355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Р. А. Лафферти » Дни, полные любви и смерти. Лучшее » Текст книги (страница 5)
Дни, полные любви и смерти. Лучшее
  • Текст добавлен: 19 апреля 2021, 15:00

Текст книги "Дни, полные любви и смерти. Лучшее"


Автор книги: Р. А. Лафферти



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Великая междугородняя

Рассказ «Interurban Queen» завершен в июле 1968 г. и опубликован в антологии «Orbit 8» под редакцией Деймона Найта в 1970 г. Включен в авторский сборник «Ringing Changes» («На все лады», 1984).

Предисловие[36]36
  Перевод М. А. Литвиновой.


[Закрыть]

Терри Биссон

Нет сомнения, его «Окла Ханнали» рано или поздно займет место рядом с «Гекльберри Финном» и «Моби Диком» в списке великих американских романов. Но сейчас Рафаэля Алоизиуса Лафферти больше знают по его рассказам. И далеко не все из них известны широкому кругу читателей.

Неудивительно, ведь Лафферти так тонок, так неуловим, так глубок; писатель для писателей. Его любят, им восхищаются, его чествуют – но не массы, а лишь преданное ему (почитайте предисловия), гордое немногочисленное племя.

Даже в нашем мире научной фантастики Лафферти стоит особняком, он – темная звезда, пришелец из Облака Оорта литературы. Наш поэт. Не поэт-романтик (на эту роль больше подходит Брэдбери), а скорее елизаветинец – в блистательной точности языка, в метафизической игре противоречивых идей. Сложный, но бесконечно интересный.

Нет, его нельзя назвать ведущим писателем постзолотой эпохи научной фантастики. Разве автор настолько оригинальный может считаться «ведущим»? А вот незабываемым – да, может! Открыв его однажды для себя, вы останетесь с ним навсегда. Его колдовские чары странного свойства, но, хоть раз попав под их влияние, вы уже никогда не очнетесь.

Итак, перед вами «Великая междугородняя». Не самый блестящий из его рассказов: по меркам Лафферти, «середнячок», то есть для мировой литературы – высшая лига короткой формы. Альтернативная история – жанр, который Лафферти (инженер-электрик со Среднего Запада) часто использовал для того, чтобы перевернуть с ног на голову рутинную действительность родной Оклахомы. Это сказка-утопия (еще один излюбленный жанр автора) с мощным бизнес-мозгом и солнечной кровожадной сердцевиной.

Добро пожаловать.

В компании правнучки вы отправляетесь прокатиться вдоль зеленых полей, мимо живописных ландшафтов вашей мечты.

Винтовки заряжены.

Великая междугородняя[37]37
  Перевод С. В. Гонтарева.


[Закрыть]

– В тысяча девятьсот седьмом году я достиг совершеннолетия и вступил во владение приличным наследством, – начал рассказ старик. – Паренек я был смышленый и понимал, что многого в жизни не знаю. И я решил спросить у профессионалов, куда выгоднее вложить деньги. Пообщался с банкирами, скотоводами и новыми нефтепромышленниками – людьми передовыми, устремленными в будущее и думающими о приумножении своих капиталов. Как раз в тот год Оклахома из территории стала штатом. Над новым штатом витал дух процветания, и я хотел внести свою лепту в грядущее благоденствие… Наконец мой выбор сузился до двух инвестиционных идей, чьи потенциалы, как мне тогда казалось, были равны. Сегодня такое сравнение вызовет лишь улыбку. Итак, на одной чаше весов лежали акции некоего Харви Гудрича, чья компания продавала каучук. Популярность новомодного автомобиля росла, и я логично предположил, что резина обречена на коммерческий успех. На другой чаше весов лежали акции транспортной компании, прокладывающей железнодорожную линию между городками Кифер и Маундс. В дальнейшем они планировали протянуть ветки в Гленпул, Биксби, Кельвиль, Слик, Бристоу, Беггз и даже в Окмулги и Сапульпу. Я считал, что у мелких междугородных линий большое будущее. Междугородка уже функционировала между Талсой и Сэнд-Спринг, еще одну ветку тянули от Талсы до Сапульпы. Всего в стране действовало больше тысячи маленьких рельсовых дорог, которым, по мнению серьезных людей, предстояло расшириться до масштабов общенациональной сети и стать хребтом всей транспортной системы.

