Текст книги "История"

Автор книги: Публий Тацит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

43. На поле, раскинувшемся между Падом и дорогой, случай свел гордый своей давней боевой славой двадцать первый легион, по прозванию Стремительный, стоявший за Вителлия, и сражавшийся на стороне Отона первый Вспомогательный, солдаты которого в подлинном сражении еще не бывали, но яростно рвались в бой, дабы стяжать себе первые лавры[87]87.
  О XXI Стремительном см. I, 61 и 67. I Вспомогательный – переименованный Отоном в I Флотский (см. I, 6, 31, 36; II, 11, 23 и прим. 43 к книге I).


[Закрыть]. Прорвав передовые линии двадцать первого легиона, отонианцы овладевают его орлом. Взбешенные легионеры отбрасывают нападающих, убивают их легата Орфидия Бенигна и захватывают множество значков и вымпелов. На другом участке под натиском пятого легиона отступает тринадцатый, со всех сторон окружен превосходящими силами противника четырнадцатый[88]88.
  Та его часть, которая находилась в армии Отона. См. гл. 66 и прим. 28.


[Закрыть]. Полководцы Отона давно уже обратились в бегство, а Цецина с Валентом продолжают вводить в бой все новые и новые подкрепления. Неожиданно на поле боя появился Алфен Вар[89]89.
  Префект лагеря (см. гл. 29).


[Закрыть] со своими батавами. Стоявшие напротив них на другом берегу реки отряды гладиаторов начали переправляться через Пад, но батавы перебили их прямо на кораблях и теперь, окрыленные победой, наступали на левый фланг отонианцев.

44. Когда прорванным оказался и центр, отонианцы повсюду обратились в бегство, стремясь возможно скорей добраться до Бедриака. Путь, который им предстояло пройти, был бесконечен[90]90.
  Около 12 римских миль, или 17.5 км (ср. прим. 80).


[Закрыть]; дороги завалены трупами; резня становилась все более жестокой – в гражданской войне не берут пленных, раз их нельзя продать. Светоний Паулин и Лициний Прокул отступали по разным дорогам, и ни тот, ни другой в лагерь не вернулись. Легат тринадцатого легиона Ведий Аквила, ничего не соображая от страха, сам себя выставил на поругание: он поднялся на вал, когда было еще совсем светло, и бежавшие с поля боя, вышедшие из повиновения солдаты накинулись на него с криком, с проклятиями и побоями, называя его дезертиром и изменником. Никакой особой вины за Аквилой не было, но чернь всегда обвиняет других в преступлениях, которые совершила сама. Тициану и Цельзу помогла темнота ночи – к тому времени как они добрались до лагеря, солдат уже удалось успокоить и повсюду были расставлены караулы. Действуя то увещаниями и просьбами, то приказами, Анний Галл сумел убедить отонианцев не отягчать понесенное поражение кровопролитием в своем же стане. «Кончится ли на этом война, – говорил он, – решим ли мы продолжать борьбу, одна только сплоченность может спасти побежденных». Солдаты чувствовали себя подавленными. Преторианцы жаловались, что были преданы, а не разбиты в честном бою. «Разве не пришлось вителлианцам кровью заплатить за победу? – спрашивали они. – Конница их понесла поражение, один легион потерял своего орла; Отон по-прежнему с нами, с нами его войска, находящиеся по ту сторону Пада, и приближающиеся мёзийские легионы, и вся армия, которая стоит в Бедриаке[91]91.
  По-видимому, в Бедриаке под командованием Анния Галла (Плутарх. Отон, 13) оставалась какая-то часть отонианской армии.


[Закрыть], – их-то во всяком случае никто еще не победил. А если уж приходится умирать, то всегда почетнее погибнуть в бою». Охваченные такими размышлениями, солдаты то дрожали от страха, то вдруг возгорались жаждой мщенья. Ими все сильнее овладевало отчаяние, и, ослепленные гневом, они забывали об опасности.

45. Вителлианская армия остановилась на ночь возле пятого камня, не доходя Бедриака[92]92.
  Камни, которые ставились на римских дорогах через каждую милю. Вителлианцы, таким образом, остановились в одной миле от отонианского лагеря. См. гл. 39 и прим. 80.


[Закрыть]. Командиры ее не решились штурмовать отонианский лагерь в тот же день да и надеялись, что противник капитулирует сам. Заночевали они налегке[93]93.
  Т.е. не сооружая лагеря. Битва началась для вителлианцев неожиданно, и у них не было с собой ни лопат, ни палаток.


[Закрыть], в том, в чем вышли сражаться; не валы, а мечи и дроты охраняли их сон, согревали их не палатки, а радость и гордость одержанной победой. На следующий день рассеялись последние сомнения относительно того, что намерена предпринять отонианская армия, – теперь даже самые ожесточенные противники Вителлия были готовы выразить свое раскаяние. Отонианцы выслали парламентеров[94]94.
  Мария Цельза и Анния Галла (Плутарх. Отон, 13).


[Закрыть]; полководцы Вителлия согласились заключить с ними мир. Парламентеры возвратились не сразу, и вся армия ждала, затаив дыхание, гадая, удалось ли склонить победителей к миру. Вскоре послы вернулись; распахнулись ворота лагеря; обливаясь слезами, мешая горе и радость, проклиная гражданскую войну, победители и побежденные бросились друг к другу; в палатках перевязывали раны – брат брату, родственник родственнику. Мечты о наградах, честолюбивые надежды – все казалось спорным, бесспорны были только страдания и кровь; не было воина, которого пощадила бы злая судьба – каждому было кого оплакивать. Тело легата Орфидия отыскали и сожгли с подобающими воинскими почестями. Немногих похоронили друзья, трупы других остались валяться на земле.

