Текст книги "Ушелец"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Пережевывая пищу, Ван слушал и хмурился. Наконец он мрачно произнес:

– Как же такое чувствительное существо отважилось на межзвездный перелет?

– Мы не знаем его психологии. Положим, при попытках говорить с нами ему приходится выслушивать звуки типа скрежета ногтей по классной доске или звуки, которые вызывают у него инстинктивный страх. Многие люди в таких ситуациях бессильны. Профессор Ван, я понимаю, что на этот счет у вас есть свои идеи, и я пытаюсь заронить в ваши мысли зерно сомнения. Но ведь дело может идти не о собственно физической боли. Я же говорила, что беда может быть в том, что ему надоело. Может, его просто раздражает наша какофония. Поэтому я снова взялась за фонограммы и проанализировала их, исходя из законов музыки.

– Интонация? – спросил Ван.

– Не уверена, – с улыбкой сказала Ивонна. – Главное, что мне удалось обнаружить соответствия, вроде тех, что существуют между нашими гаммами и тональностями. Более того, существуют соответствия между окраской тональностей и интервалами между ними. Все это чрезвычайно запутано, и я полагаю, что мне удалось разобраться далеко не во всем. Зато теперь мне ясно, в чем была наша ошибка. Мы можем, конечно, записать фразу и довольно прилично воспроизвести ее, но сигманская грамматика не оперирует фразами, соединяя их воедино. Сигманский язык еще жестче, чем такой грамматически жесткий язык, как латынь. Кроме того, такой метод безнадежно медлителен и нелеп. Мы пытались воспроизводить сигманскую речь с помощью синтезатора, используя вокабулы сигманского типа. Только все связки мы делали совершенно неправильно. В результате – неприятность и боль. Вокальные номера человека, не имеющего музыкального слуха. А может, и хуже… Я начала с самого начала. Компьютер помогал мне разрабатывать разговорный язык, звучание которого подчиняется основным законам гармонии. Причем вокабулы должны были быть не очень сложными для воспроизведения их на синтезаторе. Думаю, тут не будет провала, потому что… потому что сигманец, уже согласился учиться!

– И в самом деле прекрасно, – вымолвил Ван после продолжительной паузы. Он улыбнулся, лишь слегка приоткрыв губы. Похоже, он немного завидовал, что успеха добились американцы, а не китайцы.

– Ну, тут еще работать и работать, – скромно заметила Ивонна. – Все только начинается. Все, чего я добилась, – это около сотни существительных, глаголов и прилагательных. Я использовала основы грамматики англо-китайского «пиджин-инглиш», самые простые и наименее двусмысленные. Язык позиционный, так же как английский и китайский. Разница лишь в способе образования множественного числа. Надеюсь, нам хватит этого и для образования времен. Впрочем, посмотрим. А может, у сигманцев есть концепты времени, как у индейцев хопи. Двигаться придется на ощупь, но мы дойдем до конца!

Вскоре был существенно расширен словарный запас, и было составлено несколько простейших предложений. И тут дело пошло хуже. Возможно, сигманцы не производят действия, непосредственно связанные с этими предложениями. Однако в конце концов сигманец довольно бодро принялся выдавать свои изображения, соответствующие действиям, описанным словами. «Человек идет. Люди идут. Сигманец идет. Люди и сигманцы идут. Планета вращается. Голубая планета вращается. Зеленая планета вращается. Голубая и зеленая планеты вращаются».

Ван наблюдал, просматривая записи Ивонны, время от времени подавал советы, а вообще держался в тени.

На третий день сигманец отпустил землян. Своим верещанием он дал понять, что «гостям» пора домой. После повторного, плавно нарастающего по силе, но неумолимого приказа, люди сообразили, что и впрямь пора.

– Признаться, жалко уходить, – сказала Ивонна. – Наверное, ему надо отдохнуть и подумать. Да и мне тоже нужен отдых.

– Вы его заслужили, – бесстрастно заметил Ван. Космический корабль, три дня назад высадивший «гостей», вернулся за ними в ответ на красную сигнальную ракету. Все записи – пленки, пластинки, рулоны, – собранные с оставленной аппаратуры, Ивонна взяла себе, так как на сей раз забирать их должна была американская сторона. Такой порядок казался Ивонне глупым, поскольку вся информация немедленно передавалась в общие банки данных, однако он строго соблюдался.