Старика звали Чарльз Арчер. Когда-то давно он был молодым человеком и внимательно слушал напутствия Джо Элайза, банкира из маленького, но быстро растущего городка:

– Ну и загадку ты мне задал, юноша. Дай-ка подумаю. Мы инвестировали в обе компании, рассчитывая получить от каждой курочки по яичку. Но, судя по всему, промахнулись. Развитие этих компаний – два разных варианта будущего, и лишь один из них осуществится. В стране открыли месторождения нефти. Может показаться, что резина – предпочтительный вариант, ведь она напрямую связана с автомобилем, который потребляет получаемое из нефти топливо. Но все не так просто, юноша. На мой взгляд, главное предназначение нефти – снабжение энергией новых заводов. Резина же, учитывая ее невысокий промышленный потенциал, и так уже сильно переоценена. А вот новый способ транспортировки точно будет востребован. Железная дорога – колоссальный шаг вперед по сравнению с лошадью. Я убежден, что конная тяга отжила свое. Мы больше не кредитуем производителей повозок и поставщиков упряжи. В то же время в автомобиль, если честно, я не верю. В нем есть что-то разрушительное. Междугородка придет во все, даже самые маленькие, поселки и разрежет магистральные железные дороги так, что их останется не больше полудюжины на всю Америку. Юноша, я бы с полной уверенностью инвестировал в междугородку.

Потом Чарльз Арчер выслушал скотовода Карла Бигхарта:

– А скажи-ка, парень, сколько крупного рогатого скота можно запихнуть в машину? Или даже в грузовик? Или в фургон? А теперь скажи, сколько его войдет в специализированный вагон для скота, который можно прицепить к любому составу на любой междугородней линии? Междугородка – спасение для скотоводов. Правила установки изгородей сейчас такие, что скот и на двадцать миль не перегонишь. А короткие междугородные линии протянутся вглубь сельских территорий, ответвляясь от каждого второго или третьего путевого участка магистрали. Вот что я скажу, парень: у автомобиля нет будущего. Мы этого просто не допустим! Глянь на человека, сидящего верхом на лошади. Я знаю, о чем говорю: бо́льшую часть жизни я провел в седле. В обычной жизни всадник, возможно, и неплохой парень. Но стоит ему взобраться в седло – и он меняется. Теперь это высокомерный индюк, и не важно, каким он был, передвигаясь на своих двоих. Замечал не раз такое за собой и другими. Да, когда-то без езды верхом было не обойтись, но все это в прошлом. Всадник – извечный источник опасности. А человек в машине, ручаюсь, опаснее в тысячу раз! Едва сев за руль, милейший господин напускает на себя невероятное высокомерие. А если машины станут мощнее и сложнее, высокомерие взлетит до небес! Верь мне, автомобили разовьют в человеке абсолютный эгоизм, что породит насилие невиданных масштабов, ознаменует конец традиционной семьи, когда под единой крышей живет несколько поколений. Это разрушит добрососедские отношения и само чувство единого народа. Разрастутся язвы городов и фальшивая роскошь пригородов. Разрушится привычный сельский уклад. Возникнет нездоровая конгломерация специализированных хозяйств и обрабатывающей промышленности. Это приведет к отрыву от корней и росту безнравственности. Это превратит каждого в тирана… Я уверен, частный автомобиль будет запрещен. Должен быть запрещен! Это нравственная проблема, а мы – нравственная нация и нравственная страна. И мы предпримем нравственные действия против автомобиля. А без автомобиля у резины нет будущего. Так что, парень, смело бери акции междугородки.

