Текст книги "История"

Книга I

1. Началом моего повествования станет год, когда консулами были Сервий Гальба во второй раз и Тит Виний[1]1.
  В древнем Риме годы обозначались по имени консулов. Во времена империи, когда ежегодно сменялось несколько пар консулов, год называли по имени так называемых ординарных консулов, приступавших к исполнению своих обязанностей 1 января. Сервий Гальба (уже с весны 68 г. н.э. провозглашенный императором) и Тит Виний были ординарными консулами с 1 января 69 г. Первый консулат Гальбы (тоже ординарный) – 32 г. (Светоний. Гальба, 6).


[Закрыть]. События предыдущих восьмисот двадцати лет, прошедших с основания нашего города[2]2.
  Летосчисление в Риме велось «от основания города», заложенного, согласно легенде, в 753 г. до н.э. До 69 г. н.э. прошел, таким образом, 821 год. Манера округлять числа обычна для римских писателей.


[Закрыть], описывали многие, и, пока они вели речь о деяниях римского народа[3]3.
  Логическое ударение здесь падает на слово «народ», т.е. пока историки описывали республиканский Рим в отличие от Рима императорского.


[Закрыть], рассказы их были красноречивы и искренни. Но после битвы при Акции[4]4.
  Акций (ныне Акти) – мыс на крайнем северо-западе Греции. Здесь 2 сентября 31 г. до н.э. произошло морское сражение, в котором Октавиан Август одержал решительную победу над Марком Антонием и фактически положил конец длившимся 20 лет гражданским войнам. Историю Римской империи принято вести со дня битвы при Акции, хотя оформление нового политического строя относится к январю 27 г. до н.э.


[Закрыть], когда в интересах спокойствия и безопасности всю власть пришлось сосредоточить в руках одного человека[5]5.
  С государственно-правовой точки зрения Римское государство и в императорскую эпоху не было монархией. Юридически власть императоров основывалась на объединении в руках одного человека тех прав, которые в республиканское время были рассредоточены по разным магистратам. Мысль о том, что императорский строй – это цена, которую римский народ должен платить за относительное спокойствие и безопасность каждого гражданина, – одна из основных в политическом мировоззрении Тацита.


[Закрыть], эти великие таланты перевелись. Правду стали всячески искажать – сперва по неведению государственных дел, которые люди начали считать себе посторонними, потом – из желания польстить властителям или, напротив, из ненависти к ним. До мнения потомства не стало дела ни хулителям, ни льстецам. Но если лесть, которой историк пользуется, чтобы преуспеть, противна каждому, то к наветам и клевете все охотно прислушиваются; это и понятно: лесть несет на себе отвратительный отпечаток рабства, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде. Если говорить обо мне, то от Гальбы, Отона[6]6.
  Отон – римский император, сменивший Гальбу (15 января-17 апреля 69 г. н.э.).


[Закрыть] и Вителлия[7]7.
  Вителлий – римский император, сменивший Отона (убит 20 декабря 69 г.).


[Закрыть] я не видел ни хорошего, ни плохого. Не буду отрицать, что начало моим успехам по службе положил Веспасиан, Тит умножил их, а Домициан[8]8.
  Государственная служба Тацита проходила, таким образом, в основном при императорах династии Флавиев – Веспасиане (основатель династии, правил с 69 по 79 г. н.э.), его старшем сыне Тите (79—81 гг.) и младшем – Домициане (81—96 гг.).


[Закрыть] возвысил меня еще больше[9]9.
  Одно из немногих автобиографических свидетельств, содержащихся в сочинениях Тацита. Толкованию этой фразы посвящена обширная литература. Большинство исследователей в настоящее время понимает ее так, что при Веспасиане Тацит вошел в сенаторское сословие и был военным трибуном, Тит сделал его квестором, при Домициане Тацит был претором (в 88 г. н.э.; ср.: Анналы, книга XI, гл. 11) и наместником провинции. В подлиннике имена всех трех принцепсов стоят в форме творительного падежа с предлогом «a». На этом основано весьма вероятное предположение, согласно которому Тацит получал магистратуры по личной рекомендации императоров.


[Закрыть]; но тем, кто решил неколебимо держаться истины, следует вести свое повествование, не поддаваясь любви и не зная ненависти. Старость же свою, если только хватит жизни, я думаю посвятить труду более благодарному и не столь опасному: рассказать о принципате Нервы и о владычестве Траяна[10]10.
  Нерва – основатель династии Антонинов (принцепс в 96—98 гг. н.э.), Траян – преемник Нервы (98—117 гг.). Намерение дополнить рассказ об эпохе Флавиев повествованием о временах Антонинов Тацит высказывал и ранее, ср.: Жизнеописание Агриколы, гл. 3; осуществлено оно не было.


[Закрыть], о годах редкого счастья, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает.

2. Я приступаю к рассказу о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах, диких и неистовых даже в мирную пору. Четыре принцепса, погибших насильственной смертью[11]11.
  Гальба, Отон, Вителлий, Домициан.


[Закрыть], три гражданские войны[12]12.
  Отона с Вителлием, Вителлия с Веспасианом, Домициана с Луцием Антонием – мятежным наместником провинции Верхняя Германия.


[Закрыть], ряд внешних и много таких, что были одновременно и гражданскими, и внешними[13]13.
  В период ранней империи противоречия между рабовладельцами и рабами, между различными группами рабовладельцев, между Римом и провинциями, между империей и варварами переплетаются в один сложный клубок. Соответственно, войны, в которых эти противоречия находили выражение, были «одновременно и гражданскими, и внешними». Ярким примером такой войны служит восстание Цивилиса, описанное в книгах IV и V «Истории». Кроме него, Тацит имеет в виду войну, которую Тит вел против мятежной Иудеи, в то время как полководцы Веспасиана сражались с войсками Вителлия за Италию и Рим. Слово «много» связано с нередким у римских писателей стремлением к гиперболизации.


[Закрыть], удачи на Востоке и беды на Западе – Иллирия объята волнениями[14]14.
  В Иллирии были расположены легионы, летом 69 г. отпавшие от Вителлия и перешедшие на сторону Веспасиана (см. книгу III). Осенью 68 г. иллирийские легионы предлагали императорскую власть Вергинию Руфу (I, 9).


[Закрыть], колеблется Галлия[15]15.
  Ряд галльских племен поддержал весной 68 г. восстание Виндекса против Нерона, ряд других примкнул в 69—70 гг. к движению Цивилиса.


[Закрыть], Британия покорена и тут же утрачена[16]16.
  Покорение Британии, начатое еще в 40-х годах Веспасианом (тогда легатом легиона) и завершенное тестем Тацита Юлием Агриколой в 83 г., стоило Риму больших усилий и жертв. Домициан в 86 г. вывел из Британии стоявший там легион (II Вспомогательный), что позволило местным племенам перейти в контрнаступление.


[Закрыть], племена сарматов и свебов объединяются против нас[17]17.
  Племенные объединения ираноязычных сарматов в I в. до н.э. проникают на Дунай. В правление Домициана сарматы уничтожили один римский легион (Светоний. Домициан, 6). При том же императоре сарматское племя язигов выступило против римлян в союзе с германским племенем свевов, поселенным по соседству от них еще в 19 г. н.э. Друзом Цезарем (Дион Кассий, Римская история, 67, 5). В апреле 92 г. Домициан выступил против сарматов, нанес им сокрушительное поражение и в январе 93 г. вернулся в Рим.


