Текст книги "Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны"

Автор книги: Поль Фор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Поль Фор
Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны

ВОСКРЕШЕНИЕ ЦЕЛОГО МИРА

Восемь золотых масок – как застывшие солнца. Вот они, в витринах Афинского археологического музея, – сияющие, притягательные, неотразимые. И уже почти сто лет у множества людей они вызывают одни и те же вопросы: какая драма в «златообильных Микенах» смежила эти набрякшие, плотно слепленные веки? Какие ароматы вдыхали эти прямые, высокомерные носы? Или эти слишком тонкие губы? Что за молитвы они шептали, какие приказы выкрикивали, каких яств и напитков касались, кого целовали и кто целовал их? А это треугольное лицо с лихо закрученными усами и окладистой бородой, неужто оно являет нам облик самого Агамемнона, царя царей, дочереубийцы, обманутого супруга и поверженного победителя? Брови нахмурены, губы крепко сжаты. Восемь ликов словно укрылись от нас завесой вечного сна.

Однако освещение меняется, и играющие тени медленно оживляют маски бесстрастных богов. Они утрачивают неприступность, и вот уже как будто улыбаются. Губы кривит ироническая усмешка: «Нет, мы не Атрей, не Фиест, не Агамемнон, не Менелай, не Эгисф и не их дети. Мы жили за 300–350 лет до Троянской войны. Мы построили первые дворцы на Пелопоннесе. Мы сражались, носили драгоценности, пили из чаш, что стоят в соседних витринах. А если вы хотите заставить нас поведать о созданной нами цивилизации, обратитесь к поэтам, драматургам, художникам античности, к нынешним археологам, дешифровщикам неизвестных письмен, ко всем этим бравым фантазерам, превратившим легенду в историю».

Источники

По-своему герои древности продолжали существовать всегда. Будучи призраками, они не давали покоя воображению исследователей. Гигантская когорта писателей – от известных нам античных поэтов до Ж. П. Сартра – и поныне в музыке, стихах или прозе воспевает их подвиги и печальную судьбу. Еще задолго до Гомера, создавшего «Илиаду» и, несомненно, также «Одиссею» в VIII веке до н. э., исполнители священных песнопений на тризнах, аэды на пирах, сказители и певцы на площадях возвеличивали первое греческое чудо. Все были уверены, что эллинский мир в XIII веке до Рождества Христова сверкал несравненным блеском. Персонажи Гомера намекают на богатое разнообразие эпических произведений и легенд, из которых черпали сюжеты первые сочинители. Более того, герои Троянской войны, воинская элита, ахейские захватчики и цвет азиатских защитников отечества, скорее всего были воспеты или подвергнуты злословию еще при жизни: барды и всякого рода скоморохи существовали в индоевропейском мире с самых отдаленных времен. Ведь иначе и представить невозможно, чтобы столько подвигов, глупостей или преступлений в более или менее искаженной форме дошли до наших дней. Именно устная традиция позволила автору «Илиады» и «Одиссеи» описать общество, его обычаи и костюмы, уже к тому времени исчезнувшие. Он упоминает города, разрушенные за 500 лет до его времени, богов, предшествовавших тем, коим молились его современники. Поэт употребляет священные слова, выражения, поэтические формулы, чей смысл уже невнятен ему самому. В противном случае потомки и комментаторы Гомера не оставили бы нам столько противоречивых толкований его поэм.

Но сколь роскошным ни представал бы в эпическом освещении восстановленный микенский мир, он явно требовал драматической формы повествования. Мало было просто рассказать про то, как Елену, супругу «белокурого» Менелая, соблазнил и похитил прекрасный Парис-Александр, второй сын Приама; как ахейцы, жители континентальной и островной Греции, вооружив громадный флот и отправившись мстить за оскорбление, опустошили Троаду и устье Дарданелл, а потом гибли и бесследно исчезали на обратном пути домой. Нет, дабы по-настоящему воскресить те события, их следовало разыграть на сцене. Всегреческие психодрамы? А почему бы и нет? Уже в VII веке рапсоды в пышных костюмах соревновались на местных и международных конкурсах, представляя на суд публики искусство мимики и диалога. Уже тогда в Сикионе и Фивах трагические хоры пели о страданиях великих героев. Греческий народ, воспринимавший в архаическую эпоху бытие как диспут или диалог, но еще точнее – как игру, превратил дифирамб и трагедию в предпочтительную форму проявления своей философии. Классический театр, одухотворяемый приключениями людей и богов эпохи Троянской войны, пытался вернуть их к жизни.