Затем юный Чарльз Арчер выслушал нефтепромышленника Нолана Кушмана:

– Не стану врать, дружище, я обожаю машины. У меня их три, все собраны на заказ. За рулем я император. Черт, да я император в любом случае! Купил летом замок, где останавливались настоящие императоры, и перевез его камень за камнем в родной Осейдж. Что же до автомобиля, я точно знаю, как его модернизировать. Но сначала нужно улучшить дороги: сделать ровнее, покрыть щебнем и бетоном. Потом взяться за машины: уменьшить посадку, нарастить мощность. И так бы мы и сделали, не будь мы людьми. Ведь такова логика развития цивилизации, но я надеюсь, этого не случится. Этого нельзя допустить! Иначе автомобиль широко распространится, а разве можно доверить обществу такую мощь? К тому же я люблю роскошные авто и не хочу, чтобы их было много. Только очень богатые и смышленые должны ими владеть. Во что превратится мир, если машина станет доступна рабочему, попадет в руки обычного человека? Все станут такими же высокомерными, как и я. Нет, автомобиль должен остаться предметом гордости состоятельных господ. А каучук – товаром ограниченного спроса. Так что инвестируй, друг, в свои трамвайчики. За ними будущее. Иное будущее меня пугает.

Юный Чарльз Арчер понял: мир стоит у развилки. От выбранного пути будет зависеть судьба страны, народа и всего человечества. Он хорошенько все взвесил и принял решение. А после пошел и вложил деньги.

– Я долго думал и сделал выбор, – закончил рассказ старик Чарльз Арчер. – Купил акции на все, что у меня было, – тридцать пять тысяч долларов. По тем временам сумма немалая. Результат вам известен.

– Я часть этого результата, прадедушка, – улыбнулась Анджела Арчер. – Сделай ты иной выбор, твоя судьба сложилась бы иначе: женился бы ты на другой женщине, и я была бы сейчас не такая, если бы родилась вообще. А я себе нравлюсь именно какая есть, и меня все устраивает в моей жизни.

Ранним субботним утром троица отправилась прокатиться: старый Чарльз Арчер, его правнучка Анджела и ее жених Питер Брейди. Они ехали по квазиурбии – богатому сельскому району. Железнодорожная ветка, по которой катились вагончики, была далеко не главной, но из окон открывались чарующие виды, частично естественные, частично рукотворные, одновременно волнующие и умиротворяющие, и все такие дивные, что дух захватывает.

Чудеса: вплотную к насыпи подступает вода! Это пруды с карпами – один за другим. Станции разведения рыбы. Танцующие по камням ручьи. Быстрые речушки, из которых мальчишки таскают крупную форель. В менее просвещенную эпоху здесь были бы водосточные канавы придорожной полосы отчуждения.

Чуть дальше от дороги растет кустарник – сумах, гамамелис, лавровый сассафрас, ладанные деревца. А вот и деревья, да какие огромные: пекан, гикори и черный орех – вздымаются, словно высокие декорации! А между ними деревья поменьше: ивы, тополя, платаны. Из воды торчит осока, камыш и тростник, берега покрыты суданкой и бородачом. И повсюду – сладкий аромат клевера и запах влажного донника.

– С выбором я ошибся, – продолжал Чарльз Арчер, глядя на проплывающие мимо пейзажи. – Сегодня всем ясно, как чудовищно я ошибся, но ведь я тогда был молод. Спустя два года компания, акции которой я купил, обанкротилась, и я потерял все. Мечта о скором богатстве растаяла как дым, зато появилось хобби, полное горькой иронии: я начал отслеживать курс акций компании, в которую не стал инвестировать. Акции, которые я мог купить на свои тридцать пять тысяч долларов, сегодня стоили бы девять миллионов.

– Фу, хватит о деньгах! – запротестовала Анджела. – Сегодня такой прекрасный день!

– Кстати, – вмешался Питер Брейди. – Ночью слышали еще одного. Не первый раз на этой неделе. Но пока не поймали.

– Не понимаю, зачем их убивают, когда ловят, – вздохнула Анджела. – По-моему, убивать их неправильно.

На поле, засаженном луком, девочка-пастушка сгоняла в стаю галдящих белых гусей, жадно поедающих сорняки. Цветущая капуста грюнколь полыхала зеленью и пурпуром, после нее тянулись насаждения бамии. Джерсейские коровы паслись прямо возле покрытого пластиком рельсового полотна: украшенный узорами пластик почти не отличался от травы.