[Закрыть], растет слава даков, ударом отвечающих Риму на каждый удар[18]18.
  Даки – союз племен, живших на территории нынешней Румынии. В.правление Домициана в 86 г. они разбили войска консуляра Оппия Сабина и нанесли тяжелое поражение выступившим против них легионам под командованием префекта претория Корнелия Фуска (Светоний. Домициан, 6).


[Закрыть], и даже парфяне, следуя за шутом, надевшим личину Нерона, готовы взяться за оружие[19]19.
  Нерон ставил своей целью уничтожить традиции и юридические формы, которые хотя бы номинально ограничивали власть императоров, и превратить Рим в деспотию восточного типа. В соответствии с восточными представлениями и верованиями он воспринимался в провинциях Передней и Малой Азии как неограниченный монарх, царь вселенной, бессмертное божество. Христиане и иудеи ассоциировали его с сатаной, что отразилось в Апокалипсисе. Все это создавало благоприятную атмосферу для самозванцев, использовавших народное недовольство и распространенные в восточных провинциях мессианские настроения и выдававших себя за Нерона, идущего мстить римским императорам. Лженероны появлялись на востоке вплоть до 20-х годов II в. Об одном из них Тацит рассказывает подробно (II, 8). Здесь, скорее всего, имеется в виду Лженерон, появившийся среди парфян около 88 г. Ср.: Светоний. Нерон, 57.


[Закрыть]. На Италию обрушиваются беды, каких она не знала никогда или не видела уже с незапамятных времен: цветущие побережья Кампании где затоплены морем, где погребены под лавой и пеплом[20]20.
  Извержение Везувия 24 августа 79 г. разрушило города Помпеи и Геркуланум. Кроме того, многие поселения на побережье Кампании были уничтожены лавой и горячими ливнями, а также затоплены морем, вышедшим из берегов в результате землетрясения, которым сопровождалось извержение.


[Закрыть]; Рим опустошают пожары, в которых гибнут древние храмы[21]21.
  Рим горел часто. При Флавиях самым крупным был пожар 80 г. (Дион Кассий, 66, 24).


[Закрыть], выгорел Капитолий, подожженный руками граждан[22]22.
  Во время сражения между легионерами Вителлия и солдатами городских когорт, которыми командовал брат Веспасиана Флавий Сабин зимой 69/70 г. (ср.: III, 71).


[Закрыть]. Поруганы древние обряды[23]23.
  В правление Домициана за нарушение обета безбрачия были казнены несколько жриц богини Весты (Плиний Мл. Письма, IV, 11; Светоний. Домициан, 8; Дион Кассий, 67, 3).


[Закрыть], осквернены брачные узы[24]24.
  Скорее всего, намек на скандальную связь Домициана со своей племянницей Юлией, дочерью императора Тита и женой двоюродного брата Домициана Флавия Сабина. Ср.: Плиний Мл. Письма, IV, 11; Светоний. Домициан, 22; Ювенал. Сатиры, II, 32—33.


[Закрыть]; море покрыто кораблями, увозящими в изгнание осужденных, утесы запятнаны кровью убитых[25]25.
  Scopuli – маленькие скалистые острова Средиземного моря, которые римляне часто использовали как место ссылки: Сериф, Гиар, Аморг, Церцина и самые страшные из них – Планазия (между Корсикой и побережьем Этрурии) и Пандатерия (к западу от Кум). Сосланных на острова нередко умерщвляли там по тайному приказу императоров; здесь погибли Агриппина Старшая, внук Августа Агриппа Постум и многие другие.


[Закрыть]. Еще худшая жестокость бушует в самом Риме, – все вменяется в преступление: знатность, богатство, почетные должности, которые человек занимал[26]26.
  Юлий Агрикола, тесть Тацита, попал в 86 г. в опалу, ибо возбудил зависть Домициана тем, что с большим успехом выполнял обязанности наместника в Британии (Агрикола, 39 и сл.).


[Закрыть] или от которых он отказался[27]27.
  Среди обвинений, предъявленных Домицианом Гереннию Сенециону, фигурировало и то, что после квестуры он не стремился к занятию дальнейших магистратур. Сенецион был казнен в конце 93 г. (Дион Кассий, 67, 13).


[Закрыть], и неминуемая гибель вознаграждает добродетель[28]28.
  Учение о добродетели как высшем и единственном подлинном благе, требовавшее безразличия к богатствам и почестям, таило в себе оппозиционность по отношению к императорам, ибо утверждало внутреннюю свободу и независимость человека от властей вообще, от власти принцепса в частности. Учение это было распространено среди части сенаторов (Гельвидий Приск, Геренний Сенецион, Арулен Рустик и др.), которых Тацит и имеет здесь в виду. Многие из них были казнены: Гельвидий при Веспасиане, Сенецион и Рустик – Домицианом.


[Закрыть]. Денежные премии, выплачиваемые доносчикам, вызывают не меньше негодования, чем их преступления[29]29.
  Римское право не знало института государственных обвинителей, и роль эту брали на себя частные лица. Такая система давала возможность каждому, кто желал выделиться, возбуждать судебное дело против какого-либо известного лица, допустившего нарушение закона (или подозреваемого в таком нарушении). Если обвиняемый бывал осужден, сенат мог присудить обвинителю четвертую часть имущества осужденного. Императоры, особенно начиная с Тиберия, широко использовали эту особенность римского права для уничтожения своих политических противников, наиболее видных представителей сенатской аристократии. Спрос вызвал предложение: толпы молодых провинциалов, снедаемых честолюбием, стремлением пробиться, жаждой власти и денег избирали этот путь к карьере, не останавливаясь перед клеветой и лжесвидетельством. Многие из них добивались своего и проникали в сенат; люди этого типа составляли там одну из главных опор императорской власти. Трижды консулы (Вибий Крисп), префекты претория (Тигеллин), известные писатели (Силий Италик) нередко выступали в роли доносчиков. Тацит с отвращением и ненавистью говорит об этих людях во многих местах своих сочинений.


[Закрыть]. Некоторые из них в награду за свои подвиги получают жреческие и консульские должности[30]30.
  Дважды консулами были, например, знаменитые доносчики нероновского и флавианского времени Эприй Марцелл (в 62 и 74 гг.) и Катулл Мессалин (в 73 и 85 гг.). Членом жреческой коллегии квиндецимвиров (и трижды консулом) был не менее знаменитый Фабриций Вейентон (R. Syme. Tacitus, vol. II. Oxford, 1958, appendices 12, 26).


[Закрыть], другие управляют провинциями императора[31]31.
  Так, известный при Домициане доносчик Бебий Масса, погубивший, в частности, Геренния Сенециона и особенно ненавистный Тациту (IV, 50), был прокуратором Африки и наместником в Испании. Проконсулом Азии (и очень дельным, – см.: Плиний Мл. Письма, III, 7) был упоминавшийся выше Силий Италик.


[Закрыть] и вершат дела в его дворце. Внушая ужас и ненависть, они правят всем по своему произволу. Рабов подкупами восстанавливают против хозяев, вольноотпущенников – против патронов. Если у кого нет врагов, его губят друзья[32]32.
  Долабеллу, например, оговорил его близкий друг Планций Вар (II, 63); Сорана – его учитель и друг Целер (IV, 10).


