Текст книги "Дахут, дочь короля"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Вам не дано думать опрометчиво, король Граллон. Продолжайте, моя госпожа.

У Грациллония вспыхнула надежда. Там новая земля, нет, новый мир, в ожидании Иса, лишь у его мореплавателей хватит умения и отваги добраться до него, – колонии, в которых нет древней ненависти, жестокости, нужды и ереси, где может возродиться цивилизация, и вырастет дворец как у эльфов для королевы Дахут!

– «Мы видели все больше и больше птиц, – читала Бодилис, – и, чуть погодя, сплавную древесину».

В комнату вошел человек и поспешил к столу.

– Прошу прощения, сэр, – на латыни пробормотал он. – Срочное.

Раздосадованный Грациллоний повернулся на скамье и узнал своего легионера Верику. Когда ушли моряки, в городе остались две дюжины солдат в качестве охранников на стенах и блюстителей порядка на улицах. «Конечно, – утомленно подумал он, – кто-нибудь всегда знает, где найти короля».

– Ну? – выкрикнул он.

– Сэр, зажегся сигнальный огонь. За Потерянным Замком. На море никого кроме рыбаков и пары купцов. Отряд беспокоится, как бы чего-нибудь не случилось на Редонской дороге.

Грациллоний выпрямился. Только недавно в мирное время восстановили сигнальные башни, разрушенные варварами, но он хотел, чтобы по цепочке вдоль побережья были наготове костры. Они предупреждали о пиратах. Раз в поле зрения не было неприятельского флота, то исанский наблюдатель встревожился тем, что увидел на суше. Но, по-видимому, на озисмийской территории сигнал не горел. Его было бы видно с мыса Ванис. Что означало: римляне не видят никакой угрозы. И вероятнее всего причин для серьезного беспокойства не было. И все же – и все же воины Иса далеко.

Грациллоний встал.

– Мне нужно идти, – сказал он, – вы можете продолжить вдвоем.

– Я плохо слышу, – мрачно ответил Маэлох. Лицо Бодилис исказило огорчение. На секунду она сжала руку Грациллония.

Вместе с Верикой, шедшим за ним по пятам, он вышел на Форум и мимо Верхних ворот направился по дороге Лера к Дому Воинов. Он говорил себе, что глупо надеяться на то, что тревога будет ложной и все как-нибудь само разрешиться; но он не был философом. Грациллоний был военным, и у него всегда есть план для непредвиденных обстоятельств.

На звук его шагов в пустых казармах отозвалось эхо. Там была лишь парочка юношей из нового набора, взятых в качестве запасных в отсутствие регулярной армии.

Понадобится некоторое время для обучения их новым обязанностям, чтобы они выполняли их и передавали остальным, чтобы все его легионеры держались вместе, и таким образом на стенах было какое-то пополнение. Он отправил Верику привести из дворца коня Фавония, а затем в Доме Дракона слуга помог ему облачиться в обмундирование. Теперь надо было ждать.

Один за другим они прибывали, его британские римляне. Его больно задело, что уже никто из них не был молод, Даже у Будика на лице глубокие морщины, а Админий уже весь седой, почти беззубый и худой как зимний хворост. Но все пришли выполнить свой долг и вышли вслед за ним через ворота с бодростью, какую едва ли могли бы сейчас продемонстрировать имперские силы в Венеторуме.

Уже видны были чужеземцы, направлявшиеся от южного поворота Редонской дороги к старой станции на мысе Ванис.

Пока Грациллоний вел свою горстку ветеранов им навстречу, он увидел, как человек двадцатыми около того отделились и съехали с дороги к югу, по тропам, пересекавшим возвышенность.

День был солнечный. Ветер гнал маленькие белые облачка от оливкового моря, где о рифы разбивались барашки волн. На мысе стремилась вверх по-летнему зеленая трава; овцы на расстоянии казались пятнышками, так далеко их увел пастух. Свистел ветер. Он приносил соленый аромат. За утесами сновали чайки, а высоко-высоко в небе парил сокол.

Подойдя ближе, Грациллоний прикинул, что захватчиков было около сотни. Это не имело особого значения, когда в распоряжении Иса были его обычные защитники. Но послать за помощью в Аудиарну он не мог. У префекта холодок пробежал по спине при мысли о том, что нет в этой ситуации ничего случайного, ничего утешающего. Это были франки.