По воздуху плыли облака, похожие на желтую пыль. Да это же пчелы! Но пчелы без жал. А вот пыли как таковой нет. И никогда не будет!

– Хорошо бы отыскать тех, кто клепает драндулеты, и ликвидировать, – сказал старик Арчер. – Искоренить зло в зародыше.

– Да, но их слишком много, – возразил Питер. – И деньги там крутятся немалые. Конечно, мы находим и убиваем. В четверг прикончили еще одного. И три почти готовых драндулета разломали. Но как ликвидировать всех? Они словно из-под земли лезут.

– Не понимаю, зачем их убивают, – повторила Анджела.

На погрузочной платформе стояли разноцветные фляги с молоком – это молочный склад. В девятиэтажных клетках громко кудахтали куры, но им никогда не приходится долго ждать отправки. На рефрижераторной площадке громоздились десятки тысяч яиц. Чуть дальше – выводок поросят и десяток красных бычков.

Кусты томатов подвязаны к двухметровым шестам. Кукуруза еще не выпустила кисточки початков. За окном вагончика проплывают поля с вьющимися огуречными стеблями и дыньками-канталупами, их сменяют сине-зеленые холмы с рядами картофеля. Дальше виноградники, луга с люцерной, живые изгороди из оранжевой маклюры и боярышника. Морковная ботва волнуется под ветерком, словно зеленое кружево. На полях, засеянных красноголовником и арахисом – самым очаровательным из всех видов клевера, – мирно пасутся стада коров. Мужчины косят сено.

– Я слышу его! – воскликнул Питер.

– Тебе показалось, – покачала головой Анджела. – Сейчас же день. Не думай об этом.

В фермерских прудах из воды высовывают хвосты кормящиеся утки. В придорожных парках подпирают небо дубы. Овцы щиплют траву в загоне – белые островки в зеленом море. В небольших палатках продается местное вино, чокбир[38]38
  Choc beer – оклахомское пиво кустарного производства по рецептуре местных индейцев чокто; со второй половины XX в. выпускается и фабрично.


[Закрыть]
, сидр, раскрашенные деревянные фигурки или статуэтки из белого камня. На погрузочных площадках козлята скачут под музыку, льющуюся из установленных на столбах громкоговорителей, а козы лижут выходящий на поверхность аспидный сланец, пробуя на вкус новый для себя минерал.

А вот и придорожный ресторан: столики поставлены между деревьями под нависающей небольшой скалой. Метровый водопад изливает свои воды в ручей, который струится прямо через ресторанный зал. Мостик, выложенный из сланца, ведет на кухню.

Один вид сменялся другим, но глаза не уставали впитывать красоту. Придорожные фермы, дальние фермы, ягодные поля! В свои сезоны – ирга, черника, голубика, ежевика, бузина, калина, малина, ежемалина, малижевика, девять сортов смородины, клубника, крыжовник…

Фруктовые сады! Разве их может быть много? Слива, персик, абрикос, черемуха, вишня, яблоко и ранет, груша, папайя, хурма, айва. Бахчи, пасеки, участки овощей для засолки, сыроварни, льнозаводы, сбившиеся в кучу деревеньки (по двадцать домов в каждой, по двадцать человек в доме, двадцать небольших поселений на километр дороги). Сельские трактиры, клубы собаководов, уже открытые и оживленные с самого утра. Дорожные часовни со статуями и коробками «богатый-бедный» (тот, у кого есть деньги и желание поделиться, бросает в прорезь монеты, а тот, кто нуждается, выуживает их из нижней части), часовни с небольшими прохладными нишами, в которых всегда есть хлеб, сыр, мясной рулет и непременно – початый бочонок местного вина. Голодных путников больше нет!

– Теперь и я слышу! – вскричал старый Чарли. – Высокий звук, уходит влево… И… фу! Выхлопные газы и вонь резины! Кондуктор, кондуктор!

