Текст книги "Тропинки в загадочный мир [с иллюстрациями]"

Автор книги: Р. Кубыкин

Соавторы: Б. Касабеков,Э. Бауэр,В. Колбинцев,Р. Шаймарданов,З. Брушко,Б. Губин,В. Гарбузов,В. Хроков,Н. Березовиков,А. Ковшарь
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Самопожертвование или...?

...Я вышел в устье речушки, впадающей в озеро Маркаколь. Раздвинув густую стену камыша, в метре от себя увидел выводок хохлатых чернетей. Шесть утят, маленьких, черных, пушистых шариков, резво плавали около своей мамаши, которая, увидев меня, со скрипучим криком, хлопая крыльями, побежала по воде. Пуховички помчались следом за ней, затем нырнули, и в прозрачной воде я хорошо разглядел, как они, оставляя за собой веер серебристых пузырьков, расплылись в разные стороны. В это время утка взлетела и, сделав круг, буквально упала в кочки в нескольких метрах от меня. Я направился к ней, надеясь увидеть обычную сцену,– как мамаша притворяется раненой, чтобы отвлечь опасность от птенцов. Но чернеть, вытянув голову, лежала неподвижно. Я протянул к ней руку и дотронулся до оперения. Она по-прежнему не двигалась. Подтолкнул ее пальцем – никаких признаков жизни. Я присел около утки и, ничего не понимая, взял ее в руки, и тотчас почувствовал, как у нее бьется сердце. Ярко-желтые глаза птицы выражали страх. Утку словно покинули силы. Она не предприняла ни одной попытки улететь. Подойдя к берегу, я опустил ее в воду. Она поплыла вниз по течению. Миг – и птица пришла в себя. Достигнув излучины, где уже плавали утята, она быстро побежала по воде, уводя их от места злополучной встречи.

Трудно объяснить ее поведение. Что это – самопожертвование или нечто иное?

Осада

На скалистом склоне горы, обращенном к Иртышу, в середине марта еще всюду лежал снег. В темной расщелине одной из небольших скал, выступающей из мощного снежного намета, я заметил спокойно отдыхавшего филина. Он сидел неподвижно, как изваяние. Прошло несколько минут – и филин вдруг насторожился, открыл глаза и повернул голову. Тотчас раздалось шумное стрекотание. Оказалось, кроме меня, хищника выследили вездесущие сороки. Они сели на глыбу и, заглядывая в расщелину, стрекотали. Взгляд филина привел их в какое-то паническое оживление.

На поднятую сороками шумиху с окрестных скал слетелось множество галок. Они черным полчищем расселись вокруг скалы, покричали, и на этом вся их храбрость прошла. Стоило филину пошевелиться, повернуть голову, защелкать клювом, как многочисленное «войско», тесня друг друга, отступало назад. Успокоившись, они вновь неуверенно приближались к укрытию грозного хозяина ночи. Вскоре одна за другой галки стали разлетаться и от сотенного сборища остались лишь две-три любопытных галки. Поугомонились и сороки, но осады не снимали.

Филину, видимо, уже порядком надоело столь шумное соседство, и он, сорвавшись со скалы, медленно махая крыльями, полетел вдоль склона. Сороки пришли в неистовство. Всполошились и галки. Черной тучей помчались они в погоню. Было ясно, что пока длится день, ночному разбойнику они не дадут покоя.

Ночные охотники

Августовская ночь опустилась незаметно, наполнив маркакольскую тайгу темнотой и тишиной. По заросшей лесной дороге я вышел к роднику, вытекающему из густых тальников и заполнившему студеной водой придорожную выбоину. Яркая луна через вершины лиственниц высвечивала уголок этой лужи. Проходя мимо, я присел отдохнуть около воды и мельком заметил скользнувшую над ней тень, которая чуть не коснулась моего лица. Я даже несколько раз попробовал схватить ночной призрак. Не сразу понял, с кем имею дело, но вскоре узнал летучую мышь. Она то бесшумно летала над самой водой, схватывая невидимых мне насекомых, то исчезала и вновь проносилась мимо меня.

Я уже собрался уходить, как вдруг заметил проплывший над дорогой силуэт ушастой совы. Ее тоже, видно, привлекла освещенная лужица. Я на миг потерял ее из виду. В этот момент вновь запорхала летучая мышь, и тотчас из тальников появилась сова. Ее крылатая тень проплыла в лунном зеркальце, раздался писк летучей мыши – и все стихло. Произошло это так моментально, что даже не удалось рассмотреть толком происшедшее. А вскоре в темном лесу оживленно запищали птенцы, выпрашивающие корм...

