Текст книги "Дахут, дочь короля"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

– Вы ходите услышать, что я могу сказать об этом Ниалле.

Виндилис кивнула. Маэлох подергал бороду.

– Боюсь, этого недостаточно. И я расспрашивал, и сам искал ответа, вскоре начали слагаться небылицы о нем и, и о ней. Ниалл – имя распространенное у скоттов. Мида является одним из их королевств, собранных вместе племенами. Его верховный король на севере острова стал таким же могущественным, как на юге Конуалл, – и, даже могущественнее, я слышал. Его тоже зовут Ниалл. Его называют Ниаллом Девяти Заложников. Он столь гостеприимен к цивилизованным людям, что даже киль наш не рискнул коснуться их берега, и мы владеем лишь байками, прошедшими через вторые руки… Госпожа?

Виндилис смотрела сквозь него.

– Ниалл Девяти Заложников, – прошептала она. – Да, мы слышали. Слуга Грациллония, Руфиний, поведал бы нам больше, но он ввязался в эти дела… Ниалл. – Она покачала головой. – Нет, едва ли это возможно.

– Не хотите ли вы сказать, что средь нас может находиться тот самый дьявол, надеясь ухватить еще одно королевство? – У Маэлоха вырвался смех.

Виндилис слегка улыбнулась, с меньшей веселостью.

– Я сказала, едва ли возможно. Удачливый военачальник вроде него должен быть сумасшедшим, чтобы отказаться от наживы и пойти на смертельный риск, и, в лучшем случае, добиться изгнания среди чужих. Король Иса – узник Иса. Должно быть, это одинокий искатель приключений, оставивший позади, на римской территории, несколько последователей. – Она нахмурилась. – И все же это почему-то не может быть чистой правдой. Он – нечто большее.

Маэлох обдумывал.

– У них сильна гордость и честь, у этих скоттов. Лгать для них бесчестие. Если Ниалл говорит, что это его имя – не забывайте, достаточно распространенное – и дом его – Мида, то я бы ему верил.

– Но что он недоговорил? От каких вопросов уклонится, если задать ему их в лоб? Он всегда может потребовать гейс.

– Ой? – поднял голову изумленный Маэлох.

– Да брось. – Тон у Виндилис был нетерпеливый – Оттого, что он неграмотен, и у них суровые законы поведения, варвар не обязательно должен быть тупым либо бесхитростным. Слишком часто цивилизованные люди делают ошибку. – Она наклонилась вперед. Голос усилился. – Сегодня я натолкнулась на Ниалла, – заявила королева. – Это произошло на праздновании, которое Дахут устроила в его честь, бесстыдно, в самом дворце. Она заблудилась в любви. Этого нельзя не заметить. Но и причина не таится в глубине. Он красив, мужественен, внушителен, умен, и… чрезвычайно очарователен. Я могла бы по пальцам пересчитать тех женщин в Исе, которые отказали бы ему, если бы он за ними ухаживал.

– Девять, – сказал Маэлох почти в отчаянии.

– Конечно. Но Дахут пока еще не совсем… одна из галликен. Что же! Я почувствовала его удовольствие, когда мы обменивались нашей парой слов. Мы препирались, и он сразу разглядел достойного противника.

Он бесстрашен. Иначе он никогда бы не осмелился бы сделать то, что уже сделал. К тому же он не опрометчивый юноша, не осознающий своей собственной смертности. Он бывалый вояка и предводитель людей, спокойно ставивший на карту жизнь в игре, правила которой ему ясны, как лед. Но не мне. Почему он играет? Как? И чего ради?

– Королевства Иса, – проурчал Маэлох из глубины горла.

– Возможно. Мне интересно, как он избежит смертельной битвы с Граллоном. Пока еще он не пошел в Лес и не ударил в Щит. В его намерениях есть что-то еще, что-то… даже если он победит, даже если станет нашим новым господином… – Побледнев, Маэлох увидел, что и она дрожит. – Наше волшебство нас подводит. Наши боги замышляют зло. Что станет с Исом?

– Если король хорош, Граллон падет от его руки… – ослабел Маэлох. – Нам будет запрещено ему мстить, нет?

– Когда-нибудь он умрет, – напомнила Виндилис. – Таков закон, по которому мы живем. Будем откровенны, Ниалл сделает для Дахут то, чего не сделает ее отец. Может быть он сделает для Иса то, чего не может Граллон. Мы в неведении, чего ожидать, на что уповать и чего бояться.

