Текст книги "Сломанный клинок. Дети морского царя"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)

Глава 6

Ведьма жила в лесу одна-одинешенька, предаваясь воспоминаниям о минувшем. Долгие годы они согревали ей душу, питали ненависть и жажду мщения. Понемногу набираясь колдовских сил, она научилась вызывать духов земли и демонов воздуха, и те стали ее наставниками. Она летала на помеле на черный шабаш, и ветер яростно трепал ее лохмотья, когда она кружила над Брокеном[19]. То было воистину дьявольское сборище: отвратительные тени прошлого распевали над черным алтарем и пили из котлов кровь. Но ужаснее всего, пожалуй, было наблюдать молодых женщин, что участвовали в омерзительных обрядах и оргиях.

Ведьма вернулась оттуда, обретя толику мудрости, и привезла с собой крысу, что прокусывала острыми зубками ее высохшие груди, чтобы напиться крови, спала ночами рядом на подушке и нашептывала что-то на ухо хозяйке. Наконец она решила, что сумеет исполнить свое давнее намерение.

Над хижиной ее грохотал гром и сверкали молнии, вспыхивал ослепительный голубой свет, распространяя вокруг вонь адского пекла. Но призрачная фигура, перед которой пала ниц ведьма, поражала красотой, ибо грех всегда необычайно привлекателен для того, кто грешит добровольно.

– О ты, многоименный, Принц Тьмы, Собрат Зла, – воскликнула ведьма, – помоги мне, и я заплачу тебе так, как ты желаешь!

Тот, к кому она обращалась, заговорил, и голос его был тих и вкрадчив:

– Ты ступила на дорогу ко мне, но пока еще я не властен над тобой. Милосердие Небес беспредельно, и, лишь отринув их по своей воле, ты утратишь его навсегда.

– На что мне милосердие? – вскричала ведьма. – Оно не отомстит за моих сыновей. Я готова отдать тебе душу, если ты предашь мне в руки моих врагов.

– Тут я бессилен, – ответил дух, – но с моей помощью ты сможешь залучить их в свои силки, если окажешься хитрее, чем они.

– Согласна!

– Но разве ты не отомстила Орму? Ведь это благодаря тебе считает он подменыша своим старшим сыном, и горя ему предстоит испытать немало.

– А настоящий сынок Орма благоденствует в Альвхейме, да и другие дети подрастают! Я хочу искоренить его поганое семя, как он извел под корень мой род. Языческие боги отвернулись от меня вместе с Тем, чье имя я не стану произносить. Уповаю лишь на тебя, Господин Мрака.

Взгляд духа, в котором мерцало пламя холоднее самого лютого мороза, задержался на ведьме.

– Ты, должно быть, слышала, – прошелестел голос, – что здесь замешаны боги. Один, что предвидит людские судьбы, лелеет какой-то замысел… Но я помогу тебе. Я дам тебе знание и силу, я превращу тебя в могучую чародейку. Я расскажу тебе, как бить наверняка, если только враги не умнее тебя.

В мире существуют три Силы, неподвластные ни богам, ни демонам, ни людям, сокрушающие все и всякое колдовство. Это Белый Христос, Время и Любовь.

Первый лишь осудит твое желание, и потому берегись, чтобы ни Он, ни его присные ни о чем не узнали. Помни, Небо наделяет людей свободной волей и ни к чему их не принуждает; чудеса убеждают тех, чьи глаза открыты.

У второго имен больше, чем у меня самого, – Судьба, Рок, Закон, Норны, Необходимость, Брахма и так далее. К нему взывать не стоит, ибо оно все равно не услышит. Не надейся, что поймешь, как оно уживается со свободой, о которой я говорил, просто знай, что есть древние боги и боги новые. Чтобы творить великие заклинания, надо проникнуться мыслью, что истина многообразна и многолика.

Но третья Сила – смертная, а потому одновременно помогает и губит. Ею ты и воспользуешься.

Когда ведьма поклялась особой клятвой, дух открыл ей, где хранятся знания, которых она алчет, и ушел.