[Закрыть].

3. Время это, однако, не вовсе было лишено людей добродетельных и оставило нам также хорошие примеры. Были матери, которые сопровождали детей, вынужденных бежать из Рима; жены, следовавшие в изгнание за своими мужьями[33]33.
  Так, Фанния Младшая, дочь Тразеи Пэта, дважды следовала в изгнание за своим мужем Гельвидием Приском, народным трибуном 56 г. (Анналы, XIII, 28), претором 70 г. (IV, 53): при Нероне в 66 г. и при Веспасиане.


[Закрыть]; друзья и близкие, не отступившиеся от опальных; зятья, сохранившие верность попавшему в беду тестю; рабы, чью преданность не могли сломить и пытки; мужи, достойно сносившие несчастья, стойко встречавшие смерть и уходившие из жизни как прославленные герои древности. Не только на людей обрушились бесчисленные бедствия: небо и земля были полны чудесных явлений: вещая судьбу, сверкали молнии, и знамения – радостные и печальные, смутные и ясные – предрекали будущее. Словом, никогда еще боги не давали римскому народу более очевидных и более ужасных доказательств того, что их дело – не заботиться о людях, а карать их[34]34.
  Хотя Тацит предупредил о своем намерении дать в главах 2 и 3 общую картину римской жизни с 69 по 96 г., на самом деле он говорит здесь почти исключительно о правлении Домициана, принципат которого вырисовывается, таким образом, как время сплошных поражений, бедствий и свирепых репрессий.


[Закрыть].

4. Однако прежде чем приступить к задуманному рассказу, нужно, я полагаю, оглянуться назад и представить себе, каково было положение в Риме, настроение войск, состояние провинций и что было в мире здорово, а что гнило. Это необходимо, если мы хотим узнать не только внешнее течение событий, которое по большей части зависит от случая, но также их смысл и причины. По началу смерть Нерона была встречена бурной радостью и ликованием, но вскоре весьма различные чувства охватили, с одной стороны, сенаторов, народ и расположенные в городе войска, а с другой – легионы и полководцев, ибо разглашенной оказалась тайна, окутывавшая приход принцепса к власти, и выяснилось, что им можно стать не только в Риме[35]35.
  Гальбу провозгласили императором войска Тарраконской Испании, наместником которой он был с 61 г.


[Закрыть]. Сенаторы, несмотря на это, неожиданно обретя свободу, радовались и забирали все больше воли, как бы пользуясь тем, что принцепс лишь недавно приобрел власть и находится вдали от Рима. Немногим меньше, чем сенаторы, радовались и самые именитые среди всадников; воспрянули духом честные люди из простонародья, связанные со знатными семьями, клиенты и вольноотпущенники осужденных и сосланных. Подлая чернь, привыкшая к циркам и театрам, худшие из рабов, те, кто давно растратил свое состояние и кормился, участвуя в постыдных развлечениях Нерона, ходили мрачные и жадно ловили слухи.

5. Преторианцы издавна привыкли по долгу присяги быть верными Цезарям[36]36.
  Преторианские когорты, – собственно, личная охрана полководца, – были превращены Августом в привилегированный корпус, являвшийся той реальной силой, опираясь на которую императоры могли осуществлять военную диктатуру в Риме. Он насчитывал 10 тысяч (позднее 16, еще позже 14) отборных солдат, которые жили в Риме, служили 16 лет, а не 25, как в легионах, получали повышенное жалованье, в неслужебное время носили тогу. Пользуясь этими и рядом других льгот, часто получая денежные подарки, преторианцы были полностью преданы принцепсу, от которого зависели все эти блага.


[Закрыть], и Нерона они свергли не столько по собственному побуждению, сколько поддавшись уговорам и настояниям[37]37.
  Прежде всего – префекта претория Нимфидия Сабина.


[Закрыть]. Теперь же, не получив денежного подарка, обещанного им ранее от имени Гальбы, зная, что в мирное время труднее выделиться и добиться наград, чем в условиях войны, поняв, что легионы, выдвинувшие нового государя[38]38.
  Расположенные в Испании VI Победоносный, X Сдвоенный и набранный самим Гальбой в 68 г. VII Гальбанский.


[Закрыть], имеют больше надежд на его благосклонность, и к тому же подстрекаемые префектом Нимфидием Сабином, который сам рассчитывал стать принцепсом, они жаждали перемен. Хотя попытка Нимфидия захватить власть была подавлена и мятеж обезглавлен, многие преторианцы помнили о своей причастности к заговору[39]39.
  Летом 68 г. Гальба, находясь еще на пути к Риму, назначил префектом претория Корнелия Лакона. Не желая мириться со своей отставкой, Сабин убедил преторианцев провозгласить его императором. Часть солдат, однако, не последовала за ним, заговор был сорван, и Нимфидий убит (Плутарх. Гальба, 13—14).


[Закрыть]; немало было и людей, поносивших Гальбу за то, что он стар, и изобличавших его в скупости. Сама его суровость, некогда прославленная в войсках и стяжавшая ему столько похвал, теперь пугала солдат, испытывавших отвращение к дисциплине былых времен и привыкших за четырнадцать лет правления Нерона так же любить пороки государей, как когда-то они чтили их доблести. Стали известны и слова Гальбы о том, что он «набирает солдат, а не покупает», – правило, полезное для государства, покоящегося на справедливых основах, но опасное для самого государя; впрочем, поступки Гальбы не соответствовали этим словам.

6. Положение немощного старика подрывали Тит Виний[40]40.
  Тит Виний Руфин – легат Гальбы во время наместничества его в Испании, после провозглашения Гальбы императором – его фаворит и ближайший советник (см. прим. 133).


[Закрыть], отвратительнейший из смертных, и Корнелий Лакон, ничтожнейший из них; Виния все ненавидели за подлость, Лакона презирали за бездеятельность. Путь Гальбы к Риму был долог и кровав. Погибли – и, как полагали, невинно – кандидат в консулы Цингоний Варрон[41]41.
  Цингоний Варрон, кандидат в консулы, написал текст речи, с которой Нимфидий собирался обратиться к преторианцам перед захватом власти (Плутарх. Гальба, 15).


[Закрыть] и Петроний Турпилиан[42]42.
  Публий Петроний Турпилиан, ординарный консул 61 г., в 61—63 гг. легат в Британии. Успешное подавление восстания в этой провинции принесло ему знаки отличия триумфатора и славу полководца, сочетающего военные таланты с дипломатическими. Скорее всего поэтому Нерон назначил его весной 68 г. (вместе с Рубрием Галлом) командовать войсками, высланными против Виндекса.


[Закрыть], бывший консул; их не выслушали, им не дали защитников, и обоих убили, первого – как причастного к заговору Нимфидия, второго – как полководца Нерона. Вступление Гальбы в Рим было омрачено недобрым предзнаменованием: убийством нескольких тысяч безоружных солдат, вызвавшим отвращение и ужас даже у самих убийц[43]43.
  Весной 68 г. Нерон, готовясь к войне с Виндексом, сформировал из солдат морской пехоты новый легион (I Флотский, или I Вспомогательный, ср.: II, 43, III, 44). Служба легионеров была более выгодной и почетной, чем служба моряков, и поэтому они обратились к Гальбе при вступлении его в столицу с просьбой подтвердить их новое положение. Тот, усмотрев в этом бунт, бросил на них отряд конницы, а после велел казнить каждого десятого; уцелевшие были заключены в тюрьму (ср.: I, 87; Светоний. Гальба, 12; Плутарх. Гальба, 15).