46. Отон ожидал известия об исходе битвы без всякого волнения, твердо зная, что ему делать дальше. Сначала по неясно доносившимся до него мрачным слухам, а потом по рассказам солдат, бежавших с поля боя, он понял, что сражение проиграно. Охваченные боевым пылом солдаты не стали ждать, пока император заговорит с ними. «Мужайся, – кричали они ему, – есть у нас еще свежие силы! Да и сами мы на все готовы, все вынесем!». Они не лгали: войска действительно пылали яростью, жаждой мести и рвались в бой спасать дело своей партии. Стоявшие в задних рядах протягивали к Отону руки, те, что были поближе, обнимали его колени. Особенно выделялся префект претория Плотий Фирм, умолявший Отона не бросать войско, столь ему верное, не покидать солдат, столь доблестно ему служивших. Он убеждал Отона, что достойнее переносить трудности, чем избегать их, что люди доблестные и сильные даже вопреки судьбе не перестают надеяться, что отчаиваются при виде опасности лишь трусы и глупцы. Солдаты сопровождали слова Плотия Фирма то криками радости, когда видно было, что Отон к ним прислушивается, то стонами и жалобами, если им казалось, что он упорствует. Так вели себя не только преторианцы, издавна преданные Отону; солдаты из мёзийского авангарда с не меньшей настойчивостью повторяли, что армия их приближается, что легионы уже вступили в Аквилею[95]95.
  Ныне Аквилея, или, по-местному, Аглар, на северном побережье Адриатического моря, в 180 римских милях (266 км) от Бедриака.


[Закрыть], лишь бы убедить всех, что существует возможность и дальше продолжать эту ужасную, губительную войну, не сулящую ничего верного ни побежденным, ни победителям.

47. Когда Отон заговорил, было ясно, что он уже оставил всякую мысль о войне. «Вы, по-моему, слишком высоко цените мою жизнь, – начал он, – если готовы с такой твердостью и мужеством идти ради нее навстречу гибели. Чем больше надежд, по вашим словам, мне остается, тем прекраснее предпочесть жизни смерть. Мы с судьбой достаточно долго испытывали друг друга, и не стоит гадать, смогу ли я еще раз добиться ее милости: чем яснее понимаешь, что счастье дано тебе ненадолго, тем труднее вовремя перестать за него цепляться. Из-за Вителлия началась гражданская война. По его вине мы с оружием в руках вступили в борьбу за принципат; я готов дать пример того, что не следует ее затягивать; по этому поступку пусть судят меня потомки. Я предоставляю Вителлию наслаждаться любовью брата, жены, детей, я не хочу мстить, не хочу искать утешения в чужом горе[96]96.
  СР. I, 75, 88.


[Закрыть]. Другие дольше меня пользовались императорской властью; но никто не проявил такого мужества, расставаясь с ней. Могу ли я допустить, чтобы столько римских юношей, столько замечательных солдат бездыханные устилали землю и гибли без всякой пользы для государства? Мысль о том, что вы готовы были умереть за меня, я унесу с собой, но вы оставайтесь и живите. Не будем дольше тратить время, я не должен мешать вам спастись, вы не должны мешать мне выполнить мое твердое решение. Много говорит о смерти лишь тот, кто ее боится. Мое же решение умереть – неколебимо. Вы видите, что это правда хотя бы уже потому, что я никого ни в чем не обвиняю; только пока человек держится за жизнь, он продолжает нападать на богов и людей».

48. Окончив речь, Отон сказал солдатам, что они лишь вызовут гнев победителей, если и дальше будут медлить с капитуляцией, и посоветовал им поскорей отправляться. Стариков он об этом просил, от молодежи требовал, ласков был со всеми. Он велел им сдержать свою скорбь, и черты его были ясны, а голос тверд. Отон распорядился обеспечить отъезжавших судами[97]97.
  Кратчайший путь из Брикселла в Кремону, где находилась штаб-квартира вителлианцев, шел вверх по Паду, и его, естественно, легче было проделать на судах.


[Закрыть] и повозками. Уничтожил памфлеты и письма, авторы которых неумеренно выражали преданность ему или поносили Вителлия. Роздал деньги, проявив при этом бережливость, необычную в человеке, решившем умереть. Он стал утешать своего племянника Сальвия Кокцейана, совсем еще мальчика, дрожавшего от ужаса и горя, хвалил его за преданность, стыдил за робость. «Вся семья Вителлия, – говорил он, – осталась цела и невредима, не может быть, чтобы у него хватило жестокости не ответить нам тем же; своей скорой смертью я тоже заслужил милость победителя; наша армия стремится в бой, и, следовательно, смерть моя вызвана не отчаянной крайностью, а желанием избавить государство от гибели». Отон говорил далее, что стяжал достаточно славы себе и своему потомству, ибо после Юлиев, Клавдиев, Сервиев[98]98.
  Имя Сервий было традиционным в роду Сульпициев, из которого происходил Гальба.


[Закрыть] был первым, кто, происходя из недавно возвысившегося рода, добился императорской власти. Пусть же юноша преисполнится бодрости и продолжает жить, пусть никогда не забывает, что он племянник Отона, но и не думает об этом слишком часто.[99]99.
  В конце концов Кокцейана все-таки погубило родство с Отоном: Домициан казнил его, придравшись к тому, что Кокцейан праздновал день рождения своего дяди (Светоний. Домициан, 10).


[Закрыть]

49. Отпустив всех, Отон прилег отдохнуть. Он уже обратился мыслями к близкой смерти, но внезапный шум отвлек его. Ему доложили, что удрученные горем разбушевавшиеся солдаты угрожают смертью тем, кто решил уйти и сдаться Вителлию. Самую лютую ненависть вызывал у них Вергиний[100]100.
  Как бывший командующий германскими легионами, ныне составлявшими ядро армии Вителлия. См. о нем I, 8 и прим. 54 к книге I.


