Текст книги "Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса»"

Автор книги: Полина Голицына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5. Лес умирающих секретов

Дипломатия. Патриотическое искусство лгать для блага своей родины.

Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»

Семён сел в «Майбах» Вениамина Петровича, тот сказал водителю, чтобы он не торопился. Они выехали за границу усадьбы. За ними потянулись все остальные: джип с охраной, «Мерседес» Дмитрия Михайловича и «Лексус» Семёна. Когда дорога стала шире, «Майбах» оказался последним, другие автомобили обогнали его и ушли вперёд.

– Так что еще вы хотели рассказать? – сказал Семён, готовый услышать всё, что угодно.

– Подожди, не сейчас, – Вениамин Петрович тронул его за руку и указал взглядом на водителя.

– Выедем отсюда, через пару километров будет съезд, там остановка, – сказал хозяин автомобиля водителю, тот кивнул и остаток пути они проехали в тишине.

Семён пытался обдумать то, что услышал в старой усадьбе, ловил себя на мысли о том, что даже сейчас он ждёт, что Вениамин Петрович повернётся к нему, рассмеётся и скажет: «А ты попался!». Но чем ближе было то место, где машина должна была остановиться, тем сильнее в Семёне росла уверенность, что никто и не думал его разыгрывать.

Он с детства знал, что его отец занимается чем-то очень важным, о чём в семье не принято было говорить. Пара оброненных отцом фраз дала Семёну повод думать о том, что в своё время тем же делом будет заниматься и он. Время настало, когда отец Семёна скончался. «Может это такой ритуал?», – Семён еще надеялся найти логичное объяснение происходящему. «Ну не может же быть, в самом деле, чтобы здравомыслящие люди верили в существование мифического философского камня, проклятий, призраков, да мало ли чего еще! Вот тот же Вениамин Петрович. Всю жизнь – главный искусствовед Москвы. С недавних пор – министр», – размышлял Семён.

«Если предположить, что он не в себе, это ведь давно заметили бы». Семён скосил глаза на Вениамина Петровича, тот смотрел в окно, на вереницы деревьев. Стволы с кронами, на которых в полутьме можно было различить движение молодой листвы, проплывали мимо них, залитые лунным светом. Вениамин Петрович не похож был на человека, который не ладил с собственной головой.

Автомобиль съехал с асфальтового полотна на неприметную дорогу, которая шла через редкий лесок. Вениамин Петрович пригласил Семёна выйти, нашёл тропинку, достаточно широкую, чтобы два человека могли бы идти по ней рядом, не мешая друг другу и не задевая ветви растущих по краям деревьев.

– Семён, скажи мне честно, что ты обо всём этом думаешь? – начал Вениамин Петрович.

– Если честно, я не знаю. Скажите, это точно не шутка?

– Не шутка, в том-то и дело. И я подозреваю, что вся правда и мне не известна. Но что есть, то есть. Мне тоже, кстати, непросто было во всё это поверить.

– Вениамин Петрович, а что вы, всё-таки, хотели мне рассказать? И почему не там?

– Я давно тебя знаю, давно к тебе присматриваюсь. Сегодня подтвердились некоторые мои соображения о тебе.

Семён посмотрел на своего спутника и не узнал его. Он подумал было, что виной всему лунный свет, но тут же понял, что свет тут ни при чём. Вениамин Петрович стоял перед ним сгорбленный, выглядящий уже не как молодой человек, который не ко времени поседел, а как обычный старик.

– Что с вами? – не удержался от вопроса Семён.

– Ничего хорошего, поэтому мы здесь. Ты знаешь, как я стал главой ордена?

– Нет, я вообще почти ничего не знал до сегодняшнего дня.

– Прежний председатель выбрал меня, когда мне было лет двадцать пять, как тебе сейчас. Так заведено. Если с главой ордена что-то случится, преемник должен быть готов сразу же занять его место. Ведь чем мы занимаемся? Ждём да наблюдаем. А пропустить важное событие очень легко, если орден какое-то время никто не возглавляет. Проще говоря, Семён, я выбрал тебя.

– Благодарю за доверие, но вы ведь знаете, что я ничего в этих делах не понимаю. Не лучше ли выбрать Дмитрия Михайловича?

– Об этом не беспокойся, я тебе еще всё объясню. А о Дмитрии Михайловиче разговор особый. Кое-что мне в нём в последнее время очень не нравится.

Вениамин Петрович помолчал и продолжил:

– Ты, наверное, думаешь: «Почему он мне всё это говорит?». А я тебе отвечу: я знаю, что тебе можно верить.