«То ли это слово „глупый“? – промелькнула у нее в голове мысль, мешаясь с радостным настроением. – Эти меры сами по себе ничего не значат. Но такой анахронизм в эпоху, когда люди способны уничтожить весь мир, наводит на размышления и весьма опасен».

Глава 5

Прямой как палка, генерал Чу Юань восседал за письменным столом, который своими размерами и блеском напомнил Вану Ли оплавленный бомбовый кратер.

– Вы даже не потребовали, чтобы ее расчеты были немедленно переданы по каналам связи? – грозно вопросил он.

– Нет, товарищ генерал, – покорно склонив голову, доложил Ван. – Как-то не подумал… Она обещала не задерживать материалы. Все находится у нее в номере, где она работала, и… наверное, начальство немного задержит ее на базе… Ну и журналисты, пронюхавшие о сенсации…

– Вот именно, – мрачно заметил генерал. Эмоции отчетливо проявлялись на его скуластом лице, а на сей раз он был крайне недоволен и нервно барабанил пальцами по крышке стола. Он был крайне недоволен этим профессором Ваном, который стоял в своей униформе у самого окна, заслоняя его почти целиком. Синее летнее небо, ярко-зеленая листва, парящая крыша китайского храма. Легкий ветерок доносил в открытое окно остатки своей былой свежести и непрерывный шум пекинской улицы.

Шум уличного движения нисколько не нарушал установившейся в кабинете гнетущей тишины. Кабинет был гол и пуст, несмотря на присутствие хозяина – и особенно в его присутствии! На правой стене висел портрет Ленина, на левой – портрет Мао. Ван кожей ощущал, что эти двое, да еще председатель Сун, чей портрет висел у него за спиной, так и сверлят его взглядом.

«Чего я боюсь? Я предан своей стране, всем это известно, мне доверяют… Публичной самокритики? Унижения? Нет! Я не должен называть унижением процедуру признания своих ошибок перед своими товарищами. Может, я слишком долго пробыл на Западе? Может, какой-нибудь западный вирус попал мне в кровь и теперь требуется чистка…» – Так думал Ван, размышляя о причинах своего страха. Но ведь его могут снять с проекта «Сигма» в тот самый момент, когда начинается самое интересное!

– Ужасно, что случившееся попадет в средства массовой информации в интерпретации этой Кантер, – сказал генерал Чу. – Вы что, не могли предупредить ее, чтобы она действовала осторожней? Чтобы подождала, пока не выяснятся все положительные и отрицательные аспекты?

– Товарищ генерал, я никогда не думал, что прорыв в этом деле может привести к чему-нибудь плохому, – вежливо возразил Ван и, воодушевившись, добавил: – Председатель Сун неоднократно говорил, что столь развитая цивилизация, как сигманцы, может иметь только антиимпериалистический характер и у них не может быть дурных намерений.

– Да-да. – Генерал на минуту задумался. – Ну хорошо, когда вы рассчитываете получить материалы Кантер?

– Боюсь, в лучшем случае через несколько дней. Она говорила, что все пока в беспорядке, значительная часть записей сделана ее личной скорописью и еще нужно подготовить официальный отчет.

– Опять задержка! Когда еще американцы позволят ей отправить отчет нам и опубликовать его! Если вообще позволят! И будет ли это полный отчет?

– Почему же нет? – удивился Ван.

– Товарищ профессор! Вы были за границей много больше других, вы имеете корреспондентов по всему миру, пользуетесь свободным доступом к зарубежным публикациям и программным продуктам! – Генерал перешел почти на крик. – Как же вы не понимаете!! ! Этот звездолет абсолютно неуязвим для любого известного нам оружия, его скорость на порядок выше скорости наших кораблей, его маневренность нам и не снилась, он целиком самоуправляем и автономен. Его фотонный двигатель, или что там у него, с точностью хирургического скальпеля способен выжечь все, что захочет уничтожить пилот! Кто обладает такой мощью, тот владеет миром! Вы думаете, империалисты этого не понимают?

– Но ведь сигманец… – начал было Ван, но осекся под каменным взглядом генерала.