Она глядела ему вслед, и ей показалось, что уходящий в ночь не похож на того, кто был у нее в хижине. Она видела сейчас высокого мужчину с седой бородой. Кутаясь в плащ и сжимая в руке копье, он быстро удалялся, а из-под шляпы с широкими полями виднелся один-единственный глаз. Ведьме вспомнился тот, кто славился своим хитроумием и двуличием и в скитаниях своих частенько переодевался то одним, то другим. Она вздрогнула.

Гость скрылся из виду. Быть может, ее обманул неверный свет звезд? Впрочем, какое ей дело? Главное – месть теперь свершится!

Подменыш был злобным и шумным, но в остальном ничем не отличался от обычного ребенка, и, хотя Элфриду порой ставило в тупик поведение ее сына, она ни о чем не догадывалась. По желанию Орма она нарекла мальчика при крещении Вальгардом, пела ему песенки, играла с ним и любовалась на него. Правда, он так кусался, что кормить его было сущей мукой.

Орм был страшно рад, что его первенец – такой крепкий и сильный.

– Он будет славным воином, – воскликнул дан, – меченосцем, конником, моряком! – Он огляделся по сторонам. – А где собаки? Где мой верный Грам?

– Грама нет, – ответила Элфрида, пряча глаза. – Он прыгал на Вальгарда и норовил его укусить, и я велела убить бешеного пса. А другие присмирели и только рычат, когда я выношу мальчика из дому.

– Странное дело, – пробормотал Орм, – в моем роду не было врагов собакам.

Вальгард подрастал, и мало-помалу становилось очевидным, что животные его не терпят: коровы бежали прочь, лошади фыркали и брыкались, кошки взбирались на деревья, а чтобы отбиваться от собак, мальчику с малолетства пришлось учиться владеть копьем. Он платил им всем той же монетой – пинал, щипал, словом, всячески изводил. Неудивительно, что он сделался охотником и не знал пощады.

Был он мрачен и молчалив, проказничал и доставлял много хлопот. Рабы ненавидели его за грубость и жестокие шутки, которые он над ними разыгрывал. А Элфрида, как ни принуждала она себя, так и не смогла его полюбить.

Зато Орм восхищался Вальгардом, хотя часто ссорился с ним. Шлепая сына, он ни разу не слышал от него ни крика, ни стона, а рука у вождя данов была тяжелая. Вальгард не выказывал страха, когда, обучая его сражаться на мечах, отец замахивался на мальчика своим клинком, словно намереваясь раскроить ему череп. Он схватывал на лету оружейные приемы, ничего не боялся и ничему не умилялся. Настоящих друзей у него не было, но приятелей хватало.

Элфрида родила Орму других детей – двоих сыновей, рыжеволосого Кетиля и черноголового Асмунда, оба они обещали вырасти добрыми воинами, и дочерей Асгерд и Фреду, причем последняя поразительно походила на мать. Орм любил их всех, но Вальгарда явно выделял.

Диковатый, немногословный, сторонящийся людей, Вальгард достиг зрелости. Со Скафлоком они были похожи как две капли воды, разве что волосы Вальгарда были чуть темнее, а кожа – чуть светлее. Но во взгляде подменыша сквозило равнодушие, губы его расходились в улыбке лишь тогда, когда он пускал кровь или причинял боль каким-то иным способом, да и то улыбаться значило для него скалить зубы. Будучи выше и сильнее своих одногодков, он присоединялся к их забавам только тогда, когда они задумывали какую-нибудь проказу. По хозяйству он не помогал, лишь забивал осенью скот и частенько бродил в одиночестве по окрестностям.

Орм так и не построил церковь, о которой столько рассуждал. Однако ее воздвигли усилиями окрестных землевладельцев, и он разрешил своим работникам ходить туда к мессе. Элфрида попросила священника поговорить с Вальгардом, но юноша рассмеялся тому в лицо.

– Я не склонюсь ни перед твоим хнычущим божком, – заявил он, – ни перед каким другим. Мой отец приносит жертвы асам, и те посылают ему удачу, а на что годится твой Христос? Будь я сам богом, меня бы радовали кровавые приношения, а тех, кто досаждал бы мне причитаниями, я бы давил – вот так!

