Текст книги "Я (не) забуду его (СИ)"

Автор книги: Полина Ракитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА 3

Бывшие – они как звезды, то неожиданно вспыхивают, то резко гаснут в вашей темной ночи жизни. В яркий солнечный день вы никогда их в своей реальности не заметите, а просто будете жить дальше.

Но признайтесь себе, когда вы, собственно говоря, вспоминаете о своих прошлых отношениях? Правильно. Когда ретроградный Меркурий накрывает с головой. Когда почему-то абсолютно все живут в счастье и достатке, а вот вы – такое единственное исключение из общепринятой нормы. К вам счастье идет и спотыкается через тридевять земель и из тридевятого царства, и где-то там – ваш Иван-Царевич, и именно сейчас он пытается поймать за хвост Синюю Птицу удачи. А вы сидите и ждете его в темной башне обыденности. А он там уже женился, «родил» детей, развелся и вот тогда-то и вспомнил о вас.

Первую неделю расставания пережить особенно сложно. Ты весь как на иголках от каждого воспоминания, которые непроизвольно льются бурным потоком в сознание, цепляясь за все самое-самое. И этот процесс остановить невозможно. Буквально умываешься слезами, а от каждого пришедшего сообщения вздрагиваешь, оказываясь в ловушке из страха и надежды. А это бесчувственный МЧС информирует вас о приближающихся дождях или засухе.

Дожди уже пришли. Мудак не пишет и не извиняется. Его даже не волнует, как я себя чувствую и что решила с отпуском. А следом новая волна отчаяния: «А вдруг он никогда не напишет?!» И тут наступает настоящее «Ледовое побоище». Всадники с криком: «За ЛЮБОВЬ!» сражаются и пытают утопить железных холодных захватчиков моей скромной души с лозунгом «Где же твоя ГОРДОСТЬ, Мирослава!»

Я вертела в руках телефон, и он молча реагировал на мое лицо: то включая, то выключая дисплей. Какая-то глупая игра. И зачем эти умные телефоны. Одно разочарование. Раньше же было как?! Дисплей загорелся – ага, звонок или сообщение. И становится сразу так радостно.

А тут он зажигается впустую. Его вообще не волнует, что я кого-то жду. Дождалась! Сообщение из банка: внести первый минимальный платеж по кредитной карте. Проанализировала встречу с мозгоправом, и мне пришло разумное решение – потребовать деньги обратно. Легче от визита не стало. А денег, откровенно говоря, жалко.

Хотя… Его вопросы о родителях немного задели за живое. Я никогда не думала, а хорошо ли жили мои родители? А насколько сильно они любили друг друга? Мне всегда было почему-то жалко папу. Он был таким милым, тихим и забавным…

И тут зазвонил домофон. Монитор показал, что за дверью с нетерпением ожидает, цокая каблуками, интересная и яркая дама, одетая как после модного показа господина Юдашкина.

Мамины духи своей мощью могли с легкостью вынести мою двойную железную дверь, но они лишь как шпионы тихонько проникали в мои апартаменты. Я стояла у входа и кусала ногти. Такой тяжелой поддержки спасения от одиночества я не хотела. Но родителей не выбирают, они сами как-то организовываются.

Тяжело выдохнув, молча открыла дверь.

– У тебя квартира в элитном районе, а все как-то несерьезно. Парковка далеко. Консьержка не знает, кто я такая. Вокруг стройка. Шум, бардак! Хорошо, что бомжей нет. Их же нет?

Я покачала головой.

Свою речь мама не говорила, а декламировала, не останавливаясь. Сразу прошла в гостиную и уселась на диван. Ее парфюм теперь месяц будет стоять не только в моей квартире, но и во всем подъезде.

– Ты плохо выглядишь. Тебе пора к косметологу. Сходи к Елене, она тебе бровки поправит, твои как бревна. И почему ты до сих пор в пижаме. Уже четыре вечера!

Мама сняла солнцезащитные очки, медленно стянула белоснежные перчатки и обмахивалась ими, словно веером.

Я, как самый преданный лакей, выслушивала плохое настроение от барыни и ждала приказов. Это была еще не вся речь – только после нее дочери будет положено вставить хоть слово.

– Стакан воды с лимоном, пожалуйста… Так почему ты дома?

– Здравствуй, мама! – как можно вежливее промямлила я.