Сорочий враг

Октябрьский день в предгорьях Алтая был серый, тихий, с мглистым и низким небом. Рощи в эту пору кажутся пустынными и чуткими к каждому звуку. Бреду тропой в пойме Иртыша, подминая ногами опавшие листья.

Впереди в молоденьком березнячке уже давно слышу громкую стрекотню сорок – верный признак того, что там что-то происходит. Направляюсь туда. На тополе собралось пять сорок. Они стрекочут без умолку, прыгают с ветки на ветку, посматривая вниз. С разных сторон на подмогу им слетаются их сородичи.

А внизу, на земле, усыпанной желтой листвой, неподвижно сидит сова – длиннохвостая неясыть, заклятый враг сорок. Сова симпатична: оперение серое, с черноватыми продольными полосками, а «личико», словно в маске, тоже серенькое, с выделяющимися на нем узкими темными глазами и приплюснутым желтым клювом.

Заметив меня, неясыть настороженно завертела головой и улетела в соседние заросли. А в лапах она унесла... сороку, оставив на месте, где сидела, кучку сорочьих перьев.

Однако белобокие сразу слетелись к тому месту, где вновь села сова, и подняли такую шумиху, словно началась ожесточенная пулеметная перестрелка. Хищница же, игнорируя их, прикрыла глаза и будто задремала, а сама нет-нет да глянет на неугомонных сорок через узкую щелку глаз. А сороки прыгают по веткам, сбивая остатки последней листвы, отчаянно «рвут» глотки, а приблизиться боятся. Лишь самые отважные временами пролетают низко над совой. Неясыть при этом приходит в себя, сердито поворачивает голову, жмурится и вновь впадает в дремоту. Сороки же трясутся от неистовства, ненависти и страха перед своим врагом.

Уже темнело, когда я снова проходил мимо этого места. На кустах, по-прежнему вздергивая длинными хвостами, караулило неясыть несколько сорок. Многие из них уже докричались «до хрипоты», а большинство разлетелось. Наступала ночь– покровительница сов.

Навозники

Солнце уже клонилось за пустынные увалы, когда я возвращался к экспедиционному лагерю берегом речушки Орта-Теректы, стекающей с горных отрогов Южного Алтая. Неожиданно среди несмолкаемой стрекотни цикад послышалось нарастающее жужжание – и тотчас я получил хлесткий шлепок по щеке. К моим ногам упал черный жук. Им оказался крупный экземпляр навозника-гимноплевра, сородича знаменитого священного скарабея. Жук смешно шевелил усиками и, видимо, еще не пришел в себя от непредвиденного тарана. А мимо, как шальные пули, проносились другие навозники.

Оказалось, что я вышел на недавнее стойбище скота, где было в разгаре настоящее пиршество. Впереди, на тропинке, облепив коровью «лепешку», копошилось множество навозников. Жуки энергично прогрызали подсохшую корочку «лепешки» и, оставляя за собой ходы, погружались в ее содержимое. Через некоторое время насытившиеся и измаранные до неузнаваемости, они выбирались наружу и наполняя все кругом жужжанием, пытались взлететь. Однако отяжелевшим после пиршества и испачканным, сделать это им было нелегко, и только после многократных попыток они, наконец, поднимались и разлетались по стойбищу.

Вскоре оживление вокруг «лепешки» стихло. Жуки уже разлетелись, а я еще задержался, заинтересовавшись странным поведением крупного навозника, который пытался что-то вытащить, вернее выкатить из небольшого отверстия «лепешки». Это у него явно не получалось, и он стал усиленно расширять вход. Через несколько минут работы из отверстия показался круглый комочек, который упорно толкал сзади второй жук. По своим размерам он был почти на четверть меньше своего спутника.

Выбравшись наружу, жуки стали торопливо очищать крылышки, грудку и головку. Затянувшуюся процедуру их туалета неожиданно прервало появление третьего навозника, который, не обращая внимания на хозяев, взобрался на их шарик и принялся с жадностью его грызть. Однако незваный гость тотчас подвергся нападению одного из хозяев и был опрокинут на спину. После вторичной атаки он предпочел ретироваться.