И он наступил сапогом на ногу священнику.

Орм, когда ему рассказали, весело хмыкнул и, несмотря на слезы Элфриды, отказался возместить урон монашескому достоинству.

Дню Вальгард предпочитал ночь. Неслышно соскользнув с постели, прокрадывался он на свежий воздух и бегал до рассвета по холмам, влекомый неведомыми ему лунными чарами. Он не знал, что его гонит, и чувствовал лишь печаль и тоску по тому, для чего не находил названия. Мрак в его рассудке рассеивался, когда он убивал, калечил или разрушал. Тогда он хохотал, и троллья кровь стучала ему в виски.

Однажды он загляделся на девушек, что работали в поле: платья намокли от пота и прилипали к разгоряченным телам. С того дня у него появилось новое развлечение. Сильный, пригожий, умеющий, если нужно, быть велеречивым, как эльф, он вскружил головы многим, и Орму теперь то и дело приходилось платить за поруганную честь чужих дочерей или работниц.

Он только посмеивался; но случилось так, что Вальгард, будучи навеселе, повздорил с Олавом Сигмундссоном и убил его. Орм покорно заплатил виру, однако понял, что, если сына ничем не занять, хлопот не оберешься. В последние годы он почти безвылазно сидел дома, отправляясь иногда в короткие поездки по торговым делам, но этим летом решил пойти в поход и взял с собой Вальгарда.

Юноша вскоре завоевал уважение товарищей. Они восхищались его умением и отвагой в бою, хотя и не одобряли того, что он убивал беспомощных и беззащитных. По прошествии какого-то времени у Вальгарда начались приступы одержимости: весь дрожа, с пеной на губах, он принимался грызть обод щита, а потом бросался в самую гущу схватки, завывая и круша все подряд. От мелькания его меча рябило в глазах, он не замечал своих ран, а искаженное яростью лицо его наводило такой ужас на врагов, что многие застывали на месте, и он рубил их сплеча. После битвы, как то всегда бывает с берсерком[20], он чувствовал слабость, но вокруг него громоздилась гора трупов.

Постепенно у него составился отряд головорезов, которых не пугали припадки бешенства, и во главе их он лето за летом уходил в походы, вовсе не заботясь о том, идет ли с ним отец, а тот скоро перестал сопровождать сына. К той поре, когда Вальгард достиг расцвета своих сил, он добился того, что его именем стали стращать детей. Награбленное в набегах золото он тратил на постройку новых кораблей, в командах которых один молодчик стоил другого. В конце концов Орм запретил ему приводить этих людей в дом.

Остальные дети Орма и Элфриды пользовались всеобщей любовью. Кетиль пошел в отца: высокий, широкоплечий, веселый, всегда готовый подраться и подурачиться. Повзрослев, он начал покидать дом и уходить в море. Викинга из него не получилось: в первом же походе он разругался с Вальгардом и плавал теперь сам по себе, торгуя разными разностями. Худощавый и тихий Асмунд метко стрелял из лука, но воинская слава его не привлекала. Он занимался хозяйством, понемногу заменяя Орма. Асгерд выросла крупной девушкой с крепкими руками, голубоглазой и золотоволосой, а Фреда, по всей видимости, унаследовала красоту матери.

Вот так обстояли дела, когда ведьма решила, что приспело время для мщения.

Глава 7

Утром дождливого дня Кетиль с товарищами отправился на охоту. Стояла ранняя осень, деревья в лесу оделись в золото, медь и бронзу. Почти на самой опушке изумленные охотники увидели великолепного белого оленя, поражавшего своими размерами.

– Такой зверь под стать королю! – вскричал Кетиль, пришпоривая коня, и началась погоня. Всадники неслись среди деревьев, перепрыгивали через бревна и камни, ломились сквозь кусты; ветер свистел у них в ушах, а лес вокруг превратился в одно большое разноцветное пятно. Собаки почему-то неохотно преследовали животное. Хотя Кетиль скакал не на лучшем из коней, он постепенно оторвался от товарищей.