Глубинный смысл аттической трагедии – конфликт между личной ответственностью и некими коллективными силами, преследующими, проклинающими и мучающими героя. В театре Эсхила, Софокла и Еврипида неизменно слышится двойной вопрос-восклицание: «почему?» и «увы!». Эдип, Ахилл, Дионис, Геракл, Кассандра, Электра и Антигона вновь и вновь приходят на эту землю, чтобы оправдать себя, объясниться и разъяснить свою горькую судьбу. В последующие столетия их так часто видели на сцене, что уверовали в этих героев, как верят в знаки свыше или в присутствие мистических существ.

Стало быть, если хочешь представить, какой была повседневная жизнь на архипелаге и берегах Малой Азии в конце бронзового века, вполне естественно обратиться не к одному Гомеру, но и к другим поэтам. Стоит вопросить жрецов, составителей генеалогий и мифографов, историков и драматургов, художников-керамистов, скульпторов и философов ушедших времен. Короче говоря, надо воззвать к литературной и художественной традициям, что даст не только имена, но и высветит душу людей и предметов. Все, кто хоть немного пожил среди пастухов, крестьян, торговцев и моряков Балкан и Анатолии, знают, с какой простотой и благоговейной точностью на протяжении веков там передаются семейные воспоминания: происхождение, имена собственные, миграции, удачи и неудачи, особенно если постепенно все это обретает нерушимую форму стихотворных песнопений, образов или произведений искусства. В странах устной культуры письмена улетучиваются, но остаются слова. Память здесь оказывается свежее и надежнее, а слово – воистину весомо и по смыслу, и по своим последствиям. Облик старца Нестора из Пилоса или юного Ахилла из Фтии, несомненно, куда меньше изменился за 500 лет устной традиции, чем за 500 лет письменных фантазий.

Археология

Страсть к археологии и этимологии родилась отнюдь не сегодня. Я не говорю об искателях сокровищ и грабителях могил – подобная публика существовала в Греции во все времена. Речь идет о серьезных, вдумчивых исследователях, таких, как Фукидид, Диодор, Страбон, Плутарх, Павсаний. Чтобы придать истории глубину, они искали исчезнувшие микенские города и памятники, поставленные героям. Они описывали циклопические стены крепостей, а также идолов, якобы сотворенных легендарным Дедалом. Правители и цари, вроде Ксеркса, Александра Македонского, Юлия Цезаря или Константина, совершали паломничество в Троаду и бродили по полям ubi Troja fuit ^{1} . И никто не сомневался в том, что Гомер вещал чистую правду. Ликование не знало пределов, когда во время раскопок из так называемой «гробницы Алкмены», матери Геракла, в двадцати пяти километрах к западу от Фив, или из гробницы Диктиса в Кноссе извлекали никому не ведомые письмена, современные, как тогда полагали, Троянской войне. Во множестве святилищ эпохи эллинизма хранились реликвии; эрудиты составляли их описания и каталоги; гиды показывали и объясняли посетителям, чем уникальна каждая из них. Так, в 99 году до н. э. Тимахид перечислял и описывал в линдосском храме Афины на Родосе приношения по обету Кадма, Миноса, Геракла, Тлеполема и всех героев Троянского цикла, включая Прекрасную Елену, по которой тщетно вздыхал. Путешественникам и коллекционерам эпохи Возрождения, недостаточно хорошо владевшим греческим, а также гуманистам XVIII и XIX веков, странствовавшим по Оттоманской империи, оставалось лишь следовать по стопам прежних любителей «редчайшей и древнейшей эрудиции» из Морей или с уступов Леванта. Но даже лучшие умы, столкнувшись с мифами и руинами, оказывались не в состоянии отличить правдивое от правдоподобного. Для них греческая история начиналась не с первой Олимпиады в 776 году до н. э., а во времена, когда фессалиец Эллин дал имя всем грекам, то есть в 1519 году до Рождества Христова.