Крупные, в основном светловолосые и голубоглазые, они шли свободным строем за несколькими предводителями, двигавшимися верхом. У варваров было не много вьючных животных, да и телег, что говорило о том, что длительную кампанию они затевать не собираются. Некоторые были в шлемах с закрытыми носами и в кольчугах, некоторые в шляпах-котелках и кожаных доспехах, но все вооружены – кто мечом, кто топором и у каждого у пояса ужасная франциска. Волосатые, ссутулившиеся, зловещие, все же они были кошмарным зрелищем; римская дорога словно вздрагивала под их поступью.

Грациллоний натянул поводья и поднял руку. Спустя мгновенье франк поднял ободранный белый шест. Грациллоний счел это добрым знаком. Хрипло прозвучала команда, и лаэты с грохотом остановились. От авангарда простучал копытами один всадник. Грациллоний поехал ему навстречу.

Они встали, сердито смотря друг на друга.

– Я зовусь Федерихом, сыном Меровеха, – сказал франк на никудышной латыни. Он был огромный, грозный и злой. – Я говорю от имени людей Редонии, которых возглавляю.

– Вы говорите с Грациллонием, королем Иса, префектом Рима. Что вы здесь делаете? Посягательство на союзников это нарушение имперского закона.

Федерих рассмеялся.

– Поди, пожалуйся, в Турон, или Треверорум, или Медиолан, куда захочешь еще, – усмехнулся вождь. Он поднял руку. – Не пугайся. Мы не причиним вреда. Позвольте лишь ненадолго разбить лагерь, и у вас не будет никаких проблем. Мы здесь только для того, чтобы все шло как надо – чтобы была справедливость, – добавил он, наверняка отрепетировав свою речь заранее. Напряжение Грациллония слегка ослабло. С ним часто такое случалось, когда ожидание заканчивалось и его втягивали в противоборство.

– Поясни свои слова.

– Ну, господин, – самодовольно сказал Федерих, – королевство Иса открыто для каждого, кто бросит вызов и убьет старого короля, как это сделал ты, а? Мы, франки решили, что пришло время занять престол кому-нибудь из нашего народа, чтобы все пошло как надо. Вот мы все и пришли. Ваши коварные исанцы не сделают ничего вероломного нашим претендентам – по одному на каждый день, верно, мой господин? Решат боги. Своих мы уже спросили: вытянули жребий, кому идти первым, кому вторым и так далее. Храмн, сын Клотейра, его выбрал Вотан. – Он бросил взгляд на темнеющий за ним круг леса. – Думаю, он уже прибыл.

Словно в ответ со стороны Священного леса послышалось, как медленно и мерно Молот ударяет о Щит.

Глава седьмая

I

– Помните, – сказал Грациллоний Админию и остальным своим легионерам, – если он победит, то король он. В свою очередь не протестуйте и не убивайте его, не делайте ничего кроме выполнения своих обязанностей. Так Ис останется в безопасности. Вы представляете собой костяк стражи, единственной, которой обладает город до тех пор, пока не вернутся войска и люди с флота. Когда они прибудут, можете отправиться в Турон в распоряжение командования гарнизона.

– Мы не хотим, сэр, – ответил заместитель. – У нас здесь семьи, и… и вы все равно возьмете эту свинью, сэр, мы знаем, что возьмете.

На лицах под уверенностью легко читалось невысказанное: «А как быть со следующим, со следующим, со следующим?»

Грациллоний не разрешал себе об этом думать. От пока еще не осмеливался. События неслись со скоростью убегающей лошади; вызов прозвучал меньше часа назад. Он отвернулся от солдат. Пока не было моряков, именно они должны следить за народом, который толпился на дороге, на приличном расстоянии от места происшествия. Никто не привел собак, чтобы гнать спасавшегося бегством человека, но сегодня это было не обязательно. Ровными римскими шагами Грациллоний направился к деревьям, огораживающим место поединка.