Белый олень по-прежнему мелькал впереди, ветвистые рога его четко вырисовывались на фоне неба. В горячке погони Кетиль не замечал того, что в лицо ему хлещет ледяной ливень. Он потерял счет времени, забыл обо всем, кроме царственного животного, что увлекало его дальше в чащобу.

Наконец конь вырвался на полянку, где, словно поджидая охотника, стоял белый олень. Кетиль метнул копье. Но едва рука его завершила бросок, животное как-то съежилось – и растаяло на глазах, будто ветер разогнал клубящийся туман. Оно исчезло без следа, только рыскнула по опавшей листве серая крыса.

Лишь сейчас Кетиль осознал, что остался в одиночестве и заблудился. Конь его шатался от изнеможения. Похоже, они очутились далеко к западу от хозяйства Орма. Мысли юноши путались от усталости, а при воспоминании о пропавшем олене его бросало в дрожь.

На краю поляны, под развесистым дубом, примостился низенький домик. Кому это взбрело в голову поселиться тут, подумал Кетиль, и на что они живут в такой глуши? Впрочем, какое ему дело, главное – есть где переждать до утра. Домик был деревянный, с соломенной крышей, окна его призывно светились. Кетиль спешился, подобрал свое копье и постучал в дверь.

Та распахнулась, открывая доступ в богато обставленную комнату. Дальше виднелось пустое стойло. Однако взгляд Кетиля устремлен был на хозяйку. Юноша чувствовал, что не в силах отвести его, что сердце в груди пропустило удар, а потом заколотилось о ребра, словно дикий кот о прутья клетки.

Женщина была высокой; платье с глубоким вырезом облегало ее стройное тело, подчеркивая каждый его изгиб. Темные неприбранные волосы ниспадали ей до колен, обрамляя совершенный овал белого, точно морская пена, лица. Пухлые губы были ярко-алыми, из-под длинных ресниц, над которыми изгибались подведенные брови, глядели бездонные зеленые глаза. В глубине их сверкали искорки. Эти глаза сразили Кетиля наповал. Никогда, подумалось ему, никогда в жизни не видел он ничего подобного.

– Кто ты? – спросила женщина нараспев. – Что тебе нужно?

В горле у юноши пересохло, кровь оглушительно стучала в виски, но он все-таки выдавил:

– Я… Кетиль Ормссон… Я сбился с пути на охоте и прошу приюта для своего коня… и для себя…

– Входи же, Кетиль Ормссон, – сказала женщина с улыбкой. Сердце Кетиля готово было выпрыгнуть из груди. – Немногие заглядывают ко мне, но я всегда рада гостям.

– Ты живешь… одна? – запинаясь, спросил Кетиль.

– Да. Но этот вечер проведу с тобой, – она засмеялась, и он схватил ее в объятия.

Орм разослал своих людей по округе, но никто из соседей не знал ничего о том, куда сгинул его сын. Так миновало три дня, и Орм удостоверился, что с Кетилем случилась беда.

– Может, он сломал ногу или повстречался с разбойниками, мало ли что. Завтра, Асмунд, мы с тобой отправимся его искать.

Вальгард сидел, развалясь на скамье, в руке он сжимал рог, полный меда. Два дня назад он возвратился из летнего похода и, оставив своих викингов в хозяйстве, которое приобрел недавно, завернул в отчий дом – не для того, чтобы проведать родных, но чтобы насладиться хлебосольством отца. Угрюмое лицо его казалось окровавленным в отблесках пламени в очаге.

– Почему ты зовешь с собой одного Асмунда? – справился он. – Или ты забыл про меня?

– Помнится, между тобой и Кетилем не было большой любви, – ответил Орм.

– Ее и нет, – ухмыльнулся Вальгард, осушая рог. – Однако я пойду с вами. Надеюсь, что разыщу его и приведу домой. Ведь что хуже для Кетиля, чем быть обязанным мне?

Орм пожал плечами, в глазах Элфриды заблестели слезы.

