Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 4

Я плыл в нище и в никогда. Мое тело отделилось от меня – или я от него. Но как я мог думать о бесконечной и вечной тьме, и холоде, и пустоте, когда у меня не было чувств? Как мог я чувствовать отчаяние, если был лишь точкой в пространстве и времени?.. И даже меньше, чем точкой, а вокруг не было ничего – ничего, что можно любить, или ненавидеть, или бояться, или желать на пути неизвестно куда. Смерть была бы меньшим наказанием, потому что сейчас я был единственным, что вообще существовало.

И от этогоя отчаялся.

Но через мгновение, или через квадрильон лет, или спустя и то и другое – я кое-что понял. Я был во власти Великого Солипсиста. Беспомощный и ничего не понимающий, я уловил его эгоизм – такой беспредельный, что он не оставлял даже маленького местечка для надежды. Я закружился в водовороте мыслей – таких непонятных, таких чужих, таких огромных для меня, что я словно окунулся в волны ледяного океана…

… опасен, именно этот…он и те двое… каким-то образом он может стать смертельной опасностью… не сейчас(презрительно), когда рухнули их планы… нет, позже, когда они осуществят другое намерение, и эта война станет в сравнении с ним сущей мелочью… почему-то от них исходит волна опасности… если бы я мог рассмотреть будущее!., их нужно отвлечь, уничтожить, что-то сделать с ними, пока угроза не стала реальностью…но я не могу создать для них опасность… может быть, они будут убиты во время войны… если нет, я должен помнить о них – и попытаться позже… сейчас у меня слишком много дел, мне нужно помочь прорасти тем семенам, что я посеял в мире… птенец противника не пролетит над моими полями, их сторожат голодные вороны и коршуны…(и – с бесконечной ненавистью) да, ты попадешься в мои капканы, птенчик… и есть лишь Один, Кто сможет освободить тебя!

И так велика была сила злорадства в последних словах, что я внезапно освободился.

Глава 5

Я открыл глаза. Какое-то время меня не отпускал бесконечный ужас. Но меня спасла физическая боль, отогнавшая эти воспоминания куда-то вглубь, туда, где живут давние ночные кошмары. Лишь мелькнула мысль, что все это, наверное, было кратким безумием.

Природный оборотень – в его зверином обличье – совсем не так неуязвим, как это кажется большинству людей. Если даже оставить в стороне серебро (биохимический яд для метаболизма в промежуточном состоянии) – существуют и проклятия, способные остановить работу жизненно важных органов, а значит, и жизнь; и утрата какой-то части тела тоже может стать необратимой, если поблизости не окажется хирурга, чтобы пришить ее обратно, пока не погибли клетки… ну и так далее, и так далее. Но мы, оборотни, все-таки, безусловно, крепкие ребята. Мне достался удар, который, похоже, сломал мою шею. Но спинной мозг не был полностью разорван, и рана зажила с обычной для звериного облика скоростью.

Плохо было лишь то, что сарацины схватили меня и воспользовались магической вспышкой, чтобы вернуть мне человеческий облик, прежде чем раны окончательно зарубцевались. И теперь у меня отчаянно болела голова и мучила тошнота.

– Встать! – Чей-то ботинок ткнул меня в ребра.

Я с трудом поднялся. Они забрали все, что у меня было при себе, включая и магическую вспышку. Не меньше двух десятков сарацин направили на меня свои ружья. Преобразовавшийся тигр стоял рядом. Это был человек почти семи футов ростом и чудовищно жирный. Преодолевая головную боль, я присмотрелся к нему и увидел, что он носит знак эмира, который в те дни был скорее воинским званием, нежели титулом, и все же представлял немалую значимость.

– Идем! – скомандовал он и пошел вперед. Я с трудом потащился следом за ним.

Я видел ковры сарацин, кружащие в небе, слышал завывание их оборотней, отыскивающих следы других американцев. Но я слишком плохо себя чувствовал, чтобы интересоваться всем этим.

