Текст книги "Метаморфозы"

Автор книги: Публий Овидий Назон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Пусть обернутся во зло. Презираю пустые вещанья".

И не прервал он пути и потом рассказал господину,

600 Как он лежащей застал с гемонийцем младым Корониду.

Лишь услыхал о беде, обронил свои лавры влюбленный;

И одновременно лик божества, и плектр, и румянец —

Сразу все сникло. Душа закипела, набухшая гневом,

Тотчас хватает свое он оружье и гнутой дугою

605 Лук напрягает и грудь, что часто сливалась, бывало,

С грудью его, он своей неизбежной пронзает стрелою.

Ранена, стон издала Коронида и, вынув железо,

Белые члены свои залила почерневшею кровью,

Молвив, – "Могла я, о Феб, от тебя испытать наказанья, —

610 Только сначала родить: теперь умираем мы – двое",

Только успела сказать – и жизнь свою вылила с кровью.

Тело ее без души погрузилось в холод смертельный.

Поздно влюбленный, увы, пожалел о возмездье жестоком,

Возненавидел себя, – что послушал, что так распалился, —

615 Птицу – вестницу зла, – чрез которую грех и причину

Должен был горя узнать; ненавидит не меньше он лук свой,

Руку свою и оружье в руке – безрассудные стрелы.

Мертвой он ласки дарит и поздним стараньем стремится

Рок победить и вотще применяет свое врачеванье.

620 Но лишь попыток тщету увидал и костер возведенный,

Понял, что скоро в огне последнем сгорит ее тело,

Стоны стал издавать, – ведь лик небесный слезами

Не подобает влажнить! – исторгал их в печали из глуби

Сердца: так точно мычит корова, когда перед нею

625 Молот ее сосунку, занесенный от правого уха,

Бьет еще впалый висок и дробит его громким ударом.

После того как излил он на грудь благовония скорби

И, обнимая ее, свой долг не по долгу исполнил,

Феб не вынес того, что семя его обратится

630 В пепел сейчас, из огня и утробы родительской сына

Вырвал он и перенес к кентавру Хирону в пещеру;

Ворону он воспретил, ожидавшему тщетно награды

За откровенную речь, меж белых птиц оставаться.

А между тем полузверь питомцу божественной крови

635 Рад был, он чести такой веселился, хоть труд был и тяжек.

Рыжая как-то пришла, с волосами, покрывшими плечи,

Дочь Кентавра; ее когда-то нимфа Харикло

Около быстрой реки родила и имя дала ей

Окиронея. Она постиженьем отцова искусства

640 Не удовольствовалась: прорицала грядущего тайны.

Так, исступленье едва пророчицы дух охватило,

Только зажглось божеством в груди у нее затаенным,

Лишь увидала дитя, – "Для мира всего благодатный,

Мальчик111, расти! – говорит, – обязаны будут нередко

645 Смертные жизнью тебе: возвращать ты души им сможешь.

К негодованью богов, однажды, на это решишься —

Чудо тебе повторить воспрепятствует молния деда.

Станешь ты – ранее бог – бескровным прахом, и богом

Станешь из праха опять, два раза твой рок обновится.

650 Ты же, отец дорогой, бессмертный, и самым рожденьем112

Веки веков пребывать назначенный, так сотворенный,

Смерти возжаждешь своей, как будешь ты кровью терзаться

Грозной змеи, восприняв тот яд пораненным телом.

Из вековечного тут божества тебя сделают снова

655 Смертным, и нить разрешат триединые сестры-богини".

Не досказала судеб, исторгла глубокий из груди

Вздох, и слезы из глаз у нее заструились потоком.

"Рок изменяет меня, – говорит, – не позволено больше

Высказать мне, и уже замыкается речи способность.

660 Что мне в искусстве моем, которое только бессмертных

Гнев навлекло на меня: предпочла бы не знать о грядущем!

Вот уж как будто мое исчезает лицо человечье,

Вот уж вкусна мне трава, бежать по широкому полю

Тянет. В родную мне плоть, в кобылицу уже превращаюсь.

665 Но почему же я вся? – двуобразен мой ведь родитель!"

Так говорила, но часть последнюю жалобы трудно

Было уже разобрать; слова становились неясны.

Вскоре уж то не слова и не ржанье кобылы как будто,

Но подражанье коню: через время недолгое точно

670 Ржанье она издает и руками по лугу движет.

