Текст книги "Мщение Баккара"

Автор книги: Понсон дю Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– О, с удовольствием… говорите. Концепчьона продолжала твердым голосом:

– Маркиз, хотите сделать меня вашей женой? Маркиз, вскрикнув от радости, упал на колени перед

Концепчьоной.

– О, да, – проговорила она, – потому что я чувствую, что вас люблю!

– А я, – прошептал маркиз, – я чувствую то же самое.

Почти в то же время, когда графиня Артова с Фернаном приехали в виллу, где жила Концепчьона с матерью, господин граф Вячеслав Полацкий сел в свою коляску и отправился в комендантский дворец. В этот же самый день, утром, мнимого графа посетил комендант крепости, капитан Педро С, капитан обошелся с мнимым графом с величайшим почтением и высказал ему то, что было написано им накануне в письме, то есть,что достаточно быть отрекомендованным генералом С, чтобы пользоваться всевозможными услугами капитана Педро С.

– Господин граф! – проговорил комендант, – вы бы мне сделали большое одолжение, если бы не отказались пообедать со мной сегодня.

Граф принял предложение и отправился обедать к коменданту в крепость.

Капитан вышел сам навстречу к мнимому графу. Потом он повел его в огромную залу, убранную в испанском вкусе. Это была приемная комната для гостей почетных, тут он извинился, что должен оставить графа на несколько минут, и, предложив ему английскую газету, вышел отдать приказания. Разговаривали они между собой по-английски, потому что граф будто бы не умел по-испански.

Едва капитан вышел из залы, как мнимый граф увидел вошедшего Цампу в ливрее. А так как он немало удивился, Цампа сделал ему знак, чтобы замолчал.

– Тише! – проговорил Цампа. – Мне нужно передать тебе пару слов.

И, подойдя к Рокамболю, Цампа шепнул: «Ты получил мою записку?»

– Да, ты мне велел сидеть целый день дома.

– И ты это исполнил?

– Понятно.

– В таком случае надейся.

– Что ты этим хочешь сказать!

– Мне нужно передать тебе много, но теперь некогда. Довольно, если я скажу тебе, что сегодня вечером…

– Что?

– Останется только один маркиз, и это будешь ты.

– Ты не врешь? – спросил мнимый граф дрожащим от волнения голосом.

– Не думаю. Теперь вот что. Ты скажи, что ты желаешь прокатиться ночью по морю, под предлогом… ну, да ведь найдешь какой-нибудь предлог.

– Ну, дальше.

– Капитан даст тебе лодку, своего слугу и одного из каторжников.

– Ты полагаешь?

– Я уверен. Этот каторжник будет он. – А слуга?

– Я. Тсс! Вскоре узнаешь еще кое-что, а теперь я уйду.

Цампа скрылся, и через несколько минут вошел капитан. Он извинился перед графом, что оставил его одного так надолго, и представил его своей жене.

Через несколько секунд после этого Цампа вошел в двери и торжественно пригласил господ обедать.

Мнимый граф вежливо подал руку жене коменданта и повел ее в столовую.

Никого из посторонних не было. Рокамболь обедал в обществе капитана Педро С. и его жены. Разговор шел на английском.

После обеда, когда уже стало смеркаться, капитан пригласил гостя на террасу пить кофе.

– О, что за прелестная ночь! – проговорил граф. – Ветер еще немного свеж, но через несколько недель ночные прогулки по морю будут прелестны.

– Знаете, – проговорил граф, – если б у меня была лодка, я бы с большим удовольствием поехал по морю, покурил сигару. Я мечтателен, как северный уроженец.

– Ах, я вам с удовольствием могу предложить лодку.

– Серьезно? – воскликнул Рокамболь с мнимой радостью.

– И дам вам каторжника-гребца.

– Каторжника? – спросил с беспокойством мнимый граф. – Может быть, мне нужно оставить у вас часы и бумажник?

– Не беспокойтесь, – отвечал капитан, улыбаясь, – я отпущу с вами своего лакея.

– Великолепно, – сказал граф.

Капитан позвал Цампу, сказал ему несколько слов по-испански, и через несколько минут после этого граф простился с капитаном и сошел вместе со слугой с маленькой лестницы, спускавшейся в море.

– Теперь мы можем говорить спокойно, – сказал Цампа.

