Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 5. Враждебные звезды. После судного дня. Ушелец"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Разумеется, отчасти это относится и к людям, которые, равно как и сигманцы, несомненно, обладали любопытством. Разница была в порядке величин. Как бы то ни было, научные исследования приобрели преимущественно прагматически-технологическую направленность. У Вана с Ивонной сложилось такое впечатление, что сигманцы вообще не знали войн, а противоестественные отравления земли и воды случались там крайне редко. Таким образом, механизмы работали исключительно на благо цивилизации.

Разумеется, это не означало, что сигманцы были святыми. Возможно, куда в меньшей степени, чем люди, они были способны бороться за коллективные интересы или во имя каких-либо идеалов и куда с большей охотой прибегали к жестокой эксплуатации себе подобных. Правда, все эти выводы были чисто умозрительными. Но было недвусмысленно показано, что Агасфер просто не в состоянии осознать некоторые абстрактные понятия, вроде «бесконечности». (Рисовали серию треугольников с общим основанием – все большей и большей высоты. Постепенно боковые стороны становились все ближе к двум параллельным прямым. Затем на том же основании рисовали два перпендикуляра, обрывали концы штрихом и указывали таким образом, что идеальные линии пересекаются в бесконечности. Агасфер никак не мог взять в толк последней операции и вместо ответа отрицающе верещал. Люди почти слышали его мысли: «Это невозможно!») Быть может, людям еще представится возможность открыть сигманцу математику, а не только искусство… а также философию, поэзию, музыку, танец… Существует много видов любви, помимо сексуальной. Какая любовь может возникнуть между двумя представителями различных космических рас? Или между тремя, четырьмя, или, скажем, миллионом?

«Славно, славно», – напевал Скип, глядя на звезды, покуда не наступил час, когда все надежды рухнули.

Глава 14

Далеко внизу под челноком, словно огромный континент, лежали сатурнианские облака: равнины, горы, ущелья, дымящиеся неторопливые реки. Белые облака с мутной позолотой, глубокие синие тени. Наиболее яркие облака давали призрачные отражения колец Сатурна. На эти-то кольца и смотрела Ивонна. Они висели на фоне черного звездного неба. В тех местах, где призматические частицы расщепляли свет, посверкивали гигантские радуги. Непостижимое величие, невозможная красота!

– Хоть и жалко уходить, но будет лучше, если мы вернемся, – нарушил молчание Ван.

Ивонна согласно кивнула. Ван смотрел на операционные экраны, которые висели над блоком управления, и водил под ними пальцами. Ускорение прижало людей к спинкам кресел. Челнок направился к звездолету.

Ван включил связь.

– Алло! – сказал он. – Мы идем обратно. Где место встречи?

Монитор связи был настроен на Скипа. Кстати, выход на связь мог быть осуществлен из любого помещения звездолета. Вскоре они услышали голос Скипа:

– Ну и как вам там понравилось?

– Сказать «здорово», значит, ничего не сказать, – весело откликнулась Ивонна.

– Да уж, могу себе представить, – проворчал Скип. – Но я не жалею, что остался на борту. Расскажу потом, когда прибудете… Дайте-ка проверю… с Агасфером, конечно… Будет проще, если вы двинете к Титану. При одном g.Мы там пересечемся. Сумеете?

– Да, – коротко ответил Ван.

Он повторил порядок маневров, отключил связь и принялся манипулировать системой управления. Исполненная в сигманском стиле, она представляла собой схематический рисунок. Ван нашел на схеме наибольшую из сатурнианских лун и указал системе, что намерен отправиться туда с заданным ускорением. Челнок несколько изменил курс и стал ускоряться.

Когда Ван узнал, что Скип научился управлять челноком еще во время первого полета в марсианской атмосфере, он настоял, чтобы его тоже научили. Управление оказалось совсем простым. Компьютер (или что там было у него внутри?) брал на себя почти все. Лететь в космосе на таком аппарате было куда проще и безопаснее, нежели вести машину без автопилота по пустому шоссе.