[Закрыть], чей дом, запертый со всех сторон, подвергся настоящей осаде. Выбранив зачинщиков, Отон вернулся к себе и стал прощаться с друзьями, не торопясь, стараясь, чтобы никто не имел повода на него обидеться. День уже клонился к вечеру. Отон зачерпнул пригоршню ледяной воды и напился. Ему принесли два кинжала, он попробовал, какой острее, выбрал один и спрятал его под изголовьем. Проверив, все ли друзья ушли, он лег, провел ночь спокойно и, как говорят, даже поспал, а с первыми лучами солнца[101]101.
  16 апреля 69 г.


[Закрыть] бросился грудью на подставленный кинжал. Прибежавшие на стоны умирающего вольноотпущенники, рабы и префект претория Плотий Фирм увидели на теле его только одну рану. Погребение было совершено быстро, – он сам перед смертью усиленно просил об этом, – чтобы враги не отрубили голову и не стали глумиться над ней. Тело несли преторианцы. Они восхваляли покойного, целовали его руки, рану на груди. Возле костра несколько солдат покончили с собой: за ними не было никакой вины, и им нечего было бояться; они хотели показать свою любовь к принцепсу и затмить других столь славной гибелью. Смерть их вызвала восхищение и в Бедриаке, и в Плаценции, и в других лагерях. Над могилой Отона возвели гробницу – скромную и прочную. Так кончил он свою жизнь тридцати семи лет от роду.

50. Отон происходил из муниципия Ферентина[102]102.
  В Этрурии. Его следует отличать от Ферентина в Лацие.


[Закрыть]. Отец его был консулярий[103]103.
  Консуляром назывался сенатор, который однажды уже исполнял обязанности консула.


[Закрыть], дед претор, мать родилась в семье не столь видной, но не лишенной заслуг. Как прошли его детство и молодость, я уже рассказывал[104]104.
  В I, 13.


[Закрыть]. Он увековечил память о себе двумя поступками – одним позорным, другим благородным[105]105.
  Позорный поступок – убийство Гальбы, благородный– добровольная смерть. Самоубийство Отона произвело глубокое впечатление на современников; Марциал (VI, 32) сравнивал его с концом Катона.


[Закрыть] – и приобрел у потомков и добрую, и дурную славу. Повторять россказни и тешить читателей вымыслами несовместно, я думаю, с достоинством труда, мной начатого, однако я не решаюсь не верить вещам, всем известным и сохранившимся в преданиях. Как вспоминают местные жители, в день битвы под Бедриаком неподалеку от Регия Лепида[106]106.
  На Эмилиевой дороге, между Пармой и Мутиной, к югу от Брикселла. Ныне Реджио.


[Закрыть], в роще, где обычно бывает много народу, опустилась некая невиданная птица. Она не испугалась стечения людей, и летавшие кругом птицы не могли прогнать ее; но она исчезла из глаз в ту самую минуту, когда Отон покончил с собой. Вспоминая об этом впоследствии, люди поняли, что странная птица сидела неподвижно как раз все то время, пока Отон готовился к смерти.

51. Во время похорон Отона солдаты, охваченные смятением и горем, снова взбунтовались, и на этот раз некому было их успокоить. Они бросились к Вергинию и, мешая мольбы с угрозами, просили его то принять императорскую власть, то отправиться в качестве легата к Цецине и Валенту. Вергиний тайком вышел из дома через заднюю дверь; только так, обманом, ему удалось спастись от ворвавшихся к нему солдат. Рубрий Галл[107]107.
  Рубрий Галл командовал (вместе с Петронием Турпиллианом) армией, посланной весной 68 г. Нероном против Гальбы, но, прибыв в Испанию, сразу же перешел на сторону нового императора (Дион Кассий, 63, 27). Позже он служил посредником во время переговоров Цецины с братом Веспасиана Флавием Сабином (см. гл. 99).


[Закрыть] отправился от имени когорт, расположенных в Брикселле, заявить, что они сдаются, и капитуляция их была немедленно принята. Флавий Сабин тоже передал победителям войска, которыми командовал[108]108.
  О капитуляции Вестриция Спуринны Тацит не упоминает.


[Закрыть].

52. Уже после того как военные действия повсюду кончились, едва не погибло множество сенаторов, выехавших вместе с Отоном из Рима. Отон оставил их в Мутине[109]109.
  Ныне Модена.


[Закрыть], где они и получили известие о поражении под Бедриаком. Солдаты не хотели ему верить и решили, что сенаторы, настроенные враждебно к Отону, нарочно распускают подобные слухи. Они начали следить за сенаторами; в их словах, одежде и выражении лица им виделась измена; наконец, они принялись осыпать сенаторов бранью и оскорблениями, чтобы таким образом получить повод и начать резню. В довершение бед над сенаторами нависла еще одна опасность: время шло, Вителлий с его сторонниками уже одержали победу и могли подумать, что сенаторы нарочно медлят с выражением своей радости. Никто не отваживался самостоятельно принять решение; перепуганные опасностями, грозившими им с обеих сторон, сенаторы сошлись вместе, решив, что уж если быть виноватыми, то всем сразу, и что так оно спокойнее. Затруднительность их положения увеличили еще декурионы[110]110.
  Декурионами назывались члены местного сената. Под контролем римского наместника они управляли делами своего города. Число их могло быть различно, но чаще всего равнялось 100.