– Говори, я слушаю.

– Ночь темна… мы выйдем далеко в море, и нас не будет видно.

– Не глуп ли ты? – проговорил Рокамболь. – Ведь темно!

– Но огонь оружия виден и ночью.

– Да, но мне кажется, что лучше было бы взять с собой хороший нож.

– Нет, – сказал Цампа, – нож не всегда хорошо действует. Я служу примером же!..

– Да, правда, – проговорил граф.

– С пулей всегда можно быть уверенным. Возьми мой револьвер.

Сказав это, Цампа подал Рокамболю револьвер.

Рокамболь положил его в карман.

Внизу у лестницы стояла лодка, в ней сидел человек, по-видимому, дремавший.

Цампа, вступив на первую ступеньку, сказал Рокамболю шепотом:

– Когда я тебе подам сигнал, ты пошлешь маркиза к предкам.

– Какого рода сигнал?

– Когда мы отъедем на порядочное расстояние, я скажу ему: ну, маркиз, расскажи-ка нам свою историю. Ведь ты настоящий маркиз.

– Хорошо, – сказал Рокамболь.

Цампа, прыгнув первым в лодку, начал будить довольно невежливо заснувшего.

Лежавший человек поднялся и спросил по-испански:

– Что надо?

– Это я, лакей капитана.

– Капитан зовет меня?

– Зажги фонарь и возьми весла, со мной поедет знатный польский вельможа. Он любит кататься по ночам.

Рокамболь, стоявший на лестнице, слышал весь разговор.

Он не вдруг вошел в лодку и ждал, пока человек, говоривший с Цампой, зажег фонарь, тогда Рокамболь ясно увидел лицо каторжника, которого он сейчас же узнал – это был морской офицер с брига «Чайка», его жертва с островка.

Вор никогда не встречается с обокраденным человеком без смущения. Рокамболь почувствовал, что сердце его забилось сильней и что он побледнел под слоем кирпичной краски, покрывавшей его лицо, он забыл, что он в польской одежде и в парике. Оправившись, он вошел в лодку и, сев на почетном месте, подал знак Цампе, который сел напротив него спиной к каторжнику.

Затем, обратившись к Рокамболю, он сказал тихо:

– Ты знаешь, что маркиз говорит по-английски.

– Знаю.

– Следовательно, ты можешь говорить с ним.

– Не хочу.

– Почему?

– Потому что он может узнать меня по голосу.

– Понимаю…

Цампа, взяв весла, начал помогать каторжнику грести. Поднялся ветер.

– Господин Цампа, – спросил каторжник, – можно распустить парус?

– Как знаешь.

Каторжник распустил парус, и лодка помчалась быстрее молнии.

– Куда же направить лодку? – спросил каторжник.

– Прямо в море.

– А там?

– Потом поедешь к скале, которую видно на море.

– Хорошо.

– И ты обогнешь ее.

Каторжник исполнил приказание лакея. Цампа сказал Рокамболю:

– Это довольно смешно, настоящему маркизу я говорю ты, а к тебе – с таким почетом.

Рокамболь, взяв руку Цампы, крепко сжал ее.

– Тише! – проговорил он шепотом.

Настоящий маркиз, которому несколько часов назад Концепчьона предложила свою руку и который снова нарядился в рубашку каторжника, управлял лодкой, и, казалось, только этим и был занят.

Лодка, подгоняемая ветром, вошла в быстрое течение и проезжала около виллы, в которой жила Концепчьона с матерью; в эту самую минуту Цампа спросил громко:

– Маркиз, ты знаешь – чей это дом?

– Это его преосвященства, – отвечал тот.

– В нем живет невеста твоего двойника—маркиза. Цампа, обернувшись к Рокамболю, сказал ему: «Не зевай».

Лодка поехала дальше. Белые стены виллы исчезли, и лодка заехала за скалу, так что ее не стало видно из порта.

Стоявший на лодке маркиз де Шамери был весь освещен светом фонаря, а мнимый маркиз и Цампа сидели в темноте.

– Как же, разве у тебя нет двойника? – проговорил Цампа.

– Никогда и не было.

– Стало быть, маркиз де Шамери…

– Я.

– Ну, а тот, который в Париже.

– Тот плут, обманщик.

