Текст книги "Проклятие чародея"

Автор книги: Пола Вольски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава 17

Комната была абсолютно пустой – без мебели, растений и даже минералов. Если бы не отсутствие запертой двери и решеток на окнах, она могла бы показаться тюремной камерой. Впрочем, это и была камера. Двери и правда не было, ни запертой, ни какой-нибудь другой. В пещерах двери не нужны, из коридоров и галерей в залы и комнаты вели широкие проемы. Помещение, куда отвели Девраса и Каравайз, охраняла троица вооруженных вардрулов.

Деврас расположился на полу, облокотившись спиной о стену. Рядом сидела Каравайз, как всегда спокойная и молчаливая. Юноша украдкой поглядывал на нее, гадая, что за чувства скрываются под маской полного безразличия. Умение Каравайз владеть собой в любых ситуациях всякий раз приводило его в восхищение. Деврас постарался напустить на себя безучастный вид. Но до чего трудно притворяться невозмутимым, зная, что всему конец. Их обнаружили, а значит, и их самих, и Ланти-Юм ожидает скорая погибель. Вряд ли белые демоны милосердны к пленным. Удивительно, что они с Каравайз все еще живы. Скорее всего, их приберегают для допроса, и кто знает, какие им уготованы пытки.

«Что с Гроно и Рэйтом? Может ли статься, что им удастся спастись? Рэйт, забудьте про записи Фал-Грижни, – мысленно молил он. – Если получится, постарайтесь выбраться отсюда живыми».

В коридоре произошло какое-то движение, послышалась мелодичная перекличка голосов, и в проеме возникла новая фигура, при виде которой Деврас вздрогнул. Он помнил эту высокую, худую фигуру с горделивой осанкой и почти тусклой кожей; помнил необычно длинные для человека пальцы и умные черные глаза. Да, это был полководец вардрулов собственной персоной, и именно его путники видели мельком на берегу Иля. Ошибки быть не могло. Но почему военачальник находился здесь, в пещерах? Облик вражеского предводителя производил странное и противоречивое впечатление, внушая одновременно страх, уважение… и симпатию. Возможно, это происходило из-за по-человечески теплого выражения черных как ночь глаз, но не только. Деврас не мог объяснить источник непостижимого чувства близости, которое охватило его, чувства эмоционального родства, инстинктивного взаимопонимания. Юноша попытался избавиться от этой иллюзии. Перед ним стоял его заклятый враг. Существо с чуждыми ему мыслями, потребностями. Если даже полуночный взгляд обладал завораживающим воздействием, то был лишь хитрый психологический прием, призванный сбить жертву с толку, не больше. И все же Деврас не мог отвести глаз, как и не мог убедить себя в надуманности таинственной с этим странным вардрулом связи – нет, не физической, но тем не менее такой реальной. Интересно, Каравайз чувствует то же самое? С трудом оторвав взгляд от военачальника, Деврас посмотрел на нее. Девушка наблюдала за вошедшим с холодной враждебностью. Скорее всего, она тоже его узнала. Пленники встали.

Полководец прошел в комнату и обратился к изумленным пленникам на чистом лантийском языке, тщательно выговаривая фразы:

– Вопрос. Кто вы? Зачем явились сюда? Сколько вас? Отвечайте.

Голос был низким, звучным, непривычно певучим. Неуместное ощущение духовной близости, овладевшее Деврасом, усилилось, и он едва не поддался искушению рассказать все как на духу, не кривя душой. Но вовремя спохватился. Каравайз хранила мрачное молчание.

Окаймлявшие глаза вардрула валики мышц чуть заметно расширились, но смысл этого жеста от людей, конечно, ускользнул.

– Нам известно, что в пещеры проникли и другие, подобные вам. Сколько их?

Было в тембре и мелодичности этого голоса нечто неотразимое, и Деврас, будучи не в силах отмалчиваться, ответил вопросом на вопрос:

– Где вы выучились языку людей?

– Многие из нас его знают в той или иной степени. Для нашего же клана он является языком Предков. – Откровенность ответа несказанно удивила не только пленников, но, похоже, и самого военачальника, ведь он не собирался поверять свои тайны лазутчикам, которых так или иначе казнят. – Наши народы пребывают в состоянии войны, следовательно, ваши намерения не могут расцениваться иначе, как вредительскими. Однако мне сообщили, оружия при вас не было. Оно припрятано где-то в пещерах? Какова ваша цель? Говорите.