[Закрыть]. После того как в Рим, где уже был размещен легион, сформированный Нероном из морской пехоты, вступил еще и легион из Испании[44]44.
  VII Гальбанский.


[Закрыть], город наполнился войсками, ранее здесь не виданными. К ним надо прибавить множество воинских подразделений, которые Нерон навербовал в Германии, Британии и Иллирии и, готовясь к войне с альбанами[45]45.
  Альбаны – кавказский народ, живший по юго-западному побережью Каспийского моря.


[Закрыть], отправил к каспийским ущельям, но вернул с дороги для подавления вспыхнувшего восстания Виндекса. Вся эта масса, склонная к мятежу, хоть и не обнаруживала явных симпатий к кому-либо, была готова поддержать каждого, кто рискнет на нее опереться.

7. Случилось так, что в это же время было объявлено об убийстве Клодия Макра[46]46.
  Луций Клодий Макр – в 68 г. легат провинции Африка, пытавшийся поднять восстание против Нерона и отказавшийся подчиниться Гальбе.


[Закрыть] и Фонтея Капитона[47]47.
  Гай Фонтей Капитон – консул 67 г., в 68 г. – наместник Нижней Германии.


[Закрыть]. Макр, который бесспорно готовил бунт, был умерщвлен в Африке по приказу Гальбы прокуратором[48]48.
  Прокураторами при империи назывались чиновники, ответственные за сбор налогов в императорскую казну с населения данной провинции. Прокураторы, в некоторых провинциях имевшие в своем распоряжении войска, назначались исключительно из всадников и играли роль доверенных лиц императора, противопоставленных наместнику, обычно (особенно при Юлиях-Клавдиях) представителю сенатской аристократии.


[Закрыть] Требонием Гаруцианом; Капитона, затевавшего то же самое в Германии, убили, не дожидаясь приказа, легаты[49]49.
  Слово «легат» употреблялось в Риме в I в. н.э. в нескольких значениях, которые следует тщательно различать: 1) легатом (legatus Augusti pro praetore consulari potestate) назывался наместник императорской провинции; 2) легаты назначались сенатом для помощи наместнику данной провинции, такие легаты обычно командовали легионом (в данном случае слово «легат» употреблено именно в этом значении), но иногда выполняли при наместнике также юридические и фискальные функции; 3) легатами назывались также послы.


[Закрыть] Корнелий Аквин и Фабий Валент. Кое-кто, однако, полагал, что Капитон, хоть и запятнанный всеми пороками, стяжатель и развратник, о бунте все же не помышлял, а убийство его было задумано и осуществлено легатами, когда они поняли, что им не удастся убедить его начать войну; Гальба же, или по неустойчивости характера, или стремясь избежать более тщательного расследования, лишь утвердил то, что уже нельзя было изменить. Так или иначе, оба эти убийства произвели гнетущее впечатление, и отныне, что бы принцепс ни делал, хорошее или дурное, – все навлекало на него равную ненависть. Общая продажность, всевластие вольноотпущенников, жадность рабов, неожиданно вознесшихся и торопившихся, пока старик еще жив, обделать свои дела, – все эти пороки старого двора свирепствовали и при новом, но снисхождения они вызывали гораздо меньше. Даже возраст Гальбы вызывал смех и отвращение у черни, привыкшей к юному Нерону и по своему обыкновению сравнивавшей, – какой император более красив и статен.

8. Таково было настроение в Риме, – если можно говорить об общем настроении у столь великого множества людей. Что касается провинций, то Испанией управлял Клувий Руф[50]50.
  Марк Клувий Руф – консул-суффект 45 г., наместник Тарраконской Испании, сменивший на этом посту Гальбу в 68 г. Известен главным образом как оратор (IV, 43) и историк, написавший историю Рима от Калигулы до 69 г. н.э. (Плиний Мл. Письма, IX, 19). Тацит, очевидно, пользовался этим сочинением как одним из главных источников при описании событий 69 г.


[Закрыть], человек красноречивый, сведущий в политике, но в военном деле неопытный; Галлию привязывала к новому режиму не только память о восстании Виндекса, но также и благодарность за недавно дарованное ей право римского гражданства и облегчение налогов[51]51.
  В 48 г. н.э. члены наиболее знатных галльских семей получили право полного римского гражданства (civitas cum suffragio), открывавшее им дорогу в сенат (Анналы, XI, 23—25). Гальба распространил это право на все племена, активно поддержавшие его самого и Виндекса во время восстания 68 г. Ом же даровал этим племенам освобождение от 1/4 части податей.


[Закрыть]. Между тем племена галлов, жившие по соседству со стоявшими в Германии армиями, не получили подобных привилегий, в некоторых случаях даже лишились части своей земли[52]52.
  Восточные галлы, выступившие во время восстания Виндекса на стороне подавлявших этот мятеж верхнегерманских легионов (в частности, племена тревиров и лингонов), не только не получили от Гальбы никаких льгот (см. прим. 51), но и были лишены им части своих земель.


[Закрыть] и с равным возмущением вели счет чужим выгодам и своим обидам. Германские армии были встревожены и раздражены; они гордились недавней победой[53]53.
  Над Виндексом.


[Закрыть], но боялись, что их обвинят в поддержке противной партии, – сочетание чувств крайне опасное там, где сосредоточено столько оружия и сил. Эти войска с опозданием отступились от Нерона, а Вергиний[54]54.
  Луций Вергиний Руф (14—97 гг. н.э.), трижды консул (в 63, 69 и 97 гг.), в 69 г. отклонил императорскую власть, которую предлагали ему солдаты. После прихода Гальбы к власти Вергиний отдал легионы, которыми он командовал как наместник Верхней Германии, «в распоряжение сената и римского народа», тем самым перейдя в оппозицию к новому принцепсу. Представитель новой, созданной императорами, провинциальной знати, талантливый полководец, Вергиний Руф пользуется симпатиями Тацита. Тацит же произнес над ним в 97 г. посмертную похвальную речь (Плиний Мл. Письма, II, 1).


[Закрыть] не сразу встал на сторону Гальбы; никто не знал, захочет ли он сам сделаться императором, но было известно, что солдаты ему это предлагали. Убийство Фонтея Капитона возмутило здесь даже тех, кто не имел права выражать свое мнение[55]55.
  Т.е. рядовых солдат; Капитона убили легаты – командиры легионов.


[Закрыть]. После того как Гальба, притворившись другом Вергиния, вызвал его к себе, армия осталась без командующего, когда же он был в Риме не только задержан, но и привлечен к ответственности, солдаты восприняли это как угрозу самим себе.

9. Верхнегерманские легионы[56]56.
  IV Македонский, XXI Стремительный и XXII Изначальный.


[Закрыть] презирали своего легата Гордеония Флакка[57]57.
  Легат Верхней Германии, назначенный Гальбой и сменивший на этом посту Вергиния Руфа (Плутарх. Гальба, 10).


[Закрыть] за телесную немощь, вызванную старостью и подагрой, за слабый и нерешительный характер. Он не умел командовать, даже пока солдаты вели себя спокойно, теперь же, когда они были раздражены, его беспомощные попытки навести порядок лишь распаляли их ярость. Легионы Нижней Германии[58]58.
  I Германский, V Алауда, XV Изначальный, XVI Галльский.