Обеспокоенная нападением чужака, эта, по-видимому, семейная чета тронулась в путь. И тут меня поразила удивительная работоспособность и согласованность жуков в передвижении шарика. Впереди него всегда находился крупный жук. Он двигался спинкой вперед, подкатывая шар лапками на себя. Более мелкий жук работал в положении головой вниз. Он отталкивался передними лапками от земли, а задними с усилием толкал шар вперед. Ему приходилось гораздо труднее. Через несколько минут пути его блестящий хитин покрылся пылью. На многочисленных ямках и трещинах, встречавшихся на их пути, он часто терял равновесие и опрокидывался на спинку, а шарик укатывался в сторону. Крупный навозник в таких случаях терпеливо поджидал, пока его спутник примет прежнюю позу, и они вновь трогались в путь.

Прошло около получаса, а жуки проползли путь всего лишь в несколько метров, с титаническим упорством преодолев все встреченные препятствия. Наконец, они выкатили шарик на полянку с рыхлой почвой. В одном месте навозники остановились. Меньший жук головкой и лапками разрыл землю. Но, не удовлетворившись глубиной, выбрался, и они двинулись дальше. Остановка – и вновь он зарывается в почву и опять вскоре вылезает наружу. Почвенный слой по-прежнему неглубок. Через метр навозники попали в выбоину от коровьего копыта. Меньший жук тотчас начал зарываться в пыльную землю прямо под шарик. Прошла минута – и шар стал медленно погружаться. Крупный навозник в это время взобрался на шар и тяжестью своего тела способствовал его погружению. Одновременно сторожил свое изделие.

Иногда, при моем приближении, он обегал вокруг выбоины, проверяя, не грозит ли опасность. Успокоившись, возвращался на место. Один раз он даже зарылся в землю, видимо, помогая меньшему в работе. Вскоре им стали мешать комочки почвы. Тотчас показалась запыленная головка меньшего жука. Он раздвинул создавшуюся преграду, а затем головой с усилием приподнял мешающий погружению большой земляной обломок. Крупный навозник в это время стал вращательными движениями вкатывать шар в образовавшееся пространство. Наконец он скрылся в земле, придавленный сверху тяжелым обломком. Следом за шариком зарылся и меньший жук. Но крупный выбрался в последний раз из выбоины, обежал ее вокруг и погрузился снова.

Теперь навозники вне опасности, и после утомительного пути самка примется за откладку яиц и изготовление подземной колыбельки, в которой будет жить их потомство.

Пока я наблюдал за этой сценой, из-за хребта наплыли тучи и стал накрапывать дождь Пора возвращаться в лагерь, и я тороплюсь записать в дневник увиденное, но тут замечаю торопливо ползущих по тропинке еще двух навозников. Необычная процессия невольно вызывает улыбку. На спинке одного жука преспокойно едет другой. Вероятно, у этой пары брачная пора... Но тут ударили тяжелые капли дождя – и навозники тотчас погрузились в землю. Заинтересовавшись их поведением, я разрыл их нехитрое убежище. Оба жука неподвижно лежали передо мной – лапки прижаты к грудке и ни малейшего движения. Я их и в руки брал, и перекатывал из ладони в ладонь, и ронял на землю. Жуки были, словно мертвы, вернее имитировали ложную смерть. Опускаю их на прежнее место. Прошла минута, вторая. Дождь усиливается, но они неподвижны. Наконец, начинаю замечать, как у одного из них шевельнулись усики, затем лапки. Подобные движения повторились и у другого. И вот они быстренько перевернулись со спины на брюшко – и тотчас зарылись в землю, не оставив после себя ни малейшего следа.

В. Т. ЯКУШКИН
Потомок древних исполинов

Пустыня отнюдь не самое гостеприимное место, но многие животные, обитающие там, и не подозревают об этом. Они приспособились к жизни в жаре и сухости, из-за чего приобрели своеобразный внешний вид и привычки.

Пожалуй, самыми колоритными представителями животного мира пустыни являются пресмыкающиеся, а среди них, конечно,– вараны. Ведя свою родословную от древних ящеров, они за последние несколько миллионов лет порядочно обмельчали, но и сегодня являются наиболее крупными из всех современных ящериц. Например, вараны с острова Комодо в Индонезии достигают трех с половиной метров в длину и весят 100—150 килограммов.