Пришедшие с Храмном франки ждали возле поперечной ограды на лугу, который пересекала Церемониальная дорога. Это было кстати. Стой они рядом с исанцами, и дело вполне могло закончиться бунтом. А так доносившиеся до них пронзительные крики лишь наполняли ненавистью их взгляды, а руки крепче сжимали древки копий. Естественно, они не могли ничего сказать вслух, но угроза была очевидна. Раз франкский король привел в Ис своих людей, то они непременно задержатся как армия оккупантов. Они не станут уважать права горожан; убийства, нанесение увечий, насилия и грабежи станут каждодневными происшествиями.

Храмн стоял под дубом во внутреннем дворе. Чернобровый Сорен, одетый в красную мантию, держал наготове чашу с водой и ветку омелы. С портика храма с тревогой наблюдал за происходящим личный состав. Вдали, в роще, шелестел кронами деревьев ветер.

Храмн косился на Грациллония. Он был молод, возможно, лет двадцати, выше фута на два на три и тяжелее где-то на пятьдесят фунтов костей и крепких мускулов. Над пухлым ртом пушились рыжеватые усы, голубые глаза смотрелись вдвойне холодными на лице со щеками наподобие яблок. Из оружия у него был метательный топор, кинжал, а за спиной – длинный меч в ножнах. Франка защищали кольчуга до колен, шлем и маленький круглый щит. Трудно будет добраться до него самого сквозь вес это железо.

Грациллоний встал. Сорен кашлянул перед тем, как спросить:

– Оба ли вы вооружены так, как того желаете?

Франк нахмурился, и Сорен повторил нужные вопросы на латыни. Храмн ответил звуком, который должен означать утвердительный ответ. Грациллоний просто кивнул.

– На колени, – распорядился Сорен. Противники повиновались, встав бок о бок, словно на венчании. Сорен погрузил в воду ветвь омелы и окропил их. Он воспел молитву на пуническом языке, которого Грациллоний никогда не знал.

Римлянин шептал про себя:

– Митра, ты солдат, вручаю свой дух в твои руки. Что бы со мной ни случилось, дай мне вынести это с мужеством.

Молитва звучала скучно и бессмысленно. Внезапно он отошел от текста:

– Тебе я поручаю Ис, своих детей, своих жен, всех, кто мне дорог, – потому что кто еще станет о них заботиться?

–  Идите, – произнес по-исански Сорен, – и пускай исполнится воля богов. – Его взгляд следил за парой, пока те не скрылись из виду.

Храмн присоединился к Грациллонию, проходя в рощу. Скоро огромные старые стволы и густо растущая листва скрыли строения. Испещренная солнцем тень заполняла пространство среди дубов, под их сводчатыми кронами. По какой-то причине вокруг не было ни единой белки или птички, но в ветвях шумел ветер, от чего они скрипели и шуршали. Пахло сыростью.

На просеке неподалеку от центра, на маленькой лужайке, покрытой травой, Грациллоний остановился.

– Начнем? – спросил он. – Здесь я убил двух твоих предшественников – и пощадил третьего; но у меня нет желания оставлять тебя в живых.

– Хорошо, – ответил франк. – Ты, думаешь, что убьешь и меня, да? Не убьешь. Ты покойник.

Голос его становился каким-то странным, далеким. Как и выражение лица. Грациллоний осознавал, что противником овладели духи войны. Не кельтские, внушающие одержимость, которая швыряла завывающих скоттов прямо на острия мечей их врагов. Грациллоний слыхал, будто в боевой транс умели вводить себя и германцы, но Храмн выглядел иначе. Не стал он и римской машиной убийства. Противник казался лунатиком, потерянном во сне, словно уже был в числе тех погибших воинов, что пировали и воевали в зале своих богов, в ожидании последней битвы и конца света. Тем не менее франк смотрел и двигался с неизменной настороженностью, тем более опасной, если забыть про душу.

Грациллоний подтянул клинок и взял щит так, чтобы перекинуть его в случае необходимости. Двое мужчин осторожно кружили в нескольких футах друг от друга. Франкская кольчуга гнулась податливо, как змеиная чешуя. Свободная рука Храмна описывала круги в воздухе.

Резкое движение, франциска оторвалась от пояса и метнулась поперек ветра. Грациллоний едва парировал атаку. Он почувствовал удар сквозь меч, руку, плечо. Топор без движения застрял в дубе. Меч Храмна просвистел почти по той же траектории, что и бросок. Франк прыгнул вперед.