[Закрыть] Мутины, которые явились к сенаторам и, весьма некстати называя их отцами отечества[111]111.
  Официальное и торжественное наименование римских сенаторов. Обращаясь к ним таким образом, декурионы рассматривали их как находящийся при исполнении своих обязанностей высший орган государственной власти, тогда как именно этого сенаторы, выжидавшие, пока установится власть нового императора, изо всех сил старались избежать.


[Закрыть], принялись предлагать им оружие и деньги.

53. На этом собрании разразилась громкая ссора: Лициний Цецина обрушился на Эприя Марцелла,[112]112.
  Тит Клодий Эприй Марцелл – оратор и государственный деятель, доносчик. Выходец из низших социальных слоев, он рано сумел добиться сенаторских должностей. Когда в конце декабря 48 г. Клавдий по проискам Агриппины заставил отказаться от претуры жениха своей дочери Октавии Луция Силана, Марцелл выпросил себе эту должность на оставшиеся считанные дни (Анналы, XII, 4) и, ставши таким образом преторием, получил возможность добиваться управления провинциями и консульства. Наместником он был трижды, в частности, в 57 г. в Памфилии, жители которой обвинили его в вымогательстве. Хотя наместники других провинций, против которых одновременно были возбуждены аналогичные процессы, были осуждены, хотя доказательства вины Эприя Марцелла были не менее убедительны, он сумел не только остаться безнаказанным, но и добиться ссылки своих обвинителей (Анналы, XIII, 33). После первого консульства в 62 г. он выступает как доносчик в ряде процессов об оскорблении величия, в частности против Тразеи Пэта. Несмотря на ненависть, которую он возбудил к себе этим среди сенаторов, и на публичные обвинения, выдвинутые против него Гельвидием Приском (см. IV, 6), он и при смене династий сумел удержаться, добился расположения Веспасиана и в 74 г. стал во второй раз консулом. Лишь в 79 г., когда было обнаружено участие его в заговоре против Веспасиана, его карьере пришел конец, и он должен был покончить с собой. Эприй Марцелл был одним из самых выдающихся ораторов своего времени, отличавшимся темпераментом, находчивостью и остроумием (Диалог об ораторах, 5 и 8).


[Закрыть] утверждая, что тот выступил в сенате нарочито неопределенно и двусмысленно. Другие сенаторы говорили не более определенно, чем Марцелл, но Цецина выбрал именно его, стяжавшего своими доносами всеобщую ненависть и тем самым более уязвимого: как человек новый и недавно допущенный в сенат, он хотел во что бы то ни стало привлечь к себе внимание и поэтому старался нападать на людей известных. Самые благоразумные и умеренные из сенаторов разняли их, и все вернулись в Бононию[113]113.
  В 40 км к юго-востоку от Мутины, ныне Болонья.


[Закрыть], так как надеялись там скорее получить новые сведения и тогда еще раз обсудить создавшееся положение. На дороги, ведущие к Бононии, были высланы люди, которые расспрашивали каждого новоприбывшего. Среди последних оказался вольноотпущенник Отона. Его спросили, почему он покинул своего господина; вольноотпущенник отвечал, что несет предсмертные распоряжения Отона, что, когда он уходил, Отон был еще жив, но уже порвал все нити, связывающие его с этим миром, и помышлял лишь о мнении потомства. Сенаторы пришли в восхищение от доблести Отона, из уважения к смерти не стали расспрашивать дальше и тотчас обратили все помыслы к Вителлию.

54. На совещаниях сенаторов присутствовал его брат Луций Вителлий. Он уже принимал льстивые выражения преданности, как вдруг ужасная весть, принесенная вольноотпущенником Нерона Ценом, привела всех в оцепенение: прибыл четырнадцатый легион, войска соединились в Брикселле, победители уничтожены, борющиеся стороны поменялись местами. Цен распустил этот слух, чтобы с помощью столь радостного известия вновь придать силу подорожной, данной ему Отоном и которой никто не хотел подчиняться. Цен действительно был немедленно доставлен в Рим, но там через несколько дней казнен по приказу Вителлия. Однако солдаты-отонианцы поверили распространившемуся слуху, и положение сенаторов стало еще опаснее. Паника росла, ибо все решили, будто отъезд сенаторов из Мутины носил официальный характер и знаменовал их отказ поддерживать дальше партию Отона. Теперь сенаторы вообще перестали собираться, каждый принимал решения на свой страх и риск. Наконец, прибыло письмо от Фабия Валента, которое рассеяло все страхи. К тому же смерть Отона была столь прекрасна, что молва о ней распространилась очень быстро, и дольше сомневаться в ней было невозможно.

55. В Риме волнений не знали. В установленный обычаем срок были устроены игры в честь Цереры[114]114.
  Цериалии праздновались с 12 по 19 апреля; цирковые игры устраивались в последний день.


[Закрыть]. Когда актеры в театре объявили, что Отон умер и префект Рима Флавий Сабин привел все находящиеся в городе войска к присяге Вителлию, имя победителя было встречено аплодисментами. Народ обходил храмы, неся украшенные лаврами и цветами изображения Гальбы, неподалеку от бассейна Курция, на том месте, которое умирающий Гальба обагрил своей кровью, из венков сложили нечто вроде могильного холма. Сенат разом присвоил Вителлию все почести, которые были придуманы за долгие годы правления других принцепсов[115]115.
  Прежде всего – титулы Цезаря и Августа, власть народного трибуна, дававшую право приостанавливать действие любых магистратских постановлений, и империум – высшее командование вооруженными силами. См. прим. 5, 130 и 166 к книге I.


[Закрыть]. Постановили воздать хвалу и благодарность германской армии и отправить легатов, которые бы выразили войскам удовлетворение сената. Письма Фабия Валента консулам были прочитаны и найдены весьма умеренными; с еще большей благосклонностью отметили скромность Цецины, не приславшего никаких писем.