[Закрыть] долго оставались без консульского легата, пока, наконец, Гальба не прислал к ним Авла Вителия – сына цензора и трижды консула Вителия. В войсках, расположенных в Британии, не было никаких беспорядков: среди потрясений, вызванных гражданскими войнами, именно эти легионы остались более, чем другие, верны своему долгу, – то ли потому, что они были удалены от Рима и отрезаны от него Океаном, то ли трудные походы научили их обращать свою ненависть прежде всего на врагов. Спокойно было и в Иллирии, хотя легионы, выведенные оттуда Нероном в Италию[59]59.
  Для переброски в Галлию на подавление восстания Виндекса.


[Закрыть] и бесцельно стоявшие здесь, через своих представителей предлагали императорскую власть Вергинию. Однако эти воинские части были размещены на большом расстоянии одна от другой (что всегда является наилучшим средством сохранить среди них верность присяге), так что не могли ни заражать друг друга мятежными настроениями, ни объединить свой силы.

10. Восток пока оставался спокойным. Здесь командовал четырьмя легионами[60]60.
  III Галльский, IV Скифский, VI Железный, XII Молниеносный.


[Закрыть] и управлял Сирией Лициний Муциан, человек, равно известный своими удачами и своими несчастьями. В молодости он из честолюбия искал дружбы с людьми знатными и богатыми и тщательно поддерживал эти отношения. Когда же вскоре состояние его оказалось расстроенным и положение безвыходным, когда над ним готов был разразиться гнев Клавдия, его отправили в один из захолустных городов Азии, и он жил чуть ли не на положении ссыльного в тех самых местах, где позже пользовался почти неограниченной властью. В нем уживались изнеженность и энергия, учтивость и заносчивость, добро и зло, величайшая доблесть в походах и излишняя преданность наслаждениям во время отдыха; его поведение в обществе и на службе вызывало похвалы, о тайных сторонах его жизни говорили много дурного; с подчиненными, близкими, коллегами, – с каждым он умел быть обаятельным по-своему; власть он охотнее уступал другим, чем пользовался ею сам. Войну в Иудее вел Флавий Веспасиан с тремя легионами[61]61.
  V Македонский, X Сокрушительный, XV Аполлонов.


[Закрыть], во главе которых его поставил еще Нерон. Веспасиан тоже не помышлял о борьбе против Гальбы; как мы расскажем в своем месте, он даже послал к нему своего сына Тита в знак почтения и преданности. В то, что императорская власть была суждена Веспасиану и его детям тайным роком, знамениями и пророчествами, мы уверовали лишь позже, когда судьба уже вознесла его.

11. В Египте уже со времен божественного Августа место царей заняли римские всадники, которые управляли страной и командовали войсками, охранявшими здесь порядок: императоры сочли за благо держать под своим личным присмотром эту труднодоступную провинцию, богатую хлебом, склонную из-за царивших здесь суеверий и распущенности к волнениям и мятежам, незнакомую с законами и государственным управлением. В ту пору во главе ее стоял Тиберий Александр, египтянин. Африка и расположенные здесь легионы, достаточно натерпевшиеся от местных властей[62]62.
  Т.е. от Клодия Макра, отличавшегося жестокостью и алчностью. См.: Плутарх. Гальба, 6.


[Закрыть], были рады служить любому принцепсу, избавившему их от Клодия Макра. Обе Мавритании[63]63.
  Римские провинции в Северной Африке: западная – Мавритания Тингитанская, с центром в Тинги (ныне Танжер), и восточная – Мавритания Цезарейская, с центром в Йоле (ныне Алжир).


[Закрыть], Реция[64]64.
  Собственно Реция – римская провинция, охватывавшая современный Тироль до Граубюндена. Нередко (как в данном случае) это название распространялось и на провинцию Винделицию, т.е. на более северные земли, вплоть до Дуная (нынешняя южная Бавария).


[Закрыть], Норик[65]65.
  Норик – провинция, лежавшая между Паннонией (современная центральная и западная Венгрия) и Рецией, ограниченная на севере Дунаем, на юге – восточными отрогами Альп.


[Закрыть], Фракия[66]66.
  Римская провинция, территория которой примерно соответствует современной Болгарии.


[Закрыть] и прочие провинции, управлявшиеся прокураторами, склонялись в пользу нового государя или против него в зависимости от настроения стоявших поблизости армий. Провинции, в которых не было войск, и в первую очередь сама Италия, были обречены хранить рабскую покорность победителю и играть роль военной добычи.

Таково было положение дел, когда Сервий Гальба во второй раз и Тит Виний вступили в свой консульский год, ставший последним для них и едва не принесший гибель государству.

12. Через несколько дней после январских календ от Помпея Пропинква, прокуратора Белгики, пришло сообщение: верхнегерманские легионы, нарушив верность присяге, требуют нового императора и, рассчитывая таким путем вызвать более снисходительное отношение к своему заговору, предоставляют выбор его сенату и римскому народу. Это событие ускорило решение Гальбы избрать себе наследника и разделить с ним власть, – замысел, который он уже давно обдумывал сам и обсуждал с близкими. В те месяцы по всему городу только и было речи, что об этом выборе, прежде всего из-за обычной страсти к такого рода разговорам и потому еще, что Гальба был уж очень стар и слаб. Людей, судивших здраво или принимавших к сердцу судьбы государства, было мало; многие начинали питать нелепые надежды, каждый раз когда друзья или клиенты называли их как возможных наследников и сеяли слухи, льстившие их тщеславию. Играла свою роль и ненависть к Титу Винию, возраставшая по мере того, как день ото дня крепло его могущество[67]67.
  Виний покровительствовал Отону и добивался, чтобы Гальба усыновил его (см. следующую главу). Мысль Тацита состоит здесь в том, что люди, предназначавшиеся молвой в преемники Гальбе, радовались не только за себя, но и тому поражению, которое нанесло бы усыновление их Гальбой Винию к Отону.


[Закрыть]. В друзьях Гальбы нерешительность императора разжигала жадное стремление к власти, ибо при немощном и легковерном правителе творить беззакония менее опасно и сулит больше выгод.

13. Высшую власть в государстве делили между собой консул Тит Виний, префект претория Корнелий Лакон и пользовавшийся не меньшим доверием Гальбы его вольноотпущенник Икел[68]68.
  В пору ранней империи Рим в государственно-правовом отношении продолжал оставаться республикой, и своего аппарата управления у императоров по сути дела не было; его роль играла «фамилия» принцепса – члены его семьи, слуги и вольноотпущенники. Последние нередко приобретали значительное влияние на императоров, а вместе с ним и огромную власть. При Калигуле отпущенник Каллист «пользовался неограниченной властью» (Иосиф Флавий. Иудейские древности, XIX, 1, 10), один отпущенник Клавдия, Нарцисс, добился казни жены императора Мессалины, другой, Паллант, женил его на Агриппине (Анналы, XI, 29—38, XII, 1—3); и тот, и другой, были богаче самого принцепса (Светоний. Клавдий, 28). Уезжая на год в Грецию (в 66 г.), Нерон оставил управлять Римом своего отпущенника Гелия, т.е. фактически сделал его соправителем (Дион Кассий, 63, 12). Не меньшей властью пользовались Икел при Гальбе, Азиатик при Вителлии. Конец господству отпущенников положил только Адриан (Scriptores Historiae Augustae. Hadr. 21). Возвышение Икела связано, в частности, с тем, что он первый привез Гальбе в Испанию весть о падении и смерти Нерона (Плутарх. Гальба, 7).