Сходятся пальцы тогда, вот пять ногтей уж связало

Резвое рогом сплошным копыто; длина возрастает

Шеи ее и лица; часть большая длинного платья

Стала хвостом; волоса, как лежали свободно вдоль шеи,

675 Гривою вправо легли. Соответственно вдруг изменились

Голос ее и лицо. И по чуду ей дали прозванье.113

Помощи, плача, молил Филирой от бога зачатый,

Тщетно, Делиец, твоей. Не мог ты пресечь повелений,

Что от Юпитера шли, а если пресечь их и мог бы,

680 Не был ты там: обитал Ты в Элиде, в лугах мессенийских.

Было то время, когда тебя покрывала пастушья

Шкура; посох держал деревенский ты левой рукою,

Правой рукою – свирель из семи неравных тростинок.

Память преданье хранит, что, пока ты был занят любовью

685 И услаждался игрой, стада без охраны к пилийским

Вышли полям. Увидал их как раз Атлантовой Майи

Сын,114 их ловко увел и в дебри спрятал надежно.

Кражи никто не узнал, – один лишь известный в деревне

Некий старик; по соседству его величали все Баттом.

690 У богача у Нелея115 стерег он луга травяные

И перелески и пас табуны кобылиц благородных.

Струсил тут бог и, рукой отведя его ласково, молвит:

"Кто бы ты ни был, дружок, – коль кто случайно про стадо

Спрашивать станет, скажи; не видал, и за то благодарность

695 Будет тебе: получай шелковистую эту корову".

Дал. На подарок в ответ тот молвит: "Приятель, спокойно

В путь отправляйся. Скорей проболтается камень вот этот".

И указал он рукой на камень. А сын Громовержца

Будто ушел и – назад, изменив лишь голос и облик, —

700 "Ты, селянин, не видал, не прошло ли вот этой межою

Стадо коров? – говорит. – Помоги, не замалчивай кражи.

Дам я за это тебе корову с быком ее вместе".

А старина, увидав, что награда удвоена: "Стадо

Там под горой", – отвечал. И было оно под горою.

705 Внук же Атланта, смеясь, – "Мне меня предаешь, вероломный?

Мне предаешь ты меня?" – говорит, – и коварное сердце

В твердый кремень обратил, что доныне зовется «Указчик».

Древний позор тот лежит на камне, ни в чем не повинном.

Ровным полетом меж тем поднялся кадуцея116 носитель

710 И, пролетая поля мунихийские117, милый Минерве

Край озирал и сады просвещенного видел Ликея118.

В день тот самый как раз, по обряду, невинные девы

Над головами несли к торжественным храмам Паллады

Чистые, должные ей, в венчанных корзинах святыни.

715 И, возвращавшихся, бог увидел крылатый и прямо

Не продолжает пути, но кругом его загибает.

Как, потроха увидав, из птиц быстрейшая – коршун,

Робкий еще, между тем как жрецы вкруг жертвы толпятся,

Кругом летает и сам отлетать не решается дальше,

720 Жадный, парит над своей добычей, махая крылами, —

Резвый Киллений тогда над актейской твердынею119 так же

Ниже и ниже летал и кружил все на том же пространстве.

Сколь блистательней всех меж звезд небесных сверкает

Люцифер, ярче ж тебя золотая, о Люцифер, Феба,

725 Так меж девушек всех намного пленительней Герса

Шла, и всего торжества, и подружек своих украшенье.

Ошеломлен красотою Юпитеров сын, повисает

В небе он, весь раскален, как ядро, что пращей балеарской120

Брошено, кверху летит, своим раскаляется лётом

730 И обретает лишь там в нем дотоле не бывшее пламя.

Путь изменил он, летит он на землю, небо оставив,

И не скрывает себя: до того в красоте он уверен.

Но хоть надежна она, помогает ей все же стараньем.

Волосы гладит свои, позаботился, чтобы хламида

735 Ладно спадала, чтоб край златотканый получше виднелся.

В руку он стройную трость, что сон наводит и гонит,

Взял и до блеска натер крылатых сандалий подошвы.

Были три спальни в дому, в отдаленных покоях; отделка

В них – черепаха и кость; из спален ты в правой, Пандроса,

740 В левой – Аглавра жила, занимала среднюю – Герса.

Жившая в левой из трех заметила первой, что входит

В дом Меркурий, спросить решилась об имени бога

И для чего он пришел. "Атланта я внук и Плейоны, —

Он ей в ответ говорит. – Я тот, кто по шири воздушной

745 Носит веленья отца, родителем сам мне Юпитер.