56. Между тем Италия терпела беды и страдания еще худшие, чем во время войны. Рассыпавшиеся по колониям и муниципиям вителлианцы крали, грабили, насиловали; жадные и продажные, они любыми правдами и неправдами старались захватить побольше и не щадили ни имущества людей, ни достояния богов. Находились и такие, что переодевались солдатами, дабы расправиться со своими врагами. Легионеры, хорошо знавшие местность, выбирали самые цветущие усадьбы и самых зажиточных хозяев, нападали на них и грабили, а если встречали сопротивление, то и убивали; командиры понимали, что находятся во власти солдат, и не решались запрещать им что бы то ни было. Цецина был занят только своими честолюбивыми планами, Валент же так запятнал себя хищениями и вымогательством, что ему ничего не оставалось, как покрывать преступления других. Италия, и без того уже разоренная, едва могла прокормить все эти пешие и конные войска, едва выносила все эти несчастья и оскорбления.

57. Тем временем Вителлий, ничего еще не зная о своей победе и готовясь к длительной войне, стягивал остальные силы германской армии. Он оставил в зимних лагерях немногих престарелых солдат и поспешно вербовал рекрутов в галльских провинциях, чтобы пополнить свои легионы. Охрану рейнского берега он поручил Гордеонию Флакку[116]116.
  См. I, 9. Речь идет о левом береге, правый берег принадлежал германцам.


[Закрыть] и присоединил к своим войскам восемь тысяч солдат из британской армии[117]117.
  Как явствует из гл. 100 и из III, 22, речь идет о 8000 солдат вспомогательных войск, входивших в состав II Августова, IX Испанского и XX Валериева легионов.


[Закрыть]. Едва он продвинулся на несколько дневных переходов, как получил известие о том, что битва при Бедриаке выиграна и смерть Отона положила конец войне. Вителлий тут же собрал войска и воздал солдатам хвалу за проявленную ими доблесть. Армия стала требовать, чтобы он даровал права всадника своему вольноотпущеннику Азиатику[118]118.
  См. прим. 68 к книге I.


[Закрыть]. Вителлий отказался выполнить эту просьбу, слишком уж отдававшую грубой лестью, но потом, с присущим ему непостоянством, негласно сделал то, на что не хотел согласиться открыто, и на пиру вручил кольца[119]119.
  Внешними знаками отличия всадников были узкая пурпурная полоса на тунике и с конца II в. до н.э. золотое кольцо. «Введение вольноотпущенников в число всадников с одновременным признанием их якобы благородного происхождения, в республиканскую эпоху вообще неизвестное, а в лучшие периоды императорского правления встречающееся лишь в виде редкого исключения, происходит в форме пожалования золотых колец; в более поздние времена пожалование колец вольноотпущеннику могло и не сопровождаться переходом его в другое сословие и признанием его благородного происхождения» (Th. Mommsen. Abriss des römischen Staatsrechts. Leipzig, 1893, S. 47).


[Закрыть] Азиатику, подлому рабу и злобному пройдохе.

58. В эти же дни прибыло сообщение о том, что на сторону Вителлия перешли обе Мавритании и что прокуратор этих провинций[120]120.
  Т.е. Цезарейской Мавритании и Тингитанской. С 42 г. эти провинции были включены в число императорских и управлялись прокураторами.


[Закрыть] Альбин убит. Лукцей Альбин был назначен управлять Мавританией Цезарейской еще Нероном. После того как Гальба распространил его полномочия и на Тингитанскую провинцию, в его руках оказались крупные силы: девятнадцать когорт, пять эскадронов конницы и большой отряд мавританцев, которые столько грабили и насильничали, что тоже приобрели немалый военный опыт. После убийства Гальбы Альбин, который склонялся на сторону Отона и которому Африка представлялась слишком тесным полем деятельности, стал угрожать Испании, отделенной от Мавритании лишь узким проливом. Это вызвало опасения у Клувия Руфа[121]121.
  Клувий Руф был пропреторским легатом Тарраконской Испании, но в его обязанность входила также защита границ Бетики, ибо эта провинция, занимавшая юг Пиренейского полуострова, относилась к числу сенатских и войск в ней не было.


[Закрыть]. Он приказал десятому легиону выйти к побережью и делать вид, будто готовится переправа в Африку, а сам выслал вперед центурионов и поручил им склонить мавров на сторону Вителлия. Сделать это им было нетрудно, ибо слава германской армии гремела в этих провинциях. В довершение всего распространился слух, будто Альбин брезгует должностью прокуратора, украшает себя царскими регалиями и принял имя Юбы[122]122.
  Юба – было традиционное имя нумидийских царей, оказывавших во II– I вв. до н.э. упорное сопротивление римлянам. Цезарь разгромил их в 44 г. до н.э. и со времен Августа они управляли лишь частью своих бывших владений, превращенных в зависимое от Рима государство. Принятие Альбином имени Юбы означало, что он выступает как наследник царей, боровшихся против Рима, и рассматривает римские провинции как часть Нумидийского царства.


[Закрыть].

59. Настроение в мавританских провинциях изменилось. Префект кавалерии Азиний Поллион, один из ближайших друзей прокуратора, и префекты когорт Фест и Сципион были удавлены, Альбин убит, когда он, прибыв морем из Тингитанской провинции в Цезарейскую, сходил на берег, жена его сама подставила грудь ножам убийц и была ими зарезана. Никого из тех, кто все это проделал, Вителлий так и не привлек к ответу, – неспособный ни к чему серьезному, он и более важные дела выслушивал лишь краем уха.

