Текст книги "Тропинки в загадочный мир [с иллюстрациями]"

Автор книги: Р. Кубыкин

Соавторы: Б. Касабеков,Э. Бауэр,В. Колбинцев,Р. Шаймарданов,З. Брушко,Б. Губин,В. Гарбузов,В. Хроков,Н. Березовиков,А. Ковшарь
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Джунгарские были

Весной 1986 года наша небольшая экспедиция работала в горах Джунгарского Алатау. Мы выясняли распространение семиреченского лягушкозуба – тритона, обитающего только в этих местах.

Обследуя одну реку за другой, мы остановились у входа в малолюдное ущелье реки Коктал. В предпоследний день стоянки я решил побывать в верховьях реки. Восемь километров по горной дороге подвез меня наш вездеход, а дальше шла скотопрогонная тропа. В самом ее начале обосновались дорожные рабочие, они как раз подновляли мостики – предстоял перегон овец на высокогорные пастбища – джайляу. Поговорив с ними о том, о сем, я, конечно, спросил их о живности. О тритоне они ничего не знали, а вот маралы и медведи...

– Вчера вечером видели на противоположном склоне четырех мишек. Вышли из леса пастись на поляну!

– А маралы подходили к самой палатке! – делились впечатлениями дорожники.

Затем они рассказали мне об особенностях тропы и пожелали счастливого пути.

Взвалив за спину рюкзак, а на шею повесив бинокль и фотоаппарат, я бодро зашагал. День сулил быть солнечным, с утра затянутое тучами небо разъяснилось, и вскоре на нем остались лишь редкие облачка. Шагалось легко. Тропа шла то по самому берегу реки, то круто взбиралась вверх, огибая нагромождения камней или отвесные скалы. С очень крутого левобережного склона не так давно сошли лавины. Остатки их в виде причудливых арок из грязноватого снега нависали в нескольких местах над шумливой рекой.

Перейдя два довольно шатких мостика, я увидел на сыроватом песке тропы свежие еще следы и помет марала. Затеплилась надежда повстречать этого красавца и запечатлеть его на пленку, тем более, что мне было с ним по пути.

Радужное настроение, однако, вскоре омрачили другие следы, и тоже свежие. Я увидел... отпечатки лап медведя. Звери, как и люди, предпочитают ходить по торным путям. И мне как-то не очень захотелось быть попутчиком косолапого. Я невольно сбавил ход.

Но ясная погода, виды крутого, по-весеннему зеленого ущелья, один прекраснее другого, отодвинули ощущение опасности встречи с хозяином здешних гор.

Перед очередным нагромождением камней, которое предстояло преодолеть, я решил сделать привал и заодно спрятать часть уже ненужного снаряжения – тяжелый плащ и теплые вещи. Река шумела, солнце уже начинало пригревать, а тропа манила вдаль. Я осмотрел ближайшие склоны, полюбовался очередным лавинным «мостом», подхватил полегчавший рюкзак, перебрался через завал и быстро зашагал по тропе вниз, глядя себе под ноги. А когда взглянул вперед – о ужас! На меня галопом мчался медведь. В обостренном страхом сознании запомнились открытая пасть, лоснящаяся золотистая шерсть, которая волнами перекатывалась по сытому-округлому телу.

Можно много привести цветистых слов, описывая этот случай. Но слова приходят потом. А тогда меня обуял первоприродный страх перед диким зверем. Реакция была мгновенной: я развернулся на сто восемьдесят градусов и со скоростью, на какую только был способен, рванул по тропе до первого дерева. Благо, оно находилось не так далеко. Добежав, обхватил его и машинально оглянулся... У меня, как говорится, отлегло от сердца.

Медведь за это же время оказался гораздо дальше от меня, хотя мчался вверх по крутому склону. Я успел вдогонку отснять один кадр и схватил бинокль. Вот зверь остановился перед небольшим распадком, встал на задние лапы, посмотрел в мою сторону и скрылся за скалами. Больше я его не видел.

Я знаю, что наш белокоготный медведь – животное в основном травоядное и мирное. Но я не мог знать, какой печальный опыт приобрел он при встрече с другими людьми. А если бы это был стреляный зверь? Тогда что?