Мы вошли в город и зашагали к центру, и наши шаги гулко звучали на пустынных улицах. Троллбург был небольшим городком; наверное, до войны в нем обитали около пяти тысяч жителей. Но сейчас на улицах никого не было видно. Я заметил лишь несколько сарацинских батарей; стволы орудий смотрели в небо… с громыханием протащился дракон, изрыгающий огонь, с бронированным паланкином на спине. И никаких следов гражданского населения. Но я знал, куда оно подевалось. Симпатичные женщины находились в офицерских гаремах, а все остальные либо перебиты, либо сидят под стражей в ожидании того дня, когда их погрузят на корабли и повезут продавать в рабство.

Когда мы добрались до отеля, в котором расположилась вражеская штаб-квартира, головная боль у меня поутихла, сознание прояснилось. Но в этом были и положительные, и отрицательные стороны. Мы поднялись по лестнице и вошли в один из гостиничных номеров. Мне было велено встать у стола, за который уселся эмир. Полдюжины стражей выстроились вдоль стен, а молодой паша из разведкорпуса сел неподалеку от эмира.

Эмир обратил к паше огромное лицо и что-то сказал ему – мне показалось, он говорил о том, что ему пришлось лично ловить меня. Потом эмир уставился на меня. Его глаза были бледно-зелеными, как у тигра.

– Итак, – заговорил он на хорошем английском, – мы вам зададим несколько вопросов. Пожалуйста, назовите свое имя.

Я машинально произнес, что я – Шерринфорд Микрофт, капитан армии Соединенных Штатов, и назвал воинский номер.

– Но это ведь не настоящее ваше имя, не так ли?

– Разумеется, нет, – ответил я. – Я знаю Женевскую конвенцию – вы не сможете навести на меня чары имени. Шерринфорд Микрофт – мой официальный псевдоним.

– Калифат не подписывал Женевскую конвенцию, – вежливо произнес эмир. – И во время газавата, священной войны, жесткие меры иной раз просто необходимы. С какой целью был предпринят ваш рейд?

– Не вижу необходимости отвечать на этот вопрос, – сказал я. Мое молчание помогало тянуть время – а оно так нужно было Вирджинии… но все равно времени было маловато.

– Мы можем заставить вас ответить, – сказал эмир.

Если бы это была сцена из Кинофильма, то я, пожалуй, ответил бы ему, что просто ходил собирать маргаритки, и продолжал бы острить, пока сарацины не притащили бы в кабинет какое-нибудь орудие пытки, вроде пальцедробилки. Но я ответил совершенно примитивно.

– Ладно, – сказал я, – я ходил на разведку.

– Один?

– Нет, со мной было еще несколько человек. Надеюсь, им удалось ускользнуть. Пусть пошарят в кустах, поохотятся…

– Вы лжете, – бесстрастно произнес эмир.

– Если вы мне не верите – я тут ни при чем.

Он прищурился.

– Я скоро буду точно знать, говорите ли вы правду, – сказал он. – Если вы солгали – молите бога Иблиса о милосердии.

Что я мог поделать? Я чуть вздрогнул, пот выступил на моей коже… Эмир расхохотался. Смех у него был очень неприятный – похожий на утробное рычание где-то в глубине жирного горла… словно тигр забавлялся со своей добычей.

– Подумайте как следует, – посоветовал он и занялся бумагами, лежавшими на столе.

В комнате наступила полная тишина. Стражи стояли совершенно неподвижно, словно отлитые из бронзы. Молодой офицер задремал, кивая тюрбаном. За спиной эмира в большое окно заглядывала ночь. Слышно было лишь тиканье часов да еще шуршание бумаги. Но эти звуки только подчеркивали тишину.

Я устал, у меня болела голова, во рту появился отвратительный привкус, и очень хотелось пить. Но приходилось стоять, что при моем состоянии меня особенно утомляло. Я подумал, что, если уж эмир поднял такой шум из-за одного-единственного пленника, – он, похоже, здорово чем-то напуган. Это делало честь американским войскам, но лично меня ничуть не утешало.

Я осторожно огляделся по сторонам. Особо рассматривать было нечего – обычная обстановка гостиничного номера. Но стол эмира загромождала масса предметов: тут был хрустальный шар – ^;бесполезный, поскольку наши глушители продолжали работать, – нарядный кубок резного стекла, явно украденный в чьем-то доме, несколько хрустальных бокалов, кварцевая шкатулка для сигар и графин, наполненный, похоже, недурным «скочем». Судя по всему, эмиру нравился хрусталь.