Ответа не последовало, и с губ вардрула сорвался некий звук, напоминающий тяжкий вздох.

– Полно, не вынуждайте меня прибегать к вашим собственным методам. Неужели мне придется силой вытягивать из вас ответы? Как бы ни была противна самой нашей природе такая мера, в случае необходимости мне придется ею воспользоваться.

За угрозой Деврасу послышалась, а может, почудилась душевная боль, какая-то граничащая с отчаянием горестная опустошенность. Непонятно, отчего даже неприкрытая угроза вызвала у него не столько страх, сколько сочувствие. Казалось, само его восприятие действительности исказилось, так что враг вдруг перестал быть врагом.

С Каравайз дело обстояло иначе. Обдав вардрула ледяным холодом голубых глаз, она ответила:

– Поступайте как вам угодно, только избавьте нас от вашего лицемерия. Вардрулы уже доказали, что способны на любую жестокость. Не вы ли беспричинно затеяли бойню невинных и беззащитных? Среди людей не найдется убийцы, равного вам по кровожадности и бессердечию.

Свет плоти вардрула стал чуть ярче. Будь он человеком, у него бы кровь прилила к лицу, но пленникам был неведом смысл сияния хиира, а своему внутреннему голосу Деврас упорно отказывался верить.

– Осторожнее, – предостерег полководец.

– Осторожнее? Зачем? – Каравайз подняла брови. – Что бы мы ни сказали, вы все равно нас убьете. Так почему бы мне не отвести душу?

Тот выразил согласие шевелением пальцев – жест, выполненный, по меркам вардрулов, довольно неуклюже. Свечение погасло.

– Вы многого не понимаете. Говорите о наших преступлениях, нашей жестокости, нашей дисгармонии – обо всем том, что испокон веков было присуще людям. Но забываете о страданиях, которые выпали на нашу долю по милости человека, о вопиющем беззаконии и несправедливости.

– Я ни о чем таком не знаю, – возразила Каравайз.

– Может, не на вашем веку. Вы, как я вижу, совсем молоды. Узнайте же о несчастьях, в бездну которых низвергли нас вы, люди. Много великих венов тому назад вы изгнали нас с Поверхности под землю и даже там продолжали преследовать, посылая своих воинов истреблять наши кланы. Вы изводили, терзали, убивали нас без жалости и без разбору. Мы же невыносимо страдали, и страдания эти до сих пор болью отдаются в наших сердцах и телах. Наши Предки лелеяли мечту о возмездии, и наконец срок расплаты настал. Нашими деяниями будет восстановлена гармония. – Полководец обращался к Каравайз, но при этом он будто ненароком посматривал на Девраса.

– Мне трудно понять вас, – сказала Каравайз после короткого раздумья. – Вы говорите о злодеяниях, о которых я ничего не знаю. Наша история о них умалчивает. Мне неизвестно ни о нападениях лантийцев на ваши пещеры, ни о военных действиях со стороны тех же хурбанцев, ламмийцев или релийцев.

– Будьте уверены, они имели место.

– У вас есть доказательства?

– Страдания Предков.

– Не понимаю, но допустим, что все это так. Вы говорите о делах далекого и давно забытого прошлого.

– Для нас прошлое не бывает далеким и забытым. Оно всегда с нами.

– Возможно, но ведь мы, лично мы ничем вам не досадили, – возразила Каравайз. – Мы, ныне живущие, совершили не больше злодеяний, чем ваши приснопамятные Предки. Так почему мы должны нести ответственность за чужие грехи? Грехи тех, кого мы никогда не знали, тех, кто умер много поколений назад? И это вы называете справедливостью?

– Теперь я вас не понимаю, – озадачился вардрул – Разве мы говорим не о ваших кланах, ваших родственных узах, ваших Предках? Разве они не плоть от вашей плоти, не часть вас самих, притом неотъемлемая часть? Мыслимо ли отделять свои деяния от деяний Предков, когда вы с ними – одно целое? Как можно проводить грань между настоящим и прошлым, виновными Предками и невиновными Потомками? Они неразделимы, и все для них является общим – радости и печали, добро и зло. В нас живут мука и ужас, испытанные нашими Предками. Неужели вы не чувствуете вину своих?