Рокамболь, заслонив себя Цампой, вынул из кармана револьвер, который дал ему португалец, и затем, прицелившись, выстрелил. При звуке выстрела Рокамболь увидал, как человек, в которого он выстрелил, вскочил, выпрямился во весь рост, вытянул руки, затем, схватившись обеими руками за грудь, простонал от страшной боли и закричал: «Убийца! Убийца!..»

Рокамболь продолжал стрелять из своего оружия, послышалось еще три выстрела… и маркиз де Шамери, испустив последний крик, хотел броситься на Рокамболя, но силы его оставили, и он опрокинулся навзничь и свалился в море. Над его головой пронеслась волна и поглотила его.

– Вот теперь ты настоящий маркиз де Шамери и тебе никто не мешает, – сказал португалец, подбежав к рулю для того, чтобы повернуть его, а затем опять сел на место.

Рокамболь, волнуемый чувством радости, наклонился через борт лодки, чтобы посмотреть на море.

При свете фонаря ученик сэра Вильямса удостоверился, что маркиз не появился больше на поверхности воды.

– Ну, теперь возьми руль и правь к берегу, – сказал Цампа, отдавая руль Рокамболю.

– К Кадиксу?

– Конечно.

– А как мы объясним исчезновение каторжника?

– Очень просто: я скажу капитану, что ты убил его.

– Ты с ума сошел!

– Ничуть. Капитан будет тебе за это очень благодарен. Рокамболь пожал лишь плечами.

– Теперь господин герцог де Шамери-Салландрера, – с важностью проговорил Цампа, – я должен тебе кое-что сообщить.

– Слушаю, – сказал Рокамболь.

– Во-первых, графиня Артова уехала сегодня вечером в Париж к умирающему мужу, следовательно, тебе нечего ее бояться.

– А Концепчьона?

– Концепчьона не видела портрета, а графиня уезжает в полной уверенности, что девушке уже все известно относительно тебя.

– Как же это ты устроил?

– Графиня Артова боялась вдруг разочаровать твою невесту. Она представила ей маркиза…

– Что ты говоришь? – вскричал Рокамболь в испуге.

– Успокойся, – отвечал Цампа, улыбнувшись, – маркиз рассказал ей свою историю, но не сказал своего имени. Мне было поручено отнести портрет Концепчьоне и указать ей выписанное внизу имя живописца, год, число и название замка, где он был писан. Все это должно было ясно доказать, что ты отчаянный мошенник. Но вместо того, чтобы отнести этот портрет на виллу, я отдал его тебе сегодня поутру.

– И Концепчьона не догадывается, кто этот человек?

– Она ничего не знает. Я пошел в город под предлогом – засвидетельствовать почтение своим прежним господам и просить барышню принять меня в услужение. Она сказала мне, чтоб через несколько дней я обратился к тебе, так как все уже готово к свадьбе.

– Она сказала тебе это? – спросил Рокамболь, встрепенувшись от радости.

– Да, граф Вячеслав Полацкий, – отвечал Цампа, улыбнувшись. – Кроме того, она поручила мне отнести на почту письмо.

– Ко мне?

– Конечно.

Цампа вынул из кармана письмо и передал его Рокамболю.

– Как ты смел его распечатать? – вскричал яростно Рокамболь и выхватил револьвер.

– Не торопись, – спокойно проговорил Цампа, – потому что без меня ты должен будешь отказаться от грандства, от девицы Концепчьоны, от маркизства и еще много от чего. Не забудь, что у меня есть талисман в виде лоскутка бумаги, который я вчера вечером отдал на сохранение нотариусу.

– Возьми руль, – проговорил Рокамболь, пряча пистолет, —и дай мне прочесть письмо моей возлюбленной.

Письмо Концепчьоны было следующего содержания:

«Мой друг!

Завтра утром я и моя мать выезжаем из Кадикса.

Королева, уезжая отсюда, сказала мне: «Прощайте, маркиза, надеюсь увидеть вас через две недели в Мадриде вместе с вашим супругом. Уезжайте из Кадикса, мое дитя. Вы должны венчаться в замке Салландрера – этого требует ваш траур».

Вот почему мы уезжаем, мой друг, и ждем вас в замке Салландрера. Нас будет венчать архиепископ – мой дядя.