Единственный потомок древних исполинов, обитающий в СССР,– серый варан. Живет в пустынях Средней Азии, а в Казахстане его можно встретить на юге Чимкентской области. Почти полутораметровой длины, он производит довольно устрашающее впечатление, которое усиливается из-за сходства его раздвоенного языка со змеиным. Сила его челюстей такова, что он может перекусить палец человеку, а удар длинного, как хлыст, хвоста очень чувствителен. Все вараны хищники. Серый тоже не исключение: питается мелкими животными.

Я давно хотел сфотографировать такого экзотического «ящера». Поэтому весной 1986 года с удовольствием принял предложение поехать в пустыню Кызылкумы – тем более, что надеялся встретить там и других интересных животных.

Долгая и тряская дорога привела нас к зоологическому стационару. Весной пустыня полна ярких красок, но меняются они буквально на глазах. Утром любуешься барханами, красными от маков, а после обеда облик барханов уже другой – лепестки маков облетают.

...Несколько дней прошли в хлопотах, мы видели многих животных, но варана пока не встречали, хотя в этих местах он водился. Проезжавшие геологи рассказывали о «недавних встречах» с ним. При уточнении оказывалось, что один из них видел варана в прошлом году, другой – несколько месяцев назад. Эти сообщения несколько поубавили мой энтузиазм. Поставив себе более реальную задачу, я отправился на следующий день снимать птенцов в гнезде канюка-курганника.

Замаскировав среди кустов саксаула свой скрадок и настроив фотоаппарат с мощным телеобъективом, стал дожидаться прилета взрослых птиц с кормом. У хищных пернатых кормление малышей происходит всего три-четыре раза в день – из-за сложностей с добычей мелких животных,– поэтому, сфотографировав родителей, я немного расслабился, зная, что следующий их прилет будет не скоро. Однако не прошло и двадцати минут, как послышались какой-то шум и хлопанье крыльев. Осторожно выглянув, поначалу ничего не увидел. Взрослых птиц не было, а птенцы почему-то очень беспокоились, периодически расправляя крылья, будто перед полетом. Не видя пока причины их беспокойства, я еще раз заснял их и принялся рассматривать окрестности. Наведя объектив на ствол саксаула, вздрогнул от неожиданности: по стволу не особенно грациозно, но решительно ползла к гнезду крупная ящерица. «Варан»,– промелькнула мысль.

Гнездо канюков располагалось в развилке ветвей на высоте двух с половиной метров. В научной литературе я не находил сообщений, что эта ящерица способна лазать по деревьям на довольно значительную высоту. Но то, что наблюдаешь сам,– бесспорный факт. Варан дополз до развилки, в которой помещалось гнездо, и, казалось, призадумался, что же ему делать дальше. Ведь птенцы канюка уже были ростом со своих родителей и лишь немногим меньше самого варана.

«Ящер» словно критически оценивал ситуацию, но и отступать голодным ему, видно, не хотелось. Пробью в нерешительности несколько минут, он, цепляясь за ветки, пополз вокруг гнезда. Здесь под ним, да и в нем самом селились воробьи. Зная, что хищные птицы возле своих гнезд не охотятся, они не опасаются грозного соседства. Но вряд ли они могли ожидать, что появится варан и примется чинить разбой.

Воробьи, сидевшие на ближайших кустиках, дружно и громогласно зачирикали. Но «ящер», не внимая их протестам, просунул голову между веток и вытащил одно из воробьиных гнезд. Съев яйца, он швырнул его на землю и пополз к следующему. И так одно за другим. Сделав полный круг, варан осторожно спустился на землю, отдохнул и направился к ближайшей колонии песчанок. Эти пустынные грызуны, похожие на сусликов, тоже входят в его «постоянное меню». Но, сунувшись было в одну из нор, варан вдруг резко дернулся, вытащил голову, приподнялся и быстро засеменил прочь, неуклюже загребая ногами. Его, видимо, испугал шум проехавшей в это время машины.

Вечером при свете костра я стал рассказывать о своей встрече. Зоологи слушали меня с недоверием. За два последних месяца, дружно заявили они, здесь никто не видел варана, тем более лазающего. Тогда я их так и не убедил.

Но не зря фотографов-анималистов еще называют и фотоохотниками. Вот он, тот самый варан-разбойник (фото № 57, 58).