Ему ответил Деврас:

– У нас все иначе… Правда, не мне говорить о родственных связях. У меня нет семьи.

Явственное потускнение плоти полководца выразило его отношение к признанию, которое для вардрулов свидетельствовало о страшной, невыразимой духовной пустоте.

– Но вы не можете не учитывать существующих между нами различий. Мне кажется, вы способны понять нас, потому что в вас самом есть что-то от человека. – Деврас заметил ответное мерцание, сокращение окологлазных мышц. – Мы, люди, не так тесно связаны с праотцами, как вы. По сути, мы мало что о них не знаем. Даже среди одного поколения существует бездна непонимания, так что пролитая в незапамятном прошлом кровь не может ставиться нам в вину. Карая наших современников за проступки предков, вы творите беззаконие.

– Отнюдь. Нет ничего несправедливого в том, чтобы вернуть себе то, чем когда-то владели по праву. Наши города разрушены, погребальные заводи высохли, но все это мы восстановим заново.

– Земля, что наверху, и город на Девяти Островах принадлежал моему народу, – сказала Каравайз.

– Их отняли у нас.

– Нет. Они достались нам по наследству, переходили из поколения в поколение. Даже если наши предки в незапамятные времена и присвоили их путем, о котором вы говорите, долгие века заботы и созидания давно узаконили наши права. Это наша земля, и никакая магическая Тьма не поможет вам ее заполучить. Прогоните нас – мы снова вернемся. Убьете – на наше место встанут другие. Потому что Ланти-Юм наш и мы будем бороться за него до самой последней капли крови.

– А мы до самой последней капли крови станем бороться, чтобы взять его. Таков наш долг перед Предками. Святой долг. Долг, который будет исполнен. Можете ли вы представить себе, что значит действовать во благо всего народа? Как могу я донести до вас всю тяжесть ответственности?

– Уж это я понимаю, – медленно кивнула Каравайз. – Будь я на вашем месте, я, не колеблясь, поступила бы так же. Да, меня восхищает сила духа вашего народа, в глубине души я даже способна его оправдать. Но это не главное. Ни ваши мотивы… ни мнимая законность ваших территориальных претензий не играют никакой роли. Какими бы ни были ваши устремления – праведными ли или бесчестными – они не сбудутся ценою человеческих жизней и разрушения. Мы будем защищаться, и мы вас остановим.

– Ланзиум почти пал. Он укрыт Тьмой, и армия у городских ворот ждет приказа о наступлении.

– Вашего приказа? – Каравайз заглянула прямо в глаза вардрула. Он пошевелил пальцами, и во взгляде девушки зажегся опасный огонек, словно, несмотря на очевидную бесполезность подобной попытки, она была готова кинуться на него… убить… что угодно, лишь бы помешать отдать роковой приказ.

– Как вас зовут? Хочу знать имя своего врага. – Глаза вардрула задержались на ней, черные, как сама Грижниева Тьма.

– Грижни.

Пленники взглянули друг на друга в вящем изумлении и Дёврас решил рискнуть:

– Это человеческое имя. Когда-то в Ланти-Юме проживали люди, носившие его.

– Очень давно к нам пришла бежавшая от вас матриарх Грижни, она-то и стала основательницей моего клана.

Снова неприметный трепет узнавания.

– Значит, в вас самом есть много от человека, – сказал Деврас. – И вы не можете испытывать к нам одну лишь враждебность. Направляясь сюда, мы не преследовали никаких разрушительных целей. Да, мы надеемся спастись, но вовсе не обязательно ценой вашей гибели. Философы говорят нам, что только мир приносит отраду уму и сердцу. Далион велик. На нем хватит места обоим нашим народам. Отчего нам нельзя жить в мире?

– Пять сотен великих венов назад – возможно. Теперь уже слишком поздно. – Плоть полководца приобрела мертвенную тусклость.