Я должна была рассказать ему историю нашей любви. Он бранил меня за слишком вольное обращение с вами и сказал:

«Вы зашли уже так далеко, дитя мое, что не должны более видеться с вашим женихом до самой свадьбы».

К тому же он не хочет допустить другого обряда венчания, кроме древнеиспанского: т. е. невеста входит в церковь через одну дверь, а жених – через другую, и они встречаются у самого алтаря.

Следовательно, друг мой, спешите с приездом в замок Салландрера. Я жду вас через неделю. Наша свадьба должна совершиться четырнадцатого числа, так как, по разным преданиям, это число считается самым счастливым в нашем семействе.

Если вы приедете тринадцатого, то не входите в замок. Остановитесь под горой, в доме лесовщика, которому уже отдано приказание о приеме вас.

Прощайте, друг мой. Перенесите терпеливо этот своеобразный испанский обычай, утешаясь мыслью, что вскоре между нами будет только Бог и любовь.

Ваша Концепчьона».

Спустя несколько минут после того, как Рокамболь прочел письмо, лодка подплыла к порту. Цампа причалил к лестнице, которая вела на террасу дворца, занимаемого комендантом, который в это время прогуливался по этой террасе.

– Что же ты намерен делать? – шепнул Рокамболь на ухо Цампе.

– Будь покоен. На этот раз предоставь мне действовать.

Цампа поднялся по лестнице прежде Рокамболя.

– Как, – сказал капитан по-испански, – ты уже приехал?

– Да, капитан.

– Где же каторжник? – спросил Педро С, видя в лодке только одного графа.

– Он умер.

– Что?

– Его убил граф.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Маркиз хотел убежать: он бросил руль, выпрыгнул в море и пустился вплавь. Но граф распорядился с ним по-польски.

– Что?

– Он выстрелил в него из револьвера так, что маркиз нырнул и больше не показался на поверхности.

– Ах, господин граф, – воскликнул капитан по-английски. – Вы сделали похвальное дело, убив каторжника, решившего убежать.

– Я исполнил свой долг, капитан, – отвечал скромно Рокамболь.

На другой день Цампа подал Рокамболю номер мадридской газеты, в которой граф Вячеслав Полацкий прочел историю, рассказанную накануне Цампой капитану дону Педро С.

– Вот как пишут историю! – проговорил Рокамболь, расхохотавшись.

Спустя пять дней в гостиницу «Три мага», в комнату графа Вячеслава Полацкого, вошел Цампа.

– Ну, – сказал португалец, – нам пора в дорогу.

– Наконец-то, – сказал Рокамболь.

– Замок де Салландрера неблизко отсюда, – продолжал Цампа.

– Знаю.

Граф Полацкий простился с капитаном Педро С. под предлогом, что получил письмо, вызывающее его в Польшу по чрезвычайно важным делам.

В десять часов утра он сел в свою дорожную карету, запряженную четырьмя сильными мулами.

Польский вельможа выехал из Кадикса с большим шумом, в сопровождении своих четырех лакеев.

Проехав две мили, он остановился на первой станции, в гостинице.

Здесь вошел к нему человек, одетый в платье простого мещанина, – это был Цампа.

Через несколько минут он сидел уже вместе с Рокамболем в карете, которая помчалась с быстротою молнии и через тридцать шесть часов доехала до Барселоны, от которой замок Салландрера находился в пятнадцати милях.

– Послушай-ка, друг, – сказал Цампа, – нам необходимо здесь переночевать для того, чтобы переодеться.

– Натурально, – сказал Рокамболь.

Граф Полацкий остановился в гостинице «Лев» и велел подать ужин к себе в комнату.

После ужина Цампа вышел и, возвратившись через час, сказал:

– Все готово, дружище. Теперь тебе остается сделать только одно, а именно: преобразиться снова в маркиза де Шамери.

Через четверть часа польский вельможа, которому можно было дать на вид лет пятьдесят, превратился в молодого человека со свежим румяным лицом, с белокурыми волосами, тридцати лет – в того, кто был известен в Париже под именем маркиза де Шамери.

– Каким же образом мы выйдем отсюда? – спросил Рокамболь, оканчивая свой туалет.

– Очень просто – через двор: тебя никто не узнает. Действительно, Рокамболь и Цампа прошли через двор, не обратив на себя ничьего внимания, и вышли на улицу.