Агасфер дал знать, что он намерен облететь вокруг Сатурна, чтобы посмотреть на него с разной высоты и с разных сторон. А потом они направятся обратно, в сторону Солнца. Ивонна с Ваном захотели повторить свое почти религиозное паломничество и еще раз посмотреть на кольца Сатурна снизу. Сверху они уже насмотрелись. И хотя это тоже было великолепное зрелище, снизу совсем другое дело. Скип тоже был не прочь отправиться с ними, но сигманец настоял, чтобы тот остался на борту звездолета. Против же повторения экскурсии Агасфер не имел никаких возражений. Сатурн был совершенно безопасен, тем более если оставаться в верхних слоях атмосферы. Получая втрое меньше солнечной энергии, чем Юпитер, эти слои атмосферы Сатурна были спокойны, а гравитация на этих высотах лишь немного превосходила гравитацию на поверхности Земли.

– Если бы мы только могли рассказать людям, когда вернемся домой! – воскликнула Ивонна. – Рассказать так, чтобы они поверили. Сколь мы, люди, ничтожны и сколь велики могли бы мы быть! Сколь отвратительны все наши интриги и ссоры!

– Я думаю, люди это и так понимают, – откликнулся Ван. – За исключением горстки чудовищ. К несчастью, многие из этих чудовищ находятся у рычагов власти, вынуждая простых людей уподобляться им. Ивонна грустно улыбнулась:

– Поди знай, кто есть кто…

Она смолкла, не в силах грустить под этим грандиозным мостом богов.

Они стояли в обсервационной рубке и смотрели на удаляющийся Сатурн. Ван с Агасфером устроились рядом. Китаец сочинял стихотворение, в котором хотел передать свои впечатления от увиденного, а сигманец одним из своих четырех глаз разглядывал выходящие из-под руки Вана иероглифы. Ивонна отошла на другой конец мостика, чтобы не смущать их.

Было все еще довольно светло. Свет Сатурна, конечно, много уступал в силе юпитерианскому – приглушенный, но все-таки в десятки раз сильнее нашего лунного. Облака над Сатурном были ровными, одноцветными и без вихрей. Но кольца!.. А впереди, где маячило крошечное Солнце, открывался огромный серп Титана. Ивонна стояла на его вечных снегах, смотрела сквозь его мутно-голубую атмосферу на зависший над ними, словно гора, Сатурн и плакала от счастья.

Едва Ивонна положила руку на поручень, как тут же поверх ее руки легла чья-то рука. Ивонна узнала бы эту теплую ладонь из тысячи, узнала бы ее запах, запах человека, несмотря на все многообразие сигманских ароматов.

– Можно я постою с тобой? – тихо спросил Скип. – С тех пор как вы вернулись, у меня не было случая рассказать, чем я тут занимался.

Сердце у Ивонны екнуло.

– Конечно, оставайся. Расскажи, что тут у вас произошло, пока нас не было.

– Значит, так… – начал Скип и запнулся. – Мы отлично провели время. Сначала покрутились вон на той орбите, потом вот тут, поманеврировали… Опуская технические детали, вот тут мы взяли вас на борт…

– Ты, что ли?

– А кто же еще?

Ивонна повернулась к Скипу. В волшебном свете он стоял залитый серебром и увенчанный звездной короной.

– И мы можем вернуться сюда! – шептала она. – Ведь Агасфер хочет показать нам всю Вселенную! Скип помедлил мгновение.

– Да, он очень хочет, – сказал он. Когда Скип двигался, по его телу пробегали тени, подчеркивая его отличную мускулатуру.

– Мы можем вернуться, – повторила Ивонна. – А можем полететь дальше… И все мечты человечества… Я так счастлива! Так я чувствовала себя, когда выходила замуж… Нет, тогда все-таки примешивался привкус повседневности. А тут… Ты помнишь конец века?

– Конечно. Тогда мы, то есть банда соседских мальчишек, достали кучу всяких пиротехнических штуковин и зажгли все разом! Полиция и родители только выбранили нас. Да, это было нечто, той ночью!

– Ты был еще подростком, а мне уже было под двадцать, возраст, когда неуклюжесть подростка уже позади, ты надеешься на счастье и мир полон чудес! А тут еще новый век, новое тысячелетие! Ворота, перед которыми хочется бросить все дурное, износившееся, грязное – и пройти в них без этого тяжкого бремени, чистыми, свободными. Войти в ничем не оскверненную страну, обетованную землю… И сейчас вот тоже. Только теперь это не юношеская иллюзия, это реальность! Это навсегда! – Ивонна обняла Скипа. – И это сделал ты, Скип! Ты и никто другой!