[Закрыть]; последнему были дарованы кольца и всадническое имя Марциан[69]69.
  По закону Юния от 17 г. до н.э., отпущенные на волю рабы получали не римское гражданство, а гражданство латинских колонистов, что лишало их возможности занимать государственные должности. Чтобы обойти это препятствие, императоры иногда жаловали своим отпущенникам всадническое достоинство и его символ – золотое кольцо.


[Закрыть]. Все трое вечно ссорились, и даже в мелочах каждый тянул в свою сторону; теперь, когда речь зашла о назначении наследника, они разделились на две группы. Виний стоял за Марка Отона; Лакон и Икел объединились, не столько чтобы покровительствовать тому или иному претенденту, сколько в стремлении противопоставить кого-нибудь кандидату Виния. Дружба Отона с Винием не была секретом и для Гальбы, а любители сплетен даже прочили неженатого Отона в зятья Винию, у которого дочь была вдовой. Думаю, что противники Отона учитывали и интересы государства: не было никакого смысла отнимать у Нерона власть, чтобы оставить ее в руках Отона. Дело в том, что Отон провел первые годы юности беспечно, молодость бурно и приобрел благосклонность Нерона, соревнуясь с ним в распутстве. Именно у Отона как соучастника всех его постыдных похождений скрыл принцепс свою наложницу Поппею Сабину, рассчитывая тем временем избавиться от жены Октавии[70]70.
  Октавия Клавдия (42—62 гг.), дочь императора Клавдия и первая жена Нерона.


[Закрыть]. Вскоре, однако, заподозрив Отона в связи с Поппеей, Нерон отправил его в Лузитанию[71]71.
  Римская провинция в юго-западной части Пиренейского полуострова.


[Закрыть], назначив для вида легатом этой провинции. Отон управлял провинцией хорошо, первым примкнул к Гальбе, стал рьяным его сторонником и, пока еще шла война, затмил щедростью всех в его окружении. Надежда, что Гальба усыновит его, уже тогда в нем зародившаяся, все более овладевала Отоном, тем более что солдаты в большинстве любили его, а люди, близкие Нерону, видя их сходство, его поддерживали.

14. Хотя в донесении о беспорядках в германских легионах и не содержалось ничего определенного относительно намерений Вителлия, все же Гальба, не зная, куда может броситься ярость восставших, и не доверяя даже войскам, сосредоточенным в Риме, решился сделать шаг, в котором видел единственную возможность поправить дело, – назначить себе преемника. Он вызывает к себе Виния и Лакона, кандидата в консулы Мария Цельза[72]72.
  Марий Цельз, происходивший, вероятно, из Нарбоннской Галлии (Inscriptiones Latinae Selectae, 6977) и родившийся, судя по выдвижению его в консулы в 69 г., около 28 г. н.э. (R. Syme. Tacitus, p. 654), был связан с окружением Корбулона, на помощь которому он в 63 г. привел из Паннонии XV Аполлонов легион (Анналы, XV, 25). В 69 г. он до конца оставался верен Гальбе, затем так же до конца Отону. Авторитет его в армии был столь велик, что после Бедриакской битвы солдаты Вителлия под его влиянием сохранили жизнь и имущество разгромленным отонианцам. В речи, произнесенной в связи с этими событиями, Цельз говорит о Катоне как о «борце за свободу римлян» (Плутарх. Отон, 13). Не исключено, что он – тот самый Марий Цельз, который упоминается в одной из надписей (Inscriptiones Latinae Selectae, 8903) как легат Сирии в 72/73 гг. н.э.


[Закрыть], префекта города[73]73.
  Префект города (Рима) – одна из магистратур, введенных императорами и шедших вразрез со старыми республиканскими формами управления: он назначался принцепсом на неопределенный срок, был ответствен только перед ним, имел в своем распоряжении войска (городские когорты), мог единолично выносить приговоры по уголовным преступлениям. Главная его обязанность – охрана порядка в Риме.


[Закрыть] Дуцения Гемина и, сказав для начала несколько слов о своем старческом возрасте, приказывает ввести Пизона Лициниана[74]74.
  Луций Кальпурний Пизон Фруги Лициниан происходил по отцу, Марку Лицинию Крассу Фруги, от Лициния Красса триумвира, коллеги Юлия Цезаря и Гнея Помпея. Мать его, Скрибония, была внучкой Секста Помпея, сына Гнея Помпея Великого.


[Закрыть]. Неизвестно, остановился он на этой кандидатуре сам, или, как некоторые полагали, – под влиянием Лакона, который подружился с Пизоном, встречаясь с ним у Рубеллия Плавта[75]75.
  Рубеллий Плавт – сын Рубеллия Бланда и внучки Тиберия Юлии. См. о нем: Анналы, XIV, 22, 57 сл.


[Закрыть]; во всяком случае Лакон покровительствовал Пизону очень осторожно, делая вид, что помогает человеку, с которым незнаком, а добрая слава Пизона лишь придавала вес его словам. Сын Марка Красса и Скрибонии, Пизон был благородного происхождения и по отцу, и по матери; по внешности, манере держаться, взглядам это был человек старого склада; он был суров – если судить о нем справедливо, или угрюм – как уверяли недоброжелатели. Гальбе нравилась именно эта сторона его характера, внушавшая опасения людям, мятежно настроенным.

15. Взяв Пизона за руку, Гальба, как передают, начал свою речь следующим образом. «Если бы я был частным лицом и усыновил тебя, как это обычно принято, по решению куриатных комиций и жрецов, то и мне было бы лестно ввести в свой дом потомка Гнея Помпея и Марка Красса, и для тебя было бы почетно присоединить к знатному твоему роду славные имена Сульпициев[76]76.
  Один из древнейших патрицианских родов Рима, из которого по отцу происходил Гальба. Ср.: Светоний. Гальба, 2.


[Закрыть] и Лутациев[77]77.
  Один из древнейших плебейских родов Рима. Мать Гальбы была по женской линии внучкой Квинта Лутация Катула, знаменитого вождя партии оптиматов в 70-е годы I в. до н.э.


[Закрыть]. Сейчас, однако, когда я, с согласия богов и людей, призван к высшей власти, сознание твоих выдающихся способностей и любовь к родине приводят меня к решению именно тебе, наслаждающемуся миром и спокойствием, предложить принять принципат, за который наши предки сражались с оружием в руках и которого я добился войной. Я поступаю при этом по примеру божественного Августа, который сначала племяннику своему Марцеллу, потом зятю Агриппе, вскоре затем внукам[78]78.
  Имеются в виду Гай Цезарь и Луций Цезарь, сыновья Марка Агриппы и дочери Августа Юлии, усыновленные Августом в 17 г. до н.э.


[Закрыть] и, наконец, пасынку Тиберию Нерону дал положение, почти столь же высокое, как его собственное. Однако если Август искал преемников в пределах своей семьи, то я ищу их в пределах всего государства, и не потому, что у меня нет родных или боевых товарищей; я не из личного честолюбия принял власть, и то, что я оказываю тебе предпочтение не только перед моими, но и перед твоими сородичами, пусть будет этому доказательством. У тебя есть брат[79]79.
  Красс Скрибониан. См. о нем: IV, 39.