К его величайшему удивлению, генерал откинулся на спинку стула, улыбаясь вытащил сигарету, закурил и ласково заговорил, одновременно выпуская изо рта клубы табачного дыма:

– Товарищ профессор, вы, похоже, недостаточно глубоко задумываетесь о последствиях, но я полагаю, что такому человеку, как вы, человеку, занимающемуся чистой наукой, мы не будем ставить это в вину. Мы ценим ваш труд. Но на этот раз у вас будет задание особой важности. Такое задание, что, возможно, и через тысячу лет люди будут с благодарностью вспоминать ваше имя.

Ван Ли разжал кулаки и расслабился.

– Я слушаю вас, товарищ генерал, – тихо произнес он.

– Дело в том, что председатель Сун и его советники проанализировали открывающиеся перспективы, связанные с сигманским звездолетом. Они весьма и весьма значительны, но, прежде чем принять решение, нам нужно получить ответы на целый ряд исключительно важных вопросов. А именно вы, профессор, наш самый опытный и талантливый ученый в этой области. Вы наша главная надежда. – Генерал перевел дыхание. – Кое-кто полагает, что, когда контакт с сигманцем наладится настолько, что тот сможет разобраться в обстановке, сложившейся на нашей планете, он непременно обратит свои достижения на благо народов. Конечно, возможно, так и будет. Хочется надеяться. Но оборвать ход рассуждений на этом – значит показать свое невежество и нежелание думать. – Генерал вновь напрягся, и на Вана снова повеяло холодком. – Может ли образованный человек хоть на одну минуту поверить, что господа империалисты и ревизионисты будут сидеть сложа руки? Разве они откажутся от своей выгоды? Сами знаете!

– Да, отлично знаю, – запинаясь, вымолвил Ван. Он вспомнил своего отца, еще юношей получившего ранение на корейской войне с американцами, а потом сгинувшего у русских в сибирском лагере, куда тот попал как офицер. Вспомнил советские штурмовики, которые с воем распарывали небо над головой маленького мальчика, плакавшего о своем отце и зажимавшего уши от страха…

«Я все еще надеюсь… – думал он. – Я помню Токийский договор о военном управлении, страшный голод… Все это казалось мне испытаниями, пролагающими путь к светлому будущему, когда Китай не будет больше находиться в окружении демонов. Ведь они были, эти демоны! Хотя я не сомневаюсь, что подавляющее большинство живущих на земле – честные люди доброй воли… Да, прав генерал Чу. Преждевременный рассвет может пробудить демонов ночи и довести их до безумия».

Ван наконец разжал губы.

– Я все понял, товарищ генерал. Мы должны действовать с предельной осторожностью.

– И не нужно забывать, – сказал генерал Чу, – что американцы могут, скажем, обмануть сигманца, и, введенный в заблуждение, тот обратит оружие против нас. Но более вероятно, что он даст им решение многих технических проблем, не зная, что раскрывается перед империалистами. Как сказал председатель Сун, мы не можем слепо полагаться на мнение, что на столь отличной от Земли планете цивилизация шла тем же путем, что и наша. Нам известно лишь то, что сигманцы всегда были настоящими коммунистами, стремящимися к миру, или долго были таковыми, прежде чем переросли коммунистическое устройство общества.

– Я не пропущу ни единого слова на звездолете, – пообещал Ван. – Может, нужно добиваться моратория на выуживание технической информации?

– Это решат, – твердо сказал генерал и ткнул перед собой сигаретой, словно штыком: – Еще неизвестно, какие у сигманца намерения и как он начнет действовать. И вообще, учению Маркса – Ленина – Мао нужно следовать с умом, а не как догме. Может, звездолет построили вовсе не сигманцы. Может, они, как пираты, захватили чужой корабль, обманув прежних хозяев и выудив у них секреты управления. И разве не подозрительно само это существо, отважившееся в одиночку на многолетний космический перелет?

– Если в одиночку.

– А если нет, то почему его товарищи не показываются?