В коридоре зазвучали негромкие голоса, и вошел охранник. Переговорил с архипатриархом и так же тихо удалился. Грижни повернулся к пленникам.

– Задержали еще одного человека. Полагают, что он принадлежит к лантийскому ордену магов. По этой причине его лишили возможности говорить, связали и поместили под постоянное наблюдение.

Пленники будто и не слышали его слов.

– Если есть другие, мы их скоро найдем, – продолжал военачальник. – И возможно, они окажутся разговорчивее вас. Теперь я вас покину, больше мы не встретимся. Отсюда вы проследуете к Незримому водопаду. Сожалею о необходимости такой меры, но выбора нет.

Ни Каравайз, ни Деврас не стали спрашивать его, что такое этот самый Незримый водопад.

– Убежден, допрашивать вас нет смысла. Потому могу обещать, что вам не причинят ненужной боли и не унизят. Если есть у вас какая-либо выполнимая просьба, говорите.

– Хочу попросить, – сказал Деврас после секундных раздумий. – Когда нас обыскивали, охранник забрал у меня серебряный браслет. Это старинная фамильная драгоценность, единственное что у меня осталось в память о семье, и я был бы рад получить ее обратно.

– Хорошо.

Шагнув к выходу, Грижни отдал приказ охране. Серебряное кольцо отразило излучаемый каменными стенами свет. Полководец протянул браслет Деврасу. Принимая его, юноша невольно коснулся пальцами открытой ладони вардрула, и в этот миг вся комната озарилась внезапной вспышкой его свечения. Деврас, разумеется, ничего не знал о мощном потоке тепла и близости, который несло в себе касание сородича, тепла, с которым Грижни навеки простился, проводив в последний путь Грижни Инрла. Опешив от неожиданности, Деврас отступил и оборвал контакт.

Тепло в тот же миг исчезло, архипатриархом овладело безысходное одиночество. Уж не приснилось ли ему? Сделав шаг вперед, он крепко ухватил пленника за запястье, и его хиир воссиял с новой силой. Не задумываясь, он изрек в полной уверенности своей правоты:

– Мы – сородичи. Пленник, казалось, не понимал, и Грижни добавил:

– Ваше прикосновение – прикосновение сородича. Чувствуете?

Деврас молчал, уставившись на руку, все еще сжатую в светящейся ладони полководца. Конечно, он что-то ощущал – какую-то слабую и непривычную вибрацию нервов, что-то необъяснимое, чему он не смог бы найти определения. Совершенно запутавшись, он пробормотал:

– Ничего не понимаю. Это какая-то ошибка.

– Нет. Нельзя ошибиться, чувствуя это прикосновение.

– Но это невозможно! Мы из разных народов. У нас нет ничего общего. Возражения Девраса звучали, на удивление, неубедительно, даже для него самого.

– Как вы заметили, во мне есть что-то от человека, – сказал Грижни, не сводя с него глаз. Среди Предков нашего клана есть и люди. Люди из Ланти-Юма.

Деврас с трудом выдерживал взгляд этих черных глаз, не находя в себе сил отвернуться. Сердце подсказывало ему, что вардрул говорит чистую правду. Все его существо откликнулось на этот зов, и в глубине души, словно немой призрак, стремящийся обрести голос, пробуждались древние, родившиеся задолго до него воспоминания. И все же он противился.

– Вы называете себя Грижни, и так звучит имя одного из знатных семейств Ланти-Юма. Но я – не Грижни. Я видел генеалогическое древо нашего рода и помнил бы, если бы в нем попадалось это имя. Но никаких родственных уз между нами, моей семьей и семейством Грижни, не существует.

– Должны существовать. – Длинные светящиеся пальцы чуть сильнее сжали человеческую кисть. Ошибки быть не может. Вы тоже из клана Грижни.

– Я из рода Феннахаров, – медленно, будто сомневаясь, проговорил Деврас. – Хар-Феннахаров.

При звуке этого имени плоть Грижни замерцала.

– Скажите еще раз, – попросил он. Деврас повиновался. Валики глазных мышц вардрула сжались. – Вот вам и ответ. Связь несомненно существует. Имя вашего клана известно нам. Мы называем его Хрфннахрж – иначе, но все же похоже.