Эмир небрежно шевельнул рукой – шкатулка открылась, из нее выскочила «гавана», подлетела к губам эмира и зажглась. Ползли минуты; пепельница время от времени вспархивала, чтобы подобрать пепел. Нетрудно было понять, что все вещи, окружавшие эмира, были соответствующим образом заговорены и обладали способностью легко двигаться. Что ж, эмир нуждался в подобном удобстве – он ведь был чрезвычайно жирным для того, чтобы оборачиваться в огромного тигра.

В номере было очень тихо. Сквозь окно на нас таращились звезды. И мне было неприятно видеть стандартные огоньки святого Эльма на сарацинских тюрбанах…

Но вот в моем мозгу слабо зашевелилась идея. Я еще не знал, как ее осуществить, но время шло – и я начал составлять кое-какие чары.

Наверное, прошло с полчаса – хотя мне показалось, что минула по меньшей мере половина столетия, – когда дверь наконец открылась и вошел фенек, маленькая ушастая лисичка африканских пустынь. Фенек забрался в большой стенной шкаф – для превращения ему требовалась темнота, – эмир проводил его взглядом. Парень, вышедший из шкафа, оказался карликом ростом в один фут. Он распростерся перед эмиром и торопливо что-то пробормотал высоким, чуть дрожащим голосом.

– Ясно, – сказал эмир. И медленно обернулся ко мне: – Итак, из доклада ясно, что ничьих следов, кроме ваших, не обнаружено. Вы солгали.

– А разве я вам не объяснял? – удивился я, чувствуя, как у меня пересохло в горле. – Мы использовали сов и летучих мышей. Волк был один, это я.

– Угомонитесь, – сказал он без всякого выражения. – Я не хуже вас знаю, что среди летучих мышей оборотнями бывают только вампиры, а они… как это у вас называется? Что-то вроде пятой колонны в любой армии.

Да, он был прав. И, между прочим, всякие штабные генералы постоянно приставали к нам с вопросом, почему мы не организуем боевую единицу из дракул. Ответ всегда звучал одинаково: цни слишком легкомысленны и слабосильны; они не выносят солнечного света; если им не давать постоянно свежую кровь, они вполне способны наброситься на своих же товарищей; их нельзя использовать в непосредственной близости от итальянских частей. Я обругал себя за собственные слова, но я просто слишком одурел, чтобы как следует соображать.

– Я уверен, вы что-то скрываете, – продолжал эмир.

Он шевельнул пальцем – стакан подлетел к графину, наполнился «скочем», впорхнул в руку эмира, и эмир принялся не спеша прихлебывать спиртное. Сарацинский калифат исповедовал еретическое отношение к спиртному; сарацины утверждали, что пророк, запретив пить вино, ничего не сказал о пиве, джине, виски, бренди, роме и тминной водке.

– Нам придется применить более строгие меры, – сказал наконец эмир. – Я надеялся избежать их. – Он кивнул своим стражам.

Двое схватили меня за руки. Паша принялся меня бить. Он явно был специалистом в этом деле. Фенек-оборотень не отрывал от меня жадного взгляда; эмир, попыхивая сигарой, продолжал листать бумаги. После нескольких мучительных минут эмир отдал приказ – меня оставили в покое и даже дали стул, что оказалось весьма кстати.

Я сел, тяжело дыша. Эмир оглядел меня с сожалением.

– Мне очень неприятно, – сказал он. – Поверьте, я не люблю подобного. – И, как ни странно, я ему поверил. – Позвольте выразить надежду, что вы образумитесь до того, как вам будет причинен непоправимый вред. Ну а пока… хотите сигару?

Старые штучки, допрос третьей степени. Сначала избить человека – потом проявить доброту. Вы бы удивились, если бы узнали, как часто люди впадают от этого в умиление и ломаются.