Грациллоний сдержал напор. Храмн попытался подрезать снизу, от ноги. Грациллоний отразил удар большим римским щитом, а собственным мечом прощупывал оборону франка.

Сражающиеся отступили. Снова подкрались, каждый в поисках незащищенного места. Взгляды встретились; Грациллоний еще раз почувствовал странную близость. Он от плеча ударил Храмна по левой икре, от крови штанина стала темной, но рана была поверхностная, Франк, наверно, и не заметил.

Противник снова атаковал. Меч против меча, он бил сверху и подсекал снизу. Несколько раз оружие звенело по шлему Грациллония, царапало броню. Римлянин мог лишь обороняться, отражать, толкать и отступать шаг за шагом.

Кульминация приближалась. Грациллоний почувствовал, как сердце начало биться с перебоями, а дыхание сухо скрипеть. Пот насквозь промочил его нижнюю одежду, щекотал в ноздрях. Король видел, как лениво, почти безмятежно, улыбался франк. Он на целое поколение младше, и Грациллоний помнил об этом.

«У него больше сил. Он намерен атаковать меня снова и снова, пока я не задохнусь и не затрясутся колени, и на меня ляжет дополнительным весом масса моих рук. Тогда я попался».

Взгляд Грациллония метался из стороны в сторону. Он наконец увидел то, что искал, – дерево на краю просеки, нижние сучья которого были близко к земле, – и незаметно туда продвинулся. Если он сможет перенести поединок в рощу, то длинный меч будет помехой, а короткий нет. Храмн это тоже знал. И пока его враг оставался на открытом пространстве.

Грациллоний проскользнул под веткой и опустился на левое колено. Щит он держал косо. Из-за ветви франку бить было неудобно. Сам он мог свободно атаковать вверх с земли.

Острие проходило под кромкой. Он направлял его точно – секунды растягивались, времени для меткого удара было достаточно – и почувствовал, как меч с силой вошел в бедро, и провернул его, чтобы быть уверенным, что распорол артерию. После чего оружие проникло в живот чуть повыше гениталий.

Храмн отшатнулся. Грациллоний вскочил. Лезвием, с которого капало, он рубанул по правой руке противника, обрезав сухожилия пальцев. Оружие противника упало на траву. Снизу из-под кольчуги струей била кровь.

– Что ж, – задыхаясь, проговорил Грациллоний, – первый.

Он опустил тяжелые руки. Храмн пристально смотрел на короля и стоял, пошатываясь. Он рухнет через минуту или около того.

Вдруг франк что-то проскрипел и бросился вперед. Щит упал из левой руки, которая все еще действовала. Этой рукой он схватил центуриона сзади за шею. Теперь варвар терял опору, оседая на землю. Но он не отпускал короля и бился головой, защищенной шлемом, о подбородок своего убийцы.

Навалилась тьма.

Очнувшись, Грациллоний изумленно посмотрел в небо. Он оглянулся, сбитый с толку. Он лежал на траве, а поодаль от него находился труп поверженного врага. Король пробормотал:

– Он умер, но нанес предательский удар. – С трудом шевелились запекшиеся в крови губы… – Он умер. Он нанес предательский удар.

Префект попытался встать, но не смог, и пополз меж деревьев, как раненые животные ползут к норе. Он часто отдыхал, сворачивался калачиком, потом шевелился и снова еле-еле передвигался вперед.

Он выбрался обратно на солнечный свет, к дому красного цвета. Вокруг собрались люди.

– Он умер, – хныкал Грациллоний. – Он нанес предательский удар.

Сорен позвал за доктором. Грациллония внесли внутрь. От наблюдавших исанцев поднимался стон, от франков – вой. Затем Фредегонд, сын Меровеха, громко рассмеялся и перешел через дорогу. Он взял молот и бросил следующий вызов.

II

Лодка привезла Тамбилис с Сена, потому что в такой час все галликены должны быть вместе. Они встретились в доме Фенналис, так как старая королева больше не могла встать со своей кровати.