– А с Дмитрием Михайловичем что не так?

– Я думаю, Семён, что он хочет прибрать к рукам все наши секреты. У меня нет пока достаточных фактов для того, чтобы ему их предъявить, но я серьёзно подозреваю, что если мы, например, найдём философский камень завтра, Дмитрий Михайлович может преподнести нам неприятный сюрприз. Я подозреваю, что он установил прослушку в усадьбе и думаю, что вся эта история с «неизвестным объектом» – его рук дело.

– Я совсем запутался теперь. Какой смысл ему было устраивать всё это?

– Обрати внимание, он несколько раз выходил во время нашей беседы. Ненадолго, но этого было бы достаточно для того, чтобы я успел сказать тебе то, что собираюсь сообщить сейчас. Я, кстати, чуть на это не повёлся.

– Разве он знает не столько же, сколько вы?

Семён почувствовал, что от всех этих тайн, которые свалились на него в этот вечер, у него голова пошла кругом.

– В том-то и дело, что не столько же. Когда еще твой отец был жив, Дмитрий Михайлович заводил разговор о преемнике. О том, что не пора бы нам отказаться от этой устаревшей традиции и сделать так, чтобы каждый член ордена мог бы заменить главу в тяжёлые времена. Прежним кандидатом на роль главы был твой отец. Я тебе больше скажу, подозреваю, что Дмитрий Михайлович причастен к его смерти.

– Как же так? Ведь Арсений Степанович, отец мой, скончался от инсульта. Я сам, как медик, могу подтвердить, что это не подделаешь. Да и на Дмитрия Михайловича я никогда бы не подумал.

– Знаешь, ты вот вроде взрослый мужчина, на нейрохирурга учишься, а рассуждаешь как ребёнок. Подделать, как ты говоришь, можно всё, что угодно. Так вот, я подозреваю, что Дмитрий рассчитывал на то, что сразу после того, как мой преемник скончается, я выберу его, Дмитрия. А я не спешил выбирать, сомневался в нём. Когда он понял, что я тебя могу выбрать, он и устроил представление, которое давало бы ему повод отлучиться и через аппаратуру подслушать то, о чём мы с тобой будем говорить.

– Вениамин Петрович, подождите, вы так и не сказали, с вами-то что такое? Я же вижу, что-то не так.

– Я это не афиширую, но я, скорее всего, еще месяц-другой протяну и всё. Может и того меньше. Рак.

– Вы хоть обследовались? Сейчас всё что угодно вылечить можно.

– Всё уже давно подтверждено. Неоперабельно, от химии я отказался, хочу дожить как человек. Но об этом, повторюсь, знают очень немногие. Незачем всем это знать. Дмитрий, например, несмотря на все его возможности, наверняка, не догадывается. Иначе не затевал бы свои игры. Если я правильно его подозреваю, то ему легче будет получить то, что он хочет, от тебя, когда меня не станет.

– Давайте всё же попробуем, найдём вам лучших врачей.

– Лучшие врачи уже своё слово сказали. И давай больше об этом не будем. Сейчас важнее чтобы ты кое-что как следует запомнил, и чтобы, если на моём веку камень получить не удастся, сделал всё как нужно. Идёт?

– Хорошо, Вениамин Петрович, вам виднее. Что я должен запомнить?

Они подошли к поваленному бурей толстому, в три обхвата, стволу дерева. Вениамин Петрович присел на этот ствол и пригласил Семёна сделать то же самое.

– Люблю тут бывать, Семён. Сам не знаю почему, а вот иногда тянет меня сюда. Особенно такими вот лунными ночами. Чувствуешь что-нибудь?

– Да, наверное. Спокойно тут. И тихо. Даже листва не шелестит.

– Вот именно, спокойно. Вроде обычные заросли, а что-то в этом месте особенное. Ну ладно, давай к делу. Напомни-ка мне в двух словах, что ты знаешь о «Чёрной книге».

Семён взглянул на Вениамина Петровича. Ему снова показалось, что зрение его обманывает.

– Таинственная книга, принадлежала Ему, замурована, по слухам, в подвалах Сухаревой башни. Кстати, Вениамин Петрович, а вам, я вижу, полегчало?

– Да, говорю же, место тут хорошее. Погуляю, бывает, полчаса, так потом на неделю хватает.

В глубине леса что-то затрещало, как будто ни с того ни с сего рухнул один из вековых дубов, и снова стихло.