Скип обнял ее, та попыталась высвободиться, но он не отпустил ее. Ивонна подняла голову и нашла губами его губы. Минута длилась целую вечность. Наконец Ивонна чуть отстранилась и взглянула за спину Скипа, на другой конец невидимого мостика. Там, на фоне Млечного Пути, словно зависшая в звездном крошеве, маячила чешуйчатая фигура Агасфера, которая почти целиком заслонила Вана. Скип положил руку Ивонне на затылок и властно привлек к себе. Его рука спускалась по ее шее, по спине… Его другая рука… Ее руки блуждали по его шее, плечам, бокам…

«Нет… пожалуйста… о-о-о! Почему бы и нет? Чего я ждала? Иди сюда, милый! Сатурн подождет. Мы еще вернемся сюда. Моя каюта… – И уже сквозь смех и слезы: – А я ведь подготовилась. Я не думала, но, когда распаковывала свои вещи, я нашла… Обручальные кольца!»

Сигманец намеревался сделать остановку в окрестностях Меркурия. На постепенное снижение орбиты требовалось около двух недель. А потом, пройдя почти у самого Солнца, корабль должен был возвратиться к Земле. (Очевидно, Агасфер не счел необходимым приближаться к Венере, полагая это опасным, впрочем, как и люди.)

– И домой! – сказал Скип.

– Уж и не знаю, то ли плакать, то ли радоваться, – заметила Ивонна, нежась в его объятиях. – Наверное, и то и другое.

Ее ладонь, лежавшая у него на спине, казалось, говорила:

«Все хорошо, пока мы вместе».

Ван не обращал на Ивонну никакого внимания. Он просто сделал вид, что не замечает случившегося в ее отношениях со Скипом. Западный человек, по крайней мере, поздравил бы.

«Наверное, в глазах этого ханжи мы просто отвратительны», – думала Ивонна, теснее прижимаясь к Скипу.

– Можно ли нам будет воспользоваться челноками? – спросил Ван.

Они сидели во временно выращенных креслах в помещении, которое первоначально было кают-компанией для людей. Собираться в этой кают-компании было тем больше оснований, что всю аппаратуру разместили именно здесь. («Наши общие обеды тут носят какой-то вынужденный характер, – думала Ивонна. – Мы со Скипом в это время всегда вместе – от составления меню и готовки до последнего кусочка пищи и поцелуя на десерт. Ван ест отдельно».) Агасфера с ними не было. Купол был открыт, пахло цветущим садом, напоминая людям о существе, которое, по словам осведомленного Скипа, прилетело сюда за восемнадцать световых лет, чтобы на благо своего народа обновить то чувство прекрасного, что некогда принесли от Солнца их далекие предки.

– Скип! – не унимался Ван. – Как вы полагаете, не пора ли поделиться с нами, то есть со мной, той информацией, которая была получена вами в наше отсутствие? Ведь наш проект – идеальный случай международного сотрудничества.

Скип сдвинул брови.

– Я жду, – настаивал Ван.

– Хорошо, я все расскажу, – решился Скип. – Вы напрасно думаете, что я что-то скрываю. У меня с Агасфером нет никакого секретного кода для обмена информацией, мы не перестукиваемся с ним через стенку.

Ван еще более помрачнел.

«Надо бы, чтобы мой миленький действовал поосторожней, – подумала Ивонна. – Ничего он китайцу не сделает, но тот ведь совсем не понимает шуток. Сочтет это за оскорбление и ответит тем же. Скип вспылит, дальше – больше. И они сцепятся, как два петуха!»

Наверное, «кузнечик» заметил ее взгляд. Во всяком случае, он продолжал вполне серьезным тоном:

– Не усматривая никакой пользы в звукосинтезаторе, я так и не научился имитировать сигманскую речь. Мы обмениваемся разве что парой слов. Главным образом идет обмен рисунками. У нас с ним получился целый лексикон понятных нам обоим знаков. Этот лексикон я приложу к официальному отчету. Тем не менее наше взаимопонимание основывается, в первую очередь, на интуиции. Это нечто вроде попытки читать комиксы, где большинство надписей не пропечатано.