– Трудно понять существо, которое мыслит совершенно иначе, чем мы, – мрачно заметил Ван. – Я и сам не раз задавался этим вопросом и говорил, что меня ставит в тупик это одиночное путешествие. Разум, чувства, как ни назови, подразумевают необходимость контакта, хотя бы на самом общем уровне, подразумевают необходимость общения. Что есть мышление, как не процесс создания символов и манипуляция ими? Примитивные существа без подсознательной тяги к общению, то есть без инстинкта, который подчас сильнее инстинктов размножения и самосохранения, как, скажем, у настоящих коммунистов, которые готовы жертвовать собой ради идеи, – такая примитивная раса вряд ли могла достичь человеческого уровня мышления. Они просто не вышли бы из животного состояния. Поэтому, я думаю, сигманец просто обязан искать общения, чтобы поговорить с кем-нибудь и получить моральную поддержку, как вы и я. Боюсь, мы с вами от столь продолжительного одиночества, наверное, сошли бы с ума, товарищ генерал.

– Сейчас не время для лекций, – остановил его генерал Чу. – Полагаю, вы уяснили, что, во-первых, вам следует приложить все усилия, чтобы отвести любую опасность, и, естественно, использовать всякую возможность для скорейшего осуществления наших планов, которые в сложившейся ситуации позволяют надеяться на многое.

– Во имя народа! – произнес Ван, торжественно подняв руку. Формула клятвы мгновенно пришла ему на ум, но тут же несколько смутила его. Объясняя себе свое смущение, он решил, что повинен в этом груз ответственности, который он возложил на свои плечи.

– Действуйте со всей вашей энергией! Добейтесь разработки общего языка, – продолжал наставления генерал. – Если мы не отстанем от американцев, а еще лучше, если обойдем их, они не смогут одурачить ни нас, ни сигманца.

– Язык-то искусственный, – заметил Ван. – То есть сильно усеченный.

– Значит, вы должны занять лидирующие позиции в его доработке.

– Ну… – замялся Ван. – Я постараюсь. Моя скрытность сыграет, наверное, нам на руку. Доктор Кантер блестящий специалист, но она, главным образом, теоретик. У нее нет моего опыта практической работы со множеством языков. Правда, есть еще Серов, Дуклос и другие…

– Вот именно! – взволнованно произнес генерал. – Я думаю, рано или поздно вам удастся переговорить с сигманцем с глазу на глаз, когда никто не подслушивает. И тогда вы объясните ему что и как. Конечно, нужно дождаться удобного случая. А сейчас следует добиться хотя бы частичного отчета. Можете ли вы позвонить Кантер и попросить, чтобы она выслала свои материалы, пусть и не систематизированные?

– Попробую, – с сомнением произнес Ван. – Но возможно, ее начальство уже запретило ей. Даже если нет, ее просто так не возьмешь. Она вообще не любит показывать свои материалы, пока не приведет их в порядок. – Ван запнулся. – А не насторожит ли ее мой звонок?

Генерал затянулся сигаретой и, помедлив, согласился.

– Да, насторожит, – процедил он и раздавил окурок в переполненной пепельнице.

– Послушайте, товарищ генерал, – продолжил Ван уже более уверенно. Погруженный в размышления о предстоящих научных изысканиях, он на миг забыл о всеобщем человеческом безумии. – Я думаю, это уже не имеет значения. Доктор Кантер фактически дала мне всю информацию. Мои записи – точная копия ее записей. На моем рабочем столе уже лежат последние данные, полученные в соответствии с соглашением. Доктор Кантер ничего не скрывала от меня, причем я вовсе не вынуждал ее откровенничать со мной. У нас есть все, кроме ее математических выкладок и конечных формул, но теперь, когда нам точно известно, что именно нужно искать, я уверен, недели через три мы получим те же результаты. Любой аналитик с помощью компьютера…

– Отлично, профессор! – перебил его генерал, просветлев лицом. – За дело! Рабочий кабинет и помещение для отдыха вам будут предоставлены прямо в этом здании. Требуйте все необходимое и любых помощников.

– Что? – удивился Ван. – Я могу работать и дома. А если потребуются помощники, то в университете…

– Товарищ Ван, – мягко, но решительно остановил его генерал. – Я понимаю, что вы хотите повидаться с женой и ребятишками, но благо нации превыше всего. Нужно соблюдать строжайшую секретность – и вы сами знаете почему. И, наверное, догадываетесь, что наш с вами разговор обусловлен распоряжением, исходящим из высших инстанций нашего правительства. Вашей жене сообщат, что в интересах дела вы задерживаетесь. – Генерал сделал паузу. – А если вы считаете, что биологическая необходимость, хм… может помешать вашей работе…

– Нет-нет, – поспешил заверить Ван.