Армии своей он приказал продолжать путь пешком, а сам плыл вниз по реке Арар[123]123.
  Современное название этой реки Сона происходит от позднее распространившегося ее наименования Сауконна, засвидетельствованного уже в IV в. н.э. в «Деяниях» Аммиана Марцеллина (XV, 11).


[Закрыть], без всякого великолепия, подобающего принцепсу, выставляя на всеобщее обозрение свою нищету, пока, наконец, правитель Лугдунской Галлии Юний Блез[124]124.
  Сын Юния Блеза, бывшего наместником Паннонии при Тиберии и последним из частных лиц, получившим звание императора (Анналы, III, 74). Юний Блез, наместник. Лугдунской Галлии, проходил службу при Тиберии под командованием отца в Паннонии и позже в Африке. О гибели его см. III, 38.


[Закрыть], человек знатный, щедрый и богатый, не дал ему людей для его штата и не окружил блестящей свитой, за что Вителлий его возненавидел, хотя и прикрывал свои чувства самой низкой лестью. В Лугдунуме его ждали полководцы обеих партий – победители и побежденные. Воздав перед строем войск хвалу Валенту и Цецине, он усадил их по обеим сторонам своего курульного кресла[125]125.
  Сидение без спинки и подлокотников, с 4 гнутыми, попарно перекрещивающимися ножками, делавшееся в древности из слоновой кости, позже из мрамора. Курульное кресло было одним из знаков достоинства высших магистратов, восседавших на нем во время исполнения служебных обязанностей.


[Закрыть]. Вскоре затем Вителлий велел принести своего новорожденного сына, укутал его боевым плащом и приказал войскам дефилировать перед ребенком, которого держал прижатым к груди; он назвал сына Германиком[126]126.
  См. прим. 166 к книге I. Называя сына таким образом, Вителлий, во-первых, добивался популярности, так как память о Германике еще и в это время вызывала большую любовь и уважение, во-вторых, демонстрировал свою скромность, так как не присвоил ребенку имени Цезаря, полагавшегося ему, в-третьих, льстил провозгласившим его императором германским легионам, так как Германик ими дольше всего командовал и считался как бы «их» героем.


[Закрыть] и облек его всеми знаками императорского достоинства; почести эти, в те счастливые дни ребенку ненужные, стали позже, когда все для него изменилось к худшему, единственным его утешением.

60. Вскоре затем самые храбрые и преданные из центурионов-отонианцев были убиты, что сразу оттолкнуло от Вителлия солдат иллирийской армии; под их влиянием другие легионы, и без того недолюбливавшие германские войска и завидовавшие им, тоже стали помышлять о войне. Светония Паулина и Лициния Прокула Вителлий долгое время держал под угрозой обвинения, пока, наконец, не дал им аудиенции, во время которой они старались обелить себя с помощью аргументов, продиктованных скорее их безвыходным положением, чем искренностью. Они дошли до того, что изобразили сами себя изменниками и приписали своим проискам и длиннейший переход[127]127.
  Который совершили отонианские войска непосредственно перед Бедриакской битвой и который явился одной из причин их поражения. См. гл. 40 и 41.


[Закрыть], и утомление войск перед битвой, и давку, которую произвели повозки, замешавшиеся в ряды солдат, и даже все те перенесенные отонианцами невзгоды, что были вызваны простой случайностью. Вителлий им поверил и простил людей, бывших образцом верности, лишь когда счел их изменниками. Никаких обвинений не было предъявлено брату Отона Тициану: его достаточно оправдывали и подчиненное положение, и полная бездарность. Марий Цельз остался консулом; ходили, однако, слухи, будто Цецилий Симплекс пытался (во всяком случае такое обвинение ему было вскоре предъявлено в сенате) за деньги приобрести эту должность и подстроить гибель Цельза. Вителлий на это не согласился и позже сам отдал Цецилию консулат[128]128.
  На ноябрь-декабрь 69 г. См. прим. 198 к книге I.


[Закрыть], за который тому не пришлось платить ни преступлением, ни деньгами. Трахала спасла от обвинителей Галерия, жена Вителлия[129]129.
  См. I, 90 и прим. 222 к книге I.


[Закрыть].

61. Рассказывая о несчастьях, обрушившихся на стольких замечательных людей, стыдно даже упоминать некоего Марикка из племени бойев[130]130.
  Кельтское племя, переселившееся на территорию Галлии лишь в I в. до н.э. После разгрома их Цезарем они были поселены в землях племени эдуев, между Лигером (Луарой) и Элавером (Аллье).


[Закрыть], который возымел наглость добиваться власти и пойти против римского оружия, утверждая, что действует по велению неба. Он называл себя богом и мстителем за дело галлов; благодаря этому ему удалось собрать восемь тысяч человек, и они начали грабить окружающие деревни эдуев. Тогда это племя, славящееся суровой чистотой нравов, послало против них лучшую часть своего юношества, Вителлий – несколько когорт, и они вместе разогнали беснующуюся толпу. Марикка в этом сражении захватили в плен и бросили диким зверям, но звери не тронули его, и невежественная чернь была убеждена, что его охраняет высшая сила до тех пор, пока присутствовавший здесь Вителлий не велел его убить.

62. Больше не было принято никаких мер против сторонников Отона, и никто не покушался на их имущество. Завещания людей, погибших, сражаясь за Отона, исполнялись; если завещаний не было, действовали согласно закону о наследовании. Вообще если бы Вителлий мог справиться со своим обжорством, алчности его опасаться не приходилось. Он отличался отвратительной, ненасытной страстью к еде. Дороги, ведшие от обоих морей, дрожали под грохотом повозок, доставлявших из Рима и Италии все, что могло еще возбудить его аппетит. В городах устраивались пиры, своим великолепием разорявшие магистратов и истощавшие городские запасы продовольствия. Солдаты отвыкали от труда и воинской доблести, ибо все больше погружались в разврат и проникались презрением к своему вождю. Вителлий отправил в Рим эдикт, которым отклонял звание Цезаря и, до времени, звание Августа, но сохранял за собой всю полноту власти. Звездочеты были изгнаны из Италии. Строжайше запрещено римским всадникам позорить себя участием в гладиаторских боях. При прежних принцепсах их склоняли к этому деньгами, а чаще силой; многие муниципии и колонии наперебой старались подкупить наиболее развращенных из своих молодых людей, чтобы сделать их гладиаторами.