С чем я пришел, не солгу: сестре будь верною только,

И для детей ты моих назовешься по матери теткой.

Я ради Герсы пришел. К влюбленному будь благосклонна.

Взглядом таким же глядит на него Аглавра, которым

750 Только что тайны она блюла белокурой Минервы.

И за услугу себе толику немалую злата

Требует. А между тем покинуть дом понуждает.

Грозно богиня войны покосилась тогда на Аглавру

И из могучей груди, бессмертная, вздох испустила:

755 Мало того что грудь, но эгида121 и та у богини

Заколыхалась; в ней мысль промелькнула: как тайну Аглавра

Дерзкой раскрыла рукой, как рожденный без матери отпрыск —

Бога Лемносца122 – она увидала, нарушив условье;

Что угодит божеству, угодит и сестре, что богатой

760 Станет, то золото взяв, которого требует жадно.

Тотчас же к Зависти в дом отправляется, грязной от яда

Черного. Было ее в глубокой теснине жилище

Скрыто, без солнца совсем, никаким не доступное ветрам.

Чуждое вовсе огня, постоянно обильное мраком.

765 Грозная дева войны в то место пришла и близ дома

Остановилась, вовнутрь входить не считает пристойным.

Остроконечьем копья ударяет в дверь запертую;

Вот сотрясенная дверь отворилась. Увидела дева

Евшую мясо гадюк – из пороков собственных пищу —

770 Зависть и взоры свои отвратила от мерзостной. Та же

Встала лениво с земли и, змей полусъеденных бросив,

Вон из пещеры своей выступает медлительным шагом.

Лишь увидала красу богини самой и оружья,

Стон издала, и лицо отразило глубокие вздохи.

775 Бледность в лице разлита, худоба истощила все тело,

Прямо не смотрят глаза, чернеются зубы гнилые;

Желчь в груди у нее, и ядом язык ее облит.

Смеха не знает, – подчас лишь смеется, увидев страданья.

Нет ей и сна, оттого что ее возбуждают заботы.

780 Видит немилые ей достиженья людские и, видя,

Чахнет; мучит других, сама одновременно мучась, —

Пытка сама для себя. Хоть богине она ненавистна,

Кратко Тритония123 все ж с такой обратилась к ней речью:

"Ядом своим отрави одну из рожденных Кекропом, —

785 Ту, что Аглаврой зовут. Так должно". И, молвив, тотчас же

Прочь унеслась, от земли ударом копья оттолкнувшись.

Искоса Зависть меж тем глядела, как та уносилась,

И поворчала слегка, предстоящим успехом богини

Огорчена. Но тут же взяла суковатую палку

790 Сплошь в колючих шипах. Вот, в черные тучи одета,

Всюду, куда ни придет, поля изобильные губит,

Травы сжигает лугов, обрывает растений верхушки,

Мерзким дыханьем своим дома, города и народы —

Все оскверняет, и вот Тритонии видит твердыню,

795 Что и умами цветет, и богатством, и праздничным миром.

Плакать готова как раз оттого, что не над чем плакать.

Но лишь вступила она к Кекроповой дочери в спальню,

Стала приказ выполнять: ей грудь заскорузлой рукою

Трогает, сердце ее наполняет крючками колючек.

800 Сок вредоносный в нее вдыхает старуха и черный

Яд разливает в костях и в самые легкие брызжет.

А чтоб вниманье ее не блуждало по разным предметам,

Тут же родную сестру глазам она девушки кажет,

Брак счастливый ее и в пленительном образе – бога, —

805 Все представляя крупней. Раздраженная этим виденьем,

Тайной казнится тоской, стеная, и ночью томится

Дева, томится и днем, несчастная трижды, в недуге

Медленном тает, как лед, разъедаемый действием солнца.

Так же пылает она от счастья удачливой Герсы,

810 Как разведенный костер, коль трав подбросить колючих:

Пламени он не дает, но медленным жаром сгорает.

Часто желала она умереть, чтобы только не видеть,

Часто – признаться отцу суровому, как в преступленье.

Села она наконец на пороге, готовая бога

815 Прочь отогнать; на его выражения ласки, на просьбы

И на нежнейшую речь, – "Перестань! – отвечала Аглавра, —

Не отстранивши тебя, я с этого места не сдвинусь".

Быстрый Киллений в ответ: «Согласимся на этом условье».