«Не того я боюсь, – подумал он. – Сказать по совести, вы, мои души… (а я верю, что многие примитивные племена, даже такие образованные и могучие, как древние египтяне, говорили чистую правду, утверждая, что человек имеет несколько душ) – моя Яо, которая была лунным светом и горной вершиной, превратилась теперь в суровую фанатичку, с которой я не расстался, главным образом, потому, что ее незапятнанная репутация гарантирует мне свободу зарубежных поездок и научной переписки, открытый доступ к литературе и прочей информации, позволяя наслаждаться этим прекрасным миром. Покуда же наша система в целях общественной безопасности не может позволить такую свободу всем гражданам, соблюдение режима секретности есть печальная необходимость… Нет, как всегда, есть и другие причины. Я знаю, я чувствую, что, несмотря на этот ее командный голос и плотно сжатые губы, она все помнит и сама удивляется и мучается из-за случившихся с ней перемен. Я помню ту конференцию в Англии (каллиграфическая стройность шпилей Оксфорда на фоне свинцовых облаков, гонимых сильным влажным ветром) и книгу, которую читал тогда перед сном. Как там фамилия автора? Да, Честертон! Странный, причудливый, безнадежно архаичный… там он дает определение аскетизма как желание того, что не нравится… Мы сохраняем в себе элементы аскетизма, не так ли, души мои?»

Ван давно уже рассматривал свой дом просто как место пребывания. Как сказали бы американцы, он высоко котировал дом в пригороде, с садом, выстроенный для давным-давно забытого маньчжурского мандарина. Корявые ветки дерева на фоне полной луны; красные скаты старинной черепичной крыши; на стене тени цветов, покачивающихся на ветру, и росчерки ивовых прутьев; мостик, гора, схваченные несколькими штрихами восемь веков назад кистью самого Ма Юаня; книги да старина Ли Бо, который при жизни выпил вина куда больше, нежели воспел в своих стихах…

Но главное, Ван не увидит своих детей. Пинь… Конечно, Тай и Чен славные мальчики. Можно гордиться отличной успеваемостью Тая и его рвением в пионерской организации, можно радоваться тому, что Чен скоро выйдет из возраста шумного подростка. Но Пинь, малышка Пинь (эти звуки служат для обозначения маньчжурской яблони, что озаряет красным и белым цветом оживающую землю и воистину означает мир и покой), которая щебеча выбегала ему навстречу, протягивала ручонки и восторженно попискивала, когда он брал ее на руки и подбрасывал в воздух. Она гуляла с ним за ручку по саду и называла его «сумкой, полной любви».

«Ну, недельки две-три, не больше, – думал Ван. – Я готов работать во имя того, чтобы никогда термоядерный ужас не обрушился на голову малышки Пинь, чтобы никогда ее выжженные глаза не вытекли из глазниц, чтобы во веки веков она была наследницей звезд!»

Тут Ван сообразил, что все это время генерал Чу внимательно смотрит на него. Прошло не менее минуты. Ван принужденно улыбнулся и сказал:

– Простите, товарищ генерал, я что-то задумался… Разумеется, я немедленно приступаю к работе.

– Вот и отлично, – одобрил генерал. – Нам повезло, что вы работаете на нас. Скажите, есть ли у американцев специалисты класса Кантер?

– Трудно сказать, – задумался несколько удивленный вопросом Ван. – Там много весьма компетентных ученых. Левинсон, Хиллман, Вонсберг… Все они способны и талантливы. Правда, Хиллмана в космос не пошлют, у него слабое сердце. Во всяком случае, в интересующей нас области он является главным партнером доктора Кантер. Почему вы спрашиваете об этом?

– Видите ли, профессор, развивая свою тему, Кантер работает на империалистов. Мы уже говорили с вами о необходимости растолковать сигманцу истину. Как вы считаете, не проще ли будет сделать это без помех, в отсутствие Кантер?

– Почему?.. Возможно… Трудно сказать… – Ван внутренне колебался, вспомнив, как Ивонна Кантер радовалась, рассказывая ему о своем успехе. – Наверное, было бы полезно временно отстранить ее от работы над проектом. Предположим, я… Нет, я уже, кажется, говорил, что лично меня она недолюбливает, так что я, наверное, не подойду… Но… Быть может, кто-нибудь другой, представитель другой страны, скажем, затеет с ней ссору… Но это не моего ума дело, товарищ генерал.

