Текст книги "Конфуций за 90 минут"

Автор книги: Пол Стретерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Пол Стретерн. Конфуций за 90 минут

Введение

Конфуций знал о жизни почти всё, однако о жизни самого Конфуция известно очень мало. Поэтому нам не просто понять его личность. Конфуций поведал нам, как поступать в тех или иных случаях. Но как вёл себя он сам? Этого мы точно не знаем.

Конфуций – серьёзный претендент на звание самого влиятельного человека в истории, и к счастью, он оставил нам в наследство свою философию, туманную и скучноватую. Оставленное им собрание благонравных штампов, эксцентричных афоризмов и полузагадочных анекдотов должно было стать идеальной философией государственных служащих. Таковая была его основной целью. В отличие от других мудрецов, Конфуций не хотел, чтобы его ученики становились нищими скитальцами, а просвещённость их осталась бесплодной. Сделать из своих учеников хороших государственных чиновников – вот о чём он мечтал. И результат превзошёл самые смелые ожидания. Более двух тысяч лет учение Конфуция диктовало правила поведения и давало пишу для размышлений чиновникам, школьным учителям, министрам и администраторам, сформировав своеобразное мировоззрение конформизма, присущее Китайской империи. Именно здесь родилось крылатое «Чтоб ты жил в эпоху перемен!». В конфуцианском Китае размеренное существование почиталось за счастье. Неудивительно, что у многих возникало желание нарушить эту привычную монотонность. Однако за самое незначительное отступление от правил непокорных ждало возмездие – в лучшем случае удавалось отделаться всего лишь кастрацией. Вот почему придворные многих вспыльчивых китайских правителей до конца своих дней говорили писклявыми детскими голосами.

До коммунистической революции 1949 года конфуцианство было почти синонимом китайского образа жизни. Сложным было отношение к конфуцианству в эпоху Мао. Конфуция объявили представителем класса «помещиков и капиталистов», хотя на самом деле он не был ни тем, ни другим. Большую часть жизни философ был безработным, постоянно страдал от нехватки средств, не имел, что называется, ни кола ни двора. Во время культурной революции 1960 года красногвардейцы попытались вытравить из мышления соотечественников последние остатки конфуцианства. В то же время председатель Мао при случае подбадривал своих товарищей высказываниями Конфуция. Всё это подчёркивает влиятельность конфуцианства, укоренённого в глубине китайского менталитета и продолжающего своё существование, лишь внешне прикрытое слоем марксизма.

Конфуцианство всегда было широко распространено среди китайцев от Тайваня до разбросанных по всему миру Чайна-таунов. Высказывания Конфуция переходят из поколения в поколение, его учение и сегодня имеет огромное культурное значение. Конфуций в Китае занимает то же место, что Шекспир у англичан или Гёте у немцев.

Тем удивительнее, что сам Конфуций в жизни не преуспел. По крайней мере он так полагал (а кто мы такие, чтобы возражать столь мудрому человеку). Философ считал, что намеченных целей он не достиг, к концу жизни уделом его стало разочарование.

«Конфуций» – латинизированная форма имени «Кун Фу Цзы» (что значит «учитель Кун»).

Жизнь и труды Конфуция

Он родился в VI веке до н. э., проживал по преимуществу в северной части Китая. VI век до н. э., несомненно, был знаменательным периодом человеческой истории, вторым по важности после того времени, когда человек научился добывать огонь. На этот век пришлись не только рождение Конфуция, но и формирование даосизма, появление на свет Будды, вознесение греческой философии. Остаётся загадкой, почему столь важные интеллектуальные события происходили именно в это время – в самых разных цивилизациях, находившихся на разных уровнях развития, не имевших контактов друг с другом. На этот счёт существуют разные предположения: посещение инопланетных космических кораблей, необычайная солнечная активность, массовый психоз и т. д. Все они сходятся в одном: с той поры у человечества не отмечалось аналогичных периодов столь интенсивного духовного развития.

Конфуций родился в 551 году до н. э. в феодальном государстве Лу, ныне это часть северной провинции Шаньдун. Он происходил из древнего и знатного, но обедневшего рода, по слухам, был прямым потомком правителей династии Шан-Инь.