Некоторое время Маэлох сидел в свете колыхающегося пламени. Он словно видел сквозь стену, видел море, шум которого заключил его навеки. Наконец, он сказал:

– Вы хотите, чтобы я отправился в Эриу – Ибернию – не говоря об этом никому, кроме команды. Вы тоже будете хранить это в тайне. В Эриу я должен порасспросить насчет Ниалла. Это верно, госпожа?

– Верно, – ответила Виндилис. – Если ты рискнешь. Ради своей семьи здесь, в Исе, и Дахут, которую ты любил.

V

–  Во имя Тараниса, мир, – нараспев произнес Сорен Картаги. – Да будем мы под Его защитой.

Ланарвилис, которая в этот день отвечала за своих сестер, поднялась среди них.

– Во имя Белисамы, мир, – сказала она. – Да будем мы Ею благословенны.

Она снова села. Адрувал Тури, Морской Владыка, помог подняться и встать Ханнону Балтизи, Капитану Лера. Престарелый человек всматривался слепнущими глазами и дрогнул:

– Во имя Лера, мир. Да не попадем мы под его гнев, – сказал, прежде чем упасть обратно на свою скамью.

Сорен передал Молот предводителю моряков, образовавших его почетную охрану. В минуту молчания он оглядел с возвышения палату, верховных жриц в синем и белом, тридцать два официальных лица и глав суффетского клана в их платьях различных цветов – в поле зрения ни одной тоги теперь, когда Ис осторожен с обидчивым Римом.

Он прочистил горло.

– В отсутствии короля, я в роли Оратора Тараниса, сим открываю этот Совет весеннего равноденствия, – начал он. – Нам, как всегда, предстоит решить бесчисленные вопросы, касающиеся общества, некоторые возникли уже давно, некоторые поднялись за последнюю четверть года. Однако, я предлагаю отложить их обсуждение до завтра или послезавтра. Ничто не является таким существенным, как те вопросы, которые я хочу затронуть в первую очередь, вопросы о сроке который будет существовать Ис. Согласно ли собрание?

– Галликены согласны, – ответила Ланарвилис. Взгляды их пересеклись, и она едва заметно улыбнулась. Они пытались решить это заранее, он, она и несколько надежных советников.

По рядам пробежал звук одобрения. Которин Росмертай, Распорядитель Работ, сказал свое слово:

– Я надеюсь, что эти вопросы могут быть сформулированы с должной точностью, чтобы у нас было полное основание для обсуждения. – Полный маленький человечек был способен атаковать с возмутительной проницательностью.

– Понимаю это так, что вы хотите, чтобы мы воздержались от неопределенности, – сказал Сорен.

– И пошлости, сэр.

Не взирая на то, что на его воодушевление было оказано давление, Сорен должен был улыбнуться. Затем, вновь приняв суровый вид, он медленно произнес:

– В случае спорных вопросов мы в самом деле могли бы выражать их простым языком и Исследовать альтернативы. Однако, насколько понимает каждый из нас, их нет. Лучшее, что мы можем, и должны, это изложить то, что закрадывалось в наши умы, мы должны выяснить правду. – Он почти что телесно подавлял их своей массивностью. – Мы так долго жили в непрерывном кризисе, что он стал казаться почти естественным. Но это не так. Если боги терпели, то каким же ужасным будет гнев, когда их терпение наконец-то Иссякнет? – Взгляд метнулся по высоким изображениям за возвышением и охраной: Мужчине, Женщине и Старухе. – А как насчет законности у смертных, как насчет отказанных прав и причиненного горя? – На бескровном лице Дахут вспыхнули два пламени, на коленях сжались кулаки, она сидела прямая, как копье, с высоко поднятой головой. – Но король неприкосновенен в отношении всех, кроме тех, кто бросает ему вызов. А Граллон был нерушим в сопоставлении с каждым из них. – Он помолчал. – До сих пор.

Тамбилис криком прервала процедуру:

– В Исе никогда не было лучшего короля! А сейчас он уехал, чтобы сберечь нам нашу свободу! – Сидящая рядом с ней Бодилис взяла ее за руку.

Нежданно-негаданно кивнула Малдунилис:

– Его Митра наверняка сильный Бог, раз Граллон все время побеждает.

Гвилвилис согласилась с большей энергией, чем можно было ожидать от ее изнуренного тела. Форсквилис заволновалась.

– Вполне может быть, – сказала она, – хоть я и думаю, что над Ним сгущаются Его же сумерки. Но он не наш бог. Как и Христос. – Она вернулась к своему отчуждению, в котором пребывала последнее время.

– Продолжайте, Оратор, – резко сказала Ланарвилис.

