьма умело все свои деньги и связи, чем удивил даже Лео Бернштейна, больше желающих стать ему поперек дороги не находилось, тем более, что в большом бизнесе, куда он ворвался, уже многие хотели иметь его союзником.

И вот пришло время, которого он ждал более двух лет после возвращения в мир цивилизации. Пришло время исполнить последнюю волю умершего друга.

Наконец, эти бумаги, доставленные Чарли, перед ним, и последняя воля друга будет выполнена.

Он принялся дочитывать последние листки...

"На этом мы и порешили. Около трех дней ушло у нас на сборы. Я решил взять с собой только свои документы, деньги и пистолет.

Я рассказал Педро, что на оборотной стороне фотографии певички, которую я оставлял с записями, нанесены данные местонахождения денег организации, и, при возможности, мы сможем их изъять. Мы полностью доверяли друг другу, а поэтому я даже раскрыл ему шифр этих записей, известный только мне.