Придя в себя, я обследовал место встречи. Измерил расстояние, отделявшее нас друг от друга. Оказалось шестьдесят метров, а чуть дальше на тропе увидел «туалет» медведя и место его лежки. Да, по-видимому, давненько не было здесь людей, и хозяин гор потерял бдительность. В то утро он спешил по своим медвежьим надобностям, и встреча с человеком для него была столь же неожиданной, как и для меня с ним. И, как знать, кто больше из нас перепугался!

Рассудив, что второй медведь мне едва ли попадется, я все же с опаской двинулся дальше, в неизвестность. На высоте 1700 метров выше уровня моря я нашел тритонов, подкрепился легким обедом и уже без приключений вернулся в лагерь.

Рассказал коллегам о неожиданной встрече и о том, с какой опаской после нее подходил по узкой тропе к очередному ее повороту. Они поинтересовались, что бы я стал делать, если бы медведь попытался достать меня на дереве?

– Бросил бы ему кепку, потом рюкзак, сапог, портянку... Может быть, что-нибудь его да привлекло бы?

Подобные случаи описаны. Дикие животные прекращали преследование человека, наткнувшись на его одежду или снаряжение. Конечно, вряд ли можно соревноваться в скорости с медведем или предсказать последствия встречи. Но, как говорится, утопающий хватается за соломинку.

Позже егерь рассказал нам, что в этом ущелье он встречал до восьми мишек на трехкилометровом участке.

Два эпизода из встреч с косолапыми нам поведал пчеловод Игорь из ущелья реки Кора. Однажды вечером в стойло не пришел телок.

Теща Игоря уже в сумерках пошла его искать и увидела мирно пасущимся на опушке пойменного леса. Она с бранью направилась к нему и.., говорит, не помню, как при своем грузном теле перемахнула через изгородь и очутилась дома. Ее подвело зрение: «телок» оказался здоровенным медведем.

Игорь рассказал нам также, как разбойничают медведи на пасеках. В период медосбора эти сладкоежки довольно часто наведываются в гости. Он видел, как в ясную лунную ночь медведь пробрался на пасеку, подошел к улью. Его действия напоминали заправского пчеловода. Встав на задние лапы, передними он снял крышку, утеплительные прокладки, затем еще крышку – все это отбрасывал в сторону. Подцепил когтями рамку и начал пожирать соты. Естественно, пчелы атаковали нахала. Медведь стал нервничать, отбиваться от них, торопиться и больше помял рамок, чем съел меда.

И все-таки отведавших медку мишек, несмотря на пчелиные «уколы», очень трудно отвадить от визитов на пасеку.

И еще случай. Встретив геологов в глухом лесистом ущелье реки Малый Усек, мы, само собой, поинтересовались медведями.

– А как же, водятся здесь! – ответили нам.– Весной один из них разорил нашу избушку-лабаз. Забравшись, выбросил, прежде всего, газовый баллон (видимо, запах не понравился), выспался на консервных банках, а уйдя, прихватил мешок муки!

Я вспомнил аналогичный случай, рассказанный мне таежным охотником. Он наблюдал, как Топтыгин на берегу ручья смешивал похищенную муку с водой, лепил из теста колобки и съедал их. Возможно, и нашему тяньшанскому медведю, как и его таежному собрату, знаком этот «рецепт».

Подошли к концу путешествия по медвежьим местам. Малый Усек – последний рубеж. Наш путь от суровых гор лежал на равнину в знойное лето...