На рассвете следующего дня, под хриплый лай собак, множество конных устремилось в лес. Вальгард же с малых лет привык охотиться пешим и в одиночку. Он нес на плече огромный топор, голову его покрывал шлем, а одежды из шкур придавали ему вид дикого зверя. Он потянул носом морозный воздух и осмотрелся. Ему не было равных среди людей в умении отыскивать след. Вскоре он заметил то, что искал, усмехнулся и, вместо того чтобы протрубить в рог, двинулся легкой рысцой по следу.

Тот уводил на запад, в глухую чащобу, куда Вальгард никогда еще не забирался в своих скитаниях. Небо посерело, облака неслись низко над землей, едва не цепляясь за голые ветви деревьев. Ветер подхватывал опавшие листья, кружил их в воздухе, его завывания сбивали Вальгарда с толку. Он чувствовал, что здесь что-то не так, но, будучи неискушен в волшбе, не догадывался, от чего встают дыбом волосы у него на затылке.

Сумерки застигли его в самой глухомани, утомленного, голодного, кипящего злобой на Кетиля. Угораздило же братца пропасть в такую пору – ведь зима на носу! Ну да ничего, он свое возьмет.

Постой-ка… Вальгард различил в сгущающихся сумерках тусклое мерцание. Нет, это не блуждающий огонек, а свет из окна, и он означает приют на ночь. Но кто знает, вдруг он наткнулся на логово разбойников? Коли так, хмыкнул про себя Вальгард, будет кого убить.

Темнота погнала его вперед. Снежное крошево обжигало щеки и впивалось в кожу. Вальгард подкрался к окну и прильнул к щели между ставнями.

Кетиль, живой и здоровый, сидел на скамье у огня. В одной руке он держал рог с элем, а другой ласкал устроившуюся у него на коленях женщину.

Всемогущие боги, что за женщина! Вальгард присвистнул сквозь зубы. Он и думать не думал, что на свете живет такая красота. Подойдя к двери, Вальгард ударил по ней обухом своего топора. Через некоторое время дверь открылась, и на пороге с копьем в руке появился Кетиль. Он вгляделся в ночную тьму, но не смог ничего различить за разбушевавшейся пургой.

Разъяренный Вальгард оттолкнул его плечом. Кетиль выругался, но пропустил брата в дом. Вальгард медленно приблизился к женщине, не сводя с нее взгляда. На деревянном полу за ним оставались мокрые следы.

– Ты не слишком гостеприимен, братец, – проговорил он со смешком. – Будь на то твоя воля, ты бы выгнал меня, отмахавшего ради тебя столько миль, в ночь, чтобы я замерз под каким-нибудь деревом.

– Тебя сюда никто не звал, – угрюмо пробормотал Кетиль.

– Разве? – спросил Вальгард, продолжая глядеть на женщину. Та посмотрела ему в глаза, и на губах ее заиграла улыбка.

– Я рада тебе, – прошептала она. – Ты настоящий мужчина.

Вальгард засмеялся и повернулся к Кетилю.

– Звал ты меня или нет, милый братец, – сказал он, – я задержусь тут до утра. Места в постели хватит только на двоих, я проделал долгий путь, так что, боюсь, тебе придется спать в стойле.

– Ну уж нет! – воскликнул Кетиль, сжимая древко копья с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Я уступил бы отцу, Асмунду или кому другому из наших, но не тебе, злодей-берсерк! Спать на соломе будешь ты!

Вальгард фыркнул и взмахнул топором, отрубив наконечник копья.

– Ступай, малыш, – посоветовал он брату, – не то я тебя вышвырну.

Обезумев от ярости, Кетиль ударил его обломком копья. Вальгард прыгнул. Его топор погрузился в череп Кетиля.

По-прежнему вне себя от бешенства, он повернулся к женщине. Та протянула к нему руки. Он облапил ее и целовал до тех пор, пока на губах не выступила кровь. Женщина громко засмеялась.

Пробудившись наутро, Вальгард увидел Кетиля: брат лежал в луже крови, перемешанной с вытекшими мозгами. Встретив взгляд мертвеца, он неожиданно ощутил раскаяние.

– Что я наделал! – прошептал он. – Я убил своего родича!