– Король Граллон, по правде сказать, был сильным и решительным правителем, – без теплоты произнес Сорен. – Вел ли он нас все время по верному пути, – нет возможности поспорить. В былое время большинство королей довольствовались тем, что оставляли управление Исом в таких руках, которые будут верны и после них. – Он поднял палец. – Вот о чем мы робели спорить вслух, чтобы не казалось, будто мы желаем ему зла. Он смертен. Рано или поздно придет время, когда мы его потеряем.

Может, мы уже его потеряли. Король должен был уже вернуться. Допустим, он просто задержался, из-за того, что мы слышали о бурях и наводнениях. Но от него не пришло ни одного гонца. Он мог и умереть – скажем, в каком-нибудь нелепом несчастном случае. Либо римляне могли отказать ему в петиции, арестовав его или даже отрубив голову. В этот час сюда уже может направляться легион, чтоб установить в Исе римское правление.

По скамьям зашелестели тревога и гнев. Неожиданно инициативу проявила Иннилис:

– Нет. За день до отъезда он сказал мне, что чтобы они не хотели там еще сделать, но на это у них не хватит человеческой силы, тогда как готы причиняют столько беспокойства на юге. – Виндилис бросила на нее вопрошающий взгляд. – Это было в нашем храме, – пояснила Иннилис. – Он пришел воздать краткую дань уважения Богине, как и должен поступать король перед отъездом. Мне случилось дежурить накануне. Мы немного поговорили.

– Чего я хочу, так это чтобы мы изучили случайности, – продолжал Сорен. – Что если Граллон не вернется? Либо вернется, что скорее вероятно, что тогда? – Он старался не смотреть на Дахут. – В результате непрерывного кризиса возникла ситуация, которую он не может обойти вниманием, как он обделял вниманием многое другое. Давайте не будем здесь все происшедшее оглашать. Правда сама всплывет в свое время. Но мы вполне можем подумать о некоторых проблемах, уходящих куда глубже… таких, которые разделяют королевы – и суффеты, магнаты, великие дома – какие у них претензии к королю. Тогда он может быть, уяснит, что натворил с Исом, и исправит это.

Дахут вскочила, открыла рот, затем затаила дыхание и так же поспешно села.

– Королева изъявила желание говорить? – спросил Сорен.

Под их взглядами она покачала головой. Было прекрасно видно, что она едва сдерживается. Он вздохнул.

– Замечательно, давайте же продолжим паши размышления, – произнес он.

VI

Ночь, в которую Грациллоний и его люди заночевали в Маэдрекуме, выдалась первой ясной ночью на их пути домой.

После вынужденной задержки они двигались со всей возможной скоростью. Хорошо, когда город или гостиница попадались под конец дневного перехода, но если еще можно было преодолеть несколько миль, они оставляли ночлег позади и на закате разбивали лагерь, только палатки. Когда на огне подогревался паек, все, за исключением двух часовых, сразу отправлялись спать.

Дорога, что привела их на Арморикский полуостров, была немощенная, но сделана римлянами, хорошо сложена и высушена. Грациллоний выбрал ее в предпочтение более прямому пути через Кондат Редонум, потому что прослышал, будто там наводнение. Здесь, из-за уровня суши по отношению к центральному плато, грязи было меньше, чем там, где отряд шел раньше. Весна вспыхнула в виде полевых цветов, первоцветов, маргариток, гиацинтов, вероник, огуречника и многого другого. На иве появлялись листочки, на дубе и каштане набухали почки, фруктовые сады белели цветами. Ему вспомнилась первая его дорога в Ис.

То было прелестное время года, тогда как на этот раз было промозгло. Когда расступились тучи, и выглянуло солнце, в войске поднялось настроение.

– Черт, я почти забыл, как это выглядит. – Пробормотал Админий.

Когда солнце зашло, они обнаружили, что находятся среди скопления хижин в центре пашни и выгонов. Народ был одет грубо, сновал туда-сюда вокруг мазанок под соломенными крышами. Взрослых изуродовал непосильный труд. Они с тупым изумлением созерцали солдат, лишь их маленькие дети побежали в этот просвет обыденности с радостными криками. Здесь была деревня крепостных, какие существуют по всей империи.

Грациллоний официально попросил о том, в чем невозможно было отказать – остаться на лугу. Когда вслед за этим он спросил название населенного пункта, вождь проворчал:

– Маэдрекум.