Восемь стоявших женщин наполнили маленькую, просто обставленную комнатку. Было жарко. Солнечный свет словно расплавленной латунью наполнял стекло западного окна. Все говорили тихо; самым громким звуком было затрудненное дыхание Фенналис.

– Посланник застал меня, когда я выходила из дома, чтобы идти сюда, – доложила Бодилис. – Я велела ему безотлагательно докладывать мне о каждом изменении.

– Я должна была об этом подумать! – выпалила Гвилвилис. По ее щекам струились слезы.

– Прекрати рыдать, – сказала Виндилис. – Какие новости?

– Грациллоний впал в глубокий сон, – сообщила им Бодилис. – Врач ожидает, что разум вернется к нему, когда он придет в сознание.

Ланарвилис кивнула.

– Я выясняла, – сказала она, – удар по подбородку – поскольку нет вывиха и не сломана челюсть – не причинит такого вреда, как дубиной сзади по черепу. – Ее взгляд нежно опустился на Фенналис. – Правда? Ты всегда хорошо разбиралась в ранах.

Умирающей с трудом удалось кивнуть и прошептать:

– Но он будет… будет слаб… у него будут головокружения… нуждаться в отдыхе и заботе… несколько дней.

– Король не должен сражаться снова до тех пор, пока не окрепнет, – решила Малдунилис, довольная собственной мудростью.

Виндилис нахмурилась.

– Есть вопрос, сестры. Может ли он так долго ждать?

– Конечно, подождет, – крикнула Тамбилис. Кровь на ее молодом лице то отливала, то приливала. – Иначе не будет никакой битвы. Боги этого не хотят.

– Зато франки хотят, – уныло промолвила Ланарвилис, – и мы не смеем им отказать.

– А чем они занимались с того момента… – Закончить неотдышавшаяся Тамбилис не смогла. Она бежала сюда прямо из дока.

– Те, что были в Лесу, вернулись к своим на мыс Ванис, неся убитого, – отвечала Ланарвилис. – Они лишь поглумились над протестом Сорена по поводу того, что поверженных претендентов мы хороним по своему обряду. Варвары раскинули лагерь на изгибе Редонской дороги. Их отряд с повозкой спустился вниз, наполнить кувшины в канале, и наш народ не посмел загрязнять священную воду, а лишь проклял их с зубцов стен. К тому же мы не можем удержать их от опустошения внешних земель или от убийства всякого, кого они поймают, если терпение закончится.

– Что с их покойником? – с содроганием поинтересовалась Иннилис. – Неужели они похоронят или сожгут его – на запретном мысе? За это Таранис их покарает. Так ведь?

Виндилис, прежде чем выдать ответ, сжала губы:

– Граллон давным-давно совершил там захоронение. А поражен только сегодня.

– Я смотрела с башни Северных ворот, – сказала Форсквилис. – Нет, при дневном свете я не могу отправить Послание, но на мгновение чары обострили мое зрение. У франков с собой несколько гробов. Тот труп лежит поодаль. Те, что были вместе с ним в Лесу, – думаю, выбранные против нашего короля, – стояли вокруг ящика. Они вытянули из его вен кровь и побрызгали ею, затем скрестили наверху мечи и заорали, видимо, клятву мести.

– Давайте, пошлем герольда и взовем к их чести, – промолвила Тамбилис.

– Где он ее там найдет? – твердила Виндилис. – Я следую твоему рассуждению, дорогая. Скажите им, что тот, кто настаивает на сражении с не вполне еще оправившимся человеком, сам вообще не человек.

– Наверняка они просто посмеются, – предостерегла Ланарвилис. – В лучшем случае мы добьемся небольшой отсрочки для… него.

– Посмеем ли мы даже попытаться – мы, весь Ис, те, кто поддерживает закон богов? – ответила Виндилис. – Не будь соперник короля на волоске от смерти, когда наносил тот удар, он бы прикончил Граллона; и то была бы воля богов, а франк – новым воплощением Тараниса. Как Граллон может медлить из-за небольшой слабости и не нарушать закон?

Ланарвилис с трудом сглотнула.

– Я говорила с Сореном, – произнесла она так, словно каждое слово было каплей желчи на ее языке. – Он этому верит. Он говорит, что король должен ответить на вызов, как только сможет дойти до места поединка, иначе больше не будет королем. Многие… с ним согласятся, несмотря на то что любят Грациллония и питают к варварам отвращение.