– Мы хотим узнать все о ваших частях и планах, – сказал эмир. – Если вы начнете сотрудничать с нами и примете истинную веру, то сможете занять у нас весьма высокое положение. Калифату нужны смелые люди. – Он улыбнулся: – После войны вы сможете, если захотите, набрать гарем из актрис Голливуда.

– А если я не стану доносчиком… – пробормотал я.

Он развел руками:

– Тогда вам не понадобится гарем. Выбор за вами.

– Дайте подумать, – сказал я. – Это нелегко.

– Пожалуйста, думайте, – вежливо ответил он и вернулся к бумагам.

Я устроился на стуле как можно удобнее, затягиваясь дымом и постепенно восстанавливая силы. Армейские чары можно снять, если только я добровольно дам на это согласие, чего я делать не собирался. Я уставился на окно за спиной эмира. Второй этаж… не так уж и высоко.

Конечно, я мог и разбиться. Но это лучше того, что мне предстояло здесь.

Я стал составлять чары, которые мог бы прочесть вслух достаточно быстро. Для этого нужно знать один из сокровенных языков – латынь, греческий, классический арабский, санскрит, древненорвежский и так далее – на этом строится вся наука. Параестественные силы неохотно откликаются на обычную речь. Но в повседневной жизни постоянно приходится управлять разными мелочами, и, конечно, я не был новичком в этом деле.

К тому же я достаточно хорошо знал один эзотерический диалект. Трудно сказать, сработает ли это сейчас, но можно попытаться.

Я напряг мускулы и как бы случайно переменил позу. Потом протянул руку к пепельнице, чтобы стряхнуть пепел с сигары, – к ее кончику прилип пепел с сигары эмира.

Найдя наконец не слишком удачные рифмы, я поднес сигару к губам и тихо произнес:

 
Пепел – вниз упади,
Уголь – путь свой найди,
По дуге полети,
Прямо в глаз попади!
 

Я закрыл правый глаз и поднес тлеющий кончик сигары почти к самому веку.

Сигара эмира взлетела – и ткнулась в егоправый глаз.

Он заорал и упал на спину вместе с креслом. Я вскочил и одним прыжком очутился возле фенека. Свернув его подлую шею, я сорвал с оборотня магическую вспышку.

Стражи взвыли и бросились ко мне. Я перепрыгнул через стол, прихватив по пути графин, и оседлал эмира. Одурев от боли, он колотил и царапал меня, а я, размахивая графином, выкрикивал:

 
Ну-ка, стекла, вперед!
Первым цель кто найдет—
Первым в кость попадет?
Ну-ка, стекла, в полет!
 

Закончив, я запустил в стражей графином. Стихи, конечно, были никудышные, и они не сработали бы, если бы все предметы, окружавшие эмира, не были одушевлены. Но стекло оказалось очень послушным… и вслед за графином в стражей полетели хрустальный шар, пепельница, кубок, стаканы, шкатулка для сигар и оконные стекла. Воздух наполнился летящим стеклом.

Я не стал задерживаться, чтобы увидеть результаты, а просто мгновенно выскочил в окно. Я приземлился на тротуар – тут же поднялся и бросился бежать.

Глава 6

Возле гостиницы было множество солдат – и вслед мне градом посыпались пули. Я побил все рекорды, промчавшись до ближайшего переулка с невероятной скоростью. Ночное зрение помогло мне найти разбитое окно в одном из домов, и я проскользнул в него. Притаившись за подоконником, я слушал, как погоня несется мимо.

В задней комнате разгромленной бакалейной лавки, куда я попал, было темно. Я обернулся, повесил на шею магическую вспышку, направил ее на себя – и сменил обличье. Солдаты вернутся через минуту-другую, а мне совсем не хотелось нарваться на серебряную пулю.

Став волком, я быстро нашел второй выход. Задняя дверь была полуоткрыта. Я выбрался во двор, заваленный старыми упаковочными ящиками, и спрятался среди них, изо всех сил стараясь сдержать тяжелое звериное дыхание, пока сарацины рыскали вокруг.