Эта самая ранняя династия Китая правила более 600 лет с XVIII до XII века до н. э. Есть свидетельства, что в те времена люди делали лазурные горшки, расписанные великолепными цветами, и использовали в качестве денег розовые раковины каури. Легенда гласит, что люди того времени изобрели китайскую письменность, чтобы общаться с предками посредством сообщений, выгравированных на черепашьих панцирях. Все эти мифы отвергались серьёзными историками до тех пор, пока недавние археологические находки не подтвердили существование и образ жизни именно такой династии во втором тысячелетии дон. э. Но, к сожалению, в найденных книгах из черепашьих панцирей не обнаружены упоминания о ранних представителях рода Конфуция.

Достоверно известно, что отец Конфуция был мелким военным чиновником и что, когда у него родился сын, ему было 70 лет. Отец умер, когда Конфуцию исполнилось три года, и вырастила его мать. (Примечательно, что большинство основателей великих мировых философий и религий выросли в семье с одним родителем.)

Позже Конфуций вспоминал: «Когда мне было пятнадцать, меня интересовала только учёба». Стремление к знаниям стало главным смыслом всей жизни Конфуция, которая затем разделилась, согласно его собственному утверждению, на не сходные друг с другом этапы: «…когда мне было тридцать, я начал свою жизнь; в сорок я был самонадеянным; в пятьдесят осознал своё место в общем порядке вещей; в шестьдесят научился не спорить; а сейчас мне семьдесят, и я в состоянии свободно идти по жизни, не разрушая её основ». Трудно сказать, что это: духовная автобиография или вариант традиционной китайской мудрости, описывающей «возрасты человека». Во всяком случае, в этом фрагменте содержится не так много личных подробностей или того, что современный читатель назвал бы «жизнеописанием».

О ранних годах Конфуция не известно почти ничего, за исключением того утверждения, что прежде всего он ценил знания да разного рода невероятных историй, всегда сопровождающих такие трансцендентные фигуры (слетающиеся с деревьев приручённые птицы, возвращённая к жизни любимая собака дяди, появление комет и пр.).

Во времена Конфуция шестисотлетняя династия Чжоу начала приходить в упадок. Это была эпоха феодализма, когда вассальные города-государства забывали данные друг другу клятвы верности и вели войны практически по любому поводу. Военные вожди жили так, как во все времена живут военные вожди: резня, роскошь, оргии, – а народ старательно плодился, исходя из того, что правители вряд ли изменят условия, сокращающие численность населения (болезни, нищета, оргии).

Страданиям простого народа не было предела, подобное наблюдалось впоследствии разве что во времена коммунистической революции, при которой, несмотря на все благие намерения, были воспроизведены некоторые черты традиционного уклада жизни. Повседневные тяготы жизни оказали сильное воздействие на юного Конфуция, развив в нём стойкость и практичность – качества, которым он редко изменял в будущем. Конфуций рано понял: чтобы прекратить невыразимые страдания народа, нужно изменить образ мыслей, общественный менталитет. Общество должно существовать для блага всех своих членов, а не быть источником сверхприбылей правителей. Конфуций стал первым, кто сформулировал этот принцип, нередко игнорируемый и в наши дни. Древние греки поставили так вопрос только через 200 лет после Конфуция. Путём рефлексии они создали абстрактное понятие справедливости. Конфуций в годы своего становления возможности абстрактно рассуждать не имел, он хотел изменить не общественное устройство, а только менталитет: его размышления были связаны с реальностью.

Правитель должен править, чиновник выполнять свои обязанности, и это также бесспорно, как и то, что отец должен быть отцом своему сыну. Революция мышления, которую в конце концов совершил Конфуций, затрагивала только отношение к происходящему и поведение. Каждому предлагалось выполнять своё дело – настолько хорошо, насколько он может.

Однако высказывания Конфуция были настолько неопределёнными, что оставляли исследователям свободу интерпретации. Например: «Если учение распространяется, то это потому, что того хотят небеса», «Быть правителем тяжело, но нелегко быть и подданным», «Самобытные люди всё делают не так, как другие», «Раздавать приказы и ничего не делать самому – не доблесть».

Часто встречающееся в отдельных высказываниях Конфуция и характерное для всего его учения отсутствие видимой логики и стало источником жизненности конфуцианства. Ложность его доказать невозможно, при внимательном изучении вы рано или поздно убедитесь в том, что оно истинно почти что во всём. В этом смысле конфуцианство сильно также, как Библия и другие священные тексты самых незыблемых вероучений.