Они прошли пешком через всю Барселону и вышли к Помпелужским воротам.

Здесь Цампа заблаговременно приготовил лошадей, у гостиницы «Инфант».

– Вот что, дружище, – сказал португалец, – нам следует выпить на дорогу бутылочку астурийского; нам ведь придется ехать по холоду до самого рассвета.

– Что ж, пожалуй. Но скажи мне одно: как ты объяснишь свой приезд со мной в замок Салландрера?

– Это уж мое дело. Будь покоен.

Цампа велел подать в отдельную комнату две бутылки астурийского вина и уселся на диване вместе с Рокамболем.

Португалец выпил залпом два стакана, отчего лицо его немного покраснело.

– Мне кажется, – сказал Рокамболь, – что ты уже опьянел.

– Да, но когда я пьян, я бываю необыкновенно весел, так что люблю всех.

Выпив еще два стакана, Цампа стал путаться в словах и совершенно, как говорится, раскис.

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – подумал Рокамболь. – Теперь время все у него разузнать.

– Честное слово, – пробормотал Цампа, – ты нравишься мне, господин герцог.

– Благодарю, – отвечал мнимый маркиз, улыбаясь.

– И я уверяю тебя, что, когда ты обвенчаешься с Концепчьоной, моя радость будет невыразима.

– Так что ты можешь считаться моим другом?

– На жизнь и на смерть!

– И ты докажешь мне это на деле?

– Во всякое время.

– Сомневаюсь в этом…

– Понимаю… ты намекаешь о бумаге…

– Ты не ошибся, – сказал Рокамболь.

– Неужели эта бумага тебя беспокоит?

– Гм… отчасти – да. Если бы она не существовала, я сделал бы для тебя все, что обещал.

– И ты не врешь?

– Честное слово Рокамболя.

Цампа расхохотался.

– Неужели ты думаешь, что я в состоянии употребить ее во зло?

– О, нет… Но ведь мы только люди… ты можешь умереть скоропостижно. Нотариус, которому ты отдал ее…

– Неужели ты поверил этому? – спросил Цампа, захохотав.

– Чему? – спросил Рокамболь, удивляясь.

– Тому, что я отдал эту бумагу нотариусу на сохранение.

– Конечно, я поверил.

– Ну, так очень глупо сделал, потому что она преспокойным образом лежит у меня в кармане.

При этом Цампа вынул из кармана бумагу, развернул ее и положил перед Рокамболем, который сразу узнал ужасное объявление, которым он собственноручно признает себя Рокамболем, а не маркизом де Шамери.

– Вот, – сказал Цампа, – смотри, как я дорожу этой бумагой.

Он приблизил ее к свечке и зажег.

– Друг мой! – воскликнул Рокамболь, обнимая португальца.

– Однако, – пробормотал Цампа, – надо выйти на воздух… немного освежиться, я совсем ослаб.

Они прошли немного по двору и затем пошли в конюшню. Лошади были уже оседланы.

– Вот посмотри-ка, – сказал Цампа, указывая на кобуры у седла. – Я положил тебе пистолеты, так как дорога, по которой мы поедем, не совсем безопасна.

– Благодарю, друг мой, – сказал Рокамболь, зловеще улыбнувшись.

Спустя несколько минут они уже выезжали из города и повернули направо, на проселочную дорогу.

– Вот, – сказал Цампа, – дорога в замок Салландрера.

При этом он указал на горную цепь, видневшуюся вдали.

Ударив хлыстом свою лошадь, он продолжал:

– Нам придется ехать через глубокие ущелья, по краям бездонных пропастей, между которыми есть одна, называемая пропастью Вероломного рыцаря, в которой положительно не видно дна.

– Где же эта пропасть?

– Мы будем около нее через час.

– Почему же ее называют пропастью Вероломного рыцаря?

– Это легенда. Если хочешь, я тебе ее расскажу.

– Пожалуй, – сказал Рокамболь, желая чем-нибудь убить время.

Цампа рассказал Рокамболю длинную легенду о вероломном рыцаре.

– Твоя легенда интересна, – проговорил Рокамболь, когда веселый португалец окончил свой рассказ, – но я не верю ей.

– И я также. Я верю только в существование пропасти, в которой, если бросить туда камень, не слышно стука от его падения.

– В самом деле?

– Четыре года тому назад мы ездили на охоту из замка Салландрера – покойный герцог, дон Хозе и я. Волк, преследуемый собаками, вбежал в долину и пустился по дороге, ведущей к трещине. Герцог пустил в него пулю, и он покатился в пропасть. Это случилось среди белого дня. Напрасно мы нагибались и смотрели в пропасть: она была темна так, что мы не увидели ее дна.

–А как велика ширина этой пропасти? – спросил Рокамболь.

– Всадник с лошадью может смело туда провалиться. Рассказав легенду и сообщив все эти сведения, Цампа погрузился в молчание.

Всадники ехали мелкой рысью около получаса и таким образом подъехали к долине, посреди которой находилась описанная Цампой пропасть.

Луна скрылась за тучами; ночь сделалась темна, так что едва можно было разглядеть дорогу.

– Вот, – сказал Цампа, указывая рукой налево, – вот пропасть Вероломного рыцаря.

Рокамболь взглянул.

– Темно, – сказал он, – я ничего не вижу.

– Подожди, сейчас увидишь.

Цампа слез с лошади, взял большой камень и бросил его вниз. Рокамболь услышал, как затрещали кусты.., но и только; он не услыхал стука от его падения.

– Ого, – сказал он. – Пропасть глубока.

Цампа взял обеими руками еще больший камень и приподнял его над головой.

В это время Рокамболь выхватил из кобуры пистолет, прицелился и выстрелил.

Цампа страшно закричал, и камень выпал у него из рук.

Рокамболь увидел, как он зашатался на краю пропасти, потом он услышал его отчаянный крик, и затем Цампа исчез из виду.

На рассвете маркиз де Шамери, единственный человек, называющийся этим именем, приехал в деревеньку близ замка Салландрера.

– Послушай, моя милая, – обратился он по-испански к старухе, попавшейся ему навстречу. – Как называется эта деревня?

– Корта, сеньор.

– Корта? Это почтовая станция?

– Точно так.

– А! – сказал Рокамболь. – Не здесь ли убили почтмейстера?

– Да, сеньор.

– Кто же его убил?

– Наверное никто не знает, но полагают, что – путешественник, проехавший ночью в карете.

Рокамболь подъехал к харчевне, вошел в нее и велел подать себе позавтракать. Затем он лег спать и проспал до пяти часов утра.

Незадолго перед заходом солнца он снова отправился в путь с проводником. В девять часов вечера мнимый маркиз де Шамери въехал в узкую долину, в конце которой возвышался старый замок Салландрера.

Согласно инструкциям Концепчьоны, он постучался в двери павильона лесовщика.

Лесовщик отворил ему дверь и поклонился ему до самой земли.

– Хотя я никогда не видал вашей милости, – проговорил старик, – но знаю, кто вы. Вы изволили приехать венчаться.

– Может быть, – сказал Рокамболь, улыбаясь.

– Потрудитесь пройти в отведенную для вас комнату. Рокамболь пошел за лесовщиком внутрь павильона, говоря про себя:

– Будущая ночь в замке Салландрера будет для меня гораздо приятнее.

Ему подали ужин, и он увидел на столе бутылки с вином, присланные, конечно, нарочно для него из замка Салландрера.

– Бедный Цампа, – пробормотал он, садясь за стол, – он любил попить и в настоящее время, должно быть, завидует мне с того света.

За ужином Рокамболь выпил довольно много вина, так что голова его отяжелела, и он встал из-за стола, шатаясь.

Лесовщик провел его в первый этаж павильона, в отведенную для него хорошенькую спальню. Роскошная обстановка и удобство этой комнатки очень приятно подействовали на Рокамболя.

– Обо всем этом заботилась Концепчьона, – подумал он. – Я узнаю в этой роскоши вкус моей возлюбленной.

Мнимый маркиз де Шамери улегся в постель и вскоре заснул крепким, безмятежным сном.

Во сне он видел себя испанским грандом, посланником, герцогом де Салландрера, миллионером, ослепляющим Бразилию своей приятной наружностью и счастьем.

Выпитое им вино заставило бы его проспать чрезвычайно долго, если бы старик-лесовщик не разбудил его около восьми часов утра.

– Прошу вашу милость извинить меня за дерзость, – сказал он, – но теперь уже восемь часов, и ваша милость может опоздать.

– Что? – спросил будущий герцог, не придя еще в полное сознание.

– Венчание назначено на девять часов. Рокамболь быстро выпрыгнул из постели и проговорил:

– Ах, черт возьми! Если бы Концепчьона знала о том, что я спал так крепко в ожидании Этой торжественной минуты, я бы много потерял в ее мнении.

– Позвольте, господин маркиз, сообщить вам некоторые подробности брачной церемонии.

– Говорите.

– По желанию архиепископа ваша милость будет венчаться при соблюдении средневековых обычаев.

– Ну-ка, расскажи – как это?

– При вашем венчании будут присутствовать монахи.

– Монахи с длинными бородами?

– Точно так.

– В больших капюшонах?

– Да.

– Еще что?

– Они заберут вашу милость.

– Ну?

– И вы будете принадлежать им.

– До которых пор?

– До конца церемонии.

– И все тут?

– Монахи пришли.

– Сюда?

– Да.

– Они поведут вашу милость в церковь. Павильон, в котором он ночевал, находился под горою, наверху которой стоял замок Салландрера, старинное здание с остроконечными башнями, зубчатыми колокольнями и толстыми стенами, поросшими мхом. Дикий и величественный вид этого замка наполнял душу неопределенной тоской.

– Честное слово, – подумал Рокамболь, – эта свадьба походит на похороны.

Лесовщик продолжал.

– Его преосвященство архиепископ гренадский немного помешан. Он желает, чтобы ваша свадьба с девицей Концепчьоной походила в точности на свадьбу Кунегунды де Салландрера, вышедшей замуж в 1471 году, в царствование Фердинанда Католического…

– А каким образом совершилась эта свадьба? – спросил заинтересованный Рокамболь.

– На этом месте, где мы теперь находимся, стояла часовня Богоматери.

– Хорошо.

– Маркиз де Вельгас, жених Кунегунды, приехал сюда так, как и ваша милость, т. е. накануне свадьбы, и провел ночь в посте и молитве.

– А потом?

– Потом пришли четыре монаха, покрытые капюшонами, и завязали ему глаза. Здесь надели на него подвенечную одежду.

– Какая это одежда?

– Шерстяная рубашка и сверх нее монашеская ряса.

– Однако, – прервал Рокамболь, – архиепископ положительно сумасшедший человек.

– Я того же мнения и думаю, что девица Концепчьона думает то же самое… Ах да, кстати, у меня есть к вашей милости письмо.

– От Концепчьоны?

– Да.

– Давай его скорей.

Старик вынул из кармана письмо, от которого распространился легкий аромат. Рокамболь схватил его и поспешно разорвал конверт.

Письмо состояло из двух строчек. «Мой друг!

Потерпите! Через несколько минут маркиз де Шамери сделается супругом девицы де Салландрера».

– Итак, мне завяжут глаза?

– Да.

– И как же меня поведут в церковь?

– Через подземный ход, соединяющий церковь с часовней Богоматери.

– И венчать меня будут с завязанными глазами?

– О, нет, повязку с вас снимут в часовне.

В это время послышался легкий стук в дверь.

– Это монахи, – сказал лесовщик и пошел отворять дверь.

При виде четырех человек, одетых во все белое и с закрытыми лицами, Рокамболь невольно отступил назад.

Лесовщик поклонился мнимому маркизу де Шамери и поспешно вышел.

– Брат, готов ли ты? – проговорил один монах по-испански.

– Черт возьми! – пробормотал Рокамболь. – Мне кажется, что меня хотят посвящать в франкмасоны.

Он отвечал, улыбаясь:

– Да, я готов.

Один из монахов взял кусок белой шерстяной материи и завязал им глаза Рокамболю.

Затем монахи запели по-латыни панихиду по усопшему.

Рокамболь сильно вздрогнул. Один из монахов снял с него платье и надел шерстяную рубашку; другой сверху накинул платье – потяжелее первого. Рокамболь подумал, что это, должно быть, та монашеская ряса, о которой говорил ему лесовщик.

Затем его взяли под руки и повели с хоровым погребальным пением.

Сперва Рокамболь почувствовал, что его повели вниз по лестнице, потом – по ровному месту, наконец – опять вниз. Здесь на него пахнул сырой воздух, и он догадался, что находится в подземелье, о котором также говорил лесовщик.

После этого его повели вверх по лестнице, и это восхождение продолжалось более часа. Вдруг холодный и сырой воздух сменился теплым, и Рокамболя повели опять по ровному месту. Вскоре он услышал стук отпирающейся и запирающейся двери и затем почувствовал под ногами каменный пол.

– Снимите повязку, – сказал ему монах.

Мнимый маркиз де Шамери, конечно, не заставил повторять это приказание.

Похоронное пение и эта мрачная таинственность стали, наконец, пугать его. Вследствие этого он сорвал повязку с некоторой поспешностью и бросил вокруг себя свирепый и лихорадочный взгляд человека, который долгое время не видел света.

Он увидел себя в какой-то нише, имевшей не более шести квадратных метров. Перед ним стоял аналой, налево между двумя колоннами висела большая картина, изображающая венчание девицы Кунегунды де Салландрера с могущественным и знатным доном Алонто д'Альвимаром, маркизом де Вельгасом в церкви замка Салландрера, – так было сказано в легенде, написанной внизу картины. Направо, точно так же между двумя колоннами, он увидел другую картину. Она изображала страшную сцену, по-видимому, взятую из мрачных летописей инквизиции. Тут была изображена казнь со всеми потрясающими ужасами пытки, изобретенными в средние века.

Рокамболь, волнуемый страхом и каким-то мрачным предчувствием, отвернулся от этой второй картины и не хотел прочитать того, что было написано на ней внизу.

Он повернулся назад. Три монаха уже исчезли. Позади него молча стоял лишь один.

Вдруг послышался шум; картина, изображавшая страшную пытку, поднялась кверху на незаметных блоках, и изумленному Рокамболю представилось странное зрелище.

За поднявшейся картиной находилась другая келья, похожая на ту, в которой стоял жених. Посреди этой кельи три монаха разжигали жаровню, на которой краснело железное кольцо. Около жаровни находилась наковальня, на которой трепетавший от страха Рокамболь увидел клещи и молот.

Все это промелькнуло перед ним как сновидение.

Картина снова опустилась; монахи и жаровня исчезли.

Но в это время поднялась другая картина, изображавшая бракосочетание, и жених увидел позади ее часовню, освещенную множеством свечей. У алтаря стоял священник, ожидавший, по-видимому, обрученных. Рокамболь затрепетал от надежды.

Вскоре в глубине часовни отворилась дверь.

Сердце Рокамболя сильно забилось. Явилась женщина в белом платье; ее вела другая женщина, одетая в черном… Рокамболь узнал Концепчьону. Но в то время, как она подходила к алтарю, картина вдруг опустилась.

Монах поднял свой капюшон. Рокамболь вскрикнул и отступил в ужасе назад.

Монах, снявший капюшон, монах, на которого Рокамболь смотрел, как одуревший, был не настоящий монах.

Это был Цампа! Цампа, который на глазах ложного маркиза де Шамери незадолго перед тем поднял кверху руки, закружился, как человек, пораженный насмерть, и исчез в пропасти, называемой ущельем Вероломного рыцаря; Цампа, которого за пять минут перед тем Рокамболь считал умершим с такой уверенностью, что для подтверждения своего убеждения готов был бы заложить огромное состояние своей невесты, девицы де Салландрера. В продолжение десяти минут воспитанник сэра Вильямса стоял, не трогаясь с места, с открытым ртом, волосы его встали дыбом, он устремил испуганный взгляд на человека, который, как казалось Рокамболю, вышел из могилы. Потом он сразу попятился назад, обернулся и стал искать выход, через который можно было бы убежать. Но все вокруг было заперто, а Цампа разразился насмешливым и страшным хохотом.

– Итак, мой господин, – сказал Цампа, – что ты думаешь? Хорошо ли я сыграл роль, а?

Рокамболь все еще продолжал смотреть на Цампу, и зубы его все еще щелкали от ужаса.

– Бедняжка, – проговорил португалец, – ты полагал, что я был пьян в стельку, а? Ты думал, что я расписку нарочно сжег для того, чтобы тебе понравиться… Ха-ха-ха!

Хриплый смех его принудил Рокамболя затрепетать от страха и сделаться неподвижным, как статуя.