– Один из моих предков был у вас, – припомнил Деврас. – Правда, очень давно, много поколений назад. Но его все еще помнят. Его звали Риллиф Хар-Феннахар.

– Хрфннахрж Рл, патриарх своего клана. Шла великая война, когда он пришел к нам в пещеры и жил среди Предков на протяжении нескольких малых венов, хоть и был человеком. Когда он ушел, то вместе с ним навсегда ушла от нас его супруга, матриарх Грижни. Но сын ее остался, создал здесь семью и основал клан Грижни.

– Матриарх Грижни? Прапрадед мой Риллиф вроде как взял в жены женщину по имени Верран, «лантийскую вдову приятной наружности, безумно любившую солнечный свет», – процитировал Деврас выдержку из семейной хроники.

– Верран, вдова патриарха Фал-Грижни, величайшего чародея Ланзиума. Сюда она бежала, спасаясь от врагов супруга, и осталась на много великих венов я никогда не говорил с ней, хотя с супругом ее общался не раз. Она и есть наш общий Предок. Благодаря ей я нашел брата-сородича, когда уже свыкся с мыслью об одиночестве.

Глаза Грижни полыхнули огнем, плоть засветилась с новой силой. Несмотря на удивление, в душе Девраса крепла уверенность, что все обстоит именно так. Ему казалось… нет, он точно знал, что все так и есть. И он, также считавший себя последним представителем своего клана, то есть семейства, прекрасно понимал мысли и чувства сородича, поскольку в этот момент мыслил и чувствовал точно так же. Они стояли, скованные удивлением, – такие разные и все же такие неразделимые. Наверное, они бы обнялись, если бы не бесстрастный голос Каравайз:

– Значит, ваш брат-сородич сгинет в Незримом водопаде?

Ее голос вернул их к суровой действительности. Чуть помедлив, Грижни ответил:

– Не допущу, чтобы с ним что-нибудь случилось.

– В таком случае что вы намереваетесь с нами сделать?

Яркость сияния Грижни чуть поубавилась. На этот вопрос предводителю вардрулов ответить было непросто.

– Вы отпустите нас? – настаивала девушка. – Или будете держать брата-сородича в заточении?

Грижни погрузился в мерцающее молчание. Невозможно, просто немыслимо причинить вред сородичу, его последнему сородичу. С другой стороны, этот новый Грижни-Хрфннахрж – человек до кончиков ногтей, а стало быть, исконный враг, непонятно зачем проникший в пещеры. Сородич и враг – чудовищный парадокс. Грижни пребывал в замешательстве. Ему нужно было время, время на раздумья.

– Рано делать выводы, – наконец сказал он. – Не время рассуждать о таких вещах. Меня ждут мои кланы. Увидимся по возвращении и тогда поговорим. До той поры вы останетесь здесь, под охраной. Никто не причинит вам вреда, если сами не попытаетесь покинуть эту комнату. А пока прощай, брат-сородич.

Отпустив запястье Девраса, Грижни повернулся, отдал распоряжения охране и направился по коридору к комнате Белых Туннелей.

Деврас молча смотрел ему вслед, пока ровный голос Каравайз не ворвался в его мысли и не рассеял наваждение.

– Деврас, его нужно остановить во что бы то ни стало. Если б это могло принести хоть какую-то пользу, я задушила бы его голыми руками.

– Что толку? – рассеянно пробормотал Деврас, все так же уставившись на проем, в котором исчез Грижни. – Он же сказал, вардрулы уже под Ланти-Юмом.

– Но не возьмут его, если Рэйт Уэйт-Базеф успеет обратить вспять черную отраву. Рэйта, как и нас, Держат под охраной. Знать бы, где именно. Может, мы сумеем его освободить. Помните, что он сказал насчет той машины, магического обогревателя? Деврас, да слушаете ли вы меня?!

– Да-да, помню, – очнулся он от своих грез. – Он еще сказал, что это устройство сохраняет в туннелях тепло, без которого большая часть пещер была бы непригодна для обитания, ведь вардрулы не выносят холода. А, понимаю, о чем вы. – Юноша в упор посмотрел на Каравайз. – Разрушив механизм мы позволим природе утвердиться в своих правах, как сказал Рэйт, и вардрулы впадут в спячку от резкого похолодания.