В восемнадцать Конфуций женился, и у него родился сын, названный Ли, что значит «большой карп». (Ли разочаровал своего знаменитого отца, так и не став, на что надеялся отец, крупной рыбой.) Конфуций был беден, и для того чтобы свести концы с концами, работал сразу в нескольких местах – в том числе управляющим зернохранилища и смотрителем зверинца священных животных. В свободное время он изучал историю, музыку и богослужение и быстро приобрёл репутацию самого образованного человека в Лу. Конфуций был честолюбив. Он надеялся добиться высокого поста в правительстве для того, чтобы применить свои идеи на практике. Неудивительно, что падкие на удовольствия правители не желали допускать к управлению человека, портящего им всю радость жизни, и поэтому все попытки Конфуция получить должность заканчивались на стадии предварительных бесед. (Конфуций был пылким молодым человеком, жаждущим поделиться своими обширными знаниями со всем миром, – а это не самый лучший способ пройти собеседование и получить работу.) В те времена, как и ныне, люди, не получившие работу в избранной ими сфере деятельности, часто становились учителями. Государство Лу гордилось школами, учившими будущих придворных дворцовому этикету и ритуалам. В этих школах обычно работали бывшие придворные, владевшие исключительным знанием сложных дворцовых церемоний, но потерявшие место из-за какой-нибудь случайной оплошности, которая к тому же обычно влекла за собой утрату нескольких личных владений, приносивших гораздо больший доход, чем жалование придворного. Конфуций хотел организовать совсем другую школу, в которой он учил бы политических деятелей тому, как надо править.

По счастью, Конфуций был привлекателен и полон вдохновения – никто не подвергал сомнению его способности, и ученики вскоре появились. Его школа очень походила на школы, созданные впоследствии древнегреческими философами. В ней поддерживалась неформальная атмосфера. Учитель беседовал с учениками, сидя под сенью деревьев. Время от времени проводились теоретические занятия, но большинство уроков было построено по принципу вопросов и ответов.

Часто ответы учителя звучали в виде поучений: «Если ты ведёшь в бой необученную армию, ты уничтожаешь её», «Начальствующий скуп на слова, но не на дела», «Если ты не исправишь свои недостатки, то станешь ещё более несовершенным». Две с половиной тысячи лет назад эти замечания, должно быть, так же как и сегодня, выглядели почти банальностями. Хотя известно, что Конфуций нетерпимо относился к невеждам: «Я показал один угол предмета, а ученик не смог найти три остальных, я выгнал его». В школе Конфуция не было места трусам и двуличным людям. Обычно учеников набиралось дюжины две, среди них были и принцы, и нищие. Не все дошедшие до нас высказывания Конфуция банальны, среди них есть определённое количество спорных и неясных поучений, но наряду с этим налицо целый ряд мудрых утверждений. («Тот, кто не знает цену словам, никогда не поймёт людей», «Полная жизнь хочет того, что нужно ей самой, пустая жизнь хочет того, что появляется у других».) Его замечания содержат сдержанный восточный юмор, по-прежнему недоступный большинству жителей Запада.

В сущности, Конфуций – это учитель нравственности. Он всегда был честным и не доверял резонёрству. Его целью стало научить учеников правильно себя вести. Если они хотят управлять людьми, то сначала они должны научиться управлять собой. Основы его учения звучат очень знакомо: добродетель – это любовь к ближнему. Это глубочайшее определение отношений между людьми было сформулировано Конфуцием более чем за 500 лет до рождения Христа. Правда, тогда оно ещё не стало религиозным принципом. Учение Конфуция дало толчок основанию религии (конфуцианства), но его поучения сами по себе не были религиозными. И не были религией для него самого – это один из парадоксов, который способствовал долголетию учения.

У этого парадокса есть и ещё одна характерная черта. Учение Конфуция не было религиозным, но сам он таковым являлся. Или же казался. По преимуществу. А от прямого ответа на этот вопрос уклонялся. Его высказывания по этому вопросу варьируются от не вполне искренних до загадочных. Мы никогда не узнаем, чем диктовалась такая позиция – целесообразностью или политической корректностью.