– Здравствуй, Мирослава! – Мама оценивающе посмотрела на меня.

Я ушла за водой, но томный, слегка завывающий голос шестидесятилетней дамы с академическим выговором продолжал проникать в каждый уголок квартиры:

– Так почему ты дома и в таком виде? Я зашла случайно. Тут недалеко была выставка, меня пригласила Ирина Павловна, помнишь, она помогала тебе с французским? У нее родилась внучка. Третья! Какой ужас… Такое прекрасное время, а люди продолжают рожать детей. Надеюсь, ты… – Мама вдруг вскочила с дивана. – Не беременна? Я не готова к этому… слову… БАБУЛЯ! Отвратительно! Ты же понимаешь?

Напомню, мне тридцать девять, и вполне вероятно, вы подумали, что семья уже замучила вопросом: «Когда же внуки! Мы стареем, и ты тоже!»

В нашей семье никто не старел. Умирали – да! Но! Не старели.

Я подала стакан холодной воды и ответила:

– Нет, не беременная. У меня отпуск!

– И что… ты решила его так провести?

– У меня были другие планы, но они отменились.

И тут случилось страшное. Лилия увидела пакеты из детского мира. Я не успела отправить курьером игрушки для детей Мудака.

– Боже! – Небо обрушилось. – Ты опять с ним! Ты с ума сошла? Он же… Муда-а-а-а-к…

Глаза мамы были навыкате. Последнее ее заключение эхом прошлось по всей квартире.

– Мама, все кончено… Не переживай…

– МирО, да ты понимаешь, что у него куча детей и, скорее всего, ипотека на квартиру на ближайшие тридцать лет, в которой к тому же живет и будет жить его бывшая. А алименты на троих! Какой кошмар! Ты знаешь, сколько стоит содержать ребенка? Он же нищий! Боже, ну за что?!

Руки матери обратились к небесам, вода расплескалась из стакана от турбулентности.

Я взяла у нее стакан и молча поставила на столешницу, подавляя трусливые эмоции. Смотреть на мать мне было, откровенно говоря, страшно.

Чтобы избежать молний из глаз маман, я молча уставилась на ее туфли цвета фуксии. «Гроза» цокала шпильками по мраморной плитке, узор на которой был в трещинах, как и вся моя жизнь.

– Миро, это же такая ответственность… Ты не представляешь, что я сделала, чтобы ТЫ просто жила и наслаждалась жизнью. Неблагодарная девчонка! Ничего не ценишь!

Эта ее фраза резанула меня по самолюбию, и я не выдержала:

– Лилия Ивановна, а ну-ка… расскажите, как вы бегали по гостям и академическим вечерам, пока у меня была ангина! А когда я стирала в кровь свои пятки, зарабатывая медали и откладывая призовые деньги, вы их без моего разрешения потратили… И что вы на них купили? А? Помните?

– Чайный сервиз… – как ни в чем не бывало сказала мать. – Николая Второго!

И это ее искренне непонимание ввело меня в бешенство. Впервые в своей жизни я подняла голос на мать.

– А ты у меня спросила? Ты поинтересовалась: на что я их откладывала? Ты никогда не интересовалась тем, что мне нравится, что мне хотелось. Ты заставляла и диктовала, манипулировала и подавляла меня. Ты всегда все решала за меня и папу. Это ты виновата, что у него случился рак. Ты ничего не замечала, пока ублажала своих друзей сплетнями о других. А он медленно угасал на твоих глазах. Это ты…

И тут на мое лицо с размаху пришлась женская ладонь с тремя перстнями. Моя губа мгновенно вздулась. И я замерла. Меня никто еще ни разу в жизни не бил.

– Замолчи… – шипела мама мне в лицо. – Замолчи, негодная девчонка. Ты не знаешь, что я вытерпела и пережила, приехав из своей глуши с одним чемоданчиком. Ты-то никогда не голодала, у тебя всегда все было самое лучшее. И бабушка опекала, и папочка с серебряной ложечки кормил… Вот это, – обвела она квартиру взглядом, – это моя молодость! Это мои мечты! Твой папа был замечательным человеком! Но, как вся интеллигенция – тюфяком и трусом! ТРУууусОМ!

Мысленно я пыталась заткнуть уши и не слышать огненных слов матери. Они жгли мое счастливое детство, как сейчас пожары сжигают лес где-нибудь в Сибири.