Тотчас резную дверь отмыкает он тростью. У ней же

820 Члены, какие, садясь, мы сгибаем, едва попыталась

Встать, недвижимыми вдруг от тяжести стали нежданной.

Все же она во весь рост подняться силится прямо.

Но сочлененье колен цепенеет; всю холод объемлет.

Падает, жилы ее бледнеют, лишенные крови.

825 Как – нецелимый недуг – широко расходится в теле

Рак, к пораженным частям прибавляя здоровые части, —

Так постепенно и хлад смертельный, в грудь проникая,

Жизни пути у нее навеки замкнул и дыханье.

И не пыталась она говорить, а когда б попыталась,

830 Голосу путь был закрыт. Уж камень охватывал горло;

И затвердело лицо; изваяньем сидела бескровным.

Сам был и камень не бел: ее мысли его потемнили.

Только лишь казнь за слова и помысл неблагочестивый

Внук Атлантов свершил, и земли, что имя Паллады

835 Носят, покинул он, мчит, распустив свои крылья, на небо.

Вдруг его кличет отец и, любви не открывши причину, —

"Сын мой! Верный моих, – говорит, – исполнитель велений!

Ныне не медли. Скользни ты, резвый, обычным полетом

Вниз и скорее в предел, который на мать124 твою слева

840 Смотрит, который зовут его поселенцы Сидонским,

Мчись; там увидишь: вдали на горной лужайке пасется

Царское стадо, – его поверни ты к морскому прибрежью!" —

Молвил, и тотчас же скот с горы, как велено, согнан;

На побережье бежит, где великого дочь государя

845 В обществе тирских девиц привычку имела резвиться.

Между собой не дружат и всегда уживаются плохо

Вместе величье и страсть. Покинув скипетр тяжелый,

Вот сам отец и правитель богов, что держит десницей

Троезубчатый огонь и мир кивком потрясает,

850 Вдруг обличье быка принимает и, в стадо вмешавшись,

Звучно мычит и по нежной траве гуляет, красуясь.

Цвет его – белый, что снег, которого не попирала

Твердой подошвой нога и Австр не растапливал мокрый.

Шея вся в мышцах тугих; от плеч свисает подгрудок;

855 Малы крутые рога; но поспорил бы ты, что рукою

Точены, блещут они ясней самоцветов чистейших.

Вовсе не грозно чело; и взор его глаз не ужасен;

Мирным выглядит бык; Агенорова дочь125 в изумленье,

Что до того он красив, что бодаться ничуть не намерен.

860 Но хоть и кроток он был, прикоснуться сначала боялась.

Вскоре к нему подошла и к морде цветы протянула.

Счастлив влюбленный; он ей, в ожидании нег вожделенных,

Руки целует. С трудом, ах! с трудом отложив остальное.

Резвится он и в зеленой траве веселится, играя,

865 Или на желтый песок белоснежным боком ложится.

Страх понемногу прошел, – уже он и грудь подставляет

Ласкам девичьей руки; рога убирать дозволяет

В свежие вязи цветов. И дева-царевна решилась:

На спину села быка, не зная, кого попирает.

870 Бог же помалу с земли и с песчаного берега сходит

И уж лукавой ногой наступает на ближние волны.

Дальше идет – и уже добычу несет по пучине

Морем открытым; она вся в страхе; глядит, уносима,

На покидаемый берег. Рог правою держит, о спину

875 Левой рукой оперлась. Трепещут от ветра одежды.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Бог уже сбросить успел быка обманчивый облик,

Снова себя объявил и в диктейских полях126 поселился.

А удрученный отец искать пропавшую Кадму

Повелевает, грозя, что изгнаньем он будет наказан,

5 Если ее не найдет, – благочестный отец и преступный!

Землю всю исходив, – но Юпитера кто же уловки

Выследит? – став беглецом, от отчизны и гнева отцова

Кадм уклоняет свой путь и, молясь, у оракула Феба

Просит совета: в какой, вопрошает, земле поселиться?

10 "Встретишь в пустынных полях, – ему Феб отвечает, – корову,

Что не знавала ярма, не влачила и гнутого плуга, —

Вот и водитель тебе; где ляжет она на лужайку,

Стены ты там возведи и названье «Беотия»127 дай им".

Выйдя, едва он успел из Кастальской пещеры128 спуститься,

15 Видит: тихо бредет, без сторожа вовсе, телица,

И никаких у нее на шее нет признаков рабства.

Вот за телицею вслед идет он медлительным шагом

И указавшего путь прославляет в молчании Феба.