– Вы уже рассказывали про это, – заметил Ван, не оставив еще своих подозрений. – Я спрашиваю вас о том, как вы считаете, не даст ли нам сигманец челнок для посадки на Землю?

– Я считаю, что в одном челноке он нам не откажет, если мы очень попросим. Или если я попрошу. Короче говоря, Ивонна первая научилась говорить с Агасфером, а я ее брат по цеху. – Скип погладил Ивонну по голове. – И то, что Агасфер предпочитает мое общество обществу Ивонны, неопровержимо свидетельствует о том, что он ни черта не понимает в жизни! – Скип снова стал серьезен. – Однако я считаю, что просить челнок нам вовсе не следует. Во всяком случае, лично я просить не стану. Наши астронавты прекрасно нас заберут, как положено.

Ван сидел неподвижно. Ивонна смотрела в лицо Скипа, оно было очень серьезным, даже тревожным.

«Почему?» – подумала она.

– И вы, профессор, знаете почему, – продолжил Скип. – Слишком большое искушение для политиков. Полагаю, что это может привести к дестабилизации обстановки.

– Быть может, вы и правы, мистер Вэйберн, – медленно произнес Ван.

Скип чуть повернулся на бок. Голова Ивонны лежала у него на плече. Свободной рукой он неторопливо гладил ее. Каюта была залита слабым розовым светом.

– Ты ангел, – шепнул он.

– Я счастлива, – шепнула Ивонна в ответ и погладила Скипа. – Правда, ангел-то падший.

– Падший или оступившийся?

– И то и другое. Нет, скорее, сильно оступившийся.

– Две падшие души, да? Свободное падение… вечное свободное падение… на этот раз навсегда…

Скип опустил голову и зарылся носом в ямочку под ее ключицей, но ленивая расслабленность мгновенно слетела с Ивонны.

– Что ты сказал?! – взвилась она. – Что значит «на сей раз»?

– Да, на этот раз навсегда, – прошептал Скип. – Я понял это сейчас, подле тебя.

– Значит, у тебя бывало то же самое с другими женщинами?

Скип отпустил Ивонну и сел. Он смотрел прямо ей в глаза.

– Усек, – сказал он совершенно серьезно. – Да. Однажды, давно, правда, я совершенно искренне считал, что это навсегда. Но ты совсем другая, Вонни. Ты чудо, ты уникум!

Ивонна прильнула к нему и легла спиной на изголовье, которое они сделали, когда выращивали двуспальное ложе. Со всей силой она прижалась к Скипу, но смотрела прямо перед собой. Она заговорила быстро и взволнованно.

– Не забывай, между прочим, у меня есть образование и свои представления о жизни. Пойми меня правильно, я ведь понимаю, что тебе от меня ничего не нужно, кроме меня самой. Нам вместе хорошо и хорошо вместе работать. Я допускаю даже, что у тебя никогда прежде не было таких замечательных женщин, как я. И ты, Скип, тоже замечательный! Ты любишь учиться, умеешь думать. Я учу тебя, и это бросает вызов твоему интеллекту. Но что дальше? Я не так уж красива, не надо мне льстить. Пожалуй, разве что эффектна. Наверное, я первая влюбилась в тебя, когда ты показал мне, как я эффектно выгляжу. Помнишь? Целую вечность назад, на корабле? Но я далеко не королева красоты. Я же такая тощая! Я стараюсь учиться, как понравиться тебе, но у тебя наверняка были женщины и получше. А еще… Когда мне стукнет сорок, тебе будет всего-навсего тридцать два. Когда тебе сорок два, мне уже пятьдесят…

– Это ерунда! – сказал Скип.

– Ну конечно! Потому что к тому времени ты меня уже бросишь! Это часто не дает мне уснуть. Ты спишь, а я лежу, слушаю твое дыхание и думаю, что, даже если все будет хорошо, нам с тобой будет очень непросто. Но ты орел, а я голубка.

– Слишком романтично, – проворчал Скип. – Назови лучше меня гусем, а себя цыпленком.