– Ты сразил того, кто был слабее тебя, – отозвалась женщина. Вальгард встал над телом брата.

– Когда-то все было иначе, Кетиль, – проговорил он задумчиво. – Помню, мы с тобой бегали смотреть на новорожденного теленка, что еле стоял на ногах, помню, мы ходили в море, ветер дул нам в лица, а вода сверкала под солнцем. В святки мы сиживали с тобой за столом, а снаружи завывала вьюга. Мы плавали с тобой, брат, играли и веселились, а теперь ты – труп. Но спи спокойно, доброй ночи, Кетиль, доброй тебе ночи.

– Если ты откроешь людям правду, тебе не жить, – сказала женщина. – Его уже не вернешь. А в могиле нет ни поцелуев, ни объятий.

Вальгард кивнул, взвалил на плечо тело Кетиля и отнес его в лес. Не желая больше прикасаться к топору, он оставил оружие в черепе мертвеца, завалил труп камнями и ушел.

Женщина дожидалась его, и память о содеянном быстро улетучилась. Красотой затмевавшая солнце, лесная отшельница была необычайно искусна в любви.

В ее доме было тепло, а за дверью становилось все холоднее. Зима обещала быть долгой и суровой.

Неделю спустя Вальгард решил, что приспело время возвратиться домой, пока его самого не начали разыскивать и пока его викинги не перессорились между собой. Однако женщина отказалась последовать за ним.

– Я не покину свой лес, – сказала она, – но ты приходи ко мне, Вальгард, я с радостью приму тебя.

– Я скоро вернусь, – проговорил он, и не помыслив о том, чтобы увести ее силой, хотя неоднократно проделывал это с другими. Она отдалась ему без всякого принуждения, а таким даром злоупотреблять не следовало.

Орм, опасавшийся, что потерял и второго сына, шумно приветствовал Вальгарда, остальные же при виде его особого восторга не выразили.

– Я был на севере и на западе, – сказал Вальгард, – но Кетиля не нашел нигде.

– Что ж, – печально произнес Орм, – он, должно быть, мертв. Мы искали его много дней подряд, а попался нам только конь без всадника. Пора устраивать поминки.

Погостив денек у отца и побывав у себя, Вальгард снова отправился в лес, дав Орму слово присутствовать на погребальном пире. Асмунд долго глядел ему вслед.

Его настораживало то, что Вальгард всячески избегает разговоров о судьбе Кетиля, что он пошел на охоту, когда зима загнала медведей в берлоги, а прочая дичь сделалась такой робкой, что легче обойтись без свежего мяса, чем гоняться за ней по сугробам. Где пропадал Вальгард и почему он так торопился уйти?

В конце концов, через два дня после ухода Вальгарда, Асмунд не выдержал. Цепочка ясно видимых, благо в эти дни не было ни снега, ни ветра, следов тянулась до лесной опушки и дальше. Встав на лыжи, Асмунд направился в белые просторы, откуда бежало все живое; мороз вгрызался в его тело.

Вальгард возвратился тремя днями позже и застал погребальный пир в самом разгаре. Хмурясь, берсерк протолкался сквозь толпу на дворе и вошел в дом.

Элфрида схватила его за руку.

– Ты видел Асмунда? – спросила она с запинкой. – Он до сих пор не вернулся из леса.

– Нет, – ответил Вальгард.

– Горько мне будет потерять двоих сынов и остаться с тем, кто хуже заклятого врага, – проговорила Элфрида, отворачиваясь от него.

Вечером все собрались в главной зале. Орм восседал на своем почетном месте, Вальгард расположился по правую руку от отца. Люди, рассевшись на длинных скамьях вдоль стен, поднимали рога с медом; залу разделял пополам неглубокий ров, в котором полыхало пламя. Женщины усердно подливали тем, чьи рога пустели. Захмелев, многие забыли, по какому поводу их пригласили, и начали с вожделением поглядывать на сноровистых дочерей Орма.