Б. М. ГУБИН
Догадливый медведь

Известно, что многие хищные звери, как, например, лисица, куницы, хорьки и другие, однажды пройдя по следам человека и найдя что-то съедобное, впоследствии начинают искать его регулярно. Немало неприятностей доставляют они орнитологам, изучающим жизнь птиц в период их размножения. Периодически проверяя ранее найденные гнезда или проводя около них наблюдения, мы невольно являемся наводчиками хищников и способствуем гибели как содержимого гнезд, так порой и их обладателей. Но с этим приходится мириться, сокращая лишь до минимума число посещений и соблюдая меры предосторожности около птичьего дома. Работая в заповеднике Аксу-Джабаглы, лежащем в горах Таласского Алатау, я ежедневно проходил по десять-пятнадцать километров то в одном, то в другом направлении, посещая при этом один-два десятка гнезд пернатых. И вот с одного из дней июля я стал все чаще и чаще обнаруживать их разоренными. Долго не мог понять, в чем дело, пока не обнаружил «визитную карточку» медведя. Следуя по моим следам, он начал еженощно заниматься поборами. Запуская под кочку лапу или выворачивая камень, он извлекал из укрытия вместе с корнями содержимое гнезда, оставляя на месте преступления характерные полосы от когтей. Его не останавливали ни металлические предметы, оставляемые мной около гнезд, в том числе стреляные гильзы, ни другие ухищрения, пока не наступил август и вместе с ним не завершились гнездовые дела у птиц. В том же году, к счастью для пернатых и к разочарованию, надо полагать, медведя, закончил работы в заповеднике и я.

Охота из-под колес

Это было на Алтае близ озера Маркаколь. Утром, 16 октября 1981 года, быстро свернув небольшой лагерь, мы двинулись по горной дороге к поселку Берель. Сидя в кабине, я с наслаждением вдыхал врывающийся в нее прохладный воздух и с интересом разглядывал незнакомую местность.

Неожиданно перед самыми колесами машины что-то мелькнуло.

Через минуту тень метнулась с другой стороны и исчезла. Высунувшись из окна кабины и внимательно присмотревшись, я увидел похожего в полете на стрижа сокола-чеглока. В этот момент с обочины дороги взлетела стайка садовых овсянок и тотчас же была атакована им, но неудачно: вовремя заметив угрозу, птички дружно попадали в густую траву. Атаки на выпугиваемых автомашиной мелких птиц следовали одна за другой – их я насчитал около полусотни – но, увы, все они заканчивались безрезультатно. Птицы то круто уходили от погони вверх, то, сложив крылья, камнем падали в спасительную густоту луговой растительности.

Интерес к охоте у чеглока как будто уже начал притупляться и вдруг удача – раздался легкий шум и облачко перьев, взвившись в воздухе, медленно стало опускаться на землю. Добыча, судорожно затрепетав в когтях хищника, тут же затихла, а он, проскочив несколько метров по инерции, плавно развернулся, набрал высоту и быстро полетел в обратную сторону, унося к гнезду с птенцами зазевавшегося слетка черноголового чекана. Сообразительность сокола нас удивила. По-видимому, однажды случайно выхватив взлетевшую из-под колес машины пичужку, он стал затем постоянно охотиться около нечасто проходящего здесь транспорта.

Находчивая варакушка

Известно, что кукушка для продления своего рода подбрасывает яйца в гнезда мелких насекомоядных птиц, и те, движимые родительской заботой о потомстве, выкармливают подкидыша. Но всегда ли так безропотно птицы воспринимают эти повороты судьбы? Оказывается, нет. Некоторые довольно быстро распознают подвох и всеми способами избавляются от навязываемого им воспитания чужого потомства.

В долину Урала кукушка прилетает в начале мая, когда большинство варакушек, с которыми у нее имеются гнездовые связи, уже сидят на кладках или выкармливают птенцов. Но часть гнезд разоряют хищники, и тогда варакушки приступают к повторному гнездованию. Вот такие птицы, а также те, что уже успешно вырастили потомство и начинают второй цикл размножения, становятся объектом усиленного внимания кукушек. Существует мнение, что кукушка съедает предварительно одно яйцо хозяйки, чтобы и ее яйцо было окрашено так же. Но в долине Урала, по нашим наблюдениям, кукушки никогда так не поступали, поскольку во всех случаях количество яиц, отложенных варакушками, оставалось неизменным, а яйца кукушки, даже отложенные в гнезда других видов пернатых, все-таки оставались схожими с варакушкиными, отличаясь лишь размерами и большим весом.