Когда они наконец удалились, я попытался обдумать ситуацию. Конечно, прежде всего мне хотелось как можно скорее удрать отсюда. Наверное, я мог это сделать, потому что формально моя задача была уже выполнена. Однако дело пока не завершилось полностью, и Вирджиния оставалась наедине с ифритом – если вообще была еще жива… и…

Когда я попытался вспомнить девушку, воображение нарисовало мне волчицу с ароматным мехом. Я сердито встряхнул головой. Крайняя усталость подавляла мой разум, высвобождая животные инстинкты. Надо поскорее что-нибудь предпринять.

Я побежал, описывая круги. Городские запахи сбивали меня с толку, но вскоре я все же уловил слабую струйку сернистой вони и помчался следом за ней, стараясь держаться в тени. Однако меня все же заметили дважды – но почему-то не окликнули. Должно быть, приняли за своего. Запах серы становился все сильнее.

Ифрита держали в здании суда – солидном, крепком доме. Я миновал небольшой парк, разбитый перед ним, принюхался – и бросился прямиком ко входу. На верхних ступенях валялись четыре вражеских солдата с перерезанными глотками, а у самой двери стояла метла. В рукоятке метлы скрывался двенадцатидюймовый нож на пружине – и Вирджиния использовала его…

Человеческая сторона моей натуры, склонная иной раз к романтизму, ужаснулась, но волк радостно ухмыльнулся. Я толкнул дверь. Вирджиния, похоже, отперла ее чарами – да так и оставила. Я сунул в щель нос – и чуть не лишился его, потому что Свартальф не сразу меня узнал. Он нервно взмахнул хвостом, когда я вошел и направился через вестибюль. Едкая сернистая вонь текла с верхнего этажа. Я поднялся по темной лестнице.

Сквозь щель в одной из дверей сочился свет. Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Вирджиния была там. Она опустила шторы и зажгла огоньки святого Эльма. Девушка все еще занималась приготовлениями; мельком взглянув на меня, она продолжала напевать заклинания. Я устроился возле двери и стал наблюдать.

Вирджиния начертила на полу обычные фигуры – пятиугольник в семиугольнике, а внутри их – звезду Давида. Соломонова бутыль стояла в центре. Особого впечатления она не производила – обычная бутыль Клейна с изогнутой ручкой, старая, потрепанная временем. На горлышке виднелась печать Соломона. Вирджиния распустила волосы, и они рыжим облаком окружили ее бледное прекрасное лицо.

Волчья сторона моей личности задала вопрос: а почему бы не схватить этот глиняный черепок и не удрать с ним подальше отсюда? Человеческая половина напомнила, что эмир, без сомнения, принял меры предосторожности на сей счет и сможет издали откупорить бутыль, если ее кто-то попытается унести. Мы должны лишить демона возможности действовать… каким-то образом… но в наших войсках было не слишком много специалистов, разбирающихся в натуре подобных демонов.

Вирджиния закончила произносить магические формулы, вытащила из бутылки пробку и выпрыгнула за пределы начерченных на полу фигур. Из бутылки вырвались клубы дыма – ифрит выскочил наружу. Я поджал хвост и зарычал. Вирджиния тоже испугалась, хотя и старалась не подавать виду; но я уловил запах адреналина.

Чтобы не стукнуться о потолок, ифриту пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Это было чудовище серого цвета, голое, более или менее похожее на человека, но с крыльями, рогами, длинными ушами, клыками, торчащими из пасти, и с глазами, похожими на раскаленный янтарь. Главными в ифрите были сила, подвижность и почти полная физическая неуязвимость. Если бы он вырвался на свободу, ему бы ничего не стоило отбить любую атаку генерала Ванбруга, разрушить любые укрепления и разнести все вокруг. Он может опустошить все побережье, и управиться с ним тогда будет нелегко. Но сарацин это не тревожило. Они, конечно, наложили на ифрита заклятие (или собирались это сделать), и он в обмен на свободу остался бы их слугой.

Ифрит проревел что-то по-арабски. Каждое слово сопровождалось клубом дыма, валившего из пасти демона. Рядом с полураскрытыми крыльями, похожими на крылья летучей мыши, Вирджиния казалась совсем крошечной. И голос ее прозвучал совсем не так холодно и спокойно, как ей самой того хотелось бы:

– Говори по-английски, Марид. Неужели ты так необразован?