Именно с такими чувствами немец из Мекленбурга Генрих Шлиман, удачливый коммерсант и страстный любитель античности, в июле 1868 года отправился на Итаку искать дворец Одиссея. Нашел он тогда лишь остатки захоронений железного века и руины архаического города Алалкомен, но тем не менее в апреле 1870-го решил возобновить многообещающие исследования американского консула Фрэнка Калверта на месте предполагаемого расположения древней Трои у входа в Дарданеллы. С «Илиадой» в руках он мерил шагами поле битвы, пытаясь определить место стоянки кораблей и расположение великой стены ахейцев к югу от мыса Кум-Кале. Среди множества существовавших в то время гипотез Шлиман склонился к той, что предполагала искать город Приама и Гектора на холме рядом с деревушкой Гиссарлык (по-турецки: «место, где стоит крепость»). Пусть этот холмик всего метров на тридцать возвышался над равниной, и обойти его можно было меньше чем за четверть часа, пусть он мало походил на весьма точные описания «Илиады», Шлиман не сомневался в том, что однажды откопает там мощные укрепления Илиона, города, овеваемого ветрами, полного сокровищ, храмов и дворцов.

Воодушевленный мечтой, щедро расточая целое состояние, заработанное на торговле индиго, энтузиаст принялся за дело сначала вдвоем с женой, молодой гречанкой Софьей, а потом – с помощниками: архитекторами Хефлером и Дерпфельдом и археологом Эмилем Бюрнуфом. С октября 1871 по 1873 год, с 1878 по 1883-й и с 1887 по 1890 год экспедиции под руководством Шлимана раскопали девять основных слоев наложившихся друг на друга развалин. Во время третьего сезона, в 1873 году, в слоях на уровне пожара, обуглившего развалины второго от материка слоя, Шлиман обнаружил клад золотых украшений и смело назвал его сокровищами Приама. Стратификация была тщательно соблюдена, изучена и опубликована, но разрушения верхних слоев, нанесенные отчасти греками и римлянами, а отчасти – археологами, оказались слишком значительными, и в то время не хватило сравнительного материала, чтобы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу. Раскопки пришлось возобновить и продолжить, руководствуясь более строгой и точной методикой, разработанной американскими учеными из университета Цинциннати. Их группа под руководством Карла Бледжена трудилась с 1932 по 1938 год, и лишь тогда стало ясно, насколько легенда близка к истории.

Действительно, предание гласит, что в эпоху героев на одном и том же месте существовали две цитадели: первая – во времена царя Лаомедонта, и кольцо ее укреплений строили боги Аполлон и Посейдон. Царь не пожелал дать небожителям обещанную плату, и один наслал на город чуму, а другой – морское чудище, пожиравшее всех подряд. В жертву ненасытной твари уже хотели принести Гесиону, дочь царя, но тут явился Геракл и спас девушку. А так как герой, в свою очередь, не получил обещанной награды, он собрал друзей и с боем взял город. Во второй Трое правил Приам, внук Лаомедонта. К тому времени, когда ахейцы под предводительством Агамемнона, спрятавшись в брюхе деревянного коня, захватили и сожгли город, царь успел достигнуть весьма преклонных лет. И вот археологи доказали, что только шестое по счету поселение на месте Трои, окруженное мощной сгеной с бастионами, погибло около 1300 года до н. э. в результате какого-то катаклизма, вероятно, землетрясения, а Трою VII А ^{2} сожгли в 1250–1240 годах до Рождества Христова. Широкий и глубокий слой пепла (местами – почти метровый) покрывает развалины небольших, плотно поставленных домов внутри крепостной стены. Сохранились огромные глиняные кувшины для провизии, осколки керамики местного производства, несколько двуручных ваз и горшков микенского стиля, а также – скелеты убитых жителей города. Между тем 1250–1240 годы – именно то время, к которому старейший греческий историк Геродот (История II, 145; VII, 171) относит Троянскую войну!