– Пора тебе рассказать правду о нашем великом счастье. Я вышла за него замуж, будучи глубоко беременна. Он до восьмого месяца не хотел признаваться родителям, что сын академика Арсеньева обрюхатил студентку первого курса, да еще деревенскую. И нас спасло с тобой одно – твой дед, профессор Арсеньев, был болен. И слезно, в предсмертном состоянии, умолял своего Гришеньку поступить правильно, как мужчина. И потом… – Мать уже сама глотала слезы. – Да, твой папа умный и талантливый, но в университете сотни таких, как он. Если бы не я, которая перепечатывала ночами его черновики, правила этот ужасный бисерный, корявый почерк, ломая глаза, а в перерывах меняя и стирая твои пеленки-распашонки, он бы никогда не стал доктором, а потом профессором. А потом… Он же был алкоголиком! Мы скрывали это от тебя. Вот почему ты так часто бывала в спортивных лагерях и на сборах. А когда в стране начался бардак и эту профессуру просто выбросили на помойку, кто пристроил его в госучреждение, а потом в банк? Да, Миро… Три банки черной икры, две бутылки двадцатилетнего коньяка, наследство Леопольдовны, моей золотой свекрови и твоей горячо любимой бабули, спасло нас от нищеты и разорения… и… кое-что еще, что сейчас называется «рога оленя», помогло папеньке занять это место. Твоя олимпийская школа тоже входила в список моих жертв ради общего блага. Да, у меня нет таких данных, как у твоего отца и у тебя. Но… Я тот человек, который увидел и помог вам реализоваться! И что получила взамен…

Мама подперла дорогим костюмом стену и тяжело выдохнула, смахивая крупные слезы, а потом продолжила циничным тоном, даже в этот момент в ней сидел железный человек:

– Семья – это бизнес, доченька моя. Это не ромашка, любит или не любит! Это целая система государственного управления: тут и экономика, и здравоохранение, и соцобеспечение, и образование, и связи с общественностью. А сколько я твоего папу ловила с молодыми и прекрасными! Думаешь, он такой ласковый и щедрый был со мной, потому что любил? Нет. О любви он заговорил, когда лежал и не вставал после запоев. Все подарки были от трусости, подлости и предательства. Сколько любовных писем разорвала, сколько боли вытерпела, пока он за колоннами своих протеже щупал. И все это было ради того, чтобы мы с тобой не вернулись туда, откуда я приехала. Ты же никогда не ела мерзлую черную картошку, которая покрывается зеленью. Нет? А мне приходилось! От меня тебе достались красота и упорство. И я горжусь тем, что ты всегда была первая. О-о-о… Я знаю этот твой дикий взгляд в мою сторону! Откровенно сказать, меня в детстве никто не баловал, а мать повторяла: «Чем избалуешь, тем и накажешь!» Меня научили работать. И я хотела, чтобы ты тоже этому научилась. Это единственный спасательный круг, который способен вытащить женщину со дна. Да, и я не хотела, чтобы ты втянула себя в это болото под названием «семья». Ничего хорошего я там не видела. Я была в бетонных джунглях, где каждую секунду мне напоминали о происхождении. Но тебя и папу я сделала сама. Вы мой проект. Ради того, чтобы ты… Ты знаешь, сколько бедных девушек с высшим образованием пашут в супермаркетах, пилят ногти, разносят кофе? Ты думаешь, что все они неудачницы или тупицы? Или эти… ночные, которых так любил твой папаша… В жизни надо не только обладать мозгами, но еще иметь того, кто эти мозги правильно продвинет и организует. Я была вашим менеджером, а вы моими звездами. И это все, включая твою работу в олимпийской школе – одна моя большая прибыль. И ты говоришь, что я диктатор? Но без дисциплины и труда, извините, не выловишь рыбку из пруда… А теперь налей мне шампанского и не порть этот чудесный день! Показ был чудесный…

Она прикрыла глаза и зависла в немом состоянии. На ее шее билась жилка, а грудная клетка слегка подрагивала. Обычная женщина билась бы сейчас в истерике, но моя мать – генерал своей жизни и вела себя соответственно.

– У меня нет алкоголя, – растерянно ответила я.