3. К. БРУШКО
Геккон-путешественник

В один из полевых сезонов мне пришлось работать в припойменных песках, там, где сливаются Чарын и Или. Место оказалось удачным, меня оно особенно привлекало обилием серого голопалого геккона. Эта небольшая ящерица невзрачна, но интересна древесным образом жизни, преимущественно ночной активностью и главное – своеобразным «голосом», что отличает ее от сородичей. Вероятно, мало кто знает, что геккон чаще всего селится в дуплах, под корой и в переплетениях корней, предпочитая старые деревья саксаула и разнолистного тополя (туранги). Он находит здесь не только надежное убежище, но и обильный корм – пауков, жуков, бабочек.

В изучении образа жизни этих ящериц мне помогло индивидуальное мечение. Ловить их легко с помощью небольшой петли из лески, которая крепится на прутик и очень осторожно надевается на головку геккона. Метод продуктивен и абсолютно безвреден. Освобожденную из петли ящерицу тут же помещали в отдельный мешочек, и все процедуры, связанные с измерением, взвешиванием и мечением, проводились в лагере, обычно в палатке.

Как-то после одной из таких обработок ящерица вырвалась из рук и спряталась под раскладушкой среди обуви и ящиков. Поиски оказались бесплодными, и работа продолжалась.

Чтобы не нарушать сложившегося в природе распределения ящериц, я старалась помеченных особей выпускать на те же деревья и, по возможности, у тех же убежищ. Наблюдая за гекконами в разное время суток, все их перемещения я тщательно регистрировала.

Наш лагерь располагался вблизи воды, и нам очень досаждали назойливые комары. Ночью нас спасали палатки, плотно закрываемые с помощью металлических змеек. После дневных хлопот все члены отряда расходились по своим палаткам и наступала тишина. Лишь временами слышались всплески воды возле берега.

Вдруг раздался звук «цик-цик-цик», но было непонятно, откуда он исходит. Затем я ощутила едва уловимые шорохи. Оказывается, это геккон-новосел осваивался в необычном для него жилище. Вот он пробежал под самым носом по подушке, переместился на спальный мешок, затем стал бегать по стенкам палатки. При моем шевелении беготня на несколько минут прекращалась, но вскоре вновь возобновлялась. Стало ясно, что уснуть спокойно не удастся. Однако вскоре все затихло, и я даже забеспокоилась – не придавила ли я своего постояльца? Включив фонарик, стала осматривать вещи, пол, столик, но тщетно. Но вот луч света коснулся верхнего угла палатки. Там в напряженной позе, как для охоты, на приподнятых ногах замер геккон. Что могло его привлечь? Подползаю поближе и вижу, как сквозь образовавшуюся дырку внутрь палатки стремятся проникнуть кровожадные комары, а геккон их поджидает и неторопливо поедает одного за другим.

Мы с ним провели вместе двое суток, затем было решено переселить его на старое место жительства. Когда я собралась его выпустить, то мешочек оказался пуст. Подумалось, что он ушел из плохо завязанного мешочка где-то по дороге. Расселив остальных ящериц по их «квартирам», я направилась к отдаленным деревьям, где жило несколько семей гекконов. Но в пути почувствовала, что кто-то бегает по спине, а затем залез за ворот. Легкая куртка была мгновенно сброшена, и рядом на песок приземлятся знакомый геккон. Я попыталась его поймать, но он быстро скрылся под корягу. Два дня спустя, обследуя в очередной раз поверхность стволов туранг, я обнаружила беглеца на том же самом дереве, где он впервые был пойман. Чтобы вернуться к своему «родному» жилищу, ему пришлось преодолеть расстояние почти в шестьдесят метров и пересечь площадку такыра с щебенкой и солонцом. Оказывается, чувство «дома» не чуждо и ящерицам!

Р. А. КУБЫКИН
Стрелка из Прибалхашья

По-разному ведут себя змеи при встрече с человеком. Щитомордник и гадюка зорко следят за каждым движением человека, и стоит лишь к ним приблизиться, они яростно шипят и делают броски. Относительно мирные восточный удавчик и разноцветный полоз на первых порах тоже ведут себя агрессивно. Стрелка же всегда стремится уйти от человека, используя быстроту передвижения и покровительственную окраску. Она действительно похожа на стрелу. Ее тело заострено – длинный тонкий хвост с одной стороны и относительно маленькая головка – с другой. Глаза с крупными зрачками большие и, еще добавлю, выразительные.