Конфуций производил впечатление человека, убеждённого в том, что в Космосе существуют силы добра, – некоторые могут назвать это убеждение верой в Высший порядок, хотя вокруг Конфуция не происходило каких-либо событий, способных поддержать такой оптимизм. Конфуций прослыл добродетельным человеком, благоговеющим перед Небесами, но сам он считал большинство религиозных практик своего времени суеверным вздором. Хотя, с другой стороны, он восхищался обрядами и считал их весьма полезными.

Этим, как и многим другим, Конфуций весьма напоминает Сократа. И действительно, ряд авторитетных востоковедов называли Конфуция сократическим Христом. (Такие необоснованные заявления нередки в отношении выдающихся исторических фигур, хотя, как правило, они содержат и зерно истины.)

Ключевой момент учения Конфуция символизирует китайский иероглиф Жэнь. Жэнь воплощает великодушие, добродетель и любовь к человечеству. Это очень напоминает христианское понимание милосердия. (Говорят также, что Жэнь превратился в дзен-буддизме в дзен, хотя это и произошло несколько столетий спустя после смерти Конфуция.) Наряду с Жэнь учение Конфуция подчёркивает значение таких качеств, как Тэ (добродетель) и Ий (справедливость). Конфуций настаивал на важности в повседневной жизни этикета и выполнения традиционных обрядов. Но это выполнение должно быть осмысленным; превращаясь в простую формальность, оно вызывает духовные болезни как личности, так и общества в целом. Целью Конфуция было воспитание цзюнь-цзы (благородных мужей), которые жили бы гармоничной и добродетельной жизнью, свободной от тревог и страданий.

Нечего говорить, что главный постулат Конфуция, Жэнь, получил множество толкований. Само это слово переводилось по-разному: нравственное совершенство, великодушие, гуманность, милосердие, а то и просто альтруизм.

Китайский иероглиф Жэнь состоит из двух элементов: «человек» и «два». Человек + два = человек для человечества. Другими словами, Жэнь не сосредоточивается на индивидуальной духовной нравственности, он относится к социальному поведению или нравственному характеру, проявляющемуся в публичном окружении. Конфуций раскрыл смысл Жэнь в своих «Высказываниях» (или «Лунь Юй», часто называемых «Аналектами» или «Суждениями и беседами»): когда его спросили, что означает Жэнь, Конфуций ответил: «Он означает любовь к окружающим человеческим существам». Позже он развил эту идею: «Есть пять вещей, которые каждый должен включить в исполнение Жэнь: почтительность, терпимость, надёжность, сообразительное усердие и великодушие. Если человек почтителен, ему не будет грозить высокомерие, если он терпим, он овладеет массами. Если он надёжен, люди сами будут доверяться ему. Если он усерден и сообразителен, то добьётся результатов. Если он великодушен, то будет достаточно хорош для того, чтобы руководить другими людьми».

Конфуций рассматривал Жэнь как часть образования. Другими словами, человека лучше научить такому поведению, нежели он будет учиться ему на собственном опыте. Во времена Конфуция образование считалось скорее обучением тому, как себя вести, нежели приобретением специальных знаний. Конфуций разделял эту позицию. Приобретение знания было мудростью, а не Жэнь. Последнее включало в себя не только этику, но и многие традиционные ценности китайцев, особенно почтительное отношение детей к родителям, значившее намного больше, чем просто уважение родителей, и подразумевавшее реализацию целой системы традиционных ценностей и ритуалов.

Во времена Конфуция традиции китайской морали были уже достаточно развиты. Существовало две ключевых концепции: Дао и Тэ. Дао переводится как «Путь» в том же значении, которое имел в виду Христос, говоря: «Я – Свет и Путь». Более привычным западным эквивалентом Дао могло бы стать слово «Истина», хотя в нём и не будет элемента продвижения, представленного в Дао. Для духовного здоровья личности жизненно важно придерживаться Пути. Но Дао касается не только личности: государство в целом тоже должно придерживаться Пути.

Отношение Конфуция к Дао было очень противоречивым. С гномической иронией он замечает: «Не зря прожил жизнь тот, кто умер в тот день, когда говорил о Пути». Конфуция не интересовала религия, выросшая из этой концепции, – даосизм, предполагавший взгляд внутрь человека и призывающий личность удалиться от общества. Для Конфуция нравственным было именно участие в жизни общества. С другой стороны, он одобряет Путь, когда тот обращается к традиционным принципам морали. Обряд может стать большим подспорьем в научении Жэнь.