– А вот это уже мне не нравится. Вдруг это то же самое, что там, в поместье? – сказал Семён и встал с их лесной скамейки.

– Да успокойся ты, говорю же, это Дмитрий всё устроил.

– Если он и вправду что-то задумал, только, уж простите, не пойму пока что, то может это его люди?

– Семён, да нет тут никого. К тому же эти «люди Дмитрия» такие же его, как и мои, и твои, кстати. А то, что шум, так в такой тишине и белка может изрядно нашуметь. Значит, по-твоему, «Книга» замурована в подвалах башни?

– А где же ей быть, если она вообще существует? К тому же, в вашем докладе об этом сказано было.

Вениамин Петрович встал, прошёлся вдоль поваленного дерева. Поднялся и Семён.

– Настоящие знания, Семён, хотя, скорее не знания, а важнейшие сведения, дающие ключ к пониманию тех или иных событий и явлений, передаются из уст в уста. И владеют этими знаниями лишь очень немногие. Собственно говоря, сейчас ты станешь вторым человеком на Земле, который знает о «Чёрной книге» гораздо больше, чем все остальные. Слушай и запоминай.

Глава 6. Трагедия в парке и тяжёлый фонарь

Похороны. Церемония, которой мы свидетельствуем свое уважение к покойнику, обогащая похоронных дел мастера, и отягчаем нашу скорбь расходами, которые умножают наши стоны и заставляют обильнее литься слезы.

Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»

Василий забрал машину. Теперь она сияла совсем как та идея, которую принесла ему ящерица. Он добрался до кафедры, не обращая внимания ни на сочную зелень, еще не успевшую покрыться летней пылью, ни на то, что за ним следят. Чёрный автомобиль с тонированными стёклами держался всегда на примерно одинаковом расстоянии, его водитель искусно маневрировал в потоке, нарушал правила, если оказывалось, что Василий удаляется слишком сильно. Внимательный наблюдатель заметил бы, что в салоне поблёскивает объектив фотоаппарата, но учёному, поглощённому новой мыслью, было не до того, чтобы смотреть по сторонам.

Ключ от подвала оказался именно там, где и предполагал Василий. Он не настроен был ни с кем общаться, и, к счастью, не встретил никого из тех, кто помимо обычных приветствий стал бы задавать вопросы о жизни. Всё же ему нужно было многое обдумать, а лишние разговоры в этом могут только помешать. Говорить о том, что его по-настоящему беспокоит, он не смог бы почти ни с кем, а чем отделываться дежурными фразами, лучше попросту молчать. К тому же, что бы ни происходило в подвале, с этим надо было разобраться как можно скорее.

Путь до дома пролетел так же незаметно, как и дорога в институт. Василий, хотя его и захватила идея воскресить умершую жену, сдерживал пока мысли, пытаясь для начала оживить в памяти, то ему удавалось читать или слышать об этом.

Всё, что ему удалось вспомнить, сводилось к тому, что философский камень способен продлевать жизнь и даже возвращать её. Всё это время он думал о жене, вспоминая её такой, какой видел в последний раз, до убийства.

На ней, несмотря на зимний холод, было лёгкое зелёное пальто. Она любила этот цвет, считала, что он хорошо подходит к её серым глазам. Свои длинные золотые волосы она собрала в хвост. Шапки Диана не любила, а в самые лютые морозы обходилась розовыми меховыми наушниками. Она была высокой, но, всё же, немного ниже Василия.

Как всегда он довёз её до музея, где она работала, чмокнул на прощание и поехал в свой институт. В тот день их сопровождала его секретарша – она собиралась поработать в библиотеке. Ей с Дианой было по пути. Путь их пролегал через парк, вполне безопасное место, которое облюбовали мамы с колясками, воспитатели близлежащих детских садов да студенты.

То, что случилось здесь с Дианой и секретаршей Василия, на некоторое время отбило охоту бывать здесь у многих из тех, кто гулял по аллеям парка раньше. Но подобные события быстро теряют первоначальную яркость в памяти тех, кого они не коснулись, превращаются в одну из тем для лёгкой беседы. «А вы слыхали, здесь в прошлом месяце… Да, вот прямо у той лавочки, мимо которой мы сейчас пройдём».

Василий помнил Диану такой, как в то последнее холодное утро, и когда его посетила мысль о том, чтобы вернуть её в мир живых, он представлял себе, что и вернётся она именно такой. Фантазия старательно подсовывала ему образ жены, которая выходит к нему из светящегося облака, обнимает и говорит: «Как же я соскучилась, любимый мой». Но стоило ему задуматься о том, как именно может происходить этот возврат, его рациональная часть натыкалась на закрытый гроб, в котором похоронили Диану и на то, что там лежало.

На опознании он видел только верхнюю часть её лица, всё остальное, ниже носа и до кончиков пальцев ног, было закрыто простынёй. Одного взгляда было достаточно для того, чтобы узнать её. Когда он потянулся к краю простыни, патологоанатом удержал его: «Лучше не надо». Василий убрал руку и не жалел о том, что не увидел, во что превратилось её тело. Он хотел помнить её живой.

«Если философский камень способен вернуть мёртвого к жизни, нужно ли при этом его тело? – думал он. – В книгах об этом ничего определенного нет, может быть достаточно личной вещи или волос, или всё же нужно тело? Но ведь она уже долго…».

Василий почувствовал, что все эти размышления, все эти вопросы, на которые у него пока нет ответов, надо с кем-то обсудить. Когда мысль о том, чтобы воскресить Диану, впервые его посетила, он чувствовал, что готов зацепиться за малейшую возможность. Он думал о том, что хотя его собственные эксперименты по получению философского камня пока весьма далеки хоть от какого-то результата, он положит на это все силы, добудет его и вернет Диану.

К этим своим размышлениям ему не хотелось допускать посторонних, которые, скорее всего, не помогут, да что там – совершенно точно не помогут, а лишь попытаются убедить его в том, что это – безумие. Теперь же, когда он уже подъезжал к дому и забыл на некоторое время о звуках в подвале, ему даже хотелось разделить с кем-нибудь свою сумасшедшую идею.

Он разрывался между двумя желаниями. Первое – сохранить всё в тайне, продолжить изыскания и сделать всё возможное для того, чтобы вернуть Диану. То, что раньше было для него сродни соревнованию, ребяческому стремлению заткнуть за пояс научное сообщество, стало вдруг делом настолько личным, что он чувствовал, что случись ему преуспеть, он никому никогда не расскажет о том, что ему удалось.

Он думал лишь о том, что, если ему удастся вернуть Диану, они вместе уедут подальше, туда, где их никто не знает, чтобы ничья зависть, ничей нездоровый интерес не бросили бы тень на их новую жизнь. Он чувствовал, что готов отказаться от всего ради простого счастья быть вместе. Второе желание было противоположностью первому: поделиться своей идеей с тем, кто сможет его по-настоящему понять и либо разрушить эту идею до основания, либо поддержать его и помочь ему. Он понимал, что с кем бы из тех, кого знает, ни поговорил об этом, максимум, на что он мог рассчитывать – это предложение начать новую жизнь и не забивать голову несбыточными мечтами. Он знал, что ему посоветуют не сжигать неуловимое настоящее в огне тоски по прошлому, а жить этим настоящим и смотреть в будущее.

«Если бы хоть кто-нибудь мог меня хотя бы выслушать, не вертя пальцем у виска, хотя бы говорить со мной на одном языке… Но кому кроме меня по-настоящему интересна алхимия, кто верит в это достаточно сильно для того, чтобы понять меня? Я ни разу такого человека не видел, а с книгами не поговоришь», – так думал он, уже заходя в дом и доставая из кармана ключи от подвала. В доме было тихо, как будто утром ничего и не произошло.

Василий подошёл к подвальной двери, оттуда отлично была видна кухня, кофеварка, которая всё еще хранила остывший утренний кофе, и пачка бумажных листов на барной стойке. «А ведь София и есть тот человек, который меня поймёт», – Василий, который в размышлениях о супруге успел позабыть об утренней гостье, понял, что если он заручится помощью Софии, у него появится шанс.

Он докажет, в первую очередь себе, что философский камень – это фантазия, и, исчерпав все возможности, оставит прошлое за спиной и пойдёт вперед. Или же, и от этой мысли у него захватывало дух, он добудет философский камень и вернет Диану.

Василий открыл дверь, щёлкнул выключателем, который отвечал за освещение, но свет в подвале не загорелся. Он до звона в ушах вслушивался в тишину. Ничего. «А что если там кто-то есть?», – подумал Василий. Он так привык за это утро считать, что причина шума в подвале – неисправная труба, так был занят своими рассуждениями, что подобное ему и в голову не приходило. Он снова запер дверь и пошёл искать фонарь.

Диана любила ходить по магазинам, а Василий, равнодушный к покупкам, радовался любой возможности побыть вместе с ней. Поэтому он, когда был не слишком занят, сопровождал её в этих походах.

Однажды они вместе оказались в огромном техническом супермаркете. Она выбирала себе новый фен, а он заметил на стойке между полками бейсбольную биту. Она была немного меньше таких, какие обычно возят в багажниках, сделана из тёмного материала и стоила слишком дорого для куска обточенного дерева.

Василий не относился к поклонникам бейсбола, с трудом представляя себе смысл этой игры, а вот бита ему приглянулась. «Брошу в машину, может, на что сгодится», – подумал он и взял дубинку в руку. Та оказалась неожиданно тяжёлой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это вовсе не бита, а фонарь, сделанный из прочного синтетического материала вроде текстолита.

Фонарь лежал в руке как влитой, сработан был добротно, поэтому Василий отправил его в тележку с покупками и вернулся к Диане разглядывать фены. Василий так и не положил фонарь в машину, он остался в доме. «Надо же, батарейки еще не сели», – подумал Василий, обнаружив фонарь в кладовой, где тот делил картонную коробку из-под набора кастрюль с хлебопечкой, блендером и портативным пылесосом.

Тяжесть фонаря действовала на алхимика успокаивающе, он открыл подвальную дверь и ступил на лестницу, ведущую вниз. Когда первый луч света проник под бетонные своды, Василий увидел, что спуск, в самом низу, перегорожен одним из лёгких металлических стеллажей, которые раньше стояли вдоль стен.

Василий спустился, подёргал стеллаж, но с места его сдвинуть не смог. У него было такое ощущение, будто стеллаж чем-то придавлен с той стороны. Он изловчился, просунул фонарь через заднюю стенку стеллажа и заглянул в подвал. Видно было немного, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы понять, что всё в подвале перевёрнуто вверх дном. «Это точно не трубу прорвало», – подумал Василий.

Воды на полу не было. В полу, в шаге от входа, зияла дыра. Вывороченные куски бетона привалились к стеллажу. «Он же около метра толщиной. Или строители, всё-таки, сэкономили?», – Василий, после того, что он увидел, понял, что чем бы ни были вызваны разрушения в подвале, источник их находился под землёй.

«Может быть, газ рванул? Но тогда бы весь дом взлетел на воздух», – у Василия всё еще не было вразумительной версии произошедшего. Его не особенно беспокоила разбитая посуда и рассыпанные реактивы, всё это легко можно было достать за пару дней. А вот сам подвал нуждался в ремонте. Это может затянуться надолго, а ему не терпелось продолжить эксперименты. Если причиной разрушений был всё-таки газ, нужно было, чтобы понимающие люди в этом разобрались.

Василий сделал пару звонков, вызвал газовую службу, бригаду строителей и, отложив самое важное напоследок, пошёл в кухню, переписал номер Софии в свой мобильный телефон. «Помощник», – так назвал он новый контакт. Василий выбрал в адресной книге «Помощника» и нажал на кнопку вызова. Молчание, даже гудков нет.

Только сейчас он осознал, как много зависит от этого звонка. Раньше он воспринимал помощь Софии в своём главном эксперименте как нечто обыденное и решенное. Он уже мысленно распоряжался её знаниями и опытом, уже видел, как они вместе добираются до истины, находят правильную последовательность действий…

«А почему, собственно, она должна согласиться? Хотя, если не рассказывать ей всех подробностей… Но, всё равно, ведь это же безумие, если здраво посмотреть… Да и выставил я её не очень-то культурно», – Василий понял, что участие Софии в его изысканиях, цель которых – воскресить умершую жену, – это вопрос совершенно неопределенный.

Он чувствовал, что с ней у него есть шанс сделать всё настолько быстро, насколько это вообще возможно. «А если она не ответит на звонок или откажется? Такого помощника, каким может стать она, найти почти невозможно… Придётся всё делать самому, да еще тратить уйму времени на поиск толковых переводчиков», – теперь, когда у него появилась надежда, пусть и призрачная, Василий физически ощущал течение времени. Стрелки часов были теперь его врагами.

«Что, если сохранность тела имеет значение? Я и так потерял слишком много времени…», – думал он, свыкнувшись с мыслью о том, что без тела жены эксперимент, скорее всего, смысла не имеет.

Размышляя, он снова и снова набирал номер Софии, снова слушал тишину, успокаивал себя тем, что это проблемы со связью. После пятой неудачной попытки дозвониться, Василий отложил телефон, взял из кофеварки чашку холодного кофе, сделал глоток и услышал, как на столе зажужжал телефон. Василий схватил аппарат. «Вам звонит Помощник», – было написано на экране.