Лилия тяжело выдохнула, оторвалась от стены с новой речью:

– Боже, что за дочь!.. Я дала тебе ключи для свободы и счастья, а ты себя опускаешь на дно низкого восприятия жизни. Этого «Он меня не ЛЮБИТ!» Ты должна радоваться, что за кров и хлеб тебе не приходится жить с каким-нибудь стариком, притворяясь влюбленной, или работать на трех работах, чтобы покрыть ипотеку… И твой… ЭТОТ… он просто трус. Он наплодил троих детей, но не смог сделать счастливой одну женщину? Одну-единственную! Что, силенок не хватило? Ты во всем сильнее его, потому что просто любишь! Ты настолько сильная и самодостаточная, что можешь позволить себе просто любить человека все девятнадцать лет, без всяких притязаний на взаимность. А он тешит свое самолюбие и подтирается тобой, присылая очередные сообщения. Я читала твои дневники… Я плакала, но не потому что ты жалкая неудачница, как ты там писала… а потому что ты единственная в моем окружении, кто умеет просто любить… Я не мешала тебе, никогда ничего не спрашивала, потому что даже такая любовь делала тебя как женщину лучше и красивее… И мне все равно, будут у тебя дети или нет. Ты – мой ребенок. Я горжусь тобой! И я тебя люблю!

На этих словах мама впервые обняла меня. Ее ужасные духи резали мне глаза и сбивали дыхание. Щека горела огнем. Кровь с губы запачкала ее пиджак. Я попыталась стереть, но сделала только хуже.

– Прости меня!!! Прости!!! – шептала она прямо мне в ухо. – Да… – Она слегка отстранила меня. – О сервизе… Это же твое приданое! Ты вспомни, какой год был! В Москве ни одного слитка золота невозможно было купить, а валюты тем более. Мы доложили и купили сервиз, чтобы сохранить и приумножить твой капитал. Теперь это стоит в сто раз дороже. Тебе и твоим детям хватит на безбедную жизнь. Можешь хоть всю семью Мудака своего каждый день икрой кормить! Все… Хватит трагедий. Решай все сама. Я пошла к Михаилу, у него всегда есть шампанское! Меня надо поправить и влить в душу что-то приятное, с пузырьками! Люблю!

Она ушла. А я осталась со шлейфом ее духов и с замороженной курицей у лица. Моя мама пахнет так же дерзко, свободно, красиво и сильно, как и живет. Какие же они мощные, эти женщины из советского прошлого!

Друзья, спасибо, что дочитали до конца еще одну главу. А теперь прошу вас поддержать меня звездочкой или комментарием! Кто не подписался, обязательно нажмите на кнопку «отследить автора». Вам это ничего не стоит, а мне приятно знать, что мое творчество интересно читателю. Ведь… цифры всегда что-то значат! Мне отрадно знать, что количестов моих читателей растет каждый день.

ГЛАВА 4

Промучившись с лицом пару дней, тщательно намазав его тональным кремом, так и не дозвонившись в офис мозгоправа, я решила навестить его лично. Тут дело уже не в жадности, а в его величестве – ПРИНЦИПЕ! Оплачивать надо работу, а не только ее видимость.

Мой Мудак как в воду канул. Ни сообщений, ни звонков. Хотя я его сама заблокировала, но только в «Ватсапе». Полностью лишать возможности выйти со мной на связь – не решилась. И блокировала я его не для того, чтобы он мне не звонил. Скорее, наоборот, чтобы самой не сорваться. Это же как быть на безуглеводной диете, а в холодильнике иметь любимый торт или еще хуже – когда «Макдональдс» у вас через дорогу. Во мне все же сидел этот жуткий страх одиночества и привычки любить Мудака, за который я себя упрекала и корила, как за самую сильную слабость. Это была моя единственная плохая привычка.

Я собралась и покатила в офис психолога.

Поцеловав закрытую дверь офиса, с чувством полного разочарования – меня кинули на деньги, – вернулась на парковку.

– О боже мой! О черт! – закричала, когда увидела машину.

Мое заднее колесо сплющилось до уровня черного резинового блина. От досады я хорошенько пнула его. Машина рассердилась и как-то злобно пискнула. Усевшись на бордюр и закрыв лицо руками, я хотела было заплакать. Но слез во мне не оказалось. Тогда я решила прикинуть: что делают в таких… В голову пришла только одна здравая мысль – надо погуглить: «Что делать, если спустило колесо на парковке!»