Демон негодующе фыркнул:

– О ты, отродье бабуина! – (Мне показалось, что мои барабанные перепонки вот-вот лопнут.) – О бледная и бесцветная язычница, которую я могу переломить самым маленьким из своих пальцев, подойди поближе, если осмелишься!

Я здорово перепугался – не того, что он вырвется за пределы магической фигуры, а того, что поднимет слишком сильный шум. Ведь его могли услышать за добрую милю!

– Потише, проклятый Богом! – ответила Вирджиния.

Демон едва заметно вздрогнул. Как и большинство порождений ада, он не выносил, когда при нем упоминались святые имена, но для настоящего воздействия на демона с помощью таких имен нужны особые условия, которые здесь воспроизвести невозможно. Вирджиния подбоченилась и, вскинув голову, встретилась взглядом с пылающими глазами демона.

– Сулейман-ибн-Давид, да пребудет он в мире, не стал бы заключать тебя в бутыль без особой причины. А потому вернись в свою тюрьму и никогда больше не выходи оттуда, иначе гнев Небес падет на тебя!

Ифрит презрительно скривился.

– Мне известно, что мудрейший Соломон умер три тысячи лет назад, – возразил он. – Долго, очень долго я сидел, скорчившись, в этой узкой клетке, я, прежде бушевавший на свободе – и на земле, и в небе, и теперь я наконец освобожден и могу отомстить ничтожным сынам Адама! – Он ткнулся в невидимый барьер, однако Вирджиния установила стену мощностью в несколько миллионов психических единиц. Ее нельзя было проломить, ее мог снять лишь адепт магии. – О ты, бесстыдная, с непокрытой головой, с волосами цвета ада, знай, что я – Рашид Могучий, славный своей силой, сокрушитель скал! Войди сюда, поборемся!

Я продвинулся ближе к девушке, и шерсть у меня на загривке встала дыбом. На мою голову легла холодная рука.

– Параноидальный тип, – шепнула Вирджиния. – Большинство из этих созданий Нижнего мира – психопаты. И глуп к тому же. Единственная возможность для нас – обман. Чарами его не угомонить. Но… – И она продолжила громко, обращаясь к ифриту: – Заткнись, Рашид, и послушай меня. Я принадлежу к твоей расе, и потрудись относиться ко мне с должным почтением.

– Ты?! – Ифрит разразился ухающим хохотом. – Ты – из племени Маридов? Ты, рыболицее ничтожество? Зайди сюда, и я тебе покажу… – Остальное прозвучало весьма выразительно, однако джентльмен не может повторить это вслух.

– Слушай! – прикрикнула девушка. – Внимай каждому моему слову!

Она начертила в воздухе знак и пробормотала формулу. Я узнал самозаклятие против лжи в частной беседе. Наши суды его не признают – это нарушение пятой поправки к Конституции, однако в других странах оно используется при дознании.

И демон тоже узнал формулу. Похоже, сарацинский адепт, обучавший его английскому, заодно сообщил ифриту кое-какие сведения о современном мире. Демон притих и сосредоточился.

Вирджиния выразительно произнесла:

– Я не могу сказать ничего, кроме правды. Ты согласен, что имя и вещь – одно и то же?

– Д-д-да, – пробурчал ифрит. – Это все знают.

Я почувствовал, что девушка чуть расслабилась. Первый барьер взят! Ифрит не зналсовременной научной магии. Имя, конечно, состоит в родстве с предметом, и эта связь лежит в основе именных чар… однако уже в нашем столетии Корзибски доказал, что слово и обозначаемый им предмет не полностью идентичны.

– Очень хорошо, – сказала девушка. – Мое имя – Джинни.

Ифрит изумленно уставился на нее:

– Ты в самом деле владеешь Искусством?

– Да. Ну, теперь ты будешь меня слушать? Я пришла, чтобы дать тебе совет, как джинн джинну. Ты видишь, я владею Силами, но использую их для службы Аллаху, всемогущему, всезнающему, всемилостивому.