Кондуктор, как и остальные в вагончике, тоже услышал звук и остановил поезд, чтобы прислушаться в тишине. Потом позвонил по телефону и, советуясь с пассажирами, передал максимально точные координаты. Налево простиралась пересеченная местность – скалы и холмы, и там среди бела дня кто-то гонял на автомобиле.

Кондуктор отпер оружейный шкаф, извлек несколько винтовок, передал их Питеру и еще двум молодым людям, потом отнес по три винтовки в два других вагона. Солидного вида мужчина связался с пассажирами, которые ехали по другой ветке, слева от них, по другую сторону от сумасшедшего водителя. И водитель оказался в западне, запертый на территории площадью меньше квадратной мили.

– Анджела, оставайся в вагоне, и вы, дедушка Чарли, – приказал Питер Брейли. – Вот небольшой карабин. Воспользуйтесь им, если безумец вдруг выскочит прямо на вас. А мы его сейчас выследим.

Питер поспешил за кондуктором и вооруженными мужчинами – десять человек вышли на смертельную охоту. Еще четыре группы охотников стягивались к завывающей, кашляющей цели с разных сторон.

– Зачем убивать их, прадедушка? Почему просто не отдать под суд?

– Суды снисходительны. Максимум дают пожизненный срок.

– Это же хорошо! Не будут больше ездить на машинах, а кто-то, может, даже перевоспитается.

– Анджела, они очень умело устраивают побеги. Вот десять дней назад безумец Гадж убил трех охранников, перелез через стену тюрьмы и ушел от погони. Потом ограбил кооператив сыроделов на пятнадцать тысяч долларов, пришел к подпольному сборщику драндулетов и уже на следующий день гонял по пустошам. Через четыре дня его поймали и убили. Они же невменяемы, Анджела! Психушки ими забиты, но перевоспитать никого не удалось.

– А что плохого в том, что они ездят на машинах? Они же гоняют по диким пустошам глубокой ночью и не дольше двух-трех часов.

– Анджела, их безумие заразно. Их высокомерие не оставит в мире места ничему другому. Наша страна сейчас – в состоянии равновесия. Обмениваемся информацией и путешествуем мы ровно столько, сколько нужно, не больше и не меньше, спасибо рельсовикам и их замечательным дорогам. Все мы соседи и одна семья! Все мы живем в любви и согласии. У нас почти нет разделения на богатых и бедных. Высокомерие и ненависть покинули наши сердца. Мы помним о своих корнях. И у нас есть наши вагончики. Мы – одно целое с нашей землей.

– Да кому какое дело, если автомобилисты получат собственный огороженный участок, где будут делать что хотят, не беспокоя остальных?

– Кому какое дело, если болезнь, безумие и порок обретут собственный огороженный участок? Анджела, неужели ты думаешь, что они останутся в отведенных пределах? Их обуревает дьявольское высокомерие, безудержный эгоизм и отвращение к порядку. Что может быть опаснее для общества, чем человек в автомобиле? Дай им волю – и сразу вернутся нищета, голод, богачи, капиталы. И города.

– Но города – это же самое замечательное, что только есть! Я обожаю туда ездить!

– Анджела, я говорю не про наши прекрасные Экскурсионные Города. Я о городах иного, опасного рода. Однажды они почти подмяли под себя цивилизацию, вот и потребовалось ввести ограничения. Те города лишены уникальности; это просто скопления людей, забывших о своих корнях; людей высокомерных, обезличенных, лишенных сострадания. Нельзя, чтобы они снова отняли у нас землю и нашу квазиурбию. Мы не совершенны, но то, что в нас есть, мы не предадим ради кучки дикарей.

– Какая вонь! Невыносимо!

– Это выхлопные газы. Хотела бы ты родиться в такой атмосфере, прожить в ней всю свою жизнь и в ней же умереть?

– Нет, только не это!

Донеслись выстрелы – разрозненные, но уверенные. Завывание и кашлянье незаконного драндулета приближались. А вот из каменистой ложбины вылетел и он сам – и, причудливо подскакивая на помидорных грядках, понесся прямо к вагончикам междугородки.