– Все до одного, – кивнула девушка.

– Да, если кто-то разрушит машину. Кто-то, но не мы с вами. Нам не справиться с тремя вооруженными охранниками. Что будем делать?

Каравайз задумалась, но приходившие ей на ум решения были заведомо невыполнимы. В конце концов она покачала головой.

– Насколько мы знаем, Гроно все еще на свободе, – напомнил ей Деврас. – Будем надеяться, что ход его мыслей совпадет с нашим. Если кто и доберется до дьявольской машины, то только Гроно.

У Гроно же были несколько другие идеи.

Прошло совсем немало времени. Деврас сидел на полу в той же позе, в какой находился до появления Грижни: спиной к стене, обняв колени руками. Рядом сидела Каравайз и, недобро сощурившись, наблюдала за стражниками. Угадать ход ее мыслей было проще простого. В голове самого Девраса творилось черт знает что. Планы, замыслы, тактические приемы вступали в противоречие с одной всепоглощающей мыслью – как вызволить себя и товарищей, но сосредоточиться на ней у него никак не получалось. Вопреки своему желанию, Деврас то и дело возвращался к тому, что открыл ему Грижни. Из заколдованного круга мрачных размышлений его вырвал шум, донесшийся из коридора, отчаянные человеческие крики слились с напевными трелями вардрулов и лязгом стали. Деврас и Каравайз резко вскочили. Не узнать воинственные возгласы Гроно было поистине невозможно.

– Ваша светлость, вы спасены! Свобода, мастер Деврас, свобода!

Пленники бросились к выходу, и глазам их открылась следующая картина: доблестный камердинер, крепко сжав в руке кавалерийскую саблю короля Пустиса, отчаянно бился с тремя охранниками. Положение его было безнадежно. Гроно был стар, вымотан Грижниевой Тьмой и к тому же не имел ни малейшего представления об искусстве фехтования. Его выпады и удары говорили о том, что он в жизни не держал в руках оружия. В этот момент клинок вардрула чуть не полоснул славного слугу по лицу, и его близорукие глаза за стеклами очков расширились от испуга. Гроно отпрянул назад, беспомощно размахивая саблей. Вардрулы упорно теснили старика, и Деврас едва успел перехватить сзади занесенную для последнего удара руку одного из них. Вардрул вывернулся, издал свистящий звук и занялся Деврасом. Молодой человек чудом избежал мгновенной смерти. Стальное лезвие лишь рассекло кожу на руке.

– Мастер Деврас! – в ужасе закричал Гроно. Безумно размахивая саблей, он заставил охранников снова повернуться к нему. Скрестились клинки, зазвенела сталь, и вскоре искусный прием одного из вардрулов вышиб из рук камердинера его грозное оружие. Сабля ударилась о стену, срикошетила, но на пол так и не упала, ловко подхваченная на лету костлявой рукой.

В то же мгновение сабля, сверкнув в лучах каменных стен пронзила грудь светящегося стража. Тот без звука упал навзничь, и незваный спаситель выдернул из его потускневшего тела окровавленное лезвие. Практически без промедления последовал еще один выпад, и наземь рухнул второй страж. Не веря собственным глазам, Деврас и Каравайз смотрели, как тощая, похожая на труп фигурка с бездействующей правой рукой и горящими желтым огнем глазами расправилась с последним охранником. Потом, прежде чем они успели сообразить, что происходит, убийца направила оружие на них самих, хрипло произнеся:

– Где он?

Люди смотрели на нее, раскрыв рты, не в силах вымолвить ни слова.

– Уэйт-Базеф, – пояснила госпожа Снарп со своим обычным хладнокровием. – Я забираю его в Ланти-Юм. Отдайте его мне.

Они не отвечали. Взгляд желтых глаз уперся в Каравайз.

– Говорите, или я убью вашу женщину.

Чего она не ожидала, так это внезапной атаки Гроно. Без единого слова камердинер рванулся вперед и попытался вырвать из ее руки оружие. Снарп на мгновение опешила, потом освободила руку и пинком отбросила противника. Второй удар швырнул его об стену. Охнув, камердинер упал на колени и тут же получил третий пинок – прямо в лицо, крепко стукнулся головой о камень и растянулся на каменном полу, не подавая признаков жизни.