Стрелка трудно поддается приручению. Много их прошло через мои руки, и почти все они остались «дикарками». Вздрагивали, когда их брали в руки, и каждый раз пытались уйти из орбиты человеческого внимания. И тем не менее некоторые особи в какой-то мере могут привязываться к человеку.

Однажды мне попалась стрелка с несвойственной для представителей этого вида «общительностью»». Ее поймали наши добровольные помощники, юннаты Дома пионеров, будучи в экспедиции в Южном Прибалхашье. По-видимому, находясь длительное время в обществе детей, она привыкла к человеку. А, может быть, «общительность» – ее индивидуальная черта, поскольку все животные, как и люди, различаются.

Я взял стрелку с собой в экспедицию, чтобы иметь возможность понаблюдать за нею. В свободное от работы время члены нашей группы занимались каждый своим делом: кто читал, кто писал, кто развивал охотничьи инстинкты у своих собак, я же «водил» на прогулку змею.

И вот, как обычно, выбрал место без густой растительности, без нор и выпустил свою подопечную. Следуя за ней, подождал, пока она успокоится, затем сел метрах в полутора от нее и стал изображать «тумбочку», то есть сидеть не шелохнувшись. И стрелка вознаградила меня, открыв свой секрет – полную смену наряда. Змеи, как и другие пресмыкающиеся, периодически «меняют кожу». О приближении этого процесса чаще всего свидетельствует помутнение глаз. Но у «моей» змеи никаких признаков и в помине не было. Как же происходило это событие?

Стрелка начала тереться нижней частью и низом морды о зеленую траву, о сухие стебельки полыни. Вскоре старый эпидермис задрался назад. Потираясь головой, стрелка без остановки ползала среди кустиков на песчаной площадке в квадратный метр. Стало ясно, она пыталась отслоить или отодрать линные покровы с верхней части головы и с боков верхней челюсти и в то же время зацепиться отошедшей кожей за колючки. Даже поворачивала голову на 180° и терла верхней частью о землю. Наконец, ей удалось закрепиться за стебельки, и змея начала аккуратно выползать из старых покровов. Они слегка потрескивали. Стрелка зигзагообразно и плавно водила телом, за ней потянулся матовый чулок линной кожи.

Минут через двадцать на свет появилась «новорожденная»– свежая, чистая, с четким рисунком и окраской стрела-змея. Еще некоторое время она терлась верхом головы о комочки (как я понял, из-за старой ранки кожа не вся сошла), затем поползла было мимо меня, но...

Лето кончилось, и я уже подумывал даровать свободу змее, отправив ее в родные края с какой-нибудь институтской экспедицией. Но неожиданно стрелке оказалось суждена другая жизнь. После моего красочного рассказа ее согласилась приютить наша молодая сотрудница Таня – самая подходящая опекунша. Она любит пресмыкающихся, и дома у нее создан для разных ящериц, хоть и террариумный, но рай.

Стрелку поселили в «дом» с песком, пустынной колючкой, укрытием – старым черепком и небольшим «солнышком»– периодически включаемой электролампочкой. Я же поделился опытом принудительного кормления змеи на первых порах, и мне обещали ее покормить. Каково же было мое удивление, когда на другой день Таня сказала, что змею недели две кормить не придется. Она не стала ждать завтрака или обеда – поела сама. А случилось следующее.

Освоившись в новом жилище, змея приподняла, видимо, не очень тяжелую для нее крышку и двинулась на охоту. Благо, террариумы с добычей стояли рядом, а их жителей она, вероятно, сразу приметила. Об остальном нетрудно догадаться – стрелка забралась в террариум, где жили агама и хорошо знакомая ей прыткая ящерица. Представляю весь ужас агамы, на глазах которой происходила охота. А, может, она с любопытством взирала на это?

Сытая и «довольная» стрелка, растянувшись, лежала на подоконнике. Беглянку водворили на место под усиленные запоры. Погоревали о ящерице: как-никак, она все-таки вывелась в прошлом году в домашних условиях. Но поскольку съеденная сама была каннибалом,– на заре жизни слопала двух своих «братьев» или «сестер», то сказали, что ей так и надо. А стрелка была прощена. Наблюдения за ней, ее поведением продолжаются.