[Закрыть], равный тебе по благородству происхождения; он старше тебя и был бы достоин этой высокой участи, если бы ты не был достоин ее еще больше. За это говорит и твой возраст[80]80.
  Пизону в 69 г. было 30 лет. Ср. гл. 48.


[Закрыть], которому уже чужды юношеские страсти, и вся твоя жизнь, не содержащая ничего, за что следовало бы краснеть. До сих пор судьба не была к тебе милостива[81]81.
  См. гл. 48.


[Закрыть], но ведь удачи подвергают наш дух еще более суровым испытаниям, ибо в несчастьях мы закаляемся, а счастье нас расслабляет. Конечно, сам ты сохранишь нетронутыми лучшие человеческие свойства: твердость души, любовь к свободе, верность друзьям; но другие своим раболепием погубят их. Появятся пресмыкательство, лесть и то, что вернее всего отравляет всякое искреннее чувство, – своекорыстие. Мы с тобой разговариваем сейчас откровенно и прямо, но другие обращаются скорее не к нам, а к положению, которое мы занимаем. Ведь давать государю правильные советы – вещь трудная, а соглашаться с каждым, кто стал принцепсом, можно, ничего не переживая и ничего не думая.

16. «Если бы огромное тело государства могло устоять и сохранить равновесие без направляющей его руки единого правителя, я хотел бы быть достойным положить начало республиканскому правлению. Однако мы издавна уже вынуждены идти по другому пути: единственное, что я, старик, могу дать римскому народу, – это достойного преемника, и единственное, что можешь сделать для него ты, человек молодой, – это стать хорошим принцепсом. При Тиберии, при Гае и при Клавдии мы представляли собой как бы наследственное достояние одной семьи. Теперь, когда правление Юлиев и Клавдиев кончилось, глава государства будет усыновлять наиболее достойного. Разум не играет никакой роли в том, что человек родился сыном принцепса, но если государь сам избирает себе преемника, он должен действовать разумно, должен обнаружить и независимость суждения, и готовность прислушиваться к мнению других. Пусть стоит перед твоими глазами судьба Нерона, который так гордился происхождением из семьи, давшей Риму длинный ряд Цезарей. Его низвергли не Виндекс со своей безоружной провинцией и не я с моим единственным легионом[82]82.
  Расквартированный в Тарраконской Испании VI Победоносный легион.


[Закрыть], а собственная чудовищная жестокость и собственная страсть к наслаждениям: неудивительно, что это первый принцепс, который заслужил официальное осуждение. Мы достигли власти войной и опираясь на признание разумных людей, но как бы благородно мы себя ни вели, злоба и зависть всегда будут сопровождать нас. И не следует тебе испытывать страха от того, что в этом охваченном потрясениями мире есть два легиона, которые все еще никак не успокоятся[83]83.
  IV Скифский и XXII Изначальный в Верхней Германии. См. гл. 12.


[Закрыть]: я ведь и сам принял власть, когда положение было нелегким. Зато теперь, как только распространится слух о твоем усыновлении, меня перестанут считать стариком, а ведь это – единственное, что мне ставят в вину. Дурные люди будут всегда сожалеть о Нероне; нам с тобой надо позаботиться о том, чтобы о нем не стали жалеть и хорошие. Сейчас не время давать тебе дальнейшие наставления; если, остановив свой выбор на тебе, я поступил правильно, – осуществилось все, на что я надеялся. Установить, что есть в человеке плохого и что хорошего, лучше и легче всего, если присмотреться, к чему он стремился и чего избегал при другом государе. У нас ведь не так, как у народов, которыми управляют цари[84]84.
  См. прим. 5.


[Закрыть]: там властвует одна семья и все другие – ее рабы; тебе же предстоит править людьми, неспособными выносить ни настоящее рабство, ни настоящую свободу». И Гальба долго еще продолжал говорить так или примерно так, наставляя будущего государя, в то время как все остальные уже обращались к Пизону как к принцепсу, облеченному полнотой власти.

17. Присутствовавшие сначала лишь посматривали на Пизона, вскоре все взоры сошлись на нем одном, но он, как рассказывают, не обнаружил никаких признаков волнения или радости. Ответная речь его была почтительна по отношению к отцу и императору и сдержанна в том, что касалось его самого. В лице его и манере держаться ничего не изменилось; казалось, что он скорее чувствует себя в праве повелевать, чем стремится к этому. Стали совещаться о том, где лучше объявить об усыновлении Пизона – в сенате, в лагере преторианцев или возвестить об этом с ростр[85]85.
  Трибуны для ораторских выступлений на форуме.


[Закрыть]. Было решено отправиться в лагерь и этим оказать честь преторианцам: Гальба считал, что дурно добиваться расположения солдат подарками и лестью, но что не следует пренебрегать возможностью достичь этой цели честным путем. Между тем все больше народу, стремившегося проникнуть в тайну происходящего, окружало Палатин[86]86.
  Холм в центре Рима, с которого началось историческое развитие города. В императорскую эпоху он был сплошь застроен дворцами принцепсов, и само название его стало обозначать «дворец», «резиденция императора».


[Закрыть], и неудачные попытки подавить слухи лишь заставляли их расти и шириться.

18. Четвертый день перед январскими идами[87]87.
  10 января 69 г. н.э. Идами называлось полнолуние, середина месяца. В январе они приходились на 13-е число.


[Закрыть], мрачный и дождливый, был отмечен необычными небесными знамениями, громом и молниями. В такие дни издавна принято не созывать никаких собраний. Все это, однако, не испугало Гальбу, и он, несмотря ни на что, отправился в лагерь: то ли он презирал такие пророчества, считая их делом случая, то ли человеку не дано избежать своей судьбы, хотя она ему и ясно предсказана. На многолюдной солдатской сходке он кратко и властно объявил, что усыновляет Пизона – по примеру божественного Августа и по солдатскому обычаю, согласно которому каждый воин сам избирает следующего[88]88.
  По старинному обычаю полагалось, чтобы при наборе войск первый новобранец сам выкликал следующего, тот – следующего и т.д., пока не будет набран весь контингент.


[Закрыть]. Опасаясь, что, промолчав о мятеже[89]89.
  Верхнегерманских легионов. См. гл.12.


[Закрыть], он лишь еще больше привлечет к нему внимание, Гальба, с несколько излишней настойчивостью, стал утверждать, что число зачинщиков заговора невелико, что четвертый и двадцать второй легионы не пошли дальше разговоров и крика и что в самом ближайшем будущем они вернутся к исполнению своих обязанностей. К своей речи он не прибавил ни одного ласкового слова и не распорядился раздать преторианцам деньги. Однако трибуны[90]90.
  Офицеры, которых было по 6 в каждом легионе.


[Закрыть], центурионы и солдаты в передних рядах встретили его слова с одобрением; остальные стояли молчаливые и мрачные: несмотря на войну, думали они, мы не получили денег, хотя другие императоры привыкли их раздавать даже и в мирное время. Прояви скупой старик хоть малейшую щедрость, он, без сомнения, мог бы привлечь солдат на свою сторону; ему повредили излишняя суровость и несгибаемая, в духе предков, твердость характера, ценить которые мы уже не умеем.