– Гроно! – невольный крик сорвался с губ Девраса, и глаза Снарп обратились к нему.

В коридоре в этот момент не было ни души.

– Устройство, – тихо напомнила Каравайз.

Деврас смотрел не на нее, на Гроно, который лежал уж слишком безжизненно. Девушка потянула его за рукав.

– К устройству… Скорей же!

Гончую ордена уже не интересовал распростертый у ее ног старик. Без сознания он или мертв, теперь от него проку мало. Абсолютно спокойным голосом она спросила:

– Где Уэйт-Базеф? Ведите меня к нему, – и, наставив на них оружие, двинулась вперед.

Деврас и Каравайз бросились бежать со всех ног. Снарп бесстрастно смотрела им вслед. Значит, беглецы упорно не желают передавать преступника Уэйт-Базефа в ее руки? Что ж, устраивать упрямцам допрос с пристрастием – лишняя трата времени и сил. Гораздо разумнее позволить им самим вывести ее к жертве. Куда бы они ни направились, она пойдет по следу, и в конце пути ее будет ждать Рэйт Уэйт-Базеф собственной персоной. Снарп позволила беглецам немного оторваться, затем отбросила громоздкую саблю и легким бегом устремилась за ними.

Беглецы неслись сломя голову и потому быстро выдохлись. Оборачиваясь чуть не на каждом шагу, они решили, что избавились от преследования Снарп.

«А может, Снарп решила остаться с Гроно? Что его ждет? Как же я мог оставить его там, такого беспомощного, неизвестно даже, живого или мертвого? Как я мог?» Деврас сгорал от чувства вины и проклинал себя за каждый шаг, отдалявший его от самоотверженного слуги. Он взглянул на бежавшую рядом Каравайз. Лицо девушки оставалось бледным и целеустремленным. «А она бы стала сомневаться, колебаться? Нет, ее заботит только Ланти-Юм. Ничего кроме Ланти-Юма».

Мало-помалу они замедлили ход – от усталости да и просто оттого, что не знали, куда бежать. Коридоры беспрестанно разветвлялись, изгибались и сливались воедино, совершенно сбивая путников с толку. Проходов было не счесть. Какой из них вел к комнате с обогревающим устройством? Кто ж его знает! У очередного ответвления они остановились, с трудом переводя дух. Погони пока не было. Неожиданно для себя Деврас ощутил на запястье тепло фамильного браслета. Сделал шаг в сторону правого, потом левого ответвления. Серебряное кольцо заметно нагрелось. – Сюда, – уверенно заявил он, и Каравайз, не задавая лишних вопросов, последовала за ним.

По освещенным призрачным светом каменных стен коридорам, направо, налево, снова налево. Деврас шел впереди, с каждым шагом ощущая нагревание браслета. Каравайз тоже доверилась чудодейственной силе изобретения давно погибшего чародея. Вперед по извилистым галереям, казавшимся смутно знакомыми, в Широкий туннель, все дальше и дальше. Браслет нестерпимо, едва не до волдырей, жег руку. Деврас и Каравайз бежали все быстрей, подгоняемые близостью цели, но тут на их пути выросли двое часовых. Вардрулы выскользнули из бокового прохода. При виде людей сияние их померкло, раздались призывные трели. Искусный взмах шеста со стальным наконечником припер Каравайз к стене. Острие замерло в нескольких дюймах от груди. Деврас, видя, что к нему направился второй часовой, попятился. Глаза тщетно обшаривали тоннель в поисках какого-нибудь камня или палки, которые могли бы послужить оружием, – но увы! Часовой неумолимо приближался. Может, схватиться с ним врукопашную, попробовать вырвать шест? Каравайз, словно прочитав его мысли, коротко приказала:

– Бегите. – И, видя, что он колеблется, добавила: – Устройство… Уничтожьте его во что бы то ни стало.

– Я бросил Гроно. Но с вами так не поступлю.

– Разбейте машину. Разбейте, или мы зря пришли сюда. Ну же, бегите!