Вот миновали они и Кефис, и равнины Паноны;129

20 Остановилась она и, красуясь рогами крутыми,

Лоб к небесам подняла и мычаньем наполнила воздух.

Тут, обернувшись назад на спутников, шедших за нею,

Наземь корова легла, привалясь на траву молодую, —

И благодарствует Кадм и, припав, чужую целует

25 Землю; приветствует он незнакомые горы и долы.

К жертве готовиться стал Юпитеру. Для возлиянья

Слугам воды принести он велит из источников быстрых.

Лес там древний стоял, никогда топором не сеченный,

В нем пещера была, заросшая ивой и тростьем;

30 Камни в приземистый свод сходились, оттуда обильно

Струи стекали воды; в пещере же, скрытый глубоко,

Марсов змей130 обитал, золотым примечательный гребнем.

Очи сверкают огнем; все тело ядом набухло,

Три дрожат языка; в три ряда поставлены зубы.

35 В эту дубраву едва тирийские выходцы шагом,

Благ не сулящим, вошли, и, опущенной в воды живые,

Урны послышался звон, протянул главу из пещеры

Иссиня-черный дракон и ужасное издал шипенье.

Урны скользнули из рук, и сразу покинула тело

40 Кровь, внезапная дрожь потрясает людей пораженных.

Змей, извиваясь, меж тем чешуями блестящие кольца

Крутит, единым прыжком изгибаясь в огромные дуги,

И подымается вверх, на полтела и более, в воздух,

И уж глядит с высоты, с небесным равняется змеем,

45 Кем, – если видеть его во весь рост, – размежеваны Аркты.

Вмиг финикийцев, – одни приготовились было сразиться,

Эти – бежать, тем страх был и бою и бегству помехой, —

Змей упреждает. Одних убивает укусом иль душит,

Тех умерщвляет, дохнув смертельной заразою яда.

50 Солнце, высоко взойдя, сократило тем временем тени;

Кадм изумлен, отчего так медлят товарищи долго;

Их начинает искать. Со льва ободранной шкурой

Был он покрыт, копьем, что блистало железом, и дротом

Вооружен; но была превосходней оружья отвага.

55 Только он в рощу вошел и тела увидал, а над ними

Змея, сгубившего их, врага, огромного телом, —

Как он кровавым лизал языком их плачевные раны, —

"Иль за вашу я смерть отомщу, вернейшие други,

Или за вами пойду!" – сказал и, промолвив, десницей

60 Глыбу огромную взял и с великою силою кинул.

Стены ударом его, высокими башнями горды.

Были бы сокрушены, – но остался змей невредимым.

Он, – чешуей защищен, как некой кольчугой, и черной

Кожей, – могучий удар отразил их толстым покровом.

65 Но отразить чешуей не мог он дрота, который

В длинный хребет его, там, где изгиб серединный, вонзился,

В теле застрял, и в нутро целиком погрузилось железо.

Змей, от боли бесясь, головою назад обернулся

И, на раненье взглянув, закусил вонзенное древко;

70 Но хоть его раскачал во все стороны с силой огромной,

Вырвал едва из спины: в костях застрял наконечник.

Ярость обычная в нем сильнее вскипела от раны

Свежей, вздулось от жил налившихся змеево горло,

Мутная пена бежит из пасти его зачумленной,

75 Под чешуей громыхает земля; он черным дыханьем

Зева стигийского вкруг заражает отравленный воздух.

Сам же, спиралью круги образуя громадных размеров,

Вьется, то длинным бревном поднимается вверх головою,

То, устремясь, как поток, наводненный дождями, он бурно

80 Мчится вперед и леса сокрушает встречные грудью.

Сын Агеноров слегка отступает; он шкурою львиной

Змея напор задержал, наступающий зев не пускает,

Прямо держа острие. И бесится тот и железо

Твердое тщетно язвит и ломает о лезвие зубы.

85 И начинала уж кровь из его ядовитого нёба

Капать, стала кругом окроплять мураву молодую.

Рана все ж легкой была, ибо он отступал от удара,

Шею свою отвращал уязвленную, пятясь, железу

В тело засесть не давал и глубже мешал погрузиться.

90 Агенорид наконец ему лезвие в глотку направил

И, напирая, всадил; а отход отступавшему дубом

Был прегражден, и пронзил одновременно дуб он и шею.

Согнут был дерева ствол паденьем чудовища; стоны

Дуб издавал, хвоста оконечностью нижней бичуем.