Сам Орм улыбался, как то положено воину, презирающему смерть. Но кто знает, что скрывала его улыбка? Элфрида не могла удержаться от слез. Вальгард молча осушал рог за рогом, стремясь разогнать тоску, но та упорствовала и, словно назло ему, становилась все сильнее. Ни женщины, ни ратные забавы не отвлекали его сейчас от мрачных мыслей, а потому он снова и снова вспоминал свой поступок, и глаза Кетиля глядели на него из сумрака под потолком.

Вскоре в зале сделалось шумно, однако стук в дверь, которая не была заперта, привлек всеобщее внимание. На пороге показался Асмунд.

Он был бледен и едва стоял на ногах, на плече его лежало нечто, завернутое в плащ. Он обвел взглядом залу, выискивая отца. Мало-помалу установилась тишина.

– Проходи, Асмунд! – крикнул Орм. – Мы заждались тебя…

Но Асмунд смотрел куда-то в сторону – на Вальгарда. С уст юноши сорвались странные слова:

– Я привел с собой еще одного гостя.

Орм сидел неподвижно, с лица его сползли все краски. Асмунд поставил свою ношу на пол. Она промерзла настолько, что ей вполне хватало руки Асмунда в качестве опоры, чтобы сохранять вертикальное положение.

– Я нашел его под камнями, – произнес Асмунд, по щекам которого струились слезы. – Мне стало стыдно, что мы поминаем его в тепле, а он тут один, стынет под вой ветра. В общем, я принес Кетиля домой – а в голове у него топор Вальгарда!

Он откинул плащ, и блики пламени упали на запекшуюся на лезвии топора кровь. Волосы Кетиля покрывала изморозь. Мертвые глаза уставились на Вальгарда. Опираясь на Асмунда, Кетиль насмешливо разглядывал своего убийцу.

Орм медленно повернулся к берсерку. У того от изумления и страха отвисла челюсть, но он быстро пришел в себя и рассвирепел. Вскочив, Вальгард воскликнул:

– Ты лжешь!

– Разве это не твой топор? – спросил Асмунд. – Хватайте его, добрые люди, вяжите братоубийцу, которого ждет виселица!

– Я требую правосудия! – крикнул Вальгард. – Дайте мне осмотреть оружие.

Никто не пошевелился, все были потрясены случившимся. Вальгард направился к двери, провожаемый гудением пламени.

У входа было сложено оружие. Вальгард вдруг резко наклонился, подобрал копье и бросился бежать.

– Не уйдешь! – Асмунд попытался преградить ему дорогу, вытаскивая из ножен меч. Вальгард ударил. Копье вонзилось в незащищенную грудь Асмунда, пригвоздило его к стене, и он умер, по-прежнему поддерживая рукой Кетиля.

Валъгардом овладело бешенство. Он зарычал, глаза его яростно засверкали, на губах выступила пена. Орм, который преследовал сына, напал на него сзади. Вальгард перехватил клинок отца, извернулся и всадил в горло старому дану свой нож.

Орм рухнул на пол, обливаясь кровью. Вальгард позаимствовал у него меч. В дверях толпились домочадцы. Вальгарх обрушился на ближайшего из них.

В зале царила суматоха. Одни прятались по углам, другие норовили утихомирить безумца. Клинок Вальгарда пел песню смерти. Друг за другом пали трое воинов. Но тут несколько мужчин, укрывшись за большой столешницей, отогнали берсерка от груды оружия. Все поспешили вооружиться.

Вальгард же, пользуясь случаем, накинулся на безоружных, что стояли меж ним и дверью. Они рассыпались в стороны, и он вырвался из залы. Снаружи его встретил воин с мечом и шитом. Натолкнувшись на железный обод, клинок Вальгарда переломился.

– Никудышная у тебя сталь, Орм! – вскричал викинг и могучим усилием вырвал свой топор из черепа Кетиля. Воин не ожидал от него такой прыти. Первый удар Вальгарда разнес на куски шит, вторым он отрубил нападавшему по плечо правую руку и выбежал из дома.

Вслед ему полетели копья. Он рванулся к лесу. Кровь отца, которая обагряла его ладони, застыла на морозе, и погоня сделалась бесполезной. Бегом, чтобы не замерзнуть, Вальгард двинулся на запад. Тело его сотрясали рыдания.