Пока Софья Шлиман производила на свет двоих детей – Агамемнона и Андромаху, отец семейства искал в Микенах прах их знаменитых тезок. Вооружась книгой старинного автора Павсания, с февраля 1874 года он вел раскопки в кольце циклопических укреплений города. Позже, в августе – ноябре 1876 года Шлиман заложил три раскопа: один – вне укреплений, рядом с двумя монументальными памятниками, которые он назвал гробницами Эгисфа и Клитемнестры, другой – на подступах к прославленным Львиным воротам и, наконец, третий – за ними. Под четырехфутовым слоем мусора, скопившегося за тысячелетия, в кругу вертикально поставленных плит Шлиман обнаружил пять выдолбленных в скале прямоугольных могил. Шестую в 1877 году откопал Стаматакис, греческий археолог, получивший задание контролировать и продолжать работу. В погребениях оказалось 19 скелетов (в том числе два детских и девять женских), украшенных драгоценностями и золотыми погребальными масками, рядом стояли деревянные ларцы и сотни сосудов из металла и расписной глины. При виде такого сокровища – более сорока килограммов золота! – Шлиман окончательно уверовал, что сумел отыскать не до конца сгоревшие останки Агамемнона, Кассандры, Эвримедона и членов семьи Пелопса. Лишь кропотливые исследования В. Дерпфельда и греческих археологов XX века позволили выяснить, что тела были захоронены, а не сожжены, следовательно, не могут считаться останками героев Троянской войны; что некрополь хранил, как минимум, вдвое больше погребений и, наконец, что вся обнаруженная утварь относится к XVI веку (приблизительно 1600–1510 гг. до н. э.), а не к эпохе битвы в Троаде. И хотя Шлиман не смог разбудить своих героев, он воскресил микенскую цивилизацию!

Его славе не хватало лишь одного украшения – Тиринфа, твердыни Прета, Персея, Амфитриона и Эврисфея. Места унижения Геракла, или, как его называли римляне, – Геркулеса. Предварительный зондаж в августе 1876 года, раскопки Тиринфа Шлиманом и Дерпфельдом в 1884 году, Дерпфельдом и Kapo – в 1905-м впервые явили миру истинную форму дворца микенской эпохи, причем именно такого, какой описан у Гомера. Широкая публика узнала слова циклопический перибол– крепостная стена из мощных каменных блоков, мегарон– просторный квадратный зал с четырьмя колоннами и очагом в центре, пропилеи– монументальный «вестибюль», гинекей– женские покои в доме, покрытые фресками (при ближайшем рассмотрении оказавшимися росписью по сухой штукатурке), пифосы– огромные кувшины емкостью 100–250 литров, килик– чаша для питья на высокой ножке, депас амфикипеллон– гомеровский термин, согласно Шлиману, означавший чашу удлиненной формы с двумя высокими ручками. Одновременно нам открылась значительная часть повседневной жизни микенских военных вождей, героев или жестоких деспотов, правивших Арголидой за 13–14 сотен лет до Рождества Христова.

Пример славного изыскателя (в 1886 году мы вновь обнаруживаем его в компании с Дерпфельдом на раскопках Орхомена в Беотии) не мог не послужить стимулом к целой серии исследований, не завершенных и поныне. Но в длинном перечне тех, кто вплотную занимался микенской археологией, пять-шесть имен стоят особняком. Прежде всего это Кристос Цунтас, Ален Дж. В. Вейс, Георгий Милонас, большую часть жизни посвятившие изучению развалин Микен и, кроме того, древнейшей истории Фессалии, Пелопоннеса (раскопки в Вафио – на родине «белокурого» Менелая), Элевсия, Кикладских островов. Г. Милонасу посчастливилось работать с И. Пападимитриу в 1951–1954 годах и в ходе раскопок обнаружить, на сей раз – вне стен города, второй круг царских гробниц, оказавшийся на полвека древнее, чем первый. А как забыть о работах Курунистиса и ученых из Цинциннатского университета, трудившихся под руководством Карла Бледжена на холме Ано Энглианос в семнадцати километрах к северу от современного Пилоса в Мессении (1938–1939; 1952–1962)? Используя более осторожные и консервативные методы, нежели их предшественники, например деление на квадраты и послойное изучение с помощью химического и электронного анализа, чаще пуская в ход лезвие ножа, щеточку и кисть, чем заступ и лопату землекопа, греко-американская группа явила нам дворец легендарного Нестора и его потомков, а главное – архивы, точнее, бухгалтерию царского дома Пилоса. Невероятное сокровище, несравнимо более драгоценное, чем все килограммы микенского золота, ибо оно позволило увеличить почти на 500 лет письменный период истории эллинской цивилизации! Плюс к тому мы увидели двадцатый дворец микенской эпохи в Греции и на островах. Еще одно великое имя в микенологии – Спиридон Маринатос, исследователь Крита минойской и микенской эпохи, своего родного острова Кефалении, Фермопил, купольных гробниц Мессении и Марафонского поля, микенских цитаделей Пелопоннеса и, наконец, счастливый первооткрыватель минойского города, погребенного под вулканическим пеплом Санторина около 1520 года до н. э.