95 И победитель глядит, как велик его враг побежденный.

Голос послышался вдруг; сказать было трудно откуда,

Только послышался вдруг: "Что, Агенора сын, созерцаешь

Змея убитого? Сам ты тоже окажешься змеем!"131

Долго он бледный стоит, и краску утратив, и мысли

100 Сразу, волосы вверх от холодного ужаса встали.

Вот соскользнула, к нему попечительна, с высей воздушных

Дева Паллада; велит положить в разрыхленную землю

Зубы змеиные – сев грядущих людских поколений.

Он же борозды вскрыл, послушный, на плуг налегая,

105 Всыпал, как велено, в них человечьи зародыши – зубы.

Вскоре, – поверить нельзя! – вдруг стали двигаться комья,

Из борозды острие копья показалось сначала,

Вскоре прикрытья голов, колебля раскрашенный конус,

Плечи и груди потом, оружье несущие руки

110 Вдруг возникают, – растет мужей щитоносное племя!

В праздник, в театре, когда опускается занавес,132 так же

Изображенья встают; сначала покажутся лица,

А постепенно и стан; вот явлены плавным движеньем,

Видны уже целиком и ногами на край наступают.

115 Новым врагом устрашен, уж Кадм за оружье схватился.

"Нет, не берись, – из толпы, едва сотворенной землею,

Вдруг восклицает один, – не мешайся в гражданские войны!"

И одного из своих же братьев, землею рожденных,

Ранит вплотную мечом, сам издали дротом повержен.

120 Тот, кто его умертвил, однако же, дольше немногим

Прожил, – выдохнул вмиг полученный только что воздух;

Взяв с них пример, толпа вся буйствует, и погибают —

Чтобы друг друга разить – на мгновенье рожденные братья!

Так молодежь, которой судьба век краткий судила,

125 В окровавленную мать ударялась трепещущей грудью,

Пять лишь осталось в живых. Из этих один был Эхион.

Бросил оружие он по внушенью Тритонии наземь,

Мира у братьев своих попросил и мир даровал им.

В деле помощников пять имел сидонский пришелец,

130 Город когда возводил по приказу вещавшего Феба.

Фивы стояли уже. Ты, Кадм, счастливым казаться

Мог бы в изгнанье. Тебе Марс тестем, а тещей Венера133

Стали. Прибавьте еще от подобной супруги потомство.

Столько сынов, дочерей и внуков, – сокровищ бесценных,

135 Юношей, взрослых уже! Но дня последнего должно

Ждать человеку всегда, и не может быть назван счастливым

Раньше кончины никто, до обрядов по нем погребальных.

Первым внук тебе, Кадм, средь столь великого счастья,

Горя причиною стал, – рога на лбу появились

140 Чуждые, также и вы, псы, сытые кровью хозяйской!

Полюбопытствовав, в том ты судьбы лишь вину обнаружишь,

Не преступленье его; ибо в чем преступленье ошибки?

Было же то на горе, зверей оскверненной убийством.

Полдень как раз наступил, сокращающий тени предметов;

145 Солнце стояло равно от обоих далеко пределов;

И гиантийский юнец без дороги бродящих по логам

Голосом ласковым звал соучастников псовой охоты.

"Влажны тенета, друзья, и железо от крови звериной!

День благодатный судьбой нам дарован. Лишь только Аврора

150 Новый рассвет приведет, в колеснице взмывая багряной,

Сызнова дело начнем. Теперь в расстоянии равном

Феб от обеих земель, и от зноя растрескалось поле.

Так завершайте труды, унесите плетеные сети!"

Те исполняют приказ и работу свою прерывают.

155 Был там дол, что сосной и острым порос кипарисом,

Звался Гаргафией он, – подпоясанной роща Дианы;

В самой его глубине скрывалась лесная пещера, —

Не достиженье искусств, но в ней подражала искусству

Дивно природа сама. Из турфов легких и пемзы,

160 Там находимой, она возвела этот свод первозданный,

Справа рокочет ручей, неглубокий, с прозрачной водою,

Свежей травой окаймлен по просторным краям водоема.

Там-то богиня лесов, утомясь от охоты, обычно

Девичье тело свое обливала текучею влагой.

165 Только в пещеру пришла, одной отдала она нимфе —

Оруженосице – дрот и колчан с ненатянутым луком;

Руки другая из них подставила снятой одежде,

Две разували ее; а, всех искусней, Крокала,

Дочь Исмена-реки, ей волосы, павшие вольно,

170 Вновь собирала узлом, – хоть сама волоса распустила.