Другим ключевым понятием китайской нравственности было Тэ. Обычно оно переводится как «добродетель», но происходит от слова «тэ», что значит «получать». Следуя Путём, человек обретает добродетель. Но и тут Конфуций был противоречив. В какой-то момент своих путешествий, когда его преследовал печально известный Хуан-ди, и его жизнь была в опасности, Конфуций выразил свою невозмутимость следующими словами: «Небо дало мне добродетель. Как ты, Хуан-ди, смеешь вредить мне?», подразумевая, что мы получаем добродетель с «Неба». В большинстве высказываний Конфуций предстаёт перед нами как человек, проповедующий, что мы получаем с Неба личную способность к добродетели. Она может разниться у разных людей, но все мы должны взращивать её, вне зависимости оттого, каким нравственным потенциалом обладаем. Взращивание добродетели должно стать нашей главной нравственной заботой, неспособность к таковому вызывала озабоченность Конфуция. «Неспособность взращивать добродетель, неспособность размышлять над тем, что узнал, невозможность стоять на том, что точно знаешь, невозможность исправлять свои недостатки – всё это беспокоит меня».

Тэ также играло роль образца для общественного подражания. Общественный порядок мог поддерживаться либо наказанием, либо примером. «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, то народ будет стремиться избежать наказаний и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуалов, то народ будет знать стыд, и он исправится». Это изречение звучит исключительно оптимистично. А в условиях Китая VI века до н. э. – в трудный период династии Чжоу, когда страна управлялась вздорными и мелочными диктаторами и военными вождями, – такой гуманный совет казался высокопарной глупостью. Чего можно достичь такими действиями? Менее жестокого правления? Довольного населения? И что из этого?

Самое примечательное в этом утверждении – его оригинальность. Тэ стало не чем иным, как эволюционным шагом вперёд. Великодушие, благородство, пример – всё это, несомненно, было новшеством и казалось невозможным в мире первобытной дикости. Чтобы эти принципы выжили, необходимо было по крайней мере чудо. И в конце концов чудо явилось, как в Китае (конфуцианство), так и на Западе (христианство). Без этого гуманистического элемента, выросшего в обстановке дикой междоусобной борьбы, человеческой цивилизации никогда бы не было. (Мы бы видели только кровопролитие и ужасы цивилизаций Древнего Египта и Майя, которые развивались без такого элемента гуманизма.)

Трудно переоценить этот «невероятный» эволюционный шаг человеческого общества, который первым сделал Конфуций. Мы можем только догадываться, что заставило его провозгласить эту новую гуманность. Внимательно присмотревшись, мы увидим, что она позволила нам выкарабкаться из трясины варварства и реализовать свой человеческий потенциал. Осознавал ли Конфуций возможные последствия своего шага?

Ответ кажется очевидным: Конфуция могла вдохновить на такое дело лишь вера в Бога, причём в благожелательного Бога. Но помилуйте, Конфуций в лучшем случае агностик! Он находился под воздействием обрядов, но когда дело касалось веры в Бога, загробную жизнь или метафизику любого сорта, становился уклончивым. «Цзы-Лу спросил о том, как служить духам умерших и богам. Учитель ответил: „Ты не можешь служить даже человеку, как же ты можешь служить духам?“ – „Но могу я спросить о смерти?“ – „Ты не можешь понять даже жизнь, как же ты можешь понять смерть?“»

Хотя Конфуций, несомненно, обладал невысказанной верой в Нечто. Это Нечто не было трансцендентным, но в основном служило тем же основным задачам, что и любая другая религия. Он верил в нравственное предназначение человека. Мы обязаны совершенствоваться и становиться как можно более развитыми, превращаясь в лучшие человеческие существа. И это единственный способ осмысленно прожить жизнь. Конфуцию чужда идея загробной жизни с воздаянием за добрые дела и наказанием за грехи. Совершенствоваться нужно ради самого совершенства, а не ради последующего воздаяния. Итак, более чем за два тысячелетия до Дарвина появляется светская религия, чрезвычайно похожая на теорию эволюции. Самобытный способ выражения крайнего благородства в гуманизме – преследовать добрые цели ради добра как такового.