Ивонна заплакала и отстранилась. Скип обнял ее.

– Ну прости, прости! Не надо было мне шутить. Я не нарочно, просто так уж я устроен. Я тебя не променяю… даже на этот поганый звездолет!

Когда Ивонна немного успокоилась, Скип странно посмотрел на нее.

– Ты что, скоро потечешь? – спросил он. Ивонна шмыгнула носом и кивнула:

– Похоже на то.

– Это вовсе не делает менее важным то, что ты сейчас сказала, но не нужно так расстраиваться, когда к этому нет никаких оснований.

– О-хо-хо! – Ивонна попыталась улыбнуться. – Проклятие! Почему мы не взяли с собой сигарет? В следующий раз будем умнее.

– Браво! – Скип потрепал ее по щеке. Затем он сел на край постели, чтобы видеть глаза Ивонны, и взял ее за руку. – Вонни, – начал он, – если бы у меня была привычка, как у тебя, беспокоиться насчет своего будущего, я и впрямь испугался бы. Но мне представляется, что скорее я надоем тебе и ты прогонишь меня, нежели я сам куда-нибудь намылюсь. Нам остается попробовать и посмотреть, что из этого выйдет. Лично мне очень хочется попробовать. И я сделаю все, чтобы это было навсегда. Ты чудо! – Скип перевел дыхание. – А чтобы доказать это, я расскажу тебе кое-что, чего не сказал бы никому другому. Быть может, я не должен этого делать, не знаю, но я хочу отдать тебе все, что имею.

На мгновение Ивонна вспомнила своего младшего брата, который, когда ему было пять лет, а ей как раз стукнуло четырнадцать, смущаясь и глядя на сестру влюбленными глазами, притащил ей в подарок кое-как самолично склеенную модель реактивного самолета.

– Я знаю, как управлять этим звездолетом, – просто сказал Скип.

Ивонна села.

– Да-да. – Скип покивал. – Когда мы с Агасфером маневрировали на орбите у Сатурна, он изволил показать мне, как управляют звездолетом, пока вы с Ваном катались на челноке. Сначала я думал, что он просто хочет показать мне эффект доплеровского «красного смещения», чтобы вместе порисовать его, а он возьми и дай мне урок управления. Это совсем просто. Единственное, что и впрямь сложно, так это попасть в рубку управления. Там нужно очень точно жестикулировать, иначе дверь в рубку не откроется. Серией специальных жестов запускаются двигатели. Причем, думаю, там налажена отличная защита «от дурака». Но управление совсем иное, чем в челноке. Рубка управления много меньше обсервационной, в ней находятся несколько навигационных экранов. Когда установишь курс, управление можно перевести на автопилот. В общем, ерунда. Я готов лететь куда угодно! Во всяком случае, там есть полные навигационные схемы, относящиеся к нашему краю Галактики. Сначала включаешь тягу Буссарда, для разгона, а потом, когда убедишься, что никому не повредишь, врубаешь фотонный двигатель.

– Наверное, Агасфер всецело доверяет нам, – вымолвила Ивонна.

Скип скорчил мрачную гримасу.

– В том-то и беда, – сказал он. – Он считает нас такими же безобидными, как и прочие существа атомной эры развития, каких ему, очевидно, приходилось видеть на других планетах. Можешь себе представить печальные последствия…

– То-то я смотрю, ты помалкиваешь.

– Вот-вот. Если помнишь, я едва не проболтался. Но вовремя сообразил, что Вану лучше ничего не знать. Чем больше я думаю, тем больше сомневаюсь. Он ведь и сам признает, что не очень-то мудро будет дать сигманский челнок в лапы нашим военным. Даже принимая во внимание, что они вряд ли сумеют сделать копию. Это будет ничем не проще, чем, скажем, для Маркони создать копию транзисторного телевизора. Но звездолет! Тут не нужно строить целого флота. Хватит его одного! Чего же проще? Прислать к Агасферу делегацию – а уж теперь-то делегацию с произведениями искусства он встретит с распростертыми объятиями, – тут же повязать его по рукам и ногам или, еще проще, убить – и ты властелин мира!