Демон раскалился от злости, но, признав в ней равную себе, изо всех сил старался соблюдать приличия. Она ведь не могла солгать, сказав, что хочет дать ему совет. Но ему и в голову не пришло то, что она не добавила – «хороший»совет.

– Так продолжай же, коли тебе так хочется, – прорычал он. – Но известно ль тебе, что завтра я уничтожу войско язычников? – И, не удержавшись, он начал хвастать: – О, я помчусь на них, и растопчу, и сломлю их, и выпущу им кишки, и сдеру с них кожу! Они узнают, какова сила Рашида Яркокрылого, огненного, безжалостного, мудрого…

Вирджиния выслушала все эти определения, потом мягко сказала:

– Но, Рашид, зачем тебе все это делать? Ты не заслужишь так ничего, кроме ненависти.

В громыхающем басе демона послышались вдруг хнычущие нотки.

– О, в твоих словах – истина! Весь мир ненавидит меня. Все устраивают против меня заговоры. Если бы не помощь грязных предателей, Соломону никогда не удалось бы запереть меня! И все мои замыслы всегда пресекались злобными завистниками… О, но завтра настанет день расплаты!

Вирджиния твердой рукой достала сигарету, прикурила и пустила дым в ифрита.

– Да как ты можешь доверять эмиру и его прислужникам? – сказала она. – Он тоже твой враг. Он хочет наложить на тебя лапу. А потом, когда ты сделаешь то, что ему нужно, запрет тебя снова в бутыль!

– Что?.. Что?..

Ифрит раздулся так, что невидимый барьер затрещал. Из ноздрей демона вылетели молнии. Ничего подобного до сих пор просто не приходило ему в голову; его племя не отличается особой сообразительностью. А Вирджиния была опытным психологом и знала, как следовать параноидной логике.

– Разве ты забыл о вражде, преследовавшей тебя всю твою долгую жизнь? – быстро продолжила Вирджиния. – Припомни, Рашид! Разве грубая злоба и зависть – не первое, что приходит тебе в голову?

– О… да! – Демон кивнул волосатой головой и жалобно забасил: – В тот день, когда я вылупился из яйца… о, крыло моей матери ударило меня так, что я завертелся на месте!

– Может, это была лишь случайность? – предположила Вирджиния.

– Нет! Она любила только моего старшего брата… оболтуса!

Вирджиния села на пол по-турецки.

– Расскажи мне обо всем, – попросила она, и в ее голосе демон услышал сочувствие.

Я ощутил, как мощная сила, плескавшаяся внутри невидимого барьера, немного успокоилась. Ифрит, согнув мощные ноги, сел на корточки, прикрыл глаза и погрузился в потоки тысячелетней памяти. Вирджиния вела его, бросая намеки то там, то тут. Я не понимал, какова ее цель, и думал, что незачем половину ночи заниматься психоанализом с подобным монстром, но…

– Ай, едва я разменял третье столетие, как упал в яму, которую мои враги, должно быть, нарочно выкопали для меня!

– Уверена, ты мог легко взлететь из нее, – пробормотала Вирджиния.

Ифрит выпучил глаза. Лицо его скривилось, покрывшись отвратительными морщинами.

– Это была огромная яма, я же сказал!

– А может, это было озеро? – поинтересовалась Джинни.

– Нет! – Ифрит-загремел крыльями. – Ни черта подобного… там было темно и сыро, но… нет, не слишком сыро, но там было жутко холодно…

Я начал смутно догадываться, к чему клонила девушка. Она опустила длинные ресницы, чтобы прикрыть вспыхнувший в глазах огонь. Даже волчьими мозгами я мог понять, какое потрясение испытал воздушный демон, которого едва не утопили, и как страшно было ему вспоминать пар, в который превращалось его огненное дыхание, и как он старается выбросить это событие из памяти. Но какая в том польза Вирджинии?..

В комнату с шипением ворвался Свартальф и резко затормозил около меня. Глаза кота бешено сверкали, шерсть стояла дыбом. Он что-то профырчал и рванул за дверь, и я следом за ним.

Внизу, в вестибюле, раздавались голоса. Выглянув за дверь, ведущую на площадку, я увидел несколько солдат. Они, похоже, проходили мимо, услыхали шум, вошли – и увидели убитых стражей; теперь, должно быть, они послали за подкреплением.