Конечно, очень хорошо, что существует столь высокое чувство, но как же всё-таки мы должны вести себя на практике? Конфуций не был бы Конфуцием, не будь он практиком, а его этика не представляла бы систему конкретных предписаний относительно поведения в повседневной жизни. Он советовал: «Смири себя» и «Не делай другим того, чего не желаешь себе». Это были позиция и жизненный принцип: «Безропотно выполняй свои общественные обязанности, безропотно выполняй свои личные обязанности». Мы должны задаться целью «жить спокойно и без страха». Но как? «Если человек испытал себя и не нашёл, в чём себя упрекнуть, тогда что его беспокоит и что страшит его?»

В глазах современного человека это выглядит как просто одно из самых слабых мест этики Конфуция. Наша этика склонна отражать эгалитарные аспекты общественной жизни. Поэтому неудивительно, что мораль Конфуция соответствует примитивной, классовой природе китайского общества времён династии Чжоу, правившей более двух с половиной тысяч лет назад. Конфуций рассматривал этику как классовую принадлежность. Люди, реализующие свой моральный потенциал, становятся Жэнь. Это лучшие люди страны – представители правящего класса.

Но правители обычно и без того убеждены, что они лучше остальных людей, и правящему классу Китая VI века до н. э. не нужен был Конфуций для подтверждения этой самоочевидной истины. С другой стороны, они не могли и помыслить, что народ может вести себя так, как ведут себя они сами. Небо запрещает! «Делай, как я сказал, а не как сделал». Нравственность всегда носила классовый характер. Легко быть хорошим, когда общество устроено для твоей выгоды и защиты. Но когда правила не на твоей стороне, тебя меньше тянет быть добрым (факт, отмечаемый в тюрьмах всего мира на протяжении всей истории человечества).

Здесь Конфуций может показаться снобом, но его понимание нравственности фактически было попыткой разрешить классовую проблему. Благородный муж может быть представителем высшего класса, но если вы ведёте себя также, как он, то между вами нет разницы. Но Конфуций пошёл ещё дальше. Благородный муж должен демонстрировать образцовое поведение (в буквальном смысле этого слова). Нравственность благородного мужа должна быть примером для других (в противном случае он не благородный муж). Таким образом, Конфуций сделал свою этику универсальной, подходящей для всех классов и всех времён.

И тем не менее некоторые его практические советы этического характера сохраняют следы классового подхода: «Князь Цзы из Чи спросил Конфуция относительно управления. Конфуций ответил: „Пусть правитель будет правителем, подданный – подданным, сын – сыном“. Князь ответил: „Отлично! Действительно, если правитель не правитель, подданный не подданный, сын не сын, то я не могу быть уверенным ни в чём, и более того, я даже не могу знать, когда в следующий раз буду обедать“.»

Некоторые найдут в этом фрагменте учения Конфуция, отметившего исключительное внимание князя к своему желудку, элемент иронии, но это вряд ли соответствует действительности. Этика Конфуция была революционной, но в политическом отношении он оставался закоренелым консерватором. И это едва ли должно удивлять, принимая во внимание политическую анархию и страдания, которые он видел вокруг себя. В такие периоды потребность в «сильной руке, как в старые добрые времена» испытывают не только пожилые чудаки. Далёкие годы ранней династии Чжоу казались Конфуцию золотым веком. Это были времена сильного правительства, культурного расцвета и стабильности, когда император царил над послушными ему феодальными правителями. Во времена Конфуция феодальная система начала разрушаться, а феодальные правители превратились в междоусобствующих военных вождей. В его глазах единственной альтернативой классовому обществу была анархия.

И всё же краеугольным камнем нравственного общества для Конфуция было не классовое устройство, а любовь. И тут можно сравнить конфуцианство с христианством. Оба учения провозгласили главным своим принципом «любовь к ближнему». Но Конфуций был достаточно смел (или оптимистичен), чтобы предположить, что принцип личной любви может распространиться и на общество в целом. Христианство можно коротко охарактеризовать формулировкой «Отдайте кесарю кесарево», оно прослыло «моралью рабов» жестокой империи, придавая огромное значение личности и её спасению, так же как и бескорыстной любви к другим верующим. Столетия спустя эти идеи переросли в марксизм, хотя правители христианского Запада по большей части оставались реалистичными прагматиками, а не отвлечёнными идеалистами. Конфуцианство переработало традиционные китайские добродетели и предложило систему общественной нравственности, став синонимом китайского образа жизни.