Обычно подкладка происходила уже при снесении яиц хозяйкой. И только однажды кукушка подложила яйцо в гнездо, из которого накануне вылетели птенцы. Из четырнадцати гнезд, в которых побывали кукушки, варакушки приняли кукушачье яйцо только в четырех, а остальные выкатывали за борт гнезда, и даже наше вмешательство с повторным водворением яиц на место не давало результатов – птицы настойчиво избавлялись от них. Как выяснилось при помощи цветного мечения птиц и тщательных наблюдений за гнездами, выкатывают яйца кукушки лишь взрослые варакушки, уже, видимо, наученные горьким опытом, тогда как молодые остаются одураченными и воспитывают кукушат.

Обманутая лисица

Утром одного из майских дней, проводя наблюдения в Кызылкумах за джеком, или дрофой-красоткой, мы отметили необычную картину в поведении этой птицы. Оттоковав в прохладное время суток, самцы часа через два-три после восхода солнца, когда прогреваемый воздух начинает струиться, кормятся, а затем, как правило, залегают на излюбленном бугорке с хорошим обзором местности.

Но в тот день начавшая было кормиться птица вдруг резво побежала и, преодолев без остановки двести метров, распустила контрастное черно-белое оперение и в токовом угаре начала приближаться к кустикам полыни. Среди них мы вскоре обнаружили лисицу, которая, заинтересовавшись джеком, направилась в его сторону. В момент, когда между ними осталось не менее пятидесяти метров, джек, сложив оперение, залег и благодаря покровительственной окраске буквально растворился на месте. Сбитая с толку лиса проскочила мимо и стала удаляться, а он, отпустив ее подальше, вдруг снова возник в своем великолепии и начал двигаться вдоль небольшой гряды. Рыжая, опять не устояв перед соблазном, остановилась и небольшими пробежками стала скрадывать птицу. А джек усердствовал, особенно в момент, когда плутовка, используя складки местности, исчезала на какое-то время. Вот так, как бы поддразнивая лису в течение полутора часов, джек вместе со своим врагом удалились от нас настолько, что стали неразличимы даже в полевой бинокль. Но, придя сюда на другой день, мы увидели джека целым и невредимым.

Проанализировав этот и подобные случаи, когда птица в момент явной для нее опасности принималась усиленно токовать, мы пришли к выводу, что самец, рискуя собой, старался привлечь внимание врагов и постепенно увести их в сторону, давая возможность самке спокойно насиживать кладку.

Присада

Как-то в майский теплый вечер самцы джека один за другим без видимых на то, казалось бы, причин прекратили токовать и залегли. Но мы уже знали – появилась реальная угроза. И действительно, вскоре с огромной высоты на равнину начали опускаться грифы, и в течение часа около павшей овцы собралась компания из пятнадцати птиц. В это же время поблизости от нас появился крадущийся джек, который при коротких остановках то и дело выставлял, словно перископ, шею с небольшой головкой и, осмотревшись, продолжал удаляться от грифов. Над этой же равниной, как маленькие планеры, летали зеленые щурки, периодически присаживаясь на редкие прошлогодние стебли вонючей ферулы.

И вот одна вдруг приземлилась на голову застывшего джека. Птица от неожиданности дернула головой, сбросила «седока», а щурка, не поняв, в чем дело, снова было хотела сесть на понравившуюся присаду. Возмущению самца не было предела. Взъерошив оперение и распустив крылья, он принял позу угрозы и сделал броски в направлении щурки – один, другой... Та, описав полукруг, поняла свою ошибку и спокойно улетела. А джек, подавив возмущение, двинулся дальше, маскируясь и не спуская глаз с пирующих грифов, представлявших несравненно большую опасность.

Приспособились!

В апреле 1985 года, петляя на машине по кромке Кызылкумов, мы наконец выехали к интересующей нас скважине. Из земли, полуизъеденная ржавчиной и обросшая слизью водорослей, торчала трехметровая труба, из горловины которой низвергались водяные струи. Над ними парило облачко – значит, вода теплая. И действительно, температура ее была не менее сорока градусов. Журчащий ручеек, пробивший себе дорогу к подножью бархана, образовал небольшое озерцо. То ли из-за сезонного колебания уровня, то ли по другой причине тростником и кугой заросла лишь середина водоема, а края кольцом на пять-шесть метров оставались чистыми. Вода, да к тому же еще и теплая, привлекла, сюда массу зеленых жаб – этих удивительно приспособленных животных. Несмотря на то, что была только середина апреля, они, видимо, давно уже приступили к размножению, и их напоминающее рыбок потомство самого разнообразного возраста усеяло дно. Особенно много головастиков оказалось в тростниках.