63. Все больше людей, стремившихся навязать Вителлию свои советы по управлению государством, втирались в его доверие; вскоре к ним присоединился брат императора, и под их общим влиянием принцепс становился день ото дня заносчивей и кровожадней. Он приказал умертвить Долабеллу, который, как я уже упоминал, был выслан Отоном в Аквинскую колонию[131]131.
  См. I. 88.


[Закрыть]. Получив известие о смерти Отона, Долабелла прибыл в Рим, где Планций Вар, бывший претор и его ближайший друг, донес на него префекту города Флавию Сабину[132]132.
  О должности префекта города см. прим. 73 к книге I. О Флавии Сабине, старшем брате Веспасиана, см. I, 46 и III, 74, 75.


[Закрыть]. Планций уверял, будто Долабелла самовольно вернулся из ссылки, чтобы взять на себя руководство разбитой партией[133]133.
  Отонианцев.


[Закрыть], и будто он пытался склонить к измене стоявшую в Остии когорту солдат[134]134.
  XVII когорту римских граждан, как явствует из I, 80.


[Закрыть]. Все эти обвинения ни на чем не были основаны; позже Планций всячески в них раскаивался и старался оправдаться, но преступление было уже совершено. Флавий Сабин медлил, но жена Люция Вителлия Триария, отличавшаяся невиданной в женщине жестокостью, в угрожающем тоне потребовала, чтобы он не пытался прослыть гуманным и милосердным, спасая преступников, представляющих угрозу для принцепса. Сабин, человек по характеру добрый, но в минуты опасности терявшийся и легко менявший свои решения, стал бояться уже за самого себя и подтолкнул падающего, дабы не подумали, что он пытается его спасти.

64. Новый принцепс не только боялся Долабеллы, но и ненавидел его, потому что тот сочетался браком с Петронией, вскоре после ее развода с Вителлием[135]135.
  Петрония, первая жена Вителлия, была дочерью Публия Петрония Турпилиана, консула-суффекта 19 г. н.э., при Калигуле управлявшего провинцией Азия, в 39—41 гг. – Сирией. Происходя из патрицианского рода Корнелиев и породнившись через жену с древним родом Петрониев, Долабелла стал одним из самых знатных людей государства, что и было причиной подозрительности, с которой к нему относились и Отон, и Вителлий.


[Закрыть]. Вызвав Долабеллу к себе письмом, Вителлий приказал тем, кто его вез, свернуть с оживленной Фламиниевой дороги на Интерамну[136]136.
  О Фламиниевой дороге см. прим. 212 к книге I. В Нарнии она разветвлялась, и на Интерамну отсюда шла редко посещавшаяся горная дорога. Интерамна (ныне Терни) – город в Умбрии. Отсюда происходил император III века н.э. Марк Клавдий Тацит, считавший историка своим предком. На этом основании многие исследователи полагали, что Интерамна – место рождения и Корнелия Тацита.


[Закрыть] и там его убить. Убийце, однако, все это показалось слишком сложным; в одном из трактиров по дороге он просто повалил Долабеллу на землю и перерезал ему горло. Убийство Долабеллы возбудило ненависть к новому принцепсу, впервые обнаружившему свой подлинный нрав. Необузданная свирепость Триарии выступала лишь еще отчетливее при сравнении со скромностью жены императора Галерии, принадлежавшей к тому же тесному кругу, но не запятнавшей себя участием ни в одном из злодеяний. Подобной же древней чистотой нравов отличалась и мать братьев Вителлиев Секстилия. Рассказывают, будто, получив первое письмо от сына[137]137.
  Первое, после того как он был провозглашен императором.


[Закрыть], она сказала, что рожала не Германика, а Вителлия. И позже ей не принесли радости ни милости судьбы, ни лесть всего государства, – до того чувствовала она себя чужой своей семье.

65. Вителлий уже выступил из Лугдунума, когда его догнал, бросив в Испании все свои дела, Клувий Руф; с виду он был полон радости и горячо поздравлял нового императора, в душе же скрывал страх, так как знал о взводимых на него обвинениях. Вольноотпущенник Цезаря Гиларий[138]138.
  Вителлий отклонил титул Цезаря (гл. 62). Гиларий, по-видимому, был отпущенником одного из предыдущих императоров, скорее всего Нерона.


[Закрыть] донес, будто Клувий Руф, узнав о провозглашении принцепсами Отона и Вителлия, тоже решил захватить власть и овладеть Испанией, будто именно поэтому он не ставил имени ни того, ни другого из принцепсов на выдаваемых им подорожных[139]139.
  Подорожные представляли собой документ, предписывавший от имени императора местным властям оказывать всю возможную помощь и в первую очередь предоставлять лошадей курьеру, имевшему такую подорожную. Обычно они подписывались принцепсами (см. гл. 54), но наместники провинций также имели некоторое количество бланков и могли выдавать их за своей подписью.