Я так и сделала. Куча сайтов, куча видеороликов и только один хороший совет, который пришелся мне по душе – вызовите эвакуатор! Как назло, у всех эвакуаторщиков была летняя запарка. Наверное, собирают машины, как грибы после дождя, в плохо припаркованных местах. У нас это за здрасьте! Убила бы!

Вы же сами замечали. Бывает, подъезжаешь к какому-то важному месту по делам – чаще это случается с государственными учреждениями, – а все места заняты. Объезжаешь в двадцатый раз весь квартал, находишь место, а оно черт знает где, потом представляешь, как тащишься двадцать минут по жаре туда и обратно. Ужас! И думаешь – мне же на пять минут. Проскочу. И проскакиваешь на пять тысяч рублей плюс штраф. М-да…

А тут я сама хочу вызвать этого монстра, а никак не получается.

Я открыла багажник и задумчиво посмотрела на запаску. Как там они говорили: открутить, повернуть, закрутить… Хоть колесо у меня есть, да толку мало. Честно признаюсь, что до этого дня я о нем даже не подозревала. У меня даже сумка с необходимыми ключами была, о которой я тоже не знала. Машина досталась мне в собственность от мамы, и я на ней просто ездила.

Надо что-то делать!

Я снова вернулась на бордюр и снова воткнулась в «Ютуб». От вида того, что предстояло сделать, мое лицо мрачнело и грустнело. Безнадежность ситуации зашкаливала. Я какая-то невезучая. Ни замуж выйти, ни колесо поменять! Одно сплошное недоразумение.

– Вам плохо?

Голос показался мне знакомым. И я с большой надеждой подняла глаза, щурясь от припекающего солнца. И опять пришло очередное разочарование. Это был тот самый бомж с красными пухлыми щеками, как у хомяка. Правда! Честно-честно!

– Да, – резко ответила я, отгораживаясь от него всем телом.

– Я вижу, – задумчиво протянул мужчина. – Надо менять колесо. Так вы никуда не поедете…

Блин, какое тонкое и деликатное, а самое главное – умное заключение моей проблемы. Вопрос один: кто поменяет мне это чертовое колесо? Он, что ли? Жизнерадостности в последнее время во мне и так не было, а тут она совсем сошла на нет.

Я сердито поджала губы и старалась не смотреть на бомжа, чувствуя, что помощи от него никакой. А глазеть на спущенное колесо и отчаяние женщины – мужчины могут вечно. Я ждала: когда же он сам отвалит.

– А запаска, ключи у вас есть?

Тут мой мозг зацепился за интересный и хороший вопрос, который давал надежду на спасение. А может…

– Есть… – неуверенно, но больше ошарашенно ответила я.

– А багажник открывается? А то я знаю одну даму, у которой такая же ситуация произошла, но багажник не открывался.

Я вскочила как ужаленная. Но больше от радости.

– Да. Смотрите! О-па! – Как в цирке фокусник достает кролика из шляпы, я открыла багажник без прикосновения, только нажав на кнопку на ключах. – Руки можно не пачкать!

Дверь багажника щелкнула, а затем открылась сама. Последние мои слова вогнали меня в краску. Ведь мужчина и так был весь, мягко говоря, не слишком чистый.

Бомж почесал затылок, закатал рукава своей отвратительно грязной флисовой рубашки в красную клетку. Доверие к нему у меня было, скажем так, на полном нуле, но за неимением любых вариантов пришлось подавить и убрать все сомнения.

– Ну, тогда приступим! – спокойно сказал бомж.

Куй железо пока горячо! Подскочив с места, я хотела было схватиться за колесо и подтянуть его, чтобы начать процесс немедленно, пока не закончился у человека внезапный приступ доброты и милосердия, но спаситель начал свою работу с восклицанием:

– ВЫ что такое делаете?.. Вы же девушка… Я сам… – и он бережно отодвинул меня от багажника, как что-то вредоносное от хрупкого и важного.

Я подозреваю, что в тот момент бомж заботился не обо мне. Скорее всего, мужчина беспокоился за машину. И я в третий раз виновато вернулась на свой бордюр, который уже нагрелся и начал жалить мою попу сквозь толстую ткань джинсов.

Спаситель мой явно никуда не торопился, впрочем, как и я. Не спеша он поочередно достал все необходимое из багажника. Разложил как по линеечке. И снова задумчиво почесал голову.