– Понимаю. Я только хотел узнать ваше мнение, стоит ли отстранять ее.

Беседа продолжалась еще некоторое время, после чего генерал Чу вызвал своих людей и приказал проводить Вана в его новый кабинет. Оставшись в одиночестве, генерал Чу позвонил одному очень важному человеку и отчитался. Получив дальнейшие указания, он нажал на кнопку спутниковой связи с Америкой и набрал номер на клавиатуре. Этот канал связи, абсолютно защищенный от прослушивания и обычных радиопомех, был совершенно секретным и использовался лишь в исключительных случаях.

Человек, представившийся как Сэм Джонс, протянул руку через стол.

– Вы не понимаете, как мы тут себя чувствуем, – сказал он. – Мы не можем доверять сигманскому чудовищу. В сравнении с ним китаезы нам просто родные братья! Господи, он же испражняется всем своим телом!

– Э, нашли чему удивляться, – проворчал Ник Уоллер.

– А тут еще эта женщина, Кантер! По телевизору, в газетах, всюду! Она вот-вот начнет с ним разговаривать!

– Да, я слыхал.

В комнате стало темнеть. Несмотря на поздний час, сюда проникала вибрация, вызванная нестихающим шумом мегаполиса. Свет верхней лампы отбрасывал тяжелые тени на мрачное лицо Джонса, который держал на коленях большой портфель.

– Тут то, что покончит с этим, – твердо сказал он. – Можете взглянуть. Если мы прекратим попытки разговаривать с этой тварью, она отстанет от нас. Каковы бы ни были намерения сигманца, сперва ему нужно научиться разговаривать с нами. Верно? Иначе он давным-давно сжег бы всю планету. Но ему нужны достижения человеческой цивилизации!

Уоллер затянулся сигаретой и, прикрыв глаза, медленно выпустил дым изо рта.

– Возможно, – сказал он. – Что вы предлагаете?

– Я не думаю, что без миссис Кантер проект совсем остановится, – продолжал Джонс. – Но мы выиграем время, а там, глядишь, что-нибудь и придумаем.

Уоллер принялся расхаживать по комнате.

– Вы сами-то кто такой? Луиджи сказал, что мне будет интересно побеседовать с вами. Как вы вышли на Луиджи?

– Какая разница, – отмахнулся Джонс. – Не бойтесь своего Луиджи. Я мог бы выйти на вас, скажем, через вашу матушку, если бы к тому была особая необходимость. Она ведь знакома с одной служанкой, которая работает у одного банкира, который дружит с моей двоюродной сестрой. Не так ли?

Уоллер хмыкнул, ничего не ответив.

– Мне просто нужна профессиональная помощь, – продолжал Джонс. – У меня большие связи, но не в рабочем движении. О неприятностях с ФБР не беспокойтесь. У меня для вас есть работа, и работа несложная. Если согласитесь, в этом портфеле деньги. Аванс. Остальное после дела. Надеюсь, вы не откажетесь.

Уоллер снова сел. Он не казался взволнованным и не выказывал признаков любопытства. Он нисколько не сомневался, что этот Джонс, каково бы ни было его настоящее имя, не подослан полицией. Тут ему все ясно. Замести следы будет нетрудно. Даже если Джонс проболтается, фараонам не удастся пришить это дело компании Ника Уоллера.

О'кей, положим, Джонс псих. Что с того, раз он готов платить за свои чудачества? С катушек у нас слетают сплошь и рядом, а вот богатеньких среди этих психов не так уж и много.

Уоллер никогда не брался за дело, не пообщавшись со своим астрологом. Впрочем, лишь исключительно плохой гороскоп мог заставить отказаться от дела, ведь Уоллер носил амулет, который Главный оракул сделал специально для него.

– Уходите первым, – вежливо велел Уоллер. – Имейте в виду, я не думаю, что возьмусь за это дело сам, но, быть может, подыщу кого-нибудь.

Обычная конспиративная процедура. Революционеры не одолели ортодоксов, лишь измотали их силы в многолетней партизанской войне, но затем выучились владеть новым оружием, освоили конспирацию и разработали ячеистую структуру организации.

Кто-кто, а Ник Уоллер в своем деле был настоящий профессор.