Конечно, она была права. Распираемой ненавистью к несокрушимости ее логики и самому себе, Деврас бросился бежать.

Часовой ринулся было за ним, но в этот момент его позвал напарник. Пленница сопротивлялась, как сумасшедшая летучая мышь, увертывалась, как ядовитая ящерица, выкрикивая до крайности неблагозвучным голосом. А эти маленькие, отвратительно голубые глазки бегали. Лазутчиков было приказано брать, по возможности, живыми, а чтобы справиться с этой верткой девицей, понадобятся усилия как минимум двоих. Даже если второй успеет скрыться, они его отыщут. Так что оба часовых занялись укрощением синицы, прижав ее к стене и потыкивая шестами, чтобы не так сопротивлялась.

Каравайз бросила быстрый взгляд в сторону коридора и, удостоверившись, что Девраса и след простыл, Перестала бороться и позволила часовым увести себя прочь. Ни она, ни вардрулы не заметили, что все это время из укромной ниши за ними следили два зорких глаза. Снарп терпеливо и даже с интересом ждала, чем закончится стычка. Она видела, как схватили герцогскую дочь, видела, как скрылся в лабиринте коридоров ее сообщник. Когда Деврас Хар-Феннахар завернул за угол и помчался по туннелю, она собралась было последовать за ним, но путь ей все еще преграждали двое вардрулов и их пленница. Мгновение она раздумывала, поигрывая рукоятью ножа, сжимаемой в левой руке. Быстрое устранение всех троих расчистило бы дорогу. Но при всех своих способностях Снарп не смогла бы убрать тройное препятствие бесшумно, а гвалт наверняка привлек бы внимание других. Следовательно, лучше переждать. Снарп снова присела на корточки и затаилась. Когда пленницу увели и коридор снова оказался пуст, она снова пошла по следу.

Не догадываясь о погоне, охваченный всепоглощающим стремлением выполнить свой долг, Деврас со всех ног несся по лабиринту, даже не пытаясь укрыться от посторонних глаз. Браслет Феннахаров, становясь с каждой минутой горячее и горячее, обжигал кожу, но он не чувствовал боли. Чем сильнее накалялся браслет, тем быстрее он мчался. Сердце было готово выскочить из груди. Еще поворот, мимо скульптурных фризов, потом под арку и, наконец, в просторную комнату – хранилище того самого магического устройства четырехугольной формы, накрытого сферическими Куполами.

Задыхаясь от возбуждения, Деврас остановился в проеме и в тот же момент услышал мелодичные голоса вардрулов за спиной. Они приближались. Юноша быстро огляделся, подбежав к бордюру из тщательно отполированных камней, окаймлявших постамент устройства, наклонился и пытался вытащить самую маленькую из этих глыб. Натужно пыхтя и шатаясь, он сумел-таки поднять камень над головой и… замер, силясь преодолеть почти физическое отвращение к тому, что собирался сделать. Усилием воли отогнав все сомнения, Деврас выбрал самую уязвимую точку конструкции и обрушил на нее удар.

Поблескивающий купол оказался куда прочнее, чем казалось на первый взгляд, и не разлетелся вдребезги. Но поверхность его обезобразила большая трещина, а в темной глубине полыхнул белый огонь. Воздух наполнился каким-то странным запахом – запахом молнии. Деврас ударил еще раз, и ему удалось пробить в полусфере дыру. Снова ослепительная вспышка, запах тоже усилился. Наэлектризованный воздух чуть слышно потрескивал, из дыры, словно кровь, струились маленькие белые разряды.

Деврас замер, его сознанием овладела мысль, что он совершает жуткое преступление. В какой-то момент ему показалось, что он не в силах закончить разрушение источника тепла и жизни. Он подумал, что Террз Фал-Грижни снабдил свое творение магической системой самозащиты. Однако он сумел справиться с охватившим его сожалением и, сжав зубы, обрушил камень на второй купол, раздробив его одним ударом. Снова на волю выплеснулись миниатюрные молнии. Из машины повалили клубы черного дыма, и он то ли услышал, то ли почувствовал глухой рокот, похожий на отголосок далекого грома, это был стон боли пораженной в самое сердце машины – неуловимый для слуха, но отдающийся тревожной вибрацией.