Иннилис прикрыла глаза.

– Другой Колконор? – простонала она. Виндилис положила ей руку на хрупкие плечи и притянула поближе. Черты старой женщины стали суровыми. Она пристально смотрела перед собой.

– В любом случае все предрешено, – проговорила она без выражения. – Верните ему хоть все его здоровье, но, вероятно, Граллон не сможет выигрывать каждую новую битву. Накопятся утомление, ушибы, и – сестры, что мы должны сделать, так это посовещаться как вытерпеть то, что идет на нас, как сохранить Ис живой, пока будем искать избавления.

Тамбилис плакала на груди своей матери. Фенналис вздыхала на своей подушке. Сострадание на ее лице взяло верх над страданием.

Форсквилис подняла руку. Голос женщины звенел:

– Послушайте меня. Пока еще мы не овдовели и не порабощены. Каждая победа нашего короля выигрывает нам день и ночь; и кто знает, что может случиться? Мы можем приложить руку к строению собственной судьбы.

– Нет, – словно в ужасе протестовала Ланарвилис, – нам нельзя произносить заклинания против претендента. Это будет кощунством. Боги…

– Мы не были до конца покорны Колконору, – иронизируя, сказала Бодилис.

– Но нельзя…

– Наш господин лежит раненый. Случилось это из-за войны, или несчастья, мы заботились бы о нем как можно лучше и пытались бы исцелить его всеми доступными нам средствами. Неужто наша забота, наши обязанности, станут меньше от того, что вред нанесен ему в Лесу?

– И я так думаю, – согласилась Форсквилис. – Иннилис, ты обладаешь даром Прикосновения, а я могу достать травы, которые иногда помогают. Пойдемте во дворец. Природа вернет ему силу, это вопрос дней. Мы окажем природе помощь.

Страх угас в Ланарвилис, но осталась тревога:

– Это ведь правда законно?

– Если нет, то боги укажут, – сказала Форсквилис. – Пойдем, Иннилис. Я знаю, что смелость у тебя есть.

Все остальные безмолвно покинули Виндилис и вышли вслед за колдуньей из комнаты.

III

В лучах догорающего дня засверкал позолоченный орел на крыше королевского дома. Ниже, ограды садов и особняки напротив наполнили улицу тенями, словно первая синяя волна наступающей ночи. За пределом главных ворот собралась толпа в безмолвном ожидании; в этой тишине изредка было слышно бормотание. Некоторые стояли вот так часами. В основном это был бедный люд, хотя здесь и там попадался плащ суффета либо блестели шелка знатной госпожи. Руфиний Галльский был необычно одет. Молодой шотландец стоял бок о бок с молодым римлянином, надевшим по этому поводу рясу. Они задержались в надежде услышать хоть слово о том, как чувствует себя их король.

– Дорогу! – неожиданно чисто прозвучал голос. – Дорогу дочери короля Дахут!

Она шагала так быстро, что белое одеяние весталки как будто летело за ней. Распущенные волосы под лавровым венком казалось сливались с закатными лучами из-за западного моря. В правой руке она несла ветку омелы и стебель огуречника.

Народ увидел ее и потеснился. Некоторые выдохнули приветствия. Почти все дотронулись до лба рукой. Лица излучали благоговение. На нескольких оно смешалось с обожанием.

Четверо охранников на входе были легионерами.

– Откройте мне, – приказала Дахут.

– Простите, – ответил Кинан, – но нам не велено никого впускать.

Принцесса вспыхнула.

– Кто приказал?

– Ривелин, доктор. Он сказал, что вашего отца нельзя беспокоить.

– Во имя прошептавшей мне, пока я была в храме, Богини, я отменяю его распоряжение.

– Впустите ее, – воскликнул Будик. Двое других что-то пробормотали в знак согласия. Годы, проведенные в Исе, научили их, что то, что где-либо казалось безумием, здесь могло быть правдой. Кинан еще мгновение поколебался, затем повернулся и сам открыл двери.