– Приступим, – снова скомандовал себе. – Когда в жизни случается неприятность, нужно только объяснить себе ее причину – и на душе станет лучше, – загадочно и неожиданно процитировал он кого-то из великих.

Я начала гадать.

– Толстой? – неуверенно спросила я.

– Что вы! Каверин… Золотые слова. Я часто ими пользуюсь. Помогает прогнать депрессию, снижает уровень стресса.

На этом замечании мои глаза выпучились с немой фразой: «Правда, что ли?! У вас есть стресс?»

И тут мастер замолчал и начал вертеть, крутить и откручивать. Все инструменты брались в строгой последовательности и затем откладывались в сторону. Каждый раз, когда ему нужен был инструмент, он не искал его, а просто брал. Настоящий мастер-волшебник, а не бомж.

Я в этот момент изучала его одежду, пытаясь определить уровень сложности жизни человека. Да. Рубашка и грязные, потертые джинсы, местами в краске, а местами в мелкую прожжённую дырочку делали вид человека несчастным и достаточно запущенным. Но вот голос. Мужчина говорил, и его хотелось слушать, все больше проникаясь к нему симпатией и доверием. Через пятнадцать минут все было сделано и убрано обратно.

Мужчина довольно улыбнулся, присел рядом со мной и вытер рукавом пот со лба.

– Не забудьте заехать на СТО и починить колесо.

– Хорошо, – вежливо ответила я, сияя от радости.

Теперь можно было ехать, но меня что-то держало. Повисло неловкое молчание.

Бомж стоял и смотрел на меня своими большими глазами, и мне стало неудобно. Какая я недогадливая. Ему же денег надо! Я потянулась за кошельком. Но мужчина снова остановил меня какой-то цитатой:

– Покоритесь беде, и беда покорится.

– Ага… – ответила я, так и не поняв, к чему это высказывание.

И тут я посмотрела на его тапочки. Они явно покорились беде, сдались без сопротивления. Черные грязные ногти выступали за границу возможного. Обувь была ему явно маловата и не для такой широкой стопы.

– Как ты думаешь: сколько они стоят?

– Не знаю… – застенчиво ответила я.

– И я не знаю, я их на дороге нашел… Иду, смотрю, хорошая обувь, а люди выбросили… Вот так люди и хороших людей из своей жизни выбрасывают.

Я внимательно посмотрела на него. Не заметив, что бомж перешел на «ты», задумалась, как точно он сказал.

– А чем вы занимаетесь? Занимались… – поправилась я.

– Раньше… много чем… Когда-то торговал антиквариатом, потом выпускал пластиковые карточки с чипами, как тот, что у вас на ключах висит, сколько и как мы их в Россию везли – отдельная история. А теперь… У тебя время есть?

Я пожала плечами и ответила:

– Да…

– Пойдем… – и он бодрым шагом пошел куда-то в сторону.

– Идем, идем, – подгонял он меня в каком-то радостном оживлении.

Я с опаской огляделась. На улице день, но ни души. Спасать меня явно некому. Но с другой стороны – меня же только что спасли. И в знак благодарности я решила последовать за мужчиной.

Я смотрела на его пыльные черные тапки с черными потрескавшимися пятками и морщилась. Становилось страшно. А он шел и подгонял меня. На всякий случай я сжала в сумке газовый баллончик.

Пройдя сто метров от парковки, мы уперлись в двухэтажный кирпичный гараж.

Бомж достал большой ключ и открыл маленькую дверцу. Нагнувшись в три погибели, вошел в темноту и позвал меня за собой.

Я мысленно перекрестилась, зажмурилась и тоже шагнула, припоминая слова мамы никуда не ходить с незнакомыми мужчинами, но про тех, кто поменял тебе колесо, четких инструкций не было. Я действовала на свой страх и риск. С огромными сомнениями, что это разумно. В голове отзывалось – неразумно!

Оказавшись в полной темноте, я приготовилась ко всему: от изнасилования до расчленения. Жуткие картины плыли сплошным потоком в моей голове. И тут случилось что-то невообразимое.

Бомж зажег свет и – о боже!

Вокруг были картины, скульптуры, световые инсталляции. В полутьме все освещалось индивидуально, как на настоящих выставках. Я определённо попала в полноценную гаражную галерею.