19. Обращение Гальбы к сенату было столь же простым и кратким, как и выступление его перед солдатами, речь Пизона – искусной и любезной. Сенаторы выразили ему свою благосклонность, многие искренне, недоброжелатели многоречиво, а равнодушное большинство – с угодливой покорностью, преследуя при этом лишь свои личные цели и нимало не заботясь об интересах государства. Ничего нового Пизон не сказал народу и не сделал и за последующие четыре дня, прошедшие между его усыновлением и гибелью. Поскольку каждый день поступали все новые и новые сообщения о мятеже в германских провинциях и так как люди всегда охотно прислушиваются к недобрым вестям и верят им, сенат принял решение направить в германскую армию легатов. Втайне обсуждалась возможность отправить с ними и Пизона: это придало бы всему мероприятию большую внушительность, ибо легаты представляли бы власть сената, а он славу, сопутствующую имени Цезаря[91]91.
  Фамильное имя Гая Цезаря уже со времен Августа превратилось в титул, который носил каждый мужчина – член императорской семьи по крови или по усыновлению.


[Закрыть]. Намеревались послать также и префекта претория Лакона, но он сумел этому воспрепятствовать. Сенат поручил выбор легатов Гальбе, но он с постыдной нерешительностью назначал одних, затем отменял свое решение и ставил на их место других; люди боязливые при этом старались остаться в Риме, честолюбцы вели интриги, чтобы быть посланными.

20. Следующая задача заключалась в том, чтобы достать деньги. Перебрав все возможности, решили, что правильнее всего добыть их из того же источника, из которого и проистекло нынешнее безденежье: Нерон раздарил два миллиарда двести миллионов сестерциев, Гальба приказал взыскать их, оставив каждому одну десятую часть подаренной суммы. Но сверх этой одной десятой у людей, облагодетельствованных Нероном, уже почти ничего и не было, ибо, привыкши расточать свое добро, они так же управлялись с дареным; у этих хищных негодяев не осталось ни капиталов, ни земли и хватало богатства лишь на разврат. Ведать изъятием этих денег – делом новым и нелегким, вызвавшим много происков и тяжб, – были назначены тридцать римских всадников[92]92.
  Всадники – первоначально граждане, являвшиеся в армию со своим боевым конем, уже со II в. до н.э. превратились в финансовую аристократию, яростно боровшуюся с аристократией родовой и пользовавшуюся поэтому в эпоху принципата поддержкой и покровительством императоров.


[Закрыть]. Город заволновался: люди продавали и покупали, вели судебные дела; многие, однако, ликовали при мысли, что те, кого Нерон обогатил, станут беднее тех, кого он обобрал. В эти же дни были уволены из армии трибуны: из претория Антоний Тавр и Антоний Назон, из гарнизона[93]93.
  Имеются в виду cohortes urbanae – когорты, подчиненные префекту Рима (см. прим. 73).


[Закрыть] Эмилий Паценз, из городской стражи[94]94.
  Городскую стражу (cohortes vigilum в отличие от cohortes urbanae) во времена Тацита составляли 7 когорт, отвечавших за борьбу с пожарами и спокойствие города ночью. Городской стражник обладал рядом льгот и преимуществ сравнительно с легионером. Трибуны когорт городской стражи назначались из числа заслуженных центурионов армии.


[Закрыть] Юлий Фронтон. Остальных эта мера не исправила, а напугала: из хитрости и осторожности, казалось им, Гальба уволил лишь некоторых, на подозрение же попали все.

21. Отон между тем хорошо понимал, что может добиться своего лишь пока длятся беспорядки и, если установится спокойствие, у него не останется никаких надежд. Многое толкало его к решительным действиям: расточительность, непосильная даже для императора, безденежье, нестерпимое и для частного человека, злоба против Гальбы, зависть к Пизону. Чтобы распалиться еще больше, он и сам внушал себе всяческие страхи: еще Нерону он был ненавистен, теперь же ему следует ждать даже не возвращения в Лузитанию, не новой почетной ссылки; правители всегда подозревают и ненавидят тех, кто может прийти им на смену; это уже повредило ему в глазах престарелого принцепса и повредит еще больше в мнении правителя молодого, угрюмого и свирепого по характеру, к тому же озлобленного длительной ссылкой. Поэтому следует набраться храбрости и действовать решительно, пока власть Гальбы непрочна, а власть Пизона еще не окрепла. Переход власти из рук в руки – самый благоприятный момент для великих дерзаний, и не следует медлить в такое время, когда выжидание может оказаться опаснее, чем смелость. Перед лицом природы смерть равняет всех, но она дарует либо забвение, либо славу в глазах потомков. Если же один конец ждет и правого, и виноватого, то для настоящего человека достойнее погибнуть недаром.

22. Отон был изнежен телом, но духом решителен и тверд. Он хотел иметь такой же дворец, как у Нерона, он жаждал роскоши, наслаждений в браке и вне брака – всех утех, которые сулит положение принцепса. Его приближенные из вольноотпущенников и рабов, более распущенные и хитрые, чем обычно в частном доме, убеждали его, что всего этого он может добиться, если найдет в себе достаточно мужества, чтобы рискнуть, но что все это может попасть в чужие руки, если он и дальше будет бездействовать. На то же толкали его и звездочеты: наблюдение светил, утверждали они, показывает, что государству предстоят новые потрясения и что начинающийся год принесет Отону славу. Люди этой породы обманывают государей и лгут честолюбцам, их вечно изгоняют из нашего государства и вечно оставляют, чтобы пользоваться их услугами[95]95.
  В Риме, где различные формы гаданий и толкований будущего были издавна крайне распространены, звездочеты появились уже в конце республики, преимущественно из восточных провинций. Императоры, подозрительные, вечно неуверенные в своем будущем, часто обращались к их услугам. Опасаясь, что они могут быть использованы противниками, и учитывая, что восточные суеверия с точки зрения официальной идеологии безусловно осуждались, императоры неоднократно изгоняли звездочетов: Август – в 33 г. до н.э., Тиберий – в 16 г. н.э., Клавдий – в 52-м, Вителлий – в 69-м. Тацит, всегда брезгливо относившийся к восточным верованиям, несовместимым для него с заветами римской старины, особенно презирал звездочетов за то, что они сплошь да рядом выступали как свидетели обвинения в процессах, возбуждавшихся доносчиками против неугодных императорам лиц. Ср.: Анналы, II, 27; XII, 22, 52, 59; XVI, 14.


[Закрыть]. На этих гнусных приспешников императорских семей опиралась в своих тайных интригах Поппея. Среди ее звездочетов находился также и Птолемей, впоследствии, в Лузитании, входивший в окружение Отона[96]96.
  Скорее всего, это тот же астролог, которого Светоний (Отон, 6) называет Селевком.


[Закрыть]. Именно он обещал Отону, что тот переживет Нерона. Когда это предсказание сбылось, ему стали верить, и он, основываясь на догадках и разговорах о том, что Гальба стар, а Отон еще молод, предсказал последнему императорскую власть. Человеку, обуреваемому честолюбием, свойственно рассчитывать на осуществление даже самых смутных надежд, и Отон поверил этим словам, решив, что они продиктованы мудростью и выражают волю судеб. Птолемей не терял времени и вскоре начал толкать Отона на преступления, – тем более что, раз поддавшись жажде власти, перейти к ним совсем нетрудно.