[Закрыть] и будто некоторые из его речей были рассчитаны на завоевание популярности и оскорбительны для Вителлия. Уважение, которым пользовался Клувий, оказалось сильнее этих наветов, и Вителлий даже велел наказать вольноотпущенника[140]140.
  Отпущенный на волю раб получал далеко не все права свободного человека. В частности, римского гражданина нельзя было подвергнуть телесному наказанию, допускавшемуся для отпущенников. Право Вителлия наказать бывшего раба, отпущенного на волю не им (см. прим. 138), основывалось на правиле, согласно которому император считался патроном вольноотпущенников предшествующих принцепсов.


[Закрыть]. Клувий присоединился к свите принцепса, в Испанию не вернулся и стал управлять ею на расстоянии по примеру Луция Аррунция[141]141.
  Луций Аррунций, пропреторский легат в Тарраконской Испании, которого Тиберий в течение 10 лет задерживал в Риме, чтобы не дать ему встать во главе войск, находившихся в этой провинции (Анналы, VI, 27).


[Закрыть]. Аррунция Тиберий Цезарь не отпускал от себя из страха, Клувия же Вителлий оставил при себе без всяких тайных мыслей. Требеллий Максим, который, спасаясь от ярости солдат, бежал из Британии, не был удостоен подобной чести, – на его место Вителлий послал нового легата Веттия Болана[142]142.
  Марк Веттий Болан в 62 г. командовал легионом в Армении, в 66 г. был консулом-суффектом, с 69 по 71 г. – наместником Британии, где проявил себя как мягкий и слабовольный, но неподкупно честный человек (Агрикола, 16). Здесь под его началом служил тесть Тацита Юлий Агрикола, в ту пору командир XX легиона, вместе с которым Болан был при Веспасиане введен в число патрициев. В 76 г. – наместник провинции Азия.


[Закрыть], человека из своего ближайшего окружения.

66. Вителлия серьезно беспокоило настроение, царившее в разбитых легионах[143]143.
  Т.е. в легионах отонианской армии, потерпевших поражение под Бедриаком.


[Закрыть]. Разбросанные по всей Италии среди легионов победившей армии, они были рассадниками слухов и разговоров, враждебных новому принцепсу. Особенно буйствовали солдаты четырнадцатого легиона, которые вообще не считали себя побежденными. Под Бедриаком, говорили они, поражение потерпели одни лишь приданные легиону отряды, а главных наших сил там и не было. Вителлий счел за лучшее отправить их обратно в Британию, откуда Нерон некогда их вывел, а пока что поместить в одном лагере с когортами батавов, издавна враждовавших с солдатами четырнадцатого легиона[144]144.
  О XIV легионе см. прим. 28. О вражде солдат этого легиона с батавами см. I, 59 и 64. Об участии подразделений XIV легиона в Бедриакской битве см. гл. 32, 43 и прим. 88.


[Закрыть]. Батавы и легионеры, ненавидевшие друг друга и при этом вооруженные, недолго жили в мире. В колонии Августа Тавринов[145]145.
  Основанная Августом римская колония в Лигурии. Ныне Турин.


[Закрыть] один батав обругал какого-то ремесленника изменником; легионер, стоявший у этого ремесленника на квартире, за него вступился; на помощь тому и другому подоспели товарищи, и дело, начавшись с перебранки, кончилось резней. Драка превратилась бы во всеобщее побоище, если бы две преторианские когорты не встали на сторону легионеров, умножив тем самым их силы и напугав батавов. За проявленную преданность Вителлий влил батавов в состав своей армии, а легиону приказал перевалить через Грайские Альпы и двигаться дальше, минуя Виенну, так как жители этой колонии тоже опасались буйства легионеров[146]146.
  Грайскими Альпами называлась западная часть Альпийской горной системы, расположенная между 45° 20' и 45° 45' северной широты. Здесь проходила древняя горная дорога, по которой вел свои войска в Италию еще Ганнибал. При спуске с западных склонов Альп, в районе нынешнего г. Монмэлана, дорога эта разветвлялась. Основная магистраль, которой все обычно пользовались, шла отсюда на юго-запад к Виенне, боковая, менее известная дорога, – на северо-запад к Лугдунуму. Вителлий отправил легион по этой последней. Относительно вражды жителей Виенны и солдат XIV легиона см. I, 65, 66.


[Закрыть]. В ночь, когда четырнадцатый легион уходил из Таврины, от больших костров, оставленных повсюду солдатами, начался пожар, уничтоживший часть города. Беда эта, как и многие, порожденные войной, была позже вытеснена из памяти людей худшими несчастьями, которые пришлось перенести другим городам. Когда легион спустился с Альп, некоторые самые мятежные его подразделения свернули на дорогу, ведущую к Виенне, но лучшие солдаты подавили бунт, и легион благополучно переправился в Британию.

67. Немногим меньше, чем побежденных легионов, боялся Вителлий преторианских когорт. Сначала их изолировали, затем предложили почетную отставку на льготных условиях[147]147.
  Условия эти заключались в том, что каждый увольнявшийся ветеран получал 20 000 сестерциев (Дион Кассий, 55, 23), т.е. 1660 руб.


[Закрыть]; наконец, они сдали трибунам оружие, но едва распространился слух о войне, начатой Веспасианом, – снова вернулись в строй и составили главную опору флавианской партии. Первый легион морской пехоты отправили в Испанию, дабы он успокоился, живя на отдыхе, вдали от военных столкновений, одиннадцатый и седьмой вернулись в свои зимние лагеря[148]148.
  Одиннадцатый легион постоянно стоял в Далмации, VII Гальбанский был отправлен на зимние квартиры в Паннонию (II, 86).


[Закрыть]; тринадцатый получил приказ приступить к сооружению амфитеатров: Цецина в Кремоне, а Валент в Бононии готовили гладиаторские игры, ибо Вителлий никогда не был в состоянии настолько предаться делам, чтобы забыть об удовольствиях.