Черпают воду меж тем Нефела, Гиала, Ранида,

Псека, Фиала и льют в большие и емкие урны.

Стала себя обливать привычной Титания134 влагой,

Кадма же внук между тем, труды вполовину покончив,

175 Шагом бесцельным бредя по ему незнакомой дубраве,

В кущу богини пришел: так судьбы его направляли.

Только вошел он под свод орошенной ручьями пещеры,

Нимфы, лишь их увидал мужчина, – как были нагими, —

Бить себя начали в грудь и своим неожиданным воплем

180 Рощу наполнили всю и, кругом столпившись, Диану

Телом прикрыли своим. Однако же ростом богиня

Выше сопутниц была и меж них главой выступала, —

Отсвет бывает какой у облака, если, ударив,

Солнце окрасит его, какой у Авроры румянец, —

185 Цвет лица у застигнутой был без одежды Дианы.

Но хоть и тесно кругом ее нимф толпа обступала,

Боком, однако ж, она обратилась, назад отвернула

Лик; хотела сперва схватить свои быстрые стрелы,

Но почерпнула воды, что была под рукой, и мужское

190 Ею лицо обдала и, кропя ему влагой возмездья

Кудри, добавила так, предрекая грядущее горе:

"Ныне рассказывай, как ты меня без покрова увидел,

Ежели сможешь о том рассказать!" Ему окропила

Лоб и рога придала живущего долго оленя;135

195 Шею вширь раздала, ушей заострила верхушки,

Кисти в копыта ему превратила, а руки – в оленьи

Длинные ноги, всего же покрыла пятнистою шерстью,

В нем возбудила и страх. Убегает герой Автоноин136

И удивляется сам своему столь резвому бегу.

200 Только, однако, себя в отраженье с рогами увидел, —

«Горе мне!» – молвить хотел, но его не послушался голос.

Он застонал. Был голос как стон. Не его покатились

Слезы из глаз. Лишь одна оставалась душа его прежней!

Что было делать? Домой возвратиться под царскую кровлю?

205 Или скрываться в лесу? Там стыд, тут ужас помехой.

Он колебался, а псы увидали: Меламп поначалу,

Чуткий с ним Ихнобат знак первый подали лаем, —

Кносский пес Ихнобат и Меламп породы спартанской, —

Тотчас бросаются все, быстрей, чем порывистый ветер;

210 Памфаг, за ним Орибаз и Доркей, из Аркадии трое,

С ними силач Неброфон, и лютый с Лалапою Терон,

Резвостью ценный Петрел и чутьем своим ценная Агра,

Также свирепый Гилей, недавно пораненным вепрем,

Напа, от волка приплод; за стадами идущая следом

215 Пемена; Гарпия, двух имея щенят в провожатых,

И сикионский Ладон, у которого втянуто брюхо,

Тигрид с Алкеей, Дромад, Канакея еще и Стиктея,

И белоснежный Левкон и Асбол с черною шерстью,

И многосильный Лакон и Аэлл, отличавшийся бегом:

220 Фей и рядом, резва, с ее кипрским братом Ликиска,

И посредине, на лбу отмеченный белою меткой,

Гарпал и с ним Меланей; косматая с ними Лахнея,

Также два пса, чья лаконянка мать, отец же – диктеец;

Лабр с Артиодом, потом с пронзительным лаем Гилактор, —

225 Долго других исчислять. До добычи жадная стая

Через утесы, скалы и камней недоступные глыбы,

Путь хоть и труден, пути хоть и нет, преследуют зверя.

Он же бежит по местам, где сам преследовал часто,

Сам от своих же бежит прислужников! Крикнуть хотел он:

230 «Я Актеон! Своего признайте во мне господина!» —

Выразить мысли – нет слов. Оглашается лаяньем воздух.

Первый из псов Меланхет ему спину терзает, за ним же

Тотчас и Теридамад; висит на плече Орезитроф.

Позже пустились они, но дорогу себе сократили;

235 Мча по горе напрямик. И пока господина держали,

Стая другая собралась и в тело зубы вонзает.

Нет уже места для ран. Несчастный стонет, и если

Не человеческий крик издает – то все ж не олений,

Жалобным воплем своим наполняя знакомые горы.

240 И на колени склонясь, как будто моля о пощаде,

Молча вращает лицо, простирая как будто бы руки.