«Он любит меня настолько, что делится своими опасениями», – подумала Ивонна.

– А ты не можешь втолковать Агасферу, чтобы он никому больше ничего не рассказывал? – спросила она.

– Я пытался. Но поди-ка сформулируй, это не так-то просто!

– Слава Богу, что ты единственный. Скип! Ивонна прильнула к нему, но тот не пошевелился.

– Если ты думаешь, что нам привалило счастье, потому что я единственный обладатель тайны, то ты сильно ошибаешься, Ивонна.

– Наверное…

– Что «наверное»? Предположим, вся эта мощь достанется Америке. Я не такой уж патриот, но моя страна мне далеко не безразлична. Что ни говори, Америка поприличнее всех прочих. Ей достанет силы и мощи поддерживать всеобщий мир. Но я сомневаюсь, что все эти шаткие международные соглашения не рассыплются вскоре, как карточный домик. Посмотри, как они принялись тянуть одеяло на себя! Неужели такой договор лучше, чем никакого договора? Будет ли он работать? – Скип покачал головой: – Не знаю. А ты знаешь?

– Нет, конечно, – сказала Ивонна. – Но я верю…

– Не маловато ли тут одной веры? Думай, Ивонна! Думай, пожалуйста! Шевели своими хорошо смазанными мозгами! – Скип ласково поглядел на нее. – А мне нужен твой совет. Но потом. Сначала я должен решить сам, понимаешь? Сам.

Скалистый, испещренный кратерами Меркурий. Черное небо. Днем – свет гигантского Солнца, подобный огненному урагану; повсюду озера расплавленного металла, который ночью застывал и блестел при свете звезд. Искореженное величие!

Ивонна, кажется, поняла, каким образом на челноке осуществляется защита от слишком яркого света и, возможно, от жесткого излучения. Прозрачный корпус автоматически самозатемнялся, в зависимости от обстановки. Она только поражалась отсутствию перегрева внутри, учитывая то, что снаружи температура была около семисот градусов по Кельвину. Они хотят пройти вблизи Солнца… Но способна ли простая комбинация магнитного и электрического полей управлять не только заряженными частицами, но и незаряженными, в том числе и фотонами? Ивонна не была уверена, что это вообще теоретически возможно. Впрочем, она понимала, что физические теории землян – далеко не последнее слово в науке.

Все эти размышления шли как бы по поверхности ее мыслей. Ивонна чувствовала себя совершенно несчастной.

На корме челнока Скип с Агасфером увлеченно пытались с помощью масляных красок и сигманских пигментов нанести на холст великолепную картину огненной бури. Огромный светящийся вихрь, охвативший гигантский утес, сияющий мириадами слюдяных искр!

«Куда ему жениться, когда его зовет сама судьба? – думала Ивонна. – Независимо от того, какое решение мы изберем, я с каждым часом все более осознаю нашу вину. Сознаю, что я ему не пара и он того гляди пойдет на попятный, а я его, собственно, и не держу, и, возможно, едва ступив на Землю, он бросит меня. Может, оно и к лучшему? Но как бы я хотела, чтобы этого не случилось!»

Неподалеку от нее, в носовой части челнока, Ван возился с кинокамерой, которую взял с собой с корабля.

– Возьму себе хотя бы копию пленки, раз уж ничего другого не взять, – заметил он. – Моя дочка любит светлячков.

– Хотела бы я посмотреть на вашу дочку, – сказала Ивонна.

– Пожалуйста! – сказал Ван вполне искренне. – Почту за честь принять вас в своем доме.

«Ну-ну… – подумала Ивонна. – Это после того, как моя страна стерла с лица земли несколько ваших городов лишь для того, чтобы показать, что она способна превратить в пепел все, что создал Китай за четыре тысячи лет, если китайцы не позволят оккупационным войскам войти на свою территорию?»

– И я надеюсь, мы сможем нанести вам ответный визит, – продолжал Ван. – Моя дочка много слышала о Диснейленде. – Он вздохнул: – Я как-то побывал там и нахожу Диснейленд слишком легкомысленным. Но мы после революции вот уже три поколения боремся за то, чтобы вот такая Пинь могла приобщиться к настоящей культуре, получить все возможности для самореализации, ну и, конечно, пусть будет чуть-чуть легкомыслия.

«Если вас уже три поколения кормят одними обещаниями, – подумала Ивонна, – то почему с малышкой Пинь должно быть иначе? Ты даже не можешь просто привезти ее ко мне в Америку, потому что, когда ты едешь за границу, твоя семья остается в заложниках. Как я упрошу Скипа не уничтожать такое правительство во имя безопасности всех людей? Ведь этих лидеров не изменишь, они не меняются и не могут дать миру ничего лучше позорного мира Цезаря. А надолго ли такой мир? Римская империя разорвала себя на части. Византия исчезла. Или я не доверяю своим соотечественникам? Что, если мы скажем Алмейде, мол, Скип умеет управлять звездолетом? Не возьмет ли он Скипа в свои железные лапы? Не накачает ли его наркотиками, не станет ли пытать, покуда тот не выдаст свою тайну? А не он, так его начальство? Я голосовала за президента Бревермана. Он сидит теперь в доме Томаса Джефферсона… Но разве не в старой доброй Баварии начинал Гитлер?.. Что делать, что делать?»

Гравитация на Меркурии была несколько меньше, чем на нормально ускоряющемся звездолете, но Ивонна чувствовала такую тяжесть, словно была уже на Земле.

Тебе, разумеется, известны общие характеристики: фотосфера 1390 тысяч километров; масса – в 329–390 раз превышает массу Земли; энергия в пересчете на превращение материи в излучение – порядка 560 миллионов тонн в секунду; протуберанцы выбрасываются на расстояние до 150 тысяч километров, корона радиусом в несколько раз больше; солнечный ветер распространяется даже за орбиту Плутона. Ты, конечно, видела фотографии, научно-популярные фильмы по астрономии и трансляции с автоматических непилотируемых зондов. Все это очень интересно. Занимательные истории о нашем старом добром Солнце, которое представляет собой обычный желтый карлик и, как ожидается, еще около пяти миллиардов лет худо-бедно будет поставлять нашему миру лучистую энергию. Ты, конечно, и сама насмотрелась на Солнце. Проказливое светило! Оно может так отсвечивать на экране телевизора, что не даст тебе посмотреть твою любимую передачу, может сделать так, что нос у тебя покраснеет и станет шелушиться. А если очень уж разъярится и ты зазеваешься, то может и вовсе убить. И все-таки это наш старый приятель, Солнце!

Но, оказавшись лицом к лицу с этим хаотически мечущимся, завихряющимся пламенем, ты понимаешь, что вся эта предварительная информация не имеет уже никакого значения.

Посмотрев с Меркурия в сторону Солнца, ты видишь сперва невыносимо слепящее сияние: солнечную бурю! Колышущаяся, фонтанирующая грива сполохов в окружении лучезарного ореола, сверкающего на фоне звезд жемчугом и перламутром. Нет слов! Но ты перемещаешься ближе, сияние усиливается, пожирая все небо. Все горит, пылает, пламя становится вездесущим, ревет и ярится вокруг, покуда звездолет прошивает эту огненную бурю, которая воет, свищет, поет свою сладкую высокую песнь! Красные, зеленые, желтые, ярко-синие огненные пятна, которые способны сжечь любую неосторожно приблизившуюся планету. И ты не можешь помочь себе, иначе как прикрыв глаза и заткнув уши. Эта яростная мука поглощает тебя, пробирает до мозга костей и наполняет тебя ужасом…

И все эти несколько часов он не обращает на тебя никакого внимания, он кричит, чтобы ты уходила в свою каюту, раз тебе не нравится это зрелище, он сердится на тебя, и тебе приходится доказывать ему, что ты не трусиха, оставаться и смотреть, смотреть, а он со своим дружком гонит тебя прочь: ты мешаешь им, они мечутся, словно разразился Рагнарёк…

И вот худощавый седой человек, который любит свою маленькую дочку, стоит рядом и позволяет тебе прижаться к нему, поглаживает тебя по плечу и, когда рев ослабевает, подобно тому как стихает рев моря между двумя приливными валами, говорит тебе…

– Мы в полной безопасности, этот корабль уже бывал здесь раньше. Вам нечего бояться.

– Я знаю, знаю. Но почему все-таки так страшно?

– Весь этот свет, звук, вся эта кипящая, невообразимая жизнь… она ошеломляет. Чувства перегружены. Пытаясь защититься, разум отказывается принимать. А нашим художникам только подавай! Они сами стремятся к переизбытку впечатлений. Они рождены для этого. А я… Я предпочитаю отступить, я побаиваюсь. Жизнь сделала меня сдержанным, научила ничего не принимать близко к сердцу… Но в любом случае вы надежно защищены. Не обращайте внимания, все пройдет. Не надо было вам вообще смотреть на это.

– Нет, надо! Надо!

– Я понимаю, у вас совсем недавно было столько переживаний, ваши нервы на пределе. А это зрелище как бы снимает защиту, одновременно восхищает и пугает. Не знаю, отчего у вас такой несчастный вид, ведь все как будто идет хорошо для вас… и для человечества…

Грохот огненной бури стихает. Ты прижимаешься к своему одинокому другу и говоришь, говоришь, сама не зная что, открываешь ему свою душу, выбалтываешь…

Сперва он становится точно каменный, но потом приходит в себя и продолжает успокаивать тебя, покуда корабль, обогнув Солнце, не начинает удаляться от него и твой возлюбленный не уводит тебя, наконец, в твою каюту.

В его каюте было так тихо, что он слышал, как тишина звенит в ушах. Было пусто, лишь ложе для сна, больше ничего. Разве что ее фотография, словно всплеск света посреди этой голой пустыни. Его куртка промокла от пота, было противно, жарко, прилипшая к шее ткань мешала дышать. Он хотел стянуть куртку, выстирать и никогда больше не надевать, но не сделал этого.

Он достал свою кисть, обмакнул ее в чернильницу и стал писать, столь же внимательно продумывая каллиграфию, как и содержание:

Моя возлюбленная дочь!

Когда ты прочтешь это письмо, если, конечно, прочтешь, ты будешь уже девушкой, красивой, стройной, веселой, умеющей, где бы ты ни была, окружить себя верными друзьями. А я уже умру или буду совсем старым, еще более угрюмым и суровым, чем теперь. Что мне делать с тобой? Мне, папе той самой малышки Пинь, которая встретит меня дома, ухватит за большой палеи, и потащит гулять по саду и, быть может, назовет меня «большим мешком любви». Но могу ли я ожидать от мадемуазель Ван чего-либо большего, нежели уважения к заслугам отца, который некогда сделал одну вещь, о которой не забыли? Все это вполне естественно и правильно. Я и впрямь мню о себе не больше, чем как о грешном существе, которому пришлось вынести свое бремя во имя грядущего светлого будущего.

Пойми, я не жалею себя. Насмотревшись на нищих духом людей Запада, которых не заботит ничто, кроме их собственной жизни, я понял, какое мне выпало счастье. Когда у тебя появятся свои дети, ты поймешь меня. И все-таки позволь мне протянуть руку через время и дотронуться до тебя.

Если когда-нибудь ты прочтешь это письмо, тебе уже будет известна вся эта история. И я хочу, чтобы ты, только ты, поняла, что за моей неброской личностью скрывался человек, который не знал до конца, каков он на самом деле, человек, который познал одиночество, растерянность, страх, слабость… Я хотел бы, чтобы ты получше узнала меня. Поэтому я поклялся себе ничего не скрывать и не приукрашивать, но написать то, что было, чтобы ты могла прочесть, когда повзрослеешь.

В этот час я вижу единственную цель своей жизни в том, чтобы ты дожила до этой минуты.

Сегодня мы прошли через самый ад. Ты, наверное, прочтешь об этом полете. Очень может быть, что к тому времени облет Солнца будет считаться делом обычным, как нечто, что влюбленные, взявшись за руки, проделывают, сидя в пассажирском лайнере, направляющемся к Сатурну. И все-таки я видел ад! Но и Творение! То самое чудо, которое заставляет подснежник раскрывать свой венчик еще до ухода зимы. Но ад, я говорю, ад, тот самый, который своим огненным языком может мгновенно слизнуть мой Цветок… но и тот самый, что способен дать ему просветление, какое испытал я…