Память Грациллония всколыхнулась. «Нет, должно быть, это была та латифундия, которую разрушил мстительный Руфиний со своими багаудами… тринадцать лет назад, не так ли?» Он спросил о семье – Сикора, ведь так звали патриция? – но мало что разузнал. Эти люди были слишком обособленны. Собрав урожай, они отвозили в Редонум ту большую его часть, что составляла оброк. Время от времени приезжал управляющий имением проверить имущество. Иногда людей призывали для работ на дорогах или еще для чего-нибудь, что их хозяевам никогда не казалось сделанным должным образом. Это все, что они знали о расположенной снаружи вселенной.

Очевидно, никто не делал попытки восстановить главный дом. Грациллоний не был уверен, из страха ли, что в эти времена пришедшей в упадок коммерции и населения, за работу не будет заплачено, или оттого, что наследников Сикора не влекла сельская жизнь. Сенатор и пальцем не пошевелил ради торговли или же дел поместья.

Староста указал на длинный, низкий холм невдалеке.

– Большой дом был там, – сказал он. Грациллоний прошелся, но не обнаружил никаких следов. Черепица, стекло, не уничтоженное добро и инструменты – все, от чего была хоть какая-то польза, – было растащено. Вне всякого сомнения, сначала солдаты правителя извлекли из руин пользу, потом агенты нового владельца увезли все, что хотели, затем крепостные год за годом подбирали остатки. Даже поврежденная мебель и опаленные книги отправились на растопку.

Солнце садилось за горизонт, когда Грациллоний возвращался в лагерь. Над головой была половинка тусклой луны. Небо было ясное, воздух тих и холоден. Он со своими митраистами прочел молитву. Те присоединились к друзьям, которые, поставив палатки, стояли вокруг огня в ожидании, когда приготовится чечевица с беконом. Усталые, но радостные, они отпускали шуточки, сказанные уже по сто раз. Там мог быть и Грациллоний. Спустя почти двадцать лет, среди этих людей он мог отбросить чопорность, не нарушая дисциплину. Он обнаружил, что у него нет на это настроения, и решил побродить.

Сгущались сумерки. Луна светила достаточно ярко, чтобы можно было различить темно-пепельную землю; леса и холмы были черными массами. Замигали звезды. Он снова вспомнил первое путешествие в Ис, когда он был молод, и его ждала Дахилис, и оба они об этом не знали. Наверху пролетел филин…

Форсквилис говорила, что от нее ушло колдовство, волшебная сила иссякла у всех Девяти. Могло ли это быть правдой? Может, сам мир становится старым?

Нет, жизнь наверняка осталась и прилетит с неба, хлопая крыльями. Там он увидел странное явление, невысоко на севере, бледное, но светящееся все ярче на фоне фиолетовых сумерек.

Король остановился.

С каждой минутой видение становилось отчетливей, словно все остальные огни потухали. Это была звезда в серебристой дымке своего же свечения. От нее вверх к востоку широкой лентой стремился хвост, парообразное белое пламя, расщепляющееся на конце на три языка.

Словно через огромное расстояние до Грациллония донеслись крики его мужчин, как будто они были так же далеко позади, как высоко комета над головой, а он один в пустом пространстве. Король сдержал страх прежде, чем тот успел обуять его. Лучше бежать назад и успокоить солдат. Должно быть, кто-то из крепостных тоже увидел и позвал остальных, потому что он слышал, как они выли от ужаса.

– Раньше вам доводилось видеть комету, – скажет Грациллоний спутникам. – Она не причиняла вам вреда, ведь так? Соберитесь и выполняйте, что велено. – Так они и сделают. Но что за пророчество заключалось в этих трех хвостах?

VII

Возобновилась ветреная погода и испортилась еще больше. С запада дул сильный ветер, бичуя впереди себя обрывки облаков, завывая и визжа. Бежали высокие волны. С их гребней задувала пена. Там, где они сталкивались со скалами и рифами, извергались фонтаны брызг.

«Оспрей» на веслах шел вперед, неуклюже двигаясь, вздрагивая, постанывая в тимберсах. Часто пласт воды обрушивался на нос, ослепляя нарисованные там глаза. Они заново подымались, выливая потоки слез, и смотрели прямо на полоску суши, которая была Сеном. За кормой мрачная и неясная колыхалась стихия; башни Иса исчезли в облаках и брызгах морской воды.

Бодилис съежилась на скамейке, установленной под мачтой, в том незначительном укрытии, которое только было возможно.

– Нет, – сказала она, – Совет не пришел ни к какому решению, хоть и встречался целых четыре дня, дольше, чем я помню на своей жизни. Как так могло произойти, что мы настолько отделились друг от друга? В конце концов все, что мы могли сделать, это поклясться, что скорее умрем, чем уступим свою свободу Риму. – Ветер оборвал ее слова.