Дахут прошла внутрь, по дорожке, посыпанной давлеными ракушками, к бронзовой двери. Она ударила кулаком по рельефному изображению вооруженного человека так, словно это был враг. Его нагрудная впадина громко зазвенела. Слуга отвел дверь в сторону. Прежде чем он смог в испуге проговорить что-то, девушка проскользнула внутрь, в атрий.

По направлению к ней, по мозаичному полу с изображением возничего направился человек в темной рясе с седой бородой, чтобы поздороваться.

– Отведите меня к нему, – сказала она.

– Он спит, моя госпожа, – в волнении вздрогнул Ривелин. – Главное, что ему сейчас нужно, это отдых. Никто не должен его трогать, разве, быть может, королева…

– Ах, да тихо ты, старый мямля. Я знаю, где он должен быть. Жди, когда я вернусь.

Дахут пошла дальше. Врач хотел пойти вслед. Она обернулась, посмотрела на него пристально, по-кошачьи зашипела. Ривелин остановился, оцепенев от страха.

Она прошла в главную спальню. В комнате царил сумрак и настенное изображение Тараниса, посылающего на землю свои грозовой плодородный дождь, еле просматривалось. Грациллоний лежал навзничь, обнаженный под простыней. Его побрили, чтобы осмотреть, промыть и перевязать рану. Бритый он выглядел моложе на несколько лет, несмотря на морщины, избороздившие лицо, лишь восковая бледность проступала под загаром. Судорожно вздымалась грудь. Он сильно храпел, что едва ли бывало с ним раньше.

Дахут постояла чуть-чуть, внимательно смотря на отца. Левая ее рука подкралась, чтобы ухватиться за простыню. Она откинула покрывало, и изучала тело лежащего несколько мгновений. Затем дотронулась до него кончиками пальцев и очень легко задержала их поверх сердца. Свободной рукой ударила священными растениями по лбу, по векам, щекам, рту, горлу. Бормоча тайные слова, девушка приподняла отцу голову и положила под нее черенки. Склонившись над ним, обеими руками пробежала вдоль всего тела, круговыми движениями сквозь кудрявые волосы у него на груди, и дальше, пока они не соединились и не сложились горсткой на бедрах.

– Проснись, отец, – низко сказала она. Отступив, Дахут протянула руку к его голове и снова проговорила голосом, в котором звучала уверенность:

– Проснись, проснись, проснись! Грациллоний открыл глаза. Он моргнул, огляделся, увидел ее возле кровати и сел, задыхаясь:

– Геркулес! Что это? Дахут наклонилась ближе.

– Ты в порядке, отец? – Это едва ли было вопросом.

– Ну, думаю… мне кажется, – он потрогал голову. – Что произошло? Этот франк, я с ним дрался, но после ничего не помню… но… – Грациллоний заметил, в каком он виде, и ухватился за простыню. Здоровый румянец залил краской лицо.

Дахут засмеялась.

– Ты убил его, но в агонии он нанес тебе удар по челюсти, лишивший тебя сознания. Час заката. – Тон ее стал непреклонным. – Ты призовешь всю свою силу. Богиня мне велела, чтобы я пришла тебя укрепить.

– У тебя есть дар Прикосновения, – у тебя, уже? – с интересом спросил он.

– У меня своя судьба.

Он стукнул себя по разбитому, гладкому подбородку, напряг мускулы, резко свесил ноги на пол и встал, обернутый в простыню. Его взгляд неожиданно встретился с ее взглядом.

Она выше подняла голову.

– Моя судьба – это не мерзкий варвар, валяющийся на мне, – сказала она.

– Ты не королева, – медленно ответил он.

– Что ж, так я ей стану, – Дахут схватила его за руку. Сразу стала молоденькой умоляющей девушкой. – О, отец, ты не можешь сражаться с этими ужасными людьми, ты не должен, вместе с тобой умрет все! Прогони их! Я знаю, ты можешь.

Лицо его застыло.

– Фенналис нас скоро покинет, – вполголоса проговорил он. – Если Знак на тебя падет, когда я тоже буду мертв… Нет! – прорычал он.

Ожили военные привычки.

– Выйди и жди, пока я оденусь. Мы об этом подумаем.

Ликующая Дахут повиновалась. В атрии она встретила Форсквилис и Иннилис, которые только что прибыли и добивались разрешения войти.