Какая громадная разница между этими терпеливыми «воскресителями» уснувшего мира, с почтением относящимися к любому черепку или обгорелому кусочку дерева, самым обычным следам на камне или глине, и Артуром Эвансом, знаменитым «раскопщиком» Кносса, не заметившим или не пожелавшим заметить, что последние слои и архивы его так называемого «дворца Миноса» принадлежат исключительно микенскому периоду!

Наконец, нельзя умолчать о М. Корфманне и его экспедиции. С 1984 по 1992 год они открыли порт ахейцев возле Бешик-тепе и внушительный город Илион у подножия Гиссарлыка.

В последние 50 лет школы археологов, работающих в Греции, на Кипре и берегах Анатолии, охватило серьезное соперничество. Из Соединенных Штатов Америки, Швеции, Дании, Польши, Бельгии, Германии, а также из Италии и Франции прибывают группы исследователей и довольно быстро публикуют отчеты о своих изысканиях и раскопках. Эти ежемесячные отчеты занимают по три-четыре тысячи печатных страниц, и все-таки ученые не успевают за местными крестьянами: искателями сокровищ, предпринимателями, закладывающими фундаменты новых зданий, а главное – они не в состоянии конкурировать со Службой дорог и мостов, которая прокладывает пути и сооружает плотины, изрядно перелопачивая древнюю землю Эллады. Число случайных открытий таково, что специалисты не в силах охватить все. В гомеровском «Каталоге кораблей» из II песни «Илиады» упоминаются 164 поселения, по большей части микенских. В 1969 году число известных нам микенских населенных пунктов, процветавших в XIII веке до н. э., только в континентальной Греции, на островах Ионических, Кикладах и Додекадах достигало 413. И это если не упоминать ни о Крите (более ста населенных пунктов), ни о Кипре, ни о побережьях Малой Азии, ни о Сицилии и Италии (приблизительно по 15 поселений на каждом)! Нет исследователя Киклад и Спорад, который ежегодно не находил бы какой-нибудь забытой крепости, на худой конец – вазы с характерной ручкой или осколка кувшина времен Троянской войны. То, что в прошлом столетии было далекой мечтой Шлимана, сегодня стараниями археологов – профессионалов и любителей – обратилось в реальность, которая, подобно тысячеглавой Гидре или тысячеокому Аргусу, с насмешкой следит за нами из узких музейных витрин.

Ахейцы и египтяне?

По-настоящему история начинается с письменных свидетельств. Из четырех методов, предложенных для датировки Троянской войны, – эпическая традиция, подсчеты древних авторов, всякого рода фрагменты, извлеченные при раскопках, эпиграфика – последняя наиболее достойна доверия… будь надписи многочисленны и ясны. Но это далеко не так. Полагали, что иероглифы Египта, земли, где находят великое множество микенской керамики XIV века, запечатлели упоминания об ахейцах гомеровской эпохи, а потому лишенные гласных слоги языка фараонов лихо читали, как подсказывало сердце:

– акхауаша, акайюша, агяваша… В имени Dne(дне, дене, дениен, дено) так хотелось увидеть данайцев «Илиады», то есть греков! Ныне эти слова читают как эквеш и днн. Последнее уверенно идентифицируют с племенем адана в Киликии – стране лувийской, а отнюдь не греческой. «Эквеш» же никак не вписываются в число эллинских народов, поскольку они практиковали обрезание. Что до «тех, кго живет на островах среди Великой (или Сугубой) Зелени», то ученые стали задумываться всерьез, не идет ли речь просто-напросто о самих обитателях дельты Нила. Во всяком случае, термин «народы моря» (являвшиеся противниками Меренптаха приблизительно в 1230 году и Рамзеса III – около 1190 года до н. э.), как правило, связывают с карийцами, ликийцами, памфилийцами и киликийцами с южного побережья Анатолии, а также с филистимлянами из Ханаана и азиатами, чьи вожди говорят «шалом», но никак не с коалицией ахейцев вроде той, что разорила Троаду.