– А между тем на пути встал этот шторм, – проворчал рядом с ней Маэлох. Он с почтительной заботой набросил им обоим на плечи одеяло. Они сидели рядом, деля тепло. – Для чего вы уезжаете? Когда переезд слишком опасен для устойчивости корабля, боги наверняка не требуют от вас этого. Может, та волосатая звезда и была их предупреждением.

– Так говорили мои сестры. Но я считаю, что это последняя надежда. – Бодилис вздохнула. – У меня было ощущение, верное или неверное, там, в палате Совета, когда мы произносили клятву – мне почудилось, что они не обращают на нас внимания. Словно они от нас отреклись.

Маэлох напрягся.

– Простите, – сказала Бодилис, поймав его взгляд и улыбнувшись ему. – Я дурно сказала. – Она помолчала. – Но правдиво. Ну, может, если одна из галликен, как встарь, отправится им служить, они к ней прислушаются.

Шкипер отбросил страхи.

– У них будет достаточно времени, – угрюмо сказал он. – Погода задержит вас на несколько дней, разве что я не заложил собственную память. К завтрашнему дню я сам не рискну вас забрать. Сколько? Кто знает? Может, неделю. Сейчас Лер варит свое ужасное варево в сердце океана.

Ее спокойствие было непоколебимо.

– Я могу потерпеть. Вы видели, я несла достаточно припасов. – Она улыбнулась. – И письменные принадлежности, и лучшие любимые книги.

На бушприте вскрикнул дозорный. Маэлох извинился, оставил ей покрывало, пошел вперед, чтоб присмотреться. Вода взбалтывалась и ревела.

– Да, скала Касатки, – сказал он. – Конечно же, мы отклонились к югу от курса. – Он поспешил на корму и взял у Усуна рулевое весло.

Время шло. Гребя в бурных водах, достигнув Сена, люди были измождены, скользнули внутрь, преодолевая последние предательские волны, и поспешили в док. Однако они разгрузили багаж королевы Бодилис.

– Хотел бы я отнести это в дом, госпожа, – сказал Маэлох.

– Вы очень милы, – ответила она. – Но это позволено только мне. – Не упоминая той ночи, когда Грациллоний отправился на берег в поисках Дахилис, и вырезал Дахут из мертвой матери.

– Ну что ж, будьте осторожны, – неловко пробормотал он. Взгляд его обратился к маленькому, квадратному строению из камня сухой кладки, и на его башенку. – Оставайтесь внутри, если ветер еще больше усилится. Помните, про шторм известно, что его волны обходят стороной этот остров.

Ее охватило беспокойство.

– Это вы и ваши друзья подвергнитесь опасности. Вы ведь в самом деле не сразу отправитесь домой, а переждете, пока отплытие в Ибернию станет безопасным? – Она была одна из немногих, кого Виндилис посвятила в свой план.

Он покачал головой в шерстяной шапке.

– Нет. Даже когда стихнет этот ветер, воды наверняка будут бурлить еще несколько дней средь этих рифов, чтобы можно было покинуть Ис. Я дам ребятам отдохнуть здесь часок-другой, и тогда мы спокойно выскользнем с рифовых шхер и поднимем парус. Как только на море станет хорошо, мы сможем выйти, что бы там ни вызывал Лер, и преодолеть путь до острова так быстро, как мы ни делаем больше ничего.

– Ты говоришь слишком дерзко.

– Никакого неуважения. Лер есть Лер. А я – мужчина. Он это знает.

– И все же вы очень смелы, коли сразу спешите по своему поручению.

Он казался смущенным.

– Это важно, – пробормотал он. – Ради Иса и вашей сестры, маленькой Дахут.

– Тогда отправляйтесь, чтобы разузнать ради нее все возможное, – сказала Бодилис так тихо, насколько позволял шум. – А я буду за нее молиться.

Он посмотрел вдаль, в одиночество камня, жесткой травы, кривых кустов, на клубки бурых водорослей, убегавшие за ее спину.

– Это вы отважная, – сказал он, – одна в море с волосатой звездой.

Бодилис протянула ему руку.

– Прощайте, Маэлох.

– Прощайте, госпожа. – Он повернулся и зашагал назад к кораблю.

Бодилис по частям отнесла свои вещи в дом и распаковалась. В то время, когда она была внутри, «Оспрей» отчалил. Она стояла и смотрела на корабль, который с трудом тащился на север, пока тот не скрылся из глаз.