Сменяли друг друга эпохи, образцовая мораль и любовь к ближнему постепенно видоизменялись вместе с самим Китаем. Несмотря на горячие протесты идеологов современного Китая, элементы конфуцианства проглядывают и в маоистском марксизме. И хотя сам марксизм пришёл в этой стране в упадок, китайское представление о связи между народом и правительством остаётся столь же сильным, как и раньше. По мере усвоения Китаем западных идей значительно усилилось осознание культурных сходств и различий Запада и Востока.

Тринадцатую книгу своих высказываний Конфуций посвятил политической философии. Она начинается с нескольких простых, вполне обычных советов: «Цзы-Лу спросил о правительстве. Учитель ответил: „Заставь людей усердно работать, подав им пример“. Цзы-Лу спросил, что ещё он должен делать. Учитель ответил: „Никогда не ослабляй своих усилий“.»

Когда его спросили о том, как работать в правительстве, Конфуций ответил: «Прояви снисходительность к небольшим ошибкам и продвигай талантливых людей». «Но как определить талантливых людей?» Учитель ответил: «Продвигай тех, кого ты выбрал сам. Те, кого ты не выбрал, продвинутся и без тебя».

Но вскоре учитель уходит от таких банальностей. Когда его спросили, что он сделал бы прежде всего, если бы его назначили в правительство, Конфуций ответил: «Прежде всего я бы убедился в том, что все названия правильны». «В самом деле? Разве это не глупо?» – «Какой же ты невежественный дурень! Если ты не понимаешь, о чём говорят, лучше помолчи».

Отчитав незадачливого ученика, Конфуций развил свою лингвистическую теорию правительства: «Если названия неправильны, то слово не достигает своей цели. А если слово не достигает цели, то ничего нельзя сделать правильно. Если ничего нельзя сделать правильно, то ритуалы приходят в беспорядок, музыка становится нестройной, а наказания больше не соответствуют преступлению. Когда наказание больше не соответствует преступлению, никто не знает, на каком свете он находится. Следовательно, если кто-то что-то задумал, то он должен понятно объяснить задуманное. А когда кто-то что-то прикажет, то должен быть тот, кто это выполнит. Там, где людей связывает язык, огромное значение имеет точность. Не должно оставаться ничего, что могло бы породить неправильное толкование».

Всё это очень хорошо, но это и есть основной приоритет? Кого-то действительно может удивить, что всё это нужно осуществить в правительстве. (Непонятные приказы веками были неотъемлемой частью управления.)

Конфуций отстаивает этот подход, обращаясь и к следующей теме. Когда его спросили о практике сельского хозяйства, он предложил длинный ответ, в котором ничего не сказал о сельском хозяйстве. «Фань-Чи попросил Конфуция научить его выращивать семена. Учитель ответил: „Опытный крестьянин сделает это лучше меня“. Тогда его попросили научить выращивать овощи. Конфуций ответил: „Опытный огородник сделает это лучше меня“. Когда Фань-Чи ушёл, Конфуций воскликнул: „Какой же он невежественный дурень! Когда правители соблюдают ритуалы, никто из обычных людей не смеет быть непочтительным. Когда они вершат правосудие, никто не смеет ослушаться. Когда они требуют почитания, никто не смеет быть неискренним. Когда они выполняют эти действия, люди стекаются со всей страны с детьми, привязанными к спинам. Так какой же смысл рассуждать тут о выращивании семян?“»

Далее Конфуций занимает противоречивую позицию. Сначала развенчав практические способности, теперь он подчёркивает их превосходство над образованностью: «Представьте себе человека, который может наизусть продекламировать все три сотни поэм из традиционной Книги Песен. Вы дадите ему ответственный пост, но на нём он окажется некомпетентным. Вы пошлёте его заграницу с дипломатической миссией, но он докажет свою неспособность проявить инициативу. Что пользы от этих поэм, независимо от того, сколько их он выучил наизусть?»