– Я сделала его невредимым, – сказала она. Иннилис побелела, глаза стали огромными.

– Что? О, нет, дорогая, ты не могла, ты не должна была…

Форсквилис посерьезнела.

– Тихо. В ней есть судьба, какой бы она ни была. Вошел Грациллоний в тунике и сандалиях. Он задал несколько вопросов о ситуации.

– Идемте со мной, – сказал он затем и двинулся вперед.

Волочась за королем и выкручивая руки, Иннилис причитала:

– Что ты намерен делать?

– Собрать силу и разбить их, – бросил он назад. Форсквилис перевела дыхание.

– Но тебе бросили вызов – в ужасе запротестовала Иннилис.

– Будем мешкать – потеряем последний шанс на неожиданность, а Митре известно, что нам нужно любое преимущество, которое мы сможем наскрести, – возразил Грациллоний.

– С нами боги, – добавила Дахут, идя сбоку от отца.

Форсквилис сдержала свой ответ.

В воротах Грациллоний коротко поговорил со своими солдатами. Они положили щит, чтобы он смог встать на него. Каждый взялся за угол и вместе высоко подняли короля, в его золотисто-каштановых волосах запутался закат, как у галльского вождя в старину. Народ кричал.

– Послушайте меня, – проревел он. – Ис, ваш город, Девять его священных королев и вы, его дети, не станете жертвами разбойников, несмотря ни на какие их хитрости. Помяните мое слово. Каждый исанец, который может сражаться, который лелеет честь, свободу и собственную семью, пусть каждый такой человек придет ко мне, как взойдет луна, со своим оружием!

IV

Местом встречи было поместье Таэнуса Химилко, землевладельца, на северном плодородном склоне холмов, где-то за Лесом. Если бы исанцы пришли все вместе, они бы насторожили франков, огни лагеря которых зловеще сверкали на мысе над морскими утесами. Вместо этого вооруженные горожане проскальзывали по одному, по двое, по трое, когда их вызывали, они приняли решение и были готовы. Это продолжалось часами, поскольку убывающая до половины луна не появлялась до самой полуночи.

Грациллоний не мог заставить себя спокойно сидеть в затемненном доме. В любом случае с его стороны это было бы неумно. Он ходил взад-вперед снаружи во тьме, приветствуя пришедших, по-простому разговаривая с ними, организовывая их и информируя, излучая уверенность, которой сам не испытывал. Король сознавал всю безнадежность предприятия. Но лучше хоть какой-то шанс, чем просто сидеть, ожидая, когда тебя раздавят.

Наконец, время пришло. Он прочел это по звездам и всей своей массой в боевом облачении взгромоздился на Фавония. Жеребец неожиданно запнулся, двинувшись вперед под деревья. Грациллоний слышал, что за ним точно так же движутся еще лошади, на которых ехали те состоятельные люди, которым возраст позволял сражаться и которые, кто от воодушевления, кто от стыда, к нему примкнули. Основным же составом армии – он не имел ни малейшего представления о ее размерах – был простой народ: моряки, ремесленники, чернорабочие, фермеры, пастухи, возницы, лавочники и немного иностранцев, оказавшихся вооруженными и жаждущими шумной драки. Он слышал, как скакавшие взад-вперед легионеры слегка поругивались, пытаясь держать толпу в некоем подобии строя.

Когда он вышел на мыс, на котором деревьев почти не было, видимость улучшилась. От тусклого света луны над восточными холмами, звезд и Млечного Пути стали серыми трава, кусты, скалы, вдали засеребрилась вода. Завывал холодный ветер. Бросив мимолетный взгляд назад, он видел, как его соратники тенями отделялись от фруктового сада, через который проезжали. Мерцали пики, редкие топоры или броня. Он прикинул, что было около трехсот человек. Численно они намного превосходили франков, но те были профессиональными солдатами, хорошо экипированными и расположившимися укрепленным лагерем. Грациллоний был уверен, что скорее трезвый расчет, нежели боязнь привидений, побудили Федериха обогнуть Заброшенный Замок. Разрушенные земляные валы и рвы послужили бы дополнительной обороной, но в отсутствие суши для поддержки, на отряд наподобие его на этом маленьком выступе легко было бы напасть и поймать в ловушку.