Текст книги "Патруль Времени. Щит Времени"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 74 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

DELENDA EST[15]
(Перевод Н. Науменко)

Глава 1

Охотиться в Европе двадцать тысяч лет назад одно удовольствие, а об условиях для зимних видов спорта и говорить нечего. Поэтому Патруль Времени, неусыпно заботясь о своих высококвалифицированных специалистах, построил охотничий домик в Пиренеях плейстоценового периода.

Мэнс Эверард стоял на застекленной веранде и смотрел на север, туда, где за ледяными вершинами гор и полосой лесов тянулась болотистая тундра. Широкоплечий патрульный был облачен в свободные зеленые брюки и куртку из термосинта двадцать третьего века, обут в сапожки, сшитые во Французской Канаде девятнадцатого века, а в зубах сжимал старую вересковую трубку неизвестного происхождения. Им владело какое-то смутное беспокойство, и он не обращал внимания на шум, доносившийся сюда из домика, где полдюжины агентов Патруля пили, болтали и бренчали на рояле.

Заснеженный двор пересек проводник-кроманьонец – высокий ладный парень с раскрашенным лицом; его одежда напоминала эскимосскую (бытует странное представление, что первобытный человек, живший в ледниковом периоде, не додумался до куртки, штанов и обуви). За поясом у него торчал стальной нож – проводники предпочитали такую плату. Здесь, в далеком прошлом, Патруль мог действовать достаточно свободно, не опасаясь исказить ход истории: металл съест ржавчина, а странных пришельцев забудут через век-другой. Главной бедой были сотрудницы Патруля из эпох, отличавшихся свободой нравов: они то и дело заводили романчики с местными охотниками.

Питер ван Саравак (венерианин голландско-индонезийского происхождения, из начала двадцать четвертого века), гибкий темноволосый юноша, благодаря своей внешности и манерам успешно конкурировавший с кроманьонцами, присоединился к Эверарду. С минуту они стояли молча. Они понимали друг друга без слов – Питер тоже был агентом-оперативником, которого в любой момент могли отправить с заданием в любую эпоху. Ему уже доводилось сотрудничать с американцем, и отдыхать они поехали вместе.

Саравак заговорил первым – на темпоральном:

– Говорят, под Тулузой выследили парочку-другую мамонтов.

Возникнуть Тулузе предстояло еще очень не скоро, но от привычных оборотов речи отвыкнуть не так-то просто.

– Я уже одного подстрелил, – пробурчал Эверард. – И на лыжах катался, и по скалам лазал, и на пляски аборигенов насмотрелся…

Ван Саравак кивнул, достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Он затянулся, и на его тонком смуглом лице отчетливо выступили скулы.

– Конечно, побездельничать приятно, – согласился он, – но жизнь на природе все-таки приедается.

Им оставалось отдыхать еще две недели. Теоретически, отпуск не был ограничен, поскольку всегда можно вернуться почти сразу после отбытия, но никто так не делал: какую-то вполне определенную часть своей жизни патрульный должен был посвятить работе. (Тебе никогда не говорили, когда ты умрешь, а здравый смысл подсказывал, что не стоит выяснять это самому. К тому же ничто не определено раз и навсегда – время изменчиво, а Патруль давал своим сотрудникам возможность пройти омоложение с помощью техники данеллиан.)

– Вот бы сейчас махнуть туда, – продолжал ван Саравак, – где много света, музыка и девочки, которые слыхом не слыхивали о темпоральных путешествиях…

– Идет! – согласился Эверард.

– Рим времен Августа? – выпалил венерианин. – Ни разу там не был. Язык и обычаи можно выучить под гипнозом прямо здесь…

Эверард покачал головой.

– Ты переоцениваешь Рим. Если не забираться слишком далеко в будущее, то самая подходящая обстановка для разложения – в моем времени. Скажем, Нью-Йорк… То есть если знаешь нужные телефонные номера. Вот как я.

Ван Саравак ухмыльнулся.

– И в моем секторе кое-что есть. Но, по правде говоря, пионерские цивилизации не слишком поощряют изящное искусство развлечений. Ну ладно, давай смотаемся в Нью-Йорк, в… какой год?

– Давай в 1960-й. В последний раз в моем официальном обличье я был именно там.

Обменявшись улыбками, они пошли собирать вещи. Эверард предусмотрительно запасся для своего друга костюмом двадцатого века.

Укладывая одежду и бритвенный прибор в чемоданчик, американец мельком подумал, сможет ли он угнаться за ван Сараваком. Он никогда не был забубенным гулякой, а идея попойки в каком-нибудь закоулке пространства-времени просто не приходила ему в голову. Хорошая книга, дружеская беседа за кружкой пива – для него этого было вполне достаточно. Но даже самому положительному трезвеннику нужно иногда встряхнуться.

А то и не просто встряхнуться. Если ты агент-оперативник Патруля Времени, если твоя работа в «Компании прикладных исследований» – только ширма для странствий и сражений во всех эпохах человеческой истории, если ты видишь, как эту историю, пусть в мелочах, переписывают заново – и делает это не Бог, с чем еще можно смириться, а простые смертные, которым свойственно ошибаться, потому что даже данеллианам довольно далеко до Бога, если тебя постоянно преследует страх перед таким изменением, после которого окажется, что ни тебя, ни твоего мира нет и никогда не было… Иссеченное шрамами лицо Эверарда сморщилось. Он провел рукой по жестким каштановым волосам, словно отгоняя непрошеные мысли. Что толку? Язык и логика бессильны перед лицом парадокса. В такие моменты лучше просто расслабиться – что он и делал.

Он взял чемоданчик и пошел за Питером ван Сараваком в гараж, где стоял их маленький двухместный антигравитационный роллер с лыжным шасси. Глядя на эту машину, никто бы не подумал, что ее приборы могут быть настроены на любую точку Земли и любой момент ее истории. Но ведь и самолет – не менее удивительное явление. И корабль. И костер.

 
С моей блондинкой рядом
Приятно погулять,
С моей блондинкой рядом
Приятно ночью спать.
 

Усаживаясь на заднее сиденье роллера, ван Саравак запел эту французскую песенку, и пар от его дыхания заклубился в морозном воздухе. Песню он выучил в армии Людовика XIV, которую однажды сопровождал. Эверард засмеялся.

– Цыц!

– Ну что ты привязался? – защебетал юноша. – Как прекрасны пространство и время, как великолепен космос! Эй, давай жми на все кнопки!

Эверард не разделял этих восторгов: во всех эпохах он насмотрелся на человеческие страдания. Со временем к этому привыкаешь и черствеешь, но все равно… Когда крестьянин смотрит на тебя глазами измученного животного, или кричит пронзаемый пикой солдат, или город исчезает в пламени ядерного взрыва, внутри что-то рвется. Он понимал фанатиков, пытающихся вмешаться в ход истории. Беда только в том, что они не могли изменить ее к лучшему – даже в мелочах…

Он набрал координаты склада «Прикладных исследований» – удобного и укрытого от посторонних глаз места. Оттуда они отправятся к нему на квартиру, а оттуда уже двинутся развлекаться. Эверард хмыкнул.

– Надеюсь, ты попрощался со своими здешними подружками?

– И очень любезно, уверяю тебя. Хватит копаться! Патока на Плутоне – и та быстрее. К твоему сведению, эта машина ходит не на веслах.

Эверард пожал плечами и нажал на стартер. Гараж тут же исчез.

Глава 2

Сильный толчок чуть было не сбросил патрульных.

Мало-помалу окружающее прояснилось. Роллер материализовался в нескольких дюймах над поверхностью земли (точка выхода не могла оказаться внутри твердого тела – за этим следило специальное устройство), и от неожиданной встряски у патрульных лязгнули зубы. Машина стояла на какой-то площади. Рядом, из чаши, которую обвивали каменные виноградные лозы, бил фонтан. Расходившиеся от площади улицы с аляповато раскрашенными домами-коробками из кирпича и бетона высотой от шести до десяти этажей были заполнены людьми, по мостовой катили автомобили странного вида – какие-то неуклюжие колымаги.

– Что за чертовщина? – Эверард взглянул на приборы. Темпороллер доставил их в заданную точку: 23 октября 1960 года, 11.30 утра, Манхэттен, координаты склада… Но налетевший ветер запорошил ему глаза пылью пополам с сажей, пахло печным дымом и…

В руке у ван Саравака тут же оказался акустический парализатор. Люди, окружавшие темпороллер, попятились, выкрикивая какие-то непонятные слова. Какие они все были разные! Рослые блондины с круглыми головами (многие были просто рыжими), индейцы, метисы всех сортов… Мужчины – в свободных цветных блузах, клетчатых юбочках-килтах, шапках, похожих на шотландские, ботинках и гетрах. Волосы по плечи, у многих – висячие усы. Женщины были в длинных, до щиколоток, юбках, а волосы прятали под капюшонами плащей. И мужчины, и женщины носили украшения – массивные браслеты и ожерелья.

– Что произошло? – прошептал венерианин. – Где мы?

Эверард, застыв, лихорадочно перебирал в уме все эпохи, известные ему по путешествиям и книгам. Эти автомобили похожи на паровые – значит, культура индустриальная, но почему радиаторы машин сделаны в виде корабельных носов? Топят углем – может, период Реконструкции после ядерного века? Нет, килты тогда не носили, да и говорили по-английски…

Ничего похожего он вспомнить не мог. Такой эпохи никогда не было!

– Удираем отсюда!

Его руки уже лежали на пульте, когда на него прыгнул какой-то здоровяк. Сцепившись, они покатились по мостовой. Ван Саравак выстрелил, парализовав одного из нападавших, но тут и его схватили сзади. На них навалились сверху, перед глазами у патрульных поплыли круги…

Эверард смутно увидел каких-то людей в сверкающих медных нагрудниках и шлемах, которые дубинками прокладывали себе дорогу сквозь бушующую толпу. Его извлекли из-под кучи малы и, крепко держа с обеих сторон, надели на него наручники. Затем их обоих обыскали и потащили к большой закрытой машине. «Черный ворон» выглядит одинаково в любой эпохе.

Очнулся он в сырой и холодной камере с железной решетчатой дверью.

– Ради всего святого! – Венерианин рухнул на деревянную койку и закрыл лицо руками.

Эверард стоял у двери, выглядывая наружу. Ему были видны только узкий коридор с цементным полом и камера напротив. Оттуда, через решетку, на них уставился человек с типично ирландской физиономией, выкрикивавший что-то совершенно непонятное.

– Что произошло? – Ван Саравака била дрожь.

– Не знаю, – с расстановкой сказал Эверард. – Просто не знаю. Этим роллером может управлять даже идиот, но, по-видимому, на таких дураков, как мы с тобой, он не рассчитан.

– Такого места не существует, – в отчаянии сказал ван Саравак. – Сон? – Он ущипнул себя и попытался улыбнуться. Губа у него была рассечена и опухла, подбитый глаз начал заплывать. – Рассуждая логически, друг мой, щипок не может служить доказательством реальности происходящего, но определенное успокаивающее действие он оказывает.

– Лучше бы не оказывал! – бросил Эверард.

Он схватился за решетку и с силой тряхнул ее.

– Может, мы все-таки напутали с настройкой? Есть ли где-нибудь на Земле такой город? В том, что это Земля, черт побери, я уверен! Есть ли какой-нибудь город, хоть отдаленно похожий на этот?

– Насколько я знаю, нет.

Эверард взял себя в руки и, вспомнив уроки психотренинга в Академии, сосредоточился. В таком состоянии он мог вспомнить все, что когда-то знал, а его познаний в истории (даже тех эпох, в которых он сам никогда не бывал) с избытком хватило бы на несколько докторских диссертаций.

– Нет, – сказал он наконец. – Никогда не существовало носивших килты брахицефалов, которые бы перемешались с индейцами и использовали паровые автомобили…

– Координатор Стантель Пятый, – пробормотал ван Саравак. – Из тридцать восьмого столетия. Ну, тот великий экспериментатор с его колониями, воспроизводившими культуры прошлого.

– Таких культур никогда не было, – сказал Эверард.

Он уже начал догадываться, что случилось, и сейчас готов был заложить душу, лишь бы эта догадка оказалась неверной. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не закричать и не заколотиться головой об стену.

– Нужно подождать, – уныло сказал он.

Полицейский (Эверард полагал, что они находятся в руках закона), который принес им поесть, попробовал заговорить с ними. Ван Сараваку язык напомнил кельтский, но разобрал он всего лишь несколько слов. Еда оказалась неплохой.

Ближе к вечеру их отвели в уборную, а потом позволили умыться, держа все время на мушке. Эверард сумел рассмотреть оружие – восьмизарядные револьверы и длинноствольные винтовки. Помещения освещались газовыми рожками, выполненными в виде все тех же переплетающихся лоз и змей. Обстановка и оружие, как, впрочем, и запахи, соответствовали уровню развития техники начала девятнадцатого века.

На обратном пути он заметил пару надписей на стенах. Шрифт, несомненно, был семитическим, но ван Саравак, который бывал на Венере в израильских поселениях и немного знал иврит, не смог ничего прочесть.

Снова оказавшись взаперти, они увидели, как ведут мыться других заключенных – толпу на удивление веселых оборванцев и пьяниц.

– Кажется, нас удостоили особым вниманием, – заметил ван Саравак.

– Ничего удивительного, – ответил Эверард. – А ты бы что стал делать с таинственными незнакомцами, которые появились из воздуха и применили невиданное оружие?

Ван Саравак повернулся к нему: выглядел он непривычно угрюмым.

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

– Вероятно.

Губы венерианина дрогнули, в его голосе послышался ужас.

– Другая мировая линия! Кто-то ухитрился изменить историю.

Эверард кивнул.

Ночь они провели плохо. Сон был бы для них благодеянием, но в других камерах слишком шумели – с дисциплиной здесь, видимо, было неважно. Кроме того, не давали покоя клопы.

Толком не проснувшись, Эверард и ван Саравак позавтракали и умылись; потом им разрешили побриться безопасными бритвами, похожими на те, к которым они привыкли. После этого десять охранников отвели их в какой-то кабинет и выстроились там вдоль стен.

Патрульные уселись за стол и стали ждать. Как и все остальное, мебель здесь была одновременно знакомой и чужой. Через некоторое время показались начальники. Их было двое: совершенно седой краснолицый мужчина в зеленом мундире и кирасе – видимо, шеф полиции – и худощавый метис с суровым лицом; в волосах у него пробивалась седина, но усы были черными. Он носил голубой китель и самый настоящий шотландский берет. Слева на груди у него красовалась золотая бычья голова – видимо, воинский знак различия. В его внешности было что-то орлиное, но общее впечатление портили тонкие волосатые ноги, выглядывавшие из-под килта. Его сопровождали двое вооруженных молодых людей, одетых в такие же мундиры; когда он сел, они встали позади него.

Эверард наклонился и прошептал:

– Держу пари, что это военные. Кажется, нами заинтересовались.

Ван Саравак мрачно кивнул.

Шеф полиции многозначительно откашлялся и что-то сказал… генералу? Тот раздраженно ответил и повернулся к пленникам. Отрывисто и четко он выкрикнул несколько слов – Эверард смог даже разобрать фонемы, но тон ему совсем не понравился.

Так или иначе, им нужно было объясниться. Эверард показал на себя и назвался:

– Мэнс Эверард.

Его примеру последовал ван Саравак. «Генерал» вздрогнул и заспорил с полицейским. Затем, обернувшись, он выпалил:

– Ирн Симберленд?

– Но! Спикка да Инглиз, – ответил Эверард.

– Готланд? Свеа? Найруин Тевтона?

– Эти названия, если только это названия, напоминают германские, а? – пробормотал ван Саравак.

– Как и наши имена, сам подумай, – напряженным голосом ответил Эверард. – Может, они думают, что мы немцы?

Он повернулся к генералу.

– Шпрехен зи дойч? – спросил он, но не встретил понимания. – Талер ни свенск? Нидерландс? Денс тунга? Парле ву франсэ? Черт побери, абла устед эспаньол?

Шеф полиции снова откашлялся и показал на себя.

– Кадваладер Мак-Барка, – сказал он. – Генерал Синит ап Сеорн.

По крайней мере так воспринял произнесенное им англосаксонский ум Эверарда.

– Точно, кельтский, – пробормотал он. Под мышками у него выступил пот. – Но все-таки проверим…

Он вопросительно указал на нескольких человек в комнате и в ответ получил такие имена, как Гамилькар ап Ангус, Ашшур ир Катлан и Финн О'Картиа.

– Нет… Здесь чувствуется семитический элемент. Это согласуется с их алфавитом.

Ван Саравак облизнул губы.

– Попробуй классические языки, – хрипло предложил он. – Может, нам удастся обнаружить, где эта история сошла с ума?

– Локверисне латина? – Опять в ответ молчание. – Элленидейс?

Генерал ап Сеорн дернулся и, сощурившись, раздул усы.

– Хеллена? – требовательно спросил он. – Ирн Парфиа?

Эверард покачал головой.

– По крайней мере о греческом они слышали, – медленно сказал он и произнес еще несколько слов по-гречески, но ему никто не ответил.

Ап Сеорн прорычал что-то одному из своих людей, тот поклонился и вышел. Воцарилось молчание.

Эверард вдруг обнаружил, что будущее его больше не страшит. Да, он попал в переделку, смерть стоит у него за плечами, но, что бы с ним ни случилось, все это сущая ерунда по сравнению с тем, что произошло со всем миром.

«Боже милостивый! Со всем мирозданием!»

С этим было трудно смириться. Перед его мысленным взором поплыли картины Земли, которую он знал, – ее широкие равнины, высокие горы и гордые города. Как живой, встал перед ним отец, и он вспомнил, как в детстве отец, смеясь, подбрасывал его высоко вверх. И мать… Они прожили неплохую жизнь.

А еще там была девушка, с которой он познакомился в колледже, самая прекрасная девчонка из всех – любой парень гордился бы возможностью прогуляться с ней, даже под дождем… Берни Ааронсон – и ночные беседы за кружкой пива, в табачном дыму… Фил Брэкни, который под пулеметным огнем вытащил его с поля боя во Франции… Чарли и Мэри Уиткомб – и крепкий чай у горящего камина в викторианском Лондоне; Кит и Синтия Денисон в их нью-йоркском хромированном гнездышке; Джон Сандоваль среди рыжеватых скал Аризоны… Собака, которая когда-то у него была… Суровые терцины Данте и гремящие шекспировские строки, великолепие Йоркского собора и мост «Золотые Ворота»… Господи, там была целая человеческая жизнь и жизни тех, кого он знал, – миллиарды людей, которые трудились, страдали, смеялись и уходили во прах, чтобы уступить место своим сыновьям… Всего этого никогда не было.

Подавленный масштабами катастрофы, которых он так и не смог до конца осознать, Эверард только покачал головой.

Солдаты принесли карту и разложили ее на столе. Ап Сеорн повелительно махнул рукой, и Эверард с ван Сараваком склонились над ней.

Да, это было изображение Земли в меркаторовой проекции, правда, как подсказывала им зрительная память, довольно грубое. Континенты и острова были раскрашены в разные цвета, но границы между государствами проходили по-другому.

– Ты можешь прочесть эти названия, Пит?

– Буквы древнееврейские – можно попробовать, – сказал венерианин и начал читать вслух. Ап Сеорн ворчливо его поправлял.

Северная Америка вплоть до Колумбии называлась Инис ир Афаллон – по-видимому, одно государство, разделенное на штаты. Крупнейшей страной Южной Америки была Хай Бразил; кроме нее, там имелось несколько небольших государств с индейскими названиями. Австралазия, Индонезия, Борнео, Бирма, восток Индии и почти все тихоокеанские острова принадлежали Хиндураджу. Афганистан и остальная часть Индии назывались Пенджабом. Китай, Корея, Япония и восток Сибири входили в состав государства Хань. Остальная Россия принадлежала Литторну, который захватывал и большую часть Европы. Британские острова назывались Бриттис, Франция и Нидерланды – Галлис, Пиренейский полуостров – Кельтин. Центральная Европа и Балканы были разделены на множество небольших государств, носивших в большинстве своем гуннские названия. Швейцария и Австрия составляли Гельвецию, Италия называлась Симберленд, Скандинавский полуостров был разделен почти посередине: северная часть называлась Свеа, южная – Готланд. Северная Африка представляла собой, по-видимому, конфедерацию, простиравшуюся от Сенегала до Суэца, а на юге доходившую почти до экватора; она называлась Карфагалан. Южная часть континента состояла из мелких государств, многие из которых носили явно африканские названия. Ближний Восток включал Парфию и Аравию.

Ван Саравак поднял глаза, полные слез.

Ап Сеорн что-то прорычал и ткнул пальцем в сторону карты. Он хотел знать, откуда они.

Эверард пожал плечами и показал вверх. Сказать правду он все равно не мог. Патрульные решили утверждать, что прилетели с другой планеты, поскольку в этом мире вряд ли знали о космических полетах.

Ап Сеорн сказал что-то полицейскому, тот в ответ кивнул. Пленников отвели назад в камеру.