Порском обычным меж тем натравляют злобную стаю

Спутники; им невдомек, Актеона всё ищут глазами,

Наперебой, будто нет его там, Актеона все кличут.

245 Вот обернулся на зов, они же скорбят, что не с ними

Он и не хочет следить за успешной поимкой добычи.

Здесь не присутствовать он бы желал, но присутствует; видеть,

Но не испытывать сам расправы своих же свирепых

Псов. Обступили кругом и, в тело зубами вгрызаясь,

250 В клочья хозяина рвут под обманным обличьем оленя.

И лишь когда его жизнь от ран столь многих пресеклась,

Молвят, – насыщен был гнев колчан носящей Дианы.

Разно судили о том; одни почитали богиню

Слишком жестокой, а кто и хвалил, почитая достойным

255 Девственной так поступать; по-своему все были правы.

Лишь Громовержца жена не столько ее защищала

Или винила ее, сколь рада была, что постигла

Дом Агеноров беда, и гнев свой с соперницы Тирской137

Перенесла на весь род. Но тут подоспела причина

260 Новая горести ей: тяжела от Юпитера стала

Дева Семела138. Дала языку она волю браниться.

"Много ли бранью своей я достигла? – сказала богиня, —

Надо настичь мне ее самое! – коль не тщетно Юноной

Я превеликой зовусь – погублю, если я самоцветный

265 Скиптр достойна держать, коль царствую, коль Громовержцу

Я и сестра и жена, – сестра-то наверно! Но срама,

Думаю, ей уж не скрыть: мой позор не замедлит сказаться.

Плод понесла! Одного не хватало! Открыто во чреве

Носит свой грех и матерью стать от Юпитера только

270 Хочет, что мне-то едва удалось, – в красу свою верит!

Ну так обманется в ней! Будь я не Сатурния, если

Деву любезник ее не потопит в хлябях стигийских!"

Молвив, с престола встает и, покрытая облаком бурым,

Входит в Семелин покой; облака удалила не раньше,

275 Нежель старушечий вид приняла, виски посребрила,

Коже глубоких морщин придала и дрожащей походкой

С телом согбенным пошла; старушечьим сделала голос,

Ей Бероеей представ, эпидаврской кормилицей девы;

Речь завела, и лишь только дошли, пробеседовав долго,

280 И до Юпитера, вздох издала и молвит: "Желала б,

Чтоб он Юпитером был, да всего опасаюсь; иные,

Имя присвоив богов, проникали в стыдливые спальни.

Мало Юпитером быть. Пускай он докажет любовью,

Что он Юпитер и впрямь. Проси: чтобы, в полном величье

285 Как он Юноной бывал в небесах обнимаем, таким же

Пусть обнимает тебя, предпослав и величия знаки".

Речью Юнона такой дочь Кадма, не знавшую сути,

Учит, – и просит уж та, чтобы дар он любой обещал ей.

Бог, – "Выбирай! – говорит, – ни в чем не получишь отказа,

290 И чтоб уверилась ты, божеств подземного Стикса

Я призываю, – а он и богам божество и острастка".

Рада своей же беде, от милого горя не чая,

Дерзостно так говорит Семела: "Каким обнимает

В небе Юнона тебя, приступая к союзу Венеры,

295 Мне ты отдайся таким!" Хотел он уста говорящей

Сжать, но успело уже торопливое вылететь слово.

Он застонал, но вернуть нельзя уже было желанья,

Ни заклинаний его; потому-то печальнейшим с неба

Высшего бог низошел, за ликом своим увлекая,

300 Скопища туч грозовых, к ним добавил он молнии, ливни,

С ветром в смешенье, и гром, и Перун, неизбежно разящий.

Сколько возможно, свою он уменьшить пытается силу:

Вооружился огнем не тем, которым Тифея139

Сбросил сторукого: в том уж слишком лютости много!

305 Легче молния есть, которой десница Циклопов

Меньше огня придала, свирепости меньше и гнева;

Боги «оружьем вторым» ее называют; лишь с ней он

Входит в Агенора дом; но тело земное небесных

Бурь снести не могло и сгорело от брачного дара,

310 А недоношенный плод, из лона матери вырван,

Был в отцовскую вшит – коль это достойно доверья —

Ляжку, и должный там срок, как во чреве у матери, пробыл.

Ино тайно с пелен воспитывать стала младенца, —

Тетка, Семелы сестра: потом нисейские140 нимфы

315 Приняли и молоком, в пещерах укрыв, воспоили.