От увиденной красоты дыхание мое остановилось, легкие бабочки запорхали в животе, прогоняя все оттенки страха.

Обойдя все экспонаты, я восторженно спросила:

– Это вы? То есть ваши?

Мой бомж засмущался, и его красноватое лицо стало багровым.

– Да…

– Вы сами рисуете?

– И не только… Вот это тоже мое.

И он показал на спаянную из разных кусков металла голову младенца.

Я заметила, что картины, скульптуры и инсталляции были на тему «мать и дети». Дети играют в баскетбол. Мама и ребенок в супермаркете. Ребенок ловит сачком бабочек. Рыбалка и пляж. Запуск воздушного змея на пляже у моря. И одна только картина была с изображением какого-то типичного московского двора и типовой многоэтажки.

И осторожно спросила:

– Это ваш дом?

Бомж тяжело вздохнул. Тень давно минувшей скорби появилась на его лице. Уголки рта поползли вниз.

– Да… Их больше нет, но они со мной.

И он рассказал, как все было. Я плакала. Тихо, аккуратно, так, чтобы ни в коем случае не нарушить обретенный покой его сердца.

Оказывается, мужчину зовут Иван Петрович Тихий. Еще пять лет назад он был счастлив и очень даже богат. Все, за что бы он ни брался, приносило успех. Жить бы да радоваться, собственно, как он и делал. Но в одночасье все исчезло. Утечка газа лишила его и дома, и семьи. От отчаяния он закрылся, замкнулся, стал пить по-черному. Все продал, оставил только этот гараж.

А однажды во сне он увидел все эти картины и не смог остановиться. Он рисовал день и ночь, тратя последние деньги на краски и холсты. Потом попробовал сделать одну фигуру из металла, а затем и следующую… и так за два года набралась настоящая выставка.

– Это все мои воспоминания. Я помню все эти дни: и запах, и лучи солнца, и красивый, звонкий смех жены, и ласковый, такой почти прозрачный, голос дочки…

Он закрыл глаза и вытер выкатившуюся слезу грязной рукой, оставляя черный след от мазута на лице, но тут же локтем вытер и его:

– Все это меня вылечило, а теперь дает новый смысл. А без них, – указал он на экспонаты, – и нет этой жизни. И ничего не надо: как-то грустно и пусто… До всего этого – хотел покончить с собой. Лежу, смотрю в окно и думаю, вот сейчас бы прыгнуть. Раз! И кончено – мучения, страдания, переживания… Но только вот встать тогда не смог, что-то не пускало. Ноги как каменные сделались. А во сне увидел все это: гараж, картины, даже статуи… Решил попробовать и больше не останавливался, – указал он на первую картину, потом на следующую, рука перешла на инсталляцию, и так экспонат за экспонатом.

И сколько радости и света было в его глазах, сколько красоты жизни чувствовалось в нем в тот момент. Передо мной стоял не бомж, а настоящий художник в рабочей одежде. Я уговорила Ивана Петровича продать мне одну из картин. Захотела повесить у себя в кабинете мальчишек, играющих в баскетбол. Он согласился. Телефона для связи у него не оказалось, но он уверил, что гараж – его дом, и он постоянно тут, далеко не отходит. Я сказала, что еще непременно его навещу.

Домой я возвращалась в туманном настроении. История Ивана Петровича и его тапки не давали мне покоя. Надо что-то с этим сделать и придумать, как помочь ему. Ведь такие прекрасные вещи просто пылятся в гараже – неправильно как-то это! Человек же почему тянется к искусству? Потому что оно в нем отзывается чем-то прекрасным, неизвестным и магическим. Оно делает человека живым и сильным, как сама любовь!

А мой Мудак уже две недели не звонил. И порой меня охватывает отчаяние, что это ВСЕ!

Было бы проще, намного проще, если бы он был женат – то я бы ни-ни… А тут – границы открыты, бери и владей. Он свободный человек, который почему-то не может полюбить именно меня. Досада жалила ревностью мое сердце. Неужели это действительно все!

Друзья, спасибо, что дочитали до конца главу. А теперь прошу вас поддержать меня звездочкой или комментарием! И те, кто не подписался, обязательно ПОДПИШИТЕСЬ. Вам это ничего не стоит, а мне приятно знать, что мое творчество интересно читателям. Ведь… цифры всегда имеют значение!