Драндулет горел, испуская ужасную смесь запахов горящей кожи, резины, ядовитой окиси углерода и обожженной плоти. Человек, привставший за сломанным рулем, выглядел как безумец и завывал как сумасшедший. На голове и груди с левой стороны алела кровь. Человек излучал ненависть и высокомерие.

– Убейте меня! Убейте меня! – хрипло кричал он, и его голос звучал как прерывистый гром. – После меня придут другие! Мы не перестанем ездить, пока есть хоть одна дикая пустошь и хоть один подпольный умелец!

Человек дернулся и затрясся. В него попала еще одна пуля. Умирая, он продолжал истошно вопить:

– Будь проклят ваш рельсовый рай! Человек в автомобиле стоит тысячи пешеходов! И миллиона пассажиров в вагончиках! Вы никогда не ощущали ту силу, которая просыпается в тебе, когда управляешь монстром! Вы никогда не задыхались от ненависти и восторга, не смеялись над миром из ревущего, прыгающего центра вселенной! Будьте вы прокляты, благопристойные людишки! Лучше я помчусь на автомобиле в ад, чем поползу трамвайчиком в рельсовый рай!

Переднее спицевое колесо разлетелось со звуком, похожим на приглушенные залпы винтовок, что доносились сзади. Драндулет ткнулся носом в землю, встал на дыбы, перевернулся и взорвался, выплюнув языки пламени. Но сквозь огонь сияли два гипнотических глаза, кипящие темной страстью. И доносился безумный голос:

– Коленвал в порядке! Дифференциал в порядке! Подпольный умелец возьмет их на запчасти! Авто снова поедет… а-а-а-а-а!

Вагончики покатили дальше. Часть пассажиров пребывала в радостном возбуждении, другие сидели в задумчивости, происшествие их явно обескуражило.

– Не могу без содрогания вспоминать, что я когда-то инвестировал деньги в такое вот будущее, – вздохнул прадедушка Чарльз Арчер. – Уж лучше потерять богатство, чем жить в таком кошмаре.

Молодая пара благополучно погрузила пожитки в багажный вагончик и отправилась занимать места согласно купленным билетам: они переезжали из Экскурсионного Города в квазиурбию к родственникам. Население Экскурсионного Города (с его замечательными театрами и мюзик-холлами, изысканными ресторанами, литературными кофейнями, алкогольными погребками и развлекательными центрами) достигло установленного лимита – семь тысяч человек. Экскурсионных Городов несколько сот, и все восхитительные! Но их население ограничено законом, ведь у всего должен быть предел.

Чудесный субботний день. Птицеловы ловят птиц раскладными сетями, натянутыми между бумажными змеями. Дети, пользуясь бесплатным проездом, торопятся на бейсбольные площадки, где идут игры Рельсовой лиги. Старики с голубиными клетками едут соревноваться, чей голубь быстрее вернется домой. На мелководье полусоленого озера Малая Креветка рыболовы накидными сетями собирают креветок. На поросших травой улочках музыканты под аккомпанемент банджо поют серенады своим девушкам.

Мир – это звучание единственного бронзового гонга, в которое вплетается мелодичный звон вагончиков, катящихся по зеленым рельсам, опутавшим всю страну. Искры сыплются на вагончики, и на их медных боках играют отблески солнца.

По закону расстояние между параллельными рельсовыми линиями не должно превышать километр, но на деле они проходят чаще. По закону ни одна рельсовая линия не может иметь протяженность больше сорока километров – так создается ощущение обособленности. Пересадки между линиями идеально продуманы. Чтобы пересечь страну, нужно сделать примерно сто двадцать пересадок. Магистральных железных дорог не осталось. Они тоже порождают высокомерие, а значит, им пришлось исчезнуть.

Карпы в прудах, хрюшки на клевере, уникальные хозяйства в каждой деревушке, и каждая деревушка по-своему уникальна. Пчелы в воздухе, душистый перец вдоль тропинок и целая страна – живая, как искры над вагончиком, и прямая-прямая, как рельсы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю