Текст книги "Выбираю любовь"

Автор книги: Полина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Ну как не думать о Настеньке под скрип гусиных перьев и нечастые брюзжания глухого старика-археографа, тем более что завтра они снова встретятся в беседке на Пресненских прудах!

Нет, это было невозможно.

8

– Ну что мы все время говорим с вами об этом Вронском? – нахмурился Дмитрий. – Неужели для вас нет более интересной темы? И это кольцо у вас на пальце... Его не было раньше.

– Это подарок, – как-то странно улыбнулась Настя и вытянула вперед руку, любуясь золотым колечком с агатом небесного цвета. – Правда, красивое?

– Ничего особенного, – не согласился с ней Дмитрий, сердце которого разрывалось от ревности. – Кольцо как кольцо. Это он вам подарил?

– Да. Константин Львович – очень приличный молодой человек, галантный и весьма деликатного обхождения...

– Вы рассуждаете, как... – Дмитрий прикусил губу и виновато посмотрел на Настю.

– Ну что же вы, договаривайте, – насмешливо посмотрела на Нератова Настя. – Ведь вы хотели сказать, как актриска, не так ли?

Она тихо покачала головой, что означало: я так и знала. Нератов, пытаясь оправдаться, произнес:

– Простите, у меня и в мыслях не было...

– Было, было, – усмехнулась Настя, перебив его. – Так ведь я и есть актриска. Ваш сиятельный дедушка ведь так меня называет? Или как-нибудь иначе? – заглянула она ему в глаза с какой-то потаенной мыслью.

– А при чем тут мой дедушка? – обиженным тоном произнес Дмитрий. – Мы, кажется, говорим не о нем, а об этом вашем Вронском.

– Ну во-первых, он не мой, – деланно вздохнула Настя и потупила глаза, отчего Дмитрий нахмурился еще более. – А во-вторых, он, и вправду, весьма симпатичный молодой человек.

– Да он известный в Москве ловелас! Ни одной юбки, говорят, не упустит, – не без ехидства заметил Дмитрий.

– А вы не верьте всему, что говорят, – жестко произнесла Настя, метнув в Нератова острый взгляд. – Слова есть звук, а действие – поступок. Это совсем разные вещи.

– Но это действительно так, да и не молодой он уже, ему почти тридцать...

– Все, я не хочу более слышать от вас ничего плохого касательно Константина Львовича, тем более за глаза. Это неприлично, в конце концов.

– А я могу повторить эти слова и в его присутствии.

Настя с интересом глянула на Нератова, но тут же нахмурила бровки.

– Перестаньте, не желаю вас слушать.

Она отвернулась и стала смотреть на Воробьевы горы за Девичьим монастырем, слепящие отражающимися от снега лучами ясного зимнего солнца.

Однако... Вот это слова уже не мальчика, но мужа, как сказал бы Петр Алексеевич Плавильщиков. Подобного рода конфронтации между мужчинами и приводят к дуэлям, где погибает слабый. Слабый, конечно, Дмитрий. И если дело дойдет до поединка, Вронский убьет его. Месть князю Гундорову задуманная ею, будет, конечно, исполнена, но не слишком ли высока цена? Нет, кровавая месть не входит в ее планы...

Настя резко обернулась и посмотрела на Дмитрия, стараясь вложить в свой взгляд как можно более тепла и нежности.

– Простите, Дмитрий Васильевич, я, кажется, была слишком резка с вами, – мягко произнесла она, с удовлетворением замечая, как теплеет его взгляд и разглаживаются на лбу две хмурые складки между бровей. – Но вы тоже хороши, – подойдя к нему вплотную и заглядывая немного виновато в его глаза, сказала она. – Неужели вы меня ревнуете?

– Нет, но...

– Нет? – Она обиженно вытянула губки.

– Да, то есть... Нет, я совсем не то хотел сказать, – растерялся Дмитрий, в который уже раз пораженный такой резкой сменой настроения Настеньки, не зная, как далее вести себя.

– А что вы хотели сказать? – спросила она игриво.

– Я полагаю, нет, я боюсь, что мои слова могут как-то обидеть вас, – нерешительно произнес Нератов.

– Ничего, говорите, – разрешила ему Настя. – Но...

– Говорите, я настаиваю, – шутливо притопнула она ножкой.

– Хорошо, коли вы просите.

– Да говорите же, наконец, – кинула на него скорый взгляд Настя, уже предвкушая свою победу и зная, что сейчас услышит.

– Я хотел сказать, я вам хотел сказать, что... вы мне очень нравитесь, – наконец, произнес Нератов то, что его так долго мучило.

Вместо того чтобы возликовать в душе, вскричать «Мой, всецело мой!» и расхохотаться ему в лицо, что очень хотелось ей сделать, Настя отступила он Нератова на шаг и широко раскрыла глаза:

– Шутить изволите, господин юнкер?

– Отчего же, я вовсе не намерен с вами шутить, – опять почти обиженным тоном произнес Дмитрий.

Настя снова взглянула в его голубые глаза, на мгновение показавшиеся ей огромными, словно океан. Само слово вызывало у нее ощущение чего-то безграничного и бездонного. От этого океана веяло светом и теплом, и было очень приятно ощущать на себе его волны. Но мгновение промелькнуло, и она снова увидела перед собой человека, которого она хотела сделать и сделала орудием своей мести ненавистному князю Гундорову.

«Еще шаг, еще один шаг, и он предложит мне руку и сердце, – мысленно рассуждала она, глядя в глаза Нератова. – И тогда, ваше сиятельство, вы будете вынуждены вспомнить и пожалеть о том вечере после ужина в имении Есипова и увидите, на что способен petit demon...»

Настя отвела от Нератова взгляд и снова посмотрела туда, где за обителью Христовых невест высились Воробьевы горы.

– Я сказал то, что чувствую с самой первой встречи с вами, – тихо промолвил Дмитрий. – И о чем уже не могу молчать.

Настя стояла, не шелохнувшись.

Зачем он говорит это? Он не понимает, что дальше его ждут боль и мучения?

Не понимает.

А она понимает?

Сердце билось ровно, душа молчала, Воробьевы горы продолжали искриться снегом на склонах, правда, не так ослепительно, как раньше.

Неужели он думает, что после его слов она бросится ему на шею, и они сольются в страстном и сладостном поцелуе?

После того вечера, когда мерзкий князь лишил ее девичества, она пробовала целоваться. Этого добился-таки Кирюха, долго на нее дувшийся, а потом уговорами затащивший все же в овин. Губы у него были мокрые и толстые, он тяжело дышал, а она, позволяя целовать себя, смотрела холодно и отстраненно и не находила в этом никакой сласти. Ее холодность передалась и Кирюхе, и на его вопрос: «Ты чего?» – она ответила сущую правду:

– Ничего.

– Видать, ты только для господ ласкова, – разобиделся Кирюха, – да когда они к тебе с подарками. А у меня для тебя подарков нету, – зло развел он руками. – У меня ничего нету...

– Уже поздно, вы не находите? – не оборачиваясь, произнесла наконец Настя, словно не расслышав его последних фраз. – Вы проводите меня?

9

Этого князь Гундоров не ожидал. Как говорится, пришла беда, откуда не ждали. А может, не беда вовсе, а блажь? И ее надобно не лечить, а потакать ей? Ну кто в лета Дмитрия не влюблялся, не пылал безумной страстью совсем не к тем, с кем надлежало соединить свою судьбу? Разве он сам, будучи еще гимназистом, не скрипел по ночам зубами от вспыхивающих в его мозгу картин, где помимо него, действующими лицами были отцова кофешенка Дарья или гувернантка-немка фрау Зальцберг, почти в два раза старше его? И разве не прошла его страсть к обеим, когда он, наконец, познал кофешенку, а госпожа Зальцберг так и вовсе сделалась его наставницей в любовных науках? А все потому, что наши чувствования после удовлетворения страсти либо притупляются, либо исчезают вовсе, пелена с глаз спадает, и помимо прелестей, к которым еще недавно так безумно влекло, мы уже можем замечать, что у госпожи N. слишком широка челюсть и коротковаты ноги, Р. пудрит прыщики на плечах, а у S. весьма дурно пахнет изо рта. К тому же всем им время от времени необходимо посещать отхожее место, даже самым воздушным и хорошеньким, и ежели представить сию картину в самый кульминационный момент, восторг пройдет, и желания тотчас улетучатся. Значит, надобно устроить так, чтобы Дмитрий удовлетворил свою страсть, после чего пелена с его глаз спадет, и он увидит в этой актриске обычную дворовую девку, коих на Руси хоть пруд пруди.

Задумано – сделано. Их сиятельство быстренько собрался и отправился на извозчике в Староконюшенный переулок.

– Вы? – Настя сделала вид, что очень удивилась. Впрочем, князя она ожидала увидеть несколько позднее.

– Что вас привело ко мне? – сухо спросила она, решив быть с ним холодной и отстраненной. В конце концов, не на шею же бросаться развратному старику.

– Дельце, – сощурил свои маленькие круглые глазки Гундоров. – Одно небольшое дельце.

– Слушаю вас. – Настя села, указав рукой на место напротив.

– Благодарю вас, – легко опустился в кресло Гундоров. – Прошу выслушать меня. Дельце мое, собственно, вот в чем. Последнее время я замечаю за Дмитрием Васильевичем некоторое, скажем так, смятение духа.

Он замолчал и пристально посмотрел на Настю, стараясь уловить ее реакцию на его слова. Однако она была спокойна, невозмутима и вежливо внимательна. Князь откинулся на спинку кресла, не сводя с нее глаз. Разговор против его ожидания обещал получиться непростым.

– Продолжайте, князь, – легко выдержав его взгляд, сказала Настя. – Я очень внимательно слушаю вас.

– Он буквально не находит себе места...

– Что вы говорите! – участливо покачала головой Настя. – Может, следует обратиться к доктору?

– Не надо шутить. Он не находит себе места из-за вас. Он очень... увлечен вами. И вы это знаете.

– Вовсе нет. Просто он входит в число моих поклонников, которым нравится моя игра на сцене. У актрис всегда бывают поклонники. Они дарят подарки, цветы и жаждут сказать, что восхищены их талантом и красотой. Красотой я не блещу, надеюсь, что вашего внука, князь, как и иных, привлекает ко мне мой талант.

– Вы меня не поняли или не хотите понять. Вы привлекаете его как женщина.

– Да что вы! – изобразила она удивление. – Это он вам сказал или вы сами догадались?

– Я же просил выслушать меня серьезно, – вконец помрачнел князь. – У меня есть собственные глаза и опыт, и я вижу, что он очень страдает. Я люблю своего внука и не желаю, чтобы он мучился из-за... из-за вас.

– Ну так скажите ему, чтобы он не мучился. Стоит ли так переживать из-за какой-то актриски!

– Слова в таких случаях не помогают. К тому же, мне кажется, он слишком вами увлечен.

– Даже так? – Настя нахмурила свои черные бровки и сделала задумчивое лицо. – Ну, тогда это все действительно серьезно. И шутки, вы правы, здесь не уместны.

– Именно так, – подтвердил Гундоров, светлея лицом.

– Ну что ж, – взглянула в глаза князя Настя. – Я заявляю вам честно и, поверьте, вполне искренне, что я ни в малейшей степени не увлечена вашим внуком, не имею на него никаких видов и, ежели хотите, при первой же нашей с ним встрече заявлю ему об этом.

– А вот этого делать не стоит, – вкрадчиво произнес Александр Андреевич.

– Почему же?

– Я бы просил вас, наоборот, сделаться к нему несколько... благосклоннее, – мягко промолвил Гундоров.

– Ах вот как?

– В конце концов, оба вы молоды, – князь с улыбкой и снисходительным пониманием смотрел прямо в глаза, – так почему бы вам...

– Не упасть в объятия вашего внука? – быстро закончила за князя Настя.

– Да, – сказал Гундоров и снова посмотрел в глаза, теперь словно подсвеченные изнутри.

– А вы, и правда, любите своего внука, – задумчиво произнесла она. – И это меня весьма радует... Теперь я уже не сомневаюсь, что у меня все получится.

– Что получится? – не понял князь. – Ну что вам стоит быть поласковее с Дмитрием Васильевичем? Вас что от этого убудет?

– Действительно, что мне стоит? – заставила себя улыбнуться Настя. – Кто я такая, чтобы отказывать в удовольствиях господину Нератову? У него такое будущее, возможно, он даже станет тайным советником. Да не возможно, а скорее всего. Следовательно, мой долг – отдаться Дмитрию Васильевичу, чтобы он не мучился, и вы были бы за него спокойны. Правда ведь?

– А это не лишено здравого смысла, – нимало не задетый ни тоном Насти, ни циничными ее словами, ответил Гундоров. – Я бы снял для вас квартирку, где вы пожелаете, назначил бы приличное содержание...

– А будущий тайный советник господин Нератов заглядывал бы ко мне время от времени, когда на то у него имелись бы время и желание?

– Поверьте, – сделались совершенно круглыми глаза князя, что, видно, должно было означать абсолютную искренность, – из вашего круга так делают многие, и я не вижу в этом ничего такого, что бы могло...

– Вы очень современно мыслите, князь, – усмехнулась Настя.

– Я мыслю вполне реалистически, – парировал Гундоров. – Так какой вы мне дадите ответ?

– Повторю, что я очень довольна, что вы любите своего внука, – медленно произнесла Настя.

– К чему это вы опять? – с нотками раздражения спросил Александр Андреевич.

– Знаете, – почти дружелюбно глянула на него Анастасия, – когда я стала понимать, чего вы от меня хотите, я хотела показать вам на дверь. Потому что вы, скверный и гнусный старикашка, сделавший со мной то, после чего я не могу без содрогания и брезгливости смотреть ни на одного мужчину, имели еще наглость явиться ко мне просить за вашего внука. Но вы настолько реалистически мыслите, что я изменила свое намерение и открою вам свой план, ибо тоже мыслю реалистически. План мой очень прост – отомстить вам за то, что вы со мной сделали, принеся невыразимые страдания и боль. А поскольку лично вам я ничего не могу сделать, я отвечу вам болью и страданием, которые будет испытывать ваш внук, а через него и вы. Понятно вам теперь, почему я довольна, что вы любите своего внука? Вы будете страдать, когда будет страдать ваш внук, и испытывать боль, когда будет больно ему. И я уже почти удовлетворена, потому как ваш сегодняшний приход доказывает, что его и ваши страдания уже начались. Но этого мне мало. А когда ваш внук позовет меня под венец, а я откажу ему, я буду считать себя полностью удовлетворенной.

Настя закончила свою речь и, мило улыбаясь, посмотрела на князя, лицо которого приняло цвет последнего осеннего листа.

– Ну как вы находите план, то бишь мою пьесу? – ласково спросила Настя. – Реалистично, не правда ли?

– У тебя ничего не выйдет, – разлепил тонкие губы князь, с трудом поднимаясь с кресла.

– А я полагаю, все получится. И без особых усилий с моей стороны.

– Берегись, – искоса посмотрел на нее Гундоров, тяжело ступая к выходу.

– Берегите себя, ваше сиятельство, – кинула ему в спину Настя, весьма довольная произведенным эффектом, – и не вздумайте умереть, не доиграв в моей пьесе до конца. В противном случае я придумаю еще какую-нибудь занимательную пьеску с участием вашего любимого внука.

Громко хлопнули входные двери, и послышался шум отъезжающего экипажа.

Настя провела ладонью по лицу, словно убирая невидимую паутину.

Наглый старик! И ведь додумался же прийти и просить ее ублажить своего внука!

Ее?!

Воистину нет границ человеческой мерзости, как говорится в одной из пьес Плавильщикова...

«А правильно ли я сделала, что рассказала о своих намерениях старому князю? – спросила сама себя Настя. И сама же себе ответила: – Правильно. Иначе как он узнает, от кого он принимает мучения и боль и за что? Пусть знает, иначе это будет не расплата за содеянное им, а так, простое несчастье с его внуком...»

10

– Вот, – протянул Дмитрий коробочку, и пальцы его при этом дрожали.

– Что это? – спросила Настя.

– Это вам, – потупился Нератов и стал похож на молодого бычка, остановившегося в нерешительности перед новыми воротами, коих вчера здесь еще не было. Или на медвежонка, вдруг обнаружившего, что он в лесной чаще совершенно один.

«Экий увалень, а сейчас явно трусит, – беззлобно подумала Настя, глядя на его напряженное лицо. – Неужели он и вправду влюблен в меня?»

Нет, этого не может быть. Зачем ему влюбляться в какую-то актрису, без году неделя играющую на московской сцене? Да и что он в ней нашел? Черная, как цыганка, худая, да еще порченая. Интересно, сказал ему князь об этом или нет? Похоже, нет, ведь он по-настоящему любит внука, а значит, бережет от подобных новостей.

Что в коробочке? Верно, колечко. И свидание предполагается господином Нератовым не иначе как помолвка. И как ей вести себя с ним? Ишь, какие у него глаза синющие! И румянец на щеках. Ну чисто дитя малое. Что делать?

«А что и задумано. Водить за нос, не говорить ни „да“, ни „нет“. Пусть страдает, он еще не испил всю чашу», – чуть не произнесла вслух Настя.

«А вся чаша – это сколько? – робко прозвучал внутри голос, похожий на ее собственный. – Ведро, два, а может, бочонок?»

– Столько, сколько надо! – Она даже легонько притопнула ножкой и остро глянула на Дмитрия: – Что у вас там?

Настя приняла коробочку, нечаянно коснувшись его пальцев. И быстро отдернула руку; от пальцев Дмитрия передалось какое-то неведомое ей доселе тепло и побежало по ее телу, вызывая приятное томление и неожиданную слабость в ногах. Она с удивлением взглянула на Нератова, потом, тряхнув головой и смахнув с себя неведомое и оттого пугающее наваждение, перевела взгляд на коробочку. В ней, как она и ожидала, на бархатной подушечке покоилось прекрасное кольцо с несколькими брильянтиками.

Он хочет...

– Я прошу вас выйти за меня замуж, – тихо произнес Нератов, глядя себе под ноги.

Какое-то время она молча смотрела на него, будто видела впервые. Что-то было в нем такое, милое и трогательное, и в какое-то мгновение ей захотелось приласкать его, как нам иногда хочется приласкать голодного пса с печальными глазами или тонко пищащего котенка, подарить им свое тепло. Улыбка тронула ее губы: вот незадача! Ей еще никогда не хотелось подарить тепло мужчине. Скорее наоборот: мило улыбаясь и принимая от поклонников цветы и подарки, она умела создавать вокруг себя некий холодок, который мужчины явно чувствовали и преодолеть который пытались немногие. А преодолев, натыкались на лед, растопить который не могли.

Боже мой, ведь ей делают предложение! И кто? Внук человека, который походя отобрал у нее честь, словно... высморкался. Что из этого может выйти путного? Ничего!

Настя отвела взор от смущенного лица Дмитрия и громко рассмеялась, невесело, даже с какой-то горечью и обидой на себя, на него, на весь мир. Ее смех, вылетев из беседки, спугнул стаю ворон со стоящего рядом векового вяза. Молча, словно понимая важность момента, они снялись с вяза и перелетели на другой, черными гроздьями повиснув на его голых ветвях и косясь круглыми глазами в сторону беседки.

– Отчего вы смеетесь? – с надрывом спросил Дмитрий подняв на нее глаза, потерявшие океанную синеву. – Что смешного я сказал?

– Простите, просто это так для меня... неожиданно, – быстро уняв смех, ответила Настя. – Простите, ради бога.

– Я прошу вас быть моей женой, – упрямо повторил Дмитрий, с мольбой глядя на нее.

– Ваше намерение серьезно? – медленно спросила Настя.

– Да, – проглотив ком в горле, ответил Дмитрий.

– Удивлена, – промолвила Настя, вздохнув и закрыв коробочку с кольцом, – и как вам такое в голову могло прийти?

Она протянула коробочку Нератову.

– Возьмите. Я не могу принять от вас такой подарок.

– Но вы же принимаете подарки от других?! – воскликнул Дмитрий, отводя от себя руку Насти с коробочкой. – Вам же дарят и кольца, и сережки... Вронский, например!

– Ах, оставьте вы Вронского в покое, – поморщилась Настя. – Да, я принимаю подарки от мужчин, но они не предлагают мне выйти за них замуж.

– Возьмите кольцо. Пожалуйста, – снова глядя в землю, промолвил Дмитрий. – Я... я люблю вас.

Опять этот неведомый голос, так похожий на ее собственный...

«Ну вот. Как ты и рассчитывала. Не рада? Ты только что смеялась! Ликуй, у тебя все получилось. Ты отмщена! Что же ты молчишь? Продолжай водить его за нос, тяни с ответом, не говори ни „да“, ни „нет“. Пусть еще пострадает, помучается... Только вот... надо это тебе?»

«Надо!» – ответила она себе. И, твердо глядя Нератову в глаза, произнесла:

– Вы сказали, что любите меня...

– Да, люблю, – приложил руки к груди Дмитрий.

– И просите меня стать вашей женой...

– Да, прошу.

– А вы подумали о последствиях вашего шага? Что скажет свет? Что станется с вами? Ведь многие отвернутся от вас.

– Пусть отвернутся.

– Вас могут уволить со службы.

– Пусть, – продолжал стоять на своем Дмитрий.

– И вам тогда уже не стать тайным советником.

– Пусть.

– Мальчишество какое-то, ей-богу. Это весьма неумно с вашей стороны – все потерять из-за меня.

– Пусть...

– Ну, знаете. Я... я не согласна.

– Вы отказываете мне?

Он посмотрел на нее с таким отчаянием, что Настя растерялась.

– Нет. То есть, да. То есть...

Да что это такое? Почему она не знает, что ему ответить?

«Ты что, хочешь за него замуж»?

«Нет».

«Тогда в чем дело»?

«Не знаю».

«Значит, возьми себя в руки и действуй так, как решила...»

– Дедушка знает о вашем решении?

– Нет. Так что же вы мне ответите, Настенька?

«Вот уже и Настенька. Скоро ты будешь Настасьей Павловной».

– Ничего, пока вы не поговорите с князем. Он человек опытный, его вам стоит послушать.

– А вы, что скажете мне вы?

«Как он смотрит на тебя. Верно, действительно любит».

«А что мне с его любви?»

– Ну что вы нашли во мне, Дмитрий Васильевич? Я не красавица, характер у меня скверный и, как оказалось, весьма злопамятный. Почему бы вам не влюбиться в замечательную актрису Сахарову или Матрену Воробьеву? Или в красавицу Лизавету Сандунову, наконец!

– Елизавета Семеновна замужем...

«Как он робко и мило улыбается. Ему идет такая улыбка...»

– Боже, как вы несносны... Хорошо, я подумаю над вашим предложением. А вы все же поговорите со своим дедом. Может, ему удастся вызвать умные мысли в вашей голове. Договорились?

– Договорились, – широко улыбнулся Дмитрий.

«Чему он так радуется»?

«Ты не ответила „нет“».

«Но я и не сказала „да“»...

«Ты оставила ему надежду».

«Ничего, князь наставит его на путь истинный».

«Разве слова были когда-нибудь властны над чувствами»?

«Все, не хочу больше об этом».

«Как знаешь... Только не думать не получится».

«Замолчи. Ты – не я».

«Но и ты уже не ты».

«Что это значит»?

«Скоро поймешь. Только смотри, чтобы твое прозрение не случилось слишком поздно»...

Настя положила коробочку с кольцом в муфту и повернулась на каблучках модных ботиков.

– Мне пора на репетицию. А то Петр Алексеевич будет сердиться.

– Я вас провожу.

– Да уж, конечно, – засмеялась она уже веселее. – Неужели бросите бедную девушку здесь одну?

Она вдруг остановилась, словно прислушиваясь к чему-то.

«Погоди-ка, погоди...»

«А что такое»?

«С чего это ты вдруг развеселилась»?

11

Слова Дмитрия прозвучали как гром, как извержение Везувия, как пушечный выстрел в полу-сажени, после коего надо широко открывать рот и нажимать ладонями на уши, дабы вернуть нормальный слух. Однако ситуация была такова, Что князю Гундорову нужно было, собственно, не нажимать на свои уши, а посыпать голову пеплом и хлопать себя ушами по щекам. Потому что уши у него были, несомненно, ослиные.

Разве не говорила эта актриска, что ждет, когда Дмитрий позовет ее под венец и готова к тому? Что у нее такой вот план мести или, как она выразилась, такова придуманная ею пьеса? Почему же он не придал должного значения ее словам? Ведь она была настроена вполне серьезно. Впрочем, у него не было даже намека на мысль, что такое может случиться...

Но ведь тогда она сказала, что откажется от предложения, если оно последует. Почему же теперь, когда предложение поступило, она не отказалась и обещала подумать? Передумала, или это очередной ход ее бесовского замысла, дабы подольше помучить и Дмитрия, и его?

– Ты понимаешь, о чем говоришь? – с большим трудом сохраняя хладнокровие, сказал Гундоров. – Жениться на бывшей дворовой девке, неизвестно какими путями получившей вольную и опять-таки неведомо как выбившейся в актрисы! Говорят, для того чтобы Плавильщиков вытащил ее из Казани, она предоставила ему не только свой актерский дар, но и свое тело...

– Прошу тебя, – вспыхнул Дмитрий, уже пожалевший, что завел с ним разговор о своей женитьбе, – не говори об Анастасии Павловне в таком тоне.

– Да в каком тоне, в каком тоне! – не выдержав, вскричал князь. – Я уверен, что она уже давно не девица.

– Александр Андреевич, я не желаю продолжать разговор с вами в таком духе, – резко заявил Дмитрий. – Решение я принял бесповоротное, и ваши слова ни в коей мере не смогут поколебать его.

– Да пойми ты, не женятся добрые люди на актрисах! Добейся от нее благосклонности, живи с ней, спи хоть по пять раз на дню, только зачем же обязательно жениться?

– Я люблю ее...

– Тьфу ты, прости господи, – хлопнул себя по острой коленке Гундоров. – Я ему про Фому, а он мне про Ерему. Да кто запрещает тебе ее любить? Люби себе на здоровье! Без женитьбы. Супружеские узы потому и называются узами, что привязывают людей друг к другу. А развязаться иногда ох как хочется. Многим, ежели не всем. Да только поздно уже бывает. И Бог не велит. Тебе-то зачем связывать себя по рукам и ногам по собственной воле, а пуще сказать, простой блажи? А ежели время пройдет, и разлюбишь ее?

– Не разлюблю, – твердо произнес Дмитрий.

– Поначалу, братец мой, все так думают. Дескать, уж у нас, да с нашей такой безмерной и страстной любовью, все будет по-другому. А потом проходит время, и оказывается, что все сложилось, как у всех, не хуже, но и не лучше. И дай волю, половина мужей разбегутся, ежели не более.

– Я не сбегу...

– Ну конечно, ты будешь любить ее до гроба, как и она тебя, и проживете вы в любви и счастии тридцать лет и три года. И умрете в один день. Знаешь, такое только в сказках бывает. К тому же своего согласия, насколько я понял из твоего рассказа, она еще не дала?

– Пока не дала, – заметил Нератов.

– Хорошо, пока, – согласился Гундоров. – А как ты думаешь, если бы она тебя любила, она бы раздумывала или согласилась сразу?

– Мое предложение было для нее неожиданным, и ей, конечно, необходимо какое-то время, чтобы подумать, – не сразу ответил Дмитрий. – Но она согласится, – добавил он без всякого сомнения.

– Да-а, – протянул князь. – Ты, братец мой, еще глуп и самостоятельно мыслить в сих вопросах не можешь. А поскольку это факт, надо слушать человеков опытных и не едину собаку в подобных делах съевших.

– Это вас, стало быть, мне надобно слушать, – с большой долей сарказма произнес Нератов.

– Именно. Я тебе как-никак дед и желаю только добра.

– Так вот, если вы желаете мне добра, вы должны смириться с моим решением. Более того, помогать мне. Ведь с Настей я буду счастлив... Скажи, – Дмитрий в упор посмотрел на князя, – ты желаешь своему внуку счастья?

– Желаю.

– А что же ты противишься моему решению?

– С этой актриской ты счастлив не будешь.

– Да отчего же?

– Оттого, что ты никогда не сможешь простить ей одной вещи, – решился на последний аргумент Александр Андреевич.

– И какой же? – опять не без сарказма спросил Дмитрий.

– Такой, что она была со мной в одной постели, – сказал Гундоров и прямо посмотрел внуку в глаза.

– Я же просил вас не говорить про Анастасию гадости, – нахмурился Нератов. – Не смейте так говорить о ней!

– А это не гадости, это правда, – продолжал смотреть в глаза внуку старик. – Это случилось в Казани, когда ей, может, и шестнадцати не было.

– Ложь! – гневно промолвил Нератов. – Сейчас вы говорите мне совершенную ложь. Я не желаю слушать подобные гадости.

– Я говорю совершенную правду, – спокойно произнес Гундоров. – У помещика Есипова, который содержал в своем имении домашний театр, из актрис было составлено некое подобие борделя для гостей. И твоя Настя была в нем самой молодой и самой порочной.

– Вы все врете, врете! – вскричал Дмитрий, но в его голосе уже не было прежней решительности.

– Она была еще подростком, но выделывала такое, – старик зацокал языком, искоса поглядывая на смятенного внука. – В общем, я получил очень большое удовольствие...

Дмитрий застонал, словно от зубной боли и, закрыв пылающее лицо руками, бросился из комнат. Старик с удовлетворением посмотрел ему вслед и подошел к окну. Зима кончалась, и посерелый снег с каждым днем все более и более уступал места черным пятнам земли и жухлой прошлогодней траве.

Дмитрия было очень жалко. Однако то, что он сейчас проделал с собственным внуком, было сродни действиям хирургического оператора, вырезавшего пораженное болезнью место, чтобы больной мог жить дальше. Так он искренне считал.

Больно? Да. Но если этого не сделать, дальше будет еще хуже, и итог окажется весьма и весьма печальным.

– Это твой последний ход, petit demon, – прошептал Гундоров, глядя в окно невидящим взглядом. – Готовься, следующий – за мной...

12

Человек многоопытный удачлив во многом. Ему хорошо везде, будь то надменный Петербург, унылая Пенза или барская Москва. В Первопрестольной русскому человеку, пожалуй, будет лучше всего. Любая его задумка или даже блажь найдет в Москве исполнителя, который сделает все в лучшем виде. Надобно вам, господин хороший, квартирку подыскать, так только скажите, где предпочитаете обитать – на Тверской, Большой Дмитровке или Пречистенке? Не худые улицы Арбат и Моховая, и Петровка вплоть до Кузнечного моста, и Чистопрудный бульвар, и Большая Никитская, где дома опять же с антресолями и бельэтажем, только beletage, сами понимаете, будет стоить дороже. А что делать, ежели люди с деньгами предпочитают вторые, парадные этажи и сразу говорят, дескать, первый этаж и мансарду не предлагать.

А может, желаете домик в месте спокойном и уютном? Тогда вам в Немецкую слободу, где ныне селиться модно и – словечко новое, однако отражает – престижно. Домики чистые, опрятные, при каждом садик ухоженный, ну чисто Эдем! И тишина, не то что в Замоскворечье, где зимой не протолкнуться, как на Тверском бульваре в Троицын день. А все потому, что еще до Рождества съехались сюда, в Замоскворечье, помещики из соседних и дальних губерний, где их ожидают собственные неприхотливые деревянные дома и домишки с широким двором, яблоневым и вишневым садом, давно заросшим травой и крапивой.

Зачем, спросите вы?

Так заведено: на зиму – в Первопрестольную. Дабы по четвергам тешить свое тщеславие в Благородном собрании, где жеманные фрейлины с императорскими вензелями, полные генералы в крестах, их сиятельства с тысячами душ крепостных и щеголи и щеголихи в умопомрачительных нарядах из самого Парижа. Но главное, для чего приезжали российские дворяне в Москву, так это чтобы завязать хоть какие-то знакомства и выдать наконец замуж своих дочерей: Лизанька входит в возраст, а там и Параше надобно подыскивать жениха... Только вот где их найти, коли в Москве никаких знакомств не имеется?

Ах так, вам, то бишь вашей дочери, надобен жених? Или вашему сынку нужна подходящая невеста? Так бы стразу и сказали. В Москве все возможно. Имеется для этого испытанное средство: свахи. Они знают все: фамилии и лета женихов и невест, описи приданого и выдвигаемые родителями условия брака и даже характеры молодых людей, в брачный возраст вступивших. Свахи обо всем договорятся. За определенную мзду. Есть и такие, что промышляют сватовством по зову души и сердца. Всякие случаются в жизни пристрастия: кто-то заводит дюжину комнатных собачек, кто-то коллекционирует древние фолианты, кто-то любит вечерами вышивать бисером, иные же и дня не могут прожить, чтобы не высечь на конюшне до полусмерти кого-нибудь из своей дворни, не за провинность даже, а так, для острастки. А кто-то видит себя соединителем молодых людей. Что ж поделаешь, коли нравится им сие занятие! К таковым принадлежала графиня Наталия Михайловна Загряжская, бывшая фрейлина императрицы Екатерины Великой, вдовица со стажем и одного примерно возраста с князем Гундоровым. Графиня была вхожа во все московские дома, знала всех, и все знали ее. К ней-то и направился Александр Андреевич.