Что бы там ни пыталась сделать Джинни, ей нужно время. Я одним прыжком вылетел за дверь и сцепился с сарацинами. Мы превратились в галдящую кучу. Они чуть не задавили меня, но я пустил в ход клыки и вырвался. А потом над нами пролетел на метле Свартальф, разя кинжалом направо и налево.

Мы с котом перетащили сарацинское оружие в глубь вестибюля, к лестнице, и уселись в ожидании. Я прикинул, что лучше мне остаться пока волком, дабы избежать многих опасностей, – хотя я и лишал себя удобства пользования человеческими руками и оружием. Свартальф задумчиво разглядывал пистолет-пулемет, потом прислонил его к стене и улегся рядом с ним.

Я сидел совершенно спокойно. Каждая минута, протекающая в ожидании неминуемой атаки, работала на Джинни. Я положил голову на лапы и задремал. Но уже очень скоро до моего слуха донесся топот кованых башмаков по тротуару.

Наверное, там была добрая сотня солдат. Я видел темную движущуюся массу, отблески звезд на металле оружия. Солдаты потоптались снаружи, разглядывая убитых стражей. Внезапно они загикали и бросились по ступеням в вестибюль.

Свартальф подобрался и нажал на курок пистолета. Отдача бросила его через весь вестибюль, и он, ругаясь, перевернулся через голову – но парочку солдат все же уложил. Я встретил остальных в дверном проеме.

Шлеп, цап, кланг… прыжок туда, прыжок обратно… рвать их, кромсать, насмешливо воя! После короткой атаки они отступили, оставив с полдюжины убитых и раненых.

Я вгляделся сквозь стекло и увидел моего приятеля эмира. Поперек лица у него красовалась повязка, прикрывающая глаз, но двигался он куда энергичнее, чем я мог ожидать. По его команде несколько небольших групп солдат направились в разные стороны. Ясно было, что они попытаются проникнуть в здание через окна и другие двери.

Я вдруг взвыл, сообразив, что мы оставили метлу снаружи. Теперь никому из нас не сбежать отсюда, даже Джинни! Но, услышав звон разбившихся стекол и лязг затворов винтовок, я разозлился так, что забыл все остальное.

Свартальф оказался на редкость сообразительным котом. Он снова схватился за пистолет-пулемет и, хотя ему не так-то легко было управляться с оружием, умудрился перестрелять лампочки. И мы с ним отступили к лестнице, ведущей наверх.

Сарацинам пришлось идти в атаку в полной темноте – а они, как и большинство людей, почти ничего не видели без света. Я позволил им потоптаться вокруг, но первый же, который попытался вступить на лестницу, был мгновенно и бесшумно убит. Второй успел взвизгнуть. И вся толпа повалила следом за ним.

В темноте они не могли стрелять без риска уложить своих. Обезумев от ярости, они кидались на меня с ятаганами, которые я терпеть не мог. Свартальф отыскивал ноги сарацин, а я рвал их зубами – вжик, цап, клац, Аллах Акбар и зубы в ночи!

Лестница была достаточно узкой, и нам удавалось удерживать ее, да и раненые сарацины валялись под ногами, однако мне приходилось понемногу отступать – просто из-за того, что на меня давила масса в сотню храбрых воинов. Если бы я не уступал, то в конце концов кто-то из них мог бы схватить меня, а уж тогда навалилась бы сразу дюжина. А так с каждым потерянным футом мы отправляли в рай к гуриям по нескольку субъектов.

Я не слишком хорошо помню эту схватку. Такое не запомнить. Но прошло, должно быть, не меньше двадцати минут, прежде чем они со злобным рычанием откатились назад. Сам эмир стоял у подножия лестницы, хлеща хвостом и морща полосатую шкуру.

Я устало встряхнулся и собрался с силами для последнего раунда. Одноглазый тигр медленно направился вверх по ступеням. Свартальф шипел и плевался – а потом вдруг молнией метнулся по перилам, мимо громадной кошки– и исчез в темноте. Ну почему бы ему и не подумать о собственной шкуре…