Несколько остывший ручеек в месте впадения в озерцо образовал своеобразную дельту, по которой, попискивая, сновали десятка полтора куличков, пара скворцов, да стайка белых трясогузок. По краю тростников то и дело шныряли черные с яркокрасной бляшкой во лбу камышницы и их ближайшие мелкие родственники – курочки-крошки. Обойдя водоем, я обратил внимание на доверчивость птиц и их явное нежелание покинуть облюбованное место. Взяв фоторужье, я устроился поблизости от небольшой купы куги и вскоре заснял птиц, а затем, пронаблюдав за ними, понял и причину их концентрации. Медленно продвигаясь по стеблям горизонтально лежащего тростника, курочки время от времени замирали, неуловимым движением выхватывали из воды что-то мелкое и, тряхнув головой, съедали. Присмотревшись, я понял, что добычу составляли головастики. Но не только курочки и кулики, а даже трясогузки и скворцы тоже ловили легкую добычу. Таким образом, жабы приспособились, используя теплую воду, к более раннему размножению, а птицы – к несвойственной им, но зато обильной и легкодоступной пище.

Лягушка из... полыньи

Недалеко от Алма-Аты в один из январских дней после смягчения морозов отправились мы на небольшую речку попытать рыбацкого счастья. По пути свернули к одному из незамерзающих ручьев, чтобы наловить мальков, на которых, согласно рыбацкой молве, особенно хорошо идет судак.

Вокруг нас простиралась заснеженная целина. Относительно неглубокий слой снега еще не слежался и, слегка похрустывая, легко рассыпался под ногами. И вдруг (уж не померещилось ли?) сквозь хруст снега слышу... лягушачье кваканье! Резко поворачиваюсь к идущему сзади товарищу и ловлю его такой же недоуменный взгляд. А тем временем метрах в тридцати от нас лягушка снова подала голос.

Перепрыгнув в узком месте через канальчик, мы в ту же минуту были около небольшого, площадью с жилую комнату, родникового озерца и сразу увидели две торчащие из воды остроносые мордашки. Завидев нас, квакушки тут же поспешно нырнули и затаились в тине. Торчащие из воды стебли тростника и растущий на берегу куст обильно покрыты инеем, и только в непосредственной близости от воды его на комлях не было. Вода в роднике обильно парила. Температура источника оказалась около 20° С, тогда как рядом – в речке и канальчике – вдвое ниже. Видимо, это обстоятельство позволило лягушкам быть активными даже зимой, невзирая на окружающую стужу.

Нелегкая черепашья жизнь

Работая в Южном Прибалхашье, я довольно часто встречался со степной черепахой и невольно был свидетелем многих событий ее интересной жизни. Но особо меня поразила изощренность ее многочисленных врагов, о трех из которых и пойдет наш рассказ.

В первый год работы в пустыне я обратил внимание на то, что довольно часто встречаю на поверхности земли скорлупу черепашьих яиц. Позже, с началом размножения этой рептилии, приходящимся в Прибалхашье на начало мая, стали попадаться мне, и с каждым днем все больше, только что разграбленные кладки. В том, что это поработал четвероногий хищник, я не сомневался, но кто именно – долго не знал. Помог случай.

Как-то вечером мы прямо в лагере поймали молодого и непугливого ушастого ежа. Посадили его на ночь в небольшой ящик. Утром я решил сфотографировать малыша, но он сидеть на ярком свету не хотел. Надо было его чем-то занять, и тогда я подсунул ему яйцо черепахи, найденное накануне совершенно целым. Надо было видеть, с какой поспешностью еж набросился на него, хрустнула скорлупа, и содержимое яйца вмиг оказалось в его желудке. Остатки же скорлупы напомнили те, что я встретил в природе. Подсмотрев вскоре, как черепаха отложила яйца, я задумал провести «следственный эксперимент» и в тот же вечер выпустил пленника рядом с зарытыми яйцами. Ежик, немного побегав, вдруг остановился и стал рыть землю именно в месте свежей кладки. Маленький хищник почуял запах, оставленный черепахой в момент снесения яиц, и наглядно продемонстрировал, как пользуются его собратья своим тонким обонянием.

Однако, если четвероногие в поиске добычи полагаются на чутье, то ворон – на зоркий глаз. Заметив ползущую черепашку, он приземляется около нее и несколькими ударами крепкого массивного клюва четвертует безобидное животное. В период выкармливания своего прожорливого потомства ворон, оглушив жертву одним-двумя ударами, несет ее к гнезду, близ которого принимается за обработку. Покормив птенцов, птица летит за следующей жертвой, щедро оставляя мухам и жукам-мертвоедам остатки.

К моменту вылета птенцов не далее ста метров от гнезда я насчитал с десяток своеобразных «кузниц», где скопились остатки более трехсот черепашек, в основном одно-трех-, реже четырех-пятилетнего возраста. Более взрослых ворон осилить уже не в состоянии. Следы такой деятельности я наблюдал близ всех пяти известных мне за два года работы в пустыне гнезд. В «кузницах» одной из пар воронов оказались также остатки не менее сотни черепашьих яиц.

Однажды, заметив летящего ворона с яйцом в клюве, я проследил за ним при помощи бинокля и вскоре был близ его гнезда. Пять птенцов должны были вылететь со дня на день, и я, не пугая их, приступил к осмотру окрестностей гнезда. Вскоре нашел шесть основных и несколько случайных разделочных площадок, на которых остатки черепашек перемешались со скорлупой яиц.

Как же ворон находит яйца? Органы обоняния отпадают, да и какой надо иметь нюх, чтобы с высоты учуять маленькие яйца. Значит, зрение? Но попробуй найди в однообразной пустыне практически неуловимые следы деятельности черепахи, тем более, что откладывает она яйца под защитой какого-либо кустика. Наиболее правдоподобно, что ворон выслеживает черепаху и поедает только что отложенные яйца. Можно предположить, что в этом деле птице помог просто случай. Пролетая над черепахой, занятой откладкой яиц, ворон задержался и вскоре стал обладателем деликатесного яйца, затем еще одного, а возможно, вскоре и третьего. Обладая великолепной памятью, птица и в следующий раз не упустила представленного случая, после чего поиски приобрели направленность. Затем опыт передался другой птице, и пара воронов в радиусе восьми-десяти километров стала настоящим бичом черепах. Вторая пара, близ гнезда которой я насчитал около двадцати съеденных яиц, находилась в километрах тридцати от предыдущей. Возможно, что один из членов этой пары был потомком первой и «унаследовал» опыт родителей по добыванию черепашьих яиц. Примеров сообразительности вороновых птиц описано немало. Но и другие пернатые не лыком шиты.

Обследуя гнезда орлов, мы обычно встречали близ них обломки панцирей пяти-шести черепах, а у некоторых – по два-три десятка. Подсмотреть процесс охоты птиц долго не удавалось, пока не помог случай. Наблюдая как-то за жаворонком, беспокоившимся неподалеку с кормом в клюве, я услышал глухой удар о землю и увидел пикирующего могильника. Заметив место, где он сел, я бросился бежать и вскоре был там, заставив птицу с явной неохотой подняться на крыло, оставив полусъеденную черепаху. Осмотр жертвы прояснил, как расправился орел с этим забронированным животным. Заметив ползущую черепаху, могильник схватил ее лапами, поднял высоко в воздух и бросил. Крепкий панцирь не выдержал удара и треснул в нескольких местах, обнажив окровавленное мясо. Сообразительной птице оставалость лишь съесть добычу или унести птенцам. Интересно, что пуховичкам родители приносят маленьких черепашек, а по мере подрастания – более крупных.

Что же заставило орлов переключиться на питание черепахами? Известно, что основным кормом их являются разнообразные грызуны. Но в начале восьмидесятых годов по Прибалхашью прокатилась мощная эпизоотия, и орлы вынужденно переключились на питание черепахами, единственным массовым и доступным кормом в этих местах.